Мальчишка ворвался. Упал. Зашипел, тряся онемевшей от ушиба рукой. Он неподвижно сидел на холодном кафельном полу школьного туалета, пустым взглядом вперившись в истёршийся безвкусный рисунок на кафеле. Он так часто видел этот рисунок… Рисунок стал частью его мира… юного — и недолговечного.

Силясь отдышаться, мальчишка прислушивался к тишине — лживой, подлой, злобной. Когда кровь в висках перестала стучать, пришла новая боль. Боль бессмысленного отчаяния при мысли, что он никогда не будет в безопасности. Ни там. Ни здесь. Нигде.

Мальчишка, морщась от боли, медленно стянул с плеч портфель и оттолкнул в сторону. Расцарапанными руками потянулся за спину, к сизым крыльям, едва успевшим подёрнуться по краю робкой пепельной кромкой. Стараясь не смотреть, нащупал острый обломок, едва заметный в густоте перьев. Косточка хрустнула, вставая на место — тихо, как хрустят под ногами времени черепки раскрошившейся души.

Мальчишка, всего лишь десятилетний мальчишка с большими сизыми крыльями, шмыгнул носом и огляделся. Вымученно вздохнув, поднялся и похлопал по брюкам. Облачками взвилась пыль.

Мальчишка приблизился к умывальнику и протянул руки к ржавому, вечно простуженному крану. Онемевшими от колючей воды руками смыл текущую из носа кровь.

Он думал о жалости. О жалости, которой не просил, не получал… и которую всегда будет презирать. Он знал, что боль невыносима лишь если причинивший её видит отражение боли в глазах жертвы.

Вздрогнув от оглушительного стука в дверь, мальчишка отскочил от умывальника, в панике оглянулся. Нет, он один. Пока — один. Всегда — один.

Он старался убедить себя, что ему всё равно. Надеялся, что однажды поверит.

Слыша за дверью надрывный смех, он до боли зажимал уши и смотрел на своё отражение в грязном потрескавшемся зеркале. Он хотел раствориться в отражении. Быть может, там, на другой стороне, он отыщет то, без чего жить нельзя. Друга. Или просто тишину?..

Он увидел отражение крыльев и стиснул зубы. Он другой. Он потерян для мира. Нет — он с момента рождения не принадлежал этому миру. Его жизнь цвета пепельной кромки перьев… Ненавистные крылья! Он никогда не смирится. Никогда, ни на миг ему не позволят почувствовать, что он достоин глотка воздуха. Утешения не нужны. Десять лет — даже слишком долгий срок… Он больше не спрашивал. Может, у него вообще нет права жить?

Он почувствовал мгновение, когда мир откликнулся на глухую мольбу.

Мальчишка снова обессилено соскользнул на пол. Медленно, неосознанно, потянулся за рюкзаком и обхватил, как спасительную игрушку в детстве.

А потом… потом вскочил, захлёбываясь слезами, и начал с остервенением отрывать перья — знак вечной обречённости. Перья дождём посыпались на пол, скрывая омерзительный узор кафеля. Мальчишка остановился, задыхаясь от гнева, боли и отчаяния. В побелевших пальцах — горсти перьев. Он слышал отчётливые равномерные звуки — так громко, как будто других звуков в мире не существовало. Капли крови с крыльев срывались на пол.

Очнулся. Торопливо собрал и засунул перья в рюкзак, словно только сейчас осознав, что сотворил. Никто не увидит его боли. Слёзы в одиночестве — единственная слабость, которую он может позволить. Но он знал и другое — боль не уйдёт, пока не исчезнет страх. Он жил ради того, чтобы однажды перестать бояться шума вокруг, шорохов за спиной и не ощущать инстинктивного напряжения тела от постоянного ожидания удара. Однажды… Но не сейчас. Резкий удар по зеркалу — и каскад осколков, в которых дробится отражение.

Он выживет с мечтой о безопасности и понимании, которых был лишён. И вырастет сильным и добрым.