Г. К. ЖУКОВ,

Маршал Советского Союза,

четырежды Герой Советского Союза

[19]

НАЧАЛО ВОЙНЫ

В ночь на 22 июня 1941 года всем работникам Генерального штаба и Наркомата обороны было приказано оставаться на своих местах. Необходимо было как можно быстрое передать и округа директиву о приведении приграничных войск в боевую готовность. В это время у меня и наркома обороны шли непрерывные переговоры с коми иду видим и округами и начальниками штабов, которые докладывали нам об усиливавшемся шуме по ту сторону границы. Эти сведения они получали от пограничников и передовых частей прикрытии.

Примерно в 24 часа 21 июня командующий Киевским округом М.П. Кирпонос, находившийся на своём командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ, что, кроме перебежчика, о котором сообщил генерал М.А. Пуркаев, в наших частях появился ещё один немецкий солдат — 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии. Он переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление. М.П. Кирпоносу было приказано быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность.

Всё говорило о том, что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 00.30 минут ночи И. В. Сталину. И. В. Сталин спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно.

После смерти И. В. Сталина появились версии о том, что некоторые командующие и их штабы в ночь на 22 июня, ничего не подозревая, мирно спали или беззаботно веселились. Это не соответствует действительности. Последняя мирная ночь была совершенно иной.

Как я уже сказал, мы с Наркомом обороны по возвращении из Кремля неоднократно говорили по ВЧ с командующими округами Ф. И. Кузнецовым, Д. Г. Павловым, М. П. Кирпоносом и их начальниками штабов, которые находились на своих командных пунктах.

Под утро 22 июня Н. Ф. Ватутин и я находились у наркома обороны С. К. Тимошенко в его служебном кабинете в Наркомате обороны.

В 3 часа 07 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф. С. Октябрьский и сообщил: «Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолётов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний».

Я спросил адмирала:

   — Ваше решение?

   — Решение одно: встретить самолёты огнём противовоздушной обороны флота.

Переговорив с С. К. Тимошенко, я ответил Ф. С. Октябрьскому:

   — Действуйте и доложите своему наркому.

В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В. Е. Климовских доложил о налёте немецкой авиации на города Белоруссии. Минуты через три начальник штаба Киевского округа генерал М. А. Пуркаев доложил о налёте авиации на города Украины. В 3 часа 40 минут позвонил командующий Прибалтийским военным округом генерал Ф. И. Кузнецов, который доложил о налётах вражеской авиации на Каунас и другие города.

Нарком приказал мне звонить И. В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны.

   — Кто говорит?

   — Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.

   — Что? Сейчас?! — изумился начальник охраны. — Товарищ Сталин спит.

   — Будите немедля: немцы бомбят наши города!

Насколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили:

   — Подождите.

Минуты через три к аппарату подошёл И. В. Сталин.

Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И. В. Сталин молчит. Слышу лишь его дыхание.

   — Вы меня поняли?

Опять молчание.

Наконец И. В. Сталин спросил:

   — Где нарком?

   — Говорит по ВЧ с Киевским округом.

   — Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскрёбышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро.

В 4 часа и вновь разговаривал с Ф. С. Октябрьским. Он спокойным тоном доложил:

   — Вражеский налёт отбит. Попытка удара по нашим кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения.

Я хотел бы отметить, что Черноморский флот во главе с адмиралом Ф. С. Октябрьским был одним из первых наших объединений, организованно встретивших вражеское нападение.

В 4 часа 10 минут Западный и Прибалтийский особые округа доложили о начале боевых действий немецких войск на сухопутных участках округов.

В 4 часа 30 минут утра мы с С. К. Тимошенко приехали в Кремль. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет.

И. В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:

   — Надо срочно позвонить в германское посольство.

В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.

Принять посла было поручено В. М. Молотову.

Том временем первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н. Ф. Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление.

Через некоторое время в кабинет быстро вошёл В. М. Молотов:

   — Германское правительство объявило нам войну.

И. В. Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался.

Наступила длительная, тягостная пауза.

Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.

   — Не задержать, а уничтожить, — уточнил С. К. Тимошенко.

   — Давайте директиву, — сказал И. В. Сталин.

В 7 часов 15 минут 22 июня директива № 2 Наркома обороны была передана в округа. Но по соотношению сил и сложившейся обстановке она оказалась нереальной, а потому и не была проведена в жизнь.

...К 8 часам утра 22 июня Генеральным штабом было установлено, что: сильным ударам бомбардировочной авиации противника подверглись многие аэродромы Западного, Киевского и Прибалтийского особых военных округов, где серьёзно пострадала прежде всего авиация, не успевшая подняться в воздух и рассредоточиться по полевым аэродромам; бомбардировке подверглись многие города и железнодорожные узлы Прибалтики, Белоруссии, Украины, военно-морские базы Севастополя и в Прибалтике; завязались ожесточённые сражения с сухопутными войсками немцев вдоль всей нашей западной границы. На многих участках немцы уже вступили в бой с передовыми частями Красной Армии; поднятые по боевой тревоге стрелковые части, входящие в первый эшелон прикрытия, вступали в бой с ходу, не успев занять подготовленных позиций; на участке Ленинградского военного округа пока было спокойно, противник ничем себя не проявлял.

Около 9 часов С. К. Тимошенко позвонил И. В. Сталину и просил разрешения снова приехать в Кремль, чтобы доложить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации и образовании Ставки Главного Командования, а также ряд других вопросов.

Короткий путь от наркомата до Кремля автомашины наркома и моя покрыли на предельно большой скорости. Со мной был первый заместитель начальника Генштаба Н. Ф. Ватутин, у которого находилась карта с обстановкой стратегического фронта. По старой привычке проверить себя, перебрал в памяти взятые с собой бумаги: их было немного, в том числе проект решения о создании Ставки Главного Командования — высшего органа руководства военными действиями вооружённых сил. Документ был заранее разработан Генштабом и одобрен наркомом.

Нас встретил А. Н. Поскрёбышев и сразу проводил в кабинет И. В. Сталина. Члены Политбюро уже находились там. Обстановка была напряжённой. Все молчали.

И. В. Сталин молча ходил по кабинету с нераскуренной трубкой, зажатой в руке.

   — Ну, давайте, что там у вас? — сказал он.

С. К. Тимошенко доложил о проекте создания Ставки Главного Командования. И. В. Сталин посмотрел проект, но решение не принял и, положив бумагу на стол, коротко бросил:

   — Обсудим на Политбюро.

Осведомившись об обстановке, И. В. Сталин сказал:

   — В 12 часов по радио будет выступать Молотов.

Прочитав проект Указа о проведении мобилизации и частично сократив её размеры, намеченные Генштабом, И. В. Сталин передал Указ A. Н. Поскрёбышеву для утверждения в Президиуме Верховного Совета. Этим Указом с 23 июня объявлялась мобилизация военнообязанных 1905-1918 годов рождении на территории четырнадцати, то есть почти всех военных округов, за исключением Среднеазиатского, Забайкальского и Дальневосточною, а также вводилось военное положение в европейском части страны. Здесь все функции органов государственной власти в отношении обороны, сохранения общественного порядка и обеспечения государственной безопасности переходили к военным властям. Им предоставлялось право привлекать население и все средства транспорта для оборонных работ и охраны важнейших военных и народнохозяйственных объектов.

22 июня Прибалтийский, Западный и Киевский особые военные округа были преобразованы соответственно в Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты.

Примерно в 13 часов мне позвонил И. В. Сталин и сказал:

   — Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать нас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлём Шапошникова и Кулика. Я их вызывал к себе и дал соответствующие указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущёвым выехать в штаб фронта в Тернополь.

Я спросил:

   — А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?

И. В. Сталин ответил:

   — Оставьте за себя Ватутина.

Потом несколько раздражённо добавил:

   — Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдёмся.

Я позвонил домой, чтобы меня не ждали, и минут через 40 был уже в воздухе. Тут только вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел. Выручили лётчики, угостившие меня крепким чаем с бутербродами.

К исходу дня я был в Киеве в ЦК КП(б)У, где меня ждал Н. С. Хрущёв. Он сказал, что дальше лететь опасно. Немецкие лётчики гоняются за транспортными самолётами. Надо ехать на машинах. Получив от Н. Ф. Ватутина по ВЧ последние данные обстановки, мы выехали в Тернополь, где в это время был командный пункт командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника М. П. Кирпоноса.

На командный пункт прибыли поздно вечером, и я тут же переговорил по ВЧ с Н. Ф. Ватутиным.

Вот что рассказал мне Николай Фёдорович:

   —  ...По данным авиационной разведки, бои идут в местах наших укреплённых районов и частично в 15-20 километрах в глубине нашей территории. Попытка штабов фронтов связаться непосредственно с войсками успеха не имела, так как с большинством армий и отдельных корпусов не было ни проводной, ни радиосвязи...

Сложившееся положение было детально обсуждено на Военном совете фронта. Я предложил М. П. Кирпоносу немедленно дать предварительный приказ о сосредоточении механизированных корпусов для нанесения контрудара по главной группировке армий «Юг», прорвавшейся в районе Сокаля. К контрудару привлечь всю авиацию фронта и часть дальней бомбардировочной авиации Главного Командования. Командование и штаб фронта, быстро заготовив предварительные боевые распоряжения, передали их армиям и корпусам.

Надо отметить большую собранность и великолепные организаторские способности начальника штаба фронта М. А. Пуркаева и начальника оперативного отдела штаба фронта И. X. Баграмяна, проявленные ими в этой очень нервной обстановке первого дня войны.

В 9 часов утра 23 июня мы прибыли на командный пункт командира 8-го механизированного корпуса генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева. Я хорошо знал его ещё по работе в Киевском особом военном округе. По внешнему виду комкора и командиров штаба нетрудно было догадаться, что они совершили нелёгкий путь. Они очень быстро прошли из района Дрогобыча в район Броды, настроение у них было приподнятое...

Д. И. Поскрёбышев показал на карте, где и как располагается корпус. Он коротко доложил, в каком состоянии его части.

   — Корпусу требуются сутки для полного сосредоточения, приведения в порядок материальной части и пополнения запасов, — сказал он. — За эти же сутки будет произведена боевая разведка и организовано управление корпусом. Следовательно, корпус может вступить в бой всеми силами утром 24 июня.

   — Хорошо, — ответил я. — Конечно, лучше было бы нанести контрудар совместно с 19-м и 22-м механизированными корпусами, но они, к сожалению, выходят в исходные районы с опозданием. Ждать полного сосредоточения корпусов нам не позволит обстановка. Контрудару 8-го механизированного корпуса противник может противопоставить сильный танковый и противотанковый артиллерийский заслон. Учитывая это обстоятельство, нужно тщательно разведать местность и противника.

Только Д. И. Рябышев что-то хотел сказать мне, как раздалась команда: «Воздух!»

   — Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — спокойно заметил Дмитрий Иванович, — а мы ещё не успели вырыть противовоздушные щели. Так что, товарищ генерал армии, придётся условно считать, что мы уже укрыты в щели.

Договорившись с командиром корпуса по принципиальным вопросам, к вечеру мы вернулись в Тернополь на командный пункт фронта.

Начальник штаба фронта генерал-лейтенант М. А. Пуркаев и командующий фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос доложили:

— На всех участках фронта идут бои. Главное предельно ожесточённое сражение разыгрывается в районе Броды — Дубно — Владимир-Волынский. 9-й и 19-й механизированные корпуса 25 июня выходят в леса в районе Ровно. Мы решили, — сказал командующий фронтом, — 24 июня, не ожидая полного сосредоточения корпусов, начать контрудар на Клевань и Дубно. Командующий 5-й армией, кроме 22-го мехкорпуса, должен объединить действия 9-го и 19-го механизированных корпусов и оказать им необходимую помощь.

Решение было разумным, и я согласился с командованием фронта, предложив, однако, проверить обеспечение взаимодействия между корпусами и авиацией фронта.

24 июня в наступление перешёл 8-й механизированный корпус Д. И. Рябышева в направлении на Берестечко. Мы возлагали большие надежды на этот корпус. Он был лучше других укомплектован новейшей танковой техникой и неплохо обучен. 15-й механизированный корпус под командованием генерала И. И. Карнезо наступал восточнее Радехова. Удар этих корпусов, в частности удачные действия 8-го механизированного корпуса, очень скоро почувствовали немецкие войска. Особенно это сказалось после разгрома 57-й пехотной дивизии, которая прикрывала правый фланг 48-го мотокорпуса группы Клейста.

...Из разговоров по телефону с командующим 6-й армией генералом И. Н. Музыченко и командующим 26-й армией генералом Ф. Я. Костенко мне стало известно, что наступавшая 17-я армия противника нанесла главный удар на Львовском направлении.

...Находясь на командном пункте Юго-Западного фронта, мы сосредоточили главное внимание на Дубненском направлении, где развернулись главные сражения на Украине...

Пленные немцы показали, что с захватом Равы-Русской их командование предполагало ввести вдело 14-й моторизованный корпус. Рава-Русский укреплённый район с первых минут войны оборонялся 35-м и 140-м отдельными пулемётными батальонами, 41-й стрелковой дивизией генерал-майора Г. Н. Микушева и пограничным отрядом майора Я. Д. Малого.

Командование 17-й немецкой армии развернуло на этом участке пять пехотных дивизий. Несмотря на мощный артиллерийский огонь, авиационные удары и настойчивые атаки, вражеским войскам не удавалось захватить Рава-Русский укреплённый район и сломить сопротивление 41-й стрелковой дивизии. Во второй половине дня 22 июня 41-я дивизия, имевшая в своём составе два артиллерийских полка, дополнительно была усилена 209-м корпусным артиллерийским полком, вооружённым 152-миллиметровыми орудиями. Войска противника в этот день понесли большие потери, не достигнув успеха.

Перемышльский укреплённый район оборонялся 52-м и 150-м отдельными пулемётными батальонами и 92-м пограничным отрядом. Части укреплённого района заняли свои сооружения к 6 часам утра 22 июня, и им вместе с пограничниками и вооружёнными отрядами рабочих и служащих пришлось первыми принять на себя огонь и атаки врага.

Несколько часов мужественные защитники города сдерживали натиск превосходящего по своим силам противника. Затем по приказу начальника 92-го погранотряда они отошли за город, где вновь задержали противника. Это позволило подтянуть к Перемышлю 99-ю стрелковую дивизию полковника В. И. Дементьева. 23 июня совместно со сводным батальоном пограничников она перешла и контратаку и выбила фашистов из города.

23 июни немцы возобновили атаки, особенно сильные на Рава-Русском направлении. Кое-где вражеским частям удалось вклиниться в оборону 41-й дивизии, но благодаря твёрдому руководству генерала Г. Н. Микушева противник контратакой был вновь отброшен в исходное положение.

Однако к исходу этого дня немецкие войска нашли уязвимое место: они нанесли сильный удар на стыке Рава-Русского и Перемышльского районов, который оборонился 97-й и 159-й стрелковыми дивизиями. Последняя, находившаяся в стадии развёртывания, имела в своём составе значительное количество солдат из необученного запаса. Не сумев выдержать атаку противника, она начала отход, создав тяжёлую ситуацию для соседних частей. Предпринятые командующим 6-й армией генералом И. Н. Музыченко контрмеры положение не выправили, и к исходу 24 июня разрыв обороны достиг здесь 40 километров.

Укреплённые Рава-Русский и Перемышльский районы всё ещё продолжали успешно отражать вражеские а гаки. 99-я дивизия, нанося большие потери противнику, не сдала ни одного метра своих позиций. За героические действия она была награждена орденом Красного Знамени.

Так же успешно действовала и 41-я стрелковая дивизия. Лишь в связи с вклинением значительной группы вражеских войск на участке 159-й дивизии и угрозой обхода укреплённых, районов в ночь на 27 июня командованием фронта она была отведена на тыловые рубежи.

Что касается 99-й стрелковой дивизии, то она удерживала Перемышль в течение 23—28 июня и только утром 29 июня по приказу командования оставила город.

25—26 июня боевые действия продолжались с нарастающей силой. Противник бросил сюда массу боевой авиации. В воздухе и на земле происходили ожесточённые схватки. Обе стороны несли большие потери. Зачастую немецкая авиация не выдерживала смелых ударов наших лётчиков и отходила на свои аэродромы.

В связи с выходом передовых частей противника в район Дубно генерал Д. И. Рябышев получил приказ повернуть туда свой 8-й корпус. 15-й механизированный корпус нацеливал основные силы в общем направлении на Берестечко и далее тоже на Дубно. В район Дубно направлялись и подходившие 36-й стрелковый и 19-й механизированный корпуса. Ожесточённое сражение в районе Дубно началось 27 июня.

Немцы сразу же усилили свои войска 55-м армейским корпусом. Это спасло дубненскую группировку врага от полного разгрома. Понеся большие потери, противник вынужден был снимать войска с других направлений и перебрасывать их к Дубно.

Нашим войскам не удалось полностью разгромить противника и приостановить его наступление, но главное было сделано: вражеская ударная группировка, рвавшаяся к столице Украины, была задержана в районе Броды — Дубно и обессилена.

...Чтобы продолжить наступление на Киевском направлении, немецкому командованию потребовалось перебросить из стратегических резервов значительную группу войск и сотни танков с экипажами на пополнение частей фон Клейста.

Если бы в войсках Юго-Западного фронта были лучше организованы сухопутная и воздушная разведка, более тщательно отработано взаимодействие и управление войсками, результат контрудара был бы ещё значительнее.

В этих сражениях показали себя с самой лучшей стороны 22-й механизированный корпус под командованием генерал-майора С. М. Кондрусева, 27-й стрелковый корпус 5-й армии генерал-майора П. Д. Артеменко, 8-й мехкорпус Д. И. Рябышева.

Притом действия 8-го механизированного корпуса могли дать больший эффект, если бы комкop не разделил корпус на две группы и вдобавок не поручил командование одной из групп бригадному комиссару Н. К. Попелю, имевшему достаточной оперативно-тактической подготовки для руководства большим сражением.

Из переговоров в те дни по ВЧ с генералом Н. Ф. Ватутиным мне было известно, что на Западном и Ceвepo-Западном фронтах командующие и штабы пока ещё не имеют устойчивой связи с командующими армиями. Дивизиям и корпусам приходится драться с врагом изолированно, без взаимодействия с соседними войсками и авиацией и без надлежащего руководства высших инстанций. Из сообщений Николая Фёдоровича мне стало ясно, что на Западном и Северо-Западном фронтах сложилась крайне тяжёлая обстановка.

Николай Фёдорович говорил, что И. В. Сталин нервничает и склонен винить во всём командование Западного фронта, его штаб, упрекает в бездеятельности маршала Г. И. Кулика. Маршал В. М. Шапошников, находившийся при штабе Западного фронта, сообщил, что Г. И. Кулик 23 июня был в штабе 3-й армии, но связь с ней прервалась.

Однако через некоторое время с помощью различных источников Генштабу удалось установить, что крупные группировки бронетанковых и моторизованных войск противника прорвались на ряде участков этих фронтов и быстро продвигаются в пределы Белоруссии и Прибалтики...

Рано утром 26 июня генерал Н. Ф. Ватутин сообщил мне на командный пункт в Тернополь:

   — Дела в Прибалтике и Белоруссии сложились крайне неблагоприятно. 8-я армия Северо-Западного фронта отходит на Ригу. 11-я армия пробивается в направлении Полоцка; для усиления фронта перебрасывается из Московского военного округа 21-й механизированный корпус.

Товарищ Сталин приказал сформировать Резервный фронт и развернуть его на линии Сущёво — Невель — Витебск — Могилёв — Жлобин — Гомель — Чернигов — река Десна — река Днепр. В состав Резервного фронта включаются 19, 20, 21-я и 22-я армии.

В основном это был тот рубеж, который мы с наркомом С. К. Тимошенко и группой работников Генштаба рекогносцировали в мае этого года, предполагая провести здесь командно-штабные учения для проверки наших расчётов по организации управления войсками оперативного масштаба.

Командование фронтов, Ставка Главного Командования, Генеральный штаб в эти дни всё ещё не имели полных сведений о войсках противника, развернувшихся против наших фронтов. О танках, авиации и моторизованных частях Генеральный штаб получал с фронтов явно преувеличенные сведения. Сейчас, когда в наших руках имеются почти исчерпывающие сведения о группировках сторон, для полноты картины первых дней войны следует рассмотреть дислокацию советских войск приграничных военных округов, а затем и немецких войск, вторгшихся тогда в нашу страну.

По этому вопросу написано немало статей и книг, но в ряде случаев тенденциозно и без знания дела.

В этих работах сообщалось, что 170 наших дивизий накануне войны были рассредоточены на обширной территории: до четырёх с половиной тысяч километров по фронту от Баренцева до Чёрного моря и на 400 километров в глубину, не имея необходимой для отпора врагу плотности на основных направлениях.

Это не совсем так. Общее расстояние от Баренцева до Чёрного моря действительно составляет 4,5 тысячи километров, если считать не только сухопутные участки пяти приграничных округов, но и всё морское побережье, которое прикрывалось лишь береговой обороной и Военно-Морским Флотом.

Но дело в том, что от Таллина до Ленинграда на побережье Финского залива войск вообще не было. Поэтому 170 наших дивизий в действительности занимали всего лишь 3375 километров, а не 4,5 тысячи километров. На протяжении сухопутной границы советские войска находились в различных группировках далеко не равной плотности, в зависимости от местных условий и оперативно-тактической значимости каждого данного участка.

Так, на Северном фронте (Ленинградский военный округ) протяжённостью 1275 километров располагались всего двадцать одна дивизия и одна стрелковая бригада, в среднем на дивизию приходился почти 61 километр.

На сухопутных участках Прибалтийского, Западного, Киевского особых военных округов и Одесского военного округа протяжённостью 2100 километров дислоцировались 149 дивизий и 1 бригада. В среднем на дивизию на этом важнейшем участке приходилось немногим больше 14 километров. Таковы факты.

Эти силы накануне войны были расположены следующим образом:

Прибалтийский особый военный округ (командующий генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, член Военного совета корпусной комиссар П. А. Диброва, начштаба генерал-майор П. С. Кленов) имел 25 дивизий, в том числе 4 танковые, 2 моторизованные дивизии и 1 стрелковую бригаду.

Западный особый военный округ (командующий генерал армии Д. Г. Павлов, член Военного совета корпусной комиссар А. Ф. Фоминых, начштаба генерал-майор В. Е. Климовских) имел 24 стрелковые, 12 танковых, 6 моторизованных, 2 кавалерийские дивизии.

Киевский особый военный округ (командующий генерал-полковник М. П. Кирпонос, член Военного совета дивизионный комиссар Е. П. Рыков, начштаба генерал-лейтенант М. А. Пуркаев) имел 32 стрелковые, 16 танковых, 8 моторизованных, 2 кавалерийские дивизии.

Одесский военный округ (командующий генерал-лейтенант Я. Т. Черевиченко, член Военного совета корпусной комиссар А. Ф. Колобяков, начштаба генерал-майор М. В. Захаров) включал 13 стрелковых, 4 танковые, 2 моторизованные и 3 кавалерийские дивизии.

Как видим, самая сильная группировка наших войск находилась в составе юго-западного направления (КОВО и ОдВО). Она насчитывала 45 стрелковых, 20 танковых, 10 моторизованных, 5 кавалерийских дивизий.

Из числа 149 дивизий и 1 бригады четырёх западных приграничных округов 48 дивизий входили в состав первого эшелона армий прикрытия и были расположены в удалении от государственной границы на 10-50 километров (стрелковые ближе, танковые дальше). Главные силы приграничных округов располагались в 80—300 километрах от государственной границы.

Фланги приморских военных округов прикрывались Военно-Морским Флотом и береговой обороной, которая в основном состояла из артиллерии.

Непосредственно на границе находились пограничные части НКВД.

...главное командование немецких войск сразу ввело в действие 153 дивизии, укомплектованные по штатам военного времени, из них: 29 дивизий против Прибалтийского, 50 дивизий (из них 15 танковых) против Западного особого, 33 дивизии (из них 9 танковых и моторизованных) против Киевского особого округа, 12 дивизий против Одесского округа и до 5 дивизий находилось в Финляндии. 24 дивизии составляли резерв и продвигались на основных стратегических направлениях.

Эти данные нам стали известны в ходе начального периода войны, главным образом из опроса пленных и из трофейных документов. Накануне войны И. В. Сталин, парком обороны и Генеральный штаб, по данным разведки, считали, что гитлеровское командование должно будет держать на Западе и в оккупированных странах не менее 50 процентов своих войск и ВВС.

На самом деле к моменту начала войны с Советским Союзом гитлеровское командование оставило там меньше одной трети, да и то второстепенных дивизий, а вскоре и эту цифру сократило.

В составе групп армий «Север», «Центр» и «Юг» противник ввёл в действие около 4300 танков и штурмовых орудий. Сухопутные войска поддерживались 4980 боевыми самолётами. Войска вторжения превосходили нашу артиллерию почти в два раза, артиллерийская тяга в основном была моторизована.

...Остриё самой мощной группировки германских сухопутных и военно-воздушных сил на нашем западном стратегическом направлении было направлено на Москву. Против Западного фронта действовали войска группы армий «Центр», куда входили две полевые армии (4-я и 9-я) и две танковые группы (2-я и 3-я). Группу армий «Центр» поддерживал 2-й воздушный флот, в составе которого был целый корпус пикирующих бомбардировщиков. Войска группы армий «Центр» были хорошо оснащены артиллерией главного командования, моторизованными, инженерно-строительными частями и сильной вспомогательной техникой.

.Здесь на всех направлениях своих главных ударов немецкие войска создали 5—6-кратное превосходство. Действия главных группировок непрерывно поддерживались ударами с воздуха.

Тяжёлая обстановка сложилась в районе Бреста. Однако сломить сопротивление защитников Брестской крепости врагу не удалось, осаждённые герои дали достойный отпор. Для немцев брестская эпопея оказалась чем-то совершенно неожиданным: бронетанковым войскам группы Гудериана и 4-й немецкой полевой армии пришлось обойти город и крепость.

...26 июня на командный пункт Юго-Западного фронта в Тарнополь мне позвонил И. В. Стадии, и сказал:

— На Западном фронте сложилась тяжёлая обстановка. Противник подошёл к Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где. Маршал Шапошников заболел. Можете вы немедленно вылететь в Москву?

   — Сейчас переговорю с товарищами Кирпоносом и Пуркаевым о дальнейших действиях и выеду на аэродром.

Поздно вечером 26 июня я прилетел в Москву и прямо с аэродрома — к И. В. Сталину. В кабинете И. В. Сталина стояли навытяжку нарком С. К. Тимошенко и мой первый заместитель генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами. И. В. Сталин был не в лучшем состоянии.

Поздоровавшись кивком, И. В. Сталин сказал:

   — Подумайте вместе и скажите, что можно сделать в сложившейся обстановке? — и бросил на стол карту Западного фронта.

   — Нам нужно минут сорок, чтобы разобраться, — сказал я.

   — Хорошо, через сорок минут доложите.

Мы вышли в соседнюю комнату и стали обсуждать положение дел и наши возможности на Западном фронте.

Обстановка там сложилась действительно исключительно тяжёлая. Западнее Минска были окружены и дрались в неравном бою остатки 3-й и 10-й армий, сковывая значительные силы противника. Некоторые части 4-й армии отошли в Припятские леса. С линии Докшицы — Смолевичи — Слуцк — Пинск отходили на реку Березину разрозненные соединения войск, понёсшие в предыдущих боях серьёзные потери. Эти ослабленные войска фронта преследовались мощными группировками противника.

Обсудив положение, мы ничего лучшего не могли предложить, как немедленно занять оборону на рубеже Зап. Двина — Полоцк — Витебск — Орша — Могилёв — Мозырь и для обороны использовать 13, 19, 20, 21-ю и 22-ю армии. Кроме того, следовало срочно приступить к подготовке обороны на тыловом рубеже по линии Селижарово — Смоленск — Рославль — Гомель силами 24-й и 28-й армии резерва Ставки. Помимо этого, мы предлагали срочно сформировать ещё 2—3 армии за счёт дивизий московского ополчения.

Все эти предложения И. В. Сталиным были утверждены и тотчас же оформлены соответствующими распоряжениями.

В своих предложениях мы исходили из главной задачи — создать на путях к Москве глубоко эшелонированную оборону, измотать противника и, остановив его на одном из оборонительных рубежей, организовать контрнаступление, собрав для этого необходимые силы частично за смог Дальнего Востока и главным образом новых формирований.

Где будет остановлен противник, что взять за выгодный исходный рубеж для контрнаступления, какие будут собраны для этого силы, мы тогда ещё не знали. Пока это был всего лишь замысел.

...Несмотря на массовый героизм солдат и командиров, посмотри на мужественную выдержку военачальников, обстановка на всех участках Западного фронта продолжала ухудшаться. Вечером 28 июня наши войска отошли от Минска.

Порвавшись в Минск, вражеские войска начали зверски уничтожать жителей города, предавая огню и разрушениям культурные ценности и памятники старины.

Ставка и Генеральный штаб тяжело восприняли известие о том, что нашими войсками оставлена столица Белоруссии. Все мы понимали, какая тяжкая участь постигла жителей города, не успевших уйти на восток.

29 нюня И. В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного Командования, и оба раза крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на Западном стратегическом направлении.

...Командующим Западным фронтом был назначен нарком С. К. Тимошенко, генерал-лейтенант А. И. Ерёменко его заместителем. В состав фронта с целью усиления включались армии Резервного фронта.

На Северо-Западном фронте обстановка продолжала резко ухудшаться.

...За первые 18 дней войны Северо-Западный фронт потерял Литву, Латвию и часть территории РСФСР, вследствие чего создалась угроза выхода противника через Лугу к Ленинграду, подступы к которому были ещё недостаточно укреплены и слабо прикрыты войсками.

За всё это время Генеральный штаб не получал от штаба Северо-Западного фронта ясных и исчерпывающих докладов о положении наших войск, о группировках противника и местоположении его танковых и моторизованных соединений. Приходилось иногда предположительно определять развитие событий, но такой метод, как известно, не гарантирует от ошибок.

На Западном фронте — Витебское, Оршанское, Могилёвское и Бобруйское направления — развернувшиеся в первых числах июля сражения проходили в условиях подавляющего превосходства мотобронетанковых сил и авиации противника. Наши войска, утомлённые непрерывными боями, отходили на восток, но при этом всё время старались нанести врагу максимум потерь и задержать его возможно дольше на оборонительных рубежах.

На реке Березине наши войска особенно упорно дрались в районе города Борисова, где сражалось Борисовское танковое училище, руководимое корпусным комиссаром И. 3. Сусайковым. К этому времени туда подошла 1-я Московская мотострелковая дивизия под командованием генерал-майора Я. Г. Крейзера. Дивизия была укомплектована по штатам военного времени, хорошо подготовлена и имела на вооружении танки Т-34. Генералу Я. Г. Крейзеру, подчинившему себе Борисовское танковое училище, удалось задержать усиленную 18-ю танковую дивизию противника более чем на двое суток. Это тогда имело важное значение. В этих сражениях генерал Я. Г. Крейзер блестяще показал себя.

На Южном фронте с территории Румынии перешли в наступление немецко-румынские войска, нанося главный удар в направлении Могилёв-Подольский — Жмеринка, создав угрозу выхода во фланг и тыл 12, 26-й и 6-й армиям Юго-Западного фронта.

За первые 6 суток напряжённых боёв противнику удалось прорвать оборону войск Южного фронта и продвинуться вперёд до 60 километров. Положение Юго-Западного фронта в значительной степени ухудшилось, так как в это же время немецкие войска после нескольких попыток всё же сломили оборону в районе Ровно — Дубно — Кременец и устремились в образовавшийся прорыв.

4 июля немецкие войска подошли к Новоград-Волынскому укреплённому району, где их атаки были отбиты с большими для них потерями. Мотобронетанковые силы противника удалось задержать здесь почти на трое суток. Не добившись успеха, противник, перегруппировав свои силы южнее Новоград-Волынского, 7 июля захватил Бердичев и 9 июля — Житомир.

Захват Бердичева и Житомира, а также продолжающееся наступление румыно-немецких войск на Могилёв-Подольском направлении усиливали угрозу окружения 26-й и 6-й армий Юго-Западного фронта. Эти армии, отбиваясь от наседавшего противника, медленно отходили на восток.

Тогда для ликвидации реальной опасности окружения командование Юго-Западного фронта 9 июля организовало контрудар на Бердичев. К контрудару были привлечены 15, 4-й и 16-й механизированные корпуса. С севера в районе Житомира продолжала свои контратаки 5-я армия.

В тот же момент Юго-Западный фронт нанёс сильный контрудар во фланг 1-й танковой группе противника со стороны Коростеньского укреплённого района.

Бои в районе Бердичев — Житомир, начавшиеся 9-го июля, продолжались до 16 июля. Неся большие потери и опасаясь удара с севера во фланг своей главной группировке, командование группы немецких армий «Юг» приостановило своё наступление в районе Житомира.

Это обстоятельство позволило командованию Юго-Западного фронта вывести наконец из-под угрозы окружения основные силы 6-й и 12-й армий и значительно укрепить оборону Киева.

Таким образом, противнику опять не удалось окружить войска Юго-Западного фронта. Немцы были вынуждены всё время вести фронтальные кровопролитные сражения. Бронетанковые и моторизованные соединения группы Клейста так и не смогли добиться прорыва и выхода на оперативный простор.

...Прошло почти три недели с тех пор, как фашистская Германия, поправ договор о ненападении, вторглась своими: вооружёнными силами в пределы нашей страны. Уже за это время гитлеровские войска потеряли около 100 тысяч человек, свыше тысячи самолётов и около половины танков, участвовавших в наступлении.

Советские Вооружённые Силы, и особенно войска Западного фронта, понесли крупные потери, что серьёзно отразилось на последующем ходе событий. Соотношение сил и средств на советско-германском фронте ещё более изменилось в пользу врага. Противник продвинулся вглубь страны на 500-600 километров и овладел важными экономическими районами и стратегическими объектами.

Всё это явилось большой неожиданностью для советского народа и наших войск. Однако в эти тяжёлые дни с особой силой проявилось морально-политическое единение советских людей. С первого же момента, нарастая день ото дня, развернулась грандиозная организаторская и политическая деятельность партии, целиком и полностью посвящённая одной цели — поднять все силы народа на отпор врагу.

...В первые же дни войны по решению Политбюро ЦК ВКП(б) непосредственно на военную работу было направлено более пятидесяти членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), более ста секретарей краевых и областных комитетов партии и ЦК компартий союзных республик, видные и опытные государственные деятели. Партия сразу приняла ряд практических мер по усилению централизованного руководства всеми сторонами жизни страны и боевой деятельности Вооружённых Сил. Был перестроен аппарат ЦК, распределены функции и обязанности между членами ЦК по руководству важнейшими участками военной, хозяйственной и политической работы.

...Неудачи и тяжёлые потери, понесённые в начале войны, осложняли ход борьбы. Войска с боями отходили вглубь страны. Центральный Комитет нашей партии и партийные организации на местах, Государственный Комитет Обороны принимали необходимые меры, чтобы разъяснить народу вынужденные обстоятельства временного отступления.

Несмотря на всю сложность обстановки, партийные организации и советские органы Украины, Белоруссии и Прибалтийских республик развернули успешную работу по мобилизации советских людей на активную борьбу с врагом. Для этой цели на временно оставляемой территории создавались массовые подпольные партийные и комсомольские организации, формировались основные кадры партизанских отрядов, в которые вливались красноармейцы, командиры и политработники частей, вышедших из окружения.

Вступив на нашу землю, немецко-фашистские оккупанты вскоре почувствовали не только ненависть советских людей: им были нанесены ощутимые удары темп, кто ушёл в подполье.

В те дни у советского командования не было иного выхода, кроме как перейти к обороне на всём стратегическом фронте. Ни сил, ни средств для ведения наступательных, особенно крупных, операций не имелось. Нужно было создать большие стратегические резервы войск, хорошо вооружить их, чтобы превосходящей силой вырвать инициативу у противника и перейти к наступательным действиям, начать изгнание вражеских сил из Советского Союза.

Всё это было сделано, но позже.

К стратегической обороне наши войска переходили в процессе вынужденного отхода. Действовать пришлось в невыгодных оперативно-тактических группировках, а при недостатке сил и средств мы не могли иметь глубокого построения обороны, и особенно её костяка — противотанковом обороти.

Нельзя не упомянуть о слабости зенитных средств нашей противовоздушной обороны и отсутствии надлежащего авиационного прикрытия с воздуха. Господство в воздухе в начальном периоде воины было на стороне противника, что значительно подрывало боевую устойчивость нашем армии.

И всё же, несмотря на ряд ошибок и порой недостаточную сопротивляемость самих войск, стратегическая оборона была в основном организована и давала положительный результат.

Как известно, во втором и третьем периодах войны, когда гитлеровцам пришлось испытать горечь поражений на советском фронте, они не смогли справиться с построением такого рода обороны, что наряду с другими факторами и привело их к катастрофе.

Главнейшими целями нашей стратегической обороны в тот период были:

   ● задержать фашистские войска на оборонительных рубежах возможно дольше, с тем чтобы выиграть максимум времени для подтягивания сил из глубины страны и создания новых резервов, переброски их и развёртывания на важнейших направлениях;

   ● нанести врагу максимум потёрт, измотать и обескровить его и этим несколько уравновесить соотношение сил; обеспечить мероприятия, проводимые партией и правительством по эвакуации населения и промышленных объектов вглубь страны, выиграть время для перестройки промышленности на нужды войны; собрать максимум сил для перехода в контрнаступление, с тем чтобы не только сорвать гитлеровский план войны, но и разгромить фашистскую Германию и её сателлитов.

Ведя оборонительные бои, наши войска не только отбивались от врага на суше, в воздухе и на море, но, что самое важное, в ряде случаев наносили существенные контрудары по противнику. Везде, где только можно было, Красная Армия и партизаны своими героическими действиями наносили фашистским захватчикам громаднейший урон.

...Государственный Комитет Обороны и Центральный Комитет партии потребовали от военного командования и Политического управления принять все меры к укреплению дисциплины в войсках. С этой целью начальником Политуправления и наркомом обороны был издан ряд директив.

В июле обстановка на всех направлениях стала ещё сложнее. Несмотря на ввод в сражения большого количества соединений, прибывших из внутренних округов, нам не удалось создать устойчивый фронт сопротивления врагу. Противник, хотя и нёс большие потери, по-прежнему на решающих направлениях имел трёх- четырёхкратное превосходство, не говоря уже о танках.

Железнодорожные перевозки наших войск по ряду причин осуществлялись с перебоями. Прибывающие войска зачастую вводились в дело без полного сосредоточения, что отрицательно сказывалось на политико-моральном состоянии частей и их боевой устойчивости.

Слабость наша состояла ещё и в том, что из-за отсутствия быстроходных и вездеходных тягачей войска не имели возможности широко маневрировать артиллерией, чтобы в нужный момент оказать помощь в отражении танковых атак противника. Во фронтах и армиях осталось очень мало танковых частей и соединений. В таких условиях развернулось ожесточённое сражение за Смоленск.

Обороняли Смоленское направление с северо-запада 22-я армия под командованием генерал-лейтенанта Ф. А. Ершакова, уступом за её левым флангом — 19-я армия под командованием генерал-лейтенанта И. С. Конева, на участке от Витебска до Орши занимала оборону 20-я армия под командованием генерал-лейтенанта П. А. Курочкина, южнее по левому берегу Днепра до Рогачева действовала 13-я армия под командованием генерал-лейтенанта Ф. Н. Ремезова.

В районе Смоленска в резерв фронта сосредоточивалась 16-я армия под командованием генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина. На южном крыле Западного фронта действовала 21-я армия под командованием генерал-лейтенанта В. Ф. Герасименко, а затем генерал-полковника Ф. И. Кузнецова.

Замысел противника состоял в том, чтобы рассечь наш Западней фронт мощными ударными группировками, окружить основную группу войск в районе Смоленска и открыть путь на Москву.

У стен древнего русского города, некогда вставшего грозной преградой на пути наполеоновских войск к Москве, развернулось ожесточённое сражение.

Против войск Западного фронта в первом эшелоне начали наступление 2-я и 3-я танковые группы армий «Центр», 2-я танковая группа из района Шилова главный удар наносила в обход Смоленска с юго-запада, а её 24-й моторизованный корпус — из района Быхова на Кричен и Ельню. 3-я танковая группа во взаимодействии с 5-м и 6-м армейскими корпусами наносила удар в обход Смоленска с северо-запада. Противник имел значительное превосходство.

Уже в начале наступления ему удалось осуществить глубокие прорывы в районах Полоцка, Витебска, севернее и южнее Могилёва. Наши войска правого крыла Западного фронта вынуждены были отступить к Невелю.

Четыре пехотные дивизии, танковая дивизия, полк «Великан Германия» и другие немецкие части наступали на Могилёв. Соединения 13-й армии, упорно оборонявшие Могилёв, оказались в окружении.

Круговую оборону города держал 61-й корпус генерала Ф. Л. Бакунина. Особенно отличилась в боях за Могилёв 172-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора М. Т. Романова. Около 45 тысяч жителей Могилёва вышли на строительство оборонительных сооружений. Две недели отбивали атаки врага мужественные защитники города. Совместно с правофланговыми дивизиями 21-й армии, проводившими контратаки в направлении Могилёва с юга, они сковывали часть сил 46-го и 24-го моторизованных корпусов 2-й немецкой танковой группы и нанесли им значительные потери.

В то время, когда противник вёл наступление к востоку от Днепра, части 21-й армии (командующий генерал Ф. И. Кузнецов) форсировали 13 июля Днепр, освободили Рогачев и Жлобин и с боями двинулись в Северо-Западном направлении на Бобруйск. Главный удар осуществлял 63-й стрелковый корпус, которым командовал генерал Л. Г. Петровский. Через несколько дней он погиб смертью героя. Я хорошо знал Л. Г. Петровского как одного из талантливейших и образованных военачальников, и, если бы не преждевременная гибель, думаю, что он стал бы командиром крупного масштаба.

Этим контрударом войска 21-й армии сковали восемь немецких дивизий. В то время это имело очень большое значение.

Упорная оборона 13-й армии в районе Могилёва, наступательные действия 21-й армии под Бобруйском значительно затормозили продвижение врага на Рославльском направлении. Немецкому командованию группы армий «Центр» пришлось перебросить в район действия 21-й армии несколько дивизий с других участков.

В центре фронта продолжались упорные бои с рвавшейся к Смоленску крупной группировкой противника. Части 20-й армии, непрерывно атакуя врага и обороняясь на широком фронте, не смогли сдержать натиск 9-й немецкой армии, которая обошла нашу армию и ворвалась в южную часть города.

16 июля 1941 года Смоленск почти полностью был занят вражескими войсками. 16-я и 20-я армии оказались окружёнными в северной части города. Однако они не сложили оружия и сопротивлялись ещё почти десять дней, задержав тем самым наступление немцев на Московском направлении.

Потеря Смоленска была тяжело воспринята Государственным Комитетом Обороны и особенно И. В. Сталиным. Он был вне себя. Мы, руководящие военные работники, испытали тогда всю тяжесть сталинского гнева. Однако бои в районе Смоленска не только не затихли, наоборот — они разгорелись с новой силой. Ставка срочно создала новый фронт обороны, развернув его в тылу Западного фронта.

Ещё в период боёв на подступах к Смоленску 14 июля был развернут новый Фронт резервных армий в составе 29, 30, 24, 28, 31-й и 32-й армий под командованием генерал-лейтенанта И. А. Богданова; большинство этих войск было передано потом в состав Западного фронта.

Армии нового фронта развёртывались на рубеже Старая Русса—Осташков—Белый—Ельня—Брянск. С целью прикрытия Москвы на дальних подступах к ней 18 июля было принято новое решение — развернуть новый фронт на можайской линии обороны, куда предполагалось включить формируемые 32, 33-ю и 34-ю армии.

