– Наше почтение! Простите, что без доклада.

Камера разглядывает их лица по очереди.

ГОЛОС КАТУАР Марк, кто там?

МОЙ ГОЛОС Пока не пойму. Вам что, граждане?

ГОЛОС КАТУАР Тебе помочь?

МОЙ ГОЛОС Нет, справлюсь один.

Их пятеро перед нашей с Катуар дверью. Одеты, как метросексуалы из журнала «Джиквайр». Узкие черные джинсы, черные длинные пиджаки, но белые рубашки и тонкие галстуки, сплетенные из серых волокон. Тот, что солирует в однообразном квинтете, – худой, с птичьей головой и тщетной бородкой. На покатых плечах мерцает созвездие перхоти. – Господин Энде?– К вашим услугам.– О! Наконец свершилось!– Да что такое? Вы меня пугаете!– О, нет, любезный! Увольте! Пугать – это ваше ремесло.Зануда-классик писал: «На его лице жили только глаза». На лице гостя-солиста живут только губы. Его маленький, но одаренный рот мог бы играть в комедии дель арте.– Нам весьма приятно наконец лицезреть вас воочию, ибо вы персона достаточно закрытая. – Рот по-пьеровски грустит и тут же разверзается в арлекинской улыбке. – Но теперь вы перед нами, и мы, ваши давние поклонники, воистину испытываем блаженство!Гость резко склоняет голову (бедный, бедный позвоночник) и замирает. Остальные четверо одномоментно повторяют кивок почтения. И как танцоры танго, спустя несколько тактов взбрасывают головы вверх.– Позволите войти?– Видите ли, господа, ваш визит несколько несвоевременен.– И все же мы хотели бы, чтобы вы удостоили нас аудиенцией.– А я бы хотел, чтобы аудиенция состоялась в другое время.– Но вы даже пока не знаете, кто перед вами.– Знаю. Пять человек.– Вы совершенно правы, господин Энде! И эти пятеро… – рот разминается, словно приготовляется к арии. – И эти пятеро готовы сделать вам такое предложение, от которого вы не сможете отказаться.– Я с удовольствием рассмотрю ваше предложение, но, скажем, завтра и в другом месте.– А вы не предполагаете, что завтра мы сделаем это предложение не только в другом месте, но уже другому господину?– Слушайте, что за гур-гур?Он чуть кланяется, приложив руку к лацкану, сверкнув глуповатым перстнем:– Ваш друг Карамзин уж точно посоветовал бы вам поговорить с нами.– Мой друг Карамзин посоветовал бы… Ах вы, шельмы! Про Карамзина откуда знаете?В этот момент гость должен опереточно зевнуть. Обозначить этой небрежной артикуляцией: да что за нелепый вопрос, я и не то еще про вас знаю. Внимание, Бенки! Да, он именно зевает – с ученым видом знатока. Внесколько фаз – чтобы можно было насладиться гимнастическими этюдами его губок. И лишь в финальном сморщенном «о» прикрывает рот ладонью. Остальные четверо студенчески повторяют этюды и синхронно поднимают правые руки до уровня рта. После чего визитер произносит:– Карамзин – вздор! Мы и не то еще про вас знаем. Так мы войдем?Я не успеваю ответить. В мозгу вспыхивает протуберанец, ослепляя меня. Пятеро лишних людей рассыпаются на бесцветную мозаику и отлетают вбок, как конфетти, унесенные ветром. Мой мучительный колокол, невидимый и беззвучный, тугодумно развивает свою амплитуду. Где он? Я постараюсь его остановить, пока он не ударил. Но он всюду, он обволакивает меня своей непобедимой медью, увлекает в глубь глухой черной дыры. Темнота. Я поднимаю руку и надеюсь нащупать стену, вней будут скобы, за которые можно держаться, пока я способен чувствовать пальцы.– Марк, Марк! Что вы делаете?Я вижу губы, мягкие губы гостя, я впился в нижнюю своими щупальцами, и гость-солист, словно французский комедиант, трясет головой и потешно завывает:– Марк, отпустите меня, вы меня слышите?– Да. Теперь слышу. – Я отдергиваю руку и вытираю об свой багряный халат, добавляя кислой приправы к пятну прошлогоднего жирного сыра.– Так мы зайдем?– Да. Хорошо. Только…– Что?– На пять минут.Гость тихо запевает придушенным патефоном:– Пять минут, пять минут! Мы на правильном пути, широка у нас дорога…И господа-зевуны шаловливой шеренгой шагают по прихожей. Зачем я их пустил? Поздно.