Глава 20
Но тут мы немного отмотаем кинопленку: важно не пропустить очень важный эпизод.
26 мая 1978 года в Вешняковскую квартиру Пугачёвой явился статный красавец с военной выправкой. Стефановича в тот момент не было, и приятному знакомству никто не мешал.
Имя респектабельного гостя было Евгений Болдин. Он явился, чтобы сделать Пугачёвой предложение. От организации «Росконцерт».
Болдин был директором программ фестивального отдела «Росконцерта». Того самого отдела, куда считали не зазорным ходить «на поклон» все звезды советской эстрады. Причем Евгений Борисович оказался там самым молодым сотрудником. Когда в «Росконцерте» встал в опрос о том, чтобы взять к себе Пугачёву, кто-то предложил заняться этим именно обольстительному Болдину.
В отличие от других судьбоносных мужчин в карьере Пугачёвой, Болдин попал в мир искусства случайно. В начале 1970-х он работал учителем черчения в школе: до армии закончил индустриально-педагогическое училище. В 1974 году Болдин случайно познакомился с Олегом Непомнящим — тем самым, кого Пугачёва встретила в эстрадно-цирковом училище и кто был режиссером в ансамбле «Москвичи». Рассказ о закулисной жизни эстрады заворожил учителя. Он забросил циркуль и по рекомендации влиятельного Непомнящего пошел в «Союзконцерт», где стал администратором по организации и проведению концертов и спецмероприятий. Ему было всего 26 лет.
Но главное «спецмероприятие» всей жизни ожидало Болдина впереди. Называлось оно Алла Пугачёва.
Алла к этому времени уже успела основательно поругаться со всеми начальниками Москонцерта и — что самое неприятное — с тамошней партийной организацией. Этот конфликт имел психологическую и финансовую подоплеку. Пугачёва уже стала несомненной эстрадной звездой, но в Москонцерте с большим трудом и неохотой реагировали на ее стремительно изменявшийся статус. Долгое время за сольный концерт она получала унизительную ставку 14 рублей 75 копеек. Затем, в результате непрерывной борьбы, ее чуть повысили до 17 рублей, потом до 19-ти, но дальше планки в виде 21 рубля 50 копеек тариф уже не поднимался «В «Росконцерт» она пришла уже как звезда, — резюмировал Болдин, — поэтому все эти вопросы решать было гораздо легче».
Итак, Евгений Борисович приехал к Алле в Вешняки. Пугачёва поставила на стол бутылку водки, своего любимого напитка. Бутылка была многообещающая — 0,75 литра. Они просидели на кухне три часа, выпивая «Пшеничную» и закусывая обстоятельной беседой о будущей совместной работе. Быстро выяснилось, что Болдин, как и Пугачёва — Овен: его день рождения 13 апреля. Для Аллы, поклонницы небесных сил, это был важный сигнал.
«Нам хватало, о чем беседовать, — вспоминал Болдин. — У Аллы не было тогда ни своего коллектива, ни своего звукорежиссера, ни своего костюмера, ни своей аппаратуры — ничего не было. Все это она должна была получить в "Росконцерте"».
Справедливости ради надо сказать, что на самом деле коллектив у певицы был. Но формально он ей не принадлежал. С 1977 года она работала с ансамблем «Ритм», «прописанном» на приличном удалении от столичной эстрады — в Харьковской филармонии. С городом Харьковом Аллу связывали особые отношения. В тамошнем Театре комедии в качестве администратора работала тетя Муся, которая была женой одного из родственников Аллиного отца («типичная еврейка», по замечанию Евгения Болдина). Алла была с ней очень слабо знакома, пока не оказалась на гастролях в Харькове. Тетя Муся с веселым провинциальным напором «набросилась» на дальнюю родственницу, и столичная звезда не только не отвергла ее притязаний, но, наоборот, приняла с распростертыми объятиями. С тех пор тетя Муся стала очень близким для Аллы человеком. Она часто наезжала в Москву и активно помогала Пугачёвой в ее концертной деятельности. Но кроме этого, как уверяют те, кто хорошо знал обеих, «тетя Муся со своим здоровым и разудалым отношением к жизни имела для Аллы очень важное духовное значение. Она постоянно создавала какую-то атмосферу радости». Алле с ее частыми внезапными депрессиями был необходим рядом такой человек, неиссякаемый аккумулятор. Хотя и любимая тетя Муся иногда могла ей надоесть.
