Алла медленно шла по коридору Театра эстрады и разглядывала портреты мэтров, развешанные по стенам. В конце коридора она увидела во весь рост себя. Это было огромное зеркало.

— Девушка, дорогая! — окликнул ее кто-то. — Будьте добры, еще раз так же пройдитесь по коридору.

Она обернулась и увидела человека с кинокамерой. Рядом с ним стоял другой и тихо, но сердито что-то говорил.

— А зачем вам? — поинтересовалась Алла.

— Мы с телевидения, делаем репортаж об этом конкурсе. И вот вы так здорово тут шли, что мы захотели это снять.

— Так я же здесь выступать буду! Может, вы лучше это снимете?

— Ну, это само собой. А как вас зовут?

— Алла Пугачёва.

— А-а! Я про вас слышал от Володи Трифонова. А меня зовут Женя Гинзбург. Я режиссер. Делаю программу «Артлото».

Эта информация Аллу взволновала. «Артлото» была одной из немногих развлекательных программ на телевидении семидесятых. (Как раз в ту пору, о которой речь, в 1974 году, одним из ее ведущих стал Евгений Петросян. Автор предлагает по достоинству оценить телевизионный стаж Евгения Вагановича.)

Однако Гинзбург и его оператор сейчас были тут совсем по другому поводу. Они готовились снимать Всесоюзный конкурс артистов эстрады.

— Будьте добры, — попросил Гинзбург Аллу, — еще раз пройдите по коридору и смотрите на эти портреты. Просто мы стали вас снимать тайком, а у оператора пленка кончилась.

— Ради бога, — ответила Пугачёва и снова двинулась по коридору под стрекотание камеры.

Всесоюзные конкурсы артистов эстрады проводились тогда раз в три года, и не было ни одного молодого певца, «разговорника» или клоуна, который бы не силился попасть туда. Это все равно, что быть зачисленным в отряд космонавтов. (Смех за кадром.)

Для каждого жанра был предусмотрен отдельный конкурс, где работало свое компетентное жюри. К первому туру допускался практически любой, достаточно было лишь ходатайства концертной организации. Подчас в рамках первого тура члены жюри даже выезжали смотреть артиста «на месте», т. е. в каком-нибудь провинциальном городке, где тот, собственно, и жил. Второй тур уже предполагал куда более серьезную борьбу за выход в финал. Третий же тур был самым вожделенным. Его транслировали по телевидению на всю страну. А если учесть трагичный дефицит развлекательных программ на тогдашнем ТВ, то легко догадаться, что вся страна обязательно смотрела финал конкурса. И его лауреат действительно мог проснуться на следующее утро знаменитым и даже почти богатым. Из этих лауреатов потом составляли концертные бригады, которым давали очень хорошие площадки по всей стране. В общем, без всякого преувеличения можно сказать, что на конкурсах решались вопросы артистической карьеры, славы и денег.

* * *

На Пятый Всесоюзный конкурс в октябре 1974 года Пугачёву направлял, естественно, Москонцерт. Она выбрала для исполнения две песни. Первую — ту самую «Посидим, поокаем» с подаренными ей стихами Резника. А второй была (кто сейчас ее вспомнит?) «Ермолова с Чистых прудов» — песня о войне с не самыми выдающимися стихами и мелодией, хотя последнюю и написал великий Никита Богословский (не только шедевры выдавали наши композиторы, надо признать). Слова сочинил поэт Владимир Дыховичный, отец будущего популярного кинорежиссера.

Но дело сейчас даже не в качестве песни. Сама военная тема была откровенно не Пугачёвской. Конечно, у нее еще не было в тот момент фирменного репертуара, но «любовно-драматическая» доминанта уже звенела. Однако тогда Алла не могла избежать «гражданской тематики», иначе дальше первого тура ее бы вовсе не пустили.

Когда перед конкурсом проводилась жеребьевка, дирижер Юрий Силантьев, председатель жюри, с наигранным ужасом в голосе произнес:

— Та-ак, посмотрим, кто вытянет тринадцатый номер!

Его вытянула, естественно, Пугачёва.

