Это случилось еще задолго до «Орфея». После концерта в каком-то Доме культуры за кулисами к Алле подошел худой человек и представился: композитор Александр Зацепин. Алла, конечно, и так сразу догадалась, кто передней. «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «Земля Санникова» — кто же не знал тогда самого легкокрылого композитора советского кинематографа?

«Один музыкант, с которым я работал, — вспоминает Александр Сергеевич, — сказал мне, чтобы я сходил и послушал некую Пугачёву. Это, по-моему, был концерт какой-то самодеятельности. Я действительно пошел. Она пела там «Посидим-поокаем» и очень мне понравилась. После концерта я с ней познакомился и чуть ли не сразу же предложил записать какую-то песню для фильма».

Алле тогда очень польстило внимание Зацепина, и она, разумеется, сразу же согласилась. Тем более что тогда, до своей «орфейской» славы часто нуждалась в финансовой поддержке. (Мама иногда спрашивала, нужны ли Аллочке деньги, но та небрежно отмахивалась: да у меня этих денег. Это было, мягко говоря, блефом. Но Алла всегда старалась сама дать родителям денег — на Кристинку.)

Надо заметить, у Зацепина уже тогда, в середине семидесятых, была своя домашняя студия — неслыханная роскошь! За музыку к картинам хорошо платили. А за музыку к успешным картинам — очень хорошо. Как ни странно, в советские времена учитывались цифры проката, и по их результатам съемочной группе платили премии. Это были тысячи. При средней зарплате интеллигента в 120 рублей — удивительные, нечеловеческие деньги.

Алла приходила к Зацепину домой, и они работали. Записывали песни к фильмам: «До свиданья, лето» для «Центрового из поднебесья», «Куда уходит детство?» для «Фантазий Веснухина». Для Пугачёвой это был очень недурной заработок. Мало кто знает, что знаменитая вещица «Волшебник-недоучка» тоже была сделана для фильма. Тогда московских мэтров заваливала заказами «растущая кинематография» азиатских республик. Их, в свою очередь, обильно финансировало государство: национальную, дескать, культуру нужно всемерно оберегать и поддерживать. На эти деньги переводились сотни километров кинопленки «Свема». Так, то ли на «Туркменфильме», то ли на «Таджикфильме» готовилась картина для детей «Отважный Ширак». Зацепин со своим неизменным соавтором поэтом Дербеневым сочинили песню мальчика, одного из героев фильма, который учился на всемогущего мага, но, как выяснилось, с пагубными для общества последствиями. Спела ее Пугачёва. Песня, в отличие от убогого фильма, стала государственным хитом:

«В "Волшебнике-недоучке", — вспоминал Зацепин, — Алла при записи вдруг не "попала" в припев, начала раньше времени: "Даром преподаватели.". Ойкнула, засмеялась. (Вообще это был редкий случай, она всегда пела очень точно.) Я сохранил этот неудачный вариант и потом оставил его в песне. Получилось, будто это сделано специально».

Уже после «Орфея» Алла как-то в тревоге позвонила Зацепину:

— Тут будут со мной интервью в «Огоньке» делать. Хотят приехать ко мне домой, там фотографировать. Вы представляете, это в моей-то хибаре в Вешняках?

Александр Сергеевич не растерялся. И предложил, чтобы Пугачёва встречалась с журналистами в его квартире, где было не стыдно принять даже президента Франции. Они разыграли тогда целый спектакль. Алла с Кристиной приехала к Зацепиным, по дороге объяснив пятилетней дочке, что сейчас у них будет интересная игра. Аллу нарядили в шелковый халат зацепинской супруги, а сама супруга взяла на себя роль домашней прислуги певицы. Приехали журналисты. Алла вальяжно развалилась на чужом диване, Кристина с визгом носилась по многокомнатной квартире (играть так играть!).

— А там у вас что? — поинтересовались корреспонденты.

— Там-то? А там моя домашняя студия, — небрежно ответила Пугачёва.