Итак, первым вопросом, который должен был решить Болдин, стал перевод ансамбля «Ритм» из Харьковской филармонии в «Росконцерт». А о том, что Евгений Борисович сразу получит должность директора коллектива А. Б. Пугачёвой, они договорились еще на Вешняковской кухне.
«Нам выдали наш первый комплект концертной аппаратуры "БИГ", — вспоминал Болдин. — Мы были счастливы и считали себя богатейшими людьми. Нам тогда очень помогал начальник управления снабжения Минкульта. В то время еще ни у кого ничего не было. Я оказался первым директором коллектива, получившим комплект световой техники, чтобы возить его по гастролям».
Тем временем приближался международный конкурс «Сопот-78».
В предыдущем году Советский Союз на нем представляла певица Роза Рымбаева, что не повлекло за собой, как планировалось, триумфа советского эстрадного искусства. Теперь Сергей Георгиевич Лапин, председатель Гостелерадио — а именно эта организация отправляла артистов в Сопот — пригласил для беседы Пугачёву.
Сообразительные чиновники из музыкальной редакции ТВ уже давно рекомендовали Лапину направить на конкурс Пугачёву как беспроигрышный вариант. Наконец, и сам Сергей Георгиевич утвердился в этом решении, хотя всего три года назад не хотел показывать певицу с триумфальным «Арлекино».
— Алла, — обратился он с почти нежной улыбкой, — вы должны ехать. Мы несколько лет не завоевывали в Сопоте первых мест. (В отличие от многих партийных боссов Лапин, побывавший послом в Австрии и Китае, имел представление о правилах этикета и обращался к артистам на «вы».)
— Хорошо, Сергей Георгиевич, — улыбнулась Пугачёва. Я, конечно же, поеду. Странно, что вы раньше меня туда не отправляли.
Лапин молча развел руками.
— Но мне не нужно первого места, — продолжила Алла. — Я должна получить Гран-при.
— Это было бы замечательно, но излишняя самоуверенность может лишь повредить. Я буду настраивать руководство на первое место. А что вы там будете петь? Надеюсь, не «королей» этих?
— Ну, это мы еще подумаем.
Песня «Все могут короли» композитора Бориса Рычкова как-то сразу вызвала раздражение власти. Вроде бы ничего крамольного в этих бесхитростных словах Дербенева и не содержалось:
Жил да был, жил да был, жил да был один король.
Правил он, как мог, страною и людьми.
Звался он, звался он, звался он Луи Второй.
Но, впрочем, песня не о нем, а о любви.
И все-таки власть с параноидальным упрямством находила тут что-то не то. «Король» был фактически под запретом на радио и телевидении.
Покойного Сергея Георгиевича Лапина отнюдь нельзя назвать ограниченным самодуром. Он, скажем, очень неплохо играл в шахматы, и тут трудно удержаться от искушения провести параллели между игрой на черно-белой доске и игрищами в кабинетах Кремля, Старой площади, Останкино.
Александр Николаевич Яковлев, отвечавший в то время в ЦК КПСС за пропаганду, рассказывал автору:
«У Лапина был хороший вкус, и он умел оценить настоящий талант. Думаю, что к Пугачёвой он относился хорошо. Но вы поймите, на него шел очень сильный нажим со стороны той же эстрадной публики. Люди же понимали, что растет певица, которая забьет их, а он не хотел ссориться со столпами и, как мог, маневрировал.
Помню, вдруг пошел откуда-то слух, что Лапину запретили давать Пугачёву в эфир. Начинаю выяснять, почему, чье распоряжение. Но тогда же никто никогда ни на кого не ссылался. "Кто? — спрашиваю. — Генсек?" — "Да нет." — "А кто?" — "Да вот там.". Тут я рассердился: "Или вы говорите, кто, или не выдавайте ваши собственные пристрастия за чье-то "там".
А сколько я начитался писем в ЦК от артистов, от писателей, когда одни жаловались на других!
Все мы — рабы своего времени.».
