Пугачёва иногда рассказывает, что самое первое в ее жизни воспоминание — это ослепительный свет. И поясняет: видимо, это был свет в операционной, куда ее отправили сразу после рождения.

Не станем сейчас устанавливать правдивость мемуара и консультироваться с ироничными специалистами по нейрофизиологии. Пусть и ослепительный, миф этот далеко не самый яркий из тех, которые за свою жизнь сочинила о себе Алла Борисовна.

Впрочем, операционный стол действительно был тогда, 15 апреля 1949 года. Врачи обнаружили у новорожденной небольшую опухоль на горле. Опухоль удалили без осложнений, однако родителям пришлось сильно понервничать.

В предыдущем году Борис Михайлович и Зинаида Архиповна похоронили своего первенца Гену, который младенцем умер от дифтерии. Поэтому второго ребенка ждали с мучительной надеждой и страхом. Зинаида Архиповна, убежденная коммунистка, тайком ходила вечерами в церковь и, как умела, молилась.

Однако родиться с «бракованным» горлом, которое спустя годы будет покрывать торжествующим меццо-сопрано полмира, — что это, если не гадкая шутка, произведенная Мойрами над беспомощным пока существом?

Но — к черту мистику!

Пока двухэтажный дом в Зонточном переулке радуется девчонке. Лучше бы, конечно, пацана, сейчас-то после войны мужики очень нужны. Но и эта жизнь нового советского человечка тоже в радость.

* * *

Борис Михайлович Пугачёв и Зинаида Архиповна Одегова познакомились в Москве, после войны. Ему было немногим меньше тридцати, она — на четыре года моложе. Оба воевали. Борис Михайлович на фронте оказался в разведке и потом всегда с удовольствием рассказывал самые удивительные истории, что с ним приключались. За это балагурство жена, посмеиваясь, называла его «Василием Тёркиным».

Борис родился в Москве в 1918 году. А его отец приехал сюда из Могилевской области. Род Пугачёвых — из небольшой деревни Узгорск, ее даже на карте трудно найти. По семейному преданию, Мария, прабабушка Пугачёвой, была целительницей и дожила до 90 лет. В тех краях все Пугачёвы и похоронены. Так что не стоит верить фантазерам, которые приписывают Алле Борисовне родство с Емельяном Пугачёвым, тот был донской казак, к тому же его потомки сменили фамилию.

На войне Борис Пугачёв потерял правый глаз: во время уличного боя пуля попала в стену рядом, сколов кусок кирпича, который отлетел в голову разведчика. «Хорошо, что камешек, а не сама пуля», — шутил Борис Михайлович.

После войны, будучи уже крупным хозяйственным работником, он любил играть в народном театре. Те, кто хорошо знал Пугачёва, уверяют, что именно от него Алла унаследовала естественное озорство и неуемный артистизм.

Зинаида Одегова пошла на фронт с Урала. Она была родом из города Березники Пермской области, где и закончила педагогический техникум. (В Березниках, кстати, до сих пор живет обширная родня Аллы Борисовны — рабочие, шахтеры. Из тех же мест родом Борис Ельцин — так что вполне бунтарская у города аура.) Двадцатилетняя Зина стала бойцом противовоздушной обороны. Кроме того, за хороший голос ее взяли в концертную бригаду, которая в грузовичке разъезжала по батальонам, дивизиям, полкам и, как тогда говорили, «поднимала боевой дух Красной армии». У нее не было никакого музыкального образования, но это в тот момент не имело значения.

Кстати, в архиве общества «Мемориал» значится некий Архип Одегов, сельский счетовод, которого арестовали в 1937 году. Наверняка это пугачевский дед, которого она не знала. Этому Одегову тогда повезло: в 1939-м его уже выпустили. Однако в 1943 году он погиб на фронте.

Известная украинская актриса Маргарита Криницына приходится Пугачёвой родственницей как раз по линии Одеговых. Криницына сыграла Проню Прокоповну в фильме «За двумя зайцами» 1961 года. Забавно, что эту же роль Пугачёва возьмет себе в новогоднем бенефисном мюзикле в 2003 году.