* * *

Именно в этой студии с Пугачёвой случится преображение. Точней с ее голосом.

Она болела, но пришла на запись. Ей надо было взять очень высокую ноту. В принципе, для ее тогдашнего «пионерского» регистра задача несложная. Но во время болезни голосовой аппарат сопротивлялся, прятался. Алла все же дотянулась до роковой ноты. И сорвала голос.

Зато спустя некоторое время обнаружилось, что у нее открылся богатый нижний регистр, который она щедро тратит до сих пор. Хотя курение и другие излишества тоже добавили веса в вокальную сокровищницу Пугачёвой.

А как раз в июле 1975 года, когда по телевизору показывали финал конкурса «Золотой Орфей», в одном из подмосковных Домов творчества его с любопытством наблюдали Александр Зацепин с Леонидом Дербеневым и одна из редакторов киностудии «Мосфильм» Любовь Цицина.

После того как Пугачёва спела «Арлекино», Дербенев вымолвил:

— А что, ведь с ней можно было бы сделать хороший музыкальный фильм.

— Да, — согласился Зацепин. — А то у нас или хорошая певица, но плохая артистка, или наоборот. А тут такое удачное сочетание.

В разговор вступила Цицина:

— Ну, если ты, Саша, — она обратилась к Зацепину, — взялся бы написать музыку, то я бы у нас на «Мосфильме» нашла сценариста.

— Для Аллы напишу, — заключил Зацепин.

Вскоре после того разговора в Доме творчества Дербенев пригласил Аллу к себе домой и поведал об идее фильма с ней. Алла пришла в полный восторг. Собственно, она уже давно была готова к этому предложению, даже грезила кино. Она уже много спела за кадром и считала, что пора выйти из тени. Общалась с режиссерами, сценаристами, обольщала, заигрывала. А тут взяли и сами предложили ей! (Кстати, Пугачёва очень любит цитировать фразу Воланда из своего любимого романа «Мастер и Маргарита»: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут».)

Дербенев и Цицина познакомили Аллу со сценаристом Анатолием Степановым. Они пообщались. Выяснилось, что Пугачёва приглянулась Степанову еще на Пятом конкурсе артистов эстрады.

«Меня привлекали в Алле, — вспоминал Анатолий Яковлевич, — ее московское начало и этакий простонародный нонконформизм».

Месяца через три он написал сценарий «Третья любовь». Главную героиню звали Анна Стрельцова — намек очевиден:

«Многое в своем сценарии я просто угадал, например, деревянный дом, где героиня провела детство. Какие-то черты характера».

По словам Цициной, курировавшей этот фильм как редактор «Мосфильма», получилась очень симпатичная психологическая история: «Но Алле было нужно совсем другое — музыкальный фильм о себе. Поэтому текст три раза переписывался под ее давлением».

Насчет «давления» до сих пор много непонятного. Например, сам Степанов утверждал, что сценарий переделывался по требованию чиновников из Госкино. Они сразу начали морщиться:

— Зачем вам снимать фильм с этой развязной девицей? Есть же, например, Эдита Пьеха.

Тем не менее, чиновники хорошо понимали, что легкое кино с популярной певицей сулит кассовый успех. Это вам не «Солярис».

В качестве режиссера Пугачёва выбрала Александра Орлова — незадолго до этого она спела несколько песен к его фильму «Стоянка поезда — две минуты». С Орловым же ее познакомила приятельница — актриса Алла Будницкая, жена режиссера.

Конечно, «выбрала» — сказано излишне категорично: не таков еще был статус Пугачёвой, чтобы назначать себе режиссеров. Но очень постаралась: ей хотелось работать с человеком, которого она уже знала и который воспринимал ее актерские амбиции без иронии.

