Я держу ее за руку. Сплел наши сосуды. Теперь я буду частью ее организма. Отключайте анестезию. Покойный дышит. Пульс неровный, но что ж вы хотите?

– Эдвард Булатович, Борис Мельхиорович, это та самая девушка.

Оба гроссмейстера встают. Сырники тают. Манжет Мельхиоровича в каплях клюквенного сиропа. Очки Булатовича в меде.

– Как вас зовут, сударыня? – спрашивает Борис Мельхиорович, похотливо теребя руками салфетку.

– Меня? Очень просто. Катуар.

– Прошу, садитесь с нами, – Эдвард Булатович уже готов обнять Катуар за талию.

Мы садимся с ней напротив друг друга. Она усмехается:

– А кто здесь водку пьет?

– Это комплимент от шефа! – улыбается Борис Мельхиорович. – Хотите?

– С утра? Хочу! – Нос Катуар ждет моих возражений.

– Пей, любимая! За слово «вдруг»!

– Это наречие, – сообщает Эдвард Булатович.

Катуар вздымает мою стопку троеперстием. Гроссмейстеры ухают. Она выпивает.

– Что это было? – спрашивает Катуар.

– А что случилось? – поднимаю графин и смотрю сквозь него, там плавает буква «А» на плече Катуар.

– Это не водка.

Гроссмейстеры хохочут. Эдвард Булатович снимает очки и трет глаза, будто пытаясь вдавить в глубь тяжелого мозга.

– Да, Марик, прости! – Борис Мельхиорович обмахивает щечки салфеткой. – Это вода с витамином С.

– Шут с вами! Вы выиграли-таки эту партию. Тогда у меня, как у проигравшего, есть право обратиться с последней просьбой.

– Валяй, Марик!

– Я поеду на ваш «Кадропонт». Проведу семинар. Но поеду только с ней.

– Не вопрос. Вам два номера?

– Один, – отвечает Катуар и допивает воду прямо из графинчика.