– Здравствуйте, чада мои! Зело отрадно вас видеть!

Катуар держит меня за руку, я ощущаю биение ее электричества. В дверях храма в уютной рясе стоит отец Синефил, улыбается, благословляет.

– Как величать сию дщерь? – Синефил греет взглядом Катуар.

– Катуар, – отвечаю я, вздымая хоругвь с ее ликом и именем.

– Доброе имя, хоть в святцах подобного и нет. Ах, как пахнет сирень в нашем вертограде! Мыслю – так же буйно цвела она в райском саду. Ну что, проходите!

В храме темно, только несколько пугливых свечей у холодных икон. Катуар сжимает мою ладонь сильнее.

– Я без платка, – шепчет она.

Отец Синефил легким жестом факира добывает из воздуха черный шелковый платок с алыми маками:

– Не тревожься, раба любви, раба божья, покрой свою голову. Из бутика платок, носить незазорно.

– Да, – Катуар усмехается. – Эту марку я знаю.

Катуар набрасывает легкий платок на голову, завязывает на затылке байкерский узел. Отец Синефил любуется ею, гулко восклицает:

– Красавица! Ты не актриса?

– Я диалогистка.

– Ишь, какие нынче диалогистки пошли! Кто родители?

– А почему вы так поздно тут? Всенощная давно закончилась.

– От ответа уходишь. Но я не настырный. Почему поздно? В саду работал, пионы сажал. Любишь пионы?

– Издалека. У меня на цветы аллергия. Кстати, Марк, когда будешь хоронить меня – никаких цветов в гробу, пожалуйста!

– Катуар!

Отец Синефил проводит рукой по маковой голове Катуар:

– Шутница. А что за буква на плече твоем?

– Холодновато тут у вас.

– Опять не отвечаешь. Ну, Господь с тобой.

– У вас есть пассатижи?

– У отца Синефила все есть в хозяйстве. Какой монастырь без пассатижей?