В ходе битвы за Смоленск для ликвидации создавшегося опасного положения Ставка решила передать командующему Западным фронтом маршалу С. К. Тимошенко 20 стрелковых дивизий из Фронта резервных армий. Эти дивизии вошли в состав пяти армейских групп, которыми командовали генерал-майор К. К. Рокоссовский, генерал-майор В. А. Хоменко, генерал-лейтенант С. А. Калинин, генерал-лейтенант В. Я. Качалов, генерал-лейтенант И. И. Масленников.

Маршал С. К. Тимошенко по указанию Ставки поставил этим группам задачу — нанести контрудары из районов Белый—Ярцево—Рославль в общем направлении на Смоленск, ликвидировать прорвавшиеся войска противника и соединиться с основными силами войск фронта, упорно дравшимися в окружении в районе Смоленска.

Во второй половине июля бои в районе Смоленска и восточнее его приобрели крайне ожесточённый характер. На всём фронте враг наталкивался на активное противодействие частей Красной Армии.

23 июля начали наступление войска 28-й армейской группы из района Рославля, а 24 и 25 июля — группы войск 30-й и 24-й армий под командованием генерала К. К. Рокоссовского из района Белый—Ярцево. Противник сразу же подтянул в район Смоленска дополнительные силы и пытался здесь разгромить окружённые войска 16-й и 20-й армий Западного фронта. Сражение носило крайне ожесточённый характер. 26 июля при помощи войск группы К. К. Рокоссовского, в составе которой были и танковые части, большинству частей 16-й и 20-й армий удалось с боями вырваться из окружения южнее Ярцева и выйти на восточный берег Днепра, где они соединились с главными силами фронта и перешли к обороне.

Против армейской группы В. Я. Качалова, состоявшей из трёх дивизий и двигавшейся из района Рославля на Смоленск, противник бросил группу войск в составе 9 дивизий. В их числе был один мотокорпус. Противник сходу захватил Рославль и окружил группу В. Я. Качалова.

Силы и здесь были далеко не равными. Группа В. Я. Качалова оказалась в тяжёлом положении, не многим удалось отойти и соединиться со своими. В этих сражениях пал смертью героя командующий группой генерал В. Я. Качалов.

46-й мотокорпус противника захватил Ельню и пытался развить удар на Дорогобуж, но был остановлен 24-й армией Резервного фронта.

Для обороны Гомельского направления Ставка образовала 23 июля Центральный фронт, включив в него 4, 13-ю и 21-ю армии Западного фронта, дравшиеся на рубеже Сеща — Пропойск и далее на юг по реке Днепр.

Смоленское сражение занимает важное место в операциях лета 1941 года. Хотя разгромить противника, как это планировала Ставка, не удалось, но его ударные группировки были сильно измотаны и ослаблены. По признанию немецких генералов, в Смоленском сражении гитлеровцы потеряли 250 тысяч солдат и офицеров.

30 июля гитлеровское командование отдало приказ группе армий «Центр» перейти к обороне. Советские войска закрепились на рубеже Великие Луки—Ярцево—Кричев—Жлобин.

В ходе Смоленского сражения войска Красной Армии, жители города и его окрестностей проявляли величайшую стойкость. Ожесточённейшая борьба шла за каждый дом и улицу, за каждый населённый пункт. Задержка вражеского наступления в районе Смоленска явилась крупным стратегическим успехом. В результате его мы выиграли время для подготовки стратегических резервов и проведения оборонительных мероприятий на Московском направлении.

 

А. М. ВАСИЛЕВСКИЙ,

Маршал Советского Союза,

дважды Герой Советского Союза

[22]

НАЧАЛО КОРЕННОГО ПОВОРОТА В ХОДЕ ВОЙНЫ

Среди крупнейших событий второй мировой войны великая битва под Москвой занимает особое место. Именно здесь, на подступах к столице первого в мире социалистического государства, хвалёная гитлеровская армия, в течение двух лет лёгким маршем прошедшая многие европейские страны, потерпела первое серьёзное поражение. Разгром немцев под Москвой явился, как говорится в Тезисах ЦК КПСС «50 лет Великой Октябрьской социалистической революции», «началом коренного поворота в ходе войны. Окончательно был похоронен гитлеровский план «блицкрига»; перед всем миром была развенчана фальшивая легенда о «непобедимости» гитлеровской армии».

Историческая победа Красной Армии на полях Подмосковья показала всему миру, что существует сила, способная не только остановить, но и разгромить фашистского агрессора, избавить человечество от угрозы нацистского порабощения. Именно под Москвой занялась заря военной победы советского народа над германским фашизмом.

Московская битва, включавшая в себя сложный комплекс различных по характеру, во всех случаях до предела напряжённейших операций и боёв, развернулась на огромной территории и продолжалась непрерывно в течение осени 1941 года и зимы 1941/42 года. С обеих сторон в ней одновременно участвовало более 2 миллионов человек, около 2,5 тысячи танков, 1,8 тысячи самолётов и свыше 25 тысяч орудий и миномётов.

По характеру происходивших событий битва под Москвой, как известно, состояла из двух периодов — оборонительного и наступательного.

Оборонительный период охватывает октябрь-ноябрь 1941 года. В итоге двухмесячной героической обороны советских войск на Московском направлении так называемое генеральное наступление немецко-фашистской армии было остановлено. Гитлеровский план захвата Москвы провалился. Самоотверженной борьбой на подступах к столице советские войска, сражаясь в исключительно трудных, порою критических условиях, не допустили врага в город, отбросили его от стен советской столицы, разгромили немцев под Москвой, чем было положено начало коренному повороту в ходе войны.

Контрнаступлением трёх советских фронтов в первых числах декабря 1941 года начался наступательный период Московской битвы. Красная Армия наголову разгромила ударные группировки противника и отбросила их далеко на запад. Непосредственная угроза Москве и Московскому промышленному району была ликвидирована. Красная Армия вырвала у врага стратегическую инициативу и изменила ход событий.

Прежде чем завоевать згу всемирно-историческую победу, нашим Вооружённым Силам, всему советскому народу пришлось изведать горечь жестоких поражений и военных неудач. Московская битва началась в крайне тяжёлой для нас военной обстановке. Прошло всего немногим более трёх месяцев, как Советский Союз был вынужден прервать мирное социалистическое строительство я все свои силы направить на отражение фашистской агрессии, на борьбу против армии гитлеровской Германии, вероломно вторгнувшейся в пределы нашей Родины. В то исключительно трудное и грозное время СССР пришлось одному вести борьбу с превосходящими и хорошо технически оснащёнными войсками фашистского блока. Антигитлеровская коалиция только складывалась. Национально-освободительное движение народов европейских стран, находившихся под пятой фашизма, ещё не приобрело сколько-нибудь значительного размаха. Надежд на открытие второго фронта в ближайшее время никаких, конечно, не было. Тыл фашистской Германии был обеспечен, как никогда. Весь военно-экономический потенциал европейских стран использовался германскими фашистами для нужд агрессивной войны, для завоевания мирового господства и прежде всего сокрушения СССР — государства трудящихся.

В конце сентября 1941 года ещё нельзя было говорить о завершении перестройки нашего народного хозяйства в соответствии с военным временем. Вынужденное оставление врагу богатых промышленных и сельскохозяйственных районов и продолжающаяся эвакуация большого числа важнейших промышленных предприятий на восток создавали чрезвычайные трудности для быстрого наращивания темпов военного производства. Поэтому промышленность далеко не обеспечивала производства боевой техники и вооружения в том количестве, которое было необходимо для удовлетворения потребностей армий и флота.

К осени 1941 года стратегическое положение Красной Армии оставалось крайне напряжённым. Советские войска вынуждены были отступить к Ленинграду, оставить Смоленск и Киев. Создалась угроза Харькову, Донбассу и Крыму. Гитлеровские войска, несмотря на огромные потери, которые с начала войны до 30 сентября 1941 года составили более 550 тысяч человек, продолжали рваться на восток. Они по-прежнему владели стратегической инициативой, имели превосходство в силах и средствах, удерживали господство в воздухе.

На огромном фронте — от Баренцева до Чёрного моря — развернулась гигантская борьба, центр которой находился на западном стратегическом направлении. Здесь, на пути к Москве, обе стороны сосредоточивали свои главные силы, здесь решалась судьба войны.

Военное и политическое руководство нацистской Германии отчётливо представляло, что пока Москва остаётся вдохновляющим и организующим центром борьбы против германского фашизма, ему не добиться победы над Советским Союзом.

Вот почему с первых же дней подготовки войны против Страны Советов в планах фашистского верховного главнокомандования Москва являлась одним из важнейших стратегических объектов, который гитлеровцам хотелось взять во что бы то ни стало. Добиться этой цели фашистское руководство стремилось на протяжении всей летне-осенней кампании 1941 года. Не отказывалось оно от этой цели и в 1942 году.

И если в августе 1941 года часть ударных сил группы армий «Центр» в срочном порядке была повёрнута гитлеровским командованием на юг, то это произошло не в результате пересмотра взглядов на стратегическое и политическое значение Москвы, которую гитлеровцы к тому времени продолжали считать «центром большевистского сопротивления»; условия непредвиденной и далеко не благоприятной для фашистского командования фронтовой обстановки, сложившейся в тот момент, вынудили Гитлера пойти на это. Как известно, в июле и начале августа в ходе Смоленского сражения войска Красной Армии беспримерной стойкостью в обороне и своими смелыми контрударами нанесли крайне чувствительный урон войскам группы армий «Центр», сорвали их первую попытку сходу прорваться к Москве и заставили их перейти здесь к обороне. В то же время войска Юго-Западного фронта упорной обороной на длительное время сковали главные силы немецко-фашистской группы армий «Юг» под Киевом, продолжай создавать явную угрозу правому крылу группы армий «Центр», наносившей основной удар по столице.

Срыв попыток фашистских войск летом 1941 года прорваться к Москве дал возможность советскому народу выиграть драгоценное время, чтобы более тщательно подготовиться к обороне своей столицы и укрепить подступы к ней. Под руководством ЦК партии и Государственного Комитета Обороны партийные и военные органы проводили колоссальную работу, направленную на всемерное повышение мощи нашей армии и создание крепкой обороны. Очень большая работа по подготовке к защите Москвы была проведена Московской партийной организацией.

Уже в конце июня 1941 года рабочие Москвы начали организовывать вооружённые боевые отряды и группы. Центральный Комитет партии поддержал эту инициативу москвичей. Перед столичной партийной организацией была поставлена задача — в предельно короткие сроки создать мощные формирования народного ополчения и истребительные батальоны, которые оказали бы серьёзную помощь войскам Красной Армии. Эта задача была успешно решена. В течение трёх дней в приёмные комиссии Москвы и области поступило 310 тысяч заявлений о добровольном зачислении в ряды ополченцев (в том числе 170 тысяч в Москве и 140 тысяч в Подмосковье). Удовлетворить желание всех патриотов, естественно, не представлялось возможным. Необходимо было учитывать потребности московских предприятий в квалифицированной рабочей силе. К 8 июля 1941 года было сформировано 12 дивизий народного ополчения, которые были направлены на боевые позиции, создававшиеся в тылу войск Западного фронта.

Мероприятия Государственного Комитета Обороны и Ставки, направленные на укрепление противовоздушной обороны столицы, а также большая работа, проделанная партийными организациями по подготовке населения Москвы к борьбе с воздушным противником, резко повысили мобилизационную готовность к отражению воздушного нападения. Благодаря хорошо продуманной системе ПВО, воинскому мастерству и героизму её бойцов и командиров Москва была спасена от крупных разрушений. За период с начала войны и до конца сентября 1941 года из 4212 вражеских самолётов, участвовавших в 36 налётах на Москву, в город проникло лишь 120. При этом на подступах к столице было сбито более 200 немецких бомбардировщиков.

Большое внимание уделялось созданию мощных оборонительных рубежей на подступах к столице и подготовке самого города к обороне. Усилия военного командования и партийных органов Москвы и области сосредоточились на строительство в тылу войск Западного фронта Вяземской линии обороны. Вместе с населением Смоленщины героически трудились десятки тысяч москвичей. 16 июля Государственный Комитет Обороны принял решение о строительстве Можайской линии обороны. Здесь также ежедневно в течение длительного времени работало 85—100 тысяч москвичей, причём три четверти строителей составляли женщины. Это был подвиг москвичей, заслуживший большую признательность всего советского народа.

Потерпев серьёзную неудачу в попытке с ходу прорваться к Москве, гитлеровское руководство начало планомерную подготовку наступления на советскую столицу. Этот план являлся составной частью большого осеннего наступления гитлеровцев на Восточном фронте. Общая цель его заключалась в том, чтобы решительными ударами на всех трёх стратегических направлениях добиться разгрома Красной Армии и завершить до зимы наступление да востоке. Главный удар, как и летом, решено было нанести на Московском направлении, продолжая одновременно наступать на Ленинград и Ростов-на-Дону.

На Московском направлении немецко-фашистское руководство планировало прорвать оборону советских войск ударами трёх мощных танковых группировок из районов Духовщины, Рославля и Шостки, окружить в районах Вязьмы и Брянска основные силы Западного, Резервного и Брянского фронтов, после чего без всякой паузы пехотными соединениями наступать на Москву с запада, а танковыми и моторизованными — нанести удары в обход города с севера и юга. При подготовке этой операции Гитлер на совещании в штабе группы армий «Центр» осенью 1941 года говорил, что город Москва в ходе этой операции должен быть окружён так, чтобы «ни один русский солдат, ни один житель — будь то мужчина, женщина или ребёнок — не мог его покинуть. Всякую попытку выхода подавлять силой».

Директива на проведение этой операции под номером 35 была подписана Гитлером 6 сентября 1941 года. Для её осуществления немецкое командование стянуло на Московское направление свои лучшие силы. Группа армий «Центр» для этой цели была пополнена 4-й танковой группой и двумя армейскими корпусами. Сюда же были возвращены с юга 2-я армия и 2-я танковая группа, а также было направлено большое количество маршевого помол пения и боевой техники. В состав группы армий «Центр» был передан 8-й авиационный корпус. Пехотные дивизии группы армий «Центр» к концу сентября имели по 15 тысяч человек каждая.

Против трёх наших фронтов — Западного, Резервного и Брянского — враг сосредоточил 77 дивизий численностью в 1 миллион человек, 1700 танков и штурмовых орудий, 19,5 тысячи орудий и миномётов, 950 боевых самолётов.

Присвоив этой операции кодовое наименование «Тайфун», правители «третьего рейха» не сомневались в том, что выделенные для неё столь значительные силы, детально разработанный план генерального наступления на Москву и тщательная подготовка войск обеспечат им полный, поистине «ураганный» успех. Подводя итоги всем приготовлениям к этому наступлению на Восточном фронте, Гитлер 2 октября в обращении к войскам заявил: «За три с половиной месяца созданы наконец предпосылки для того, чтобы посредством мощного удара сокрушить противника ещё до наступления зимы. Вся подготовка, насколько это было в человеческих силах, закончена... Сегодня начинается последняя, решающая битва этого года».

Красная Армия и весь советский народ под руководством Коммунистической партии принимали все меры к тому, чтобы отразить вражеский удар по советской столице. Однако советские войска, действовавшие на Московском направлении, значительно уступали врагу по своей численности и в техническом отношении. Отсутствие готовых стратегических резервов в распоряжении Ставки не позволило сделать большего. Принимались неотложные меры к созданию в тылу войск Западного фронта новых оборонительных полос и рубежей.

Особо следует подчеркнуть, что усилия Коммунистической партии и советского командования направлялись не только на создание глубоко эшелонированной обороны на подступах к Москве и надёжного прикрытия столицы с воздуха, но и на ускоренное формирование и подготовку стратегических резервов. В это время наряду с завершением формирования резервных армий, включённых в состав Резервного фронта, по указанию Государственного Комитета Обороны создавались новые войсковые части и соединения на Урале и в Средней Азии, в Поволжье и на юге страны.

Словом, организации прочной обороны на Западном направлении уделялось первостепенное внимание. Здесь советское командование сосредоточило главные силы Красной Армии. Однако количественное и техническое превосходство врага на этом направлении сильно обостряло обстановку.

30 сентября — 2 октября гитлеровцы нанесли сильные удары по советским войскам, прикрывавшим Московское направление. Все три наших фронта вступили в тяжёлое, кровопролитное сражение. Началась великая Московская битва.

Напомним отдельные моменты героической Московской эпопеи. Обладая значительным превосходством на направлениях своих главных ударов, противник смог прорвать оборону советских войск. 7 октября ему удалось окружить войска 16, 19, 20 24-й и 32-й армий Западного и Резервного фронтов в районе Вязьмы, а также оттеснить на рубеж Осташков—Сычёвка 22, 29-ю и 31-ю армии правого крыла Западного фронта. Началась напряжённая борьба советских войск в окружении.

Обстановку осложняло и то, что к моменту прорыва противником обороны войск на Московском направлении в распоряжении Ставки Верховного Главнокомандования непосредственно в районе Москвы стратегических резервов, способных прикрыть столицу, не было. Имевшиеся резервы были израсходованы на усиление войск Западного и Брянского фронтов, на создание обороны в тылу Западного фронта — на Вяземской линии, наконец, в связи с тяжёлыми для нас событиями на Юго-Западном фронте, под Киевом. В значительной степени осложнило обстановку на Московском направлении и неправильное построение здесь обороны, которое было произведено Ставкой и Генеральным штабом. Вместо того чтобы выделить Западному и Резервному фронтам самостоятельные полосы о полной ответственностью каждого из них за оборону как по фронту, так и в глубину, к моменту наступления противника две армии Резервного фронта — 24-я и 43-я занимали оборону в первом эшелоне, находясь между левофланговой армией Западного фронта и правофланговой армией Брянского фронта, тогда как остальные три армии Резервного фронта занимали позиции в непосредственной глубине обороны войск Западного фронта по линии Осташков—Оленино—Ельня. Такое построение обороны невольно снижало ответственность фронта, особенно за глубину обороны, и крайне затрудняло управление войсками в ходе оборонительного сражения. К тому же армии Резервного фронта, занимавшие оборонительные позиции непосредственно в затылок войскам Западного фронта, в свою очередь были растянуты, но существу, в одну линию на крайне широком фронте. Поэтому необходимой глубины обороны, даже на направлении главных ударов врага, ни Западный фронт, ни войска в целом не имели, хотя сосредоточение основных группировок врага для нанесения ударов как в районе Духовщины, так и в районе Рославля было заранее установлено. Следует также отметить, что командованием Западного и Резервного фронтов в период подготовки войск к отражению неизбежного удара врага не были отработаны планы отвода войск в случае прорыва нашей обороны на Ржевско-Вяземский оборонительный рубеж, а при угрозе окружения и далее на восток.

Своей упорной, героической борьбой в районе Вязьмы советские войска, оказавшиеся в окружении, сковали вначале до 28 вражеских дивизий. Это имело важное стратегическое значение, так как дало возможность нашему командованию принять срочные меры по организации обороны на Можайской линии, куда спешно стягивались силы с правого крыла Западного фронта, с других фронтов и из глубины страны. С Дальнего Востока, в частности, перебрасывались к Москве три стрелковые и две танковые дивизии. В этом решении Ставки о переброске сил с наших дальневосточных рубежей большая заслуга принадлежит советскому разведчику Рихарду Зорге, который 14 сентября сообщил в Москву: «Японское правительство решило не выступать против СССР».

Крайне неудачно сложилась обстановка и на участке Брянского фронта. Неожиданный для наших войск и командования фронта удар 30 сентября 2-й танковой группы врага из района Шостка, Глухов на Севск в тыл войскам 13-й армии и прорыв войсками 2-й армии обороны нашей 50-й армии с последующим развитием удара на Брянск и в тыл 3-й армии уже в первые дни наступления фашистов поставили войска Брянского фронта в очень тяжёлое положение. Управление войсками было потеряно. Связь Ставки с командованием фронта была временно нарушена, и Ставка вынуждена была, не имея ясного представления о событиях, происходящих на фронте, взять управление некоторыми армиями фронта на себя.

3 октября механизированные соединения 2-й танковой армии фашистов, не имея против себя советских войск, ворвались в Орёл и пытались развить наступление далее вдоль шоссе Орёл — Тула. Для прикрытия Орловско-Тульского направления Ставка в спешном порядке выдвинула в район Мценска из своего резерва 1-й гвардейский корпус под командованием генерала Д. Д. Лелюшенко. К 6 октября войска Брянского фронта оказались расчленёнными врагом на три части. Отход этих войск осуществлялся в крайне трудных условиях.

Неблагоприятное развитие событий поставило перед партией и народом задачу огромного военно-политического значения — любой ценой отстоять Москву, мобилизовать на защиту столицы все силы, все ресурсы страны. Настоятельно требовалось прежде всего восстановить нарушенное управление войсками и создать новую группировку сил, которая смогла бы дать отпор бронированным полчищам врага.

На решение этих сложнейших задач и были направлены в эти дни основные усилия Центрального Комитета партии, Государственного Комитета Обороны и Ставки.

Ещё в ночь на 5 октября Государственный Комитет Обороны принял специальное решение о защите Москвы и сложившихся условиях, избрав главным рубежом сопротивления Можайскую линию обороны с немедленным направлением на неё всех возможных сил и средств. Тогда же было решено мобилизовать все усилия партии и страны на скорейшее создание и завершение новых крупных стратегических резервов в глубине страны, их вооружение и быстрейшую подготовку для ввода в дело.

Дли уточнения создавшейся к западу от Москвы фронтовой обстановки, для помощи командованию Западного и Резервного фронтов, для выработки вместе с ними конкретных, наиболее быстрых и действенных мер по защите советской столицы Государственный Комитет Обороны вынужден был в эти критические для страны дни пап ранить на эти фронты, в район Гжатска и Можайска, своих представителей и — в качестве представителя Ставки — автора этих строк, работавшего в то время начальником оперативного управления и заместителем начальника Генштаба. Одной из задач этих представителен являлась скорейшая отправка войск этих фронтов, оторвавшихся от противника и отходящих с запада, на рубеж Можайской линии и организация обороны на этом рубеже. И помощь мне для этой цели была выделена из Генштаба группа офицеров и от Наркомата обороны — две колонны автомашин. На Можайскую линию для принятия всех войск, прибывающих сюда с фронта и из тыла, и для организации обороны был направлен с группой офицеров генерал-майор артиллерии Л. А. Говоров.

Представители ГКО и Ставки прибыли в тот же день, то есть 5 октября, в штаб Западного фронта, где и встретились с командованием фронта. За пять дней пребывания представителей Ставки на Западном фронте им совместно с командованием и штабом фронта удалось направить на Можайскую линию обороны из числа войск Западного и Резервного фронтов, отходивших с Ржевского, Сычевского и Вяземского направлений, до пяти стрелковых дивизий. О ходе своей работы и о положении на фронте представители ГКО ежедневно докладывали по телефону Верховному главнокомандующему. Вечером 9 октября во время очередного разговора было решено все войска Западного и Резервного фронтов объединить и один — Западный фронт и назначить командующим Западным фронтом генерала армии Г. К. Жукова. К тому времени он уже был отозван в Москву из Ленинграда и по заданию Ставки выехал в войска Московского направления.

10 октября представители ГКО и Ставки вернулись в Москву. В этот день были оформлены Ставкой решения ГКО об объединении войск Западного и Резервного фронтов, о ликвидации последнего и о назначении командующим войсками Западного фронта Г. К. Жукова, а И. С. Конева — его заместителем. В этот же день на заседании ГКО были вновь рассмотрены вопросы, связанные с обороной Москвы. С целью укрепления ближних подступов к Москве было принято решение о строительстве непосредственно в районе столицы третьей оборонительной линии — Московской зоны обороны. Руководство строительством рубежей, организация обороны и управление войсками Московской зоны обороны были возложены на командующего и Военный совет Московского военного округа.

Продолжая наращивать силы Западного фронта за счёт войск из глубины страны, Ставка 12 октября передала в состав фронта и войска, находившиеся на Можайской линии.

К 13 октября войска Западного фронта имели следующую группировку: на Калининском направлении вели ожесточённые бои 29, 31-я и 30-я армии; на Волоколамском направлении оборонялась вновь созданная 16-я армия под командованием генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского; на Можайском — 5-я армия, созданная на базе войск Можайского участка, которой командовал после ранения генерал-майора Д. Д. Лелюшенко генерал-майор артиллерии Л. А. Говоров; на Наро-Фоминском — 33-я армия под командованием генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова; на Малоярославецком — 43-я армия под командованием генерал-лейтенанта К. Д. Голубева; на Калужском — 49-я армия под командованием генерал-лейтенанта И. Г. Захаркина.

В эти дни особенно осложнилась обстановка на правом крыле фронта, к северо-западу от Москвы. Враг, возобновив здесь наступление, 14 октября ворвался в Калинин. Чтобы воспрепятствовать дальнейшему движению противника на этом направлении, Ставка создала здесь новый — Калининский — фронт под командованием И. С. Конева. В состав его вошли действовавшие на этом направлении четыре армии правого крыла Западного фронта. Упорной обороной войска Калининского фронта остановили наступающего врага и заняли выгодное оперативное положение по отношению к северной ударной группировке врага на Московском направлении.

Во второй половине октября гитлеровцы продолжали рваться к Москве. На всех основных московских направлениях разгорелись ожесточённые бои. Опасность, нависшая над нашей столицей, неизмеримо возросла. Как известно, в связи с приближением фронта непосредственно к Москве Государственный Комитет Обороны принял и осуществил в эти грозные дни решение об эвакуации из Москвы некоторых правительственных учреждений, дипломатического корпуса, остававшихся ещё в Москве и области крупных оборонных заводов, научных и культурных учреждений. В Москве оставались Политбюро ЦК ВКП(б), Государственный Комитет Обороны, Ставка Верховного Главнокомандования и минимально необходимый для оперативного руководства страной и Вооружёнными Силами правительственный и военный аппарат. 10 октября эвакуировался и Генеральный штаб во главе с его начальником Б. М. Шапошниковым. С ним по месту новой дислокации была установлена прочная связь, которая позволяла иметь непрерывное общение. Оставленную от Генерального штаба небольшую группу работников для непосредственного оперативного обслуживания Ставки возглавить было приказано мне.

19 октября в связи с усложняющейся фронтовой обстановкой Государственный Комитет Обороны вынес постановление о введении в Москве и прилегающих к ней районах осадного положения.

Поело исключительно тяжёлых боёв под Вязьмой значительная часть наших войск вырвалась из окружения и влилась в ряды защитников Москвы. На помощь пришли также новые отряды трудящихся столицы. Усиленный выпуск военной продукции, форсированное строительство оборонительных рубежей, дополнительные формирования соединений и частей народного ополчения, коммунистических и рабочих батальонов — всё это явилось неоценимым вкладом москвичей в дело защиты города.

Сражаясь с огромным упорством и мужеством, советские воины к концу октября смогли остановить наступавшего врага на рубеже Волжское водохранилище (восточнее Волоколамска), реки Нара и Ока до Алексина. На юго-западных подступах к Москве противник был остановлен в районе Тулы, где героически оборонявшиеся войска 50-й армии при активной поддержке вооружённых отрядов тульских рабочих отразили все яростные атаки гитлеровцев.

Оценивая итоги октябрьских событий, надо сказать, что они были очень тяжелы для нас. Красная Армия понесла серьёзные потери. Враг продвинулся вперёд почти на 250 километров. Однако достигнуть целей, поставленных планом «Тайфун», ему не удалось. Стойкость и мужество защитников советской столицы остановили фашистские полчища. Группа армий «Центр» была вынуждена временно прекратить своё наступление. В этом главный итог октябрьского периода Московской битвы. Поэтому уместным будет здесь отметить, что не включать этот ответственнейший для нашей советской столицы октябрьский период борьбы в хронологические рамки Московской битвы, как это делают некоторые из наших историков и мемуаристов, совершенно необоснованно и неправильно.

Это был напряжённейший период борьбы с врагом за нашу дорогую столицу, с врагом, превосходившим нас численностью войск и вооружением. И в том, что советские воины выстояли, сдержали натиск гитлеровцев, большую роль сыграла твёрдость руководства со стороны Центрального Комитета партии, Государственного Комитета Обороны во главе с И. В. Сталиным, которые осуществляли активную деятельность по мобилизации всех сил страны.

Говоря об этих крайне тяжёлых и опасных для нашей столицы и для всей страны днях, когда враг стоял у стен Москвы и Ленинграда, нельзя не сказать о том огромном значении, которое имели для москвичей, для советского народа и его Вооружённых Сил состоявшееся 6 ноября торжественное заседание Московского Совета депутатов трудящихся, посвящённое 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, и традиционный парад войск на Красной площади в день самого праздника — 7 ноября. Призывы Коммунистической партии отдать все силы для защиты Родины и победы над врагом, сам парад, проводившийся почти на глазах у рвавшегося к столице врага, вызвали могучий патриотический подъём в стране, вдохновили советских людей на новые героические подвиги на фронте и в тылу, вселили в их сердца твёрдую уверенность в неизбежном переломе в ходе войны и вызвали неистовую ярость в стане врага.

Советское командование использовало выигранное время для дальнейшего усиления войск Западного направления и укрепления оборонительных рубежей.

Крупным мероприятием Ставки в то время было завершение подготовки новых резервных формирований. На рубеже Вытегра, Рыбинск, Горький, Саратов, Сталинград, Астрахань создавался новый стратегический эшелон наших Вооружённых Сил. Здесь на основании решения ГКО, принятого 5 октября, формировалось девять резервных армий. Формирование этих армий на протяжении всей Московской битвы являлось одной из основных и повседневных забот Центрального Комитета партии, ГКО и Ставки. Нам, руководителям Генерального штаба, было вменено в обязанность ежедневно при докладах Верховному Главнокомандованию и ГКО о положении на фронтах подробно информировать о ходе формирования этих армий и обо всех затруднениях, встречаемых при этом.

Гитлеровское руководство тем временем готовило свои поиска к возобновлению наступления на Москву. В течение первой половины ноября противнику удалось создать две мощные ударные группировки, которые 15—16 ноября перешли в наступление, стремясь обойти Москву с севера через Клин, Солнечногорск и с юга через Тулу, Каширу. На полях Подмосковья вновь развернулись кровопролитные сражения. С небывалым героизмом дрались наши войска. «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва» — эти слова были понятны и близки каждому защитнику нашей столицы. Тяжёлые оборонительные бои на подступах к Москве продолжались всю вторую половину ноября. К концу месяца врагу удалось северо-западнее города выдвинуться к каналу Москва — Волга и форсировать его у Яхромы, а юго-восточнее — достичь района Каширы. Это был предел фашистского наступления. Дальше враг продвинуться не смог. Мощными контрударами наших войск его наступление было окончательно остановлено. Утратив свои наступательные возможности, обескровленные и измотанные активной обороной советских войск, соединения группы армий «Центр» в первых числах декабря на всех участках прекратили наступление. На этом завершился наиболее тяжёлый, оборонительный период битвы под Москвой.

Провал наступления на Москву свидетельствовал о срыве плана «молниеносной войны» в целом. Немецко-фашистская армия была вынуждена перейти к обороне на всём советско-германском фронте. Создались необходимые условия для перехода Красной Армии в контрнаступление. К началу декабря изменилось соотношение сил воюющих сторон. В составе нашей действующей армии было около 4,2 миллиона человек, более 32 тысяч орудий и миномётов, почти 2 тысячи танков и около 3,7 тысячи боевых самолётов. Немецко-фашистская армия вместе со своими союзниками имела в то время примерно 5 миллионов человек, около 36,5 тысячи орудий и миномётов, почти 1,5 тысячи танков и до 2,5 тысячи боевых самолётов. Из этих данных видно, что превосходство противника сохранилось лишь в людях и артиллерии.

Надо сказать также и о том, что в начале декабря наше Верховное Главнокомандование располагало крупными стратегическими резервами. Так, в восьми резервных армиях насчитывалось 58 стрелковых и кавалерийских дивизий и 7 бригад. Все эти силы Ставка могла использовать для усиления действующей армии. Бесспорно, это были благоприятные факторы, если учесть, что все резервы врага на советско-германском фронте к этому времени были в основном израсходованы.

Вместе с тем обстановка в целом была для нас ещё весьма тяжёлой. Существовала опасность полной блокады Ленинграда, прорыва врага на Кавказ из Крыма. Гитлеровские войска находились у порога Москвы. В этой обстановке перед нашим народом и его Вооружёнными Силами стояла задача — ликвидировать угрозу Ленинграду, Москве и Кавказу, вырвать стратегическую инициативу из рук врага и создать перелом в ходе войны. Стратегическим замыслом предусматривалось основные усилия сосредоточить на Западном направлении, где предполагалось подготовить решительное контрнаступление Красной Армии. На это направление, естественно, и перебрасывалась большая часть резервов Ставки, маршевых пополнений, боевой техники и боеприпасов.

Так, в конце ноября — начале декабря в район Москвы прибыли 1-я ударная и 20-я армии, начали подходить 10-я, 26-я и 61-я резервные армии. Они выдвигались на фланги Западного фронта и на стык с Юго-Западным фронтом; часть сил этих армий приняла участие в нанесении контрударов севернее Москвы. На Западный фронт прибывали соединения и из других резервных армий.

Пополнялись и войска Калининского фронта. Значительное усиление войск Западного направления хотя и не создало общего превосходства над группой армий «Центр», однако явилось одним из важных условий для перехода в контрнаступление. В начале декабря 1941 года противник имел под Москвой 801 тысячу человек (в составе дивизий и бригад), 14 тысяч орудий и миномётов, 1000 танков и более 600 самолётов. В составе советских войск здесь было около 720 тысяч человек, около 8 тысяч орудий и миномётов, 720 танков и 1170 самолётов.

Сама идея контрнаступления под Москвой возникла в Ставке Верховного Главнокомандования в начале ноября, после того как первая попытка противника прорваться к Москве была сорвана, а поставленная ГКО перед партией и страной задача создания крупных стратегических резервов успешно решалась. Государственный Комитет Обороны и Ставка отлично понимали, что окончательно сорвать наступление фашистов на Москву и тем самым не только спасти столицу, но и положить начало коренному повороту в ходе войны можно лишь активными действиями.

В конце ноября для советского командования было уже очевидным, что враг напрягает последние усилия, что фланговые ударные группировки его потеряли свою ударную силу настолько, что лишились даже способности норою отражать наши контрудары. Уверенность в этом у ГКО и Ставки была настолько велика, что ГКО принял решение уже в ноябре вернуть в Москву не только отдельных ответственных лиц, эвакуированных в октябре из столицы, но и некоторые государственные учреждении. Вернулся в Москву и Генеральный штаб во главе с В. М. Шапошниковым, сразу включившийся в работу по подготовке предстоящего контрнаступления.

В значительной мере облегчили контрнаступление под Москвой успешные наступательные действия советских войск, предпринятые в ноябре и декабре на Тихвинском и Ростовском направлениях. Это было необходимо в связи с создавшимся критическим положением в Ленинграде и угрозой прорыва врага на Северный Кавказ после взятия им Ростова. Разгром вражеских группировок под Тихвином и Ростовом, хотя и потребовал в это сугубо ответственное время посылки туда части сил из резервов Верховного Главнокомандования, позволил сковать силы противника на Северо-Западном и Южном направлениях и лишить врага возможности за счёт переброски войске этих направлений усилить свою центральную группировку.

Всё это, вместе взятое, говорило о том, что созревают необходимые условия для нанесения серьёзного контрудара на основном, Московском направлении.

Замысел контрнаступления Красной Армии на Западном направлении сводился к тому, чтобы ударами войск правого и левого крыла Западного фронта во взаимодействии с Калининским и Юго-Западным фронтами разгромить ударные группировки противника, пытавшиеся охватить Москву с севера и юга, и отбросить их от столицы. Командующие войсками Западного, Калининского и Юго-Западного фронтов были извещены Ставкой о стоящих задачах с требованием представить свои конкретные предложения.

Соображения по плану контрнаступления войск Западного фронта в последние дни ноября были доложены командующим фронтом Верховному главнокомандующему в присутствии руководителей Генштаба и окончательно утверждены Ставкой 1 декабря. Соображения командующего Юго-Западным фронтом были рассмотрены и утверждены 30 ноября. Директивные указания Ставки командующему войсками Калининского фронта я передал лично в ночь на 1 декабря в штабе фронта, который находился в деревне Большое Кушалино, около 40 километров северо-восточнее Калинина. Несмотря на крайне слабый состав войск этого фронта и на незначительное усиление его для контрнаступления за счёт резервов Ставки, командование фронта восприняло поставленную задачу с полной уверенностью в успешном её выполнении.

Необходимо сказать хотя бы вкратце о тех необычных, крайне невыгодных и тяжёлых для наших войск условиях, в которых протекала их подготовка к переходу в контрнаступление. На большинстве участков эта подготовка проходила в обстановке напряжённейших, непрерывных оборонительных боёв с наседающим противником, и лишь на отдельных участках она постепенно перерастала в наше контрнаступление в результате успешных контрударов наших войск.

Несколько примеров этому. На правом фланге Западного фронта войска 1-й ударной армии В. И. Кузнецова с 29 ноября по 3 декабря вели напряжённейшие бои с вражескими войсками, захватившими мост через канал Москва — Волга у Яхромы и вышедшими на восточный берег канала. В центре Западного афронта немецко-фашистские войска неожиданно для нас прорвали фронт нашей обороны на стыке 5-й и 33-й армий и повели наступление на Кубинку. Лишь 4 декабря этот прорыв был полностью ликвидирован. Ещё сложнее обстановка для подготовки к переходу в контрнаступление была у войск Юго-Западного фронта. Подготовка войск правого крыла этого фронта проходила в условиях ожесточённейших оборонительных боёв, когда инициатива ещё находилась полностью в руках противника и наши войска продолжали отходить на восток. Так, 4 декабря, то есть на четвёртый день после утверждения плана на переход в наступление, на фронте 13-й армии противник захватил Елец, очень важный для нас железнодорожный узел.

Общим сроком для перехода в контрнаступление было назначено Ставкой 5—6 декабря. Фактически войска Калининского фронта перешли в контрнаступление 5 декабря; войска Западного фронта севернее и южнее Москвы после сосредоточенных авиационных ударов и артиллерийской подготовки — 6 декабря; войска Юго-Западного фронта — основными силами 7—8 декабря.

6 декабря развернулось грандиозное сражение. Успех нарастал с каждым днём. Инициатива, бесспорно, переходила к нам. Неожиданный удар наших войск, особенно северо-западнее и юго-западнее Москвы, произвёл ошеломляющее впечатление на фашистское командование и его войска, что полностью подтверждает правильность выбранного советским командованием момента для перехода в контрнаступление.

Верховное Главнокомандование внимательно следило за всем ходом событий и по мере передвижения войск ставило фронтам дальнейшие задачи.

Уже 16 декабря войсками Калининского фронта был освобождён Калинин, а 7 января они подошли к Волге в районе Ржева. Армии правого крыла Западного фронта к 25 декабря продвинулись на расстояние до 100 километров и вышли на рубеж рек Лама и Руза. Южнее Москвы войска левого крыла Западного фронта к 17 декабря отбросили врага на 130 километров. Одновременно армии правого крыла Юго-Западного фронта продвинулись в районе Ельца на 80—100 километров.

18 декабря был вновь создан Брянский фронт, который, используя успех Западного фронта, развил наступление на Орловском направлении и к концу декабря продвинулся ещё на 30—110 километров, выйдя на рубеж реки Ока.

Продолжая наступление, войска Западного фронта в начале января 1942 года вышли на рубеж Наро-Фоминск — Малоярославец — западнее Калуги — Сухиничи — Белев. Здесь контрнаступление было завершено. Оно явилось первой в Великой Отечественной войне крупной наступательной операцией стратегического значения.

Финал великой битвы под Москвой был поистине изумителен. Красная Армия одержала огромную военно-политическую победу. Впервые во второй мировой войне было нанесено сокрушительное поражение дотоле считавшейся непобедимой немецко-фашистской армии.

Красная Армия, перейдя в декабре 1941 года к стратегическому наступлению, развернувшемуся первоначально в форме контрнаступления против глубоко вторгшихся ударных группировок врага, отбросила противника далеко от Москвы (в ряде мест до 350 километров) и положила начало освобождению советской земли от гитлеровского нашествия.

Гитлеровские оккупанты были полностью изгнаны из Московской, Тульской областей и из ряда районов других областей. От противника было освобождено более 11 тысяч населённых пунктов, в том числе свыше 60 городов. Общая же территория, освобождённая советскими войсками в период зимнего наступления Красной Армии, составляла 150 тысяч квадратных километров. До войны здесь проживало около 5 миллионов человек.

В ходе своего наступления Красная Армия разгромила до 50 дивизий противника. По сведениям начальника немецкого генерального штаба, сухопутные войска за это время (с 30 сентября 1941 года по 28 февраля 1942 года) потеряли около полумиллиона солдат и офицеров. Для восполнения потерь гитлеровское командование с декабря 1941 года по апрель 1942 года направило на советско-германский фронт примерно 800 тысяч человек маршевого пополнения, а для усиления действующих войск перебросило с запада 39 дивизий и 6 бригад. Следовательно, только за счёт ослабления сил в Западной Европе, где не велись боевые действия, фашистам удалось спасти свои войска от катастрофы.

Наступление на Москву главных и лучших сил германского вермахта полностью провалилось. Вместе с этим рухнул пресловутый план «Барбаросса», воплощавший гитлеровскую идею «блицкрига». Победа под Москвой положила начало коренному повороту в ходе войны. Полный и окончательный провал плана «молниеносной войны» против СССР поставил гитлеровское руководство перед неизбежностью ведения длительной, затяжной войны со всеми вытекающими отсюда сложнейшими политическими, экономическими и стратегическими проблемами. Эта великая победа советского народа имела огромное стратегическое и морально-политическое значение. Советские люди восприняли её с величайшей радостью и чувством облегчения; возросла решимость нашего народа добиться окончательного разгрома фашизма.

В оккупированных фашистской Германией странах активизировалась антифашистская борьба и усилилось движение Сопротивления нацистскому режиму. Героическая оборона Москвы упрочила уверенность патриотов Европы в том, что час освобождения наступит. Тот факт, что Москва с честью выдержала тяжёлое испытание и не только устояла перед натиском врага, но и нанесла гитлеровским армиям первое серьёзное поражение в войне, был воспринят во всём мире как общая победа прогрессивных сил над фашизмом. По образному выражению одного из видных деятелей международного рабочего движения, У. Фостера, контрнаступление Красной Армии под Москвой ознаменовало переход к великому народному наступлению против фашизма.

Поражение германского вермахта под Москвой надломило дух и боеспособность немецко-фашистских войск, в которых стали появляться панические настроения, упала дисциплина. В руководящей верхушке выявились резкие разногласия как в оценке причин поражения под Москвой, так и в вопросах дальнейшего ведения войны против Советского Союза. Гитлер постарался переложить вину за поражение и общий упадок боеспособности войск на своих генералов, занимавших наиболее видные посты. Зимой 1941/42 года было заменено почти всё высшее командование сухопутных войск. 35 генералов было снято с занимаемых постов. Был удалён со своего поста главнокомандующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал фон Браухич. Такая же судьба постигла командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Бока, а также командующих 2-й и 4-й танковыми и 9-й полевой армиями — генерал-полковников Гудериана, Гепнера и Штрауса.

Бывшие гитлеровские генералы всеми способами стремятся ныне найти «объективные» причины, приведшие к грандиозному крушению их планов под Москвой. Они обвиняют Гитлера, который якобы не внял их умным советам и с опозданием нанёс удар по Москве. Так пишут Меллентин, а за ним Манштейн, Рендулич, Бутлар и многие другие генералы и западногерманские военные писатели, пытающиеся изо всех сил спасти честь германского генералитета. Другие немецко-фашистские генералы как Гот, Гудериан, Типпельскирх, стремятся с той же целью доказать, что основной причиной поражения под Москвой, конечно наряду с ошибками Гитлера, явилась суровая русская зима. Этой же «зимней теории» придерживался и бывший премьер-министр Великобритании Черчилль. Однако и он был вынужден признать, что Красная Армия, а не зима гнала «непобедимые» немецкие войска от Москвы. Черчилль в таком вынужденном признании был не одинок. Вплоть до разгрома фашистских войск под Москвой многие государственные и военные деятели США и Англии не верили, что Советский Союз может выстоять в войне против гитлеровской Германии. Московская победа показала всему миру, что Советская страна способна сокрушить агрессора. Это сыграло неоценимую роль в укреплении антигитлеровской коалиции. Героическая Москва стала признанным центром международной политики. Здесь в последующем состоялись важные встречи и совещания с нашими союзниками по войне, координировались военные усилия участников антифашистской коалиции.