Один из бывших руководителей музыкальной редакции телевидения поведал, например, как к Лапину явилась взволнованная Эдита Пьеха и угрожала, что если в передаче «Песня года» Пугачёва будет петь две песни, а она лишь одну, то Эдите Станиславовне ничего не останется, как покончить жизнь самоубийством. Сергей Георгиевич утешал уважаемую певицу как мог.
Но в Пасхальную ночь Центральное ТВ лукаво ставило в эфир концерты Пугачёвой, дабы народ сидел дома и смотрел ее, а не шел на крестный ход. Таким образом, как остроумно заметил известный тележурналист Леонид Парфенов, в СССР был опровергнут старый тезис о том, что «Битлз» популярней, чем Иисус Христос (имеется в виду знаменитое высказывание Джона Леннона 1966 года).
Сама Пугачёва рассказывала, как она приходила к Лапину с предложением делать по субботам что-то вроде телевизионных дискотек для молодежи.
Лапин выслушивал ее и вдруг спрашивал: «Скажите, а вы любите Обухову?». «И я понимала, что все бесполезно», — усмехалась Алла Борисовна.
Непростым человеком был Сергей Георгиевич Лапин. Но, впрочем, песня не о нем.
В августе 1978 года Алла поехала в Сопот. Теперь ее уже экипировали по-настоящему, не как на «Золотой Орфей» три года назад.
Сценическое платье она пришла шить к знаменитому модельеру Зайцеву — тогда еще не Славе, а просто Вячеславу. У Зайцева были очень респектабельные клиенты вроде Кобзона и Магомаева, не говоря уже о членах ЦК КПСС и женах дипломатов. По сути, долгое время Зайцев оставался единственным брендом в советском кутюре. (Другие его коллеги, как, например, Александр Игманд из Дома моды на Кузнецком, были известны только самому узкому кругу — с самыми большими животами.)
— Алла была очень скромна и интеллигентна, — рассказывал Зайцев спустя десятилетия. — Она просила сделать платье, которое было бы ей удобно на сцене. Я в то время увлекался кроем «солнце-клеш» и сделал это красное платье.
Получился тот красный балахон, который, под стать своей владелице, произведет революцию.
— Красный цвет, — пояснял Зайцев, — отлично характеризует ее темперамент, силу мощь. И это цвет России!
Стефанович, например, полагает, что балахон остается самым лучшим концертным нарядом его бывшей супруги, «потому что скрывал недостатки фигуры и давал большие возможности для трансформации. А все эти миниюбки на не очень молодой женщине выглядят смешно». Тут трудно поспорить. В фильме «Пена» Пугачёва появляется именно в красном балахоне.
Кстати, Зайцев еще требовал, чтобы Пугачёва не распускала, а наоборот, поднимала свои волосы.
— Я обожал ее в этом образе. А она не хотела поднимать. Ну, и у нас возникали некоторые недоразумения.
Пугачёва в красном балахоне станет для СССР таким же нетленным символом, как слезы Ирины Родниной на пьедестале и фуэте Плисецкой в «Лебедином озере».
Советская Прекрасная дама.
Ее образ будет тиражироваться на обложках журналов, открытках и даже полиэтиленовых пакетах.
Но союз дамы с Зайцевым окажется мимолетным видением.
Вячеслав Михайлович объяснил это так:
— У нас с ней разные отношения к образу. Я воспринимал ее как певицу, которая достойна самых лучших костюмов и не должна заискивать перед публикой. Выдерживать аристократизм. Но у нее было другое мнение. Поэтому мы с ней расстались.
Накануне выступления в Сопоте у Пугачёвой началось воспаление легких.
Аллу пытались отговорить от выступления: слабость, температура, затрудненное дыхание — все эти симптомы никак не способствовали удачному выступлению.
«Воспаление легких пройдет, — ответила Пугачёва. — А Сопота больше не будет».
Она снова хотела победить. Она была уверена в победе.
В алом балахоне она спела «Все могут короли». На всю Восточную Европу и весь Советский Союз. Это уже потом, в новое время, выступление Пугачёвой будут квалифицировать чуть ли не как акт гражданского мужества, протест против советской власти.
Глупости, конечно. Это вам не панк-фестиваль, а Пугачёва — не Джонни Роттен. На таких мероприятиях выверялось всё вплоть до «осанки» скрипичных ключей в партитурах.