Режиссер картины Александр Орлов рассказывал:

«Съемки оказались под очень серьезным контролем "сверху". Может, все было бы спокойнее, если бы сама Алла не объявила раньше времени об этой картине. А вышло следующим образом. В газете "Труд" на первой полосе была помещена небольшая фотография Леонида Ильича Брежнева с новогодним поздравлением Советскому народу, а внутри газеты — огромная, в пять раз больше, фотография Пугачёвой и интервью с ней на целый разворот. Ну и в ЦК и Госкино, конечно же, сразу очень заинтересовались картиной: стали контролировать тексты диалогов, сюжетные линии, взаимоотношения героев, костюмы персонажей. Все это мало способствовало творческому процессу, но при этом мы понимали, что фильм позволит Алле взлететь на небывалую высоту. Это понимали и наверху, считая, что с точки зрения идеологической картина создавала излишний культ личности певицы».

Бывший председатель Госкино Филипп Тимофеевич Ермаш в беседе с автором книги выказал крайнее недоумение в связи с заявлениями Орлова:

— Ну, кто-то, может, и был огорчен, что Пугачёва появится на экране, но не до такой уж степени. Не знаю. У меня даже есть пластинка с автографом, подаренная мне Аллой.

(Интересно, что было бы, если бы Пугачёва вдруг заявила всемогущему Ермашу: «А вот пластинки с автографом вы от меня не дождетесь, душитель Тарковского!».)

Во всяком случае, по общему мнению последний вариант сценария оказался намного хуже предыдущих. Тем не менее, съемки начались. Правда, с опозданием на полтора года — в начале 1977-го. И на другой натуре — не в Литве, как планировалось изначально, а в Сочи.

К тому же обнаружились некоторые сложности с актерским составом. Проблем не возникло лишь с Аллой Будницкой: она была совсем не против играть в картине мужа. Некоторые артисты, к которым Орлов обращался, просто отказывались из-за того, что центральной фигурой здесь была Алла.

Актер Николай Волков, сыгравший одну из ролей в фильме, вспоминал:

— Я сразу согласился сниматься, как только узнал, что передо мной отказались «обслуживать взбалмошную Пугачёву» несколько известных актеров. Я же был поражен ее внутренней силой, даже несмотря на некоторую вульгарность. Она вовсе не выглядела высокомерной примой. Очень веселенькая.

Многим съемки этого фильма запомнились как этакая увеселительная прогулка в Сочи, «пикник на обочине», по выражению того же Волкова. Пока готовилась «натура» и налаживалась техника, актеры сидели в ресторанчике на пляже, потягивая вино. По вечерам Алла со своей компанией, включая навещавшего ее Стефановича, возвращалась в приморскую гостиницу, где каждый вечер устраивались достаточно буйные празднования очередного съемочного дня. Все местные жители и отдыхающие стягивались поближе и с простодушным интересом наблюдали за вакханалией столичных знаменитостей.

Днем они тем более не оставляли своим вниманием съемочную группу.

«Однажды во время перерыва, — рассказывал режиссер Александр Орлов, — вокруг Аллы собралась большая толпа, и все стали просить у нее автографы. Но поскольку на пляже у многих людей просто не нашлось, на чем писать, стали подбирать гальку, и Алла расписывалась на камушках. В конце концов, когда мы вернулись на берег продолжать съемку, то к нашему ужасу обнаружили, что гальки на пляже просто не осталось».

По словам сценариста Анатолия Степанова, Стефанович пытался принять деятельное участие в судьбе картины, и «под его руководством Алла нередко взбрыкивала». Но Пугачёва и без влияния своего мужа хотела максимально влиять на ход всей работы. Она даже непосредственно занялась монтажом фильма, но потом его все равно пришлось перемонтировать.

«Алла боялась играть кого-то другого, а не себя, — говорил Степанов. — Но я видел ее в пробах — она прекрасная драматическая актриса. Но так как Пугачёва пыталась быть похожей исключительно на себя, то получилось много отсебятины. Так, например, в фильме не было никакой развязки личной жизни героини, только эстрадная. Несколько сцен пришлось потом просто доснимать. Но зато вот там она уже сыграла по-настоящему. Тогда Алла призналась мне, что, наконец, поняла, как надо было все делать».

