ФЛЕШБЭК. ТАГАНРОГ. ЗЛОЙ РОК.

Бабушка колышется около плиты. Блины, опять блины. Вечные блины. Их очень любит Карамзин. Но бабушка не любит Карамзина, называет его отца алкоголиком, а маму – женой алкоголика. Бабушка в своем байковом халате и полуразвалившимися ступнями ног сохраняет самодержавие.

Я хорошо помню вкусную спину бабушки в байковом халате, хотя лицо уже забываю. У меня тщедушная память на лица. Лучше всего помню судьбы. Но у бабушки не было судьбы, если не считать собраний жильцов во дворе, на которые она созывала магическим кличем. Никто не мог устоять перед зовом бабушки. Даже сосед, мастер похмельной резьбы по дереву. Он поднимался из гроба и шел на голос, не поднимая веки. Одаренные первой юношеской судимостью Перун и Ярило здороваются с бабушкой у подъезда и прячут окурки в кулаке.

Я выношу Карамзину блины украдкой, под покровом школьной сумки. Он жует их на диване фон Люгнера и провозглашает:

– Я настоящий червь мучной. Немного нервный, но ручной.

В этот раз тесто отвернулось от Карамзина. Бабушка, не оборачиваясь, глухо приказывает:

– Не носи ему блины.

– Кому?

– Шизофренику своему.

– Он не шизофреник.

– А кто еще? С таким отцом-алкоголиком.

– У него нормальный отец. Он ему книги привозит.

– И перестань плясать под его дудку!

– Блин, я не пляшу!

– Не груби. Он тебе говорит, ты все делаешь. Что ж ты такой слабовольный? А если он тебе скажет в окно прыгнуть, ты прыгнешь? А?