Одержанную Советскими Вооружёнными Силами крупнейшую победу под Москвой и её огромное влияние на судьбы войны вынуждены признать даже гитлеровские генералы — непосредственные участники борьбы на подступах к столице СССР. Так, генерал Типпельскирх признает: «Для дальнейшего ведения боевых действий исход этой зимней кампании имел гибельные последствия...» «Наступление на Москву, — пишет генерал Гудериан, — провалилось... Мы потерпели серьёзное поражение...» Генерал Бутлар подчёркивает, что, поскольку наступление на Москву провалилось и намеченной цели на решающем направлении достигнуть не удалось, «для немцев начались дни величайших испытаний». Весьма примечательно свидетельство гитлеровского генерала Блюментрита, который отметил: «Кампания в России, а особенно её поворотный пункт — Московская битва, нанесла первый сильнейший удар по Германии как в политическом, таки в военном отношении».

Английские и американские исследователи второй мировой войны также не могли не признать значения этого поражения немецко-фашистской армии. Фуллер, например, отмечает, что после поражения зимой 1941/42 года «германская армия так и не вернула утраченную энергию, а в глазах всего мира она лишилась ореола непобедимой армии».

Московская победа свидетельствовала о том, что Советский Союз, ведя в то время войну против гитлеровской Германии один, внёс огромный вклад в дело борьбы с фашистским агрессором. В результате победы под Москвой укрепился и возрос авторитет СССР, его влияние на решение международных проблем.

Разгром гитлеровцев под Москвой, означавший начало коренного поворота в ходе войны, обострил противоречия внутри фашистского блока и сорвал расчёты гитлеровского командования на вступление в войну против Советского Союза Японии и Турции. Победа Красной Армии под Москвой явилась решающим фактором, заставившим правительства этих государств воздержаться от агрессии против СССР. Попытки фашистской Германии распространить своё влияние на Иран и использовать его территорию как плацдарм против Советского Союза также были пресечены.

Значительно осложнились отношения фашистской Германии с её сателлитами. Гитлеровское командование, оказавшееся перед неизбежностью затяжной войны, весьма нуждалось в усилении своих ослабленных поражением войск. Поэтому оно требовало от Венгрии, Румынии, Италии и других вассальных стран отправления на театр войны новых войсковых соединений, а также увеличения поставок сырья и продовольствия для Германии. Это, конечно, ложилось тяжёлым бременем на союзников Гитлера, которые и без того уже понесли большие потери и основательно подорвали свою экономику. Отсюда усиление недовольства войной и пассивное сопротивление немецко-фашистскому диктату. Ухудшились отношения между Финляндией и Германией. Никакой нажим и пропаганда тогдашнего финского правительства не были в состоянии подавить недовольство населения, вызванное тяжёлой войной, большими потерями и всё усиливавшимся давлением Германии на экономику страны.

Несмотря на то, что путём мобилизации внутренних ресурсов, дальнейшего ограбления оккупированных стран и давления на своих союзников фашистской Германии удалось укрепить своё пошатнувшееся положение, гитлеровская армия после понесённого ею поражения под Москвой вынуждена была на всю зиму и весну перейти к обороне и уже больше не могла вести наступление сразу на всём стратегическом советско-германском фронте. Такова была сила полученного ею удара под Москвой. Именно это явилось — наряду с устранением смертельной угрозы столице СССР — важнейшим стратегическим результатом одержанной победы, которая свидетельствовала о мощи Советского Союза и вошла в историю Великой Отечественной воины как величайший патриотический подвиг народов первого в мире социалистического государства и его Вооружённых Сил.

Отмечая факторы, обеспечившие победу под Москвой, следует прежде всего сказать о массовом героизме советских воинов, о неодолимой силе патриотизма советских людей, воспитанных партией в духе преданности социалистической Родине. 36 тысяч бойцов и командиров были награждены орденами и медалями. В боях отличились не только отдельные воины, но и целые соединения. За образцовое выполнение боевых заданий и проявленные при этом доблесть и мужество 14 дивизиям, 3 кавалерийским корпусам, 2 стрелковым и 5 танковым бригадам, 9 артиллерийским и 6 авиационным полкам и другим специальным частям было присвоено почётное звание гвардейских. Особо отличившимся 110 воинам, в том числе 28 воинам 8-й гвардейской стрелковой дивизии имени И. В. Панфилова, было присвоено звание Героя Советского Союза. Медалью «За оборону Москвы»» награждено более 1 миллиона человек. Великий подвиг защитников Москвы золотыми буквами вписан в историю борьбы советского народа за свою свободу и независимость.

Победа под Москвой свидетельствовала о росте боевого мастерства Красной Армии, её командных кадров, о совершенствовании управления войсками. Стали широко известны имена военачальников — участников битвы под Москвой. Это командующие фронтами и армиями Г. К. Жуков, И. С. Конев, С. К. Тимошенко, К. К. Рокоссовский, Л. А. Говоров, И. В. Болдин, К. Д. Голубев, М. Г. Ефремов, И. Г. Захаркин, В. И. Кузнецов, Ф. И. Голиков, Я. К. Крейзер, Д. Д. Лелюшенко, М. М. Попов и другие; руководящие работники штабов фронтов и армий В. Д. Соколовский, М. В. Захаров, М. И. Казаков, П. И. Бодин, Г. Ф. Захаров, В. С. Голушкевич, Л. М. Сандалов, Н. Д. Псурцев; командиры дивизий и корпусов И. В. Панфилов, В. И. Полосухин, А. И. Лизюков, Г. Г. Паэгле, П. А. Белов, Л. М. Доватор, А. П. Белобородов, М. Е. Катуков, И. А. Плиев, И. Ф. Петров, И. А. Ротмистров, П. Г. Чанчибадзе и многие другие. Большую организаторскую и воспитательную работу среди личного состава войск провели военные советы фронтов и армий, партийные организации, политработники войсковых соединений и частей. Следует особо подчеркнуть, что ведущую роль в боях сыграли коммунисты, своим бесстрашием, организованностью и стойкостью цементировавшие части и соединения.

Касаясь вопросов военного искусства в период Московской битвы, нельзя не отметить той огромной роли, которую сыграло своевременное накопление и целеустремлённое использование со стороны советского командования стратегических резервов. Надо прямо сказать, что, несмотря на тяжёлую, порою критическую обстановку в дни героической обороны Москвы, Ставка Верховного Главнокомандования проявила большую выдержку и волю, сохранив выдвинутые в район Москвы стратегические резервы для перехода Красной Армии в решительное контрнаступление с целью разгрома численно превосходившего врага. Опыт Московской битвы в использовании резервов Ставки весьма поучителен.

В период тяжёлых оборонительных сражений и в дни контрнаступления и общего наступления внесли достойный вклад в дело разгрома врага партизаны Подмосковья, Тульской, Смоленской, Калининской областей и Белоруссии. Своими ударами по коммуникациям вражеской армии, по тылам и штабам, узлам связи и гарнизонам они нарушали снабжение и затрудняли боевые действия войск врага. Партизанские отряды нередко выступали вместе с частями Красной Армии. Партизанский полк имени Лазо, отряд «Северный медведь», отряд Жабо и др. поддерживали радиосвязь со штабом Западного фронта и выполняли его задания. В дни Московской битвы выдающиеся подвиги совершили 3. Космодемьянская, Е. Чайкина, В. Карасев, К. Заслонов и другие. Родина высоко оценила мужество партизан, многие из которых были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

За выдающиеся заслуги трудящихся столицы, за их мужество и героизм в борьбе с врагом Москва была награждена 6 сентября 1947 года орденом Ленина, а в день 20-летия победы над фашистской Германией удостоена высокого звания города-героя.

Москвичи свято выполнили свор долг перед Родиной не только своим участием в борьбе против врага на поле сражения, но и героическим, самоотверженным трудом на фабриках и заводах. Трудящиеся столицы превратили город в крупный арсенал, который и в дни битвы под Москвой, и в дальнейшем поставлял фронту автоматы, миномёты, пулемёты, многие другие виды вооружения, снаряды.

Как священную реликвию бережёт автор этих строк грамоту, вместе с которой 27 сентября 1943 года ему был преподнесён автозаводцами Москвы миллионный автомат. Вот несколько строк из этой грамоты: «Коллектив Московского ордена Ленина автозавода в грозные дни октября месяца 1941 года по заданию партии начал производство автоматов-пулемётов образца 1941 года. Почётную и ответственную задачу, поставленную партией перед коллективом завода — дать как можно больше автоматов Красной Армии, — коллектив завода выполнил. Из месяца в месяц, перевыполняя задания Государственного Комитета Обороны, коллектив к 27 сентября 1943 года обеспечил выпуск одного миллиона ППШ, ставших массовым оружием Красной Армии. Выпуская миллионный автомат, коллектив завода решил преподнести Вам, тов. Василевский, юбилейный экземпляр... По поручению коллектива Московского ордена Ленина автозавода: директор завода И. Лихачёв; парторг ЦК ВКП(б) И. Горошкин; председатель завкома Н. Баранов; секретарь комитета ВЛКСМ Т. Морозова».

А сколько было в Москве предприятий, коллективы которых, как и автозаводцы, не считаясь ни с чем, самоотверженно трудились, чтобы дать фронту всё необходимое!

Хорошо памятны напряжённые дни, когда московские рабочие и инженерно-технические работники прилагали нечеловеческие усилия, чтобы успешно выполнить разработанный Центральным Комитетом партии и правительством план на IV квартал — план перестройки московской промышленности на нужды войны. Этот напряжённый план, несмотря на все трудности и сложность военной обстановки, был перевыполнен. В защиту Москвы, в разгром врага у стен города-героя достойный вклад внесли московские женщины и молодёжь. Их благородные дела навсегда останутся в памяти советского народа.

Великая победа в Московской битве ещё раз подтвердила слова бессмертного В. И. Ленина, который говорил: «Во всякой войне победа в конечном счёте обусловливается состоянием духа тех масс, которые на поле брани проливают свою кровь. Убеждение в справедливости войны, сознание необходимости пожертвовать своею жизнью для блага своих братьев поднимает дух солдат и заставляет их переносить неслыханные тяжести». В защите Москвы эти ленинские слова нашли своё яркое воплощение.

Мы с уважением и гордостью вспоминаем всех участников битвы под Москвой, склоняем свои головы перед памятью тех, кто отдал свои жизни за свободу и независимость Родины.

Стойкость и боевой дух защитников Москвы — советских воинов и трудящихся столицы — явились одним из важных факторов, обеспечивших эту всемирно-историческую победу.

Великая победа под Москвой есть воплощение гигантской силы и несгибаемой воли нашей Коммунистической партии, которая направляла усилия фронта и тыла, всего советского народа на разгром вражеских полчищ, вторгшихся на священную землю нашей Родины.

 

В. И. ЧУЙКОВ,

Маршал Советского Союза,

дважды Герой Советского Союза

[34]

РАЗДУМЬЯ О САМЫХ ТЯЖЁЛЫХ ДНЯХ СТАЛИНГРАДА

Меня часто спрашивают, да и сам я нередко задумываюсь над тем, что же произошло во второй половине 1942 года под Сталинградом, в тот момент, когда гитлеровцы вышли к берегам Волги и, казалось, были близки к победе, а затем неожиданно для стороннего наблюдателя потерпели сокрушительное поражение, благодаря чему этот город оказался неприступным для немецко-фашистских войск, несмотря на то, что туда были брошены их главные силы, почему летняя кампания 1942 года, начавшаяся успешно для немецких войск, окончилась для них катастрофой. Вспоминая те дни, невольно задаёшь вопрос: что же было главной силой в руках советского командования при защите Сталинграда?

Немецкие войска, ведя весной и летом 1942 года успешные боевые действия на юге нашей страны, предвкушали близкую победу. Они уже как бы физически осязали эту победу: Дон позади, и они подходили к Волге. Осталось пройти каких-то пять-десять километров, чтобы одержать победу над разбитыми, разрозненными остатками наших войск, которые после кровопролитных, изнурительных боёв отошли непосредственно к городу. На нашу и 64-ю армии, ослабленные в почти двухмесячных боях, была возложена задача обороны города, в который уже врезался своими передовыми танковыми частями враг, сжигая и разрушая его с воздуха армадой авиации — пикирующими бомбардировщиками и истребителями.

Несведущему человеку невозможно представить трагедию населения города и войск 62-й армии в то тяжелейшие дни и ночи.

К началу сентября немецко-фашистские войска на флангах армии уже вышли к Волге, расколов боевые порядки 62-й и 64-й армий на южной окраине города в районе Купоросной, а на северной — в районе посёлков Рынок и Спартаковка. Так немцы отрезали 62-ю армию от войск, которые сражались севернее Сталинграда на перешейке между Волгой и Доном. Образовав охватывающую подкову, они прижали войска 62-й армии танками, придавили с воздуха авиацией, за спиной сражающихся пролегли лишь километровые просторы Волги без постоянных переправ. Вряд ли возможна более тяжёлая обстановка, чем та, что сложилась в первой декаде сентября 1942 года.

Надо учитывать и такой немаловажный фактор, что войска 62-й армии к тому времени были основательно обескровлены. В дивизиях, в которых полагалось по штату 8-10 тысяч человек, с трудом насчитывалось от 100 до 200 активных штыков, а из вооружения имелось лишь несколько орудий и пулемётов. Танковые бригады имели по 6-10 танков. Даже во вновь сформированном танковом корпусе генерал-майора танковых войск А. Ф. Попова оставалось не более 3-4 десятков танков. Многие из них были подбиты и могли действовать только как неподвижные огневые точки. В такой момент, казалось бы, достаточно совсем незначительных усилий, чтобы немецко-фашистские войска смяли и отбросили, а точнее, утопили в Волге численно небольшие наши подразделения, вставшие на защиту Сталинграда.

Что касается обеспечения наших войск, то чем ближе они отходили к самой Волге, тем труднее было снабжать их боеприпасами, снаряжением, горючим и особенно ремонтировать повреждённую боевую технику, не говоря уже о серьёзных затруднениях при манёвре по узким горящим улицам Сталинграда. Но, несмотря на это, у командного, политического состава и всех воинов начался перелом в настроении, укреплялась вера в превосходство над противником, уверенность в конечной и скорой победе. Прошлые бои показали, что врага можно бить, для этого нужно уметь организовать бой, даже без превосходства в силах, но с полным напряжением моральных и физических сил. Большинству бойцов стало ясно, что отступать дальше некуда, а одержать победу необходимо. Для победы нужны были не только пулемёты, пушки, танки и самолёты, нужен был героизм, самоотверженность, желание драться и обязательно победить.

С появлением в войсках коммунистов старших возрастов, особенно участников гражданской войны, настроение молодых бойцов значительно поднялось. Житейская и военная мудрость пожилых счастливо сочеталась с энергией и боевым задором молодёжи. Винтовка и ручная граната, пушка и миномёт в руках инициативных бойцов стали действеннее разить врага. Враг почувствовал и увидел в советском бойце уверенность, стойкость, непоколебимое желание выстоять.

Военный совет армии призвал драться до последнего дыхания. Это, бесспорно, благоприятно воздействовало на подъём всех духовных и физических сил каждого воина.

Командование армии находилось подчас в 200-300 метрах от противника и готово было само с автоматом, винтовкой, пулемётом оборонять рубеж, где находился КП армии. Это не было случайностью; естественно, и командиры корпусов, дивизий и полков не могли оторваться от своих войск и находились фактически в их боевых порядках.

Был, правда, случай, когда один хороший командир не выдержал миномётного обстрела противника и ушёл с высоты 107,5 поближе к правому берегу Волги. Военный совет расценил это как самовольство, проявленное в тяжёлой обстановке. Этот командир вместе со своими помощниками был тут же вызван на командный пункт армии в Мамаевом кургане и под адскую музыку фашистских мин, снарядов и бомб так «пропесочен», что, надеюсь, запомнил это на всю жизнь. Больше он никогда не проявлял малодушия.

Солдаты Сталинграда всегда чувствовали рядом своего начальника, политического руководителя, видели, что они вместе с ними переносят все лишения и опасности. Это поднимало дух воинов и укрепляло сознание, что противник будет побеждён.

Политработники систематически проводили беседы в частях, они разъясняли, что, обороняя Сталинград, на который Гитлер делал теперь главную ставку, нельзя думать только о своей жизни. Каждый боец отвечает перед Родиной и народом за оборону города. Только беспощадно уничтожая врага и не щадя своей жизни, можно было выполнить эту задачу. Конечно, никто из бойцов не хотел умирать, но сталинградцы сумели поставить долг перед Отечеством превыше всего. Все мы хотели жить и защищать страну, а это желание заставляло каждого метко прицеливаться и бить врага наверняка, надёжно маскироваться и укрываться от вражеских пуль и снарядов. Эти основные правила действий защитников Сталинграда нигде не зафиксированы, но о них все знали. Знали и о строгом приказе Военного совета, категорически запрещающем отступать или самовольно уходить к берегу или на ту сторону Волги.

Шла смертельная схватка с противником. Она продолжалась ни мало ни много — около трёх месяцев. Непрерывные бои днём и ночью в непосредственном соприкосновении с врагом, который находился на расстоянии броска ручной гранаты, бесконечные атаки и контратаки, многочисленные, в большинстве своём внезапные для врага вылазки целых подразделений и штурмовых групп держали гитлеровцев в постоянном напряжении.

Так в огне сталинградских сражений родилась штурмовая группа, а с ней и новая тактика действий в ближнем бою. Её породила сама обстановка, воинская смётка защитников Сталинграда. Небольшая по численности группа отличалась гибкостью при манёвре в бою, пробивной силой при штурме. Она искала противника повсюду, шла умышленно на сближение с ним, просачивалась, как вода, через подвалы и проломы в стенах, среди развалин зданий и навязывала врагу ближний бой. Штурмовая группа наносила внезапные и неотразимые удары с фронта, флангов и тыла, не давая врагу опомниться или отдохнуть, изматывала его морально и физически. Против мелкой штурмовой группы противник не мог эффективно применять ни авиацию, ни массированный огонь артиллерии.

Мне кажется, что в тактике штурмовой группы имеются элементы тактики будущего. В боевом расчёте при современном оружии, когда каждый человек отвечает за свои и общие действия, в слаженности действий, индивидуальной подготовке каждого заключена гарантия успеха всего воинского коллектива.

В какой-то неуловимый момент жесточайшей битвы на Волге получилось так, что настроение противника надломилось, а боевой дух советских войск поднялся ещё выше. Это были верные признаки нашей грядущей победы, ибо она зарождалась также и в сознании советского человека.

Что можно сказать о том, что пережили мы, защитники Сталинграда, находившиеся на правом берегу Волги?

Трудно описать все эти сложные психологические переживания в ходе событий, в которых участвовал сам, да к тому же я мог видеть из множества фактов героизма и самоотверженности, наверное, лишь их тысячную долю, а может, и того меньше. Кроме того, чтобы рассказать о всех переживаниях, передать физическое и моральное напряжение, поведать о героизме каждого в этом сражении, потребовалось бы написать много томов. Может быть, какая-то часть этой героической эпопеи будет воссоздана со временем, но далеко не полностью, ведь многих её участников уже нет в живых.

Мы отдаём должное той роли, которую сыграла в обороне Сталинграда артиллерия, находившаяся на левом берегу Волги, она мощным шквалом огня ослабляла атаки противника, уничтожала часть его сил на подходе.

Определённое воздействие на врага оказывала и наша авиация, находившаяся на дальних аэродромах.

Но мне как командующему армией, действовавшей в самом горниле боёв, было видно особенно отчётливо действие, или, вернее сказать, взаимодействие тех войск, которые сражались в огненной черте Сталинграда.

Поэтому я должен сказать, что наряду с высокой политической ответственностью спайки, беззаветной преданностью идеалам коммунизма у нас существовала также воинская спайка, начиная от командования армии и кончая отделением. Она называлась взаимодействием всех родов войск.

Когда артиллерист плечом к плечу сражается вместе с пехотинцем, чувствующим поддержку стоящих рядом танков и пусть даже изредка появляющихся в небе самолётов, а командование и штаб армии направляют все эти силы против наиболее опасного в данный момент противника, вот тогда каждый ощущает несокрушимую мощь объединённого оружия. Это было как раз то оружие, то средство, которое сыграло, по моему мнению, решающую роль в срыве ударов немецко-фашистских войск, нанеся им колоссальные, порой не поддающиеся учёту потери.

Я никогда не забуду 14 сентября. Для Сталинграда оно стало одновременно одним из наиболее тяжёлых и в то же время счастливых дней.

В этот день враг вклинился в город большими силами западнее вокзала. Фашистские головорезы выскакивали из машин, веселились, врывались в жилые кварталы с целью поживиться тем, что ещё уцелело от пожара. А наши солдаты и офицеры, спрятавшись за углы зданий, в подвалах, на чердаках домов, расстреливали зарвавшихся захватчиков.

Нельзя расценить эти действия немцев иначе, как психическую атаку. Но когда они были встречены дружным огнём и поползли, будто ошпаренные кипятком тараканы, и гибли на наших глазах, вот тут-то мы и почувствовали, что сможем уничтожить фашистских захватчиков всех до единого. Их гонор и напыщенность как рукой сняло. И что особенно запомнилось, так это то, что наши снайперы заставили фашистов бояться их огня. Это, на мой взгляд, и явилось началом того долгожданного перелома, который следовало закрепить в дальнейшем успешными боевыми действиями. И мы добились поставленной цели, а с прошедших науку нашу захватчиков была сбита спесь.

Особенно угнетающе действовало на наши войска ещё при отходе к Сталинграду, да и в самом городе, превосходство авиации противника на направлении главного удара. Нужно сказать, что у немцев взаимодействие сухопутных войск с авиацией было отработано неплохо. Их бомбардировщики успевали нанести удар перед атакой и тем самым могли приковать наши войска к земле, а тех, кто находился на наблюдательных пунктах, загнать под землю. Наши артиллеристы и зенитчики часто укрывались в воронках и прекращали огонь, и тогда танки противника вместе с пехотой врывались почти безнаказанно в боевые порядки советских войск, и дело кончалось тем, что мы вынуждены были отходить. Мы немало размышляли о том, как уменьшить потери от авиации противника, причём выход старались найти все — начиная от солдата и кончая Военным советом армии. Солдаты понимали, что отступать больше некуда, что, только уничтожая противника, можно выполнить поставленную задачу и предотвратить собственную гибель. Решение было найдено, когда наши командиры навязали противнику тактику ближнего боя в специфических условиях Сталинграда, где боевые порядки двух противоборствующих сторон разделяли всего-навсего десятки метров. При таких условиях авиация противника не могла уже бомбить ни наши траншеи, ни войска. А если пыталась нанести удар по советским частям, то непременно попадала и по своим. Тактика ближнего боя была принята безоговорочно как солдатами, так и командованием 62-й армии.

Переход к тактике ближнего боя придал обороне Сталинграда исключительно высокую стойкость, повысилась бдительность наших войск, их готовность к штыковой атаке и контратаке.

Воинов армии объединяла и цементировала преданность идеям Коммунистической партии, стремление выполнить волю народа. В Сталинградской битве с особой силой проявилась дружба народов нашей страны. Нельзя не сказать, что бойцы всех национальностей с чувством высокого уважения называли русский народ своим старшим братом. Кому не известен знаменитый дом Павлова? Здесь плечом к плечу сражались русские, украинцы, грузины, казахи, белорусы, узбеки, таджики, литовцы и представители других народов нашей Родины.

Командиры соединений, штабы, политорганы заслуживают самой высокой оценки за то, что они сумели распознать и усилить те настроения и помыслы наших солдат — простых людей с винтовкой или автоматом, которые в конечном счёте явились основой всех наших успехов. В этом напряжённейшем сражении существенную роль играл морально-боевой дух войск. Командиры и политработники не упустили момента, поняли и подхватили рождённый в сердцах сталинградцев пароль: «За Волгой для нас земли нет!» — и вместе с рядовым пехотинцем, артиллеристом, танкистом, моряком стояли насмерть на волжском рубеже. Вот почему они и пользовались полным доверием у своих подчинённых.

Никто, кроме меня, К. А. Гурова и Н. И. Крылова, не знает, чего больше всего опасались мы в Сталинграде: как бы, проснувшись, не оказаться под дулами немецких автоматов и пистолетов, не успев взять в руки своё оружие. Поэтому мы поочерёдно дежурили по ночам.

Буржуазные историки и журналисты, описывая Сталинградскую битву, любят сравнивать Сталинград с Верденом. Одно время Гитлер говорил, что он не хочет превратить Сталинград в верденскую мельницу. Но я не могу полностью согласиться с этим сравнением по двум причинам. Во-первых, Верден был крепостью с долговременными фортификационными сооружениями, подготовленными для ведения длительной войны. Сталинград был мирным, промышленным городом. В нём не было никаких укреплений, кроме построенных непосредственно во время боя окопов, траншей и огневых полиций полевого типа. Во-вторых, защитники Вердена выстояли против кайзеровской армии. Защитники же Сталинграда не только выстояли, но и перемололи самую сильную группировку гитлеровской армии и вместе с войсками других фронтов участвовали в окружении и уничтожении более чем 330-тысячной немецко-фашистской группировки. Из этого окружения почти никто не мог вырваться. Не от хорошей же жизни Гитлер объявил трёхдневный траур по всей Германии после разгрома его отборных войск у Волги. Наша победа под Сталинградом была генеральным, переломным сражением второй мировой войны.

Я не могу не сказать об огромной работе партийных и комсомольских организаций, которая явилась мобилизующей и организующей силой. Коммунисты и комсомольцы жили среди бойцов, дышали с ними одним воздухом, вместе ходили в атаки, а при неудаче — отходили или отступали, короче говоря, они знали друг друга, как знают в родной семье. Как бы ни было трудно, но во время небольших передышек между боевыми схватками, далее в короткие летние ночи, партийная и комсомольская работа среди бойцов не замирала.

Приказ Военного совета не уходить из Сталинграда, а если надо, то и умереть в городе, но за Волгу не отступать, был туг же доведён до партийных и комсомольских организаций, и уже через несколько часов все бойцы 62-й армии знали о нём. Вот выписка из протокола комсомольского собрания, проведённого в Сталинграде в самые тяжёлые дни:

«Слушали: О поведении комсомольцев в бою.

Постановили: Лучше умереть в окопе, но не уходить с позором с занимаемой позиции. И не только самому не уйти, но и сделать так, чтобы не ушёл и сосед.

Вопрос к докладчику: «Существуют ли уважительные причины ухода с огневых позиций?»

Ответ: «Из всех уважительных причин только одна будет приниматься во внимание — смерть».

А вот выдержка из обращения бойцов 133-й гвардейской тяжёлой танковой бригады. Они писали: «Дорогие друзья! Родина приказала нам отстоять Сталинград, народ призывает нас жестоко и беспощадно мстить врагу за истоптанную русскую землю, за разрушенные города и сёла... Герои Царицынской эпопеи призывают нас, невзирая на жертвы и лишения, отстоять Сталинград, это они, ветераны героической обороны Царицына, пишут нам: «Не отдавайте врагу наш любимый город, любой ценой защищайте город, бейтесь так, чтобы слава о нас гремела в веках», — и мы выполним этот наказ...» Так писали танкисты бригады Н. М. Бубнова.

Собрания и обращения бойцов и ветеранов, их клятвы не отступать, бить врага до полной победы оказали благотворное влияние. Примеров героизма и самоотверженности становилось всё больше. Восемь фашистских танков атаковали советский танк КВ, которым командовал Хасан Ямбеков. Он принял бой и побил четыре вражеских танка. На помощь гитлеровцам пришло ещё несколько танков, танк Ямбекова был подожжён термитным снарядом. Вражеские автоматчики окружили его и поджидали, когда советские танкисты откроют люки и покинут машину. Но советские воины решили не сдаваться. Задыхаясь от дыма, они дрались до последнего снаряда и патрона. Когда пламя и дым заполнили боевое отделение, раскалилась сталь и дальше невозможно было терпеть, дежурный радист нашей танковой части поймал в эфире знакомый голос Ямбекова: «Прощайте, товарищи! Не забывайте нас!» В эфир прорвались торжественные звуки гимна. Это пели «Интернационал» Хасан Ямбеков, механик-водитель Андрей Тарабанов, командир орудия Сергей Феденко и радист Василий Мушилов.

Не менее героически проявили себя в те дни боёв женщины-воины. Как-то на Мамаевом кургане была восстановлена прерванная ранее связь между командованием укреплённого района и штабом 62-й армии. В тот день не было ни минуты затишья. Всё время бушевал огонь артиллерии и миномётов. Поддерживать бесперебойную связь было очень трудно.

К трём часам дня на узле связи штаба армии не осталось ни одного связиста. И когда связь оборвалась снова, вызвалась идти Шура. К сожалению, её фамилии я не помню. Командир роты связи сказал:

   — Огонь глядите какой... Вы не сможете добраться до места порыва линии.

   — Смогу, товарищ лейтенант, вы только разрешите, — настаивала Шура, держась за левый кармашек гимнастёрки, в котором находилась кандидатская карточка.

Командир роты разрешил. Шура, рискуя поминутно жизнью, отыскала и устранила порыв. Но в полдень 14 сентября голос Шуры оборвался... А ведь не ей, работавшей на коммутаторе, надо было идти исправлять обрыв, но Шура пошла, действовала геройски, и память о ней осталась навечно.

Немало воинов спасла санитарка Тамара Шмакова из дивизии Н. Ф. Батюка. Многие оставшиеся в живых благодарны ей за самоотверженность, которую она проявляла, спасая тяжелораненых. Сегодня она работает в Томской области врачом. И таких героинь, как Тамара, в 62-й армии было немало. И списках награждённых по частям армии свыше тысячи женщин. Среди них Мария Ульянова, которая с начала и до конца обороны находилась в доме сержанта Павлова; Валя Пахомова, вынесшая с поля боя более ста раненых; Надя Кольцова, награждённая двумя орденами Красного Знамени; врач Мария Бельямидова, перевязавшая под огнём на передовой позиции не одну сотню бойцов и командиров; Люба Нестеренко, оказавшись в осаждённом гарнизоне старшего лейтенанта Драгана, делала перевязки гвардейцам, даже будучи раненой, она и умерла с бинтом в руках, не закончив перевязку раненому товарищу. Кому не известна стойкость воинов знаменитого дома-крепости, где более 50 суток без сна и отдыха оборонялась группа во главе с сержантом Павловым. Гитлеровцы обрушили на этот дом лавину бомб, мин и снарядов, но ничего не могли сделать с неприступным домом. Эта боевая группа, обороняя один дом, уничтожила больше фашистов, чем потеряла гитлеровская армия при взятии Парижа.

День 14 сентября, как я уже писал, был для нас не только неимоверно трудным, но и удачным днём. Мы отразили в городе мощную атаку противника, нанесли ему поражение и заставили немецкое командование бросить на город новые силы. Месяц спустя, 14 октября и последующие пять дней были для нас наиболее тяжёлыми за всю сталинградскую эпопею. Не выстояв в эти дни, мы оказались бы опрокинутыми в Волгу, а Сталинград был бы захвачен немцами. Выстояв в эти беспримерные по боевому напряжению дни, мы поставили противника в безвыходное положение.

Это был великий перелом в Сталинградском сражении...

Теперь, когда эти события — история, небезынтересно вспомнить, что говорили и думали в дни подготовки к очередному наступлению 6-й армии Паулюса Гитлер с Геббельсом.

В первых числах октября Геббельс, собрав в министерстве пропаганды дипломатов, представителей союзных фашистской Германии стран, заявил им, что фюрер предвещает близкую победу над большевизмом и Советами, что битвой на Волге, которую ведут немецкие войска, руководит непосредственно сам Гитлер и победа, как никогда, близка. Геббельс особенно акцентировал внимание на Сталинградском сражения потому, что «третий рейх», тогдашние правители Японии и Турции заключили секретное соглашение, по которому с падением Сталинграда эти два государства также должны были вступить в войну против Советского Союза. Исходя из этого, легко можно представить, сколько сил и средств было брошено на Сталинград, чтобы как можно скорее расправиться с ним.

Военный совет, руководя обороной города, знал о готовившемся мощном наступлении немцев на заводские районы города. Наша разведка, руководимая полковником Михаилом Захаровичем Германом, своевременно и правильно информировала Военный совет о создаваемой вражеским командованием группировке к северо-западу от Сталинграда, в районе балки Вишнёвой. Мы готовились к отражению удара и подтянули для защиты Сталинградского тракторного завода и завода «Баррикады» свежие силы. Но мы не знали, что последует удар такой колоссальной мощности.

Военный совет решил в этом сражении находиться непосредственно за войсками, оборонявшими завод «Баррикады», чтобы надёжнее управлять их действиями. Туда противник направлял свой главный удар. Паулюс со своим штабом находился в 120 километрах от поля сражения в станице Нижне-Чирской, а Военный совет 62-й армии со штабом и с командирами соединений — в начале этих боёв в трёх километрах, а к концу — в 300 метрах от переднего края. Это обстоятельство сыграло определённую роль в успехе нашей обороны. К началу вражеского удара мы фактически оказались уже отрезанными от своего заволжского тыла. Вся Волга хорошо просматривалась и простреливалась противником из крупнокалиберных пулемётов, не говоря уже о миномётном и артиллерийском огне, которым противник обстреливал все дороги и тропинки,9 подходившие к реке с востока. Только ночью, да и то с большим риском, к правому берегу в Сталинград могли подходить наши пароходы с необходимым для армии грузом и увозить раненых.

Моральное и физическое напряжение работников штамбов армии и соединений было доведено до предела. Днём они обеспечивали ведение боя, а ночью сопровождали войска к намеченным для них рубежам, распределяли между ними по только районы обороны, но даже отдельные позиции, ориентировали в боевой обстановке, организовывали связь. И всё это происходило в нескольких сотнях и даже десятках метров от переднего края, под наблюдением и огневым воздействием противника.

Настала ночь... В эту ночь с 13 на 14 октября мы меняли командный пункт армии, приближая его к войскам. Командный пункт был подготовлен на северо-восточной окраине завода «Баррикады». Но переходить всем сразу даже какие-нибудь 500-600 метров мы не рискнули. Работники штаба армии были разделены на три группы. С первой пошёл член Военного совета К. А. Гуров, чтобы проверить на новом пункте связь с войсками и дать нам сигнал. Они выступили в 24 часа, но только в 2 часа пополуночи мы получили данные, что на новом пункте всё готово.

Вторая группа во главе с командармом выступила в третьем часу. Пройти несколько сот метров по обрывистому берегу было не так-то легко для людей, не спавших несколько ночей подряд. Мы не шли, а в буквальном смысле слова ползли по камням, спотыкаясь и падая. Когда я пришёл в блиндаж (один на весь штаб), то свалился и тут же заснул, а возможно, потерял сознание. Не слышал, как и когда пришёл Н. И. Крылов с третьей группой. Проснулся около 7 часов, вижу — рядом лежит Крылов. Он тоже спал. Вскоре близкие разрывы потрясли землю, в воздухе выплеснулись султаны огня. На оборонявшуюся армию посыпались десятки, сотни тысяч снарядов и мин разных калибров. Взрывными волнами нас прижало к обрывистой круче берега. Вода в Волге буквально кипела от взрывов. Над головой появились фашистские самолёты. Их было несколько групп. Они плыли уверенно, будто стаи диких гусей. От взрывов снарядов и мин, шума авиационных моторов невозможно было говорить. Я посмотрел на командующего артиллерией Н. М. Пожарского. Он понял меня, взял планшет и бинокль и поспешил на свой командный пункт. Я же пошёл на свой.

Солнца не было видно. Дым, пыль и смрад заволокли небо. Подойдя к блиндажу, собрался открыть дверь, но тут же получил такой удар взрывной волны в спину, что влетел в свой отсек. И тут же услышал голос Гурова: «Получил поделом, не ходи, куда не надо». Крылов и Гуров сидели на скамейках и оба держали телефонные трубки. Тут же стоял начальник связи армии полковник Юрин, докладывая что-то Крылову.

Я спросил:

   — Как связь?

Юрин доложил:

   — Часто рвётся, включили радио, говорим открытым текстом.

Кричу ему в ответ:

   — Этого мало... Пустите в дело и запасной узел связи на левом берегу. Пусть дублируют и информируют нас.

Юрин понял и вышел. Я прошёл по всему П-образному блиндажу-туннелю. Он достался нам от штаба 10-й дивизии НКВД, который был переведён на левый берег несколько дней тому назад. Все работники штаба армии, связисты и связистки были на местах. Они глядели на меня, пытаясь по моему лицу понять, каковы настроение и положение на фронте. Чтобы показать, что нет ничего страшного, я шёл по блиндажу спокойно и медленно и вышел на улицу из другого входа блиндажа.

То, что я увидел на улице, особенно в направлении тракторного завода, трудно описать. В небе ревели моторы пикирующих бомбардировщиков, выли падающие бомбы, рвались снаряды зениток. Кругом всё гудело, стонало и рвалось. Пешеходный мостик через Денежную протоку, собранный из бочек, был разбит и отнесён течением. Вдали рушились стены домов, полыхали корпуса цехов тракторного завода.

Возвращаюсь в блиндаж в свой отсек. Крылов и Гуров с телефонами в руках рассматривают план города. По синим стрелам и цифрам, а также по красным изогнутым линиям оцениваю положение на направлении главного удара противника. Вопросов не задаю, знаю, что полученные пять-десять минут тому назад данные об обстановке уже устарели. Вызываю к телефону командующего артиллерией армии Пожарского. Приказываю дать залп «катюш» двумя дивизионами. Одним — по силикатному заводу, другим — по стадиону. Там, по моему мнению, должно было быть скопление войск противника. Затем дозваниваюсь до командующего 8-й воздушной армией Т. Т. Хрюкина. Прошу хоть немного угомонить фашистских стервятников. Он сказал, что сейчас помочь не может. Противник плотно блокировал наши аэродромы. Пробиться нашей авиации к Сталинграду пока невозможно.

После короткого обмена мнениями между членами Военного совета стало ясно, что противник вновь бросил крупные силы против 62-й армии. Имея явное превосходство и живой силе и технике, он будет стараться разрезать армию и уничтожить её по частям. Сейчас главный удар он наносит между Сталинградским тракторным и «Баррикадами». Ближайшая цель врага — пробиться к Волге. Было ясно, что он сделает всё возможное, чтобы воспретить подход подкреплений и подвоз боеприпасов из-за Волги. И ближайшие несколько дней нам предстояла небывало жестокая борьба только имеющимися в распоряжении 62-й армии силами. Наш блиндаж трясло как в лихорадке, земля звенела, с потолка сыпался песок, в углах и на потолке под балками что-то потрескивало, толчки от разорвавшихся вблизи крупных бомб грозили развалить наш блиндаж. Уходить нам было некуда. Лишь иногда, когда совершенно нечем было дышать, несмотря на близкие разрывы бомб и снарядов, мы по очереди выходили из блиндажа.

В тот день мы почти не видели солнца. Оно поднималось бурым пятном и изредка выглядывало в просветы дымовых туч.

На фронте около шести километров Паулюс бросил в наступление под прикрытием ураганного огня три пехотные и две танковые дивизии. Главный удар наносился по 112, 95, 308-й стрелковым и 37-й гвардейской дивизиям. Все эти дивизии были сильно ослаблены от понесённых потерь в предыдущих боях, особенно 112-я и 95-я. Превосходство противника в людях было пятикратным, в танках — двенадцатикратным, его авиация безраздельно господствовала на этом участке. Около трёх тысяч самолёто-вылетов насчитали мы в этот день.

Пехота и танки противника в 8 часов утра атаковали наши позиции. Первую атаку противника удалось отбить, на переднем крае горело десять танков. Подсчитать убитых и раненых оказалось невозможно. Через полтора часа противник повторил атаку ещё большими силами. Его огонь по нашим огневым точкам был более точным. Гитлеровцы буквально душили нас массой огня, не давая никому на наших позициях поднять головы.

В 10 часов 109-й полк 37-й гвардейской дивизии был смят танками и пехотой противника. Бойцы этого полка, засевшие в подвалах и в комнатах зданий, дрались в окружении. Против них враг применил огнемёты. Нашим бойцам приходилось отстреливаться, переходить в рукопашные схватки и одновременно тушить пожары.

На командном пункте армии от близкого взрыва авиабомбы завалило два блиндажа. Бойцы роты охраны и несколько офицеров штаба откапывали своих товарищей. Одному офицеру придавило йогу бревном. При попытке откопать и поднять бревно верхний грунт осел и ещё больше давил на ногу. Несчастный офицер умолял товарищей отрубить или отпилить ногу. Но ни у кого не поднялась рука.

В 11 часов доносят: левый фланг 112-й стрелковой дивизии также смят. Около 50 танков утюжат её боевые порядки. Эта многострадальная дивизия под командованием вначале генерала И. П. Сологуба, а затем полковника И. Е. Ермолкина, принимавшая участие во многих боях западнее Дона, на Дону, между Доном и Волгой, к 13 октября имела в строю не более тысячи бойцов, но не отступила. Она сражалась геройски разрозненными подразделениями и гарнизонами в отдельных зданиях, в цехах тракторного завода, в Нижнем Посёлке и на волжской круче. Её сопротивление гитлеровцы долгое время не могли сломить, несмотря на своё превосходство в людях и технике.

В 11 часов 50 минут противник захватил стадион тракторного завода и глубоко вклинился в нашу оборону. До корпусов самого завода осталось менее километра. Южнее стадиона находился так называемый шестигранный квартал с каменными постройками. Его наши войска превратили в опорный пункт, гарнизоном которого стал батальон 109-го гвардейского стрелкового полка с поддерживающей артиллерией. Этот квартал несколько раз переходил из рук в руки. Командир полка Омельченко лично возглавлял контратакующие подразделения.

По радио открытым текстом неслись донесения, которые перехватывались узлом связи штаба армии. Привожу их дословно:

«Фрицы везде наступают с танками... Наши дерутся на участке Ананьева. Подбито четыре танка, а у Ткаченко — два, гвардейцами 2-го батальона 118-го полка уничтожено тоже два танка. Третий батальон удерживает позиции по оврагу, но колонна танков прорвалась на Анчарную». Артиллеристы 37-й гвардейской дивизии доносили: «Танки расстреливаем в упор, уничтожено пять».

Начальник штаба дивизии Брушко докладывал в штаб армии: «Гвардейцы Пуставгарова (114-й гвардейский полк), рассечённые танковыми клиньями противника, закрепившись группами в домах и развалинах, сражаются а окружении. Лавина танков атакует батальон Ананьева. Шестая рота этого батальона под командованием гвардии лейтенанта Иванопа (политрук Ерухимович) полегла полностью. Остались а живых только посыльные».

И 12 часов передают по радио из 117-го гвардейского полка: «Командир полка Андреев убит, нас окружают, умрём, но не сдадимся». Около командного пункта полка валялось больше сотни трупов немцев, а гвардейцы продолжали бой.

Из полков 308-й стрелковой дивизии Л. Н. Гуртьева доносят: «Танки атакуют позиции с севера, идёт жестокий бой. Артиллеристы бьют прямой наводкой по танкам, несём потери особенно от авиации, просим отогнать стервятников».