Композитором фильма, как и задумывалось с самого начала, стал Александр Зацепин. Он написал несколько песен, в том числе и ставшую невероятно популярной «Так же, как все»:

«Я тогда попросил Дербенева изменить там слова, — вспоминал Александр Сергеевич. — Мне казалось, что этот припев («Так же, как все, как все, как все») звучит неудачно. Но Алла сказала, что нет, у нее это хорошо получается». (Спустя несколько лет эту песню исполнит один французский певец. В его варианте в припеве будут звучать слова «такси, такси». Так он на слух воспринял русский текст.)

Скоро Зацепин услышал о том, что в картину собираются включить песни никому не известного Бориса Горбоноса. Он стал выяснять подробности, и ему сообщили, что это некий молодой парень, живущий в Люберцах. И самое ужасное, что он парализован. Но как может пишет музыку. Грех не помочь такому человеку.

Зацепин, который прекрасно осознавал свой статус, остался крайне недоволен благотворительностью за его счет:

— На «Мосфильме» я сказал, что не хочу, чтобы в фильм попали чьи-то чужие песни. Там на меня посмотрели очень косо, потому что я вот не захотел помочь несчастному мальчику. Тощая пошел к директору студии Сизову и сообщил ему, что отказываюсь от работы в этом фильме; пусть музыку к нему пишет Горбонос. Но Сизов меня уговорил, сказав, что в таком случае фильм будет закрыт, пропадут деньги и прочее.

В одном из интервью того времени Пугачёва поведала: «Я отказалась на время от гастрольных поездок как по стране, так и за рубежом. Мне необходимо поработать над новыми произведениями. Открою небольшой секрет: мой будущий репертуар пополнится песнями композитора Бориса Горбоноса, с которым я совсем недавно познакомилась, но уже успела подружиться. Мне доставляет большую радость работать с хорошими людьми.».

Однако Борисом Горбоносом оказался не парализованный юноша, а пышущая здоровьем Алла Пугачёва. Эту легенду она сочинила в соавторстве со Стефановичем. Мистификацию можно было бы счесть просто восхитительной (это в Советском-то Союзе!), если бы она была сотворена из чистой любви к музыке. Но восторги несколько заглушает шорох сберкнижки.

Стефанович настоятельно доказывал жене, что она должна петь собственные песни (после нескольких забытых ранних опытов Пугачёва больше не пыталась сама писать). Помимо творческого удовлетворения это сулило и прямую финансовую выгоду, если работать для телевидения или кино. В этом случае накапливалось сразу приятное множество пунктов, по которым должны были платить гонорары и авторские отчисления: за репетицию, за запись, за съемку и — очень немало — за само произведение. Загвоздка заключалась в том, что на телевидении и киностудиях имели право официально работать и получать деньги лишь члены Союза композиторов.

Чтобы обойти эти формальности, и потребовалась жалостливая песенка про люберецкого бедолагу. (Кстати, Стефанович тут просто воспользовался именем своего одноклассника.)

Остается неясным, как Алла рассчитывала получить гонорары за произведения чужого для нее Горбоноса. Впрочем, логика прослеживается: раз парень парализован, то прийти в кассу за деньгами сам не может. Значит, надо их оформить на другого, а он передаст. Может, даже была договоренность с настоящим Горбоносом — надо же какие-то документы предъявлять.

Пока же снимался фильм, у Пугачёвой вышла ее первая большая пластинка «Зеркало души». Очень большая. Это был двойной альбом — случай практически беспрецедентный в советской грамзаписи. Причем, он имел две версии — элитную и попроще. Первую, умеренным тиражом печатали на Московском опытном заводе грампластинок с прекрасным по тем временам качеством винила и глянцевым роскошным конвертом. Вторую — основной тираж — на Апрелевском заводе. «Зеркало души» разойдется колоссальным даже для такой страны, как СССР, тиражом свыше четырех миллионов экземпляров. На этом альбоме тоже удалось разместить три песни под авторством Б. Горбоноса.

