Она права, Бенки. Пора ввернуть трюк, гэг. Проблеск бурлеска. За сцену до этого был триллер, потом мелодрама, а вот теперь мы похохочем. Не спать! – как учили при сценаристе Сталине.

Звонок. Он доносится из дальней прихожей. Фабулой этого дня не предусмотрен. Событий и без того достаточно.

– Юноша! – кричит Ами за кадром. – Откройте! Язанята немного. Большой замок два раза налево. То есть направо!

Пока я добираюсь до двери, переступая по коридорному паркету короткими ножками, неведомый персонаж успевает позвонить еще два раза. По-спартаковски – дзин-дзин, дзин-дзин-дзин! Какой фамильярный звон. Что хочет он этим сказать?

– Но сперва посмотрите в глазок! – предупреждает Ами. – Вдруг пьяный сосед-академик? Ему открывать не надо!

Ами! Дорогая. (Мысленно я произношу «Г» безупречно – как гангстер с георгином на груди.) Ами, я не могу дотянуться до глазка. Но вы не видите этого. Поэтому открываю дверь, как она есть. Два поворота латунной ручки налево. То есть направо.

В лицо мне утыкается букет тюльпанов желтых. Что после тапка все-таки приятней. Еще одно вращенье сюжетного ключа.

– Ты здесь откуда? То есть – вы…

Сквозь тюльпаны вижу Требьенова. Какая индийская встреча! Два брата после долгой разлуки. Отрежьте мне руки. И больше не буду писать.

Но так происходит по вине извне. Я не звал сюда Требьенова, не виноват я, он сам пришел.

– А ты откуда?

– Я принес Амалии Альбертовне цветы.

ГОЛОС АМИ Юноша, кто там?

ТРЕБЬЕНОВ Это я, Амалия Альбертовна!

ГОЛОС АМИ Сильвер? Наконец! Вы принесли сыр?

ТРЕБЬЕНОВ Принес, Амалия Альбертовна. И водки. И даже селедку с луком. Сейчас все сделаю в лучшем виде!

ГОЛОС АМИ Скоро буду! Пока познакомьтесь с моим гостем.

ТРЕБЬЕНОВ Конечно, Амалия Альбертовна! (Мне, тихо.) Мы с тобой не знакомы.

Я Почему?

ТРЕБЬЕНОВ Потому что ты можешь нарушить все мои планы.

Я Какие у тебя планы?

ТРЕБЬЕНОВ Эта женщина для меня не просто…

ГОЛОС АМИ Йо-хоооо!

Оборачиваюсь. По коридору все в том же черном шелковом платье на голубом велосипеде с рулем, как рога барана-пижона, катит Ами. Ей не страшны ни льды, ни облака. Требьенов быстро закрывает входную дверь позади себя, замирает с букетом. Уже перед самой встречей с нами, Ами поворачивает руль направо. Тяжелый велосипед кренится, руль бьет в большое зеркало между афишами.

АМИ Въебошилась все-таки! Никогда не умела тормозить.

Словно дождавшись этой реплики, старое зеркало осыпается крупными кусками – несколько мгновений спонтанной геометрии. Нам остается темная рама с резными листьями лавра. Ами разглядывает поверженные осколки у своих ног. – Вы не поранились? – К Ами прыгает Требьенов с взволнованными тюльпанами в руках.– Я? Нет. Но многие теперь исчезли безвозвратно.– Кто?– Те, кто отражался в этом зеркале. – Ами приподнимает платье и перекидывает сустав через голубую раму. В зале успевают заметить черные чулки на курьих ножках.– Это мне цветы?– Конечно, Амалия Альбертовна! Кому же еще?– Спасибо. Ты знаешь, где вазы. Желтые тюльпаны очень идут к голубому велосипеду, не так ли?– Да, очень! Но я не знал, что у вас есть велосипед.– А он прятался в гардеробной за старыми платьями. Хитрец! Но теперь он не мой.– А чей?– Вот этого юноши. Я дарю ему за страданья сегодняшнего вечера. Этот велосипед мне Эренбург доставил из Берлина. О! Сколько страсти было в этом маленьком еврее. Чем меньше мужчина, тем больше страсти. Берите, юноша! Она его за муки полюбила и подарила свой велосипед. И вам с вашей хромотой на нем будет намного уютней. Простите, если я опять допустила бестактность. Только надо его как-нибудь назвать.– Может, Бенкендорф? – говорю я. – Он же немец.– А что? Отличное имя. И вы, мундиры голубые. Но длинное.– Тогда назовите его Бенки, – Требьенов вздыхает и поднимает осколки с пола.– Молодец, Сильвер! – Ами смеется, тронув рубин на броши. – Вам я за идею подарю… новую главу моих мемуаров.– Лучше бы квартиру, – шепчет Сильвер, оставив на тяжелом осколке круглое пятно от своего жаркого дыхания.Ами подводит ко мне Бенки, я беру его руль за наконечники из мягкой кожи. Бенки немного бодается, но уже смирился с новым хозяином, готов служить всей своей верною сталью.– Ами, но как я поеду на нем сейчас, через сугробы?– Сейчас и не надо. Заберете, когда захотите. Надо будет отметить это в завещании. А то помру, закопают вместе со мной. И зачем мне – скажите на милость – велосипед на том свете? «Здравствуй, Господи, подкачай мне колеса! Ну я поехала дальше, поищу друзей тут». Аон мне на это: «Ты что, старая, совсем уже? Написано же: въезд в рай на велосипедах воспрещен!» Хотя почему велосипеды не заслуживают рая? Уж поболе некоторых. А теперь, молодые люди, сыр! И пусть пропадет моя вставная челюсть. Сыр! Ну-ка, все хором!ВСЕСыыыыр!