В 12 часов 30 минут командный пункт 37-й гвардейской дивизии бомбят пикирующие бомбардировщики. Командир дивизии генерал В. Г. Жолудев завалей в блиндаже. Связи с ним нет. Управление частями 37-й гвардейской дивизии штаб армии берёт на себя. Линии связи и радиостанции перегружены. В 13 часов 10 минут в блиндаж Жолудева «дали воздух» (просунули металлическую трубу), продолжая откапывать генерала и его штаб. В 15 часов на командный пункт армии пришёл сам Жолудев. Он был мокрый, в пыли. Комдив доложил: «37-я гвардейская дивизия сражается и не отступит». Доложил и тут же присел на земляную ступеньку и закрыл лицо руками. Даже этот железный человек был надломлен происходившим.

На участке 95-й стрелковой дивизии В. А. Горишного с 8 часов утра шёл жесточайший бой. Командир взвода третьей батареи лейтенант В. В. Владимиров вспоминает: «14 октября ясное утро началось с такого землетрясения, которого мы никогда не ощущали за все бои до этого. Сотни самолётов урчали в воздухе, всюду рвались бомбы и снаряды. Клубы дыма и пыли окутали небо. Дышать было нечем. Все поняли, что немцы перешли в новое мощное наступление. Телефонная связь сразу порвалась. По радио от командира батареи услышали команду: «НЗО-б», «ПЗО-1» и т. д. Эти команды менялись одна за другой. Рискуя каждую минуту жизнью, люди выходили к орудиям и выпускали серию снарядов. Наш наблюдательный пункт батареи оказался в окружении, но командир батареи товарищ Ясько не растерялся. Он всю ночь бил фашистов огнём своей батареи, вызывая иногда огонь на себя, когда фашисты очень близко подходили к наблюдательному пункту, а к утру удачно прорвался из окружения. От бомбёжки и от обстрела у наших орудий осталось по два-три человека, но мы не дрогнули. Командир батареи Ясько был засыпан, многие оглохли, бомбёжка, обстрел не прекращались. Всё горело, всё перемешивалось с землёй, гибли люди, гибла техника, но мы стреляли и стреляли».

Так вели себя в бою артиллеристы, взаимодействуя с другими родами войск.

13 часов 10 минут. Доложили, что на командном пункте армии завалило два блиндажа, есть убитые и раненые.

Около 14 часов прервалась телефонная связь со всеми подчинёнными нам войсками, управление осуществлялось по радио, но и радиостанции работали с перебоями, поэтому приходилось направлять в части офицеров.

В 15 часов танки противника глубоко вклинились в наши боевые порядки. Они вышли на рубеж заводов тракторного и «Баррикады». Пехоту врага, однако, отсекли от танков гарнизоны наших опорных пунктов огнём всех видов оружия. Они, хотя и разрозненные, сражаются и в окружении и сковывают действия врага. Движение танков, лишённых возможности взаимодействовать с пехотой, сильно замедлилось. Некоторые из них остановились и стали неплохими мишенями для наших артиллеристов и бронебойщиков. Всё же к 15 часам танкам врага удаётся пробиться к командному пункту армии. Они очутились от нас в 300 метрах. Рота охраны штаба вступила с ними в бой. Дело шло к тому, что и нам самим нужно было превращаться в бронебойщиков. Иного выхода не было. Мы не могли куда-либо отойти, ибо лишились бы последних средств управления и связи.

В парке, который носил у нас название Скульптурный, было зарыто в землю до десятка танков 84-й танковой бригады. Им было приказано не предпринимать контратаки, а быть в засаде на случай прорыва немцев. В 15 часов волна немецких танков прорвалась к парку, и тут они напоролись на засаду. Наши танкисты били немцев без промаха. Этот опорный пункт гитлеровцы не взяли ни 14, ни 15, ни 16 октября. И только 17-го он был разбит вражеской авиацией, совершившей несколько десятков мощных ударов «юнкерсов» и «хейнкелей» по парку.

Несмотря на колоссальные потери, враг рвался вперёд. Его автоматчики просачивались в образовавшиеся разрывы между боевыми порядками наших частей. За эти дни немцы неоднократно вели бои с охраной штаба армии. К счастью, у Паулюса, как видно, не нашлось хотя бы одного свежего батальона, чтобы захватить наш командный пункт. Скорей всего Паулюс не знал, где он расположен. Думаю, знай он точно, где мы находились, он не пожалел бы для этого целой дивизии.

В 16 часов 35 минут 14 октября командир полка подполковник Устинов просит открыть огонь по его командному пункту, к которому подошли вплотную фашисты и забрасывают его ручными гранатами. Открыть огонь по своему командиру? И всё-таки пришлось генералу Пожарскому дать залп дивизиона «катюш». «Накрыли» огнём фашистов удачно. Их полегло немало.

Для обороны заводов тракторного и «Баррикады» создали отряды из рабочих и охранников. Они с подразделениями войск армии должны были оборонять заводы до последнего патрона. В отряды сталинградских рабочих вступили и защитники Царицына в годы гражданской войны. В большинстве это были коммунисты. Они стали вожаками и проводниками по Сталинграду и по цехам заводов. Их присутствие крепило боевую дружбу бойцов и рабочих. Во второй половине дня 14 октября эти отряды вступили в бой с подошедшими передовыми подразделениями врага. Части и подразделения 112-й и 37-й дивизий вместе с рабочими отрядами тракторного завода уничтожали противника на площади перед заводом и на прилегающих улицах. Части 95-й и 308-й дивизий совместно с вооружёнными рабочими завода «Баррикады» громили противника на улицах, ведущих к заводу. Им помогали танкисты 84-й танковой бригады. Тысячи трупов фашистов покрывали площади и улицы, несколько десятков горящих и разбитых танков перегораживали улицы и проезды. Отдельные подразделения противника время от времени прорывались к берегу Волги, особенно между заводами, но закрепиться там им не удавалось. Артиллерийский огонь с левого берега и дружные атаки наших войск с флангов отбрасывали фашистов назад с большими потерями.

Сила авиационных ударов противника, его превосходство в танках и пехоте привели к тому, что 62-я армия оказалась рассечённой. Участок между тракторным и «Баррикадами» (около полутора километров) прочно контролировал противник. Его огнём простреливались все овраги, выходящие к протоне Денежной. Наши офицеры связи не могли проникнуть к тракторному заводу. Правда, со своего командного пункта мы хорошо видели территорию завода, но не могли наблюдать ожесточённых схваток, которые происходили в его цехах. У нас не было связи с подразделениями, сражавшимися там, и мы не всегда могли им помочь. Единственное, чем мы могли их поддержать, была артиллерия. Управление ею мы не теряли ни на минуту. Судьба подразделений, окружённых на территории заводов, была для нас долгое время неизвестной. Это тяжёлым камнем лежало на моей совести.

В послевоенные годы мне довелось встретиться с двумя участниками этих боев: один высокий, белокурый, со шрамом от пулевого ранения в щёку — Алексей Яковлевич Очкин, второй — среднего роста, смуглый, тоже с шрамом на лице — Борис Васильевич Филимонов.

В батарее лейтенанта Очкина, на которую возлагалась задача оборонять площадь имени Дзержинского и быть готовой к борьбе даже в окружении, имелось три противотанковых орудия и девять противотанковых ружей. В орудийном расчёте на южной окраине площади был юный друг лейтенанта — подносчик снарядов 15-летний Вайя Фёдоров, курносый, подвижный и, как рассказывает Алексей Очкин, драчливый юнец. Он познакомился с ним по пути на фронт, на станции Поворино. Лейтенант заметил отдыхающего на буфере «зайца», подошёл к нему, попытался стащить, а тот, обороняясь, двинул его ботинком в лоб.

   — Чего ты пристал? Хочу на фронт...

Вскоре они нашли общий язык. И теперь здесь, на площади имени Дзержинского, когда после очередной бомбёжки и неравной борьбы с танками в расчётах осталось по два-три человека, Ваня Фёдором стал наводчиком орудия. Наступил критический момент. Танки немцев ворвались на площадь. Вслед за ними к орудию Вани ринулись автоматчики. Алексей Очкин кинулся выручать друга, но его остановил замполит дивизиона Филимоном:

   — Танки справа... Убит наводчик, Ваню уже не спасёшь.

Они считали, что при атаке немецких автоматчиков Ваня погиб. Но мальчик каким-то чудом уцелел. Из ровика, выкопанного возле орудия, он отогнал автоматчиков гранатами. Но танки так не отгонишь.

   — Плетью повисла правая рука Вани, — рассказывает очевидец подвига юного богатыря Борис Филимоном. — Осколок снаряда попал в кисть другой. А к орудию ползли ещё два танка. И тогда из ровика поднялся окровавленный мальчик. Руки перебиты, но есть зубы. В них противотанковая граната. Он упал под гусеницы. Раздался взрыв...

Ване Фёдорову было 15. Всего один день носил он на груди комсомольский билет. Какое же сердце у этого юного богатыря земли русской?!

Прорвавшись к заводу, танки и пехота Паулюса разрезали остатки 112-й дивизии на три части. Одна часть отошла на север и соединилась с группой Горохова в районе Рынок. Другая, возглавляемая лейтенантами Василием Шутовым и Алексеем Очкиным, осталась в литейном и сборочном цехах завода. Третья, которую объединил политработник Борис Филимонов, сосредоточилась в подвалах Нижнего Посёлка, где размещался штаб дивизии во главе с начальником артиллерии подполковником Николаем Ивановичем Годлевским.

Двое суток вела борьбу с танками и пехотой группа Филимонова. Подполковник Годлевский был убит прямым попаданием снаряда в грудь. Кончились боеприпасы. Настало время вырываться из окружения. Усталые, голодные — всего 30 человек против целого батальона гитлеровцев вступили в схватку и вырвались из огненного кольца. Филимонов был ранен. Оставшиеся в живых принесли его с документами погибших товарищей к переправе на участке группы Горохова.

Ещё более упорно держалась в цехах завода группа Алексея Очкина.

   — С Васей Шутовым нам удалось собрать разрозненные группы бойцов, в том числе из рабочих завода, — рассказывает Алексей Очкин, — и организовать атаку на кузнечный цех. Внезапный налёт ошеломил немцев, которые считали, что с защитниками завода давно покончено. Затем гитлеровцы выбили нас из этого цеха. Потом мы их. Затем опять немцы пошли на нас. Понимая, что долго не продержимся — у них явное превосходство в силах, — пошли на хитрость. Отошли сами, но спрятали автоматчиков в засадах. Только фашисты ввалились в цех, как им в спины автоматные очереди. Половину уложили на месте, остальные разбежались. Они не любили ближний бой...

Как явствует из рассказа Алексея Очкина, фашисты, ворвавшись на завод, не смогли в тот же день окончательно сломить сопротивление наших мелких подразделений 11-й и 37-й дивизий. Группа Очкина и Шутова сражалась там несколько дней. И почти каждый день к территории завода подходили свежие силы пехоты и танков противника.

Добившись многократного превосходства, гитлеровские офицеры решили приступить к уничтожению мелких групп. В проломах стен устанавливали танки и орудия прямой наводки и уничтожали всё живое. Цех за цехом, сектор за сектором утопали в огне и дыму. Пыль дроблёного бетона, чад от горящих, пропитанных мазутом станин и ремонтных ям разъедал защитникам глаза, перехватывал дыхание. От жары начинала тлеть одежда.

   — Фашисты, окружив, — продолжает рассказывать Алексей Очкин, — хотели если не взять нас живьём, то превратить в пепел. Помню, как кто-то из ребят выскочил из полыхающих руин сборочного цеха и тут же был сражён длинной очередью пулемёта. Значит, надо терпеть, выждать ночь и затем решительным броском прорваться к Нижнему Посёлку. У нас уже кончались боеприпасы, изнуряла жажда, — хотя бы глоток воды. Минувшей ночью один рабочий, не знаю его фамилии, в памяти остался только его облик — среднего роста, рыжие усы, коренастый, — помог нам разыскать в трубах воду, но и она скоро кончилась... Наконец наступила долгожданная ночь. Полетели последние гранаты, выпустили последние патроны и прорвались к Нижнему Посёлку...

Там под кручей у берега Волги нашли боеприпасы и снова закрепились. Здесь, на этой круче, — Очкин показал мне на карте участок за Нижним Посёлком тракторного завода, — здесь мы оборонялись до 22 октября.

В ту пору Алексею Яковлевичу Очкину было всего лишь 18 лет. Он родился на Смоленщине в деревне Латынино. Началась война, Алексей, прибавивший себе два года, поступил в артиллерийское училище и через шесть месяцев уехал на фронт. В дни боёв за Дон он командовал огневым взводом противотанковых орудий. На его счету восемь подбитых танков. Проворный, смекалистый, он скоро завоевал доверие своих боевых товарищей, стал командовать батареей. В дни боёв на последнем рубеже обороны тракторного завода, на круче лейтенант Алексей Очкин возглавил группу, в которую входили автоматчики, миномётчики, сапёры и бронебойщики.

На самой кромке крутого берега закрепились 57 человек — всё, что осталось от 112-й дивизии. К ним вскоре присоединились пять бойцов, которых привёл Степан Кухта из группы Филимонова.

— Нас было меньше роты, а их, немцев, не меньше полка плюс танки, артиллерия, авиация. Но мы решили стоять здесь насмерть, — продолжал рассказывать Алексей Очкин. — На правом фланге со станковым пулемётом занял оборону И. А. Пивоваров — он же бронебойщик. Пивоваров самый старший, ему около пятидесяти, участник обороны Царицына. Я назначил его замполитом. Коммунист Степан Кухта остался за парторга, отличный пулемётчик ещё с времён гражданской войны, возглавил бронебойщиков, автоматчиков и ручных пулемётчиков в центре обороны. Внизу у самой воды установили два миномёта, у одного вместо плиты под пятку подкладывали камень. Миномётчиков возглавил начальник штаба Вася Шутов. Он по ночам выставлял внизу автоматчиков, чтобы по песчаной косе нас не обошли. Едва успели закрепиться, свить гнёзда на круче, оборудовать ячейки, как немцы обрушили на нас огонь артиллерии, затем бомбёжка. Много снарядов и бомб они потратили, но впустую. То перелёт, то недолёт. Тонкую ниточку наших ячеек трудно было взять на прицел. Попробуй, попади в самую кромку обрыва. Но когда они пустили против нас около двух батальонов пехоты с танками, то через два дня у нас осталось только семнадцать боеспособных воинов, один пулемёт, десяток автоматов и два противотанковых ружья. Продуктов нет, боеприпасы на исходе.

Мы валились с ног от усталости, кружилась голова от голода и вдруг докладывают:

   — Товарищ комдив (это в шутку меня так называют), обнаружили рядом склад провианта. Интендант караулит бочки и ничего не даёт.

   — Как это не даёт?

   — Строчит из автомата, товарищ лейтенант, никого близко не подпускает.

Пошёл туда сам. Спустился с кручи. Прошли в сторону Мечетки. На бочках лежит старик — интендант с автоматом. Контуженный, он ничего не соображал. Нам пришлось силой забрать продукты. В бочках оказалась солонина. Обнаружили ещё килограмм двадцать конфет «Раковая шейка». Хлеба ни крошки! Целое богатство отдали бы мы тогда за какой-нибудь завалящий сухарь.

На седьмой день нас осталось девять. Бронебойщики уничтожили шесть танков (всего перед кручей было подбито и сожжено одиннадцать бронированных машин врага). Когда на боевых позициях нас осталось шестеро — я, Бася Шутов, Степан Кухта, Коля Сергиенко, Коля Смородин и Черношейкин (имя последнего не помню) — и человек двадцать раненых под кручей, немцы пустили против нас сапёрно-штурмовой батальон с тяжёлыми танками. В том бою со мной случилась беда...

Алексей Очкин горестно поморщился, в его умных глазах появилась тоска: он сожалел, что не может рассказать об исходе последнего боя на круче. Пуля пробила ему голову, крупный осколок раздробил бедро, другой пробил комсомольский билет на груди, но в кармане под билетом лежала полированная стальная плашка — зеркальце немецкого танка, оно не пустило осколок в сердце.

Когда я глядел на пробитый комсомольский билет Алексея Очкина, перед моими глазами встали развалины тракторного завода на крутом берегу Волги. Казалось, никто и ничто не поднимет из руин завод, не вернёт жизнь воину-герою Алексею Очкину. Но прошло почти четверть века с той поры. Работает на полную мощь тракторный, жив и доблестно трудится Алексей Очкин.

Из рассказов двух участников обороны завода совершенно неожиданно открылась ещё одна страница героизма советских воинов, оборонявших волжскую твердыню.

Дёрр так описывает наступление на тракторный завод:

«14 октября началась самая большая в то время операция: наступление нескольких дивизий (в том числе 14-й танковой, 305-й и 389-й пехотных) на тракторный завод имени Дзержинского, на восточной окраине которого находился штаб 62-й армии русских. Со всех концов фронта, даже с флангов войск, расположенных на Дону и в калмыцких степях, стягивались подкрепления, инженерные и противотанковые части и подразделения, которые были так необходимы там, где их брали. Пять сапёрных батальонов по воздуху были переброшены в район боёв из Германии. Наступление поддерживал в полном составе 8-й авиакорпус. Наступавшие войска продвинулись на 2 километра, однако не смогли полностью преодолеть сопротивления трёх русских дивизий, оборонявших завод, и овладеть отвесным берегом Волги. Если нашим войскам удавалось днём на некоторых участках фронта выйти к берегу, ночью они вынуждены были снова отходить, так как засевшие в оврагах русские отрезали их от тыла».

Надо полагать, не очень приятно было признаваться бывшему гитлеровскому генералу в беспомощности своих войск, но факты остаются фактами. Однако объективности ради следует сказать читателям, что тракторный завод обороняли не три дивизии, как считает генерал Дёрр, а в основном одна — 37-я гвардейская Жолудева и человек 600 из 112-й стрелковой дивизии.

Хотелось бы привести ещё несколько, на мой взгляд, интересных высказываний немцев — участников Сталинградского сражения. Вот некоторые отрывки из книги воспоминаний об этих событиях бывшего офицера вермахта Гельмута Вельца.

Он воздаёт должное военному искусству советских командиров и храбрости советских бойцов, когда рассказывает о подготовке и проведении боя за мартеновский цех завода «Красный Октябрь». Правдивость его описания весьма ценна для нас ещё и тем, что позволяет не только увидеть события глазами противника, но и вскрывает некоторые причины того, почему битва на Волге стала поворотным пунктом во всей второй мировой войне.

Вельц пишет: «Сегодня, 8 ноября, Гитлер должен обратиться с речью к своей «старой гвардии». До сих пор Гитлер имел обыкновение выступать перед каждым крупным событием. Правда, его прошлогодние пророчества не сбылись. Диктор объявляет выступление фюрера. И вот мы слышим голос, которого так ждали...

«Я хотел достичь Волги у одного определённого пункта, у одного определённого города. Случайно этот город носит имя самого Сталина. Но я стремился туда не по этой причине. Город мог называться совсем иначе. Я шёл туда потому, что это весьма важный пункт. Через него осуществлялись перевозки 30 миллионов тонн грузов, из которых почти 9 миллионов тонн нефти. Туда стекалась с Украины и Кубани пшеница для отправки на север. Туда доставлялась марганцевая руда. Там был гигантский перевалочный центр. Именно его я хотел взять, вы знаете, нам много не надо — мы его взяли! Остались незанятыми только несколько совсем незначительных точек. Некоторые спрашивают: а почему же вы не берёте их побыстрее? Потому, что я не хочу там второго Вердена. Я добьюсь этого с помощью небольших ударных групп!».

Военный совет 62-й армии знал об этом выступлении Гитлера и знал, что и до этого его воззвания и приказы о взятии Сталинграда разбивались о стойкость наших бойцов. Мы не ждали пощады от гитлеровских войск и, ведя непрерывные оборонительные бои, одновременно наносили ответные контратаки и контрудары.

12 ноября мною был подписан боевой приказ: «Противник пытается прорвать фронт в юго-восточной части завода «Красный Октябрь» и выйти к Волге. Для усиления левого фланга 39-й гвардейской стрелковой дивизии и очищения всей территории завода от противника приказываю её командиру за счёт сменяемого левофлангового батальона 112-й стрелковой дивизии уплотнить боевые порядки в центре и на левом фланге дивизии, имея задачей полностью восстановить положение и очистить территорию завода от противника».

В это же время по приказу Гитлера командир 79-й пехотной дивизии генерал фон Шверин ставил своему командиру сапёрного батальона капитану Вельцу задачу:

«Приказ на наступление 11 ноября 1942 г.

   — Противник значительными силами удерживает отдельные части территории завода «Красный Октябрь». Основной очаг сопротивления — мартеновский цех (цех № 4). Захват цеха означает падение Сталинграда.

   — 179-й усиленный сапёрный батальон овладевает цехом № 4 и прибывает к Волге...».

Эти два приказа, отданные почти одновременно, наиболее точно отражают главные усилия воюющих сторон в то время. Из них видно, с чем связана напряжённость боёв того периода в Сталинграде.

Борьба за мартеновский цех длилась несколько недель, а за весь завод — больше двух месяцев. Было бы неправильно говорить, что наш противник не знал, что такое штурмовые группы и отряды. Капитан Вельц утверждает, что в боях за завод «Красный Октябрь» его батальон действовал штурмовыми группами, но неудачно.

Он пишет, что «собрал своих командиров и так объяснял им свой план: «Брошу четыре сильные ударные группы по 30-40 человек в каждой... Врываться в цех не через ворота или окна. Нужно подорвать целый угол цеха. Через образовавшуюся брешь ворвётся первая штурмовая группа. Рядом с командирами штурмовых групп передовые артнаблюдатели. Вооружение штурмовых групп: автоматы, огнемёты, ручные гранаты, сосредоточенные заряды и подрывные шашки, дымовые свечи... Отбитая территория немедленно занимается и обеспечивается идущими во втором эшелоне хорватскими подразделениями... Поясняю на схемах».

Когда я читал эти строки в книге Вельца, невольно подумал, не взял ли он это из описаний действий и вооружения наших штурмовых групп. Но потом, когда внимательно разобрался, нашёл не только общее, но и существенную разницу. У немцев при действиях штурмовых групп не упоминается о строительстве подземных и траншейных ходов к объектам штурма. Согласно их тактике действий за штурмовыми группами идут вторые эшелоны, как в полевом бою, а не группы закрепления, как у нас. Есть и другие отличии — в использовании оружия и методов ближнего боя. И всё же следует признать, что в действиях наших и их штурмовых групп есть сходство. Его и не может не быть, так как бои протекали в одних условиях, на той же местности.

Итак, гитлеровцы бросают свои последние силы, чтобы захватить завод «Красный Октябрь». В их представлении он означает последний опорный пункт Сталинграда. Мы же стремились в это же самое время очистить всю территорию завода «Красный Октябрь».

Когда противники наступают одновременно друг против друга, то по теории военного искусства это называется встречным боем. Обычно он происходит на большом пространстве, с широким использованием таких видов манёвра, как обход и охват флангов и выход в тыл. В данном случае встречный бой происходил в городе, ограничивался частью территории одного завода. Как он происходил? Об этом пишет капитан Вельц следующее:

«Уже стало неуютно светло. Кажется, орудийные расчёты русских уже позавтракали: нам то и дело приходится бросаться на землю, воздух полон пепла... Бросок — и насыпь уже позади. Через перекопанные дороги и куски железной кровли, через облака огня и пыли бегу дальше... Добежал!.. Стена, под которой я залёг, довольно толстая... От лестничной клетки остался только железный каркас... Рассредоточиваемся и осматриваем местность... Всего метрах в пятидесяти от нас цех № 4. Огромное мрачное здание... длиной свыше ста метров... Это сердцевина всего завода, на котором возвышаются высокие трубы... Обращаюсь к фельдфебелю Фетцеру, прижавшемуся рядом со мной к стене:

— Взорвите вон тот угол цеха, справа! Возьмите 160 килограммов взрывчатки. Взвод должен подойти сегодня ночью, а утром взрыв послужит сигналом для начала атаки.

Даю указания остальным, показываю исходные рубелей атаки».

Это был план наступления гитлеровцев. Конечно, его осуществление было бы серьёзным ударом для всей обороны города. Захватив основные цеха завода «Красный Октябрь», они стали бы обстреливать все наши переправы через Волгу и даже пристани на правом берегу, которые играли у нас роль временных складов. Замыслу противника помешала наша разведка, которая бдительно следила за этими участками как на фронте, так и в глубине боевых порядков врага. За несколько дней до наступления гитлеровцев мы захватили на этом участке пленных, их данные о готовившемся наступлении были подтверждены наблюдением. Поэтому приказ об уплотнении боевых порядков на заводе и в его цехах был неслучайным, а продуманным заранее мероприятием.

Далее Вельц сообщает:

«Поступает последний «Мартин» — донесение о занятии исходных позиций. Смотрю на часы; 02.55. Всё готово. Ударные группы уже заняли исходные рубежи для атаки. В минных заграждениях перед цехом № 4 проделаны проходы... Хорватский батальон готов немедленно выступить во втором эшелоне... Пора выходить... Ещё совсем темно. Я пришёл как раз вовремя. Сзади раздаются залпы наших орудий... Попадания видны хорошо, так как уже занялся рассвет. И вдруг разрыв прямо перед нами. Слева ещё один, за ним другой. Цех, заводской двор и дымовые трубы — всё исчезает в чёрном тумане.

   — Артнаблюдателя ко мне! Чёрт побери, с ума они спятили? Недолёты!..

Но что это? Там, на востоке, за Волгой, вспыхивают молнии орудийных залпов... Но это же бьёт чужая артиллерия! Разве это возможно? Так быстро не в состоянии ответить ни один артиллерист в мире... Значит, потери ещё до начала атаки».

Вот тут произошло то, чего немцы не ожидали. Зная о наступлении противника, командир 39-й гвардейской стрелковой дивизии Степан Савельевич Гурьев, находясь на правом берегу Волги в 300 метрах от мартеновского цеха, не только уплотнил боевые порядки на заводе, но и подготовил артиллерию так, что она в любую минуту и даже секунду могла дать огонь по заранее пристрелянному месту, перед цехом № 4.

«Но наша артиллерия, — продолжает Вельц, — уже переносит огневой вал дальше. Вперёд! Фельдфебель Фетцер легко, словно тело его стало невесомым, выпрыгивает из лощины и крадётся к силуэту здания, вырисовывающегося перед ним в полутьме. Теперь дело за ним...

Фетцер возвращается...

   — Горит, — восклицает он и валится на землю. Ослепительная яркая вспышка! стена цеха медленно валится. Нас окутывает густой туман, серый и чёрный... В этом дыму, преодолевая заграждения, устремляются штурмовые группы. Когда стена дыма рассеивается, я вижу, что весь правый угол цеха обрушился. Через десятиметровую брешь карабкаюсь по только что образовавшимся кучам камня, в цех врываются сапёры... Мне видно, что левее в цех уже пробивается и вторая штурмовая группа, что наступление на открытой местности развивается успешно... Теперь вперёд выдвигаются группы боевого охранения. И всё-таки меня вдруг охватывает какой-то отчаянный страх... вскакиваю в зияющую перед собой дыру и карабкаюсь по груде щебня... Осматриваюсь из большой воронки... У обороняющегося здесь против того, кто врывается, заведомое преимущество... Солдат, которому приказываю продвигаться здесь, должен всё время смотреть себе под ноги, иначе он, запутавшись в этом хаосе металла, повиснет между небом и землёй, как рыба на крючке. Глубокие воровки и преграды заставляют солдат двигаться гуськом, по очереди балансировать на одной и той же балке. А русские пулемётчики уже пристреляли эти точки. Здесь концентрируется огонь их автоматчиков с чердака и из подвалов. За каждым выступом стены вторгшихся солдат поджидает красноармеец и с точным расчётом бросает гранаты. Оборона хорошо подготовлена...

Выскакиваю из своей воронки... Пять шагов — и огонь снова заставляет меня залечь. Рядом со мной ефрейтор. Толкаю его, окликаю. Ответа нет. Стучу по каске. Голова свешивается вперёд. На меня смотрит искажённое лицо мертвеца. Бросаюсь вперёд, спотыкаюсь о другой труп и лечу в воронку... Наискосок от меня конические трубы, через которые открывают огонь снайперы. Против них пускаем в ход огнемёты... Оглушительный грохот: нас забрасывают ручными гранатами. Обороняющиеся сопротивляются всеми средствами. Да, это стойкие парни!

Ползу вперёд наподобие ящерицы...

Через несколько секунд кто-то сваливается мне на спину и сразу откатывается в сторону... Дело не двигается. Цеха нам не взять! Половина людей уже выбита... Я побыстрее отскакиваю назад. Обороняющиеся бьют со всех сторон. Смерть завывает на все лады. Из последних сил добираюсь до воронки в углу цеха... три часа боя, а продвинулись всего на 70 метров. Посылаю Эмига:

— Первой роте хорватов выступить немедленно...

Рассредоточенным строем следует человек сто хорватов. С ожесточёнными лицами они устремляются к цеху № 4. В этот самый момент над цехом как раз взвивается красная, за ней зелёная ракеты. Это значит: русские начинают контратаку... Хорваты лезут прямо под огонь и гибнут... Офицеры не могут поднять своих людей... Донесение от фельдфебеля Шварца. Обер-фельдфебель Лимбах тяжело ранен в голову... Половина штурмовой группы перебита. Оставшиеся залегли, не могут сделать ни шагу ни вперёд, ни назад. Сопротивление слишком сильное. Фельдфебель Шварц просит подкрепления.

Даю... приказ: лежать до наступления темноты, потом отойти назад на оборонительную позицию!.. Итак, конец. Всё оказалось бесполезным. Не понимаю, откуда у русских ещё берутся силы. Просто непостижимо... Мы прорывали стабильные фронты, укреплённые линии обороны, преодолевали оборудованные в инженерном отношении водные преграды — реки и каналы, брали хорошо оснащённые доты и очаги сопротивления, захватывали города и деревни. А тут, перед самой Волгой, какой-то завод, который мы не в силах взять!.. Я увидел, насколько мы слабы».

Я привёл эти пространные выдержки из книги капитана Вельца не случайно, хотя лучше для полноты впечатлений прочесть, кто интересуется этими событиями, киту. В ней есть страницы о храбрости солдат противника, хотя, конечно из-за захватнических целей отвага немецких солдат становилась бессмысленной, а умение их офицеров организовывать наступление в сложных условиях городского боя — неоправданным, авантюристичным, приводящим лишь к напрасным жертвам. В книге описано только низовое звено фашистского воинства: солдаты, фельдфебели и офицеры в младших чинах — лейтенанты, капитан. Где же находятся гитлеровские генералы? Как я уже говорил, командир 39-й гвардейской дивизии генерал С. С. Гурьев, комиссар дивизии Ченышов и начальник штаба подполковник Зализюк были в 300 метрах от цехов завода. А генерал фон Шверин — командир дивизии, которая наступала на завод «Красный Октябрь», отсиживался в посёлке Разгуляевка — в десяти километрах от завода и от ноля боя.

Город на Волге выстоял и победил, а город на Шпрее в предчувствии возмездия задрожал. В начало февраля 1943 года там уже разливался скорбный, погребальный звон колоколов.

Чем закончилась великая Сталинградская битва, известно всему миру. Она явилась поворотным пунктом второй мировой войны. Всего за время этой битвы, продолжавшейся в общей сложности шесть с половиной месяцев, армии фашистского блока потеряли более четверти всех сил, действовавших в это время на советско-германском фронте... Около полутора миллионов вражеских солдат и офицеров было убито, ранено и пленено. Уничтожено и взято в качестве трофеев огромное количество боевой техники и военного имущества врага, в том числе до 2 тысяч танков и самоходок, свыше 10 тысяч орудий и миномётов, до 2 тысяч боевых и транспортных самолётов и свыше 170 тысяч автомашин.

Таков итог авантюристического похода гитлеровских войск в район большой излучины Дона и среднего течения Волги.

 

С. А. КОВПАК,

дважды Герой Советского Союза

[45]

ПАРТИЗАНСКИМИ ТРОПАМИ

Ранним утром, как всегда, ко мне постучался почтальон. Вместе с газетами он принёс пачку писем. Разные конверты. Разные почтовые штемпеля. Родная столица и далёкий дагестанский аул, Ленинград и Хабаровск, Диканька, воспетая Гоголем, и тихий причерноморский городок Судак. Горняцкая Горловка и прославленная партизанская Клетня на Брянщине. Юный Братск и старинный университетский Тарту. Поднятый из пепла красавец Минск и очаровательная Выжница затерявшаяся в глубине Карпат. Весёлая виноградная Молдавия и строгий красавец Каунас... И всё это мне! На сердце становится тепло от мысли, что тебя помнят, с тобой делятся радостями, сообщают об интересных событиях, просят совета или помощи...

Читаю письма, и передо мной открывается чудесный мир молодого советского человека. Почему молодого? Да потому, что большинство моих корреспондентов — молодёжь.

Я всегда безгранично: рад этим заочным встречам с юношами и девушками, так как в их письмах отражены сокровенные думы и чаяния, горячие стремления к ещё неизведанному — всё, чем живёт наше новое поколение. И как хочется обстоятельно ответить на каждое письмо. Но разве это возможно?!

Мои милые юные друзья! Прежде чем взяться за перо, я много передумал и как бы заново пережил. И появилось у меня огромное желание рассказать вам, с какими интересными людьми свела меня судьба и какой неизгладимый след они оставили в моей жизни.

Известно, что настоящая поэзия — поэзия больших мыслей и чувств — близка и дорога всем. Люблю и я её. Недавно мне довелось прочитать книжку стихов «Письмена» замечательного аварского поэта Расула Гамзатова. Запомнилось четверостишие:

Суровым испытанием стойкости народа, проверкой его моральных качеств явилась Великая Отечественная война. Советские люди перенесли невероятные лишения, но ни на минуту не теряли веру в правоту своего дела, веру в победу. И в жестокой схватке с лютым врагом человечества — германским фашизмом — они одержали верх, спасли от порабощения многие народы.

Мысленно обращаясь к атому героическому подвигу, мы с чувством гордости вспоминаем не только о доблестной Советской Армии, но и многочисленных участниках партизанского движения, о нашей замечательной молодёжи.

В истории партизанского соединения, командовать которым мне довелось, в истории других партизанских формирований, сражавшихся рядом, как в зеркале отразилась величайшая сила партизанской борьбы.

Помню, когда в древнем украинском городе Путивле, воспетом в знаменитом «Слове о полку Игорево», мы начали создавать партизанский отряд, то силы его были более чем скромны: десять человек, несколько винтовок и гранат, семьсот килограммов аммонала. И всё. Но это было только начало — начало большого и длительного партизанского похода, отмеченного массовым героизмом. Рассказ об этом походе впереди…

НАРОДНЫХ МСТИТЕЛЕЙ ОТРЯДЫ

22 июня 1941 года гитлеровская Германия без объявления войны вероломно напала на Советский Союз. Враг бросил против нас 190 отборных дивизий. В дни смертельной опасности, нависшей над нашей Родиной, Совет Народных Комиссаров СССР и Центральный Комитет Коммунистической партии обратились с письмом к партийным и советским организациям прифронтовых областей. В этом письме партия и правительство призывали народ: «В занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т. д. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».

Следуя этому призыву, тысячи советских патриотов объединились в партизанские отряды и повели жестокую войну с противником. Среди народных мстителей было очень много молодёжи, комсомольцев. Во всех наших партизанских соединениях, бригадах, отрядах они составляли большинство. Взяв в руки оружие, молодёжь непосредственно в боях обучалась сложному искусству ведения партизанской войны.

Рядом с нами, старыми коммунистами, отважно сражались юноши и девушки. Они истребляли гитлеровских захватчиков по всем правилам партизанского искусства.

...Был суровый, заснеженный декабрь 1941 года. Ценой огромных усилий Советской Армии удалось остановить противника на ближайших подступах к Москве, а затем погнать на запад. Однако взбешённый неудачей Гитлер продолжал посылать на восток свежие силы и технику, мечтая о реванше за поражение под Москвой. В захваченных районах гитлеровцы, по их выражению, усиливали оккупационный режим, а попросту говоря, бесчинствовали: убивали ни в чём не повинных советских людей, предавали огню города и сёла, грабили, проводили карательные экспедиции против партизан, стремясь парализовать их действия.

В то тревожное время я издал приказ по нашему партизанскому отряду. Приказ был краток: «Дабы сохранить личный состав отряда для дальнейшей борьбы с немецкими захватчиками, считать целесообразным оставить Спадщанский лес и выйти в направлении Брянских лесов».

Вскоре, когда мы были в Брянской пуще, наш радист получил сообщение, что в такое-то время будет передача, обращённая к нам, украинским партизанам. Вместе с комиссаром отряда Семёном Васильевичем Рудневым и группой партизан, свободных от боевых заданий, мы поспешили к радиоприёмнику. Несколько минут длилось томительное ожидание, наконец диктор объявил: «Начинаем радиопередачу «Партизаны Подмосковья — партизанам Украины».

После короткой паузы тот же голос продолжал:

— Слушайте нас, леса Киевщины и днепровские плавни! Слушай нас, родная Украина — вольнолюбивая, непокорённая и борющаяся с лютым врагом! Сегодня со словом привета обращаются к тебе сыны подмосковной земли, ваши братья по оружию...

С каждой секундой голос диктора звучал увереннее:

   — Уже не один тысяча гитлеровских бандитов нашла свою бесславную смерть от карающей руки подмосковных партизан. Не дают партизаны покоя подлому врагу ни днём, ни ночью, активно помогают Красной Армии громить ненавистных, фашистов и гнать их на запад. Послушайте, как партизаны Подмосковья истребляют немецких оккупантов на своей земле...

Затем диктор предоставил слово партизану Володе. Его речь мы слушали с особым вниманием.

   — Дорогие наши братья, славные партизаны Украины! — начал он. — Передаю вам боевой пламенный привет от партизан и партизанок Подмосковья!

Володя рассказывал, как доходит до них сведения о боевых действиях украинских партизан, как борются с врагом народные мстители Подмосковья и среди них отважная молодёжь...

Кем был этот партизан Володя, так и осталось для нас тайной. Но до сих пор я прекрасно помню его взволнованный рассказ о героических буднях партизанской молодёжи, громившей врага на подмосковной земле, он называл многих товарищей, имена которых впоследствии стали известны всему миру.

С каждым днём росла сила партизанских ударов но противнику, захватившему некоторые районы Московской области. Земля горела под ногами оккупантов. Недаром пленный гитлеровец Рудольф Мильс на допросе заявил: «В 1914—1918 годах тоже была война. Но тогда в тылу можно было свободно отдыхать. А сейчас это невозможно. Русские нам не дают покоя. Война идёт не на жизнь, а на смерть, но иногда это хуже смерти...»

Красноречивое признание! И в этом была огромная заслуга молодёжи столичной области, юных партизан и подпольщиков Подмосковья.

К началу 1942 года наш отряд уже приобрёл небольшой опыт партизанской борьбы, совершил ряд удачных боевых операций. Казалось, что суровая жизнь в тылу противника, сопряжённая с постоянным риском, научила нас ничему не удивляться. Но в действительности было совсем не так. Помню, когда в один из январских дней мы получили с Большой земли несколько экземпляров «Правды», она переходила из рук в руки. У всех на устах было одно имя — Таня. Так и назывался очерк писателя П. Лидова об отважной партизанке из деревни Петрищево, расположенной неподалёку от подмосковного города Бореи. Несколько позже её настоящее имя стало известно всем — Зоя Космодемьянская, московская школьница, комсомолка.

В последние секунды жизни, с петлёй на шее, Зоя крикнула петрищевским крестьянам, присутствовавшим при её казни:

   — Прощайте, товарищи! Боритесь, не бойтесь!..

И этот призыв услышал весь народ. Тысячи молодых людей из прифронтовых и даже далёких тыловых районов пересекали линию фронта и вступали в партизанские отряды и подпольные группы. Приняв у Зои эстафету бесстрашия, они беспощадно уничтожали гитлеровцев.

В то время когда друзья Зои не давали покоя врагу в районе Вереи, в другом краю Московской области громили врага волоколамские партизаны. Здесь знали и восхищались подвигами одного из молодых партизан, комсомольца Ильи Кузина.

Прекрасна жизнь замечательного паренька. Ещё в детстве этот смышлёный мальчишка из деревни Санинково Калининской области мечтал стать мореплавателем. За год до войны он получил диплом об окончании речного техникума. Служил Кузин штурманам и помощником капитана на пароходе «Мария Виноградова», бороздившем воды канала имени Москвы. А впереди ещё было немало планов, Илья говорил: не беда, что плаваю по каналу, зато легче будет в открытом море, — и мысленно видел себя в далёких морских и океанских просторах.

Когда началась война, Илье Кузину было двадцать два года. Мечту о морских походах пришлось отложить до лучших времён. А пока Илья явился в военкомат. Просил отправить на фронт. Но он не дошёл даже до медицинской комиссии. Врач, бегло глянув на Кузина, заявил:

   — А вас, брат, и без комиссии видно. Таких, как вы, в госпиталь отправляют, а вы на фронт проситесь. — И категорически заключил: — Вам, молодой человек, работы хватит и в тылу.

Дело в том, что ещё в детстве Илья получил серьёзное увечье, после которого остался хромым. Но разве это может служить помехой, если человек хочет воевать и чувствует в себе силу! Руки его отлично держат винтовку, глаз зорок, стреляет Илья метко. На соревнованиях стрелков-спортсменов всегда выходил победителем.

   — Нет, непременно пойду воевать! — дерзко бросил Кузин врачу и покинул военкомат.

Настойчивость юноши победила. Московская комсомольская организация объявила набор добровольцев для пополнения рядов партизан и подпольщиков. На сей раз военкомат не мог стать помехой. Среди добровольцев был и Илья Кузин.

Прежде чем переправиться в тыл врага, он блестяще овладел очень дефицитной по тому времени партизанской специальностью подрывника.

Благополучно переправившись через линию фронта, Илья Кузин вместе с группой комсомольцев добрался до партизанского отряда, дислоцировавшегося близ Смоленска. Партизаны тепло встретили новичков, радостно приняли их в свою семью.

Вскоре предстоял первый боевой экзамен, и Кузин успешно выдержал его: взорвал железнодорожное полотно. Немцы на длительное время лишились важной магистрали, по которой подвозили к линии фронта войска, боеприпасы, технику.

Когда партизанская разведка донесла, что противник вновь направляет на фронт свежее пополнение, «встретить» его опять поручили Илье Кузину. И он сделал это по всем правилам партизанского «гостеприимства»: пустил под откос эшелон с гитлеровцами.

Как-то командир отряда вызвал к себе Кузина:

— Сам знаешь, у нас нет лёгких дед, а то, которое хочу поручить тебе, особенно сложное. Надо подорвать вражеский склад боеприпасов. Но дорога туда — хуже не придумать. Поэтому в помощь тебе даю группу партизан.

Кубинская группа немедленно вышла выполнять задание. Дорога действительно оказалась и далёкой и трудной. Когда партизаны почти подошли к цели, их обнаружили гитлеровцы и открыли сильный огонь. С помощью миномёта они загнали партизан в топкое болото.

Двое суток группа Кузина выбиралась из топи. Двое суток жизнь состязалась со смертью — и победила. Правда, Кузин чуть было не погиб — подвела больная нога. Но товарищи спасли его.

Однако после этого похода Кузину пришлось распрощаться с боевыми друзьями. Илью отправили в госпиталь на Большую землю. Там его держали недолго. Но, выписав, вручили справку, которая поразила Илью в самое сердце. Чёрным по белому в ней было написано, что Кузин непригоден к воинской службе.

Вернулся он в родную Москву, когда положение на фронте было особенно трудное. Неужели отвоевался? Значит, если верить врачам, нужно сидеть сложа руки? Это было выше его сил. И он снова добивается своего: областная комсомольская организация направляет его с новой группой добровольцев в партизанские края. На сей раз судьба привела Илью Кузина в волоколамские леса, в отряд Бориса Васильевича Тагунова.

   — Вот и прекрасно! Нашего полку прибыло, — сказал, знакомясь с Ильёй, начальник штаба партизанского отряда Слепнев. А когда он узнал, что Кузин не новичок, а опытный подрывник, то ещё больше обрадовался.

