Глава 1. Зимние забавы

Зимние каникулы — очень веселая пора даже в стране, где редко выпадает снег. На сей раз, впрочем, ксартцам повезло: пришел мощный циклон с севера, температура опустилась градусов на пять ниже нуля, ночью повалил снег, и на утро жители Ксарты могли созерцать свой южный город в непривычном белом убранстве. За все, конечно, приходится расплачиваться, даже за такую красоту, и некоторые неприятности, типа доселе незнакомых здесь дорожных пробок, горожане все же ощутили, поскольку никто никогда во Франгуле дороги от снега не чистил, да, наверное, и не знал, как это делается. Но это были все исключительно взрослые проблемы, детворе спешить было некуда, и она радовалась от всей души.

Ну и конечно, лучше всех чувствовал себя Игинкат. Ему, северянину, бесснежная зима казалась нонсенсом, словно здешняя природа обманывала его, крадя законную радость, и эту потерю не искупало даже то обстоятельство, что зимние дни здесь были подлиннее и, соответственно, посветлее, чем в его родном Кенлате. Но вот, наконец, и ксартская зима стала похожа на зиму.

Уезжая во Франгулу, Игирозы на всякий случай захватили с собой теплые вещи. Казалось, им так и предстоит вечно пылиться в шкафу, став кормовой базой для местной моли, но все-таки пришел и их час. Игинкат отыскал свои теплые шерстяные штаны, из которых он за год почти что и не вырос, шерстяную же шапку и варежки, зимние ботинки и теплую куртку на меху. Если еще поддеть фуфайку, которую он здесь и так уже в холодные дни одевал под плащ, то теперь ему никакой мороз не страшен.

Вылетев из дома, Игинкат направился к ближайшему парку. Именно там они с товарищами по классу договорились собраться всей своей компанией. Еще к ним примкнул Ивле, который в детский сад ходить уже не хотел, одному ему было скучно, и школьные каникулы он счел удобным поводом, чтобы опять прилепиться к Игинкату и всюду следовать за ним хвостиком. Другого малыша шуганули бы, наверное, но к обладателям красных трусов, даже самым маленьким, во Франгуле даже старшие ребята испытывали определенное уважение.

Глядя на стекающихся в парк приятелей, юный кенлатец не мог сдержать улыбки: более нелепые костюмы и на карнавале трудно было встретить. Даже такой легкий морозец для Ксарты погода непривычная, и утеплялись пацаны кто во что горазд. Кто несколько свитеров на себя натянул, причем разной длины, видать, со всей семьи собирали, кто раскопал в кладовке дедовский ватник, продранный во многих местах, кто раздобыл бурку из овечьей шерсти, какую чабаны в горах носят, причем такую длинную, что полы ее волочились по земле, а у кого-то подходящих теплых вещей в доме вообще не нашлось, и он обошелся осенним плащом, поддев под него одна на другую с десяток рубах. С головными уборами дела обстояли еще веселее, Ивле, закутанный в материнский пуховый платок и потому опасающийся, что его станут дразнить девчонкой, на этом фоне выглядел образцом приличия. Истребитель, кичащийся своей выносливостью и до глубокой осени ходящий с голыми коленями, одел отцовские брюки, которые пришлось подворачивать, но вот для верхней части тела ничего особо теплого у него не нашлось, и, зря понадеявшись на свою закаленность, он ежился теперь от холода в плащике и одном тонком свитерке.

- В снежки поиграем? — внес предложение Игинкат. Снег был влажный, лепить — одно удовольствие.

Экзотическая для здешних мест забава пришлась юным франгульцам по вкусу. Через пару минут снежки летали по всей площадке, заставляя случайных прогуливающихся пригибаться и спешить убраться из зоны обстрела. Но вот незадача: почти ни у кого из игроков не было перчаток, в основном варежки, а то и невесть где раздобытые брезентовые рукавицы, в которых снег сминать несподручно, да и бросать не очень-то ловко получается. Пацаны их, конечно, тут же скинули, но на морозном воздухе у них быстро озябли руки, и игра затихла как-то сама собой. Пока незадачливые игроки грели пальцы, взоры их обратились на Игинката, дескать, раз ты такой специалист по зимним развлечениям, придумай еще что-нибудь. А что тут придумаешь-то? Можно было бы построить снежный городок, а потом его штурмовать, но это ж сколько времени надо его возводить, да и снегу потребуется много, а выпало-то пока так себе, едва по щиколотку.

- Слушайте, а давайте ледяную горку зальем! — пришла, наконец, в голову светлая мысль. А что, вот такой забавы они у себя в Ксарте точно никогда не видели!

- А где ее заливать-то? — усомнился Салве. — И главное, чем?

И в самом деле, в парке не было ни одного приличного склона, да и воду из бассейна на зиму спустили.

- А давайте на речку сходим, — предложил Истребитель. — Там берег крутой и поливать будет чем. Надо только ведро раздобыть.

Один из пацанов, живущий рядом с парком, вызвался сбегать за ведрами, после чего вся компания направилась к местной речке Кинели. Река эта была не очень полноводная, но создавшая себе за долгие тысячелетия приличных размеров пойму. Крутой склон холма переходил в пологий лужок, заливаемый по весне, но сейчас покрытый ровным слоем снега. Ну и прекрасно, скатившись с горы, сразу в ручку не ухнешь.

Работа закипела. Пацаны выстроились в линию от кромки воды до самого верха, передавая по цепочке наполненные водой ведра. Жаль, что их было только два, поэтому опустошенные емкости для ускорения процесса просто сбрасывали с горы, чтобы они докатились до воды своим ходом. Разлитая вода быстро застывала на морозе, и через час ледяная горка была вполне готова к использованию. Не очень ровная она, правда, получилась, а если честно, то вообще ухабистая, ну да на безрыбье и рак рыба! Никаких санок или хотя бы картонок ни у кого с собой, разумеется, не было, так что скатываться приходилось на собственных задницах. Рискованное, в общем, занятие на неровной поверхности, Игинкат чуть копчик себе не отбил, но зато как весело! Забираешься наверх, садишься и летишь вниз, подпрыгивая на каждой кочке, пока не докатишься до конца ледяной дорожки. Там уж быстро вскакивай и отваливай в сторону, пока в тебя не врезался катящийся сзади. Многие не успевали, в результате внизу создавалась куча мала. Несколько раз в нее попадал радостно визжащий Ивле. Как уж его не задавили, известно одним богам. Но обошлось без травм и даже без крупных синяков.

Скатываться с ледяной горы, конечно, занятие приятное, но ведь потом каждый раз приходится наверх забираться! Игинкату, одетому потеплее других, даже жарко стало. Куртку, что ли, скинуть, чтобы малость охладиться? Мальчик бросил взгляд на реку, и тут его голову посетила совершенно безумная идея. Несмотря на мороз, речка еще не замерзла, ну, наверное, потому что вода проточная. А что если?.. Там у себя на родине Игинкат видел раз моржей. В смысле, не животных, а людей, которые зимой в прорубях купаются. Здесь, конечно, прорубей нет, но вода, наверное, такая же холодная и бережок вполне удобный для купания. Мальчик знал, что даже в ледяной воде сразу не замерзнешь, ну, если, конечно, забраться в нее не надолго и быстро двигаться. Потом, правда, надо немедленно обтереться полотенцем и сразу одеться во что-нибудь теплое. Полотенца, конечно, у него с собой нет, но в качестве него вполне сойдет фуфайка, а в куртке и без нее будет тепло, не замерзнешь. Ага, а эти дрожащие от легкого морозца южане пусть посмотрят на настоящего морозостойкого северянина! Не став после очередного спуска подниматься на гору, Игинкат нарочито медленно подошел к воде, потянулся и произнес, как бы не обращаясь ни к кому конкретно:

- Фу, чего-то я взопрел. Искупаться, что ли?.. — сказал и обернулся на приятелей, оценивая произведенный эффект.

Шумная компания притихла. Даже очередная образовавшаяся куча мала самоликвидировалась как-то быстро и без шума. Юные франгульцы взирали на Игинката недоверчиво, думая, может, ослышались? Удостоверившись, что внимание привлечено, мальчик принялся раздеваться. Вот только как, до гола, что ли? Не, лучше до трусов, они узенькие, весьма приличного вида и вполне сойдут за плавки, а потом, после купания, их и стянуть можно. Раздевшись, оглянулся еще раз и увидел округлившиеся глаза Истребителя. Да, это был момент триумфа! Конечно, Истребитель здесь самый близкий и верный его друг, но мальчик не забыл об их первой встрече, когда вот этот самый Корге стоял на верху крепостной стены и на вопрос Игинката, нельзя ли и ему туда взобраться, этак снисходительно посоветовал сперва потренироваться и был, разумеется, совершенно прав. Да, не умел тогда Игинкат лазить на стены и сейчас не умеет, и в умении драться ему еще очень далеко до Истребителя, но это еще не повод всегда относиться к нему покровительственно, ну прямо как старший к младшему, он, Игинкат, способен на такое, на что даже сам Корге не решится ни в жизнь! Стоять на морозе в одних трусиках было холодно, и мальчик поспешил спуститься в речку с обледеневшего берега, сделал пару шагов, ломая тонкий прибрежный ледок, и, добредя до места, где дно резко уходило в глубину, окунулся в воду всем телом и поплыл.

Пацаны на берегу стояли потрясенные до глубины души. Многим из них тоже доводилось купаться в этой речке, но то ж летом, в жару! А чтоб зимой??!! Ивле, и раньше искренне веривший, что выбрал себе в кумиры необыкновенного человека, теперь еще больше укрепился в этой своей вере и радостно гордился и им, и собой. Наверное, он и сам бы рискнул сигануть в речку вслед за Игинкатом, да жаль, плавать не умел.

Едва Игинкат нырнул, ледяная вода мигом обожгла его тело, и он в бешеном темпе заработал руками и ногами, еще быстрее, пожалуй, чем на соревнованиях в бассейне. Проплыв метров десять, мальчик решил, что пора вылезать, выбрался на мелкое место, ухватился за прибрежную траву и только тут поднял голову. Зрителей на берегу явно прибавилось: наверху, на самой кромке холма, появились две девичьи фигуры. Вот зараза! Как теперь переодеваться-то?! Рывком выбравшись на сушу, Игинкат добежал до своей разбросанной на снегу одежды, схватился за фуфайку и принялся яростно растираться, понимая, что промедли он хоть минуту, как мигом превратится в обледеневшую сосульку.