В «Посидим-поокаем» певица своею волей чуть изменила слова. В изначальном варианте у Резника была такая строчка: «Твои слова — как шелк сорта дорогого.». Сочетание звуков «как шелк сорта» при пении превращалось в нечто малоразборчивое, и Алла его вообще убрала. Как сама она позже вспоминала, у нее состоялось объяснение с Резником. Тот сперва «рвал и метал», но затем смирился с Пугачёвской редактурой. Ему еще много с чем предстоит смириться. А характер Пугачёвой тут уже блистает — как шелк сорта дорогого. Хотя она еще лишь второразрядная певица. Известный поэт подарил строчки — надо поблагодарить и принять как сакральный текст. Но не такова наша героиня.

Воспользуемся этим незначительным эпизодом, чтобы доказать значительный тезис: Пугачёва амбициозна до самозабвения. Каждый свой выход ей надо превратить в триумф, въезд Жанны д'Арк в Орлеан на белом коне. Ради этого она готова сама чистить конюшни и кидаться навозом в нерадивых коллег.

Если исследовать все публикации о Пугачёвой за последние сорок лет, там можно найти любые оценки певицы и ее творчества — вплоть до непечатных.

Но никто никогда не посмел обвинить ее в том, что она отнеслась к делу легкомысленно, наплевательски. Куда больше обвинений в том, что Пугачёва стремится контролировать слишком много, держать в своих маленьких руках все вожжи. А кони попадаются привередливые.

Можно назвать это качество глянцевым словом «профессионализм». Но в случае с Пугачёвой уместнее другие: раж, усердие или совсем забытое — ревность. По Далю, «ревностный — предавшийся всею душою делу» (обойдемся без «ятей»).

Именно за это и преданы ей те, кто рядом с Аллой на протяжении многих лет. Готовы терпеть многое, почти все.

Для серьезной подготовки Москонцерт выделил Пугачёвой опытного наставника-концертмейстера — Виталия Критюка. Он же сделал аранжировки ее конкурсных песен. Большинству Критюк был знаком по своему сценическому псевдониму Кретов.

По воспоминаниям многих, его отношения с Аллой не ограничились аранжировками. Тональность была задана высокая.

Тут, наконец, пришел момент «оркестровать» самую волнующую тему — Пугачёва и мужчины.

Обратим внимание на то, что у Пугачёвой практически не было близких подруг. Даже девочки, с которыми она дружила в школе и училище, не остались потом рядом с ней. Свидетельница на свадьбе, которая по традиции должна быть наперсницей, хранительницей тайн и личным «психоаналитиком», не сыграла в судьбе Аллы никакой роли, кроме росчерка пера в книге регистрации. По-настоящему близкая подруга — одна! — появится через много лет, когда Алла уже станет Пугачёвой, о чем речь впереди.

Вся ее жизнь — это мужчины. Которые лепили ее, которые любили ее. Кого-то она с благодарностью вспоминает до сих пор, кого-то проклинает, не жалея лексических запасов. Уже не раз публиковали «интимный список» Пугачёвой, куда не вносили разве что Брежнева в силу его старческой немощи. Какой-то «дурак с бульвара» выдвигал версию о том, что на самом деле от каждого возлюбленного Пугачёва не только получала творческий заряд, но и производила на свет ребенка (веселая была бы семейка, однако).

Но менее всего автору, при всей коммерческой привлекательности затеи, хотелось бы писать оперу «Донна Жуана». Чтобы в финале героиня проваливалась в рай с Максимом Галкиным.

Просто мужчины — стихия Пугачёвой. Стихия и музыка. Стихия и проза.

* * *

В 1979 году Виталий Критюк станет художественным руководителем ансамбля «Лейся, песня», сменив на этом посту эмигрировавшего в США Михаила Шуфутинского. Но после того как уже в восьмидесятые у его коллектива несколько раз подряд не примут новую программу, отчаявшийся Критюк бросит музыку и займется каким-то загадочным бизнесом.

«Мы пытались его остановить, — вспоминал Вячеслав Добрынин. — Но это было бесполезно. Он попал в какую-то глупую переделку, кто-то его просто подставил — и Виталия посадили в тюрьму. По-моему, там было что-то связанное с торговлей иконами. Правда, мы, музыканты, как могли ему помогали, и вместо шести лет он отсидел полтора года. Но, как мне показалось, пока он сидел, попал под чье-то влияние, как это часто бывает в "местах не столь отдаленных". Виталий вышел из тюрьмы и продолжил заниматься бизнесом. Я говорил ему: "Это тебя до добра не доведет, неужели ты не понимаешь?". Но он улыбался в ответ: "Ну что ты! Я теперь такой уже опытный."».