В отряде создали специальную комсомольскую группу минёров. В неё вошли комсомольцы Краюшкин, Краснов и ещё несколько боевых хлопцев. Старшим назначили Кузина. И началась у него жизнь, как в своё время под Смоленском, полная беспримерной дерзости и отваги.

Вскоре имя Кузина стало известно даже немцам — так сокрушительны были его налёты. Гитлеровцы повсеместно объявили, что вручат большое вознаграждение тому, кто сумеет его поймать. Но это только придавало силу бесстрашному бойцу, ставшему любимцем всего отряда. Каждый прожитый день умножал боевой счёт комсомольской группы Кузина.

Тот же начальник штаба Слепнев вспоминает:

   — По агентурным сведениям, полученным нашим отрядом, гитлеровские части, находившиеся на передней линии фронта, испытывали острый недостаток горючего и с нетерпением ожидали прибытия автоцистерн, которые должны были проследовать к фронту по шоссе Лотошино — Высоковское.

Узнав об этом, командование отряда решило парализовать движение на дороге и лишить противника горючего. Кузин уже имел солидный опыт в таких делах, и выполнение задачи было поручено ему.

И вот отважная комсомольская шестёрка рано утром отправилась на задание. Идти приходилось, лесами, преодолевая огромные сугробы. Но упорство, стремление любой ценой выполнить задание взяли своё: к вечеру наши ребята подошли к назначенному пункту. А когда совсем стемнело, Кузин и его товарищи в нескольких местах заложили мины на дороге и невдалеке залегли.

Началось томительное многочасовое ожидание. Вражеский транспорт появился только ночью. Сразу же три восьмитонные цистерны с бензином взорвались на минах, а вслед за ними взлетел на воздух и грузовик, в котором сидели гитлеровские пехотинцы, сопровождавшие транспорт.

На боевом счету Ильи Кузина 150 взрывов, от которых погибло много вражеских железнодорожных составов, автомашин, складов с техникой, боеприпасами, оружием, продовольствием. Отважный комсомолец отправил в могилу не одну сотню гитлеровцев.

В дни самой ожесточённой битвы под Москвой коммунисты волоколамских лесов приняли в свои ряды Илью Кузина. Родина высоко оценила заслуги, присвоив ему звание Героя Советского Союза.

В партизанских отрядах и подпольных организациях, действовавших во временно оккупированных районах Московской области, были сотни комсомольцев — превосходных разводчиков, подрывников, метких стрелков, гранатомётчиков. Молодёжь Москвы и столичной области дала мир гнав некому и подпольному движению сотни прекрасных юношей и девушек, для которых долг перед Родиной был превыше всего.

Подчас казалось непостижимым, как эти ребята, почти дети, могли выполнять боевые задания, которые под силу только опытным и зрелым людям. Но суровая действительность опрокинула все прежние понятия о пределе человеческих сил и возможностей. Ведь среди народных мстителей встречались и такие юнцы, которые ещё не попрощались с детством или едва перешагнули пионерский возраст. Вспомним хотя бы молодых партизан Осташевского района, который, как и Волоколамский, славится партизанскими подвигами.

Когда Осташевский район был оккупирован, группа комсомольцев во главе с секретарём райкома Верой Прохоровой перешла на нелегальное положение. Наладив подпольную работу, группа развила бурную деятельность: сообщила партизанам о численности вражеских войск, их оснащённости и передвижении, а среди населения распространяла подпольную газету и листовки, проводила беседы о событиях на фронте. Продуктами снабжали партизан тоже подпольщики.

Всенародной любовью окружено и имя боевой разведчицы Шуры Вороновой. Эта скромная, застенчивая и малоразговорчивая девушка в разведке была бесстрашной. Она добывала необходимые сведения о враге и благополучно возвращалась в расположение осташевских партизан.

Сотни километров исходила Шура партизанскими тропами. Не раз лицом к лицу встречалась с врагом, но всегда умела перехитрить противника.

Однажды командование партизанского отряда направило Воронову в районный центр Осташево с ответственным поручением. Никто не мог подумать, что эта операция окажется для Шуры роковой. Комсомолку-разведчицу выдали гестаповцам предатели Кириллин и Солянкин. Сорок восемь часов продолжался допрос комсомолки. А потом в городском парке раздался ружейный залп. Гитлеровцы расстреляли Шуру Воронову.

В феврале 1942 года в Москве состоялась встреча комсомольского актива с партизанами Подмосковья. Один за другим поднимались на трибуну народные мстители, и перед слушателями развёртывалась величественная картина суровой партизанской битвы с врагом, битвы, в которой проявились героизм, мужество и высокая идейная убеждённость нашей молодёжи.

Секретарь Можайского горкома комсомола партизан Андрей Грибков рассказывал тогда:

— В момент, когда Можайский район был оставлен нашими войсками, лучшая часть комсомольцев и несоюзной молодёжи отправилась в партизанские отряды. С первых же дней пребывания в рядах народных мстителей они стали боевыми организаторами, вдохновляя всех на активную партизанскую борьбу.

И это действительно было так. Вспомним хотя бы подвиги Михаила Цвелева, Василия Байкова, Ивана Сысоева и многих других юных можайцев. Жители Можайска и окрестных деревень и сейчас с благодарностью рассказывают о славных делах партизанской молодёжи.

А можно ли забыть подпольную комсомольскую организацию подмосковного городка Вереи! В ней было только пять комсомольцев — Николай Нечаев (руководитель), Владимир Скворцов, Константин Раков, Борис Захаров и Николай Конов. Но эта горсточка бесстрашных была под стать опытным подпольщикам.

Нечаевцы были вездесущи. Их энергия, изобретательность вызывали восхищение. Они буквально лишили покоя оккупантов. Ежедневно на домах Вереи появлялись листовки со свежими сводками Совинформбюро. Смастерив радиоприёмник и запрятав его в надёжном месте комсомольцы регулярно принимали из Москвы сводки о положении на фронтах и другие важные сообщения, а затем размножали их и расклеивали в разных районах города.

Как-то подпольной организации стало известно, что гитлеровцы арестовали большую группу жителей! якобы за помощь партизанам и решили учинить над ними расправу. И вот ночью нечаевцы подобрались к зданию бывшей церкви, где находились арестованные, бесшумно уничтожили фашистскую охрану и освободили всех невольников. Их оказалось пятьдесят человек.

На боевом счету верейских комсомольцев немало таких операций. Поэтому их имела навечно остались в благодарной памяти нашего народа.

Спустя десятилетия после войны мы, седые ветераны партизанских походов, с чувством отцовской гордости вспоминаем имена народных мстителей, тех, кто вместе с воинами Советской Армии преградил гитлеровцам путь к Москве, кто на родной подмосковной земле уничтожал фашистов.

Но разве только на подмосковной земле обессмертили свои имена герои-партизаны, герои-подпольщики?

Каждый раз, когда я думаю о партизанском движении в нашей стране, я мысленно обращаюсь к легендарной обороне Ленинграда, меня поражают стойкость и мужество его защитников. Говоря о битве за город на Неве, продолжавшейся девятьсот дней, мы говорим и о патриотических делах народных мстителей, действовавших в районах Ленинградской области, на псковской и новгородской земле. Перед нами во всём своём величии встают образы партизан и подпольщиков — старорусских, лужских, дновских, кингисеппских и многих других, без которых нельзя себе представить оборону города Ленина.

В историю партизанского и подпольного движения навеки вошли славные имена таких выдающихся защитников Ленинграда, какими были комсомольцы Герои Советского Союза командир партизанской бригады А. Герман и совсем юный разведчик Л. Голиков. Навсегда мы запомнили бесстрашного подпольщика Ю. Бисениека и неуловимого разведчика А. Петрова... Немыслимо перечислить всех героев армии народных мстителей — активных участников обороны Ленинграда. Их помощь Советской Армии и морякам Балтики неоценима.

Помните эти чудесные строки:

Так замечательный поэт Михаил Светлов увековечил в поэме бессмертный образ комсомолки Лизы Чайкиной. Ота скромная русская девушка воспета и литераторами, и композиторами, и художниками.

Чем же она заслужила всенародную любовь? Всей своей короткой жизнью, до конца отданной Родине, народу.

Есть в Калининской области Пеновский район. Здесь родилась слава Лизы Чайкиной, отсюда пошла по всей нашей стране, перешагнула её границы.

Когда война пришла на калининские земли и гусеницы гитлеровских танков загрохотали в районном центре Пено, Лиза Чайкина с группой комсомольцев уже находилась в партизанском отряде Филимонова.

Лиза с одинаковым прилежанием относилась к любому делу: смело ходила в разведку и с профессиональным мастерством опытного медицинского работника оказывала помощь раненым, участвовала в диверсионных операциях и заботилась о снабжении отряда продовольствием, беседовала с партизанами о событиях на фронтах Великой Отечественной войны и распространяла сводки Совинформбюро, писала антифашистские листовки, расклеивала их в деревнях, поддерживала связь с населением, спасала молодёжь от угона в фашистскую Германию. Да, она действительно была сторукой!

Немало подвигов совершила эта комсомолка — любимица пеновских партизан, одна из выдающихся организаторов массового патриотического движения народных мстителей Калининской области.

28 ноября 1941 года по доносу предателя гитлеровцы схватили Лизу Чайкину в деревне Красное Покатище и привезли в Пено. Здесь они подвергли её невероятным пыткам, требуя назвать сообщников по партизанской борьбе. Но Чайкина стойко выдержала все страдания и не выдала ни одного боевого товарища. Гитлеровцы расстреляли Лизу у станционной водокачки.

Лизе Чайкиной было посмертно присвоено звание Герой Советского Союза.

Замечательную плеяду молодых патриотов воспитала Калининская комсомольская организация. Сотни её питомцев с честью оправдали свою принадлежность к Ленинскому союзу молодёжи, прославив себя непримиримой борьбой с гитлеровскими оккупантами. Вспомним калининскую подпольную организацию, которой руководил комсомолец Наумов, отважных ржевских подпольщиков-комсомольцев и их вожака Алексея Телешова, студентку Калининского пединститута Тамару Ильину, которая в критическую минуту боя, израсходовав все патроны, подорвала себя гранатой. Паню Зиматову — активную участницу Луковниковского партизанского отряда...

Кашинскую школьницу Инну Константинову я по праву могу сравнить с Александром Матросовым. Два года Пина партизанила. За это время юная патриотка совершила столько подвигов, что можно было бы написать увлекательную книгу о её мужестве, бесстрашии, находчивости и изобретательности. Она была превосходной разведчицей, участвовала во многих диверсионных операциях и всегда отличалась особым искусством увлекать за собой товарищей. Это был редкий дар, который даётся не каждому.

Комсомолка Инна Константинова не дрогнула перед смертью. Она повторила подвиг Александра Матросова: приняла на себя вражеский огонь и этим спасла разведчиков, вместе с которыми выполняла боевое задание.

Когда я смотрю на портрет шестнадцатилетнего комсомольца Александра Чекалина, юноши с волевым красивым лицом и каким-то особенно проникновенным взглядом широко открытых умных глаз, я вижу в нём олицетворение всего чистого, прекрасного, искреннего.

Бесстрашие этого юноши было поистине фантастическим. Это он, пробравшись в одну из гитлеровских частей, похитил здесь винтовки, гранаты, патроны и благополучно доставил их своим друзьям. Казалось, любая трудность отступала перед Александром Чекалиным, когда он выполнял боевое задание.

Из отряда в отряд, от партизана к партизану летела слава о боевых делах Александра Чекалина. Его имя с любовью произносили в Тульском рабочем полку, в частях 50-й армии, оборонявшей Тулу. И когда разнеслась весть о героической смерти юного партизана, она огромной болью отозвалась в сердцах всех защитников города славы русского оружия.

...Земля Российская — земля героев. Вспоминая о партизанах Подмосковья, калининских народных мстителях, о стойкости туляков, мы отдаём дань глубочайшей любви всем, кто защищал Москву, кто отстоял советскую землю. Мы с чувством гордости думаем о силе нашего народа, давшего миру таких прекрасных защитников Отечества, какими были Зоя Космодемьянская, Лиза Чайкина, Илья Кузин, Александр Чекалин и многие, многие другие.

ЛИЦОМ К ЛИЦУ СО СМЕРТЬЮ

Когда я думаю о моих юных боевых друзьях-партизанах, я знаю, что успехи, достигнутые ими в жестоких боях с гитлеризмом, их неоценимый вклад в разгром фашизма — это результат высокой нравственной ясности и больших светлых идей, переданных партией на вооружение советской молодёжи.

Красноречивым тому свидетельством может служить поведение юношества в самых молодых тогда советских районах нашей страны — в районах Прибалтики, западных областях Украины, Белоруссии и Молдавии.

Советская Латвия одной из первых республик попала под фашистскую пяту. Но, ни один час не прекращали здесь свою деятельность партийные организации. Только изменились формы их работы. Теперь они возглавили партизанское и подпольное движение. В период гитлеровской оккупации работали областные и уездные подпольные комитеты Коммунистической партии, а под их руководством действовало и комсомольское подполье.

В 1942 году по всей Прибалтике разнеслась слава о героических делах объединённого полка латышских партизан «За Советскую Латвию». Его основным ядром, как и всюду, были коммунисты и комсомольцы. Особенно выделялся в полку отряд Вилжса Самсона, состоявший почти целиком из молодёжи. Да и сам Самсон был молод. Отважный, волевой командир не признавал никаких преград inn достижения намеченной цели. Отряд участвовал во многих операциях и всегда выходил победителем...

Золотыми буквами вписаны в историю латышского народа славные имена таких выдающихся командиров партизанских отрядов, как Ж. Кронберг, О. Ошкала, Э. Аботиньш, А. Мацпан и другие, где наряду со старшими товарищами смело воевала молодёжь.

Об одном из героев мне хочется рассказать более подробно, чтобы отдать дань глубокого уважения всей молодёжи братской Латвии за её вклад в разгром гитлеровской Германии. Ибо, думается мне, сама жизнь этого человека как бы соединяет в себе лучшие черты юного поколении республики в годы Великой Отечественной войны. Это Имант Судмалис.

Латышский поэт-революционер Янис Райнис писал: «Твой народ не уничтожить, если Ты пойдёшь умирать за народ». Именно таким был и остался в памяти нашей сын латышского народа, его национальная гордость Имант Судмалис. Его имя с одинаковой любовью произносит русские и украинцы, белорусы и эстонцы, литовцы и молдаване — вся дружная семья народов нашей страны, ради счастья которой он жил и боролся.

Нужно обладать величайшим мужеством, чтобы написать такие строки: «...Через несколько дней приведут в исполнение мой смертный приговор... у меня было достаточно времени подумать о своей жизни. Я оглянулся на прожитое, и не в чем себя упрекнуть. Я был человеком и борцом в эти столь решающие для Родины дни. Хочется, чтобы будущее было лучшим и более счастливым — таким оно должно быть! Столько крови не могло быть даром пролито...»

...В первый же день войны гитлеровская авиация подвергла бомбардировке Лиепаю. И тотчас был создал городской штаб обороны. Возглавил его секретарь горкома партии М. Бука. Все коммунисты встали на защиту народной власти. Последовала их примеру и комсомольская организация. В составе рабочих батальонов молодёжь возводила вокруг города оборонительные сооружения, охраняла важные объекты, овладевала военными знаниями, готовилась дать отпор наступавшему врагу. Когда положение стало критическим, по инициативе партийной организации в Лиепае был создан ударный комсомольский отряд под командованием Иманта Судмалиса.

Лиепая героически оборонялась. Но силы были неравны. Взбешённый враг бросил на Лиепаю лавину войск. И город пал. А вскоре фашисты оккупировали всю республику.

Гитлер объявил Латвию частью имперской провинции «Остланд». Правил ею рейхсминистр Розенберг — прибалтийский барон.

Всем своим житейским опытом Имант Судмалис был подготовлен к борьбе с гитлеровскими оккупантами. Из Лиепаи прежний Имант исчезает, а на арену выходит неуловимый Андерсен — партизан, превосходный знаток подпольного дела, непревзойдённый мастер конспирации.

Имант Судмалис во многом схож с легендарным разведчиком Николаем Кузнецовым. Судмалис-Андерсен так же изобретателен и бесстрашен, как Кузнецов. Как и ему, любая задача была по плечу Иманту. Он тоже действовал решительно, дерзко и смело, безукоризненно владел немецким языком. Имант надевал гитлеровскую форму, артистически входил в роль офицера вермахта, завоёвывал доверие «своих единомышленников по нацистской партии», а затем мастерски уничтожал их, ломал их коварные замыслы.

Умение Иманта перевоплощаться было поистине бесподобным. И это помогало партизанам добиваться больших и очень важных успехов в войне с оккупантами. Пожалуй, не было ни одной специальности в партизанском деле, которой бы не владел бесстрашный Имант Судмалис. Он с одинаковым искусством пускал под откос вражеские железнодорожные составы, устраивал засады и открывал пулемётный огонь по двигавшейся автоколонне, добывал самые секретные сведения, нападал на гитлеровские гарнизоны и рвал линии связи. И всё это делал с поразительной выдержкой и безупречной точностью.

Партизанские тропы привели Иманта Судмалиса в отряд, которым командовал И. Захаров. В то время на Освейский район, контролируемый партизанами, гитлеровцы направили карательную экспедицию. В её составе было более двух тысяч отборных фашистских бандитов.

В ходе боёв создалась очень сложная обстановка. Враги окружили партизан. Тогда Судмалис-Андерсен установил пулемёт в помещении церкви и открыл сильный огонь по наступавшим гитлеровцам. Тем самым Имант отвлёк на себя внимание карателей, и группы партизан стали выходить из окружения. Вот уже весь отряд в безопасности, но Имант продолжает своё единоборство с бандитами.

Вскоре церковь была объята пламенем — её подожгли каратели, решив, что заодно погибнет и партизан-пулемётчик. Но Судмалис остался жив. Он прорвался сквозь огненное кольцо и догнал своих товарищей.

Как-то после выполнения очередного задания Имант вручил командиру отряда портфель с документами. Тот начал читать, и на лице его появилось радостное удивление. Крепко обняв Судмалиса, он спросил:

— Дорогой мой Андерсен, каким чудом тебе удалось раздобыть эти ценные бумаги?

—Чудес, товарищ командир, никаких нет. Просто по пути захватил, чтобы не обременять хозяина портфеля лишним грузом, — улыбнувшись, ответил Имант. А затем поведал подробности.

...Лента асфальтированной дороги вилась вдоль густого леса. Услышав приближавшийся шум мотора, Имант залёг на опушке в четырёх-пяти метрах от шоссе. Когда показался легковой автомобиль, Имант прострочил его автоматной очередью. Машина остановилась. Шофёр метнул гранату в сторону леса. Имант мгновенно перехватил её и тут же послал обратно. Бросок Иманта оказался точным.

Партизан подошёл к разбитой машине. Три трупа. Один из них в форме гитлеровского генерала, в руках генерала портфель...

— А документам этим нет цены, — снова заговорил командир партизанского отряда, внимательно выслушав Судмалиса. — Генерал-то — птица немалая: сам начальник карательной экспедиции. Ничего не скажешь, подробное изложение этого плана во многом поможет нам.

В один из тех грозных дней Судмалис по заданию Центрального Комитета Компартии Латвии создаёт в Риге подпольную комсомольскую организацию, оборудует типографию, в которой печатает антифашистские листовки и сводки Совинформбюро, подыскивает явочные квартиры молодым конспираторам и налаживает производство взрывчатки для диверсионных операций.

Находчивость Иманта была безгранична. Когда требовала обстановка, он мог утром выйти на улицы Риги расфранчённым барином, выдавая себя за «ревнивого служителя» оккупантов, а вечером в форме немецкого офицера появиться в «высшем обществе» гитлеровцев, чтобы добыть ценные сведения для передачи командованию Советской Армии или партизанам.

Рижане, испытавшие все ужасы оккупационного режима, до сих пор с благодарностью вспоминают боевые подвиги комсомольцев-подпольщиков и их бесстрашного вожака Иманта Судмалиса. это он с группой таких же отважных товарищей взорвал трибуну на Домской площади и сорвал гитлеровцам «митинг протеста латышского народа» против решений Тегеранской конференции.

Это вездесущий Имант Судмалис вместе со своими верными помощниками обманул группу полицейских и привёл их в партизанский отряд. Это Имант, участвуя в партизанской операции в одном из населённых пунктов, уничтожил полицейский участок и захватил много ценных документов. Беспощаден был Судмалис и в истреблении предателей латышского народа, буржуазных националистов, ставших прислужниками немецких оккупантов.

Таков был Имант Судмалис. Таким и остался навсегда в нашей памяти. Он погиб весной 1944 года, не дожив несколько месяцев до освобождения родной Латвии.

Среди первых помощников Иманта по партизанской и подпольной борьбе были замечательные питомцы Ленинского комсомола: Джемс Банкович, Малдис Скрея, Владимир Озолинып, Альма Михельсон и другие юноши и девушки, внёсшие огромный вклад в борьбу латышского народа за освобождение своей республики от гитлеровского режима.

Вся Советская Прибалтика, попав под железную пяту оккупации, вела непрерывную войну с заклятым врагом.

Особое место в истории борьбы литовского народа принадлежит Каунасской подпольной комсомольской организации. У её колыбели стояли такие выдающиеся организаторы подполья, как П. Малинаускас, старейшие литовские коммунисты В. Куницкас, П. Зибертас.

Имена героев Каунасской подпольной комсомольской организации — Янины Чижинайскайте, Повиласа Штараса, Губертаса Бориса, Юозаса Алексониса, Альфонсаса Чепониса, Анели Зинкевючюте-Вайцекаукене, Юозаса Славипскаса, Она Бирулинайте, Элияса Шмуйловаса, Зальманаса Гольдбергаса и многих других знают во всех уголках республики. Они — гордость всей советской молодёжи.

Известно, что жизнь партизана, подпольщика всегда полна тревоги и требует постоянно мужества, готовности сознательно пожертвовать собой во имя победы над врагом. И каждый из нас, народных мстителей, в годы Великой Отечественной войны жил в подобной атмосфере. Вот почему героическое мы воспринимали часто как обычное, должное. Нас не удивлял взорванный партизанами мост или поединок нашего разведчика с группой гитлеровцев, разгром вражеского гарнизона или крупная диверсия в лагере противника.

Нет войны без героизма, как не может быть она и без жертв. Все, кто сражался с врагом, прекрасно это знают. Возможно, поэтому, у нас, участников войны, несколько иное восприятие подвига, чем у человека, не испытавшего боевой грозы. Но прямо скажу: уже двадцать лет минуло после нашей победы над гитлеровской Германией, а я не перестаю восхищаться подвигом каунасских комсомольцев, всегда с каким-то трепетным волнением думаю об их организации, о том величайшем наследии, какое она оставила сегодняшней молодёжи и будущим поколениям.

Что это за наследство? Это яркий пример того, как надо любить Родину и свой народ, как надо жить и бороться во имя самого прекрасного на земле — свободы, счастья труда и мира.

Каунас. Девятый форт. При одном его упоминании в памяти оживает страшная трагедия, разыгравшаяся в нём. Фашисты уничтожили здесь 80 тысяч ни в чём не повинных наших соотечественников, чехов, французов, бельгийцев и людей других национальностей, согнанных сюда из всех стран, оккупированных фашистской Германией. Гитлеровцы превратили этот форт в огромный крематорий. Для сжигания трупов они создали специальные команды из обречённых на гибель людей.

Но даже перед лицом смерти эти люди не дрогнули. Существовавшая там комсомольская организация, помимо саботажа, проводила диверсии, а затем поставила перед собой чуть ли не фантастическую задачу: организовать побег обречённых. Узники форта — коммунисты помогли разработать тщательный план и провести подготовку этой операции. И вот однажды ночью 64 пленника бежали и скрылись от врагов.

Как-то во время очередной гитлеровской радиопередачи на литовском языке жители оккупированного Каунаса неожиданно услышали из мощных уличных репродукторов страстный призыв: «Смерть немецким оккупантам!» А затем по всему городу зазвучали сообщения, которым каунасцы внимали с жадностью. Передавали последние сводки Совинформбюро, рассказы о героической битве Советской Армии, об успешных действиях партизан и подпольщиков, а в конце — обращение к населению: всячески сопротивляться оккупационному режиму и организованно бороться с гитлеровскими злодеями.

После этого жители Каунаса ежедневно слушали передачи советской подпольной радиостанции.

Кто же были смельчаки, нёсшие народу слово правды и надежды? Каунасские комсомольцы-подпольщики Алексонис, Чепонис, Корбутас, Мартинайтис. Свои передачи они так и назвали: «Голос правды».

Презирая опасность, комсомольцы раздобыли выбывшую из строя рацию, отремонтировали её и начали передавать свои программы на той же волне, что и гитлеровцы. На протяжении долгого времени по всему Каунасу звучал голос правды, голос надежды. Жители города узнавали о действительном положении на фронтах, их уверенность в победе неизменно росла.

Только после длительных поисков гестаповцам удалось обнаружить комсомольскую радиостанцию. Однажды, когда Юозас Алексонис вёл передачу, фашисты окружили радиста. Герой-комсомолец отчаянно защищался. Меткими выстрелами он уложил нескольких гитлеровцев. Но силы оказались далеко не равными. Юозас погиб.

После этого один из активных участников радиопередач, комсомолец Альфонсас Чепонис, развернул усиленную диверсионную работу на железнодорожных магистралях. Одна за другой следовали катастрофы, в результате которых гитлеровцы несли большие потери в живой силе и технике, тратили много времени на восстановление разрушенных линий. Однако молодые партизаны снова и снова уничтожали их.

В одну из летних ночей 1943 года прогремел взрыв огромной силы. Весь Каунас осветился точно в ясный день. Это неподалёку от города Альфонсас Чепонис взорвал немецкий состав с горючим.

А вот ещё один герой Каунаса — член подпольного горкома комсомола Губертас Бориса. Губертас поддерживал тесную связь с комсомольцами гетто, которое фашисты организовали в Вильямполе. Он участвовал в уничтожении вражеских складов, добывал трофейное оружие,

писал листовки, держал постоянный контакт с партизанами, срывал гитлеровцам вербовку литовской молодёжи в фашистскую армию. Трудно даже перечислить всё, что делил Губертас.

Каунасская подпольная партийная организация умело руководила своими молодыми помощниками — комсомольцами, неустанно направляла их деятельность. В этом и заключался секрет успехов молодёжного подполья. Молодые подпольщики помогли тысячам советских юношей и девушек спастись от угона в немецкое рабство. Они уничтожили 31 эшелон и 64 автомашины с гитлеровскими войсками, вооружением и военным имуществом. А их радиопередачи и листовки сеяли правду и укрепляли веру литовцев в неизбежный крах гитлеризма.

В жестоких схватках с оккупантами погибло более семидесяти каунасских комсомольцев-подпольщиков. Но жизнь и смерть этих героев на вечные времена остались в памяти народной. Родина высоко оценила их подвиг. Троим питомцам Ленинского комсомола — Юозасу Алексонису, Альфонсасу Чепонису, Губертасу Бориса — присвоено звание Героя Советского Союза.

А мыслима ли история нашего партизанского и подпольного движения без имени славной дочери литовского народа — комсомолки Марите Мельникайте?

Когда началась война, ей минуло восемнадцать лет. Пришла пора самых ярких и смелых мечтаний, надежд, устремлений. Но разве у одной Марите жестокая война отняла светлую юность? Эта девушка отдала себя святому делу — борьбе с фашизмом.

— Паша Марите! — ласково называли партизаны свою любимую боевую подругу. Они гордились ею. Да и как не гордиться, если Марите была превосходной разведчицей и активной участницей многих диверсионных операций! Не зная устали, она ходила по деревням, из дома в дом, передавала драгоценные весточки о событиях на советско-германском фронте. Скольких друзей и помощников она приобрела в этих походах для своего партизанского отряда!

Когда Марите была схвачена гестаповцами, она не дрогнула, на допросах вела себя мужественно. Никакие пытки не могли заставить её выдать врагу своих товарищей. Литовскую комсомолку пленял героический образ Зои Космодемьянской. С неё она брала пример, как нужно жить и умирать. И так же, как Зоя, Марите Мельникайте, стоя под виселицей, кинула в лицо своим палачам:

— Да здравствует Советская власть!

С этими словами она навсегда ушла из жизни и навсегда осталась в благодарном сердце народа, удостоившего славную Марите Мельникайте звания Героя Советского Союза.

Сухая сводка только перечисляет, что сделали литовские партизаны и подпольщики в годы войны: пустили под откос несколько сотен вражеских эшелонов, уничтожили 300 паровозов и более двух тысяч вагонов, много военных складов, 18 гитлеровских гарнизонов, взяли большие трофеи, спасли десятки тысяч советских людей от судьбы фашистских рабов в Германии. На литовской земле гитлеровцы оставили более 10 тысяч своих солдат и офицеров только убитыми.

Вдумайтесь, мои дорогие читатели, в эти факты и цифры, и вы убедитесь, какой великий воинский и патриотический подвиг совершили литовские партизаны и подпольщики, среди которых было очень много молодёжи, комсомольцев. Это они, руководимые такими выдающимися подпольщиками, как Альбертас Слапшис, Каролис Петрикас, Альфонсас Вилимас, и многими другими верными сынами партии Ленина, прославили себя, защищая честь и свободу нашей Родины.

НЕПОКОРЁННЫМ ИМЯ — ЛЕГИОН

На белорусской земле, так же как на всей временно оккупированной врагом советской территории, рядом с коммунистами, старшими товарищами сражалась белорусская молодёжь и её авангард — комсомол. Здесь, помимо партийного подполья, под его руководством одновременно действовали 10 областных, 206 городских и районных подпольных комитетов комсомола, 5506 первичных организаций. Они объединяли около 74 тысяч комсомольцев. В их лице партия имела активнейших помощников в наступательной тыловой борьбе.

Недаром белорусские партизаны сеяли страх и панику среди немцев. Гитлеровский офицер Фридрих Бушеле в дневнике, обнаруженном после его смерти, писал: «Кругом ни одного человека, но всюду и везде, в лесах и болотах, носятся тени мстителей. Это партизаны. Неожиданно, будто вырастая из-под земли, они нападают на нас, рубят, режут и исчезают, как дьяволы, проваливаются в преисподнюю. Мстители преследуют нас на каждом шагу, и миг от них спасения... Сейчас я пишу дневник и с тревогою смотрю на заходящее солнце. Лучше не думать. Наступает ночь, и я чувствую, как из темноты неслышно ползут, подкрадываются тени, и меня охватывает леденящий ужас!»

Судьбу автора этих записок разделили на белорусской земле тысячи его соотечественников.

Огромная армия народных мстителей выдвинула из своих рядов целую плеяду людей, которые являются гордостью не только белорусского — всего советского народа. Среди них Герои Советского Союза Константин Заслоном, Сера Хоружая, Минай Шмырёв, Василий Корж, Фёдор Котченко, Григорий Токуев, Александр Исаченко, Михаил Сильницкий и многие, многие другие. В их числе и старые коммунисты, участники походов гражданской войны, и комсомольцы, впервые взявшие оружие во время гитлеровского нашествия.

И тут на память приходит происшедшее в Минске событие, весть о котором перешагнула белорусскую землю, с молниеносной быстротой разнеслась по всей Украине, радостью отозвалась и сердцах наших партизан.

Это произошло ранней осенью 1943 года. Причём, как говорилен, аукнулось в Белоруссии, а откликнулось в Берлине. Вся фашистская столица тогда оделась в траур. Над зданиями пыли приспущены нацистские флаги, увитые чёрным креном. Кого-то хоронили с большими почестями. Даже Гитлер почтил память покойника, постояв немного у его гроба. И когда по улицам двигалась похоронная процессия, вокруг то и дело слышалось, как осторожные немцы на разные лады произносили: «Минск», «Партизаны».

Так фашистская Германия, охваченная ужасом и страхом перед неминуемым возмездием, провожала в последний путь одного из своих кровавых деятелей — наместника Гитлера в Белоруссии, душителя белорусского народа Кубе.

При одном упоминании этого имени возникают страшные картины народных страданий от гитлеровских изуверов. Бесчинствам гитлеровского палача Кубе не было границ. И тогда ЦК Коммунистической партии Белоруссии поставил перед народными мстителями задачу: уничтожить Кубе.

В условиях жестокого оккупационного режима, особенно свирепствовавшего в Минске, выполнение этой задачи было невероятно сложным. Проникнуть в особняк, в котором проживал Кубе, казалось немыслимым. Любое подозрение могло повлечь за собой огромное количество жертв, новые репрессии против населения.

И всё же советские патриоты решили любой ценой выполнить задание. В активную подготовку включились лучшие партизаны из бригады Петра Лопатина. Для установления контакта с минскими подпольщиками решили направить связиста. Выбор пал на медицинскую сестру комсомолку Надю Троян. Вскоре отважная партизанка появилась в Минске. Ценой огромных усилий ей удалось установить связь с комсомолкой Еленой Мазаник, работавшей горничной в доме самого Кубе. А тесную связь с этими девушками поддерживала руководительница подпольной группы Мария Борисовна Осипова — коммунистка, прекрасная разведчица, человек большой воли.

И тройка бесстрашных начала тщательно готовиться к операции по уничтожению Кубе. Каждый свой шаг патриотки взвешивали, проверяли. Люди разных характеров, они отлично дополняли друг друга: дальновидная и наблюдательная, умудрённая опытом Мария Борисовна Осипова; умеющая расположить к себе, войти в доверие и подчинить себе волю другого Елена Мазаник; энергичная и изобретательная, мастерица перевоплощения Надя Троян.

Каждая из них играла свою роль в общем плане операции. И вместе с тем самая решающая задача ложилась на плечи Елены Мазаник. Ей предстояло непосредственно убить гитлеровского гауляйтера, положив в его спальне мину.

Через многие фашистские кордоны прошла Мария Борисовна Осипова, пока попала в Минск и благополучно доставила в обыкновенной корзинке полученную у партизан мину с часовым механизмом. Затем встретилась с Еленой Мазаник, передала мину и подробно объяснила, как надо с ней обращаться.

После этого наступил самый сложный этап реализации намеченного плана. Как пронести этот смертельный груз в особняк Кубе? Ведь гауляйтера охраняют войска СС, гестаповцы, у него огромная личная стража. Каждого, кто имеет доступ в особняк, непременно обыскивают. Тщательному осмотру подвергается и горничная Елена Мазаник, когда идёт на работу и возвращается с неё. И всё же бесстрашная комсомолка благодаря своей изобретательности усыпляет бдительность телохранителей Кубе и проникает в спальню. Установив под матрацем к ропати мину, Елена Мазаник исчезает.

Вот пройден первый, второй, пятый контроль, заканчивается шестой обыск, наконец, вздохнув полной грудью, девушка покидает особняк Кубе. В условленном месте её встречают товарищи. А через несколько часов она уже среди своих, в семье партизан.

В ночь на 23 сентября 1943 года мина сработала, в особняке палача белорусского народа прогремел взрыв, а затем начался пожар. Фон Кубе был убит.

Так бесславно кончилось его двухлетнее «царствованием на земле Белоруссии. Гестаповцы с ног сбились в поисках Елены Мазаник. Они обещали большое вознаграждение тому, кто найдёт комсомолку-подпольщицу. Но все их старания оказались безуспешными.

В ту пору, когда немецкий самолёт с останками Кубе лёг курсом на Берлин, советский самолёт с отважными военными подругами — коммунисткой Марией Осиповой, комсомолками Еленой Мазаник и Надей Троян приближался к Москве.

Торжественно встретила наша столица дочерей непокорённой Белоруссии. Звание Герой Советского Союза увенчало их бессмертный подвиг.

Мощные удары партизан настигали оккупантов в Минске и Могилёве, Бобруйске и Полоцке, Витебске и Гомеле, Гродно и Бресте — везде, где ступала нога гитлеровца.

В годы войны по всей Белоруссии гремела слава подпольных комсомольских организаций, созданных во многих районах республики. Их возглавляли воспитанники комсомола Сергей Благоразумов, Люба Семукова, Пётр Воронин, Леонид Ярош, Галина Сосина, Ольга Радькова, Семён Осадченков, Зоя Макаревич и другие патриоты.

Комсомольцы Сергей Шиканов и Иван Калилец были прекрасными организаторами и командирами первых партизанских отрядов Белоруссии. Мужеством и бесстрашием отличались юные участники комсомольско-диверсионных групп, которых в республике насчитывалось более трёх тысяч.

Родина высоко оценила вклад белорусской молодёжи в общенародную победу. 35 тысяч молодых партизан и подпольщиков Белоруссии были награждены орденами и медалями. 24 воспитанника белорусского комсомола заслужили звание Героя Советского Союза.

ГЕРОИ КАРПАТСКОГО РЕЙДА

С первых же дней войны под руководством ушедших в подполье партийных организаций на украинской земле действовали 12 подпольных обкомов комсомола, 264 горкома и райкома комсомола, сотни комсомольско-молодёжных организаций. Они являлись тем ядром, вокруг которого объединились тысячи юношей и девушек.

История крупнейших партизанских соединений Украины, которыми командовали такие выдающиеся организаторы и руководители, как дважды Герой Советского Союза Л. Фёдоров, Герои Советского Союза Д. Медведев, М. Наумов и А. Сабуров, В. Бегма, С. Маликов, Н. Попудренко, С. Олексенко, И. Фёдоров, Н. Таратута, В. Гробчак, И. Шитов и другие, изобилует бесчисленным множеством примеров мужества и отваги нашей молодёжи.

К сожалению, размеры этой книги не позволяют подробно описать разнообразие форм и методов, которые были на вооружении наших партизан и подпольщиков. Но кое о чём я расскажу.

...На весь мир прославилась своими боевыми делами подпольная комсомольская организация «Молодая гвардия», созданная в горняцком городе Краснодоне по инициативе руководителя местной подпольной партийной организации П. Лютикова.

Организаторы «Молодой гвардии» — Олег Кошевой, Сергей Тюленин, Ульяна Громова, Любовь Шевцова, Иван Туркенич, Иван Земнухов — и их боевые товарищи Георгий Арутюнянц, Валя Борц, Виктор Третьякевич, Оля и Нина Иванцовы и другие молодогвардейцы своими подвигами навечно внесли свои имена в летопись Великой Отечественной войны.

Беспримерный героизм в борьбе с гитлеровскими оккупантами проявила и другая подпольная комсомольская организация Донбасса, действовавшая в столице шахтёрского края — Донецке. Руководили ею молодые педагоги — комсомольцы Савва Матекин и Степан Скоблов. Старожилы Донецка, пережившие все ужасы фашистского подневолья, по сей день вспоминают о них с благодарностью.

Всеобщее восхищение вызывает также патриотическая деятельность подпольной организации «Партизанская искра» на юге Украины, в селе Крымка Николаевской облает. Be организаторами и руководителями были учитель коммунист В. Моргуненко, комсомольцы П. Гречаный, Д. Дьяченко, Д. Попик.

А вот иные степи — на правом берегу Днестра. Древний город Хотин с большими революционными традициями. Только год минул, как над ним взвился государственным флаг нашей Родины и жители города стали гражданами Советского Союза. Но в мирную жизнь Хотина, точно смерч, ворвались фашисты, неся смерть и разрушения, врываясь в дома и уничтожая людей лишь за то, что они советские люди.

И тогда вновь ожили боевые традиции хотинцев. Герои поднялись на борьбу с гитлеровскими оккупантами. И этой борьбе рядом с коммунистами всегда шли комсомольцы. В Хотине активно действовала подпольная комсомольская организация, самыми отважными в ней были Кузьма Галкин, Владимир Манченко, Александр Непомнящий, Николай Салтанчук, Дмитрий Семенчук.

Многие молодые подпольщики, имея опыт конспиративной работы в период владычества буржуазной Румынии, успешно применяли его против гитлеровцев: проводили диверсии ни дорогах и линиях связи, распространяли листовки, уничтожали фашистов и их прислужников.

...Память подсказывает всё новые и новые подвиги и имена героев. Это и молодой командир партизанского отряда имени Щорса, действовавшего на Черниговщине, комсомолец Александр Кривец. Это и вожак юных малинских подпольщиков — комсомолка Нина Соснина. Это и полтавчанка — дочь комсомола Ляля Убийвовк, и гордость нежинских подпольщиков — слепой комсомолец Яков Батюк. Это и харьковский комсомолец Володя Коновалов — создатель подпольной радиостанции в депо Основа, установивший связь с командованием частей Советской Армии и передавший им важные военные сведения, и многие, многие другие.

Передо мной копия вражеского донесения. Оно называется «О положении молодёжи на Украине». Его автор — руководитель гестапо Гиммлер. В этом документе матёрый фашист с горечью доносил фюреру: «Украинская молодёжь в своём поведении сохранила традиции, приобретённые ещё в период Советской власти. Молодёжь желает возврата советской системы. В критические дни на Восточном фронте настроение молодёжи в основном было пробольшевистским».

Более двадцати лет назад был написан этот документ. И каждый раз, читая его, я испытываю огромное удовлетворение, гордость за своих молодых соотечественников. Конечно, они заслужили высокую оценку врага, помимо его воли. А ведь гитлеровцы делали всё, чтобы лишить нашу молодёжь веры в Советскую власть и Коммунистическую партию.

И всё же об одном Гиммлер «стыдливо» умолчал в своём донесении: о том, как молодёжь Советской Украины героически боролась за родную Советскую власть, как отстаивала свою свободу в смертельных боях с фашистами.

Совершая походы по былым партизанским тропам, мы словно вновь переживаем события минувшей войны. Вот в воздух взлетают вражеские эшелоны с войсками, оружием, горючим. Вспыхивают дымным пламенем танки и самолёты с крестами и свастикой на борту. То тут, то там раздаются взрывы, слышатся выстрелы — и всюду трупы вражеских солдат и офицеров, танкистов и лётчиков, карателей и полицаев...

И над всем этим возвышается мужественный образ советского Партизана. Нет, он не одинок! Сотни и тысячи прошли с боями по этим тропам. И каждый внёс свой носильный вклад в летопись ратных трудов, испытанных на всей этой огромной и героической партизанской трассе, протянувшейся от Путивля до Карпат.

Вот они, наши молодые герои: Радик Руднев, Нина Созина, Саша Ленкин, Нина Ляпина, Михаил Андросов, Валя Павлина, Вано Гогошвили, Володя Шишов, Костя Стрелюк, Яша Рохлин, Юля Зинухова, Вася Олейник, Гриша Пархоменко, Ваня Архипов, Митя Черёмушкин, Петя Шевченко и многие другие боевые побратимы, без которых была бы немыслима слава нашего партизанского соединения. Всё это молодёжь с горячим комсомольским сердцем в груди, беспредельно скромная в жизни и великая в подвиге.

Память переносит меня к событиям начала Великой Отечественной войны, когда в Спадщанском лесу был создан наш партизанский отряд, выросший затем в крупнейшее соединение. Вокруг уже бесчинствовали немцы. И наш маленький отряд наносил им чувствительные удары. Вскоре Спадщанский лес стал неприступным для фашистов. Всё новые и новые патриоты приходили сюда, чтобы принять партизанскую клятву и вместе с нами бить оккупантов.

Помню, среди первого пополнения отряда был всего один комсомолец — сын нашего комиссара Радик Руднев. Товарищи говорили о нём: «Наш комсомольский фундамент». И он действительно положил начало созданию в отряде комсомольской организации, которая впоследствии насчитывала сотни юношей и девушек и стала внушительной силой в нашем соединении. Эти ребята были людьми высокого сознания, воинского героизма и долга.

В последних числах августа 1942 года меня и других командиров партизанских отрядов и соединений вызвали а Москву, в Кремль. Впервые предстояло покинуть родной партизанский край.

Нас принимали в Ставке Верховного Главнокомандовании. Беседа была продолжительной и интересной. Ставились новые задачи по расширению партизанской войны, обсуждались мероприятия по обеспечению успеха наступательных операций.

Соединениям, которыми командовали Александр Николаевич Сабуров и я, было предложено совершить чрезвычайно сложный и ответственный рейд на Правобережную Украину, естественно, подобный поход требовал тщательной подготовки. Надо было привести в особый порядок все наши силы, наладить снабжение оружием, боеприпасами и всем иным необходимым, чтобы обеспечить выполнение столь крупной боевой операции.