- Пацаны, прикройте от девчонок…

Приятели поняли и окружили его тесным кругом. Тут Игинкат стянул, наконец, с себя мокрые трусы, дорастерся, натянул шерстяные штаны, за ними рубашку, куртку, носки и ботинки. В качестве последнего штриха мальчик все той же фуфайкой растер себе шевелюру, так что она разлохматилась и буквально встала дыбом. Ну, ничего, зато с волос больше не капает… Теперь только шапку надеть, и никто его лохм не увидит. Запрятав трусы в фуфайку, а ту сунув подмышку, мальчик стал подниматься на склон. Понты понтами, а оставаться после такого купания на морозе не было ни малейшего желания. Хватит, повеселился уже, да и авторитет его среди одноклассников взмыл сегодня подобно ракете. Если уж уходить, так на вершине славы.

Девочки все еще ждали его наверху. Одна блондинка, как Ивле, другая потемнее, но обе симпатичные. Учась у себя в Кенлате, Игинкат как-то не особо обращал внимание на одноклассниц, но после полугода пребывания в чисто мужском коллективе они вдруг стали казаться ему немного загадочными существами… ну, во всяком случае достойными того, чтобы с ними познакомиться. Тем паче, перед этими ему даже бахвалиться не надо, они и так собственными глазами видели его подвиги. Правда, когда он к ним приблизился, блондиночка отчего-то засмущалась и подалась в сторону. Ее подруга оказалась смелее и сама шагнула навстречу Игинкату:

- Мальчик, как тебя зовут?

- Игинкат Игироз.

На девичьем лице отразилось недоумение.

- Он иностранец, полгода назад к нам Кенлата приехал, — разъяснил Салве, поднявшийся на холм вместе с Игинкатом. — Они ж там северяне и все, наверное, такие морозоустойчивые. Но Игинке решил еще стать настоящим франгуляром и за один семестр сдал экзамены на две ступени!

Девчонка не смогла сдержать восхищенного возгласа, но быстро справилась с собой:

- А меня — Рамета Валютед. Будем знакомы?

Игинкат кивнул, мол, да, он тоже не прочь познакомиться.

- Игинке, а ты в клубе «Марионис» бываешь?

Игинкат о таком клубе и слыхом не слыхивал, в чем и вынужден был признаться. Девчонка не смутилась и в паре фраз описала, где этот клуб следует искать.

- Я там часто занимаюсь и на каникулах тоже. Давай завтра встретимся? Тебе когда удобно?

У Игинката на следующий день определенных планов не было, но чтобы не заиграться ненароком с приятелями, он выбрал десять утра.

- Хорошо, договорились. Я буду ждать тебя у входа.

Надо же, теперь его девчонка будет дожидаться! Впрочем, она ведь там старожил, считай, почти хозяйка, а он все-таки гость. Узнать бы еще, что это за клуб такой.

С улыбкой распрощавшись с новой знакомой, мальчик подумал, как бы теперь поскорее попасть в тепло. Одежда после купания что-то не очень грела, да и волосы не удалось до конца просушить. К счастью, оказалось, что Салве живет здесь неподалеку и готов пригласить Игинката в гости. Пришлось наскоро прощаться с остальной компанией (Ивле, чтобы не увязался следом, поручили заботам Истребителя, у того не забалуешь!), после чего мальчики спешным шагом двинулись к дому Конведов. Игинкату даже интересно стало: в гостях ни у одного из своих одноклассников он пока что не бывал.

 

Глава 2. В гостях у Салве

Особняк Конведов оказался одноэтажным, как и большинство домов в этом районе. Садик при нем был маленький, буквально с десяток деревьев, но таки был. Игинкат надеялся обсохнуть в тепле без лишних свидетелей, но не повезло — дома оказались родители Салве. Тот, едва переступив порог, принялся в красках расписывать им, как Игинкат плавал в ледяной воде Кинели. Мальчик, само собой, превозносил подвиг одноклассника, но родители его восхищения почему-то не разделили. Едва разобравшись в сути произошедшего, они немедленно загнали Игинката под горячий душ, при этом отец Салве пробормотал что-то об отмороженных на всю голову чертенятах, которых даже розгами не проймешь.

Минут через десять распаренный Игинкат, завернутый в большое махровое полотенце, сидел на кровати в комнате Салве, в то время как его трусы с фуфайкой сушились на кухне. Комната, на взгляд мальчика, была довольно забавная. Ну, книжный шкаф у стены, это уже привычно, у Альтивиса он и побольше книг видел, но вот то, что за стеклами этого шкафа расставлены фотографии Салве в разном возрасте, включая и самый нежный, почему-то будоражило воображение. Ну, не могло такого быть в комнате уважающего себя пацана! Впрочем, надо признать, даже в малышовые годы Салве был все таким же светловолосым красавчиком. Игинкату хотелось расспросить, зачем здесь эти фотографии, но разговор он начал почему-то с того, что выплеснул обиду:

- А с чего это я чертенок отмороженный?!

Салве чуть покраснел:

- Извини, это отец, наверное, посчитал, что ты такой же, как Истребитель. Ну, то есть, совершенно безбашенный парень, который всем старается показать, какой он крутой, и для этого согласен влезать в самые безумные авантюры. Допускаю, что у вас там, в Кенлате, такие заплывы вполне в порядке вещей и вы все там морозоустойчивые, но вообще-то в такой холодной воде очень легко можно почки застудить, да и воспаление легких подхватить тоже запросто. Если бы я в такую холодрыгу купаться полез, меня родители ой-ей-ей бы как выдрали!

Игинкат подумал, что и его собственная мать, узнав, что учудил сынуля, выполнит свою давнюю угрозу и возьмется таки за розги, но соглашаться с приятелем не хотелось:

- Не, если быстро двигаться в воде, то ничего себе не застудишь. К коже сразу кровь приливает, и она разогревается. У меня на родине зимнее плавание особым видом спорта считается. А что, тебя часто за всякие проделки дерут?

- Ну, я же и говорю, привычные вы все там. Только ведь моим родителям не объяснишь… А дерут они не очень часто, но регулярно, и чаще не за проделки, а за безответственное отношение к собственному здоровью. Я ж единственный ребенок ребенок в семье, вот и трясутся…

Игинкат понимающе кивнул: сам, мол, такой.

- А фотографии свои детские ты зачем здесь держишь, — наконец, решился поинтересоваться он.

- Это не я, а мама… Ну, нравится ей видеть, каким я раньше был. Не ругаться же с ней из-за этого, правда?

Игинкат мотнул головой, дескать, и в самом деле, зачем друг другу нервы портить из-за всяких мелочей. Тем паче, когда у родителей всегда розги наготове. А кстати, о розгах:

- А на чем тебя наказывают обычно?

- Как у нас принято воспитывать мальчиков из приличных интеллигентных семей, на лавке. Ну, вроде тех, на которых в Агелах экзамены сдают по болевой выносливости.

- Угу, у нас дома тоже такая есть, от прежних хозяев осталась… Привязывают?

- Когда был маленьким совсем, привязывали. А теперь, когда уж на вторую ступень сдал, это дело чести — не прикрываться и не сбегать.

- Да я понимаю… Только все равно странно немного, ты говоришь, что родители над твоим здоровьем трясутся. А порки эти разве здоровью не вредят?

- Да ты что! — замахал руками Салве. — От них наоборот только польза! Понимаешь, когда появляются синяки, то есть подкожные кровоизлияния, организм же старается от них избавиться и всякие полезные вещества при этом вырабатывает, иммунитет при этом повышается, обновление крови опять же происходит. Кровь вообще регулярно обновляться должна, чтобы и функция кроветворения нормально работала, и зараза всякая из крови выходила. Раньше, вон, когда кроме трав никаких других лекарств не знали, цирюльники больным специально кровь отворяли. У женщин, ну, и у девчонок лет с двенадцати, это само собой физиологически происходит раз в месяц, и парням тоже надо уж по крайней мере не реже.

- То есть минимум раз в месяц пожалуйте на лавку?

- Ага. Только теперь, наверное, это куда чаще будет происходить.

- А что так?

- Ты знаешь, что Нейклед сдал в этом семестре экзамены на третью ступень?

У Игинката в прошедшем семестре и своих проблем было выше головы, чтобы еще интересоваться делами Нейкледа, тем не менее, краем уха он что-то такое слышал.

- Ну, сдал, и что?

- А то, что и нам теперь пора. Все пацаны нашего класса, по-моему, собираются на третий курс записаться.

Вот ведь подлянка, а? Игинкат собирался передохнуть после целого семестра испытаний, догнав по статусу своих одноклассников, а тут выясняется, что они все дружно намерены подняться выше.

- А почему именно в этом семестре обязательно туда поступать? Отложить никак нельзя?

- Можно, конечно, но тогда придется летом вовсю тренироваться, а это мне не слишком по нраву. Я летом отдыхать люблю! — засмеялся Салве. — Ну и еще будет возможность подстраховаться, если с первого раза не сдашь.

Смирившись, что опять придется приступать к напряженным и болезненным тренировкам, Игинкат решил по крайней мере обеспечить себе хорошую компанию:

- А ты в какую Агелу записываться собираешься? Я лично хочу в пятую. Наш знакомый капитан, Талис Эресфед, говорил, что она самая лучшая из всех.

- Да мне, в принципе, без разницы. Я, правда, предыдущие две ступени в другой одолевал, но туда все равно в центр надо ехать. Можно и в пятую. Некоторые по несколько раз Агелы меняют.

- Ага, и другим пацанам тогда посоветуй. Только я все равно не понял, а зачем дома-то пороться? В Агеле тренировок, что ли, не хватает?

- А сколько их там будет-то за семестр? Дюжина от силы. Знаешь, я и четверть сотни розог в свое время с трудом вытерпел, а сейчас вдвое больше терпеть придется. Да еще за два с половиной года я, боюсь, растренировался малость, хотя и крепче стал.

- Пятьдеся-ат?! — Игинкат даже присвистнул. — Зачем так много-то? И какой вообще смысл тренировать болевую выносливость? Без нее что ли никак?