В комнате на тахте, животом вниз, лежит Катуар – cэскизами будущего абажура-клетки – как я ее и оставил в прошлой серии, до кокетливого стука дверь. Она в хлопковых оранжевых штанах и черной майке. Говорила, что собирается заняться йогой, но сперва должна показать мне, что будет висеть над нашей тахтой. Я еще ни разу не видел, чтобы она занималась йогой. Но рядом сней йогой занимается Лягарп – так скручены его длинные лапки.Пятеро встают полукругом, словно в партере, достают лорнеты из нагрудных карманов и разглядывают сквозь них мою Катуар. Она быстро протягивает руку, привлекает за лапу Лягарпа и смеется:– Посмотри! Вот дураки-то!Гости убирают лорнеты.– Позвольте представиться! – Рот астматически приоткрыт, держит паузу.– Давайте, давайте! – Катуар захлопывает альбом звуком выстрела.И гости, каждый делая лейб-гвардейский шаг вперед-назад, называют себя:– Хаховский.– Дрылеев.– Бездушев.– Муравьев-Обстол.И последним, выдержав губы гувернантской гузкой, произносит свою фамилию солист:– Пездель!Катуар поднимается, делает книксен прямо на тахте, разведя кринолинными пальцами в стороны оранжевые штанины:– Статс-дама фон Катуар! Только руку мне целовать не надо, я еще не сделала маникюр.Пятеро тщательно оглядывают мою комнату. Будто ищут в потемках кого-то.– Значит, здесь и творит знаменитый Марк Энде! – Пездель улыбается и мгновенной улиткой сворачивает губки. – Вон за тем ноутбуком, да? Bien!Я, словно обмазанный бабушкиным тестом, замер у окна. Мне неприятны пятеро фигляров, но хочется узнать, что будет дальше. Обморочная драматургия.– Марк, а кто эти милые люди? – спрашивает Катуар. – Почему они вдруг помешали нашему счастью?Пездель целует вечерний воздух и восклицает:– Нас пока никто не знает. Но благодаря господину Энде скоро узнает. А вы, сударыня, тем временем могли бы похлопотать, предложить нам чаю или саке.Катуар садится и принимает позу тихого лотоса:– Если только Марк распорядится. Марк?Сквозь тесто я произношу:– У нас только две чашки.– Тогда поговорим без чая и без саке! – губы Пезделя нервически вибрируют. – Марк, вы готовы? Марк!Будь он проклят. Я никогда не могу противостоять чужому аппетиту, я уверенный и наглый, только когда нетрезв или хорошо пропитан соусом восторгов. «Марк, вы наш лучший сценарист! Пишите, нам без вас не жить!» Но когда фигляр презренный напирает, я становлюсь все меньше-меньше-меньше. Я бездарен, я сдаюсь. Тот же Карамзин кушал меня, как бычка, с наслаждением. До самого хвостика. Я лишь зажмуривался. Этот Пездель точно знает, что со мной надо делать.И тянется моя рука к затылку.– Господин Энде! – Пездель будто играет в гестаповца из старого советского кино, сатирически искривляя рот. – Нам хотелось бы переговорить с вами в приватной обстановке.– Разве здесь недостаточно приватно?– Мы предполагали застать вас одного.Катуар теребит лапки Лягарпа, она видит, что я уже завиваю пальцами волосы на затылке.– У Марка от меня секретов нет.Пездель улыбается, скверно растягивая губы.– Bien! Тогда я перейду к предмету. Но надеюсь, что вы, сударыня, сумеете сохранить в тайне то, что услышите в этой комнате. Впрочем, даже если и поведаете кому-то – любой воспримет это либо как шутку, либо как изложение очередной пиесы господина Энде.– Говорите уже! – Катуар подбрасывает Лягарпа. – Аесли мне станет скучно – пойду на кухню. Помою все две чашки, например.Пездель обходит вокруг тахты, упражняя рот, магически шевеля пальцами. Остальные четверо скрестили руки на груди и опустили подбородки. Ритуал комических масонов.Пездель останавливается у вазы, склоняется и нюхает песок.– Азовское море… Этот климат сгубил императора Александра Павловича. Если, конечно, верить тому, что он умер, а не сбежал от бремени престола.