Выйдя в 1947 году замуж за Пугачёва, Зинаида Архиповна поселилась у него в комнатке на Качновке — старом московском районе неподалеку от метро «Аэропорт». Там у них и родился Гена, которого крестили в церкви Всех святых, что у станциии «Сокол».

Факт крестин в семье коммунистов заслуживает отдельного комментария. Храм заново открыли всего лишь за год до этого: то был период, когда сталинское руководство проявило прагматичное послабление в отношении Русской Православной Церкви. Ближе к концу войны вдруг сообразили, что вера может послужить мобилизующим фактором не хуже криков «За Сталина!». Священникам, которых незадолго до этого сотнями отправляли на Колыму, вдруг разрешили служить. Церковная «оттепель» продолжалась и после войны, так что крестины младенца не приветствовались, но и не карались. А простая русская женщина Зинаида Архиповна была уверена, что крестить ребенка надо обязательно — как же иначе?

Там же, на маленьком погосте около Всех святых Гена и был похоронен. А вскоре Пугачёвым дали жилье у Крестьянской заставы — Крестьянки, как называли ее жители. Они поселились на втором этаже двухэтажного деревянного дома в Зонточном переулке. Тот начинался от знаменитого «сотого» универмага и быстро заканчивался у Первого часового завода. Дом № 14, где обитали Пугачёвы, ничем не выделялся среди других таких же домов этого ветхого района. Вокруг громоздились склады магазина, гаражи, неизменные голубятни. Дворы были огорожены деревянными заборами, из одного дворика в другой попадали через калитки.

В начале семидесятых Зонточный переулок и его окрестности начисто снесли — вдоль Волгоградского проспекта начинали возводить новые огромные дома. От легендарной рабочей Крестьянки ныне совершенно ничего не осталось. Теперь от пугачёвских времен здесь лишь здание универмага, который, впрочем, тоже давно превращен в торговый центр «Сотый».

Пугачёвы удостоились неслыханной роскоши — двухкомнатной квартиры, крошечной, но отдельной. Это благо заслужил Борис Михайлович, который тогда уже был мелким хозяйственным работником, ну и членом партии, разумеется. В квартире не хватало лишь ванны, но коммунальный быт эпохи и не предполагал такой роскоши. Оперативные омовения совершались в большом тазу на кухне, а полноценно очищались по выходным дням неподалеку — в Воронцовских банях. Бани, кстати, сохранились, хотя и были сильно перестроены.

* * *

Супруги представляли собой почти что идеальную пару. Зинаида Архиповна была большой модницей по тем временам и хорошо шила — вечерами часто сидела за швейной машинкой «Зингер». А Борис Михайлович, как только выдавался свободный день, мчался на рыбалку. Он возвращался с лещами или плотвичкой и радостно провозглашал с порога: «Сейчас мы эту рыбешку уконтропопим!». У него было два любимых словца: это самое «уконтропопить» и еще одно, загадочное «аляфулюм». Борис Михайлович говорил: «все будет аляфулюм», что означало «все будет хорошо, классно, клево». Происхождение этого слова так и осталось для родственников неясным.

Зарплаты Бориса Михайловича вполне хватало на то, чтобы жена не задумывалась о работе и была просто домохозяйкой. В то время редкая женщина могла себе такое позволить.

Много позже, в интервью 1975 года Пугачёва скажет:

«Если бы не война, я родилась бы в артистической семье. Моя мама была певицей, но потеряла голос на фронте, а отец мечтал стать артистом оригинального жанра, однако был ранен, лишился глаза… И я родилась уже в семье инженеров…».

Легенду про родителей-инженеров она повторит еще не раз. Объяснение видится простое: папа-снабженец и мама-домохозяйка не очень выгодно смотрелись как факт биографии «девчонки с окраины». А сказать «инженер» — это все равно, что ничего не сказать. «Инженер» в советской мифологии было понятием универсальным и бессмысленным одновременно.

* * *

Через год после Аллы у Пугачёвых появился второй ребенок.

Женя Пугачёв родился 7 апреля 1950 года. Борис Михайлович смеялся, что дети «обложили» отца с обеих сторон, поскольку его собственный день рождения приходился на 12 апреля.