- Не скажи, — отрицательно помотал головой Салве. — Знаешь, сколько раненых солдат умирает на поле боя не от потери крови даже, а просто от болевого шока?! А на операционном столе, когда не хватает обезболивающих или их почему-то нельзя вводить? У тренированных людей шансов выжить в подобных ситуациях будет куда как больше. И умение стерпеть пятьдесят розог, Игинке, это минимум, необходимый для поступления на военную службу. От будущих спецназовцев, например, куда большего требуют. И если до окончания седьмого класса этот норматив не сдашь, ни в одно военное училище тебя просто не примут!

Игинкат не стал уточнять, что есть училище, куда таки примут, то, где готовят будущих штабистов. Может, Салве о штабной службе и слышать не хочет, его-то здоровье куда угодно поступить позволяет. Но все равно, зачем устраивать себе такую «веселую» жизнь, он решительно не понимал.

- Двенадцати тренировок тебе мало, да?

- Ну, если бы на каждой удавалось улучшать результат на два-три удара, то хватило бы вполне. А если дела пойдут туго? Тогда без помощи родителей никак не обойтись.

При мысли о такой «помощи» Игинката передернуло. А как тогда вообще на уроках сидеть?! Ради того, чтобы избавить себя от подобной участи, можно даже и летним отдыхом пожертвовать.

- Растянул бы тогда на два семестра, если так трудно. Все лучше, чем два раза в неделю пороться!

Салве закатил глаза. Так часто ложиться под розги ему тоже совсем не хотелось, и если бы не некоторые обстоятельства, о которых он еще никому… А, ладно, можно и рассказать!

- Понимаешь… — мальчик старался говорить ровным голосом, но от смущения все же чуть порозовел, — мне весной тринадцать исполнится, то есть по нашим обычаям я уже могу с девочками… ну, знакомиться. А если ты еще на третью ступень не поднялся, ты для них как бы и не мужчина еще… Обидно ж будет, если ты с какой захочешь дружить, а она с тобой нет…

- А на меня сегодня две девчонки вот такими глазами глядели! — похвастался Игинкат. — Ну, ты сам видел. И одна из них сама предложила познакомиться, в клуб «Марионис» какой-то звала… Не знаешь, кстати, что это за клуб такой?

- У-у-у, да на тебя юная амазонка глаз положила! — развеселился Салве. — Знаю, конечно, кто ж этот клуб не знает. Они все там тусуются.

- Они — это кто?

- Ну, амазонки. Женщины-франгуляры и девчонки, которые мечтают такими стать.

- А почему амазонки?

- Ну, жило когда-то такое легендарное племя женщин-воительниц. Те, правда, мужчин ненавидели, а наши сами бы хотели мужчинами стать. Они и в мужских школах учатся, и нормативы на получение знаков мальчишеской доблести сдают, и собственный военный клуб имеют. Но он, конечно, не чисто амазонский. Их не так уж и много в Ксарте, так что парней туда тоже пускают.

- А я не видел в нашей 17-й школе ни одной девчонки! Да и в пятой Агеле их тоже не было.

- Ну да, их не во все школы принимают. Физиология там, туалеты им свои нужны, да и вообще рядом с такими девчонками мальчишки теряются. Они ж, амазонки эти, и развиваются раньше, и решительности в них столько, что любой пацан позавидует, и верховодить они любят в мальчишеских компаниях, и вообще всем стараются доказать, что они этакие супермальчишки. С ними рядом учась, и комплекс неполноценности запросто заработать можно! И из всех городских Агел их только в одну берут, в восьмую, зато там у них свои собственные группы есть.

- И их так же, как нас, муштруют?

- Ну, наверное. Болевую выносливость точно у всех вырабатывают, борьбой они занимаются, как и пацаны, стреляют, бегают, плавают, по скалам лазают… про панкратион не знаю, не видел, может, вместо этого у них что-то свое есть. Короче, боевые девчонки. И вот они, разумеется, с парнями знакомятся запросто, только не как с потенциальными женихами, а как с будущими товарищами по оружию. Так что ты иди, конечно, в этот «Марионис», коли пригласили, там есть на что посмотреть, но с девчонкой той будь поосторожнее. Если комплимент неподходящий отвесишь, ну, например, красавицей назовешь, то вполне можешь по шее схлопотать.

- Ага, понял, — кивнул Игинкат, — а вторая тогда чего застеснялась?

- А вот та, наверное, нормальная была. Им с мальчишками дружить обычай не дозволяет.

- Погоди, у меня вот один знакомый недопацан есть, — удивился Игинкат, — он в женской школе учится, так с ним там девчонки вполне нормально общаются.

- Так то ж недопацан! — усмехнулся Салве. — Его ведь там как мальчишку никто и не воспринимает, для всех он такая же девчонка, разве что в штанах. Ну и чего с ним тогда не общаться? Общаются, конечно, только ведь как с подружкой, а не с парнем. Я тебе больше скажу: когда ты только-только к нам приехал и знаков мальчишеской доблести еще не имел, они и с тобой могли общаться! Спрашиваешь почему? Да потому что большой парень без таких знаков по нашим понятиям не настоящий мальчик, даже если он и в мужской школе учится.

- А если он, допустим, просто нездоровый? — обиделся Игинкат за Альтивиса.

- Все равно. Воином ему тогда не стать, а значит, и мужчиной полноценным он считаться не будет, когда вырастет. Ни одна нормальная девушка за него замуж не пойдет. Но поскольку как жених он — пустое место, то и общаться с ним девчонкам можно без риска для репутации. Впрочем, инвалиды у нас тоже женятся, но только на таких же инвалидах.

- А когда на первую ступень сдал, так уже, что ли, сразу мужчина?

- Не-а, — помотал головой Салве. — Мальчик — да, а до мужчины тут еще расти и расти. То есть, с одной стороны, такой парень потенциально может стать достойным женихом, но еще неизвестно, станет ли. Может, он на третью ступень никогда и не сдаст, то есть воина из него все равно не получится. А от таких недомужчин у нас и детей заводить брезгуют. Ну, вот и погляди на это дело глазами девчонки! Она с тобой шашни заведет, влюбится еще, чего доброго, а потом вдруг окажется, что жених из тебя фиговый! Вот они и осторожничают, ждут, когда приглянувшийся пацан хотя бы на третью ступень нормативы сдаст, тогда он уже гарантированно состоявшийся мужчина, с которым и знакомиться можно без риска. Понял теперь, почему всем пацанам так важно на третью ступень сдать?

- По-о-нял, — протянул Игинкат, уже прикидывая свои перспективы. Значит, если он в следующем семестре осилит третью ступень, а летом ему как раз исполнится тринадцать, то выходит, на следующий год все девчонки его будут? И эта восхищавшаяся им сегодня блондинка тоже? Кла-асс!

Одежда его, между тем, высохла, и можно было бы уже спокойно сваливать к себе домой, но без обеда его, конечно же, не отпустили. Накормить гостя, даже незваного, — святое дело! Сидя за столом вместе с семейством Конведов и лопая пирожки с обалденно вкусным бульоном, Игинкат старался вести себя, как интеллигентный мальчик, ну, чтобы улучшить впечатление, сложившееся о нем у хозяев дома. Кажется, удалось. А то обидно было бы, если бы вдруг Салве запретили с ним общаться. Тот-то все равно в накладе не останется, друзей у него куча, но очень уж хотелось стать одним из них. Ну, чтобы иногда пообщаться наедине, как сейчас. В школе о такой возможности приходилось только мечтать, хорошо бы они в Агеле попали в одну группу, тогда время на это у них точно будет.

Домой Игинкат возвращался, окрыленный открывающимися перспективами: и с Салве удалось задружиться поближе, и на знакомых пацанов впечатление произвести, и, в довершение всего, его ждет завтра увлекательный поход в логово амазонок!

 

Глава 3. Юная амазонка

На следующий день в девять утра Игинкат вышел из дома. Часа, чтобы добраться до «Мариониса», казалось вполне достаточно. Увы, он не учел выпавший накануне и все еще не стаявший снег. То, что детей стало нечаянной радостью, для коммунальных служб Ксарты — форменным проклятием. Поскольку такие снегопады здесь были великой редкостью, никакой снегоочистительной техники город не имел. Еще вчера транспорт просто стоял в заторах, сегодня героическими усилиями вооружившихся лопатами горожан мостовые кое-как были расчищены, но только по одной полосе в каждую сторону. Автобусы ходили редко и двигались медленно, на остановках скапливались толпы, всякий раз с боем прорывающиеся в салон. Каким-то чудом мальчику удалось втиснуться в нужный автобус, но на этом проблемы не закончились, поездка стала настоящим испытанием для нервов.

В какой-то момент Игинкат осознал, что если эта колымага и дальше будет ехать с такой черепашьей скоростью, к назначенному времени он точно не доберется до места. Опоздать на первую встречу с девочкой? Ну уж нет! Выскочив на ближайшей остановке, он припустился бегом по неубранному тротуару, обгоняя еле ползущие машины. В результате успел таки, хотя и взопрел весь.

Рамета оказалась на удивление пунктуальной, она уже ждала его у входа. Увидев раскрасневшегося от бега мальчишку, игнорирующего расчищенные дорожки и прущего напрямик, по кратчайшему расстоянию, девочка позволила себе поощрительно улыбнуться:

- Игинке, ты точен, как штабист, успел прямо минута в минуту! Ну что, идем?

- Идем, конечно, — мальчик направился к дверям. Игинкат готов был проявить галантность и пропустить даму вперед, но кто их знает, этих юных амазонок? Может, они такое поведение расценивают как оскорбительный намек на свою слабость? К тому же он тут гость, а она хозяйка. Не-е, во избежание всяких неприятных инцидентов лучше уж он войдет первым.

Клубный холл поражал своей величиной. Лифты и лестницы, ведущие на верхние этажи, занимали лишь небольшую его часть, кое-где стояли опорные колонны, но основная часть огромного помещения высотой в три нормальных этажа походила на обиталище какого-то гигантского паука, настолько она была заполнена свисающими с потолка канатами, сетями и веревочными лестницами. Приглядевшись, можно было разглядеть в вышине и совсем уж интересные конструкции: подвешенные на канатах деревянные щиты, бревна и мостики. Весь этот такелаж отнюдь не был безжизненным: по нему во всех направлениях карабкались мальчишки и девчонки от семилетних мальцов до ровесников Игинката.