Однажды Критюк отправился в гости к своему племяннику, тот жил в районе Арбата. Ушел от него, но домой уже никогда не вернулся. Спустя какое-то время спохватились, стали искать — нигде никаких следов.

«С тех пор никто его не видел — ни мертвым, ни живым», — заключал Добрынин.

Но вернемся в Дом на набережной, в Театр эстрады.

Пока шел конкурс, молодые артисты нервозно бродили по Театру эстрады, знакомились друг с другом. Кто-то подвел Аллу к сумрачному брюнету в изящном костюме. Он представился:

— Раймонд. Я из Риги. А вы?

— А я из Москвы.

— Хорошо.

На этом общение с молодым композитором Раймондом Паулсом закончилось. Паулс приехал на конкурс со своим ансамблем и даже завоевал второе место среди ВИА, как именовались тогда вокально-инструментальные ансамбли. Завоевал на пару с группой «Самоцветы» под руководством Юрия Маликова, где солировала тогда Елена Преснякова, будущая родственница Аллы.

Геннадий Хазанов в своем разговорном жанре тогда получил первое место.

Его монолог глуповатого студента кулинарного техникума распотешил весь советский народ так, что некоторые фразы на долгое время превратились в поговорки и присказки. Но сам Хазанов был тогда настолько робок и неуверен в себе, что когда на одном из лауреатских концертов его представят как артиста, который станет знаменит не менее, чем Райкин, он побоится выйти на сцену и спрячется за кулисами. Справедливости ради надо сказать, что Хазанов разделил первое место с Кларой Новиковой, описывать достоинства которой тоже нет нужды.

Но Алла даже не догадываясь, какое смятение она посеяла в рядах мэтров, заседавших в Большом жюри (на третьем туре все жанровые жюри объединялись).

Еще между турами Никита Богословский сказал в одном интервью по поводу Пугачёвой: «Я потрясен. Вы обратили внимание, что наш конкурс — не певцов, а артистов эстрады. Пугачёва как никто другой отвечает этому. Она поет хорошо, но главное — играет песню и выступает как актриса драмы и комедии. Думаю, если придется, справится и с трагедией. Ради открытия таких талантов мы и проводим этот конкурс, а Пугачёвой пожелаю "В добрый путь!" и крепить связи с советскими композиторами!».

Связи она крепить будет, но об этом еще никто не знает. Сам Богословский пока даже не догадывается о результатах конкурса.

Это потом, спустя годы, появятся мемуары мэтров с фразами, вроде «я прослезился, я понял, что у нее великое будущее.». Все было не так. Большинством голосов было решено вообще не присуждать ей никакого места: «Таким нечего делать на советской эстраде!». Оставалось объявить результаты.

И тут поднялась взволнованная Гелена Великанова, очень известная тогда певица (в 1960-е годы именно она исполняла такие шлягеры, как «Ландыши» и «Рулатэ», за которые, правда, и ей доставалось). Великанова всплеснула руками:

— Товарищи, уважаемые члены жюри! Я хочу сказать об этой девочке — Алле Пугачёвой. Как же мы можем не дать ей никакого места? Она же очень, очень талантлива! — Великанова говорила все громче. — Может быть, где-то у нее есть огрехи. Но она совершенно ни на кого не похожа! Товарищи! Да мы будем потом всю жизнь носить клеймо позора, что ничего не дали Пугачёвой!

— Ну, это ты, Геля, погорячилась! — раздраженно произнес кто-то из членов жюри. — Нечего ей давать. А хочет петь, пусть идет в ресторан — самое место.

В нашем разговоре Великанова уверяла, что сам Леонид Осипович Утесов назвал тогда Пугачёву «вульгарной».

— Нет, она не вульгарная, она яркая, — спокойно сказал Константин Орбелян, руководитель эстрадного оркестра Армении. — Мне она тоже понравилась. И Ося вот со мной согласен, — Орбелян кивнул в сторону Кобзона.

И Кобзон тоже поддержал ту самую «синюшную» девочку, которой десять лет назад уступил студию.

— Ну так что же, товарищи?! — Утесов сердито посмотрел вокруг. — Вы что, собираетесь переголосовывать?

— Конечно, Леонид Осипович! — воскликнула Великанова. Спустя почти четверть века после описываемых событий автор спросил у Гелены Марцеловны, как же она рискнула отстаивать певицу, которая активно не понравилась большинству: дело-то почти безнадежное.