В Кремле мне тогда сказали:

Учтите, Сидор Артемьевич, поможем всем, чем располагаем. Кстати, в Москве находится большая группа комсомольских работников из всех оккупированных районов страны. Немало среди них и с Украины. Славные ребята. Они усиленно занимаются на специальных курсах ЦК ВЛКСМ, где их готовят для работы во вражеском тылу. Как только закончат учёбу, немедленно полетят к вам.

Этому известию я очень обрадовался. Ведь в нашем соединении было большинство молодёжи, и приезд опытных комсомольских вожаков сулил немало хорошего.

Вернувшись к своим партизанам, я рассказал об этом комиссару соединения Семёну Васильевичу Рудневу. Он тоже обрадовался и заметил:

   — Устроим комсомолятам достойную встречу!

6 октября 1942 года из Москвы поступило сообщение, что к нам вылетает группа комсомольских работников. И в ту же ночь на только что построенном аэродроме совершил посадку первый самолёт из транспортного полка, которым командовала Герой Советского Союза гвардии полковник Валентина Гризодубова.

Один за другим выходят из самолёта комсомольцы. У всех возбуждённое настроение. Да это и понятно. Ведь они впервые на партизанской земле. Знакомимся. Вот высокий стройный юноша — Михаил Андросов, заведующий отделом Запорожского обкома комсомола. А вот его спутницы: секретарь того же обкома Юлия Зинухова и секретарь горкома Валя Павлина. К нам подходят секретарь Николаевского обкома комсомола Лия Дивина и другие ребята.

Их сразу окружили партизаны, начались расспросы. Как идёт жизнь на Большой земле? Готовит ли наша армия новые удары по немцам? Захватили ли с собой литературу, свежие газеты? Посланцы Ленинского комсомола едва успевали отвечать, так что путь от аэродрома до штаба партизанского соединения показался коротким.

   — Вот и новое боевое пополнение, — приветливо встречает комсомольцев Семён Васильевич Руднев.

Вслед за ним я знакомлю приезжих с начальником штаба Григорием Яковлевичем Базымой, секретарём партийного бюро Яковом Григорьевичем Паниным, командирами отдельных подразделений.

Находились мы в ту пору в Брянских лесах, близ Старой Гуты, в которой ни на минуту не прекращала существовать Советская власть. И не случайно мы назвали Старую Гуту партизанской столицей.

К этому времени наше соединение успело провести немало боевых операций, уничтожило более четырёх тысяч фашистов, захватило много трофеев. Соединение стало грозной и опасной силой для врага. И теперь оно готовилось к новым сражениям.

Вот та обстановка, в какой оказались прилетевшие к нам комсомольские работники. После короткого отдыха все они включились в активную боевую жизнь. Миша Андросов был назначен помощником комиссара соединения по комсомольской работе. Комсомольские организации в батальонах, ротах возглавили Валя Павлина, Вася Олейник, Юля Зинухова, Аня Дивина. И что примечательно: все они как-то сразу накрепко вошли в нашу партизанскую семью. Участвуя в операциях, они и сами хорошо проявили себя, и других комсомольцев повели за собой, мобилизовали всю молодёжь на решение важных задач, стоявших перед соединением.

Беседуя с Семёном Васильевичем Рудневым о работе нашей комсомолии, мы не раз благодарили Центральный Комитет комсомола за такое хорошее пополнение. Это были замечательные ребята. Мы часто восхищались их бесстрашием и отвагой. Их пример увлекал не только молодых, но и пожилых партизан.

А боевое крещение началось следующим образом.

   — Что, Семён Васильевич, пора и новеньких испробовать в доле, — сказал я как-то Рудневу.

   — Непременно, — согласился комиссар.

Примерно через час мы вызвали к себе командира партизанской группы Сергея Горланова и нескольких разводчиков — молодых, энергичных ребят.

   — Так вот что, хлопцы, — обратился я к ним, расклады пап карту. — Сперва придётся вам отмерить километров сорок. Затем выйдете на шоссе, подойдёте к мосту, снимете охрану, а мост взорвёте. Предупреждаю; для немцев это шоссе имеет очень важное значение. Стерегут они мост пуще глаза. Так что от вашего умения целиком зависит успех операции. Значит, действовать нужно очень осторожно, но решительно.

   — И ещё одно учтите, — добавил Руднев, — впервые на операцию с вами пойдут наши молоденькие: Юля Зимухова и Валя Павлина.

Получив точные данные, ребята вышли в путь. Я верил в успех операции, так как прекрасно знал, на что способна группа Сергеи Горланова. И вместе с тем беспокоился за девушек, которым предстояло держать первый боевой экзамен.

Долго ожидали мы возвращения группы. Наконец бойцы показались в нашем лесу. Лица утомлены, а настроение бодрое. Сергей Горланов, отрапортовав мне и Рудневу, что задание успешно выполнено и группа вернулась без потерь, рассказал подробнее.

— Как говорят, бережёного и бог бережёт, — начал Горланов. — Поэтому мы шли, буквально ощупывая каждый кустик, присматриваясь к каждому бугорку. Шли, однако, быстро. Никто не отставал. К Юле и Вале я постоянно приглядывался. По всему видно было: трудно девушкам с непривычки такую дорогу сразу одолеть. Делали короткие остановки, потом снова в путь. Время подгоняло. Наконец увидели цель. Собрались с силами, наметили задание каждому. Абсолютно бесшумно подобрались к месту. И тут наши девчата показали себя.

Горланов умолк на какую-то долю минуты, а затем продолжал:

   — Наше появление для гитлеровцев было как гром среди ясного дня. Растерялись фрицы. Не смогли оказать сопротивления. И мы ударили по ним. Смотрю — и глазам своим не верю: Юля Зинухова преследует двух фашистов — они к дому, а она с автоматом за ними. Одного убила, а другой успел скрыться в доме. В это время подоспел Петя Шевченко. Через открытую дверь дал автоматную очередь, а потом и сам вскочил в дом. Через несколько минут на пороге показались два немца с поднятыми вверх руками. За ними важно шагал Петя...

Смело вела себя и Валя Павлина. Пока мы возились с охраной, наши минёры во главе с Васей Олейником взорвали стометровый мост.

Горланов окончил рассказ. Мы с Рудневым поздравили партизан с успешным завершением операции, а особенно девушек — со сдачей боевого экзамена. Как сейчас, помню их лица — довольные, весёлые. Протянув мне немецкий карабин, Юля сказала:

   — Сидор Артемьевич, это я забрала у первого немца, которого убила.

Для меня такой подарок был очень дорог.

После первого экзамена девушки участвовали во многих больших и малых сражениях и вскоре стали поистине бесстрашными, находчивыми, умелыми партизанками. Они владели многими средствами истребления противника, какие были у нас на вооружении.

Перед выходом в рейд в подразделениях состоялись комсомольские собрания, посвящённые чрезвычайно важному вопросу: как лучше выполнить задание Центрального Комитета партии — совершить переход на Правобережную Украину. Нам с Семёном Васильевичем Рудневым довелось участвовать почти во всех этих собраниях. И нас радовала целеустремлённость комсомольцев, стремление быстрее разгромить врага. На этих же собраниях разбирались десятки заявлений юных партизан с просьбой принять их в ряды Ленинского союза молодёжи, чтобы в рейд идти комсомольцами.

По инициативе комсомольской организации в соединении были созданы курсы минёров, пулемётчиков, стрелком из противотанкового ружья. На курсах занимались сотни юношей и девушек, стремившихся овладеть военными специальностями.

И вот настал долгожданный день 27 октября 1942 года — день нашего выхода в далёкий рейд. Не буду описывать подробности этого похода, скажу только, что к исходу двадцать пятого дня мы оставили позади 800 километров. Причём прошли их с боями, преодолели крупные водные преграды — Десну, Днепр, Припять, ликвидировали несколько вражеских гарнизонов, в том числе такие, как лоевский, лельчицкий и другие, истребили 6 тысяч фашистов, уничтожили 32 вражеских эшелона с живой силой и техникой, 120 шоссейных и железнодорожных мостов.

Огромный воинский труд был вложен в этот рейд, ставший переломным этапом во всей партизанской войне на Украине. В памяти оживают его герои, их подвиги. И понятно, в первых рядах я вижу нашу прекрасную молодёжь, бесстрашных комсомольцев — творцов этой победы.

Вспоминаю нашего любимца Ваню Архипова. Незадолго перед войной он окончил школу, работал на заводе, здесь же вступил в комсомол. И первый день вероломного нападения фашистской Германии на нашу страну Ваня с группой заводских комсомольцев добровольно ушёл в действующую армию. Воевал на Орловщине. Попал в окружение.

Когда мы находились в Брянских лесах, ко мне привели группу молодых бойцов. Один из них особенно выделился своим подтянутым видом: гимнастёрка ладно облегала его стройную фигуру, он казался воплощением внутренней и внешней собранности, о таких говорят, что они рождены для воинской службы.

Ваня кратко доложил: часть, в которой он служил, была рассеяна противником. Узнал, что в Брянских лесах действуют партизаны, и решил с товарищами идти, как он сказал, «к хозяевам лесов».

Мы с радостью приняли этих парней в своё соединение.

...Было это в Полесье. Остановились мы невдалеке от деревни Буйновичи, куда накануне вышло в разведку отделение Архипова. И вот появляется Ваня и сообщает: в Буйновичах много полицейских, боятся они партизан и организовали в деревне и вокруг неё оборону.

Я приказал командиру отряда Кульбаке взять Буйновичи. Вскоре штурм начался.

Подпустив партизан поближе, враг открыл сокрушительный огонь. Но наши роты продолжали наступление. Наиболее упорно оборонялись гитлеровцы, засевшие в помещении комендатуры. И тогда Ваня Архипов со своим отделением бесшумно подобрался к самому логову. Спасая свою шкуру, большая группа гитлеровцев, покинула комендатуру и прямо-таки на четвереньках стала пробираться в более безопасное место. Отделение Вани Архипова пустилось преследовать их, а сам он ворвался в помещение. Тут Ваня обнаружил немало документов (опытный разведчик знает их ценность). Затем его внимание привлёк телефон. Когда я с группой партизан вошёл в комендатуру, Архипов держал трубку и во всё горло кричал:

   — С тобой, мерзавец, говорит советский партизан. Доложи своему начальству: все фашисты в Буйновичах уничтожены, а заодно с ними и твои холуи-полицаи. И ещё одно передай: партизаны влюблены в Лельчицы. Чудесное местечко! Так что ждите нас на чай.

Ваня так увлёкся беседой с комендантом Лельчиц, что не заметил даже нашего появления. Внимательно слушая назидательную речь Архипова, комендант, видимо, не всему верил и пытался что-то бормотать на ломаном русском языке. Я подошёл к Архипову, взял из его рук трубку и добавил:

   — Чтоб духу немецкого не было в Лельчицах, а то всем будет капут!

   — Кто говориль со мной? — услышал я растерянный вопрос.

   — Ковпак! — последовал мой ответ, и голос коменданта тотчас замер.

Затем Архипов со своим отделением куда-то исчез. Но через часок снова появился в Буйновичах. Вошёл в дом, где остановился наш штаб, и обратился ко; мне:

   — Товарищ командир, захватил трёх гитлеровцев. Хотел сам начать допрос, да побоялся. Уж больно я горячий. Уложить могу фрицев. А что толку будет! Так вы уж, пожалуйста, допросите сами...

Комсомольским ротам я приказал отдыхать. Молодцы ребята! Прекрасно провели операцию по захвату Буйновичей и заслужили короткую передышку.

Документы, захваченные Ваней Архиповым в немецкой комендатуре, сослужили нам огромную службу. По ним, в частности, мы узнали о системе обороны Лельчиц. Противник держал там сильный гарнизон, так как в местечке находилась крупная база снабжения: склады с оружием, боеприпасами, горючим, продовольствием и обмундированием.

Вызвал Ваню Архипова:

   — Помнишь, что обещал коменданту Лельчиц, когда разговаривал с ним по телефону? — спрашиваю разведчика.

   — Как не помнить, товарищ командир.

   — Так вот, раз дал слово явиться к немцам на чай, надо выполнять обещание.

   — А с радостью, — засверкали глаза Вани.

   — Прекрасно. Бери своих соколят и айда в Лельчицы. Всё разузнай, всё разведай.

Архипов отковырял и удалился. А когда вернулся, с тревогой доложил: немцы усилили оборону Лельчиц. По всему видно, что решили дать партизанам серьёзный бой и отрезать нам все пути в Лельчицы. На небольшой схеме разведчик начертил объекты, у которых гитлеровцы выставили особенно сильную оборону.

«Орешек» действительно попался нам не из лёгких. И вместе с тем дополнительные сведения, добытые Ваней Архиповым, помогли более тщательно разработать план ликвидации лельчицкого гарнизона.

Мы подтянули свои подразделения и окружили Лельчицы. А ночью начали штурмовать гитлеровский гарнизон. Пытаясь сохранить важную базу снабжения, гитлеровцы прилагали все силы, чтобы отбить наши атаки. Но нам удалось сломить упорное сопротивление противника и ворваться в местечко. Завязались уличные бои. Оборона немцев была насыщена огневыми средствами. Вражеские автоматчики засели в каменных домах и со всех сторон вели огонь по наступающим партизанам. Однако мы отбивали у противника одну позицию за другой, подавляли огневые точки, и сила вражеского сопротивления с каждым часом слабела.

В этой операции наша молодёжь вела себя героически. Поистине шквальный ливень ружейно-пулемётного огня обрушился на наших партизан из двухэтажного здания школы. Первой прорвалась сквозь этот заслон Нина Созина, а вслед за ней устремились Ваня Тигин и Гриша Давиденко. Ошеломлённые гитлеровцы от неожиданности растерялись. А комсомольцы тем временем пустили в ход гранаты.

Памятный бой закончился на рассвете. Мы овладели Лельчицами, истребив несколько сотен солдат и офицеров. Нам достались большие трофеи, в том числе орудия, автомобили, мотоциклы и прочие ценности.

После этой операции мы завершили выход на Правобережную Украину, о чём немедленно доложили в Москву, Центральному Комитету партии. Многие наши партизаны были награждены орденами и медалями. Высоких правительственных наград были удостоены и молодые народные мстители, среди них — комсомольцы Ваня Архипов, Нина Созина, Ваня Тигин, Гриша Давиденко и другие представители нового племени сильных и отважных.

...С Семёном Васильевичем Рудневым и нашими штабистами мы сидели за детальной разработкой предстоящего рейда в Карпаты, когда к нам явился Михаил Андросов.

   — Заседал сегодня комсомольский комитет, — начал он. — Постановили просить командование соединения создать комсомольский кавалерийский эскадрон.

Мы с Семёном Васильевичем переглянулись. Комиссар всегда с большой радостью поддерживал инициативу комсомольцев. И сейчас, самым внимательнейшим образом выслушав Андросова, сказал мне:

   — А ведь действительно, Сидор Артемьевич, предложение комсомольцев заманчивое. Стоит прислушаться.

Идея и мне понравилась. Решено было укомплектовать комсомольский эскадрон.. А когда речь зашла о том, кому доверить его организацию и право командования, двух мнений и быть не могло. Понятно, Саше Ленкину. Сам лихой конник, он с эскадроном справится.

Комсомольца Сашу Ленкина у нас называли «Гордый сын Сибири, царь лесов и рек могучих». До войны Саша работал бухгалтером в одном из сибирских леспромхозов и считался превосходным охотником и отменным наездником. На своём любимом коне он проехал немало сотен километров по таёжным местам.

В нашем отряде Ленкин появился в первые месяцы войны. Он, как говорится, с ходу вступил в бой. Наблюдая за ним, можно было подумать, что человек всю жизнь провёл в партизанских походах. Впрочем, это и понятно, ведь лес был для него родным домом.

О кавалерийской удали Саши Ленкина и его недюжинном таланте разведчика в нашем соединении рассказывали чуть ли не фантастические истории, слагали стихи, пели песни. Завидным даром надо обладать, чтобы завоевать всеобщую любовь товарищей. И этим даром сполна владел комсомолец Александр Ленкин.

Совершая Карпатский рейд, мы приблизились к крупному водному рубежу. Фашистское командование приняло все меры, чтобы преградить нам путь и обескровить наступающие партизанские части. Однако точная разведка помогла нам разгадать планы противника и успешно форсировать реку. Этого мы достигли благодаря безупречным действиям наших кавалеристов.

В район деревни, где находился мост, мы направили эскадрон Ленкина. Кавалеристам поручили захватить мост и переправить по нему наши подразделения. Комсомольцы-конники скрытно подобрались к мосту, без единого выстрела сняли всю гитлеровскую охрану и захватили переправу. Вскоре на мосту прошло всё наше соединение. Оказавшись на другом берегу, мы быстро углубились во вражеский тыл, а затем прорвались и в Карпаты.

Вспоминается бой за город Скалат. В этой операции так же героически вели себя конники Ленкина. Когда город был очищен от оккупантов, Саша с группой партизан направился к тюрьме я освободил узников, с которыми гитлеровские палачи не успели расправиться.

Увидев меня, Ленкин спешился со своего красавца копя и, протягивая какой-то листок бумаги, сказал:

   — Вот ироды, чего захотели! Только прочитайте, товарищ генерал, что пишут фашисты. А портрет-то ваш как нарисовали. Одна смехота!

Я развернул листок и прочитал: «Каждому, кто доставит немецкому командованию живого или мёртвого командира партизан генерала Ковпака, генерал-губернатор Галиции заплатит сто тысяч рейхсмарок».

Признаюсь, листовка доставила мне немало радости. Значит, мы изрядно насолили гитлеровцам, если они так щедры на вознаграждение. Разве тут во мне дело? Чего бы я стоил без чудо-партизан, без таких, как комсомолец Ленкин, и подобных ему людей несгибаемой воли, безгранично смелых и решительных, составлявших грозную силу нашего соединения, его красу и гордость.

Поблагодарив лихого кавалериста, я аккуратно сложил листовку и написал на ней: «Ленкин, Скалат» — и дату, а затем бережно положил бумагу в карман. До сих пор храню этот документ как памятную реликвию минувших битв, как одно из многочисленных свидетельств мужества своих боевых товарищей, молодых партизан сороковых годов двадцатого столетия.

В дни Карпатского рейда больше половины партизан составляли комсомольцы. Высокое звание комсомольских было присвоено 4 ротам, 28 диверсионным группам и другим подразделениям нашего соединения.

Мои славные юные однополчане! Разве можем мы забыть о боях за знаменитые Битковские нефтепромыслы, где особенно отличились партизаны из взвода комсомольца Николая Игнатьева и комсомольские диверсионные группы Василия Олейника и Сергея Абрамова? Можно ли забыть виртуозного мастера разведки шестнадцатилетнего Мишу Семенистого и его сверстника Ваню Чернякова — нашего связного? Никогда!

Добрую память в наших сердцах оставил и один из лучших минёров, комсомолец Яков Рохлин — кавалер многих наград. Яша начал свой военный путь в Брянских лесах и прошёл с нашим соединением тысячи километров. Не случайно партизаны называли Рохлина «профессором минного дела».

Как-то, во время относительного затишья между боями, когда партизаны имели возможность немного отдохнуть, я направился вечерком в комсомольскую роту разведчиков. И в нескольких метрах от её расположения остановился: кто-то вслух читал знакомую с детства «Полтаву»:

По мере моего приближения голос чтеца звучал всё чётче и призывнее, и мне казалось, что в этом дремучем лесу всё замерло от неуёмной силы пушкинских слов:

Подошёл вплотную. Взору предстала живописная картина: сидя в разных позах, разведчики внимательно слушали высокого юношу, лицо которого трудно было разглядеть из-за сгустившихся сумерек, читал он Пушкина с большим чувством. Но, увидев меня, юноша остановился на полуслове, и слушатели стали менять позы.

   — Приказываю сидеть, как сидели, — шутливо сказал я им. — А ты — продолжай читать, — обратился я к юноше.

Но чтение уже не ладилось. Моё появление точно выпило всех из седла, и мне даже неловко стало: уж лучше бы в сторонке стоял да слушал.

Кто же был этот замечательный чтец, сумевший так заворожить слушателей? Комсомолец Костя Стрелюк. Он пришёл к нам вскоре после начала войны. Длинноногий тощий юнец, с едва заметным пушком на верхней губе. Он производил впечатление угловатого, медлительного мечтателя. Трудно было даже решить, что ему можно поручить в нашем партизанском деле. Но это было только первое впечатление, которое скоро рассеялось.

При первой же беседе Костя изъявил желание стать разводчиком. И мы направили новичка в специальную роту. Стрелюк стал одним из лучших следопытов соединении. Его избрали секретарём комсомольской организации роты.

Костя Стрелюк выполнял десятки заданий, и не было случая, чтобы он явился в штаб без каких-либо важных сведший!. Умение проникать в самые укромные вражеские уголки, взвешивать каждый свой шаг и поступок — характерная черта этого парня. Поэтому самые сложные дела по разведке мы поручали именно Косте.

Но, когда Костю хвалили за удачно проведённую разведку, он всегда говорил:

   — Ври вы так. Не будь Мити, с пустыми руками вернулись бы.

С командиром взвода разведчиков Дмитрием Черёмушкиным он подружился с первых же дней. Их сроднили общие интересы. При каждом удобном случае Костя подчёркивал, что считает Черёмушкина своим учителем. Пожалуй, так оно и было. В первую разведку Стрелюка повёл Митя Черёмушкин. С тех пор они стали неразлучными. У них даже выработался общий «почерк» в тактике и методах боевой работы. А совместные походы по тылам врага только сцементировали их дружбу.

О многих операциях с участием Черёмушкина и Стрелюка можно было бы рассказать. Но ограничусь, на мой взгляд, самой показательной, носившей короткое название «Тетеревский мост».

Шёл 1943 год. После разгрома армии Паулюса на Волге войска Советской Армии наступали по всему огромному фронту. Активно действовало и наше партизанское соединение. Его отряды находились уже в нескольких десятках километров от Киева и наносили удары по врагу со всевозрастающей силой. Земля Правобережной Украины, что называется, горела под ногами фашистов.

Мы с Семёном Васильевичем Рудневым собрали в штабе всех командиров отрядов и сообщили о нашем плане удара по важной железнодорожной магистрали Киев—Коростень и уничтожении Тетеревского моста. Идея всем понравилась. Решено было немедленно приступить к её реализации.

Длина железнодорожного моста, фермы которого перешагнули через речку Тетерев, — всего 150 метров. Но важность итого объекта трудно было переоценить: через этот мост гитлеровцы пропускали большое количество войск, техники, боеприпасов. Естественно, что и охраняли его с особым тщанием. Противник прекрасно понимал, что потеря моста пагубно скажется на фронтовых делах, которые и без того были очень плохи.

По данным разведки Черёмушкина и Стрелюка, гитлеровцы направили на охрану моста свежее подкрепление.

   — И на самом мосту, и на подходах к нему полно фрицев, — докладывал Митя, а Костя дополнял:

   — Пожалуй, больше сотни немцев наберётся. И вооружены крепко.

   — Ну а на самой станции Тетерев удалось побывать? — спрашиваю разведчиков.

   — И на станции побывали. Два батальона там, — отвечает Черёмушкин.

На листке из блокнота Стрелюк быстро набросал схему обороны моста и станции. Данные разведки были очень подробны и не вызывали никаких сомнений. Но в успех предстоящей операции мы твёрдо верили, так как подготовились к ней хорошо.

Было решено: для того чтобы охрану моста лишить помощи извне, надо вначале разгромить вражеские батальоны на станции. Выполнение этой задачи поручили батальону Петра Леонтьевича Кульбаки. А операцию на мосту мы возложили на вторую и восьмую комсомольские роты. Общее руководство взрывом осуществлял мой помощник Михаил Иванович Павловский.

В полночь комсомольские роты и батальон Кульбаки им шли на выполнение задания. Строго соблюдая маскировку, бойцы рот бесшумно добрались до района моста. Вместе с ними были разведчики Черёмушкин и Стрелюк. Вот они оторвались от своих и подползли вплотную к мосту. Когда показался железнодорожный состав и целиком отвлёк внимание охраны, бойцы разведки напали на неё и без единого выстрела уничтожили. Мгновенно сориентировавшись, Костя снова ползком по снегу подобрался к ближайшему бараку и снял охранника. А тем временем партизаны комсомольских рот окружили бараки и перебили всех находившихся там гитлеровцев.

Вскоре окрест раздался взрыв огромной силы. Комсомольцы под руководством Павловского удачно сработали: железные фермы моста тяжело рухнули вниз, вздыбив речной лёд. Тетеревский мост перестал существовать.

Вслед за этим мы получили известие из батальона Кульбаки: гитлеровцы, засевшие на станции Тетерев, уничтожены.

Когда мм вывели из строя некоторые прикарпатские нефтепромыслы, Гитлер приказал шефу гестаповцев Гиммлеру организовать крупную карательную экспедицию против нашего соединении. Одновременно немцы вновь подняли «цену за голову Ковпака». Гитлер проявил неслыханную щедрость. По его указанию вместо ранее обещанных рейхсмарок предлагалось выдать в награду сто тысяч золотом. Что ж, сумма приличная. И если учесть оскудевшие золотые запасы вермахта, то станет ясным, как изрядно мы насолили фашистам.

На борьбу с нашим соединением фюрер бросил новые силы, так как считал, что действовавшим в Карпатах немецким войскам не по плечу столь важная операция. Он срочно отозвал для этого некоторые части из Германии, Польши и даже Норвегии. Среди них были эсэсовские полки, горнострелковые и прочие части. В помощь им была придана авиация.

Вскоре разгорелась жесточайшая битва — одна из самых крупных в истории нашего соединения. Наивысшего накала она достигла в районе горы Сеничка. Десятки раз мы попадали в окружение, но вырывались из вражеского кольца и наносили противнику ответные удары.

Гитлеровцы беспрерывно штурмовали одну нашу позицию за другой. Атака следовала за атакой. Однако фашисты всякий раз получали сокрушительный отпор. Карательная операция Гитлера провалилась. Но в этих боях мы потеряли нашего любимого комиссара Семёна Васильевича Руднева и его сына Радика, комсомольцев Митю Черёмушкина, Валентина Косточенко и многих других превосходных партизан, воспитанных Родиной, партией, комсомолом.

Карпатский рейд... Он начался невдалеке от стенных районов Украины, а затем продолжался по извилистым многогорьям и пролёг партизанскими тропами в Карпатах. Сто двадцать дней длился этот поход, изобиловавший упорными схватками с врагом. Мы удерживали позиции и добивались побед. Но в каждом бою теряли любимых товарищей. Боль сжимала наши сердца, горло давили слёзы, когда навеки прощались с ними. А неугасимая ненависть и жажда мести вели нас вперёд через все преграды, и гневные наши удары по гитлеровцам становились всё крепче и крепче.

Вместе с частями Советской Армии наши партизаны полностью овладели Карпатами. Это была не только военная, но и политическая победа огромного значения. Наше соединение уничтожило пять тысяч гитлеровцев, девятнадцать эшелонов, два нефтеперегонных завода, четырнадцать железнодорожных и тридцать шесть шоссейных мостов. Таков краткий итог Карпатского рейда.

Трудно описать атмосферу народного ликования при нашей встрече с вырванными из долгой неволи карпатскими братьями и сёстрами. Эти встречи запомнились мне на всю жизнь. В те дни много гуцульской молодёжи влилось в наше соединение. Мы продвигались вперёд, и каждая новая боевая операция приносила нам радость победы. Нужно было видеть, с каким ожесточением дрались эти молодые партизаны — дети горных краёв, истосковавшиеся по воле! Они дрались с особой энергией, ибо знали, что каждый уничтоженный в Карпатах гитлеровец — это десятки спасённых от гибели невинных людей.

Новый, 1944 год мне предстояло встречать на Большой земле. Приходилось покидать Карпаты, так как ранения давали о себе знать. Я прощался с боевыми товарищами, вместе с которыми прошёл огромный путь от Путивля до Карпат — путь, не просто равный тысячам километров. Поэтому минуты расставания были печальны. Утешала лишь глубокая вера в своих орлят. Я знал м х боевой нрав! И командование соединения вручил в мерные руки одного из моих ближайших помощников — Герои Советского Союза Петра Перши горы.

Вскоре после того, как я улетел в Москву, наше соединение преобразовали в Первую Украинскую партизанскую дивизию и присвоили ей моё имя. Этот акт тронул меня до глубины души — он как бы давал оценку моему скромному участию в партизанском движении на Украине.

Поначалу, находясь на Большой земле, вдали от громовых раскатов боя, я остро ощущал непривычную обстановку. Даже фактически чувствовал себя хуже, чем и самые трудные дни партизанских походов. Одно лишь сглаживало состояние неудовлетворённости — товарищи, спасибо им, систематически присылали сообщения о делах нашей славной дивизии. И каждый её успех лечил мши, окрылял.

И те дни в жизни нашей партизанской комсомольской организации произошло большое событие: ЦК ВЛКСМ наградил её Красным знаменем за успехи, достигнутые в воспитании молодёжи, за большой вклад в партизанскую борьбу. Когда наши комсомолята получали знамя, они отправили мне тёплую телеграмму. Она доставила мне огромную радость. И стало очень жаль, что в минуту такого торжества я не был с ними.

Послал ответную телеграмму, в которой поздравил комсомольцев с вручением им Красного знамени, пожелал новых боевых успехов, благодарил за горячее приветствие в связи с присвоением мне звания дважды Героя Советского Союза. Я выразил твёрдую уверенность, что комсомольская организация и и будущем сохранит своп славные традиции, осенит боевое знамя новыми боевыми подвигами.

И орлята не подвели! В неудержимом порыве они продвигались вперёд и вперёд. И в том же январе 1944 года, перешагнув советскую государственную границу, протянули руку помощи братскому польскому народу. Здесь, на земле многострадальной Польши, наша партизанская молодёжь показала новые чудеса храбрости. В первых рядах наступавших шли, конечно, чудесные комсомольцы Миша Андросов, Саша Ленкин, Вася Олейник, Коля Гапопенко, Федя Громатин и другие юные ветераны партизанских походов.

Об их вкладе в патриотическое движение народных мстителей можно судить хотя бы по тому, что 560 комсомольцев дивизии были награждены орденами и медалями, а Саша Ленкин и некоторые другие товарищи удостоены звания Героя Советского Союза.

В войне наступил решительный перелом. Под ударами Советской Армии рушилась военная машина гитлеровской Германии и её сателлитов. Отчаянно сопротивлявшиеся фашистские войска вынуждены были отступать. Фронт стремительно передвигался на запад. Каждый день приносил нашему народу новые известия о победах. Близился день окончательного разгрома врага.

А тем временем партизанские тропы прокладывались и далеко за пределами нашей Родины. Многие советские патриоты, движимые горячим стремлением приблизить окончание войны и помочь другим народам избавиться от гитлеровской тирании, мужественно дрались в рядах прославленных итальянских гарибальдийцев, французских отрядов Сопротивления, чешских, польских, югославских, норвежских, бельгийских партизан и подпольщиков. Они действовали везде, где ещё властвовал оккупационный режим «третьего рейха».

Небезызвестный гитлеровский фельдмаршал Кейтель в одном из своих приказов писал: «С глубочайшим беспокойством я должен отметить, что побеги военнопленных, в особенности офицеров, в последнее время приняли опасные размеры».

Ещё бы! Как было не беспокоиться начальнику генерального штаба фашистской армии, когда сотни советских патриотов, оказавшись в плену, рвались к борьбе. Преодолевая жестокие кордоны фашистских концентрационных лагерей, ежесекундно рискуя жизнью, они прорывались на волю, создавали свои партизанские группы и отряды, вливались в уже существовавшие и вместе с патриотами порабощённых стран продолжали ожесточённую борьбу с общим врагом — фашистской Германией и со всеми, кто предал интересы своих народов.

В итальянских партизанских бригадах имени Гарибальди и «Паоло Бречини», в польской Гвардии Людовой, в болгарском батальоне «Кристо Ботев», в словацкой бригаде имени Чапаева, в бельгийском отряде имени Адама Рене, как и в сотнях других боевых формирований народных мстителей, было много советских патриотов, отстаивавших человечество от коричневой чумы.

Это на земле Гарибальди родилась слава национального героя Италии и Героя Советского Союза, молодого солдата Фёдора Полетаева. Это французский народ сделал своим национальным героем воспитанника Ленинского комсомола Героя Советского Союза Василия Порика, о котором с благодарностью и по сей день говорят не только в департаменте Па-де-Кале, где партизанил бесстрашный сын украинского народа, а по всей Франции.

Мы никогда не забудем подвиг молодого советского партизана Владимира Кадлеца, совершенный на братской чехословацкой земле. Народ величал его «Владимир Неуловимый», называл «Иваном Грозным».

Французский журналист Жан Катала писал: «Сотни советских солдат и офицеров, бежав с гитлеровской каторги, влились в партизанские отряды французского Сопротивления. Часто их подлинные имена и звания сохранились в тайне... Но даже если никогда не удастся разыскать следы того пли иного «Ивана», «Василия» или «Петра», их беззаветная храбрость навсегда останется в памяти их французских боевых друзей. Она будет передаваться от одного поколения к другому. Ибо нет ничего прочнее дружбы, скреплённой кровью, пролитой в совместных боях против общего врага».

Великому другу Советского Союза, национальному герою Чехословакии Юлиусу Фучику принадлежат слова, исполненные глубокого смысла:

«Я хотел бы, чтобы все знали, что не было безымянных героев, что были люди, которые имели своё имя, свой облик, свои чаяния и надежды, и поэтому муки самого незаметного из них были не меньше, чем муки того, чьё имя войдёт в историю. Пусть же павшие в бою будут всегда близки вам, как друзья, как родные, как вы сами!»

Действительно, нет безымянных героев! И как же мы, советские люди, горды тем, что среди этих героев было бесконечное множество молодых патриотов нашей Родины, питомцев комсомола!

...Герои партизанских троп! Как немыслимо объять необъятное, так же немыслимо рассказать обо всём, что совершила наша молодёжь в рядах партизан, в подпольной борьбе с врагом. И моя маленькая книжка — лишь скромный отцовский вклад во всенародный венок любви и благодарности за беспримерный подвиг советской молодёжи в Великой Отечественной войне, дань глубокого уважения к своим молодым побратимам, боевые дела которых всё ещё ждут своих исследователей.

Как-то в «Известиях» я прочитал краткое письмо, присланное в адрес Московского радио: «Посылаю пятнадцать долларов. Очень прошу возложить цветы у Мавзолея Ленина. Ваш — за мир во всём мире — рабочий из США...» Автор письма — Уильям Сьюнер, машинист на Минниаполиса.

В тот майский день мне довелось видеть у Мавзолея скромный дар далёкого американского друга. И этот дар, как и письмо Уильяма Сьюнера, тронули меня до глубины души. Я ощутил в них величайшую любовь, которую питают все честные люди мира к нашему вождю, к coзданному им Советскому государству, к нашему миролюбивому народу.

И, стоя у Мавзолея, я снова подумал о том, какую прекрасную молодёжь воспитали страна Ленина, Коммунистическая партия и комсомол. Эта молодёжь с честью выдержала и впредь, если понадобится, выдержит все испытания на верность любимой Отчизне.

 

К. К. РОКОССОВСКИЙ,

Маршал Советского Союза,

дважды Герой Советского Союза

[60]

НА НАПРАВЛЕНИИ ГЛАВНОГО УДАРА

К весне 1944 г. наши войска на Украине продвинулись далеко вперёд. Но тут противник перебросил с запада свежие силы и остановил наступление 1-го Украинского фронта. Бои приняли затяжной характер, и это заставило Генеральный штаб и Ставку перенести главные усилия на новое направление.

Зная обстановку, сложившуюся у соседа справа — Западного фронта, которым командовал генерал И. Д. Соколовский, и у соседа слева — 1-го Украинского фронта, которым теперь командовал генерал армии Г. К. Жуков, заменивший смертельно раненного Н. Ф. Ватутина, мы приходили к выводу, что центр усилий неизбежно будет перенесён на западное направление и предстоящая операция развернётся в Белоруссии. Это позволило бы советским войскам кратчайшим путём выйти на очень важные рубежи и открывало в последующем выгодные условия для нанесения ударов по противнику на других направлениях.

Словом, фронт жил в предвидении больших событий. Конечно, для проведения любой крупной операции необходимо время на подготовку. После разгрома неприятеля под Курском войска Центрального фронта, позже переименованного в Белорусский, прошли с боями огромное расстояние, остро нуждались в пополнении, им нужно было дать дополнительно и технику, и боеприпасы, и горючее; требовалось подтянуть тылы и отставшие базы, организовать подвоз всего, в чём нуждались наши части, соединения, и, значит, в первую очередь восстановить разрушенные дороги и провести новые. Это и составляло предмет наших забот. Одновременно укреплялись достигнутые рубежи.

Мы беспокоились, хватит ли у нас времени и поможет ли нам Ставка привести войска фронта в полную боевую готовность. Начальник Генштаба Василевский находился на юге, координируя действия двух Украинских фронтов. Возглавлял в это время Генеральный штаб А. И. Антонов. Я относился к нему с большим уважением, но, при всех его положительных качествах крупного оперативного работника, он редко брался отстаивать какой-либо вопрос перед Верховным Главнокомандующим. Мне приходилось, бывая в Ставке, неоднократно обращаться к нему с просьбами относительно обеспечения намечаемой операции, и ответ был обычно один: «Пусть этот вопрос решит сам товарищ Сталин».

Наконец положение дел стало понемногу проясняться. Такой вывод мы делали из мероприятий Ставки. Первое из них — создание нового фронта между нашим и 1-м Украинским. Этот новый фронт огибал с юга Полесье до Владимир-Волынского, и ему было присвоено название 2-й Белорусский, а наш фронт соответственно стал называться 1-м Белорусским.

В марте Верховный Главнокомандующий пригласил меня к аппарату ВЧ, в общих чертах ориентировал относительно планируемой крупной операции и той роли, которую предстояло играть в ней 1-му Белорусскому фронту. Затем Сталин поинтересовался моим мнением. При разработке операций он и раньше прибегал к таким вот беседам с командующими фронтами. Для нас — сужу по себе — это имело большое значение.

1-му Белорусскому фронту предстояло действовать в общем направлении Бобруйск, Барановичи, Варшава, обходя Полесье с севера. Левым крылом фронт упирался в огромные полесские болота, что до крайности ограничивало возможность манёвра. Для успеха операции требовалось теснейшее взаимодействие с войсками 2-го Белорусского фронта, а мы были разобщены широкой лесисто-болотистой местностью. Вот такие соображения я и высказал Сталину, намекнув при этом, что было бы целесообразнее объединить в один фронт весь участок, занимаемый в данное время двумя Белорусскими фронтами.

Должен сказать, что ещё до этого разговора со Сталиным мы у себя обсуждали такой вариант: объединение в одних руках всего участка от Быхова до Владимир-Волынского. Это давало нам огромные преимущества в манёвре силами и позволяло смело решиться на организацию удара в обход Полесья как с севера, из района Бобруйска, так и с юга, из района Ковеля. Некоторых затруднений в управлении войсками можно было, конечно, ожидать, но это нас не смущало. У нас уже имелся опыт управления войсками в не менее сложной обстановке при ликвидации окружённой в Сталинграде группировки противника.

Во всяком случае, легче было организовать управление объединёнными войсками, чем согласовывать взаимодействие с соседним фронтом при решении одной общей задачи.

Тут как раз в пользу нашего предложения сработал случай: на участке 2-го Белорусского фронта произошла неприятность — противник нанёс удар и овладел Ковелем. Сталин предложил мне быстро продумать наш вариант объединения участков обоих фронтов, сообщить в Ставку и скорее выехать к П. А. Курочкину, командующему 2-м Белорусским фронтом, чтобы сообща принять меры для ликвидации прорыва противника. Забегу вперёд и скажу сразу: на месте мы убедились, что накануне крупного наступления нам невыгодно начинать частную операцию по освобождению Ковеля, и мы от неё отказались.

Вскоре последовала директива Ставки о передаче нашему фронту всего участка, охватывающего Полесье с юга, и находящихся на нём войск. Общая ширина полосы 1-го Белорусского, фронта достигла, таким образом, почти 700 километров. Редко в ходе Великой Отечественной войны фронт, имевший наступательную задачу, занимал участок такой протяжённостью. Разумеется, и войск у нас стало больше. К 20-м числам июня в состав нашего фронта входило десять общевойсковых, одна танковая, две воздушные армии и Днепровская военная флотилия; кроме того, мы имели три танковых, один механизированный и три кавалерийских корпуса.

Затем произошли дальнейшие изменения, в результате которых сложилась та структура фронтов, которая сохранилась до победоносного окончания войны.

По замыслу Ставки, главные действия в летней кампании 1944 г. должны были развернуться в Белоруссии. Для проведения этой операции привлекались войска четырёх фронтов (1-й Прибалтийский — командующий И. X. Баграмян; 3-й Белорусский — командующий И. Д. Черняховский; наш правый сосед 2-й Белорусский фронт — командующий И. Е. Петров; наконец, 1-й Белорусский). Ставка сочла возможным ознакомить командующих фронтами с запланированной стратегической операцией в её полном масштабе. И это было правильно. Зная общий замысел, командующий фронтом имел возможность уяснить место фронта в операции и шире проявить свою инициативу.

До перехода в наступление этой группы фронтов предполагалось провести последовательно операции, вытекающие одна из другой, сначала Ленинградским фронтом, затем Карельским, вслед за ней начиналась основная Белорусская операция и затем операция 1-го Украинского фронта.

Стремясь удержаться в Белоруссии, германское командование сосредоточило там крупные силы — группу армий «Центр», которой командовал генерал-фельдмаршал Буш (одна танковая и три полевые армии); в полосе предстоявшего наступления наших войск действовала также часть правофланговых дивизий 16-й немецкой армии из группы армий «Север» и танковые дивизии из группы армий «Северная Украина». Всего на фронте от Сиротино до Ковеля к 23 июня было 63 немецкие дивизии и 3 бригады общей численностью 1 млн. 200 тыс. человек. Противник имел 9635 орудий и миномётов, 932 танка и 1342 самолёта.

Против войск правого крыла нашего фронта оборонялась 9-я немецкая армия, она преграждала нам путь на Бобруйск. 2-я немецкая армия занимала оборону на протяжении 400 км в Полесье — против центра и левого крыла 1-го Белорусского фронта. На бобруйском направлении, где должны были наступать четыре армии правого крыла нашего фронта (3-я генерал-лейтенанта А. В. Горбатова, 48-я генерал-лейтенанта П. Л. Романенко, 65-я генерал-полковника П. И. Батова и 28-я генерал-лейтенанта А. А. Лучинского), у противника были 131 тыс. человек, 5137 пулемётов, около 2500 орудий и миномётов, 356 танков и самоходных установок. Вражеские войска прикрывались с воздуха 700 самолётами. Кроме тактических резервов, противник на брестском и ковельском направлениях имел оперативные резервы до 10 пехотных дивизий. Следовательно, против нашего фронта располагалась мощная фашистская группировка...

Мы готовились к боям тщательно.

Окончательно план наступления отрабатывался в Ставке 22 и 23 мая.

Нашему фронту предстояло начать наступление четырьмя правофланговыми армиями. они окружали и уничтожали бобруйскую группировку врага, овладевали районом Бобруйск, Глуша, Глуск, а затем наступали на бобруйско-минском и бобруйско-барановичском направлениях. Войска левого крыла должны были двинуться вперёд лишь после окружения немецких войск в районе Минска и выхода войск правого крыла на рубеж Барановичей.