- Что это? — вопросил пораженный мальчик, оборачиваясь к Рамете.

- Полоса препятствий наша… Никогда не слышал, что ли?

Да откуда ж ему слышать. Кроме «Акариса», он вообще больше никаких ксартских клубов не знал. Оказывается, их таких несколько и у каждого своя специфика. В «Акарисе», к примеру, лучший в городе скалодром, а здесь, значит, подвесная полоса препятствий. Игинкат жаждал подробных разъяснений, Рамета была не прочь их дать, но сперва хотела устроиться с максимальным комфортом. Первым делом девчонка отвела гостя в раздевалку, где можно было оставить верхнюю одежду, потом предложила ему посидеть в кафе.

Кафе в «Марионисе» соседствовало с полосой препятствий, занимая изрядную часть холла. Можно было сидеть за столиком и наблюдать за юными спортсменами, лазающими прямо у вас над головой. Угрозу, что кто-то из них, сорвавшись, приземлится прямо на стол, предотвращала натянутая под полосой препятствий сетка.

Раскошелившись на тарелку фирменного местного печенья и два бокала оранжевого сока из каких-то тропических фруктов, Игинкат с Раметой заняли столик рядом с лестницей, с которой начиналась полоса препятствий. Потягивая вкусную кисло-сладкую жидкость, мальчик самозабвенно трепался о своей жизни в Кенлате, особо упирая на ее зимние радости, совершенно экзотичные для южан: купание в проруби, ныряние в снежный сугроб, едва выскочив из бани, спуск на лыжах по горному склону, катание на коньках по льду замерзших рек. И плевать, что ничего из этого ему лично испытать не довелось, ну, если не считать коньков, и то катался он, конечно, не на реке, а на вполне цивильном городском коньке, главное, что Рамета своими глазами видела, как он плыл в ледяной воде, а значит, вполне может поверить и во все остальное. Впрочем, треп не мешал ему поглядывать по сторонам и подмечать много интересного.

Процесс покорения детьми полосы препятствий проходил не стихийно. Им руководила стоящая у подножья лестницы высокая брюнетка в красных сапогах по самое колено и блестящем черном кожаном комбинезоне. Представлениям Игинката, как должны выглядеть амазонки, женщины-воительницы, она соответствовала просто идеально. Эта дама запускала на лестницу стоящих в очереди детей, выдавая каждому перед подъемом свои наставления, и они, похоже, послушно им следовали, выбирая там, наверху, указанные лично им маршруты. Если между детьми назревал конфликт, дама свистела в свисток, и нарушители покорно спрыгивали в сетку и уже по ней добирались до лестницы, ведущей на спуск.

- А кто это такая? — поинтересовался Игинкат, мотнув головой в сторону властной дамы.

- Майор Илера Бельтед, наша наставница.

- Что, правда, что ли?! А что она вам преподает?

- Преодоление препятствий. Это у нас в программе подготовки вместо скалолазания.

- У-у-у… А пацаны тогда здесь откуда?

- Ну, частично из нашей же Агелы, но в основном пришлые, которым просто нравится так лазать. Ты, кстати, не хочешь попробовать? Тут всех допускают, только обувь надо снять.

Действительно, пацаны и девчонки лазали по канатам в тонких носочках, а то и босиком. Наверное, зимние ботинки на толстой подошве и впрямь не к месту, когда то, что у тебя под ногами, желательно ощупывать стопой. Ударить в грязь лицом перед девчонкой, давно уже освоившей все эти канаты, лестницы и мостики, не хотелось, но само предложение было очень завлекательным. Решив, что над гостем сильно потешаться не станут, да и вообще новичку его неумение не в укор, мальчик согласно кивнул.

- Тогда идем.

Оставив обувь прямо под столиком (все равно не украдут), Рамета с Игинкатом направились к распорядительнице полосы препятствий.

- Госпожа Бельтед, можно, я потренирую новичка?

Дама в кожаном комбинезоне пристально оглядела Игинката, похоже, пришла к лестным для него выводам и дала согласие:

- Можешь, Рамета. Только подстрахуй его на верхнем уровне, новички не всегда умеют правильно падать, вчера один умудрился рухнуть прямо на бревно, увезли с травмой ребер.

Несмотря на столь устрашающее предупреждение, наверху мальчику понравилось. Можно было вообразить себя на вантах парусного корабля или даже где-нибудь под куполом цирка. Настоящие веревочные лестницы и рыбачьи сети, по которым надо взбираться на более высокий уровень, пружинящие под ногами канаты, по которым передвигаешься, держась рукой за другой канат, что натянут либо прямо у тебя над головой, либо чуть сбоку, примерно на уровне подбородка. Особую трудность представляло узкое бревно, подвешенное за концы. Оно раскачивалось при ходьбе, а рядом не было ничего, за что можно было бы ухватиться. Хоть седлай его и ползи, обхватив ногами и руками. А некоторые девчонки, в том числе Рамета, при этом умудрялись преодолевать его бегом! Совсем позориться, уподобившись какому-нибудь медведю, Игинкат, конечно, не стал, по бревну шел шагом, осторожно переступая и балансируя руками, но одолеть его смог только с третьего раза. Неудачные две попытки закончились падениями в страховочную сеть, откуда приходилось выбираться по канату. На верхнем уровне над тем самым бревном висела металлическая лестница, привязанная за концы. Тут или становись на четвереньки, опираясь на узкие перекладины сразу и руками, и коленями, или переступай осторожно, рискуя с нее брякнуться. Главный подвох заключался в том, что лестница тоже раскачивалась, да еще и перекашивалась в зависимости от того, по какому из двух подводящих к ней канатов в данный момент шел человек. Пресловутая страховка заключалась в том, что Рамета, широко растопырив ноги, оседлала сразу оба каната, да еще руками ухватилась за ножки лестницы, стараясь по возможности удержать ее в горизонтальном положении. Кое-как ей это удалось, во всяком случае, Игинкат сумел преодолеть данное препятствие с первого же раза.

Налазившись вволю, Игинкат с Раметой спустились вниз, отдохнуть и подкрепиться, поскольку часовые физические упражнения вызывают у растущих организмов зверский аппетит.

- Ну, как тебе наша полоса? — промолвила Рамета.

- Класс! Будь я помладше, наверное, вообще бы отсюда не уходил. Жаль только, пошалить не дают, — заметил мальчик. Илера Бельтед аккурат в это время сурово отчитывала заигравшегося десятилетнего пацаненка. Мальчуган понуро выслушивал нотации, опустив повинную голову. — Вот что, кстати, с ним теперь сделают-то?

- Накажут, как положено, — ответила девочка. — Высекут плетью.

- Ух, ты!.. А где?

- На втором этаже есть специальное помещение.

- И там для этого экзекутор есть, да?

- Нет, сама госпожа Бельтед всех и наказывает. Ну, или кто из ее сменщиц. Как только смена закончится, состоится разбор полетов.

- А если виновный к тому времени удерет?

- Тогда его никогда больше сюда не пустят, да еще в школу сообщат, какой он трус. Только никто не удирал на моей памяти. Госпожу Бельтед все уважают.

Вот в это можно было поверить. Игинкат тоже испытывал какой-то странный трепет перед дамой в черном комбинезоне. Вроде, она ему не начальница, но почему-то подсознательно хотелось ей подчиняться.

- Слушай, ну, ты уже освоился на полосе? — вновь спросила Рамета. — Пройти без страховки сможешь?

- Смогу, наверное… А что?

- Просто тут у нас иногда бывают соревнования на пари. Ну, когда двое спорят, кто быстрее ее преодолеет, или еще по какому вопросу. Вся соль в том, что проигравшего потом порют в присутствии победителя. Только соревноваться надо в купальных костюмах.

- А зачем?

Выяснилось, что Игинкат пока видел не всю полосу препятствий. Где-то за поворотом находился еще двадцатиметровый бассейн, в который надо было нырнуть, преодолеть его вплавь, потом выбраться из него по канату и пройти еще пару препятствий, а там уж и финиш.

- Ну, ты готов заключить со мной пари?

Признаться, если бы не упоминание о бассейне, Игинкат бы не рискнул. Часовая тренировка ничто по сравнению с опытом Раметы. Но он знал, что франгульцы за редким исключением плавают слабо, даже пацаны, что уж говорить о девчонках, стало быть, в воде он наверняка отыграется. Купального костюма у него с собой, разумеется, не было, но зато трусы приличные, в обтяжку, типа шортиков, и вполне могут сойти за плавки. Оставалось выяснить еще один животрепещущий вопрос.

- А порют у вас нагишом?

- Нагишом, разумеется, а как иначе?

Иначе здесь, похоже, и не бывает. Игинкат ни разу в жизни еще не видел, как наказывают девчонок, хотя порок пацанов успел понаблюдать более чем достаточно, да и голых девочек ему пока видеть не доводилось. Искушение было столь велико, что он дал согласие на пари.

- А на сколько спорим?

- На десять плетей, мы же большие уже, это только малышне пристойно спорить на пять.

- Ладно.

Допив сок, они вдвоем подошли к Илере Бельтед и заявили о своем пари. Подобные соревнования между мальчиками и девочками в «Марионисе» всячески поощрялись, и госпожа майор, не откладывая дела в долгий ящик, приступила к его подготовке. Для начала подвесные конструкции были очищены от всех посторонних. Детвора спускалась вниз, не прекословя, в надежде компенсировать временный простой увлекательным зрелищем. Игинката с Раметой отправили в раздевалку на втором этаже, неплохо оборудованную, кстати, с душем и туалетом, причем, в традициях данного клуба, общую для мальчиков и девочек. Когда они разделись, на Рамете обнаружился красный купальник! Игинкат уважительно присвистнул. О девчонках, сумевших добиться знака мальчишеской доблести четвертой ступени, ему пока слышать не доводилось. Если верить Истребителю, и пацанов-то таких было немного, хорошо если по одному — два на школьный класс. Живот от волнения как-то сразу подвело… Впрочем, назвался груздем — полезай в кузов. Поздно уже было отказываться.