К тому же надо учитывать, что этот фестиваль, в отличие от «Орфея», — конкурс не исполнителей, а песен. Так что хорошо знали «короли» в Москве, с чем отправляли козырную даму.
Пугачёва получила Гран-при — «Янтарного соловья». Когда потом ее спросили, как же она пела с воспалением легких, не просто пела, а носилась по сцене, «заводила» зал, Алла ответила:
— Думаете, я что-то там ощущала? На сцене проходят все болезни!
После Сопота «Королей», можно сказать, реабилитировали в советском эфире. Теперь было бы глупо не крутить песню по радио и телевидению.
Через несколько месяцев в интервью «Московскому комсомольцу» Пугачёва сказала: «Я ехала в Сопот и твердо знала, что с этой песней все будет в порядке — она уже известна в Польше, музыка ритмичная, а текст. Текст очень талантлив, но ведь иноязычная аудитория. Тот жест, который обозначает корону и который я применяю обычно в конце песни, вынесла в самое начало, четко определив, о чем буду петь». Потом добавила: «А вообще-то, больше я "Королей", наверное, петь не буду. Не моя это песня.».
В тот период, под активным «излучением» Стефановича Пугачёва вполне искренне пыталась стать певицей утонченной, лирической, чуть декадентствующей. Стефанович находил для этого стихи.
Но страна хотела «Королей».
И «монархия» победила. Пугачёва пела эту песню.
Интересно, что для композитора Бориса Рычкова «Короли» тоже не были мелодией всей жизни, выстраданной и долгожданной. Они оказались случайным всплеском, почти шалостью. Рычков был очень известным джазовым пианистом и в юности стал лауреатом конкурса, который проходил в 1957 году во время Фестиваля молодежи и студентов. Подобно Леониду Гарину, ему пришлось пойти на компромисс со своей джазовой совестью и писать музыку для эстрады. Но ни одного шлягера, подобного «Королям», он не создал.
Из-за этой же песни Пугачёва поссорилась с Дербеневым, автором слов. Нет, сами слова не при чем. Всему виной деньги, движущая сила искусства. Вера Ивановна Дербенева описала в своей книге, что произошло после победы Пугачёвой в Сопоте: «В Москве Рычков и Дербенев попросили Аллу отдать им заслуженную награду — ведь это был конкурс песни, а не исполнителя. Алла тогда ответила: "Вручили мне, значит, награда моя. А денежный приз у меня украли — когда заработаю, отдам в рублях", — говорит Дербенева. — Рычков позже взял положенную ему часть денег, а Дербенев отказался. На тот момент он собирался ехать в Польшу и очень рассчитывал на эти злотые. Вот тогда они с Аллой страшно разругались. Леониду Петровичу не понравилось, что Алла начала ему врать».
Они после этого не общались много лет.
* * *
Но «Короли» никуда не делись. Пугачёва песню не любила, но иногда пела ее назло.
Был случай, когда в честь очередного милицейского праздника устраивался концерт в Колонном зале Дома союзов. Аллу, естественно, пригласили выступить. (Милиция и военные всегда были от нее без ума и настойчиво звали на все свои торжества. Концерт без Пугачёвой ко Дню милиции можно было считать преступлением.)
Перед выступлением начальник Политуправления МВД, курировавший подобные мероприятия, упрашивал Пугачёву:
— Пой, что хочешь. Пой, сколько хочешь. Об одном умоляю — не пой этих своих «Королей».
— Хорошо, не буду, — кротко ответила певица.
— Аллочка, обещай мне, что не будешь петь «Королей»! Там в зале будут все! — генерал многозначительно поднял глаза вверх.
— Обещаю, обещаю.
Алла вышла на сцену. Исполнила одну песню (аплодисменты), вторую (бурные аплодисменты), третью (аплодисменты, переходящие в овацию).
Потом запела «Все могут короли». На припеве подбежала к авансцене, выкинула вперед правую руку и стала буквально тыкать пальцем в первые ряды, где сидели Щелоков, министр внутренних дел, и его зам Чурбанов, зять Брежнева.
В другой раз Пугачёва должна была выступить на празднике у военных. Она уже ходила за кулисами, когда к ней подскочил один из заместителей министра обороны СССР:
— Так, пойте про «Даром преподаватели.», про эти, про дожди, но никаких «королей»!