На западном берегу Днепра севернее Рогачева 3-я армия удерживала небольшой плацдарм. Он был вполне пригоден для действия всех родов войск в направлении на Бобруйск. У генерала П. Л. Ромапенко в 48-й армии дело обстояло гораздо хуже. Командарм стремился атаковать противника со своих рубежей (его армия занимала полосу к югу от железнодорожной линии Жлобин — Бобруйск вдоль северного берега Березины, имея за рекой небольшой плацдарм). Облазив передний край, я увидел, что здесь наступать просто невозможно. Даже для отдельного лёгкого орудия приходилось класть настил из брёвен в несколько рядов. Кругом почти сплошные болота с небольшими островками, заросшими кустарником и густым лесом. Никаких условий для сосредоточения танков и тяжёлой артиллерии. Поэтому П. Л. Романенко получил приказ перегруппировать основные силы на плацдарм у Рогачева к левому флангу 3-й армии и действовать совместно с ней, а части, оставшиеся на березинском плацдарме, должны были боями приковать к себе как можно больше сил противника и тем способствовать нанесению главного удара.

Войска 65-й и 28-й армий, наносившие второй удар, тоже имели перед собой лесистую, заболоченную местность, которую пересекали притоки р. Припять.

Нелёгкое дело предстояло нашим солдатам и офицерам — пройти эти гиблые места, пройти с боями, пройти стремительно. Люди готовили себя к этому подвигу. Пехотинцы невдалеке от переднего края учились плавать, преодолевать болота и речки на подручных средствах, ориентироваться в лесу. Было изготовлено множество «мокроступов» — болотных лыж, волокуш для пулемётов, миномётов и лёгкой артиллерии, построены лодки и плоты. У танкистов — своя тренировка. Помнится, как-то генерал Батов показал мне «танкодром» на болоте в армейском тылу. Часа полтора мы наблюдали, как машина за машиной лезли в топь и преодолевали её. Вместе с сапёрами танкисты снабдили каждый танк фашинами, брёвнами и специальными треугольниками для прохода через широкие рвы. Не могу не вспомнить добрым словом наших славных сапёров, их самоотверженный труд и смекалку. Только за 20 дней июня они сняли 34 тысячи вражеских мин, на направлении главного удара проделали 193 прохода для танков и пехоты, навели десятки переправ через Друть и Днепр. А сколько построено было колёсных жердевых и профилированных дорог!..

В этом напряжённом труде огромных войсковых масс тон задавали наши коммунисты и комсомольцы. Они были цементирующей силой во всех частях. Служили примером для всех.

В начале 1944 года у нас были определённые трудности, неизбежные на войне. В ожесточённых боях при наступлении от Курской дуги до Днепра войска понесли потери, образовались бреши в партийных рядах. Вот одна много говорящая цифра: в 1224 ротах не стало партийных организаций по причине героической гибели партийных товарищей в боях за освобождение родной советской земли. Корни, связывающие партию с народом, с солдатом, нерушимы, и тяга лучших людей в партию была велика. Этот благотворный для войск фронта процесс организовало и возглавило Политическое управление, которым руководил генерал-лейтенант С. Ф. Галаджев — большая умница и светлый человек. И к началу Белорусской операции в большинстве подразделений у нас опять были полнокровные, хорошо работающие партийные и комсомольские организации: в ротах пять-десять коммунистов, десять, а то и двадцать членов ВЛКСМ. Хочется подчеркнуть ещё вот что: в партию тогда принимались прежде всего воины, отличавшиеся в боях. Отсюда огромный рост партийного влияния во всех наших боевых делах.

После получения указаний Ставки мне, как командующему, пришлось много заниматься со своим штабом и с командующими армиями.

На месте отрабатывалось всё, что было связано с предстоявшим наступлением, — управление войсками и в начале, и в ходе операции, маскировка движения наших войск, подвоз техники и боеприпасов, выбор и оборудование маршрутов и дорог, а также всяческие хитрости, которые бы ввели противника в заблуждение относительно наших намерений.

Особое внимание уделялось разведке — и воздушной, и войсковой всех видов, и радиоразведке. Лётчики 16-й воздушной армии произвели полную аэрофотосъёмку укреплений противника на бобруйском направлении, карты с полученными данными были немедленно разосланы войскам. Только в армиях правого крыла произвели четыреста поисков, и наши мастера-разведчики притащили больше восьмидесяти «языков» и важные документы.

От штабов всех степеней мы требовали постоянного контроля с земли и с воздуха за тщательной маскировкой всего, что делалось в войсках фронта. Немцы могли увидеть только то, что мы хотели им показать. Части сосредоточивались и перегруппировывались ночью, а днём от фронта в тыл шли железнодорожные эшелоны с макетами танков и орудий. Во многих местах наводили ложные переправы, прокладывали для видимости дороги. На второстепенных рубежах сосредоточивалось много орудий, они производили несколько огневых налётов, а затем их увозили в тыл, оставляя на ложных огневых позициях макеты. Начальник штаба фронта генерал Малинин был неистощим в этом отношении.

С командирами соединений и частей мы проводили занятия в поле и на рельефных картах гой местности, на которой им предстояло действовать. Накануне наступления были проведены штабные учения и военные игры на тему «Прорыв обороны противника и обеспечение ввода и бой подвижных соединений». В этой работе принял деятельное участие представитель Ставки по координации действий 1-го и 2-го Белорусских фронтов Г. К. Жуков. Хорошо подготовленный, дружный коллектив штаба фронта имел достаточный опыт в организации управления войсками, и он показал, что способен находить выход из самого затруднительного положения и в подготовке, и в ходе самих боёв.

Штабы фронта и армий систематически проверяли ход подготовки к наступлению. Представители командования, как правило, участвовали во всех тактических учениях войск в поле, проверяли стрелковую подготовку прибывавшего пополнения, следили за подвозом боеприпасов и продовольствия. Часть офицеров штаба фронта была постоянно закреплена за армиями, корпусами. Через них обеспечивалась бесперебойная связь, они на месте оказывали войскам помощь в подготовке наступления.

Поскольку боевые действия предстояло вести на двух участках фронта, разделяемых бассейном реки Припять, соответственно организовали и управление войсками.

Основной КП пришлось перевести в Овруч и создать два вспомогательных: для управления войсками правого крыла — в районе Дуравичей, а левого крыла — в районе Сарн.

Наблюдательные пункты максимально приближались к войскам: НП командиров дивизий оборудовались в 500-1000 метрах, командиров корпусов — в 2 километрах, командармов — до 3 километров от исходного положения для атаки. Для удобства наблюдения в ряде мест были построены наблюдательные вышки.

Предварительно были в основном решены все задачи артиллерийского, авиационного, инженерного обеспечения операции. Тылу фронта предписывалось держать в готовности необходимое количество свободного автотранспорта для переброски войск и техники с одного направления на другое. Такой опыт у нас уже имелся со времени битвы на Курской дуге.

Огромная работа по подготовке к наступлению развернулась во всех звеньях — в армиях, корпусах, дивизиях, полках. Численный состав дивизий был доведён в среднем до 6500 человек. Заодно с нами действовал Белорусский штаб партизанского движения. Устанавливалась тесная связь партизанских отрядов с нашими частями. Партизаны получили от нас конкретные задания, где и когда ударить по коммуникациям и базам немецко-фашистских войск. Они взрывали поезда на железнодорожных магистралях Бобруйск — Осиповичи — Минск — Барановичи — Лунинец и др. Все их удары наносились в тесном взаимодействии с нами и были подчинены интересам предстоявшей операции.

К 20-м числам июня войска фронта заняли исходные позиции. На обоих участках прорыва было обеспечено превосходство над противником в людях в 3-4 раза, в артиллерии и тайках в 4-6 раз. Мы располагали сильными подвижными группами, способными окружить вражеские войска. С воздуха наступление прикрывали и поддерживали свыше 2 тысяч самолётов.

Переход инициативы полностью на сторону Красной Армии позволял даже при равном соотношении сил в масштабе фронта идти на риск, создавая на направлениях, где наносился нами основной удар, максимальную группировку сил и средств за счёт сильного ослабления второстепенных участков.

В этом было наше огромное преимущество.

Войска были оснащены автотранспортом, тягачами для артиллерии, самоходной артиллерией и другими видами техники, что намного увеличило манёвренную способность наших соединений.

Советские труженики хорошо постарались для своих Вооружённых Сил, обеспечивая их всем, что требуется для одержания победы.

С целью изучения обстановки на ковельском направлении (левое крыло фронта) я с командующими родами войск отправился в Сарны, где был создан наш вспомогательный пункт управления (основной командный пункт фронта находился в Овруче). Добираться в Сарны пришлось на бронепоезда, потому что в лесах ещё бродили банды бендеровдев и других фашистских наймитов. Впоследствии мы отправились на ВПУ на незаменимых наших У-2.

Четыре армии, стоявшие здесь в первом эшелоне, совершенствовали оборону и начали готовить штабы к будущим боям. Об этих соединениях речь пойдёт позже, когда и для них начнётся боевая страда. А сейчас хочется рассказать об одной знаменательной встрече. Сюда, на ковельско-люблинское направление, подходила 1-я польская армия. Она была сформирована по просьбе Союза польских патриотов из добровольцев польской национальности.

Взволнованные, ехали мы знакомиться с братьями по оружию. Армией командовал генерал Зигмунд Берлинг, солидный, серьёзный, подтянутый командир. По всему облику чувствовалось — старый воин, знающий службу и побывавший в боях. И на самом деле, Берлинг был кадровый польский офицер. Участник боёв при вторжении фашистских оккупантов в Польшу, он решил продолжать борьбу с врагом в польских частях, сражавшихся плечом к плечу с воинами Красной Армии.

Генерал доложил о состоянии своего соединения и сразу сказал, что он и его товарищи надеются недолго пробыть во втором эшелоне. Это мне понравилось. Войска армии произвели очень хорошее впечатление. Чувствовались готовность к боевым действиям и горячее желание людей скорее встретиться с врагом, поработившим их отечество. Беседуя с командирами и солдатами, я их заверил, что всем будет дана возможность показать свои способности в бою.

Мы познакомились с другими руководящими товарищами, которые создавали, пестовали это первое крупное объединение будущего Войска Польского. Членом Военного совета армии был генерал Александр Завадский, старый польский революционер, в прошлом шахтёр, член Польской рабочей партии, пользовавшийся огромной популярностью у рабочего класса и трудящихся Польши, любимый в войсках. Человек глубокого ума, обаятельной простоты и кипучей энергии.

Вторым членом Военного совета был генерал Кароль Сверчевский. Он прошёл службу от рядового до генерала у нас, в Красной гвардии и Красной Армии, командовал интернациональной бригадой в республиканской Испании. Впоследствии генерал Сверчевский принял в командование 2-ю армию Войска Польского.

Считаю своим товарищеским долгом назвать в числе первых организаторов вооружённых сил повой Полыни начальника штаба В. Корчица, начальника оперотдела В. Стражевского. Штаб был достаточно хорошо к тому времени сколочен. Особенно плодотворно работали в 1-й польской армии такие офицеры, как Ярошевич, Полторжицкий, Бевзкж, Родкевич, Кеневич, Пщулковский, Юзьвяк, Гуща, Варышак.

Мы провели среди польских товарищей несколько дней, а затем вернулись на правое крыло фронта.

В ночь на 24 июня мы с генералами Телегиным, Казаковым и Орлом поехали в 28-ю армию. Наблюдательный пункт командарма А. А. Лучинского был оборудован в лесу. Тут была построена вышка, поднятая до уровня верхушек мощных сосен. С неё мы и решили наблюдать за развитием сражения на этом участке. Представитель Ставки Г. К. Жуков отправился туда. Уезжая, Георгий Константинович шутя сказал мне, что они с Горбатовым подадут нам руку через Березину и помогут вытащить нас из болот к Бобруйску. А вышло-то, пожалуй, наоборот.

Наступление 1-го Белорусского фронта началось 24 июня. Об этом возвестили мощные удары бомбардировочной авиации на обоих участках прорыва. В течение двух часов артиллерия разрушала оборонительные сооружения противника на переднем крае и подавляла систему его огня. В шесть утра перешли в наступление части 3-й и 48-й армий, а часом позже — обе армии южной ударной группы. Развернулось ожесточённое сражение.

3-я армия на фронте Озеране, Костяшево в первый день добились незначительных результатов. Дивизии двух стрелковых корпусов этой армии, отбивая яростные контратаки пехоты и танков, овладели лишь первой и второй траншеями на рубеже Озеране, Веричев и вынуждены были закрепиться. С большими трудностями развивалось наступление и в полосе 48-й армии. Широкая болотистая пойма реки Друть крайне замедляла переправу пехоты и особенно танков. Лишь после двухчасового напряжённого боя наши части выбили здесь гитлеровцев из первой траншеи, к 12 часам дня они овладели второй траншеей.

Наиболее успешно — и, можно сказать, красиво — развивалось наступление в полосе 65-й армии. При поддержке авиации 18-й стрелковый корпус в первой половине дня прорвал все пять линий траншей противника, к середине дня углубился на 5-6 километров, овладев сильными опорными пунктами Раковичи и Петровичи. Это позволило генералу П. И. Батову ввести в прорыв 1-й гвардейский танковый корпус М. Ф. Панова, который стремительно двинулся в тыл паричской группировке немецких войск. Используя успех танкистов, пехота 65-й армии к исходу дня заняла рубеж Грачи, Гомза, Секиричи.

Части 28-й армии, сломив сопротивление врага, вышли к Бродцам, Оспино, Рогу.

Таким образом, в результате первого дня южная ударная группа прорвала оборону противника на фронте до 30 километров и в глубину от 5 до 10 километров. Танкисты углубили прорыв до 20 километров (район Кнышевичи, Романище). Создалась благоприятная обстановка, которую мы использовали на второй день для ввода в сражение на стыке 65-й и 28-й армий конно-механизированной группы генерала И. А. Плиева. Она продвинулась к реке Птичь западнее Глуска, местами форсировала её. Противник начал отход на север и северо-запад.

Теперь — все силы на быстрое продвижение к Бобруйску!

Вечером 24 июня позвонил мне Жуков и с присущей ему прямотой поздравил с успехом, сказав, что руку Горбатову придётся подавать нам с южного берега Березины.

К исходу третьего дня генерал Батов был уже на Березине южнее Бобруйска, а войска генерала Лучинского форсировали реку Птичь и овладели Глуском. Южная группа правого крыла фронта вышла на оперативный простор.

В северной ударной группе всю ночь на 25 июня с неослабевающей силой шли бои. Противник неоднократно переходил в контратаки, стремился выбить наши части, вклинившиеся в его оборону, и сбросить их в реку. Достигнуть этого он не мог.

С утра 25 июня после короткой артподготовки части 3-й армии возобновили наступление. Для ускорения прорыва генерал Горбатов в середине дня ввёл в бой две танковые бригады, а 26 июня с рубежа Добрицы — полностью 9-й танковый корпус Б. С. Бахарова с задачей прорваться в глубокий тыл противника, захватить район Старицы и перерезать шоссе Могилёв — Бобруйск.

16-й воздушной армии было приказано помочь наступлению нашей северной группы. Тысячи тонн бомб обрушились на противника, начавшего отход к Березине.

9-й танковый корпус, прорвавшийся в тылы вражеской группировке, вышел на восточный берег Березины в районе Титовки, а к утру 27 июня перехватил всё шоссе и переправы северо-восточнее Бобруйска. Теперь стрелковые части обеих армий северной группы быстрее продвигались вперёд, окружая бобруйскую группировку противника с северо-востока.

К этому времени 1-й гвардейский танковый корпус 65-й армии был уже северо-западнее Бобруйска, он отрезал пути отхода на запад пяти дивизиям немецкой армии.

Главные силы фронта должны были идти вперёд и вперёд — на Осиповичи, Пуховичи и Слуцк. И нам предстояло как можно скорее ликвидировать окружённые войска врага. В Бобруйске это было поручено частям 65-й армии, а юго-восточнее города — 48-й армии.

В кольце диаметром примерно 25 километров оказалось до 40 тысяч гитлеровцев. Путь на юг и на запад мы закрыли достаточно прочно, но на севере и северо-западе в первый день окружения врага держали только части танковых корпусов. Этим, видимо, стремился воспользоваться командующий 9-й немецкой армией. 27 июня он приказал командиру 35-го армейского корпуса фон Лютцову во что бы то ни стало пробиться либо в Бобруйск, либо на север, к Погорелому, на соединение с 4-й армией. Фон Лютцов решил уничтожить всю технику и пробиваться на север. Это фашистскому корпусу не удалось. В поддержку танкистам генерала Бахарова командарм послал 108-ю стрелковую дивизию, она оседлала шоссе на Могилёв. На правом крыле наши войска вышли к Березине в районе Овислочи.

В конце дни 27 нюни в расположении противника начались массовые взрывы и пожары: гитлеровцы уничтожали орудия, тягачи, танки, сжигали машины; они убивали скот, сожгли дотла все селения. Войска прикрытия, состоявшие из отборных солдат и офицеров, продолжали оказывать упорное сопротивление, даже контратаковали. Однако войска генералов Горбатова и Романенко в тесном взаимодействии с частями 65-й армии всё сильнее сжимали кольцо окружения.

В районе Титовки враг предпринял до пятнадцати контратак, стремясь прорваться на север. Вот свидетельство участника событий комдива-108 генерала П. А. Теремова: «...Самая неистовая атака разыгралась перед фронтом 444-го и 407-го полков. В этом районе были сосредоточены в основном силы нашего артиллерийского полка. Не менее 2 тысяч вражеских солдат и офицеров при поддержке довольно сильного орудийного огня шли на наши позиции. Орудия открыли огонь по атакующим с дистанции семьсот метров, пулемёты — с четырёхсот. Гитлеровцы шли. В их гуще разрывались снаряды. Пулемёты выкашивали ряды. Фашисты шли, переступая через трупы своих солдат. Они шли на прорыв, не считаясь ни с чем... Это была безумная атака. Мы видели с НП жуткую картину. Нет, в ней не было и тени воинской доблести. Гитлеровцы были в каком-то полушоковом состоянии. В движении этой огромной массы солдат было скорее животное упорство стада, нежели войска, решившего любой ценой навязать свою волю противнику. Но впечатление тем не менее было внушительное».

Наша авиация обнаружила в районе Дубовки большое скопление немецкой пехоты, танков, орудий и другой техники. Авиации было приказано нанести удар. 526 самолётов поднялись в воздух и в течение часа бомбили врага. Гитлеровцы выбегали из лесов, метались по полянам, многие бросались вплавь через Березину, но и там не было спасения. Вскоре район, подвергшийся бомбардировке, представлял собой огромное кладбище — повсюду трупы и исковерканная разрывами авиабомб техника.

За два дня нашими войсками было уничтожено более 10 тысяч солдат и офицеров противника, до 6 тысяч взято в плен; захвачено 432 орудия, 250 миномётов, более тысячи пулемётов. Фашистская группировка юго-восточнее Бобруйска была ликвидирована.

Одновременно шли бои за сам Бобруйск. В городе насчитывалось более 10 тысяч немецких солдат, причём сюда всё время просачивались остатки разбитых восточнее частей. Комендант Бобруйска генерал Гаман сумел создать сильную круговую оборону. Были приспособлены под огневые точки дома, забаррикадированы улицы, на перекрёстках врыты танки. Подступы к городу тщательно заминированы.

Во второй половине дня 27 июня части 1-го гвардейского танкового и 105-го стрелкового корпусов атаковали засевшего в городе врага, но успеха не имели. Всю ночь и весь следующий день шли бои. В ночь на 29 июня противник отвёл значительную часть сил к центру и сосредоточил крупные силы пехоты и артиллерии в северной и северо-западной частях города. Комендант немецкого гарнизона решил ночью оставить город и прорываться на северо-запад.

После сильного артиллерийского и миномётного налёта на позиции нашей 356-й стрелковой дивизии двинулись танки, за ними цепи штурмовых офицерских батальонов, а затем вся пехота. Пьяные солдаты и офицеры рвались вперёд, несмотря на губительный огонь нашей артиллерии и пулемётов. В ночной темноте завязались рукопашные схватки. В течение часа воины 356-й дивизии героически дрались, сдерживая натиск противника. Ценой огромных потерь гитлеровцам удалось местами вклиниться в оборону дивизии.

С рассветом передовые отряды 48-й армии под прикрытием артиллерии переправились через Березину и вступили в бой на восточной окраине Бобруйска.

К восьми утра полки 354-й стрелковой дивизии захватили вокзал. Немцы, теснимые со всех сторон, ещё раз попытались вырваться на северо-запад, снова атаковали славную 356-ю дивизию. Им удалось прорвать её оборонительный рубеж. В прорыв хлынуло 5 тысяч солдат во главе с командиром 41-го танкового корпуса генералом Гофмейстером, но спастись им не удалось. Наши войска, действовавшие северо-западнее города, ликвидировали и эти бегущие части врага.

65-я армия в тесном взаимодействии с 48-й армией 29 июня полностью овладела городом Бобруйском.

В результате этой операции была взломана очень сильная оборона противника на южном фасе белорусского выступа, и наши войска продвинулись до 110 километров. Всё это позволяло развивать стремительное наступление на Минск и Барановичи.

В шестидневных боях нами были захвачены и уничтожены 366 танков и самоходных орудий, 2664 орудия разного калибра. Противник оставил на поле боя до 50 тысяч трупов, более 20 тысяч немецких солдат и офицеров было взято в плен.

В окружении и уничтожении бобруйской группировки вражеских войск активно участвовала Днепровская военная флотилия, которой командовал капитан 1-го ранга В. Г. Григорьев. Поднявшись вверх по реке за линию фронта, корабли 1-й бригады прорвались к мосту у Паричей, нарушили переправу немецких войск, вышли на подступы к Бобруйску. За трое суток моряки флотилии переправили с левого берега Березины на правый 66 тысяч наших бойцов.

После окружения и разгрома войсками 1-го Белорусского фронта вражеских частей под Бобруйском, а смежными фронтами — витебско-оршанской и Могилёвской группировок противника создались благоприятные условия для новых ударов по врагу.

28 июня Ставка возложила на 1-й Белорусский фронт следующую задачу: частью сил наступать на Минск, а главными силами — на Слуцк, Барановичи, чтобы отрезать противнику пути отхода на юго-запад и во взаимодействии с войсками 3-го Белорусского фронта как можно быстрее завершить окружение минской группировки фашистских войск.

В эти дни командиры наших подвижных соединений проявили высокое искусство. 2 июля сильным ударом в центре 1-й гвардейский танковый корпус генерала Панова прорвал оборону 12-й немецкой дивизии и совместно с пехотой 82-й дивизии овладел районом Пуховичей. Конно-механизированная группа генерала Плиева устремилась на Слуцк. На рассвете 2 июля гвардейцы-кавалеристы овладели Столбцами, Гродзей и Несвижем, перерезав коммуникации минской группировки на Барановичи, Брест, Лунинец.

Части 85-го стрелкового корпуса 3-й армии вышли на рубеж Погост. Червень, где соединились с войсками 2-го Белорусского фронта.

Танковый корпус генерала Бахарова, посланный в обход Минска с юга, овладел 2 июля узлом дорог у Любяча и продолжал двигаться вдоль шоссе Слуц — Минск на север. В этот же день танковые части 3-го Белорусского фронта, овладев Смолевичами, продвинулись к Минску с северо-востока. Так было завершено окружение 4-й армии противника, находившейся восточнее белорусской столицы.

Противник поспешно и в беспорядке отходил по просёлочным дорогам и по шоссе Могилёв — Минск. Мосты и переправы были взорваны партизанами, во многих местах образовались пробки. Наши лётчики беспрерывно бомбили колонны вражеских войск.

После ожесточённых боёв к исходу 3 июля столица Белоруссии была полностью очищена от врага.

Тяжёлая картина открылась перед глазами воинов-освободителей. Минск лежал в развалинах. Немногие уцелевшие здания заминированы и подготовлены к взрыву. К счастью, их удалось спасти, дело решила стремительность ворвавшихся в город частей. Были разминированы Дом правительства, здание Центрального Комитета Коммунистической партии Белоруссии.

Жители города, перенёсшие нечеловеческие мучения, восторженно встречали наших героев. Вся страна приветствовала освобождение Минска.

Ликвидация зажатых в минском «котле» немецко-фашистских войск возлагалась на 2-й Белорусский фронт, для усиления которого от нас ушла 3-я армия.

Войска правого крыла 1-го Белорусского фронта продолжали стремительное наступление на запад. Разгром противника в районах Витебска, Бобруйска и восточнее Минска привёл к тому, что в германском фронте образовался 400-километровый разрыв. Заполнить его в короткий срок немецкое командование не имело сил. 4 июля Ставка потребовала от нас в полной мере использовать это чрезвычайно выгодное обстоятельство. Во исполнение директивы Ставки было решено, не прекращая преследования противника, концентрическим ударом 48-й и 65-й армий в общем направлении на Барановичи окружить барановичскую группировку немцев и уничтожить её. В этой операции подвижная группа генерала Плисва и мехкорпус генерала Фирсовича охватывали войска противника, действуя на заходящих флангах. В дальнейшем, используя два параллельно идущих шоссе (Слоним — Пружаны и Барановичи — Брест), обе армии развивали успех в направлении Бреста с целью глубокого обхода и окружения — уже совместно с войсками левого крыла нашего фронта — пинской группировки немецко-фашистских войск.

8 июля Барановичи были освобождены. К 16 июля наши соединения вышли на линию Свислочь, Пружаны, продвинувшись за 12 дней на 150—170 километров.

Разгром противника в районе Барановичей и на рубеже реки Шары создал угрозу его пинской группировке. Она начала отход. Это ускорило наступление 61-й армии генерала П. А. Белова вдоль северного берега реки Принять.

Оперативное положение войск фронта значительно улучшилось. В начале Белорусской операции наши фланговые группировки были разделены обширными болотами, а теперь Полесье осталось далеко позади. Протяжённость линии фронта сократилась почти вдвое.

Пришло время двинуть вперёд войска нашего левого крыла. Силы у нас здесь были такие: пять общевойсковых армий, воздушная армия, а из подвижных соединений — танковая армия и два кавалерийских корпуса. Ещё с первых чисел июля началась перегруппировка с правого крыла на левое фронтовых средств усиления.

Мы пытливо изучали данные о противнике и местности. За последнее время каких-либо изменений в положении и в поведении вражеских войск не произошло. Всё же было принято несколько необычное решение: начать наступление разведкой боем передовых батальонов. Мы хотели убедиться, не оттянул ли противник главные силы на рубеж, расположенный в глубине, оставив перед нами лишь прикрытие. В таком случае он заставил бы нас попусту израсходовать боеприпасы, предназначенные для прорыва основной обороны.

Небезынтересная деталь. В своё время мы отрабатывали с командармами Поповым, Гусевым, Чуйковым и Колпакчи вопрос, как лучше начать наступление. Тогда-то и пришла мысль применить, если так можно сказать, комбинированный приём — начать разведкой передовых батальонов и, если убедимся, что основная сторона осталась на прежнем рубеже, двинуть в бой все спланированные силы и средства без перерыва для уточнения задач.

Итак, батальоны начали бой. Нам, небольшой группе генералов, находившихся 18 июля на передовом наблюдательном пункте (основной КП фронта находился в Радошине), были хорошо видны их действия. Поддерживаемые усиленным огнём артиллерии и сопровождаемые танками, они быстро двинулись на позиции противника. Немцы открыли сильный артиллерийский огонь. Наши самолёты небольшими группами атаковали вражеские артиллерийские и миномётные позиции. Их встретили в воздухе истребители противника. Он вводил в действие всё новые огневые средства.

Нашим стрелкам и отдельным танкам местами удалось ворваться в первые траншеи. Бой достиг большой силы. Исчезает всякое сомнение в том, что мы встретились с главной линией обороны. Ждать больше нельзя. Подана команда приступить к выполнению плана наступления.

Генерал Казаков приказывает открыть огонь. Воздух сотрясли залпы из орудий всех калибров...

Наступление левого крыла фронта являлось продолжением операции, начавшейся на бобруйском направлении. Но это отнюдь не означало прекращения действий на правом крыле. Там войска продолжали наступать, продвигаясь к Брестскому укреплённому району. Это было очень важно. На данном этапе решающим направлением для нас стало ковельское, а успешный исход тут во многом обеспечивался тем, что основные резервы противника были брошены на оборону Бреста.

47-я, 8-я гвардейская и 69-я армии получили задачу прорвать фронт противника западнее Ковеля. Осуществив прорыв, общевойсковые армии должны были ввести в сражение танковые соединения и кавалерийские корпуса и во взаимодействии с ними развивать наступление на Седлец и Люблин. Поддерживавшая наземные войска 6-я воздушная армия имела 1465 самолётов.

18 июля с утра наши части прорвали вражескую оборону на фронте 30 километров и продвинулись на 13 километров. К 20 июля ударные группировки левого крыла вышли на Западный Буг и, форсировав его в трёх местах, вступили на территорию Польши.

Развернувшееся в июле сражение на левом крыле 1-го Белорусского фронта и начавшееся неделей раньше наступление войск нашего соседа слева — 1-го Украинского фронта вылились в стройное взаимодействие двух фронтов на смежных флангах. Нашему успеху в большой степени способствовало то обстоятельство, что, наступая, 1-й Украинский фронт лишил противника возможности подкреплять свои силы на люблинском направлении; точно так же наши боевые действия не позволяли врагу перебрасывать войска против 1-го Украинского фронта. Эта операция, вытекавшая из Белорусской, заблаговременно планировалась Ставкой.

Грандиозное наступление советских войск, в котором в июле участвовало уже пять фронтов, привело к поражению немецко-фашистских групп армий «Север» (16-я армия), «Центр» (4, 9, 2, 3-я танковые армии) и «Северная Украина» (4-я и 1-я танковые армии, 1-я венгерская армия). На огромном протяжении была прорвана неприятельская оборона.

Наступило наконец время, когда враг, развязавший войну, стал испытывать всё то, что испытали войска Красной Армии в начале войны. Но мы переживали свои неудачи, сознавая, что они в значительной степени объяснялись внезапностью вероломного нападения врага, знали, что они временные, и ни на минуту не теряли веры в победный исход войны. Врагу же пришлось испытать поражения после одержанных побед и без всякой надежды на более или менее благоприятный исход войны, пожар которой он сам разжёг.

Катастрофа неумолимо надвигалась. Не помогали немецко-фашистскому командованию и замены одного генерала другим. Из данных разведки нам стало известно, что неудачливого фельдмаршала Буша, командовавшего группой армий «Центр», заменил — по совместительству — Модель, командующий группой армий «Северная Украина». Среди офицеров нашего штаба ходила поговорка: «Модель? Что ж, давай Моделя!» Видимо, кто-то из товарищей переиначил крылатую фразу Чапаева из знаменитого кинофильма — помните её: «Психическая, говоришь? Давай психическую!..»

С выходом войск правого крыла фронта на рубеж Свислочь, Пружаны и на подступы к Бресту создались условия для окружения брестской группировки противника. Эту задачу должны были выполнить войска 70-й армии во взаимодействии с 28-й армией.

Войскам 47-й армии после форсирования Буга — наступать в юго-западном направлении на Седлец, разгромить противостоящие вражеские части и не допустить отхода к Варшаве немецких войск, находившихся к востоку от рубежа Седлец, Лукув. На этом же направлении сражался 2-й гвардейский кавкорпус Крюкова.

Вместе с тем наступление этих армий обеспечивало успех войскам генералов Чуйкова, Богданова, Берлинга и Колпакчи, устремившихся после форсирования Буга на запад. Они, преодолевая сопротивление противника, 22 июля овладели городом Хелм, Влодава и освободили много других населённых пунктов.

2-я танковая армия 23 июля освободила Люблин. 25 июля танкисты вышли к Висле в районе Демблина. Здесь генерал А. И. Радзиевский, сменивший раненого С. И. Богданова, передал свой участок 1-й польской армии, которая наступала за танковой армией. А танкисты получили новую задачу — наступать вдоль правого берега Вислы на север, с ходу захватить предместье Варшавы — Прагу и удерживать её до подхода 47-й армии.

1-я польская армия должна была форсировать Вислу на демблинском направлении и захватить плацдарм на её западном берегу.

К 28 июля основные силы фронта на рубеже Брест, Седлец, Отвоцк вынуждены были развернуться фронтом на север, встретив упорное сопротивление вражеских войск. По всему чувствовалось, что на этом участке немецкое командование собрало крупные силы с намерением нанести контрудар в южном направлении восточнее Вислы и не допустить форсирования реки нашими армиями.

Поскольку противник удерживал свою основную группировку восточнее Варшавы, у войск левого крыла фронта была возможность быстро продвинуться к Висле. 27 июля к ней вышла 69-я армия генерала Колпакчи. Её войска с ходу форсировали реку близ Пулавы и к 29-му овладели плацдармом на западном берегу. 1-я польская армия 31 июля пыталась совершить бросок через Вислу, но неудачно. Однако к этому времени мы могли использовать для борьбы за западный берег всю 8-ю гвардейскую армию.

С утра 1 августа она начала форсирование в районе Магнушев, устье реки Пилицы.

В течение дня войска генерала Чуйкова овладели плацдармом на западном берегу Вислы шириной 15 километров и глубиной до 10 километров. К 4 августа армия сумела навести через реку мосты грузоподъёмностью 16 тонн и один 60-тонный. Василий Иванович Чуйков переправил на плацдарм танки и всю артиллерию. Инженерные войска фронта приступили к наводке деревянного моста на сваях.

Вместе с войсками передвигался и наш фронтовой КП. Как правило, переходил он на новое место, только когда там уже была подготовлена связь со всеми войсками фронта.

Вот и сейчас мы перебрались со своим КП во Влодаву, небольшой городишко на западном берегу Западного Буга; одновременно с этим Малинин и Максименко уже готовили следующий КП в деревне Конколевица, недалеко от Седлеца, где ещё шли бои.

Как раз перед самым переездом ночью в Радошине отбомбила нас вражеская авиация; к нашему счастью, всё обошлось благополучно. Упоминая об этом эпизоде, хочу подчеркнуть, что неприятельская авиация имела специальное задание разыскивать наши органы управления и подвергать их бомбёжке. Со своей стороны мы в долгу перед противником не оставались, и наш командующий 16-й воздушной армией генерал Руденко прилагал все усилия к тому, чтобы нанести удары по органам управления противника. В данный же момент 16-я воздушная армия в основном была занята обеспечением переправ через Вислу.

Очень медленно продвигались на белостокском направлении войска нашего соседа справа — 2-го Белорусского фронта. Перед ними была весьма сильная вражеская группировка. Она была ещё способна сдерживать наступление. Но ей не удалось нанести удар по правому крылу войск нашего фронта. В этом была заслуга соединений 2-го Белорусского фронта, и мы её оценили.

Когда противник увидел, где для него назрела наибольшая угроза, было уже поздно: магнушевский плацдарм прочно заняли войска 8-й гвардейской армии, плацдарм южнее Пулавы тоже прочно удерживала 69-я армия. Немецкое командование предприняло переброску войск из районов восточнее и северо-восточнее Варшавы, атаковало наши плацдармы. Особенно сильному удару подверглись части наших славных гвардейцев.

Данные агентурной, воздушной и радиоразведки подтверждали спешную переброску вражеских войск к магнушевскому плацдарму. Надо было помочь гвардейцам Чуйкова. Обращаемся к нашим боевым друзьям полякам. Передав рубеж по берегу Вислы кавалерийскому корпусу, Зигмунд Берлинг форсированным маршем ведёт свои войска на плацдарм. Они занимают оборону на правом фланге 8-й гвардейской армии. Сюда же успеваем переправить танковый корпус 2-й танковой армии.

Всё это было сделано вовремя. Противник обрушил на плацдарм удар колоссальной силы. Поздно! Наша оборона здесь оказалась непоколебимой. Многодневные бешеные атаки ничего не дали гитлеровцам, кроме огромных потерь.

Враг бросил в бой свою авиацию. Она пыталась бомбить плацдарм и переправы. Но навстречу десяткам и сотням вражеских бомбардировщиков устремлялись самолёты воздушной армии Руденко. Успешно прикрывали переправы и сильные зенитные средства фронта.

В тяжёлых боях крепла дружба советских и польских частей. Воины 1-й польской армии мужественно сражались с немецко-фашистскими захватчиками и заслужили всеобщее уважение.

Группа фронтов под руководством Ставки блестяще осуществила Белорусскую операцию. В результате была разгромлена группа армий «Центр» и нанесено крупное поражение группе армий «Северная Украина», освобождена Белоруссия, большая часть Латвии, значительная часть польских земель к востоку от Вислы. Советские войска форсировали реки Неман, Нарев и подошли к границам Восточной Пруссии. Немецко-фашистские войска потерпели крупное поражение.

1-й Белорусский фронт внёс свой вклад в это большое дело.

Успех наших войск в Белорусской операции, на мой взгляд, в значительной мере объясняется тем, что Ставка Верховного Главнокомандования выбрала удачный момент. Советское командование, в руках которого находилась полностью стратегическая инициатива, сумело всесторонне подготовить операцию, обеспечить тесное взаимодействие четырёх фронтов.

Благодаря героическим усилиям советского народа, руководимого Коммунистической партией, к началу операции и в ходе её фронт получал в достаточном количество вооружение, боеприпасы, продовольствие и всю необходимую технику.

Претворяя в жизнь директиву Ставки, командование и штаб фронта совместно с командующими родами войск и служб, при участии командармов разработали подробный план предстоявшей операции, определили направления главных ударов, поставили конкретные задачи перед каждым соединением.

Учитывая исключительно тяжёлые условия лесисто-болотистой местности, в которых предстояло действовать войскам, были проведены большие инженерные работы и налажена необходимая связь.

Служба тыла сумела своевременно подвезти всё нужное фронту и создать необходимые запасы боевой техники, вооружения, боеприпасов, продовольствия. В ходе наступления, особенно на первой стадии операции, мы не ощущали перебоев в снабжении.

В ходе операции между штабом фронта, командующими армиями и командирами частей была хорошо организована связь, осуществлялось тесное взаимодействие.

Командующие армиями продемонстрировали исключительно высокий уровень оперативного искусства, широко применяли манёвр на окружение крупных группировок врага.

Командиры всех степеней, получившие боевой опыт в предшествовавших сражениях, умело руководили войсками.

Успехом операции мы были обязаны возросшему мастерству, исключительному мужеству, выносливости и массовому героизму наших воинов. Сражаясь в условиях труднопроходимой местности, они были отважны и неутомимы, их не могли остановить ни вражеский огонь, ни болота, ни бесчисленные реки и речушки. Высокую мобильность проявили при этом сапёрные и инженерные части.

Политические органы, партийные и комсомольские организации сумели сплотить коммунистов и комсомольцев, воодушевить войска на преодоление всех трудностей.

Нельзя обойти молчанием и то обстоятельство, что на протяжении всей Белорусской операции Ставка очень внимательно относилась к нашим предложениям и просьбам, поддерживала любое полезное начинание.

Всё это способствовало успеху операции.

 

Г. К. ЖУКОВ,

Маршал Советского Союза,

четырежды Герой Советского Союза

БЕЗОГОВОРОЧНАЯ КАПИТУЛЯЦИЯ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ

[62]

В 3 часа 50 минут 1 мая на командный пункт 8-й гвардейской армии был доставлен начальник генерального штаба германских сухопутных войск генерал пехоты Кребс. Он заявил, что уполномочен установить непосредственный контакт с Верховным Главнокомандованием Красной Армии для проведения переговоров о перемирии.

В 4 часа генерал В. И. Чуйков доложил мне по телефону, что генерал Кребс сообщил ему о самоубийстве Гитлера. По словам Кребса, это произошло 30 апреля в 15 часов 50 минут. Василий Иванович тут же зачитал мне содержание письма Геббельса к Советскому Верховному Главнокомандованию. В нём говорилось:

«Согласно завещанию ушедшего от нас фюрера мы уполномочиваем генерала Кребса в следующем. Мы сообщаем вождю советского народа, что сегодня в 15 часов 50 минут добровольно ушёл из жизни фюрер. На основании его законного права фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Деницу, мне и Борману. Я уполномочил Бормана установить связь с вождём советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери. Геббельс».

К письму Геббельса было приложено завещание Гитлера со списком нового имперского правительства. Завещание было подписано Гитлером и скреплено свидетелями. (Оно датировалось 4 часами 30 апреля 1945 года.)

Ввиду важности сообщения я немедленно направил своего заместителя генерала армии В. Д. Соколовского на командный пункт В. И. Чуйкова для переговоров с немецким генералом. В. Д. Соколовский должен был потребовать от Кребса безоговорочной капитуляции фашистской Германии.

Тут же соединившись с Москвой, я позвонил И. В. Сталину. Он был на даче. К телефону подошёл дежурный генерал, который сказал:

   — Товарищ Сталин только что лёг спать.

   — Прошу разбудить его. Дело срочное и до утра ждать не может.

Очень скоро И. В. Сталин подошёл к телефону. Я доложил о самоубийстве Гитлера и письме Геббельса с предложением о перемирии.

И. В. Сталин ответил:

   — Доигрался, подлец! Жаль, что не удалось взять его живым. Где труп Гитлера?

   — По сообщению генерала Кребса, труп Гитлера сожжён на костре.

   — Передайте Соколовскому, — сказал Верховный, — никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции, ии с Кребсом, ни с другими гитлеровцами не вести. Если ничего не будет чрезвычайного, не звоните до утра, хочу немного отдохнуть. Сегодня у нас Первомайский парад.

Первомайский парад... Первомайские демонстрации... Как всё это близко и дорого советскому человеку, особенно находящемуся за пределами Родины! Я отчётливо представил себе, как сейчас к Красной площади двигаются войска Московского гарнизона. Утром они займут свои места и после речи принимающего парад пройдут торжественным маршем перед Мавзолеем В. И. Ленина, перед правительством и руководителями партии. Пройдут вдоль стен седого Кремля, чеканя шаг, с гордостью представляя победную мощь Советских Вооружённых Сил, освободивших Европу от угрозы фашизма...

Около 5 часов утра мне позвонил генерал В Д. Соколовский и доложил о первом разговоре с генералом Кребсом.

   — Что-то хитрят они, — сказал В. Д. Соколовский. — Кребс заявляет, что он не уполномочен решать вопрос о безоговорочной капитуляции. По его словам, это может решить только новое правительство Германии во главе с Дёницем. Кребс добивается перемирия якобы для того, чтобы собрать в Берлине правительство Дёница. Думаю, нам следует послать их к чёртовой бабушке, если они сейчас же не согласятся на безоговорочную капитуляцию.

   — Правильно, Василий Данилович, — ответил я. — Передай, что, если до 10 часов не будет дано согласие Геббельса и Бормана на безоговорочную капитуляцию, мы нанесём удар такой силы, который навсегда отобьёт у них охоту сопротивляться. Пусть гитлеровцы подумают о бессмысленных жертвах немецкого народа и своей личной ответственности за безрассудство.

В назначенное время ответа от Геббельса и Бормана не последовало.

В 10 часов 40 минут наши войска открыли ураганный огонь по остаткам особого сектора обороны центра города. В 18 часов В. Д. Соколовский доложил, что немецкое руководство прислало своего парламентёра. Он сообщил, что Геббельс и Борман отклонили требование о безоговорочной капитуляции.

В ответ на это в 18 часов 30 минут с невероятной силой начался последний штурм центральной части города, где находилась имперская канцелярия и засели остатки гитлеровцев.

Не помню точно когда, но как только стемнело, позвонил командующий 3-й ударной армией генерал В. И. Кузнецов и взволнованным голосом доложил:

   — Только что на участке 52-й гвардейской стрелковой дивизии прорвалась группа немецких танков, около 20 машин, которые на большой скорости прошли на северо-западную окраину города.

Было ясно, что кто-то удирает из Берлина.

Возникли самые неприятные предположения. Кто-то даже сказал, что, возможно, прорвавшаяся танковая группа вывозит Гитлера, Геббельса и Бормана.

Тотчас же были подняты войска по боевой тревоге, с тем чтобы не выпустить ни одной живой души из района Берлина. Немедленно было дано указание командарму 47-й Ф. И. Перхоровичу, командарму 61-й П. А. Белову, командарму 1-й армии Войска Польского С. Поплавскому плотно закрыть все пути и проходы на запад и северо-запад. Командующему 2-й гвардейской танковой армией генералу С. И. Богданову и командарму генералу В. И. Кузнецову было приказано немедля организовать преследование по всем направлениям, найти и уничтожить прорвавшиеся танки.