Перед стартом госпожа Бельтед дала свои наставления. Оказалось, наверху есть два маршрута из идентичных конструкций, помеченных красными и желтыми лентами. Игинкат их там, кстати, встречал, но не обращал особого внимания. По красному маршруту предстояло идти Рамете, а самому ему — по желтому.

Они дружно взобрались на деревянную платформу, с которой начинались оба маршрута, и по команде стартовали. Уже на первом же канате Рамета вырвалась вперед. Игинкат упорно ее преследовал, даже плюя на меры безопасности. Подвесное бревно, к примеру, преодолел в три прыжка, моля всех богов, чтобы не сорваться, а то, пока будешь выбираться из сетки, безнадежно отстанешь. Как ни удивительно, пронесло. Детвора внизу активно болела, разделившись по половому признаку: девчонки за Рамету, а пацаны, соответственно, за Игинката. Добравшись до поворота и преодолев хитросплетение идущих во всех направлениях канатов, которые, похоже, специально тут понавесили, чтобы затруднить передвижение, мальчик выбрался, наконец, на нависший над бассейном деревянный щит. Головокружительный прыжок с пятиметровой высоты, увы, не позволил много отыграть: вынырнув, паренек обнаружил, что соперница опережает его метра на два. Он, конечно, яростно рванулся вдогонку, но и Рамета, как оказалось, плавала весьма прилично и сдаваться не собиралась. К концу бассейна Игинкат ее все же опередил, но существенно оторваться не сумел. Выбираться из воды пришлось по канату, и тут у мальчика были все шансы, но, увы, канат вскоре кончился, а дальше пришлось взбираться по рыбачьей сети. Вот тут уж Рамета показала прыть: карабкалась с ловкостью настоящей обезьяны! У Игинката так не получалось, и он проиграл несколько важных секунд. Теперь от финиша его отделял лишь один пятиметровый канат, который можно было пройти, придерживаясь за другой, страховочный, но времени на это совершенно не было. Понадеявшись на авось, мальчик рванул чуть ли не бегом и сам не понял, каким чудом сумел удержаться. Соперница, впрочем, тоже осторожничать не собиралась. Финиш — вертикальный щит, по которому следовало хлопнуть рукой — был уже перед глазами, вот еще один шаг, и сейчас он… Но, увы, Рамета сделала это на долю секунды раньше.

С трудом осознав произошедшее, Игинкат стал медленно спускаться по лестнице. В голове почему-то все вертелась пословица про неудачливого налетчика, что пошел по шерсть, а вернулся стриженым… Внизу их уже поджидала Илера Бельтед, да и радостная толпа болельщиков тоже уже успела переместиться к финишу. Глянув на понурившегося соперника, Рамета уважительно промолвила:

- А ты отчаянный…

Ну, да, только что толку в той отчаянности, когда сейчас все равно придется платить по счетам… Еще тяготило осознание того, что, несмотря на всю свою локальную удачливость, он впервые тут, во Франгуле, проиграл в состязании, и кому, девчонке! Да, она, конечно, обладательница красного купальника и вообще, возможно, самая крутая здесь, но все же, все же… Девчонки вокруг ликовали, мальчишки были явно разочарованы. Хорошо хоть, они не будут присутствовать при его расплате, хватает и одной Раметы.

- Ну что, отдышался? Тогда идем, — слова Илеры с трудом прорвались в затуманенное сознание мальчика.

Куда идем-то? В ту самую комнату? Игинкат пошел бы, кабы знал, где она. Похоже, госпожа Бельтед поняла его состояние, поскольку ненавязчиво положила ему руку на плечо и повела. Двигаясь как сомнамбула, мальчик добрел до лестницы на второй этаж, почти механически поднялся по ней, прошел по какому-то коридору… Ага, а вот и открытая дверь, куда его заводят. Дверь толстая, из цельного дерева, да еще и обитая изнутри войлоком. Она захлопывается у него за спиной, и все звуки остаются где-то там, снаружи. В комнате только он, Илера Бельтед и Рамета в своем красном купальнике. Только тут у Игинката прошло состояние отупения, и он с интересом огляделся по сторонам. Обычная комната, довольно просторная. Из мебели есть стол, пяток стульев, высокий шкаф у стены. О предназначении помещения напоминает только выдвинутая на середину длинная лавка с боковыми планками, чтобы было за что держаться.

- Снимай трусы и руки за голову, — поступил приказ.

Вот так вот сразу, еще не дойдя до лавки?? Мальчик моментально вспыхнул. А впрочем, чего удивляться, это ж законный приз для победителя — осмотреть проигравшего снизу доверху и со всех сторон. Воспротивиться у него даже и в мыслях не было. Госпожа Бельтед воздействовала на него, как удав на кролика, ее распоряжения просто невозможно было не исполнить. Даже если ему суждено сейчас стать игрушкой в ее руках… даже если она сделает ему очень больно, он все равно на это пойдет. Стянув все еще влажные трусы, Игинкат осторожно положил их на стул и принял требуемую позу.

Илера подошла к шкафу, открыла его и вытащила треххвостую плеть. Мальчик, следивший за ней краем глаза, мысленно охнул при виде этого девайса. Плеть казалась весьма серьезной, не чета не только мягким плеточкам, какими в Агеле лупцевали малышей-первокурсников, но даже и тем ремням, с которыми он познакомился на втором курсе. Ягодицы моментально похолодели и сжались от неприятных предчувствий, но Игинкат быстро справился с эмоциями. Долго прохлаждаться ему не дали.

- Ложись на лавку, — последовал новый приказ.

Твердой поступью мальчик подошел к лавке, улегся животом, приучено растянулся и ухватился руками за боковые планки.

- Приступаем, — промолвила госпожа Бельтед.

Свист плети в воздухе, и на ягодицы Игинката словно плеснули кипятком. Мальчик с трудом удержал вскрик, но тут же понял, что кричать нельзя ни в коем случае и даже слезы придется удержать в себе, иначе позора не оберешься. Он уже создал себе тут, в Ксарте, неплохую репутацию, даже проиграл сейчас вполне достойно, но стоит ему дать хоть небольшую слабину, и как же он упадет в глазах Раметы! И пусть она не обычная девчонка, а крутая юная амазонка, но она же первая и растреплет всем о его позоре!

Второй удар плети захлестнул бедра, третий попал по спине чуть ниже лопаток. Игинкат не знал еще, что исключительно по ягодицам во Франгуле порют только воспитанников двух младших курсов Агел, а более старшим может доставаться от плеч до самых пяток, и открытие оказалось для него очень неприятным, потому что по спине получается куда больнее, но он и тут сумел сдержаться. Еще два удара пришлись по спине, один — по ногам, остальные четыре — по ягодицам. Многочисленные алые рубцы яростно горели, и боль стихала очень медленно. Мальчик все еще стоически терпел.

- Ну, все, герой, можешь подниматься, — донеслись до него долгожданные слова.

Не стесняясь больше ни Раметы, ни госпожи Бельтед, мальчик сполз с лавки, с трудом встал, проковылял к стулу и, шипя, принялся натягивать трусы на болящие ягодицы. В голове мелькали мысли, что вот в таком виде ему придется идти в раздевалку, которая, правда, тоже на этом этаже, но мало ли кто там в коридоре шатается, и они, конечно, не могут не заметить следы от порки на его ногах и спине… но сейчас ему было не до этого, ладно, пусть смотрят, главное, что испытание он выдержал.

- Хороший мальчик, стойкий, — донесся до него из-за спины голос Илеры. — Славный вырастет франгуляр.

Рамета, которой адресовались эти слова, только кивнула в подтверждение и пошла провожать в раздевалку своего кавалера. Одевались они молчаливо, затем рука об руку спустились на первый этаж, где тоже не задержались. Игинкату надо было домой: отлеживаться после порки и оценивать понесенный ущерб. Рамета, добившаяся сегодня всего, что хотела, и ничуть не разочаровавшаяся в своем выборе, тоже не видела смысла задерживаться в клубе. Расстались они вполне тепло.

 

Глава 4. Заход на третий круг

Все хорошее когда-нибудь заканчивается, и каникулы, разумеется, тоже. В школу Игинкат вернулся, переполненный впечатлениями, и не без основания ждал повышенного интереса к своей персоне. Интерес этот, конечно, имел место быть, но проявляли его по большей части ребята из старших и младших классов. Последние, бывало, даже целыми делегациями заявлялись, только чтобы взглянуть на мальчика, который плавает в ледяной воде. Одноклассников же Игинката куда более волновал другой животрепещущий вопрос: кто в какую Агелу собирается записаться? В этот семестр возобновить там занятия собирались почти все, ну, за понятным исключением Истребителя, который все ступени уже прошел, и Нейкледа, только что освоившего третью ступень и решившего взять законную передышку. Игинкат, разумеется, сразу включился в дискуссии, всячески рекламируя знакомую ему Агелу N 5.

Агитация ли его помогла, или действительно пятая Агела имела в мальчишеской среде хорошую репутацию, но в день начала занятий там Игинкат встретил в толпе будущих однокурсников много знакомых лиц. Особенно порадовало его присутствие здесь Салве. Но вот кого ребята точно не ожидали тут увидеть, так это Истребителя. Корге Стаулед, впрочем, пришел не один: за его руку цеплялся мелкий пацаненок лет пяти. Естественно, их появление вызвало немалое оживление. Малыш, увидев вокруг столько больших ребят, засмущался и попытался спрятаться за спину Истребителя, не отпуская при этом его руки.

- Истребитель, что за чудо ты к нам привел? — улыбнулся Салве.

- Это мой младший братец, — ответил Корге, безуспешно пытаясь поставить мальца перед собой.

- И как его зовут?

- Ланте.

- А не рано ему сюда? — Салве даже полуприсел, чтобы не возвышаться над малышом.

Похоже, его магия действовала даже на таких вот маленьких, поскольку пацаненок немного оттаял.

- Вообще-то ему в декабре пять исполнилось. Знаешь, он всегда брал с меня пример, даже в детсаду всем уши прожужжал, какой сильный у него брат, и жалел только, что сам пока не может носить красных трусов. И теперь твердо решил самому заслужить это право, пойти, так сказать, по моим стопам. Так, Ланте?