— Меня сюда пригласили выступать, а не выслушивать ваши советы, — раздраженно произнесла Алла. — Буду петь, что сочту нужным.
— Это наш концерт, и вы будете петь, что скажут!
— Ах, это ваш концерт?! — Алла резко развернулась к своим музыкантам, которые уже стояли с инструментами, готовые к выступлению:
— Так, ребята! Собираемся и уходим отсюда!
И стремительно пошла прочь от сцены.
Роман с Евгением Болдиным, судя по всему, был неизбежен. Он был очень умен, очень галантен, очень предприимчив. Болдин мог казаться слегка флегматичным, чуть рассеянным, но это лишь придавало ему особое обаяние. (Впрочем, музыканты ансамбля «Ритм» не без ехидства вспоминали, что Болдин как бы по рассеянности во время гастролей забывал выдавать им суточные, и они чуть ли не корочками питались. Рассеянность — профессиональная болезнь администраторов, увы.)
Болдин спокойно выдерживал все атаки Пугачёвой, даже самые болезненные. А Пугачёва умеет хлебно и зрелищно извести кого угодно в приступе мизантропии. Ее укус может оказаться почти смертельным для человека непривычного. Болдин же оставался невозмутим, как английский лорд.
И самое главное, он всегда был рядом с Аллой, с утра до вечера: шли постоянные гастроли. Поэтому вполне естественно, что с какого-то момента они с Жекусей (так она его окрестила) уже не расставались и на ночь.
«Стефанович очень стремительно из жизни Аллы выпадал», — так лаконично прокомментировал тогдашнюю ситуацию сам Болдин. Впрочем, Александр Борисович тоже не томился одинокими ночами. Кастинг юных красавиц не прекращался, о чем Алла знала.
В 1979 году Пугачёвой и Стефановичу досталась, наконец, новая квартира: из Вешняков им предстоял переезд на улицу Горького. Надо сказать, что в квартирном вопросе Стефанович опять-таки сыграл свою роль. Дело в том, что к этому моменту у Аллы не было еще никаких официальных званий и титулов — артистка «Росконцерта» и все. Негражданский репертуар не позволял возводить певицу в степень. А если кто подзабыл, то следует вспомнить, что в советское время всякое звание или правительственные награды имели, помимо всех прочих, еще и сугубо утилитарное значение. В данном случае оно выражалось в метрах жилплощади.
Стефанович был членом Союза кинематографистов, а это в ту пору значило немало. «Я доставал какие-то справки для дополнительной жилплощади, — вспоминал он. — И в результате нам дали огромную по тем временам квартиру — четырехкомнатную.».
Когда Пугачёва только получила это космическое пространство, то приехала его осмотреть с небольшой компанией. Номер квартиры был 13. «Ну, а какой еще может у меня быть? — засмеялась Пугачёва. — Любимое число. Счастливое, можно сказать».
Там еще не было вообще никакой мебели, голый паркет и стены. На полу расстелили плащи, уселись. На газетах разложили закуску и выпивку, разлили.
«За мой новый дом!» — со стаканом в руке провозгласила ликующая Пугачёва и тихо добавила: «Господи, неужели? Неужели буду жить как человек?».
Впрочем, некоторые другие жильцы, тоже известные мастера культуры, остались недовольны такой соседкой. Они обреченно ожидали появления во дворе толпы сумасшедших поклонников. И не ошиблись.
Между тем, поклонники Пугачёвой в высших сферах даже без степеней доверяли ей особо ответственные задания. Однажды Болдину позвонили, голос по телефону назвался культурным атташе французского посольства и сообщил, что «хотел бы обсудить возможность участия госпожи Пугачёвой в концерте с Джо Дассеном». Болдин сразу решил, что их разыгрывают.
Но то был не розыгрыш. Французская строительная фирма, которая возвела для Московской Олимпиады огромный отель «Космос», пожелала отметить это событие выступлением Дассена в концертном зале новой гостиницы. Но для того чтобы событие не носило характер «национального праздника» в чужой стране, было решено пригласить здешнюю поп-звезду. Понятно, что сразу же стала рассматриваться кандидатура Пугачёвой.
