Почему вода? Или водка? Кто здесь? Я не звал собутыльников.

– Все, не волнуйтесь, он со мной! – Карамзин улыбается, в его потертых руках граненый стакан.

Официант салфеткой нежно вытирает мои мокрые щеки.

– Вы простите, вам стало нехорошо, и ваш друг решил вас водой облить.

– Да, решил! – Карамзин смеется. – Хотя лучше б засыпать песком. Это наше старинное средство. Таганрогский рецепт.

Официант сминает утомленные салфетки и печально уходит.

– Так вот, бычок, я продолжу, – Карамзин двумя пальцами добывает из вселенной борща маленькую планету – круглый черный перец – и кладет себе в рот. – Если ты мой подарок возьмешь…

– Уймись, Карамзин. Я уехал. За борщ заплачу.

– Так нельзя уходить. Я создал твой мир. Ты не можешь предать.

– Все, прощай. Я всех похоронил.

Я встаю, опираясь на липкую древесину. Почему он действительно не сдох? Или почему я не ударился головой сильнее под небом Таганрога? Тогда бы не было ничего: ни зеленой зубной щетки, ни безглазой Хташи, ни брошки Ами, ни бороды Федора Кузьмича, ничего. Счастье – это когда себя убивают.

Карамзин смеется, как в школьном дворе, над тазом, измученным пеплом:

– Но запомни – создал я и нечто иное. Если ты против рая, могу ад предложить. Есть у меня и другая программа. Я назвал ее «Энде». Конец. Она разрушает. Если «Энде» проникнет в компьютер – то смерть.

– Отстань, Карамзин. Конец истории.