— А я по натуре боец! — задорно произнесла она, словно перед ней как тогда снова сидели угрюмые мэтры. — Каждый из членов жюри обязательно «тянул» кого-нибудь из конкурсантов, это было понятно. Но когда я увидела, что не пускают действительно талантливого человека, то стала бороться!

Примечательно, что до этого конкурса Великанова не то что не была знакома с Аллой — даже, по ее словам, не слышала песен в исполнении Пугачёвой.

…Когда объявляли лауреатов, все претенденты полукругом выстроились на сцене Театра эстрады и замерли. Алла стояла с краю, в светлом распахнутом пальто. Между Геннадием Хазановым и Валерием Ярушиным, руководителем группы «Ариэль».

Первое место. Второе место. Третье место. Алла почти плакала прямо здесь, на сцене: ее не было в списке лауреатов.

«А также, — устало закончил председатель жюри, — третье место решено присудить Алле Пугачёвой».

После этого Алла что-то шепнула на ухо Ярушину, застегнула пальто и быстро ушла со сцены, где в упоении смеялись, обнимались, целовались победители. Кто-то окликнул ее, она даже не обернулась. Поскольку теперь результаты Пятого конкурса артистов эстрады имеют уже историческое значение, то позволю себе привести их полностью в интересующей нас номинации «вокальный жанр».

Первое место поделили Валерий Чемоданов и Ренат Ибрагимов.

Второе — Валерий Кучинский, Надежда Якимова, Лидия Борисюк-Видаш.

Третье — Шатен Айрумян, Борис Лехтлаан, Сергей Мороз и она, наша героиня.

Прочтите еще раз — по одному — эти имена. Попытайтесь вспомнить, какой вклад каждый из них внес в развитие отечественной эстрады. (Кроме последнего, лишь Ренат Ибрагимов останется вписан в эстрадные «скрижали».) Где все эти люди? Что пели они? Нет ответа.

Впрочем, странность этой ситуации некоторые члены жюри осознали, точнее, отчасти осознали сразу же. В номере «Советской культуры» от 29 октября 1974 года певица Ирма Яунзем, народная артистка РСФСР, писала:

«Нам пришлось прослушать на первом туре около 100 вокалистов и более 20 ансамблей. Впечатление было такое, будто бы мы слышали все время одно и то же. Настолько все это было безликим, серым, неинтересным. За исключением. Вот об исключениях и хочется сказать особо. Такие вот исключения и говорят о том, что не умирают высокие традиции советской эстрады, их подхватывают как эстафету поколений настоящие таланты, призвание которых столь очевидно, что обсуждению не подлежит (как выяснилось немногим ранее, очень даже подлежит — А. Б.). Трио «Ромэн», В. Чемоданов, С. Мороз, В. Кучинский, А. Пугачёва — все они имеют свое лицо, свою индивидуальность. И микрофон, этот бич XX века, в их руках из врага превращается в друга».

Кстати, в том же номере газеты был напечатан некролог Екатерины Алексеевны Фурцевой, министра культуры СССР. Ее сменит товарищ Демичев, с которым Алле еще предстоит общаться.

* * *

А Гелена Великанова вскоре встретилась с Аллой еще раз, случайно.

«Она обратилась ко мне с просьбой, — вспоминала Гелена Марцеловна. — Чтобы я позанималась с ней, помогла поставить несколько песен. Но я ответила, что Алле ни в коем случае нельзя работать с кем-то: она сама настолько талантлива, что ей никто не нужен».

Через несколько лет Великановой предстоит помогать молодому Валерию Леонтьеву, у которого будут серьезные проблемы с проникновением на большую советскую эстраду. В первую очередь Гелена Марцеловна посоветует ему сбрить бороду, которой Леонтьев невероятно гордился. Но это другая история.

Спустя годы уже заматеревшая Пугачёва будет рассказывать, как после ее конкурсного выступления на сцену поднялась Клавдия Ивановна Шульженко и в восторге бросила к ногам молоденькой певицы букет роз.

Нет. Не было тогда там ни Шульженко, ни роз.

Это как раз типичный случай Пугачёвского мифотворчества.

Но что же она шепнула тогда на сцене Ярушину? Он поведал об этом в своей книге. Пугачёва отчетливо произнесла:

— Вот увидишь, как теперь я буду мстить этим гадам!