Когда на «Мосфильме» вдруг засомневались в реальности этого самого Горбоноса, то заговорщики решили усугубить мистификацию.

«Я привел Аллу в мою съемочную группу, — рассказывал, посмеиваясь, Стефанович, — нарядил в свой пиджак, рубашку, галстук, гример сделал ей усы, парик. В таком виде ее сфотографировали. В конце концов, на "Мосфильме" провели расследование, выяснили, что такого композитора нет, но было уже поздно. Фильм выходил на экраны».

Вся эта травестийная история тоже, кстати, сомнительна. Зачем Пугачёвой-то усы приклеивать? Добровольца из мужчин не могли найти?

Потом в журнале «Клуб и художественная самодеятельность» даже опубликуют фотографии всего процесса превращения Пугачёвой в Горбоноса, что лишний раз заставит советский народ восхищаться его любимой Аллочкой, тем более, что роль Стефановича в этой буффонаде никак не будет обозначена.

В печали останется лишь один человек — Зацепин:

— Я очень обиделся на Аллу за этот обман.

Они практически перестанут общаться, а в начале восьмидесятых композитор уедет из страны и поселится в Париже.

* * *

Песню «Женщина, которая поет» написала тоже Пугачёва. И убедила всех именно так назвать картину. А не «Третья любовь». Она взяла стихи народного поэта Кабардино-Балкарии Кайсына Кулиева, но слегка переиначила слова. Исходный текст был написан от лица мужчины и рефрен гласил — «ту женщину, которую люблю». Редакторы с «Мосфильма» специально связывались с Кулиевым, чтобы он дал свое добро на эту переделку, и тот с удовольствием согласился, хотя, судя по всему, не очень хорошо понимал, о чем вообще идет речь.

В этой песне у Аллы был композитор-соавтор — Леонид Семенович Гарин, который на протяжении нескольких лет был очень близким человеком для Пугачёвой.

Гарин мог бы стать прототипом для героя музыкального триллера. В эпоху развитого социализма его занесло будто случайно, Творец-композитор по рассеянности поставил его значок не в ту партитуру. Страна и эпоха Гарина — это Америка двадцатых годов. Он был очень одаренным, он сам обучился музыке, обожал джаз. Ему все давалось легко — и музыка, и женщины. Он купил у Лундстрема вибрафон — инструмент для СССР редкий — и стал на нем играть, достигнув виртуозного мастерства. Он любил певиц, «Леня их коллекционировал», как заметил его коллега по джазовому ансамблю. Но мужья певиц не очень любили Леню. Поэтому он всегда носил с собой нож. Хотя был человеком совершенно бесстрашным, отчаянным. И внешность имел демоническую, все время ходил в темных очках. В джазовых кругах его называли за глаза «ненормальный мальчик», настолько непредсказуемы были гаринские реакции.

Однажды у него было дурное настроение, и, чтобы немного развеяться, Гарин взял и переколотил стекла всех машин на стоянке (этот поступок рекомендуется запомнить — пригодится нам в ближайшем будущем).

Но если в 1960-е годы джаз в СССР был очень популярен, то в 1970-е уже побеждала безжалостная эстрада. И Гарин стал приобщаться к этой культуре, которая на самом деле была для него чужда. Он начал писать песни. Но хитов у Гарина не получалось, кроме той самой «Женщины, которая поет».

Пугачёвой нравились гаринские безумства, хотя связывать жизнь с таким человеком она никак не хотела.