На рассвете 2 мая группа танков была обнаружена в 15 километрах северо-западнее Берлина и быстро уничтожена нашими танкистами. Часть машин сгорела, часть была разбита. Среди погибших экипажей никто из главарей гитлеровцев обнаружен не был. То, что осталось в сгоревших танках, опознать было невозможно.

Ночью 2 мая, в 1 час 50 минут, радиостанция штаба берлинской обороны передала и несколько раз повторила на немецком и русском языках:

«Высылаем своих парламентёров на мост Бисмарк-штрассе. Прекращаем военные действия».

В 6 часов 30 минут утра 2 мая было доложено: на участке 47-й гвардейской стрелковой дивизии сдался в плен командир 56-го танкового корпуса генерал Вейдлинг. Вместе с Вейдлингом сдались офицеры его штаба. На предварительном допросе генерал Вейдлинг сообщил, что несколько дней назад он был лично Гитлером назначен командующим обороной Берлина.

Генерал Вейдлинг сразу же согласился дать приказ своим войскам о прекращении сопротивления. Вот текст, который он утром 2 мая подписал и объявил по радио:

«30 апреля фюрер покончил с собой и, таким образом, оставил нас, присягавших ему на верность, одних. По приказу фюрера мы, германские войска, должны были ещё драться за Берлин, несмотря на то, что иссякли боевые запасы, и несмотря на общую обстановку, которая делает бессмысленным наше дальнейшее сопротивление.

Приказываю: немедленно прекратить сопротивление.

Подпись: Вейдлинг (генерал артиллерии, бывший командующий зоной обороны Берлина)».

В тот же день около 14 часов мне сообщили, что сдавшийся в плен заместитель министра пропаганды доктор Фриче предложил выступить по радио с обращением к немецким войскам берлинского гарнизона о прекращении всякого сопротивления. Чтобы всемерно ускорить окончание борьбы, мы согласились предоставить ему радиостанцию.

После выступления по радио Фриче был доставлен ко мне. На допросе он повторил то, что уже было в основном известно из переговоров с Кребсом. Как известно, Фриче был одним из наиболее близких к Гитлеру, Геббельсу и Борману людей.

Он сообщил, что 29 апреля Гитлер собрал совещание своего окружения, на котором присутствовали Борман, Геббельс, Акеман, Кребс и другие ответственные лица из фашистского руководства. Лично он, Фриче, якобы не был на этом совещании, но позже Геббельс подробно информировал его.

По словам Фриче, в последние дни, особенно после 20 апреля, когда советская артиллерия открыла огонь по Берлину, Гитлер большей частью находился в состоянии отупения, которое прерывалось истерическими припадками. Временами он начинал бессвязно рассуждать о близкой победе.

На мой вопрос о последних планах Гитлера Фриче ответил, что точно не знает, но слышал, что в начале наступления русских на Одере кое-кто из руководства отправился в Берхтесгаден и Южный Тироль. С ними посылались какие-то грузы. Туда же должно было вылететь и главное командование во главе с Гитлером. В самый последний момент, когда советские войска подошли к Берлину, шли разговоры об эвакуации в Шлезвинг-Голынтейн. Самолёты держались в полной готовности в районе имперской канцелярии, но были вскоре разбиты советской авиацией.

Больше Фриче ничего нам сказать не мог.

На следующий день он был отправлен в Москву для проведения более обстоятельного допроса.

Несколько слов о последнем, завершающем бое в Берлине.

248-я (командир дивизия генерал Н. 3. Галай) и 230-я (командир дивизии полковник Д. К. Шишков) стрелковые дивизии 5-й ударной армии Н. Э. Берзарина 1 мая штурмом овладели государственным почтамтом и завязали Сой за дом министерства финансов, расположенный напротив имперской канцелярии. 1 мая 301-я дивизия армии Н. Э. Берзарина (командир дивизии полковник В. С. Антонов) во взаимодействии с 248-й стрелковой дивизией штурмом овладела зданиями гестапо и министерства авиации. Под прикрытием пехоты вперёд рванулся артиллерийский самоходный дивизион. А. Л. Денисюк, командир установки, поставил свою самоходку в проем ограды и в туманной мгле примерно в ста метрах увидел серое здание имперской канцелярии, на фасаде которого красовался громадный орёл со свастикой. Денисюк подал команду: «По фашистскому хищнику — огонь!..» Фашистский герб был сбит.

Последний бой за имперскую канцелярию, который вели 301-я и 248-я стрелковые дивизии, был очень труден. Схватка на подступах и внутри этого здания носила особо ожесточённый характер. Предельно смело действовала старший инструктор политотдела 9-го стрелкового корпуса майор Анна Владимировна Никулина. В составе штурмовой группы батальона Ф. К. Шаповалова она пробралась через пролом в крыше наверх и, вытащив из-под куртки красное полотнище, с помощью куска телеграфного провода привязала его к металлическому шпилю. Над имперской канцелярией взвилось знамя Советского Союза.

После захвата имперской канцелярии её комендантом был назначен заместитель командира 301-й стрелковой дивизии полковник В. Е. Шевцов, а с 4 мая, после того как дивизия была переведена в Трептов-парк, — старший офицер по оперативной работе штаба 5-й ударной армии майор Ф. Г. Платонов.

К 15 часам 2 мая с врагом было полностью покончено. Остатки берлинского гарнизона сдались в плен общим количеством более 70 тысяч человек. Многие из тех, кто дрался с оружием в руках, видимо, в последние дни разбежались и попрятались.

Это был день великого торжества советского народа, его Вооружённых Сил, наших союзников в этой войне и народов всего мира.

...Утром 3 мая вместе с комендантом Берлина Н. Э. Берзариным, членом Военного совета 5-й армии Ф. Е. Боковым, членом Военного совета фронта К. Ф. Телегиным и другими мы осмотрели рейхстаг и места боёв в этом районе. Сопровождал нас и давал пояснения сын Вильгельма Пика Артур, воевавший во время войны в рядах Красной Армии. Он хорошо знал Берлин, и это облегчило изучение условий, в которых пришлось бороться нашим войскам.

Каждый шаг, каждый кусок земли, каждый камень здесь яснее всяких слов свидетельствовали, что на подступах к имперской канцелярии и рейхстагу, в самих этих зданиях борьба шла не на жизнь, а на смерть.

Рейхстаг — это громаднейшее здание, стены которого артиллерией средних калибров не пробьёшь. Тут нужны были тяжёлые калибры. Купол рейхстага и различные массивные верхние надстройки давали возможность врагу сосредоточить многослойный огонь на всех подступах. Условия для борьбы в самом рейхстаге были очень тяжёлые и сложные. Они требовали от бойцов не только мужества, но и мгновенной ориентировки, зоркой осторожности, быстрых перемещений от укрытия к укрытию и метких выстрелов по врагу. Со всеми этими задачами наши бойцы хорошо справились.

Колонны при входе в рейхстаг и стены были испещрены надписями наших воинов. В лаконичных фразах, в простых росписях солдат, офицеров и генералов чувствовалась их гордость за советских людей, за Советские Вооружённые Силы, за Родину и ленинскую партию.

Поставили и мы свои подписи, по которым присутствовавшие там солдаты узнали нас и окружили плотным кольцом. Пришлось задержаться на часок и поговорить по душам. Было задано много вопросов. Солдаты спрашивали, когда можно будет вернуться домой, останутся ли войска для оккупации Германии, будем ли воевать с Японией и т. д.

7 мая мне в Берлин позвонил И. В. Сталин и сообщил:

— Сегодня в городе Реймсе немцы подписали акт безоговорочной капитуляции. Главную тяжесть войны, — продолжал он, — на своих плечах вынес советский народ, а не союзники, поэтому капитуляция должна быть подписана перед Верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции, а не только перед Верховным командованием союзных войск.

Я не согласился и с тем, — продолжал И. В. Сталин, — что акт капитуляции подписан не в Берлине, центре фашистской агрессии. Мы договорились с союзниками считать подписание акта в Реймсе предварительным протоколом капитуляции. Завтра в Берлин прибудут представители немецкого главного командования и представители Верховного командования союзных войск. Представителем Верховного Главнокомандования советских войск назначаетесь вы. Завтра к вам прибудет Вышинский. После подписания акта он останется в Берлине в качестве вашего помощника по политической части.

Рано утром 8 мая в Берлин прилетел первый заместитель народного комиссара иностранных дел СССР А.Я. Вышинский. Он привёз всю нужную документацию по капитуляции Германии и сообщил состав представителей от Верховного командования союзных войск.

С утра 8 мая начали прибывать в Берлин журналисты, корреспонденты всех крупнейших газет и журналов мира, фотожурналисты, чтобы запечатлеть исторический момент юридического оформления разгрома фашистской Германии, признания ею необратимого крушения всех фашистских планов, всех её человеконенавистнических целей.

В середине дня на аэродром Темпельгоф прибыли представители Верховного командования союзных войск.

Верховное командование союзных войск представляли маршал авиации Великобритании Артур В. Теддер, командующий стратегическими воздушными силами США генерал Карл Спаатс и главнокомандующий французской армией генерал Жан Делатр де Тассиньи.

На аэродроме их встречали мой заместитель генерал армии В. Д. Соколовский, первый комендант Берлина генерал-полковник Н. Э. Берзарин, член Военного совета армии генерал-лейтенант Ф. Е. Боков и другие представители Красной Армии. С аэродрома союзники прибыли в Карлсхорст, где было решено принять от немецкого командования безоговорочную капитуляцию.

На тот же аэродром из города Фленсбурга прибыли под охраной английских офицеров генерал-фельдмаршал Кейтель, адмирал флота фон Фридебург и генерал-полковник авиации Штумпф, имевшие полномочия от Дёница подписать акт о безоговорочной капитуляции Германии.

Здесь, в Карлсхорсте, в восточной части Берлина, в двухэтажном здании бывшей столовой немецкого военно-инженерного училища, подготовили зал, где должна была проходить церемония подписания акта.

Немного отдохнув с дороги, все представители командования союзных войск прибыли ко мне, чтобы договориться по процедурным вопросам столь волнующего события.

Не успели мы войти в помещение, отведённое для беседы, как туда буквально хлынул поток американских и английских журналистов и с места в карьер начали штурмовать меня вопросами. От союзных войск они преподнесли мне флаг дружбы, на котором золотыми буквами были вышиты слова приветствия Красной Армии от американских войск.

После того как журналисты покинули зал заседания, мы приступили к обсуждению ряда вопросов, касающихся капитуляции гитлеровцев.

Генерал-фельдмаршал Кейтель и его спутники в это время находились в другом здании.

По словам наших офицеров, Кейтель и другие члены немецкой делегации очень нервничали. Обращаясь к окружающим, Кейтель сказал:

   — Проезжая по улицам Берлина, я был крайне потрясён степенью его разрушения.

Кто-то из наших офицеров ему ответил:

   — Господин фельдмаршал, а вы были потрясены, когда по вашему приказу стирались с лица земли тысячи советских городов и сел, под обломками которых были задавлены миллионы наших людей, в том числе многие тысячи детей?

Кейтель побледнел, нервно пожал плечами и ничего не ответил.

Как мы условились заранее, в 23 часа 45 минут Теддер, Спаатс и Делатр де Тассиньи, представители от союзного командования, А. Я. Вышинский, К. Ф. Телегин, В.Д. Соколовский и другие собрались у меня в кабинете, находившемся рядом с залом, где должно было состояться подписание немцами акта о безоговорочной капитуляции.

Ровно в 24 часа мы вошли в зал.

Начиналось 9 мая 1945 года...

Все сели за стол. Он стоял у стены, на которой были прикреплены государственные флаги Советского Союза, США, Англии, Франции.

В зале за длинными столами, покрытыми зелёным сукном, расположились генералы Красной Армии, войска которых в самый короткий срок разгромили оборону Берлина и вынудили противника сложить оружие. Здесь же присутствовали многочисленные советские и иностранные журналисты, фоторепортёры.

   — Мы, представители Верховного Главнокомандования Советских Вооружённых Сил и Верховного командования союзных войск, — заявил я, открывая заседание, — уполномочены правительствами антигитлеровской коалиции принять безоговорочную капитуляцию Германии от немецкого военного командования. Пригласите в зал представителей немецкого главного командования.

Все присутствующие повернули головы к двери, где сейчас должны были появиться те, кто хвастливо заявлял о своей способности молниеносно разгромить Францию, Англию и не позже как в полтора-два месяца раздавить Советский Союз, покорить весь мир.

Первым, не спеша и стараясь сохранить видимое спокойствие, переступил порог генерал-фельдмаршал Кейтель, ближайший сподвижник Гитлера. Он поднял ругу со своим фельдмаршальским жезлом вверх, приветствуя представителей Верховного командования советских и союзных войск.

За Кейтелем появился генерал-полковник Штумиф. Невысокий, глаза полны злобы и бессилия. Одновременно вошёл адмирал флота фон Фридебург, казавшийся преждевременно состарившимся.

Немцам было предложено сесть за отдельный стол, который специально для них был поставлен недалеко от входа.

Генерал-фельдмаршал не спеша сел и поднял голову, обратив свой взгляд на нас, сидевших за столом президиума. Рядом с Кейтелем сели Штумпф и Фридебург. Сопровождавшие офицеры встали за их стульями.

Я обратился к немецкой делегации:

   — Имеете ли вы на руках акт о безоговорочной капитуляции Германии, изучили ли его и имеете ли полномочия подписать этот акт?

Вопрос мой на английском языке повторил главный маршал авиации Теддер.

   — Да, изучили и готовы подписать его, — приглушённым голосом ответил генерал-фельдмаршал Кейтель, передавая нам документ, подписанный гросс-адмиралом Дёницем. В документе значилось, что Кейтель, фон Фридебург и Штумпф уполномочены подписать акт о безоговорочной капитуляции.

Это был далеко не тот надменный Кейтель, который принимал капитуляцию от побеждённой Франции. Теперь он выглядел побитым, хотя и пытался сохранить какую-то позу.

Встав, я сказал:

— Предлагаю немецкой делегации подойти сюда, к столу. Здесь вы подпишете акт о безоговорочной капитуляции Германии.

Кейтель быстро поднялся, устремив на нас недобрый взгляд, а затем опустил глаза и, медленно взяв со столика фельдмаршальский жезл, неуверенным шагом направился к нашему столу. Монокль его упал и повис на шнурке. Лицо покрылось красными пятнами. Вместе с ним подошли к столу генерал-полковник Штумпф, адмирал флота фон Фридебург и немецкие офицеры, сопровождавшие их. Поправив монокль, Кейтель сел на край стула и слегка дрожавшей рукой подписал пять экземпляров акта. Тут же поставили подписи Штумпф и Фридебург.

После подписания акта Кейтель встал из-за стола, надел правую перчатку и вновь попытался блеснуть военной выправкой, но это у него не получилось, и он тихо отошёл за свой стол.

В 0 часов 43 минуты 9 мая 1945 года подписание акта о безоговорочной капитуляции Германии было закончено. Я предложил немецкой делегации покинуть зал.

Кейтель, Фридебург, Штумпф, поднявшись со стульев, поклонились и, склонив головы, вышли из зала. За ними вышли их штабные офицеры...

От имени Советского Верховного Главнокомандования я сердечно поздравил всех присутствующих с долгожданной победой. В зале поднялся невообразимый шум. Все друг друга поздравляли, жали руки. У многих на глазах были слёзы радости. Меня окружили боевые друзья — В.Д. Соколовский, М. С. Малинин, К. Ф. Телегин, Н. А. Антипенко, В. Я. Колпакчи, В. И. Кузнецов, В.И. Богданов, Н. Э. Берзарин, Ф. Е. Боков, П. А. Белов, А. В. Горбатов и другие.

— Дорогие друзья, — сказал я товарищам по оружию, — нам с вами выпала великая честь. В заключительном сражении нам было оказано доверие народа, партии и правительства вести доблестные советские войска на штурм Берлина. Это доверие советские войска, в том числе и вы, возглавлявшие войска в сражениях за Берлин, с честью оправдали. Жаль, что многих нет среди нас. Как бы они порадовались долгожданной победе, за которую, не дрогнув, отдали свою жизнь!..

Вспомнив близких друзей и боевых товарищей, которым не довелось дожить до этого радостного дня, эти люди, привыкшие без малейшего страха смотреть смерти в лицо, как ни крепились, не смогли сдержать слёз.

В 0 часов 50 минут 9 мая 1945 года заседание, на котором была принята безоговорочная капитуляция немецких вооружённых сил, закрылось.

Потом состоялся приём, который прошёл с большим подъёмом. Открыв банкет, я предложил тост за победу антигитлеровской коалиции над фашистской Германией. Затем выступил маршал А. Теддер, за ним Ж. Делатр до Тассиньи и генерал К. Спаатс. После них выступали советские генералы. Каждый говорил о том, что наболело на душе за все эти тяжёлые годы. Помню, говорилось много, душевно, и выражалось большое желание укрепить навсегда дружеские отношения между странами антифашистской коалиции. Говорили об этом советские генералы, говорили американцы, французы, англичане, и всем нам хотелось тогда верить, что так оно и будет.

Праздничный ужин закончился утром песнями и плясками. Вне конкуренции плясали советские генералы. Я тоже не удержался и, вспомнив свою юность, сплясал «Русскую». Расходились и разъезжались под звуки канонады, которая производилась из всех видов оружия по случаю победы. Стрельба шла во всех районах Берлина и его пригородах. Стреляли вверх, но осколки мин, снарядов и пули падали на землю, и ходить утром 9 мая было не совсем безопасно. Но как отличалась эта опасность от той, с которой все мы сжились за долгие годы войны!

Подписанный акт о безоговорочной капитуляции утром того же дня был доставлен в Ставку Верховного Главнокомандования...

* * *

Итак, окончательно рухнуло чудовищное фашистское государство. Советские Вооружённые Силы и войска союзников при содействии народно-освободительных сил Франции, Югославии, Польши, Чехословакии и других стран завершили разгром фашизма в Европе. С победным исходом войны с фашистской Германией были связаны лучшие надежды всего прогрессивного человечества.

Мне трудно, да и в этом нет надобности, особенно выделить кого-либо из участников Берлинской операции — этой величайшей финальной битвы конца второй мировой войны. Каждый советский воин дрался и выполнял порученную ему задачу с максимальным напряжением своих сил и возможностей.

В управлении войсками фронта в этой завершающей операции мне хорошо помог опытный коллектив штаба 1-го Белорусского фронта, во главе которого стоял генерал М. С. Малинин. И подводя итоги войны, необходимо воздать должное труженикам наших штабных коллективов.

Хотелось бы обратить внимание на то, что разгром берлинской группировки немецких войск и взятие германской столицы — Берлина — были осуществлены всего лишь за 16 суток. Это рекордно короткий срок для такой сложной, крупнейшей стратегической операции.

В настоящее время кое-кто на Западе пытается преуменьшить трудности, с которыми пришлось столкнуться советским войскам в завершающих операциях 1945 года и при взятии Берлина в частности.

Как участник Берлинской операции, должен сказать, что это была одна из труднейших операций второй мировой войны. Группировка противника общим количеством около миллиона человек, оборонявшаяся на Берлинском стратегическом направлении, дралась ожесточённо. Особенно на Зееловских высотах, на окраинах города и в самом Берлине. Советские войска в этой завершающей операции понесли большие потери — около трёхсот тысяч убитых и раненых.

Из разговоров с Эйзенхауэром, Монтгомери, офицерами и генералами союзных войск мне тогда было известно, что после форсирования Рейна союзные войска серьёзных боёв с немцами не вели. Немецко-фашистские части быстро отходили и без особого сопротивления сдавались в плен американцам и англичанам. Эти данные подтверждаются крайне ничтожными потерями союзных войск в завершающих операциях.

Так, например, по данным Ф. С. Погью, изложенным в его книге «Верховное командование», 1-я американская армия Паттона за 23 апреля 1945 года потеряла всего лишь трёх человек, тогда как в этот же день взяла в плен 9 тысяч немецких солдат и офицеров.

Какие потери понесла трёхмиллионная американская армия, двигаясь от Рейна на восток, юго-восток и северо-восток? Оказывается, американцы потеряли всего лишь 8351 человека, в то время как число пленных немцев исчислялось сотнями тысяч солдат и офицеров.

Многие руководящие военные деятели Запада, в том числе и бывшее Верховное командование экспедиционных союзных войск в Европе, продолжают делать неверные выводы о том, что после сражения в Арденнах и выхода союзных войск на Рейн германская военная машина была разбита и вообще не было надобности проводить весеннюю кампанию 1945 года. Так, бывший президент США Д. Эйзенхауэр в своём интервью, которое он дал в 1965 году в Чикаго вашингтонскому корреспонденту Эдварду Фольянцу, заявил: «Германия потерпела полное поражение после битвы в Арденнах... К 16 января всё было кончено, и всякий разумный человек понял, что это конец... От всякой весенней кампании следовало отказаться. Война кончилась бы на 60 или 90 дней раньше».

Не могу с этим согласиться.

Красная Армия, как мы уже знаем, в середине января 1945 года только что развернула наступление с рубежа Тильзит — Варшава — Сандомир, имея целью разгромить противника в Восточной Пруссии и Польше. В последующем планировалось наступление в центр Германии для овладения Берлином и выхода на Эльбу, а на южном крыле готовилось окончательное освобождение Чехословакии и Австрии.

Согласно рассуждениям Эйзенхауэра выходило, что советские войска должны были в январе 1945 года тоже отказаться от весенней кампании. Это значило закончить войну, не достигнув ни основной военно-политической цели, ни даже границ фашистской Германии, не говоря уже взятии Берлина. Короче говоря, сделать то, на что надеялись, о чём так мечтали Гитлер и его окружение, сидя в подземельях Имперской канцелярии, сделать то, о чём так печалятся сегодня все те, кому не по душе великие прогрессивные перемены наших дней, те, кто проповедует политику в духе возрождения фашизма.

Разгром фашизма в Европе потребовал от стран антигитлеровской коалиции мобилизации огромнейших вооружённых сил и материальных средств. В решении этой важнейшей задачи было продемонстрировано взаимопонимание и желание довести борьбу с фашизмом до победного конца.

Никто не может оспаривать то обстоятельство, что главная тяжесть борьбы с фашистскими вооружёнными силами выпала на долю Советского Союза. Это была самая жестокая, кровавая и тяжёлая из всех войн, которые когда-либо пришлось вести нашему народу. Достаточно сказать, что свыше 20 миллионов советских людей погибло во время войны.

Ни одна страна, ни один народ антигитлеровской коалиции не понёс таких тяжёлых жертв, как Советский Союз, и никто не приложил столько сил, чтобы разбить врага, угрожавшего всему человечеству. На американскую территорию не было сброшено ни одной бомбы на города США не упал ни один снаряд. В войне с Германией и Японией Америка потеряла убитыми 105 тысяч человек. Англия — 375 тысяч человек. Тогда как, например, Польша — 6 миллионов человек, Югославия — 1 миллион 760 тысяч человек.

Советские люди отдают должное народам США, Англии, их солдатам, матросам, офицерам и генералам, которые делали всё возможное, чтобы приблизить час победы над фашистской Германией. Мы искренне чтим памяти погибших английских и американских моряков, которые, невзирая на сложную морскую обстановку, на то, что не каждой миле их поджидала смертельная опасность, доставляли нам грузы, обусловленные договором по лендлизу. Мы высоко ценим самоотверженность участников Сопротивления во многих европейских странах.

Что касается боевой доблести воинов всех родов войск экспедиционных сил союзников в Европе, должен объективно признать их высокие боевые качества и боевой дух, с которым они сражались с нашим общим врагом.

Не случайно, когда наши войска встретились с союзниками на Эльбе и в других районах, они искренне поздравляли друг друга с победой над фашистской Германией, выражая надежду на послевоенную дружбу.

Война, развязанная гитлеровскими правителями, обошлась очень дорого и немецкому народу — 7 миллионов только убитыми потеряла Германия в этой войне. Погибли и те, кто самоотверженно боролся против фашизма. В авангарде антифашистских сил всегда стояла Коммунистическая партия Германии. Более трёхсот тысяч коммунистов было уничтожено в фашистских застенках. Немало погибло и борцов из числа левого крыла социал-демократии. Германскому народу, в числе других народов мира, пришлось перенести тяжкие страдания и муки.

Гитлеровский фашизм превратил немецкую молодёжь, ещё не достигшую зрелого возраста, в душегубов. Без капли сожаления расстреливали они, сжигали в печах и растаптывали живых людей, невзирая на возраст и пол.

Как это могло случиться с народом, давшим миру К. Маркса и Ф. Энгельса, К. Либкнехта и Р. Люксембург, Э. Тельмана и других борцов за правое народное дело и коммунизм?

Как это могло произойти со страной, подарившей человечеству величайшие научные открытия, шедевры литературы и музыки, живописи и архитектуры, страной, где жили и творили гениальные Бах и Бетховен, Гёте, Гейне и Альберт Эйнштейн?

Историки ещё не раскрыли всю систему и методы, применявшиеся в гитлеровской Германии для формирования в сознании людей слепой веры в фашизм, в чванливое, неоправданное величие «немецкой расы», как высшей и «сверхчеловеческой», во всепобеждающую мощь германского государства.

Для перевоспитания людей в духе фашизма гитлеровцами была создана по всей стране гигантская, разветвлённая сеть слежки и шпионажа. Всех инакомыслящих фашисты бросали в застенки гестапо. Широко применялась система «кнута и пряника». Послушным, тем, которых привлекало мифическое величие Германии и мировое господство, широко раздавались различные награды, ордена и повышенные звания.

Всё это вместе взятое делало своё дело. Одурманенные речами своих фашистских главарей, в том числе и самою фюрера, воодушевлённые лёгкими победами над странами Европы, гитлеровцы послушно шли завоёвывать и уничтожать. До тех пор, пока им не преградили путь Советские Вооружённые Силы, вдохновлённые самыми справедливыми в мире идеями — свободы своей Родины, равноправия и независимости всех народов на земном шаре.

Война подвергла суровому испытанию и всесторонней проверке советский общественный и государственный строй. Эта проверка подтвердила его полное превосходство и жизненную силу. Ход и исход войны показали решающую роль в ней народных масс. Каждый советский человек, находившийся в рядах войск, в партизанских отрядах, на заводах, в конструкторском бюро, колхозах и совхозах, не жалея сил, вкладывал свою долю в разгром врага.

В тяжёлых условиях, недоедая и недосыпая, трудились рабочие, колхозники, интеллигенция. Женщины и подростки сменяли тех, кто уходил на фронт. Всё народное хозяйство, построенное на новой экономической базе, доказало свою прогрессивность. Наша промышленность в труднейших условиях вооружённой борьбы с сильным врагом, который нанёс нам такой огромный материальный ущерб, сумела за годы войны произвести почти вдвое больше современной боевой техники, чем гитлеровская Германия, опиравшаяся на военный потенциал Европы.

Даже в самые трудные моменты, когда, казалось, враг должен был взять верх, советский народ не опустил рук, не согнулся под ударами противника, а, сплотившись вокруг Коммунистической партии, с честью преодолел все трудности и добился всемирно-исторической победы.

Всесоюзная Коммунистическая партия действительно была подлинным вдохновителем и организатором нашей победы. В тяжёлую годину суровых военных испытаний она стояла во главе борющегося народа, её лучшие сыны были на переднем крае вооружённой борьбы. К концу войны на фронте было свыше 3 миллионов коммунистов — более половины всех членов партии (каждый четвёртый воин был коммунист!), а наибольший приток воинов в партию был в самые тяжёлые месяцы 1941 и 1942 годов. Коммунисты и комсомольцы на фронте и в тылу служили примером в героической борьбе за Родину. Народ и его армия видели в коммунистах и ленинской партии образец высокого советского патриотизма и преданности интернационализму.

Хотел бы особо подчеркнуть ту огромной важности патриотическую и пропагандистскую роль, которую сыграла советская печать в годы Великой Отечественной войны. Героически, в первых рядах, в самых опасных и сложных фронтовых условиях действовали спецкоры, корреспонденты центральных и фронтовых газет, бесстрашные и вездесущие фотокорреспонденты, работники радио и кино. Огромным и заслуженным авторитетом пользовалось во всём мире Совинформбюро как источник самой достоверной информации с фронтов Великой Отечественной войны.

Германский империализм ставил перед собой цель — уничтожить первое в мире социалистическое государство, поработить народы многих стран. Теперь уже пожелтели документы, директивы и карты, на которых гитлеровская верхушка расписала судьбу Европы, Азии, Африки и Америки, после того как удастся разгромить СССР. Но о них стоит вспоминать всякий раз, когда думаешь о значении Великой Отечественной войны Советского Союза, о том, к чему вообще могут вести притязания на мировое господство.

Классовая непримиримость и бескомпромиссность в борьбе с фашизмом и его вооружёнными силами оказали определяющее влияние на стратегию, оперативное искусство и тактику советских войск, которые направлялись Центральным Комитетом партии и Ставкой Верховного Главнокомандования.

...Советское военное руководство, в совершенстве овладевшее военным искусством, опираясь на массовый героизм, на всенародную поддержку, сумело вырвать у врага инициативу и организовать ряд успешных крупнейших стратегических наступательных операций.

Совершенствуя формы и способы ведения войны, Верховное Главнокомандование, Генеральный штаб, командование фронтов, армий и их штабы в ходе войны проводили огромную работу по обобщению передового опыта вооружённой борьбы и внедрению его в войска, что и способствовало общему успеху.

Важнейшими факторами успеха наступательных операций 1943—1945 годов являлись новый метод артиллерийского и авиационного наступления; массированное применение танковых и авиационных объединений и их умелое взаимодействие с общевойсковыми армиями в операциях стратегического масштаба; коренное улучшение подготовки операций и методов управления войсками.

В ходе войны наряду с сухопутными силами быстро развивались и наши Военно-Воздушные Силы, их тактика и оперативное искусство. Это обеспечивало в завершающем периоде полное господство в воздухе. Боевые действия наших лётчиков во время войны отличались массовым героизмом. Действуя вместе с сухопутными войсками, авиация осуществляла мощные и неотразимые удары на всю тактическую, оперативную и стратегическую глубину. К концу войны наши Военно-Воздушные Силы имели на вооружении превосходную материальную часть.

Создавая первоклассную военную технику, выдающиеся творческие победы одержали коллективы, которыми руководили А. Н. Туполев, А. И. Микоян, А. А. Благонравов, А. А. Архангельский, Н. Н. Поликарпов, А.С. Яковлев, С. В. Ильюшин, С. А. Лавочкин, В.М. Петляков, С. П. Королев, П. О. Сухой, Ж. Я. Котин, А. Н. Крылов, В. Я. Климов, М. И. Кошкин, В. Г. Грабин, С. Г. Горюнов, М. И. Гуревич, В. А. Дегтярёв, А. А. Микулин, Б. И. Шавырин, Г. С. Шпагин.

Наряду с сухопутными и Военно-Воздушными Силами успешно осуществлял операции и наш Военно-Морской Флот. Многие десятки соединений и сотни отрядов морской пехоты действовали на суше, и всюду они проявляли чудеса храбрости, чем и заслужили от народа великую благодарность.

Начиная с 1944 года советская военная стратегия, опираясь на огромный военный и экономический потенциал страны и имея превосходящие силы и средства, проводила наступательные операции, в которых одновременно участвовали два, три, четыре и более фронтов, десятки тысяч орудий, тысячи танков, реактивных миномётов и боевых самолётов. Эти мощные силы и средства позволяли советскому командованию прорывать любую оборону противника, наносить глубокие удары, окружать крупные группировки, быстро рассекать их и в короткие сроки уничтожать.

Если в районе Сталинграда Юго-Западному, Донскому и Сталинградскому фронтам потребовалось почти два с половиной месяца для полного разгрома армии Паулюса, то в завершающей Берлинской операции, как уже говорилось, многочисленная группировка немецких войск была разгромлена и пленена за 16 суток.

В подготовке всех наступательных операций советских войск большое внимание уделялось фактору внезапности, которая достигалась тщательной оперативной и тактической маскировкой, системой разработок в глубокой тайне оперативной документации и строго ограниченной информации всех инстанций от Ставки до войск включительно. При этом особое внимание уделялось скрытному сосредоточению сил и средств на направлениях главных ударов и демонстрации ложных перегруппировок на участках, где не предполагалось наступление.

За время войны с фашистской Германией советские войска провели большое количество крупных операций, многие из которых являются беспримерными в истории войн как по своим масштабам, так и по классическому их осуществлению. К таким операциям следует отнести борьбу за Ленинград, битвы под Москвой, Сталинградом и на Курской дуге, Ясско-Кишинёвскую операцию, разгром немецких войск в Белоруссии, Висло-Одерскую операцию и завершающую, Берлинскую операцию. Из оборонительных операций незабываемыми по стойкости и массовому героизму являются сражения под Смоленском, Ленинградом, Севастополем и Одессой.

Все крупные наступательные и контрнаступательные операции советских войск начиная с осени 1942 года отличались оригинальностью, решительностью, стремительностью и полной завершённостью. Сражения и операции шли почти непрерывно во все времена года. Ни морозная и снежная зима, ни проливные дожди и весенне-осеннее непролазное бездорожье не останавливали хода операций, хотя это требовало чрезвычайного физического и духовного напряжения войск.

Важнейшей отличительной чертой советской стратегии в 1944—1945 годах была её исключительная активность, развёртывание наступательных операций на всём советско-германском фронте с решительными целями. Если в первом и частично во втором периодах войны советские войска переходили в наступление чаще всего после того как исчерпывались наступательные возможности немецких войск (переход в контрнаступление), то кампании в завершающем периоде войны сразу же начинались мощным наступлением наших войск на подготовленную оборону противника.

Одновременность развёртывания и непрерывность проведения крупных наступательных операций на ряде направлений в ходе 1944—1945 годов стали возможными благодаря дальнейшему изменению соотношения сил в пользу советских войск, сокращению протяжённости советско-германского фронта. Такой способ ведения стратегического наступления был исключительно эффективным, так как везде лишал противника свободы манёвра.

По своей форме стратегические наступательные операции были весьма разнообразными. Наиболее характерные из них — операции на окружение и уничтожение противостоящих крупных группировок противника ударами по сходящимся направлениям или путём прижатия к морю; нанесение дробящих ударов с целью расчленения группировки противника и уничтожения его по частям. Самой эффективной формой стратегической наступательной операции была операция на окружение. Благоприятным условием для начала такой операции являлось то, что наши войска занимали выгодные позиции, охватывая группировку противника.

Советские войска на протяжении всей войны исключительно умело и дерзко оперировали в ночное время. Этот вид боевых действий, считавшийся до войны «действием в особых условиях», в ходе войны стал обычным. Особенно большой размах ночные действия получили в 1943—1945 годах, когда наши войска проводили крупнейшие наступательные операции. Войска противника, как правило, избегали действовать ночью, а когда им это приходилось делать, они не были инициативны.

Начиная с 1943 года большое значение приобрели встречные сражения. Опыт войны показал, что во встречных действиях побеждает тот, кто заранее хорошо подготовлен к этому сложному виду боя. Здесь особенно важно помнить, что всегда и во всём при первом же столкновении следует упреждать противника: в захвате выгодных рубежей, в развёртывании, в открытии огня, в охвате флангов, в стремительности атаки. Встречные действия по своей природе требовали от командиров широкой я смелой инициативы, постоянной готовности взять на себя ответственность за разумную боевую активность.

Успешный ход наших наступательных операций поддерживался героическими действиями партизанских сил Советского Союза, которые более трёх лет не давали врагу передышки, разрушая вражеские коммуникации и терроризируя его тыл. С выходом советских войск на территории Польши, Чехословакии, Румынии, Болгарии, Югославии и Венгрии советским войскам большую помощь оказывали патриоты этих стран, боровшиеся против гитлеровских захватчиков под руководством своих коммунистических и социалистических партий.

...В современных войнах огромное значение имеет чёткое управление войсками во всех звеньях. Оно охватывает широкий круг военно-политических, моральных, материальных и психологических факторов и составляет важнейшую часть военной науки и военного искусства. В предвоенные годы советская военная наука недостаточно глубоко исследовала эту важнейшую проблему. Всем нам пришлось уже в ходе войны во многом осваивать науку и практику управления войсками. В этом вопросе советское командование находилось в менее выгодном положении, чем командование немецких войск, которое к моменту нападения на Советский Союз имело достаточную практику ведения войны.

С ростом общего превосходства наших Вооружённых Сил над немецко-фашистскими войсками возрастало искусство управления людьми и военной техникой.

* * *

В середине мая 1945 года Верховный приказал мне прибыть в Москву. Цели вызова я не знал, а спрашивать было неудобно, да это и не принято у военных.

Я направился прямо в Генеральный штаб к А. И. Антонову, от которого узнал, что Государственный Комитет Обороны рассматривает сейчас вопросы, связанные с выполнением наших новых обязательств перед США и Англией, — вступление Советского Союза в войну с Японией.

В Генеральном штабе в это время шла полным ходом работа по планированию предстоящих боевых действий сухопутных войск ВВС и Военно-Морского Флота на Дальнем Востоке.

Из Генштаба я позвонил И. В. Сталину и доложил о своём прибытии. Тут неё получил указание явиться в восемь часов вечера в Кремль. Времени в моём распоряжении было достаточно, и я поехал к Михаилу Ивановичу Калинину, который звонил мне в Берлин и просил по приезде в Москву обязательно зайти к нему и рассказать о Берлинской операции.

...После беседы с Михаилом Ивановичем я пошёл к Верховному. В кабинете были, кроме членов Государственного Комитета Обороны, нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов, А. И. Антонов, начальник тыла Красной Армии А. В. Хрулёв, несколько генералов, ведавших в Генеральном штабе организационными вопросами.

Алексей Иннокентьевич докладывал расчёты Генштаба по переброске войск и материальных средств на Дальний Восток и сосредоточению их по будущим фронтам. По намёткам Генштаба определялось, что на всю подготовку к боевым действиям с Японией потребуется около трёх месяцев.

Затем И. В. Сталин спросил:

   — Не следует ли нам в ознаменование победы над фашистской Германией провести в Москве Парад Победы и пригласить наиболее отличившихся героев — солдат, сержантов, старшин, офицеров и генералов?

Эту идею все горячо поддержали и начали тут же вносить ряд практических предложений.

...Тут же А. И. Антонову было дано задание подготовить все необходимые расчёты по параду и проект директивы. На другой день все документы были доложены И. В. Сталину и утверждены им.

На парад предусматривалось пригласить по одному сводному полку от Карельского, Ленинградского, 1-го Прибалтийского, 1, 2, 3-го Белорусских,, 1, 2, 3-го и 4-го Украинских франтов, сводные полки Военно-Морского Флота и Военно-Воздушных Сил.

В состав полков включались Герои Советского Союза, кавалеры орденов Славы, прославленные снайперы и наиболее отличившиеся орденоносцы — солдаты, сержанты, старшины и офицеры.

Сводные фронтовые полки должны были возглавлять командующие фронтами.

Решено было привезти из Берлина Красное знамя, которое водружено над рейхстагом, а также боевые знамёна немецко-фашистских войск, захваченные в сражениях советскими войсками.

В конце мая и начале июня шла усиленная подготовка к параду. В десятых числах июня весь состав участников уже был одет в новую парадную форму и приступил к тренировке.

12 июня Михаил Иванович Калинин вручил мне третью Золотую Звезду Героя Советского Союза.

Точно не помню, кажется 18—19 июня меня вызвал к себе на дачу Верховный.

Он спросил, не разучился ли я ездить на коне.

   — Нет, не разучился.

   — Вот что, вам придётся принимать Парад Победы. Командовать парадом будет Рокоссовский.

Я ответил:

   — Спасибо за такую честь, но не лучше ли парад принимать вам? Вы Верховный Главнокомандующий, по праву и обязанности парад следует принимать вам.

И. В. Сталин сказал:

   — Я уже стар принимать парады. Принимайте вы, вы помоложе.

Построение парада было определено в порядке общей линии действующих фронтов, справа налево. На правом фланге был построен полк Карельского, затем Ленинградского, 1-го Прибалтийского фронтов и так далее. На левом фланге строй замыкали 4-й Украинский, сводный полк Военно-Морского Флота и части гарнизона Московского военного округа.

Для каждого сводного полка были специально выбраны военные марши, которые были особенно ими любимы. Предпоследняя репетиция к параду состоялась на Центральном аэродроме, а последняя, генеральная, — на Красной площади. В короткий срок все сводные полки были отлично подготовлены и производили внушительное впечатление.

22 июня в газетах был опубликован следующий приказ Верховного Главнокомандующего:

«В ознаменование победы над Германией в Великой Отечественной войне назначаю 24 июня 1945 года в Москве на Красной площади парад войск Действующей армии, Военно-Морского Флота и Московского гарнизона — Парад Победы...

Парад Победы принять моему заместителю Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову, командовать парадом Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.

Верховный Главнокомандующий,

Маршал Советского Союза

И. Сталин

Москва, 22 июня 1945 года».

Вот он, долгожданный и незабываемый день! Советский народ твёрдо верил, что он настанет. Героические воины, воодушевляемые партией Ленина, под командой своих прославленных командиров прошли тяжёлый четырёхлетний боевой путь и закончили его блистательной победой в Берлине.

24 июня 1945 года я встал раньше обычного. Сразу же поглядел в окно, чтобы убедиться в правильности сообщения наших синоптиков, которые накануне предсказывали на утро пасмурную погоду и моросящий дождь. Как хотелось, чтобы на сей раз они ошиблись!

Но увы, на этот раз погоду предсказали верно. Над Москвой было пасмурное небо и моросил дождь. Позвонил командующему Военно-Воздушными Силами, который сказал, что на большей части аэродромов погода нелётная. Казалось, Парад Победы не пройдёт так торжественно, как хотелось.

Но нет! Москвичи в приподнятом настроении шли с оркестрами к району Красной площади, чтобы принять участие в демонстрации в тот исторический день. Их счастливые лица, масса лозунгов, транспарантов, песни создавали всеобщее ликующее настроение.

А те, кто не принимал участия в демонстрации на Красной площади, заполонили все тротуары. Радостное волнение и крики «ура» в честь победы над фашизмом объединяли их с демонстрантами и войсками. В этом единении чувствовалась непреоборимая сила и могущество Страны Советов.

Без трёх минут десять я был на коне у Спасских ворот.

Отчётливо слышу команду: «Парад, смирно!» Вслед за командой прокатился гул аплодисментов. Часы отбивают 10.00.

Что тут говорить, сердце билось учащённо... Послал вперёд коня и направился на Красную площадь. Грянули мощные и торжественные звуки столь дорогой для каждой русской души мелодии «Славься!» Глинки. Затем сразу воцарилась абсолютная тишина, раздались чёткие слова командующего парадом Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского, который, конечно, волновался не меньше моего. Его рапорт поглотил всё моё внимание, и я стал спокоен.

Боевые знамёна войск, под которыми был завершён разгром врага, опалённые войной мужественные лица воинов, их восторженно блестевшие глаза, новые мундиры, на которых сверкали боевые ордена и знаки отличия, создавали волнующую и незабываемую картину.

Как жаль, что многим верным сынам Родины, павшим в боях с кровавым врагом, не довелось дожить до этого радостного дня, дня нашего торжества!

Во время объезда и приветствия войск я видел, как с козырьков фуражек струйками сбегала вода, но душевный подъём был настолько велик, что никто этого не замечал.

Особенный восторг охватил всех, когда торжественным маршем двинулись полки героев мимо Мавзолея В. И. Ленина. Во главе их шли прославившиеся в сражениях с фашистскими войсками генералы, маршалы родов войск и Маршалы Советского Союза.

Ни с чем не сравнимым был момент, когда двести бойцов — ветеранов войны под барабанный бой бросили к подножию Мавзолея В. И. Ленина двести знамён немецко-фашистской армии.

Пусть помнят этот исторический акт реваншисты, любители военных авантюр!..