Три года назад. Июль. Вагон электрички. Запах пионов и воблы.
Дочка дергает мою кожаную сумку фирмы «Хрен вам, а не лейбл!». Ремень сумки лихо скатывается с плеча и застревает в сгибе локтя. Я стою и держу перед липкими глазами книгу историка Буха «Старец». Дочка сидит рядом. Я дал ей свой телефон – поиграть. Лучший способ обрести недетский покой.
– Что тебе?
– А что такое…. Что такое… что такое «минет»?
– Что? Где ты это услышала?
– Я прочитала.
– Где?
– Тут.
Она предъявляет телефон, болтает ногой, задевая пластиковое ведро, что стоит между ног у бывшей женщины, которая сидит напротив и читает кроссворд. Яберу телефон – он стал тяжелей – и читаю: «А как Румина делает минет – это просто отдельный сюжет!»
– Послушай, дочь – это пишут мне, а не тебе. Зачем ты это читаешь?
– А кто, а кто пишет?
– Сам хотел бы узнать. Забудь, ты не видела этого. Не видела.
– Забыла. Ты придешь ко мне на день рождения?
– Куда?
– На день, на день рождения. Мне скоро семь лет.
– Уважаемые пассажиры, вашему вниманию предлагаются свежие газеты! «Ждать ли нам Депрессии?» – прогнозы экономистов. «Новый жук страшнее колорадского» – говорят ученые. «Я отвечаю за каждое слово!» – интервью с популярным сценаристом Марком Энде, автором сериала «Кровь блондинки-1» и «Кровь блондинки-2».
Спасибо, долговязый торговец. Мой дорогой, ненаглядный. Я не знал, что ответить дочери, ты отвлек ее. Он приближается, одет, как всегда, аккуратно: серые брюки, темно-коричневая куртка на молнии и черные полуботинки. Не штиблеты, не туфли, не шузы – именно полуботинки, дар русской природы.
– Вот, возьми! – протягиваю купюру с достоинством.
– Вам какую газету? – Он смотрит на купюру, бумажная душа.
– Никакую. Просто возьми.
– Сто рублей?
– Бери. Это честные деньги, сделанные на крови.
– Какой крови?
– Блондинки.
Торговец перестает шуршать газетами и пристально смотрит на меня. Мировая скорбь. Одна из газет не выдерживает, срывается из рук опрятного торговца и ложится на колени бывшей женщины. Та принимает ее как должное и спрашивает торговца:
– Скажите, а там есть фотография этого самого Марка Энде? Очень хотелось бы на него посмотреть.
Торговец выхватывает у вспотевшей женщины газету:
– Нет там фотографии. Только интервью.
Я смеюсь, выглядываю из-под газеты и подмигиваю торговцу своим черным глазом:
– А я, кстати, читаю о Старце.
– Ради бога, – Торговец, отклонившись и глядя на мою купюру со страхом и ненавистью, обходит меня. Еще два раза оглядывается. Нет, у дверей оглядывается в третий раз и с облегчением погружается в пучину тамбура. Я слежу, как за ним смыкается стальной занавес.
– Пап, что такое Катуар?
– А?
– Катуар.
– Не знаю. Чепуха какая-то.
– А я думаю, я думаю, я думаю, что Катуар – это имя прекрасной девушки.
– Очень хорошо. Играй в телефончик и… хотя, нет, не надо.
– А напиши… Напиши про нее… Напиши про нее сказку.
– Про кого?
– Про Прекрасную Катуар.
– Хорошо.
– А когда ты, когда ты напишешь?
– Скоро. Не пинай ведро, пожалуйста.
– А дедушка пишет про Венкедрофа.
– Бенкендорфа. Опять?
– Да. Он хороший?
– Отличный! Можно я почитаю?
– Да. Дедушка сказал, дедушка сказал, что, дедушка сказал, что…
– Ты можешь не повторять? Итак – дедушка сказал. Что?
– Что ты тоже… Что ты тоже писал про… Писал про него.
– Про Бенкендорфа? Писал.
– А кто он? Принц?
– Почти. Принц жандармов.
– Кого? Кого?
Пытаюсь вглядываться в строчки Буха, но теперь это уже бестолковая рябь. Розеттский камень раскололся от духоты. Бесит, бесит. Когда уже станция «Турист»? Как они пьют это теплое пиво в тамбуре? Зачем я взял с собой дочь? Доедет ли это колесо до Петушков? Хиштербе.
– Как, ты сказала, зовут эту девушку?
– Катуар.
– Ты сама придумала это имя?
– Нет, прочитала… Прочитала на станции. Это было ее название.
– А когда ты научилась читать?
– Меня дедушка научил. Еще год, еще год назад. А тебя кто?
– Меня? Не помню. Бабушка, наверное.
– А ты к ней, а ты к ней ездишь?
– Что?
– Ездишь? А я ее никогда не видела.
– Она умерла семь лет назад. Не пинай ведро. Не пинай.
Бывшая женщина опускает на колени кроссворд, поднимает на меня взгляд:
– Не подскажете – что такое….. Пять букв, первая М.
– Ой, нет… Мне сейчас не до букв.
– Прямо вертится на языке!
– А я знаю, я знаю слово на М! – дочь улыбается, загибает пальцы, шепчет – И там пять букв. Пап, можно я, можно я, можно я скажу? Только я не знаю, что это!