Малыш часто-часто закивал.

- А когда он диспансеризацию успел пройти? — удивился Игинкат.

- Да не проходил он ее, — отмахнулся Истребитель. — Ну, по крайней мере, полной. Так, осмотрели в поликлинике на скорую руку и сказали, что вроде здоров. Осенним и зимним ребятам, что желают поступить на первый курс, разрешается и без диспансеризации обойтись. Ну, до поры — до времени, конечно. Осенью все равно погонят.

- Так он, выходит, еще непоротый совсем?

- Ну, почему непоротый, — возразил Истребитель, — уже начали приучать помаленьку. В день рождения, по традиции, он свою первую порку получил, и потом ему еще не раз доставалось, и в детском саду тоже. Не, я не спорю, в целом это немного, конечно, но с плеткой он все же знаком и на первом занятии, надеюсь, не опозорится. Не подведешь меня, Ланте?

Малыш поднял на старшего брата влюбленные глаза и решительно замотал головой, мол, не подведет.

Обсуждать перспективы курсантской карьеры младшего Стауледа можно было еще долго, но тут объявили построение, и пришлось разойтись в разные стороны: Истребителю с братишкой — в фойе, где первокурсников приветствовал сам начальник школы, а остальным — в ту часть двора Агелы, где строился третий курс. Тут ребятам объявили, наконец, кто в какую группу попал. После зачтения списка губы Игинката растянулись в улыбке: они с Салве оба оказались в первой группе! Когда группы разводили на занятия, друзья встали в пару и смогли по дороге обменяться впечатлениями.

- Знаешь, я почему-то все время в первой группе оказываюсь, которой сам начальник курса руководит, — поделился своим удивлением Игинкат.

- Значит, тебя считают особо перспективным, — промолвил Салве. — Вот не поверишь, но со мной точно такая же оказия. И в группе обязательно окажется пара-тройка обладателей красных трусов. А ведь это редкость вообще-то, далеко не в каждом классе такие встречаются…

- А Ланте, малышу этому, тяжеленько придется. Четыре часа под плетками пролежать…

- Ну, может и пролежит, у него наследственность хорошая. Сегодня же и узнаем, как у них там все прошло.

Тем временем, они вошли в зал на третьем этаже, предназначенный для тренировки болевой выносливости. Оглядевшись по сторонам, Игинкат присвистнул. Знакомых деревянных коней здесь не было и в помине, да и лавок что-то не наблюдалось, зато присутствовали уже знакомые ему козлы для порки и какие-то совсем уж странные агрегаты, чье предназначение и угадать-то было трудно. Мальчик остро пожалел, что предварительно не порасспросил Истребителя, чем занимался тот на третьем курсе. Впрочем, майор Тогрис Аранфед, начальник группы и всего курса, быстро все разъяснил:

- Ну что, орлы, соскучились по настоящим мужским испытаниям? Уже ностальгируете, небось, по тренировкам? Ну, мы сейчас вас тут быстро от хандры излечим! Сегодня у нас занятие ознакомительное, то есть вы перепробуете понемногу все, что вас ожидает в течение семестра, а заодно поймете, какие у вас есть проблемы и где ваши слабые места. Поскольку на этом курсе вам предстоит научиться сносить болевые воздействия по всему телу, стандартная форма одежды для занятий — нагишом. А сейчас слушай мою команду: шагом марш в раздевалку, потом в туалет и обратно сюда — строиться!

Группа, все так же колонной по двое, двинулась в раздевалку, оттуда, уже поодиночке и голышом, ребята мчались в туалетную комнату и возвращались в зал, где Тогрис лично выстраивал их в шеренги по восемь человек. Когда в строй стал последний мальчуган, майор двинулся между шеренг, тщательно оценивая телосложение каждого воспитанника и время от времени отпуская критические реплики: «А чего мышцы на руках такие дряблые? Забыл, как спортом заниматься?», «Тебя когда последний раз пороли, маменькин сынок? Почему на заднице никаких следов нет?», «А чего ты такой пухлый, а? Так хорошо кушаешь, что жирком оброс? Ну, ничего, уж это мы тебе тут быстро сгоним!». Игинкат, не так давно выдранный плетью, удостоился более благожелательного взгляда и остался без комментариев в свой адрес. Закончив телесный осмотр, Тогрис заявил:

- Шеренги, в которых вы стоите, соответствуют отделениям вашего взвода. В следующий раз на построении будете занимать именно то место в строю, на котором находитесь сейчас, за исключением временного командира отделения, который будет стоять на правом фланге. Сейчас вы последовательно пройдете по всем снарядам. Тот, кто последним разревется в каждом из отделений, станет на следующем занятии его командиром. Вопросы есть? Если нет, тогда первая шеренга занимает место у козлов для порки, остальные ждут своей очереди.

Игинкат подошел к ажурной конструкции и перегнулся в талии через его верхнюю планку. Обслуживавшие козлы солдаты широко раздвинули ему ноги, привязав их за щиколотки к задним ножкам конструкции, руки мальчика точно так же были привязаны к передним. Ягодицы в итоге стали самым высоким местом его тела. Глядя между собственных ног, что у него там творится за спиной, Игинкат увидел, как солдаты вооружаются знакомыми ему со времен диспансеризации короткими, но широкими досками с ручками. По приказу майора первое испытание началось.

Трах! — доска, прилетевшая слева, ожгла левую ягодицу. Игинкат зажмурился от боли и прошипел сквозь зубы. Трах! — точно такой же удар пришел справа. Мальчик готов был терпеть и дальше, но его уже стали отвязывать.

Дальше его подвели к высокой конструкции, похожей на раскладной стол, причем передняя часть стола опиралась на мощные подпорки, а задняя — на идущие по краям параллельные брусья, соединенные шарнирами с передней частью. В задней столешнице была проделана дугообразная прорезь, а поверху прикреплены два параллельных желоба с фиксаторами. Мальчика заставили улечься таким образом, чтобы туловище лежало на передней столешнице, а ноги попали в желоба, после чего зафиксировали ремнями за талию, за щиколотки и под коленками, руки приказали вытянуть вперед и привязали их там за запястья к специальной планке. Один из солдат принялся манипулировать рычагами, торчащими из приделанного к конструкции ящика. Желоба стали расходиться под углом, как часовые стрелки, раздвигая тем самым ноги мальчика, задний край столешницы поехал вниз. Игинкат вдруг ощутил себя куклой-марионеткой, которой чужие люди могут придать любую угодную им позу. Привязанный и растянутый, он мог лишь смиренно дожидаться, что с ним захотят сделать. Тем временем, второй солдат принес плетку, в точности напоминавшую ту, которой так ловко орудовала Илера Бельтед. Первый удар пришелся по плечам, второй — по середине спины, потом по бедрам, по голеням… Сжав зубы, мальчик терпел. Следующие два раза плеть ложилась продольно, захлестывая ягодицы, причем концы ее попадали на внутренние части бедер. Игинкат с трудом сумел удержать крик, осознавая, что если дело и дальше пойдет так, он скоро не выдержит.

Порка, однако, прекратилась, зато в анус ему засунули продолговатый предмет. Это что, ему клизму собираются сделать? Прямо здесь?! Клизма, впрочем, оказалась очень своеобразной: вместо воды в его кишки хлынула какая-то жгучая гадость. Не зная, как справиться с пожаром, разгорающимся в животе, мальчик скрипел зубами и с трудом осознавал производимые с ним манипуляции. Из него извлекли клизменное сопло, тут же заткнули сфинктер пробкой, наконец, отвязали и велели слезать.

Чуть не свалившись с конструкции, поскольку онемевшие от боли ноги отказывались повиноваться, Игинкат кое-как пришел в себя и потопал к следующему сооружению — невысокому помосту, в задней части которого возвышалось нечто, напоминающее формой китовый хвост. Тут мальчика заставили лечь на живот, задрав вверх обе голени. Деревянное нечто оказалось своеобразной колодкой, фиксирующей щиколотки. Боль в животе настолько отвлекала от окружающей действительности, что Игинкат ахнул, когда на его ступни дождем посыпались палочные удары. Тут уж оба солдата старались на славу. Бастинадо длилось минут пять, становилось все болезненнее, и мальчик едва сумел сдержать слезы. Когда его освободили и подняли на ноги, выяснилось, что и ступать теперь стало жутко больно, но испытания его на этом не закончились, паренька погнали к какой-то совсем уж непонятной конструкции.

Выпуклый верх сооружения походил на шляпку огромного гриба, только вместо одной ножки эта опиралась на четыре. Игинкат попытался было плюхнуться на нее животом, но его подняли и сказали, что надо ложиться кверху пузом. Это еще что за новости?! Опираться о твердую поверхность высеченными уже ягодицами и спиной было больно, но пришлось. Ко всем прочим неприятностям, руки и ноги мальчика привязали ремнями к ножкам «гриба». Боль мешала сосредоточиться, но Игинкат все равно с опаской следил, чем его «попотчуют» на этот раз. Солдаты вооружились распаренными вениками из тонких веточек с ободранной листвой. Тоже, в принципе, розги, хотя и непривычные. Когда первый удар этого веника пришелся по ребрам, парнишке показалось, что на него плеснули кипятком. Боль была поверхностная, но слишком уж садкая. Следующий удар опустился на бедра, прибавив неприятных ощущений. Мальчик кривился, извивался на неудобном ложе и сдерживался уже из последних сил. Когда очередной удар приземлился на живот, который и без того уже зверски болел от едкой клизмы, терпеть стало совсем невмоготу, Игинкат жалобно взвыл и разразился слезами. Порка тут же прекратилась, и его спешно стали отвязывать.

Из ануса мальчика извлекли пробку и, чтобы не обделаться прямо в зале, пришлось спешно бежать в туалет. Опроставшись, униженный и заплаканный Игинкат долго приводил себя в порядок у умывальника, добиваясь, чтобы хотя бы слезы перестали течь, а то идти на построение с зареванной рожей — это ж полный позор. Внезапно его хлопнули по плечу:

- Ты как?

Оглянувшись, мальчик увидел Салве. Блондинчик был встрепан, судя по покрасневшим глазам, тоже недавно плакал, но уже успел обрести спокойствие.

- Сам видишь, небось… — недовольно пробурчал Игинкат.