Пездель тихо смеется, как сумасшедший на кладбище. Остальные четверо хранят молчание, смотрят в паркет.Пездель поворачивается ко мне, и обрывает смех:– Мы готовим государственный переворот. Страна едва преодолела Депрессию, но грядет новая, страшнее прежней, которую Россия не переживет. Нашей несчастной державе предстоит крушение и перерождение. Вы читали Льва Гумилева? Конечно, читали. Не зря столько жили в одной усадьбе с профессором Бурново. И теперь вы нам нужны для создания устрашающего сценария, который приблизит конец. Нельзя затягивать.– Какого сценария?– Наш план таков. Сперва происходит несколько жутких событий, таких, чтобы властная чернь осознала: действует могущественная организация, которая не остановится ни перед чем. События должны быть спланированы настолько изощренно, что…– Слушайте! – Катуар хохочет, тискает Лягарпа. – Унас с Марком сегодня совсем иные планы на вечер…Пездель чуть кивает ей, вытянув губки.– События должны быть спланированы настолько изощренно, чтоб мир был потрясен их страшной красотой. Вы, Марк, сможете нам помочь – с вашим дьявольским гением. Вы не очень опрятный человек, но истинный педант в деталях. Я знаю, что каждая смерть в ваших сценариях готовится, как в лаборатории. Вы убиваете нежно, с любовью.В беззвучной тревоге я дергаю волосы на затылке. Мой внутричерепной колокол снова начинает раскачиваться.– Как я вам помогу? – встряхиваю головой. – Я вообще ничего не понимаю… Какая организация? Это все чепуха какая-то…– Это не чепуха отнюдь. И, слава Богу, у нас есть поддержка среди представителей самых здоровых и безжалостных сил в элите российского общества. О, простите! Я в этой суете забыл назвать нашу организацию. Имя ей – «Союз Б».– Вы прочитали мой сценарий?– Ваш сценарий прекрасен, но пока ущербен. Вы не поставили ясных целей перед «Союзом Б». Мы не стали дожидаться второй серии и явились прежде, чем вы напишете ее. Марк, к черту кино! Не отвлекайтесь на пустяки. Давайте делать жизнь! У вас в руках великий шанс.– Кто дал вам мой сценарий?– Марк, какое это имеет значение? Это, право же, несущественно. Это вздор. Мы преклоняемся перед вашим талантом и приглашаем вас отвлечься от праздных выдумок и творить по-настоящему. Что и есть мечта любого драматурга. Разве не наслаждение увидеть, к примеру, как наяву разрушается громада МГУ?– Наслаждение?– Да. В первую очередь мы ставим перед собой сугубо эстетические задачи. Мы мыслим образами. Державе нашей – я повторюсь – в нынешнем состоянии не суждено долго жить. Эсхатологические предчувствия отнюдь не сон, не утренний туман. Но нынешняя агония России скучна, томительна, бездарна. Так пусть она умрет красиво! А на руинах будет выстроена иная цивилизация, с другими ценностями и законами. И, вероятнее всего, под другим именем. Мы, пятеро основателей «Союза Б», готовы взять на себя всю ответственность за это великое крушение с тысячами жертв…Катуар поднимается на тахте, раскручивая с самурайской одержимостью Лягарпа за лапку:– А ну, все пятеро, пошли вон отсюда! Быстро!Пездель облизывает губы бледным языком:– Сударыня, сие предложение мы делаем не вам, а великому человеку, рядом с которым вы имеете счастье находиться.– Я же сказала – пошли вон! – Катуар крутит Лягарпа над головой. Тот тяжелеет на глазах.Пездель смотрит на меня, протягивает руку в поисках духовного подаяния:– Марк! Я обращаюсь к вам. Из-за лягушонка вы готовы пренебречь великой целью?Я любуюсь моей Катуар в оранжевых штанах. Оранжевый – цвет моего спасенья. Тесто сухими кусками отваливается с меня, хрустит под ногами. Пездель чуть сгибает колени, избегая смертельных лапок Лягарпа:– Марк! Не будьте глупцом! За нами!– Гражданин! – я смеюсь. – Как вас там на самом деле? Хорошо, пусть Пездель. Так вот, гражданин Пездель, пройдите на выход с овощами. И я вам не Марк. Не Марк!