В кафе входит Катуар.

Ставлю стопку на стол.

Да, Бенки, пошляк-режиссер потребовал бы, чтобы рюмка упала на пол и чтоб в ней была не водка, а клюквенный сироп – алые брызги, верх вожделенья. Но я ставлю ее на стол с постным звуком. А теперь и звук пропадает.

Тишина, как тогда, в песочнице. Ноги, как у тряпичного лягушонка Лягарпа. Хиштербе. Надо взлететь обратно, на подоконник четвертого этажа и кричать, чтобы вздрогнули в дальнем прошлом даже Перун и Ярило.

– Катуар!

– Катуар!

– Катуар!

Раздвигая густое пространство, почти падая, задыхаясь от песка, хромой карлик бежит через зал. До чего же потешный. Снимите с него гипсовую маску, пока бежит. А потом Катуар разобьет ее своим носом.

Катуар видит меня. Улыбается поверх головы.

– Да, привет. Ты что так несешься?

– Я увидел… тебя.

– Ааа, понятно. Познакомься – Пам Памов, он писатель.

Да, рядом с ней стоит некто, протягивает мне… это рука? Или ветка, или лопата, не знаю. Может, его зовут Ком Комов, никакого значенья.

– Вот его новый роман.

В руках у Катуар книга, она опускает ее к моим глазам. Читаю название: «Очень много страниц, дайте Букера, что ли?». На самом деле я не различаю буквы.

– Катуар, пойдем отсюда!

– Мы только пришли.

– Катуар, Катуар! Там в конюшне мой Бенки, я увезу тебя на нем. Старая Брунгильда ждет тебя, ржавеет от горя. Лягушонок Лягарп смотрит на лампочку и безнадежно ждет абажура. Нет никаких сюжетов. История сгорела в старом в тазу. У меня ничего нет, кроме тебя. Даже имени.

Пам Памов задумчиво оглядывается вокруг и зевает:

– Куда сядем? Вон Тпруян у окна со своим модельером. Расскажут свежие сплетни. Ты к пидорасам нормально относишься?

Катуар смотрит на меня сверху вниз, в мою бездну:

– Что?

Пам Памов повторяет:

– Я говорю – ты к пидора…

– Марк, что ты сказал?

– Никого нет, кроме тебя. Я поднялся из песка, из пепла, окинул взглядом мир и ничего не увидел. Никого. Пустота. Гур-гур.

Катуар вглядывается в меня, щурится, песчинка попала ей в глаз.

Доносится голос Пам Памова:

– Что употребляем? Какие порошки?

– Только песок, – Отвечаю. – Катуар, выведи меня из пустыни. Я не дойду. Ноги коротки.

Пам Памов смеется:

– Нет, эпизод явно затянут. Вы дурной драматург.

Смена кадра. Флешбек двухлетней свежести. Я и дочь стоим около Воронцовского пруда, глядим на вздорного лебедя. Дочка прикасается к моей руке: – А вдруг ты… А вдруг ты встретишь принцессу Катуар? Ты полюбишь ее?– В драматургии не бывает вдруг, – я убираю руку в карман кургузой курточки.– Что?– Не может быть никакой Катуар просто так. Ее появление должно быть оправданно.– Зачем ей оправдываться? Она ни в чем не виновата.– Дать тебе поиграть в телефончик?– Нет, не хочется. Значит, ты ее… Ты ее не встретишь и не полюбишь. Ну ладно. Мама тоже говорит, что ты…– Все, хватит! Дурацкий диалог. То есть разговор.