- Да все мы сейчас такие… Только тебе-то на что жаловаться, ты ж все равно последним в своей восьмерке разрыдался!

- Да-а?.. — Игинкату и в голову не приходило, что другие могли сломаться раньше. Это что же, он теперь на следующем занятии командиром отделения станет?

- Точно, — подтвердил Салве. — Я со второй восьмеркой шел, так что сам видел, меня как раз по пяткам лупили, когда вас розгами охаживали. Тебя последним отпустили.

- Слушай, а ты случаем не знаешь, что это за дрянь нам в задницы вливали? — поинтересовался Игинкат.

- Перцовый раствор, наверное. Действительно гадость, хоть и вылилось уже все, а до сих пор в животе как-то нехорошо. Придется, наверное, еще водой промываться, чтобы все оттуда вычистить.

Игинката от таких перспектив аж передернуло.

На заключительном построении майор Аранфед, вдоволь поиздевавшись над понурыми воспитанниками, которые «до того разнежились, что и получасовой порки уже выдержать не в состоянии», объявил в конце победителей в каждом из отделений. Игинкат действительно оказался в их числе.

- Всем вам придется несладко, — сказал в заключение майор. — На этом курсе обрабатывать вас будут по всему телу, чтобы у вас вся кожа задубела и стала нечувствительной к боли, а не только на задницах!

С таким напутствием пришлось всей группой топать из тренировочного зала в медпункт, чтобы устранить последствия тренировки, и только после этого мальчики смогли одеться. Кожу уже почти не саднило, да и без серьезных просечек сегодня обошлось.

На выходе из Агелы Игинкат и Салве столкнулись с куда более счастливой парочкой. Ланте, все еще держась за руку Истребителя, взахлеб делился впечатлениями о своем первом занятии: «Там даже старшие ревели и в туалет просились, а я все четыре часа проскакал и даже ни разу не заплакал, вот!».

- Вот, видели, весь в меня растет! — не смог не похвастаться Истребитель. Глядя на его счастливую физиономию, нельзя было не улыбнуться. Порадовавшись, что хоть у кого-то останутся от этого дня светлые воспоминания, Игинкат с Салве разъехались по домам.

 

Глава 5. Знакомство с панкратионом

На первую тренировку по панкратиону Игинкат шел, изрядно мандражируя. Перед глазами стояли схватки в «Акарисе»: с яростными ударами по всему телу, с разбитыми носами, губами и бровями дерущихся, с нокаутами, когда проигравшего на руках уносят с ринга. Без серьезных повреждений выходил из них, кажется, только один Истребитель, ну так он был чемпионом города среди бойцов своего возраста… Турве Нейклед, полтора года назад так неудачно наехавший на Корге Стауледа и показательно побитый им на виду у всего класса, кажется, только для того и поспешил пройти подготовку по программе третьей ступени, чтобы сравняться в этом искусстве с новым лидером класса, да куда уж там ему… Перспектива, когда мало того, что тебя каждую неделю секут, так еще и кулаками будут регулярно избивать до крови, казалась слишком уж безрадостной. Впрочем, на поверку все оказалось не так уж мрачно.

Литжис Арухонед, их тренер по панкратиону, обладал достаточным опытом, чтобы позволять десяти — тринадцатилетним пацанам выпускать на свободу свои самые зверские инстинкты. Из парня, с самого начала забитого сверстниками до полной потери веры в собственные силы, хорошего бойца не выйдет. Пусть лучше сначала повозятся, поиграются понарошку, освоят между делом основные приемы защиты, и уж тогда… В результате перед первыми схватками начинающих бойцов заставляли надевать на руки мягкие перчатки, набитые ватой, а на ноги — какие-то дурацкие мешки с войлоком. Ударить ударишь, но серьезной травмы точно не нанесешь.

Различные удары и блоки отрабатывали долго и нудно, время от времени меняя напарников. Сейчас Игинкат тренировался с ребятами одной с ним весовой категории, и не было необходимости иметь одного постоянного партнера вроде того злосчастного Ренке. Самый большой подъем мальчик испытывал, когда удавалось встать в пару с Салве. Блондинчик даже с этими нелепыми мешками на ногах смотрелся здорово, готов был улыбаться даже во время схваток и ничуть не обижался, пропустив серьезный удар. Впрочем, в одной паре с ним хотели быть все.

Истребитель ревниво следил за успехами своих одноклассников. Уже на вторую неделю занятий он стал настойчиво интересоваться у Игинката, как идут дела, и был явно недоволен, как медленно тот осваивает новые приемы.

- Этот ваш Литжис неправильно вас учит, — бурчал он, — он из вас клоунов делает, а не панкратионистов!

- А ты можешь научить лучше? — не выдержал, наконец, Игинкат. — Ну, покажи тогда!

- Для занятий нужен напарник, — возразил Истребитель, — я не могу одновременно драться с тобой и оценивать твои действия со стороны. Может, Турве припахать? Он в этом деле парень опытный, хотя и дурак…

Игинкат яростно замотал головой.

- Не, он псих, не хочу я с ним… Может, лучше Салве пригласить?

- Ну, зови…

Салве от дополнительных занятий не отказался. Очутившись вечером все в том же школьном спортзале, где Истребитель прежде тренировал Игинката в борьбе, мальчики принялись переодеваться. Оглядев мешки с войлоком на ногах у друзей, Истребитель не смог удержаться от смеха:

- Не, точно клоуны!.. Ребята, скидывайте давайте эту лабуду, и будем заниматься по-нормальному. Вы в этих хреновинах даже понять не сможете, куда пяткой попадете.

Мальчишки с удовольствием избавились от лишнего груза, оставшись босиком.

- Самое важное в панкратионе, — продолжал вещать Истребитель, — это уметь задирать ногу на уровень головы. Покажите, как это у вас получается. Ого, хорошие растяжечки! Тогда попробуйте повторить вот такой прием: находясь перед противником в правосторонней стойке на расстоянии вытянутой руки, делаете вид, что собираетесь ударить его кулаком слева, когда его взгляд смещается в этом направлении, наносите ему быстрый удар правой ногой в висок. В висок, Игинке, а не по челюсти! Да, знаю, что опасно, одному парню у нас вот именно так челюсть набок своротили, когда потом в медсанчасти ее на место ставили, ой, как он орал! Но иначе вы даже уклоняться от таких ударов не научитесь, когда мешком по роже попадает, то и не больно почти, и не знаешь даже, в каком именно месте в тебя нога противника врезалась бы. А так синяк все сразу покажет… Я понимаю, Салве, что ты не привык ходить в синяках, но панкратиону без этого не научишься. Да, я в свое время тоже ходил, а мне ведь тогда всего десять лет было. Третий курс — это вообще одни сплошные синяки: и на заднице, и на бедрах, и на пятках, и на спине, и на груди, и на роже! Короче, привыкайте. Ладно, делаю уступку, Игинке, бей его в полсилы! А чтобы вы лучше могли понять, куда именно попадаете, давайте, я вам ступни мелом намажу. Мел — не синяк, смыть не проблема.

Понаблюдав со стороны, как пацаны увлеченно лупят друг друга ногами, Истребитель удовлетворенно хмыкнул:

- Ладно, начерно вы этот прием освоили. Только вот что, Салве, когда задираешь ногу, не надо забывать о защите, а то противник может успеть сориентироваться и врезать тебе в самое уязвимое место. Да-да, ты правильно понял куда. Если попадет ногой, вполне может оставить тебя без потомства.

Игинкат кайфовал. Раньше он всегда придерживался мнения, что чтобы серьезно драться с кем-то, надо этого кого-то как минимум не любить. К Салве он испытывал прямо противоположные чувства и надеялся, что взаимные. И вот сейчас они колошматят друг друга, да так, что любая училка в его прежней кенлатской школе, увидев такое, непременно зашлась бы в истерике! Им обоим больно, но при этом почему-то весело, и нет в душе даже тени какой-то обиды или неприязни, и даже Истребитель, который ходит вокруг и подзуживает, не вызывает раздражения.

Надравшись до полного изнеможения, мальчишки рухнули на маты отдыхать. Истребитель по следам от мела старательно высчитывал точные попадания.

- Семнадцать к пятнадцати в пользу Игинке, — наконец, провозгласил он. — Ну что, парни, в целом неплохо для начала. В следующий раз потренируем уход от атаки противника с полным разворотом и нанесением пяткой левой ноги удара в область поясницы.

В раздевалке при спортзале, разглядев в зеркале свои боевые отметины, Салве истерически захихикал. Отсмеявшись, он признался Игинкату, что никогда, даже в дошкольном детстве, не заявлялся домой в подобном виде, и что он представляет лицо матери, когда она увидит его в такой раскраске.

На следующем занятии в Агеле Игинкат с Салве буквально запинали своих партнеров по тренировочным схваткам, невзирая даже на дурацкие мешки на ногах. Удар пяткой в висок действовал неотразимо. У Литжиса хватило такта не спрашивать, у кого они этому научились, впрочем, тайну и без этого сохранить бы не удалось: Игинката здесь уже неоднократно видели беседующим с Истребителем, продолжающим водить на занятия своего младшего братишку, а насколько силен Истребитель в панкратионе, знал, наверное, уже весь город. Поняв, что этих двоих сдерживать уже бесполезно, да и бессмысленно, тренер пообещал, что отныне они будут драться только друг с другом, если захотят, безо всякой защиты и хоть до изнеможения, лишь бы не отрабатывали столь рьяно свои приемы на других, не столь продвинутых воспитанниках.

Игинкат нежданно-негаданно ощутил себя самым крутым парнем в группе, и это при том, что некоторые из соучеников серьезно превосходили его своими габаритами. Это было приятно и почти наверняка гарантировало ему должность командира отделения, но и налагало дополнительные обязанности. Оказаться слабее ребят из своей группы в любом ином компоненте учебной программы теперь стало бы позорно. Ну да ему не привыкать к борьбе за первенство.