Алла согласилась быстро, однако возражения возникли у нашего Министерства культуры. Но поскольку накануне Олимпиады Советский Союз должен был активно демонстрировать расцвет свободомыслия и радость от любых культурных контактов с Западом, то чинить глупые препоны для такого ответственного мероприятия, как концерт «любимого простыми французами певца», не стоило. Хотят с Пугачёвой, ну и Бог с ними. О спорт, ты мир.
Возможно, наших чиновников раздосадовало и то обстоятельство, что советская сторона не имела вообще никакого касательства к этому мероприятию. Дассен прилетел на своем самолете, со своей аппаратурой и даже со своими охранными овчарками (они стерегли французскую технику в «Космосе»).
«Я помню, как приехало наше телевидение, — рассказывал Болдин, — будучи в абсолютной уверенности, что сейчас снимет весь концерт. И, наверное, первый раз в жизни телевизионщики получили отказ от съемок, что оказалось для них полной неожиданностью. Но им объяснили, что это чужой праздник, и что Дассен против съемок».
Алла выступала в первом отделении, Джо — во втором. Конечно, никакого общения практически не получилось: певец прилетел буквально на сутки.
В те несколько «дипломатических» минут, что Дассен беседовал с Пугачёвой, Алла помимо общих приветственных фраз о нашем гостеприимстве и миролюбии (гебисты кружились вокруг стаей) успела лишь сказать, что мечтает выступить в парижском зале «Олимпия». Дассен вежливо улыбнулся.
Зато гонорар за концерт Пугачёва получила уникальный. Ослепительный гонорар. Возможно, история не знает подобных гонораров.
У Стефановича имелось оригинальное хобби — переделка жилых помещений. Поэтому, ознакомившись с планировкой новой квартиры, он составил свой план ее реконструкции, который включал даже возведение настоящего камина. Дизайн квартиры помог сделать известный художник Анатолий Брусиловский.
Стефанович с наслаждением скупал предметы антиквариата. Потом рабочие сносили внутренние стены (тогда это воспринималось как революция), и в результате все комнаты оказались связанными между собой.
Эта особенность знаменитой квартиры Пугачёвой потом сыграет вспомогательную роль в ее личной жизни. Когда она в ярости или озорном упоении захочет погонять кого-нибудь, то вся кутерьма будет происходить по кругу, из комнаты в комнату, до изнеможения.
Удручала Стефановича лишь постылая советская сантехника. Но концерт в «Космосе» осенил его французским поцелуем: в качестве оплаты он попросил ванну и унитаз из гостиничного комплекта.
«Стефанович достаточно бездарный режиссер, но совершенно гениальный аферюга в бытовых вопросах», — признавала сама Пугачёва позже.
Французы не возражали и дали эту скромную «контрибуцию» за спаленную когда-то Москву.
Но жить в перестроенной по его смелому проекту квартире Стефановичу почти не довелось.
13 января 1980 года в купе поезда Харьков-Москва Пугачёва и Болдин приняли решение жить вместе. Эту дату они считали днем своей свадьбы. Мендельсоном для них стал неведомый машинист. Однако оставались ненужный Стефанович и столь нужный фильм под его руководством.
«Отношения наши в то время уже нельзя было назвать хорошими, — вспоминал Стефанович. — Но мы договорились, что будем работать и как профессионалы доведем работу до конца.».
Близкие знакомые Пугачёвой говорили, что критической для Аллы стала постельная сцена с участием Стефановича и некоей девицы. (Странно, что эта девушка до сих пор не издала мемуары «Как я спала с мужем Пугачёвой»). Пугачёва случайно застала их вместе, после чего во время съемок не сдержалась. Когда Стефанович стал делать ей какие-то замечания по роли, Алла вдруг закричала на всю площадку:
— И ты еще будешь мне указывать, говнюк?
Стефанович подскочил к жене и зашептал:
— Тише, Пугачёвочка, тише! Цивилизованная семья — это не счастье, а видимость счастья. Мы с тобой должны создавать эту видимость.
— Видимость?! Счастья?! — вскричала Алла. — Для тебя счастье — это моя машина, и сейчас это счастье станет видимостью!