Женю тоже крестили. При этом все детство ни Алла, ни ее брат нательных крестиков не носили, это уже было ненужным фрондерством — они хранились у мамы в сокровенной шкатулочке.

Тут автор не без гордости должен заметить, что он стал первым журналистом, который раскрыл «тайну» пугачёвского брата. Это было в 1997 году, когда делалась предыдущая книга.

Кто-то из старых друзей Пугачёвой в разговоре вскользь упомянул о брате. Какой такой брат? Как какой — Женя! На языке таблоидов такое открытие называется просто — сенсация. Собственно, именно так и написали на обложке еженедельника «7 дней», где автор тогда работал.

А Евгений Борисович принял у себя дома очень тепло, с холодной водкой. Закуска была щедрой и простой — как и положено военному и холостяку с двумя сыновьями.

В 1968 году Женя Пугачёв поступил в Горьковское высшее военно-командное училище связи. Дело в том, что он давно был неравнодушен к радиотехнике, хотя мама с четвертого класса определила его в английскую спецшколу. Но иностранный язык не сыграл решающей роли в жизни сына, на что уповала Зинаида Архиповна.

Из Горького Женя привез не только лейтенантские погоны, но и молодую жену. У них вскоре родился сын Артем.

Офицерская карьера Пугачёва складывалась удачно — он оказался в Центральном аппарате Министерства обороны.

«Но бывает же злой рок, — вспоминал он. — Однажды я попал в дурацкую историю. Я тогда работал в районе станции Тарасовка. В один из выходных дней я вывозил семьи командного состава на Пироговское водохранилище. Уже при подъезде к нему у меня сломалась машина. До водохранилища было близко, и все пошли пешком, а я остался ремонтировать машину. Скоро я понял, что нужна помощь и не глядя тормознул черную „Волгу". На этой „Волге" я доехал до станции и там вызвал подмогу.

Скоро приезжает к нам особист: «Ну, расскажите, как все было». Рассказываю. «А о чем говорили в „Волге"?». Оказалось, что в ней сидел военный атташе посольства США, матерый разведчик, которого вскоре выслали. (Дело в том, что в Тарасовке находились дачи американского посольства.)

Так после Москвы как «пособник шпиона» я сразу попал на Семипалатинский полигон. (Все, конечно, понимали, что встреча с этим злополучным атташе была чистой случайностью, но были обязаны как-то меня наказать.) Я провел там семь лет. Ближайший населенный пункт от нашего ядерного полигона — казахская деревня — находился в десяти километрах, воду мы брали из маленького артезианского колодца. Попасть иногда в сам Семипалатинск для нас было большой радостью. По выходным нас развлекали фильмами — такими, как «Чапаев» или «Коммунист».

Там меня научили пить — по-настоящему. Причем, как бы ты ни напился, наутро был обязан явиться на службу, и чтоб никто из начальства ничего не заподозрил. Они, конечно, обо всем знали — все ведь рядом, в одной части, но просто доверяли нам. Иначе там невозможно. Да и потом, это не Москва, где каждый мечтает занять место другого — потеплее. Вряд ли кому-то было нужно меня «подсиживать» в Семипалатинске. Там совсем другие отношения».

Алла, естественно, пыталась помочь Жекеше, как она называла брата, пыталась вызволить его из казахских степей. Просила об этом своих приятелей-военных. Но что могла сделать эстрадная звезда, даже любимая генералами? Определенный срок Пугачёв все равно должен был пробыть в ссылке. Более того, однажды его вызвали в Особый отдел и достаточно строго попросили не афишировать, кто его родная сестра. «Думаю, — предположил Евгений Борисович, — что и с ней провели беседу на эту же тему».

Из сослуживцев мало кто знал о родстве Евгения Пугачёва с первой звездой нашей эстрады. В анкетах, где требовалось указывать родственников, он писал: «сестра, солистка Москонцерта». Ну, мало ли там солисток… А Пугачёв — не самая редкая фамилия.

Кстати, внешне они совершенно непохожи.