Леонид Гарин погиб в сентябре 1979 года. В Сочи проходил фестиваль советской песни, где он оказался почти случайно. Он любил присутствовать в гуще хмельных событий и был сам не дурак выпить. Когда он уже возвращался после очередной вечеринки, на него напали. Вряд ли хотели убить, но Гарин упал и ударился затылком об асфальтовый бордюр. Смерть была мгновенной. Этот случай немедленно связали с одной из женщин Гарина, которая родила от него ребенка, но отцу видеться с ним не позволяла. Отдала на воспитание своим родителям в провинцию. А Гарин искренне хотел, чтобы ребенок жил с ним, злился и угрожал. Впрочем, следствие так ничего и не установило.

На том же фестивале в Сочи была и Алла.

Пугачёва по сей день называет Ленечку Гарина в числе тех немногих людей, кто знал о ней все.

А само выражение «женщина, которая поет» стало ее вторым именем. Как у древней богини, чье истинное имя лучше не упоминать всуе.

Давно пора уже издать полную «Пугачёвскую энциклопедию». Единицей хранения избрать песню. Структура энциклопедии проста: название песни и история ее создания со всеми встречами, черновиками, ссорами, нотами, поцелуями и слезами. Ну и с легким историческим фоном, дымом отечества.

Когда фильм был почти готов, то руководству «Мосфильма» представили отснятый материал.

— Что-то тут все песни про любовь, — заметило руководство. — А гражданская тематика совсем не затронута.

— Я эту тематику никогда и не трогала, — возразила Пугачёва.

— Могут возникнуть проблемы.

«Тогда директор студии Сизов придумал очень хороший ход, — вспоминал режиссер Александр Орлов. — Он предложил нам поехать в Тольятти на концерт Пугачёвой, где должны были в изобилии присутствовать представители рабочего класса, и снять ее там. Тогда будет видно, что простой народ очень любит певицу. Даже без гражданских песен».

Правда, Орлов тактично обошел малоприятный эпизод. Пугачёва, устав от доделок, написала письмо чиновнику от кино, которое заканчивалось фразой: «Так как "Мосфильм" поручает переделывать фильм тем же автору и режиссеру, которые уже сняли один печально известный вариант, я обращаюсь к Вам с убедительной просьбой взять под свой личный контроль их предложения по переделке. Новые съемки выбивают меня из графика моей основной работы на эстраде, и я бы хотела использовать свое время действительно на дело».

Но и под «личным контролем» (если он, конечно, был) фильм не стал шедевром. Госкино присвоило «Женщине.» так называемую «третью категорию» как фильму, представляющему, мягко говоря, не самый большой интерес для прокатчиков, предназначенному для редких клубных просмотров. Киножурналисты и вся творческая интеллигенция его громила, попутно скорбно напоминая, что единственной удачей певицы были песни «с лицом» Барбары Брыльской. Пугачёва еще несколько лет будет устало объяснять критикам, что «фильм получился не плохой и не хороший — а музыкальный».

А у широких народных масс картина имела колоссальный успех, установив удивительные рекорды кассовых сборов.

«Нам нигде не давали прохода, — рассказывала Алла Будницкая. — В первую очередь, конечно, Пугачёвой. Как-то после Аллиного концерта мы должны были поехать к ней домой. Но мы сидели с ней в гримерке и никуда не ехали.

Я, наконец, спрашиваю: "Алла, когда же мы поедем?" — "Куда ехать, — отвечает она. — Ты посмотри вниз". Я выглянула на улицу и увидела огромную толпу молодых людей, которые ждали ее выхода. Оказывается, она уже не могла выходить на улицу после концерта без помощи милиции и дружинников.

Когда же мне с мужем удалось-таки пробраться к ее машине (сама Алла еще не вышла), то оказалось, что все замки были забиты спичками: специально, чтобы она задержалась тут хотя бы на какое-то время. Замки с трудом очистили, и потом милиция почти что на руках донесла ее до машины. Когда же дверцы захлопнулись, я увидела, как к стеклам приплюснулись лица, и машина затрещала.».

По результатам опроса читателей журнала «Советский экран» Алла Пугачёва была признана лучшей киноактрисой 1978 года.

А Борис Горбонос умер счастливой смертью, получив «надгробный памятник» из винила.