Пугачёва схватила первую попавшуюся под руку железяку и, подбежав к «жигулям», начала с упоением бить стекла. (Тут как раз стоит припомнить безумный поступок Леонида Гарина — уж не он ли с небес или откуда-то еще вдохновил Аллу на этот разгром?) Бледный Стефанович вздрагивал при каждом ударе.
Понятно, что о продолжении съемок уже речи не было.
На самом деле девица в постели стала просто поводом поколотить стекла. Склонная к меланхолии Алла боролась с ней и мужем любыми подручными методами. Стефанович в конце концов стал для Пугачёвой ее «черным человеком». Она уже чуть ли не слышала звуки реквиема:
«В какой-то момент я почувствовала, что просто гибну, гибну. У него есть дьявольский дар человека просто придавить. Мои выступления становились все более трагическими. Под конец я была в таком состоянии, что просто умирала. И он стоял надо мной, радостный, и говорил: «О, это агония!». Вот это слово — агония — заставило меня стряхнуть всё. И я выгнала его!».
Кстати, в ту пору ходили слухи, что Пугачёва пыталась убить мужа. Наверное, отчасти на нее спроецировали судьбу несчастной Валентины Малявиной, за которую Алла спела в «Короле-олене». В любом случае хорошо, что под рукой оказался ВАЗ. Или лучше спеть: «Все-таки здорово, что так недорого папа купил автомобиль! Пип-Пип!».
…Когда они разводились, Стефанович приезжал в квартиру на Горького, свинчивал дверные ручки, кухонные крючки и чуть ли не выкручивал лампочки. Французскую сантехнику, впрочем, не тронул.
Пугачёва при этом демонически хохотала.
* * *
Спустя время Стефанович приступил к съемкам другого фильма — «Душа». Молва утверждала, что бывший муж Пугачёвой в качестве этакой «культурной» мести пригласил на главную роль в этой картине Софию Ротару, неизменную сценическую соперницу Аллы. Об их взаимной неприязни слагали чуть ли не саги. Но Александр Борисович отрицал какие-либо мстительные мотивы в своем выборе:
«Действительно, когда фильм "Рецитал" закрыли, я особенно не возражал, но через год был написан другой сценарий с другим названием и для другой актрисы».
Пугачёва, которая готова всюду находить мистические знаки, скорбно резюмировала спустя много лет: «Обратите внимание, что Соня Ротару снималась в картине "Душа", где играла больную певицу. Так вот с тех пор она с этой болезнью практически не расстается».
Справедливости ради: София Михайловна Ротару, которая старше нашей героини на два года, — выглядит до сих пор замечательно.
А Стефанович все-таки «отомстил» бывшей жене, но спустя очень много лет. В 2014 году вышел его сериал «Кураж», он — о популярной советской певице конца 1970-х Рыжей. По имени Галла. И звучат в фильме именно пугачёвские хиты, только в исполнении Дины Гариповой. Короче, всем понятно, о ком фильм. Писать о сериале нет смысла — его легко найти в сети. Интересней реакция Аллы Борисовны и ее близких. О ней сообщил Максим Галкин, едва сериал вышел: «Я посмотрел первую серию. Алла очень хохотала. Меня выбешивало там многое. Это очень дешево сделано, даже если убрать остальное за скобки. Алла достойна дорогого фильма без экономии бюджета.
У меня было впечатление, что распилили все, что возможно, и в конце концов на трех фанерных декорациях сняли фильм.».
* * *
Но главное — самой Пугачёвой с кино не везет. При всем ее драматическом таланте. Мистики тут нет. Скорей всего, с ней просто боятся иметь дело хорошие режиссеры. Они отлично понимают, кто будет командовать парадом на площадке. А с посредственными она сама не желает связываться. Впрочем, нет, иногда связывается, очевидно, надеясь ослепить зрителя своей пассионарностью.
Хороший пример плохого кино — комедия «За двумя зайцами» 2003 года с Максимом Галкиным и Веркой Сердючкой.
Наверно, стоит подождать еще. Ведь сам Никита Михалков как-то сказал, что ее амплуа — комическая старуха. А может быть, найдется для нее свой Алексей Герман, как в свое время нашелся для Андрея Миронова. Который сломал образ бриллианторукого Бендера и вывел в своем «Лапшине» персонажа трагического, безысходного.
Однако полночь близится, а Германа все нет.