В Семипалатинске Пугачёв женился во второй раз: первой супруге не слишком приглянулась тоскливая жизнь в зоне с постоянным ядерным излучением. Там же родился сын Владислав.

Алле удалось увезти с полигона маленького Артема. Она пыталась вызволить и брата, но безуспешно. Даже генералы оказались бессильны перед подозрением в «шпионаже».

Его дальнейшей судьбой во многом опять-таки распорядился случай. Как-то к ним на полигон прибыл с проверкой полковник из столицы. Он узнал, что Пугачёв тоже москвич, обрадовался, и по этому поводу они вдвоем очень хорошо «посидели». А через полтора месяца Жене пришел вызов из Москвы. «Тогда ведь все такие вопросы решались за стаканом», — философски заметил Евгений Борисович.

Потом были спецоперации в Афганистане, где наш «ограниченный контингент» уже оказывал «братскую помощь». Пугачёв всю жизнь отказывался рассказывать, что ему приходилось там делать, когда вместе с бригадой спецназа его на несколько дней забрасывали в горы.

«Меня всегда очень поддерживал отец, — вспоминал Евгений Борисович. — Однажды я вернулся из такой спецкомандировки. Отец обнял меня, спросил: „Все в порядке?" — „Все в порядке", — ответил я. Только он один и понял, где я был. Что делал».

Потом офицер связи Пугачёв был взят на работу в некое военизированное управление, связанное с правительством:

«Вот где я увидел красивую жизнь. Вокруг меня уже не было офицеров в потрепанных комбинезонах… Все были чьими-то сынками и племянниками».

В задачу Евгения Борисовича, среди прочих, теперь входило обеспечение средствами охраны и сигнализации дач Горбачева, Рыжкова, Язова.

«Очень меня веселило, как строили дачу Моисеева — бывшего начальника Генштаба. Построили, приезжает его жена, осматривает все и говорит: „Так, солнце будет всходить отсюда, куда выходит окно. Значит, будет будить нас рано. Переделать". Приезжает в следующий раз: „Теперь окно смотрит в лес. Значит, будет постоянная тень, сырость, комары. Переделать". И так еще несколько раз».

В 1994 году Пугачёв вышел в отставку в чине полковника. Сорок четыре года — возраст уж никак не пенсионный, но, как объясняет он сам, дальнейшая служба стала для него непосильна по состоянию здоровья: семь лет в поле интенсивного излучения дали о себе знать.

Но на офицерское пособие Евгений Борисович жить не захотел, тем более что один растил двух сыновей: его вторая супруга преисполнилась внезапного «свободомыслия». Отставной полковник попробовал себя в качестве телохранителя, но потом отказался от этой хоть и хорошо оплачиваемой, но ненормированной работы. Алла как-то сказала, что могла бы предложить ему работу у себя, «но ты ведь привык слушаться приказов начальства, а не сестры».

В нашу давнюю встречу я задал ему опасный вопрос: «Неужели никогда не было никакой зависти или ревности к великой сестре?». Он ответил: «Нет, у нас просто разная жизнь, я всегда был рад за нее».

А спустя пару дней он сам позвонил: «Знаете, я же ведь тоже не бездарность. Я стихи пишу. Может, вы их опубликуете?».

Он их прислал мне. Но были они совсем никудышными, увы.

* * *

Пугачёв много лет работал водителем. Не скрывал, что сестра помогает с деньгами ему и двум сыновьям, называл ее «золотым человеком». Снова женился. Не сложилось. В интервью «Комсомольской правде» он говорил: «Вы меня не осуждайте, что я доверился своей молодой подруге. Я вдовец, жену уже много лет назад потерял. Думал, что, встретив новую любовь, смогу создать семью, родить еще детей. Но, увы, не сложилось… Она нашла другого, бросила меня, оставила без копейки денег…».

В феврале 2011 года ему сделали операцию на сердце. Он сам признавался: «Мы с Аллой оба сердечники, у нас это наследственное — наши родители не дожили до 70 лет, умерли от инфаркта».

После операции Евгений Борисович прожил лишь неделю. Его похоронили на Кузьминском кладбище рядом с родителями. На похоронах, конечно, была сестра.