 

Глава 6. Стрельбище и искусственные скалы

Параллельно с тренировками по панкратиону проходили и занятия по стрельбе, причем велись они куда более серьезно, чем на втором курсе. Между сдачей экзаменов на вторую ступень и началом занятий по программе третьей у франгульских ребят был обычно промежуток года в два. Кое-кто из них в это время продолжал серьезно заниматься борьбой, очень редкие энтузиасты ходили в бассейн, но свои навыки в стрельбе совершенствовали практически все, так что теперь Игинкат оказался в окружении достаточно опытных стрелков, и его скромные успехи в стрельбе из пневматики на этом фоне решительно померкли. Оказавшись по итогам первых проверочных соревнований одним из последних в группе, мальчик затосковал. Он-то думал, что основные трудности его ждут в панкратионе, ну, еще тренировки болевой выносливости внушали изрядное опасение, а тут какая-то стрельба! Вот обидно будет провалиться на экзаменах из-за такой фигни! В довершение неприятностей вскоре выяснилось, что пневматикой на этот раз дело не ограничится. Военные специалисты, разрабатывающие программу обучения, решили, что третьекурсникам вполне уже можно дать в руки и боевое оружие, так что уже на втором занятии группу повели не в тир, а на самое настоящее стрельбище.

Когда ему выдали автомат, Игинкат взял его в руки с изрядной опаской. Хоть показали бы, как с ним обращаться, что ли! Проводящий занятия офицер, собственно, и показывал, вот только большинство ребят в его инструкциях ничуть не нуждались: судя по их уверенному поведению, с таким оружием они имели дело и раньше, вероятно, во время занятий в стрелковых кружках. Разом ощутив себя неумехой и аутсайдером, Игинкат разнервничался и первую попытку сорвал полностью: выпалил по мишени очередью, а не одиночными выстрелами, как полагалось, причем все пули ушли в молоко. Полюбовавшись на свою девственно чистую мишень, мальчик надулся, отошел к стойке рядом с оружейной комнатой, откуда выдавали автоматы, и, усевшись на деревянный пол, привалился к ней спиной.

- Ты что смурной такой? — поинтересовался подошедший Салве.

- Сам, что ли, не видишь? Я уж было уверился, что ничуть не хуже вас, а теперь самому кажется, что я косорукий какой-то! Того и гляди, еще дразнить начнут!

- Ну, нельзя же во всем быть первым, — философски заметил блондинчик. — У кого в панкратионе дела не идут, кто плавает еле-еле, а кто-то вообще высоты боится, и что ему делать, когда начнутся занятия на скалодроме? Тренироваться надо больше, а не терзать себя без толку.

- Ну и много тут за полгода натренируешься? У вас-то у всех вон сколько времени было в этом намастрячиться, а я после второго курса, можно сказать, и дух перевести не успел. Как пить дать провалюсь на экзамене, и что тогда, только из-за этого второй раз весь курс, что ли, проходить? Оно мне надо? Лучше бы отдохнул полгода и спокойно в этой стрельбе потренировался.

- Да не ной ты раньше времени! У меня, если хочешь знать, тоже не сразу все получаться стало. Сперва все мимо палил, потом изредка стал попадать в мишень, а однажды вдруг взял — и отстрелялся, как надо. Скажешь, просто повезло? Ну, в чем-то, может быть, и повезло, но результаты после того случая все равно резко улучшились и, главное, продолжали расти, так что я теперь на этот счет даже и не беспокоюсь. Коли тебе плановых тренировок недостает, запишись на дополнительные занятия. Здесь это можно и даже поощряется. А если времени на все не будет хватать, так давай откажемся от занятий с Истребителем по панкратиону, ведь эта дисциплина и так уже у нас нормально идет.

Панкратион Игинкату нравился, но раз уж нужда заставляет, он готов был пожертвовать им ради нелюбимой стрельбы. Вот только вместе с ним придется перестать заниматься и Салве, у которого со стрельбой все в порядке, но раз уж тот сам это предложил…

- Спасибо, ты настоящий друг! — расчувствовался Игинкат. — Да, ты прав, попробую позаниматься здесь дополнительно.

Обещанные занятия по скалолазанию тоже не заставили себя ждать. Скалодром в Агеле N5, конечно, сильно уступал тому, что был в клубе «Акарис», но метров десяти в высоту он пожалуй что достигал. Лазать по нему полагалось в трусах и босиком. На новичков, для страховки от неизбежных ошибок, надевали целую сбрую. Игинкату сеть этих ремешков до смеха напомнила ту, в которой в его родном Кенлате родители выводили на прогулку чрезмерно прытких бутузов, дабы не убегали далеко. Сам он подобной участи в то время счастливо избежал, и вот на тебе: здесь обрядили! Впрочем, движений вся эта оплетка почти не сковывала.

Учиться забираться по отвесной стене, цепляясь руками и опираясь ступнями на малозаметные выступы, оказалось очень непросто. Ну, зато, по крайней мере, здесь все были в равном положении, до поступления на третий курс пацанов к скалодромам не подпускали и на пушечный выстрел. Раскорячившись между четырьмя точками опоры, Игинкат сам себе казался каким-то насекомым, распластавшемся на стене, да еще попавшим при этом в паучью сеть. Так, отрываем правую руку и ищем за что уцепиться повыше… Удалось ухватиться? Тогда можно оторвать от опоры левую ногу и осторожно распрямить правую. Левая нога судорожно ищет новую точку опоры, но никак не может найти, правая в самый напряженный момент тоже вдруг оскальзывается, на одних руках, к тому же оказавшихся на разной высоте, в такой ситуации просто не удержаться… Мальчик в очередной раз срывается и повисает на веревках, нижний страховочный ремень при этом больно врезается в промежность. А ведь даже и до половины стены не долез! У товарищей, впрочем, результаты ничуть не лучше.

В самый разгар занятий на скалодром заглянул Истребитель, дожидавшийся, когда закончится тренировка у младшего братца. Возможно, просто заскучал и захотел пообщаться с друзьями. Проводящий тренировку инструктор, однако, его заметил и попросил «показать класс». Даже не раздевшись и не сняв обуви, наплевав на всяческую страховку, подросток играючи взобрался под самый потолок и чуть медленнее спустился тем же маршрутом. Замечаний обладателю красных трусов инструктор, понятно, делать не стал, только прокомментировал: «Мастерская работа!». И тут же, обернувшись к своим подопечным, добавил: «Но если кто из вас вздумает так лихачить, выдеру по полной программе!».

Надо сказать, что в зале, где был оборудован скалодром, имелась и лавка для порки, и ведерко с розгами, и двух пацанов из группы Игинката инструктор вскоре действительно выдрал, отвесив каждому по пятнадцать розог. Эти шалопаи, оказавшись рядом на стене, вздумали пихаться, не всерьез, конечно, просто энергию было некуда девать. Сорвались, тем не менее, оба, и на том тренировка для них была закончена: инструктор заставил обоих спуститься, снять трусы, выстрадать на лавке положенное взыскание, и затем разогнал их стоять по разным углам до конца занятия. Полосатые ягодицы нарушителей оказались для всех остальных хорошим сдерживающим фактором: больше никто не пытался развязать на стене боевые действия.

По окончании тренировки Игинкат с Салве поинтересовались у Истребителя, насколько хорошо, на его взгляд, у них получается. Корге хмыкнул и заявил, что для первого раза ничего, нормально, главное, что коленки не трясутся, а быстро перебирать конечностями они еще научатся.

- А скалодром в «Акарисе» мне можно будет опробовать? — спросил Игинкат.

- Что-то ты в прошлый раз, когда его увидел, не выказывал такого желания, — усмехнулся Истребитель. — А теперь раздухарился, да? Не, опробовать-то, конечно, можно, никто не погонит, только самому позориться стоит ли? Ты ж только у меня на глазах три раза со стены сорвался, а до того, как я пришел, еще сколько? Ты здесь хоть раз доберись нормально до верха, а потом уж о том скалодроме думай.

- И долго мне еще тут так лазить?

- Думаю, не очень. Вот кто высоты боится, тем здесь трудно бывает, а вам с Салве… ну, еще занятия два — три, и будете скакать по стене как козлята. Не верите? Ну вот попомните мои слова.

На том содержательная беседа и прервалась, поскольку примчался Ланте и, естественно, стал хвастаться своими успехами, на сей раз в беге и подтягиваниях. Игинкат подумал, что иметь младшего братишку это, конечно, здорово, но только когда он в основном молчит и смотрит тебе в рот, ну, как Ивле, например, а то иногда мелкие бывают слишком навязчивы. Посочувствовав про себя Истребителю, Игинкат поспешил попрощаться и поехал домой.

 

Глава 7. Субботнее испытание

На первую полноценную субботнюю тренировку по повышению болевой выносливости Игинкат шел с содроганием. Если уж на не слишком долгом вступительном занятии его смогли довести до слез, то можно себе представить, что с ним тут сделают за шесть часов! Аранфед, впрочем, не стал спешить обрушивать все бедствия на головы своих устрашенных воспитанников.

- Поскольку сегодня вам предстоит проверить себя, как вы можете выдержать пятьдесят розог, основная часть занятия пройдет в облегченном режиме, — заявил он. — Сперва вас ждет бастинадо, потом отхлестывание горячими вениками по ногам, рукам и передней части тела, затем, непосредственно перед основной процедурой, легкий массаж ремнями целевых мест, ну, и в заключение собственно розги. Учтите, такая лафа не навсегда. Когда вы притерпитесь к данным упражнениям, дальнейшие наши занятия будут проходить куда более жестко.

Выслушав сие напутствие, Игинкат вместе со своим отделением направился на бастинадо. Сегодня эта процедура длилась куда дольше, чем на прошлом занятии, но хорошо хоть не в сочетании с клизмой. Сосредоточившись на боли в ступнях, мальчик сумел пройти это испытание вполне достойно, хотя подошвы его к концу порки даже онемели, не ощущая больше отдельных ударов. Ходить на вспухших ступнях было мучительным занятием, мальчишки с трудом сдерживали зубовный скрежет. Проводившие порку солдаты, утешая пацанов, шутили, что после пары месяцев таких занятий кожа у них на ногах настолько огрубеет, что потом хоть по раскаленным углям босиком ходи — все равно ничего не почувствуешь.

К счастью, далеко передвигаться им сейчас не требовалось — только добрести до знакомых уже «грибов», на чьи шляпки надо было ложиться спиной. Поскольку следующее испытание считалось легким, их на сей раз даже и привязывать не стали. Солдаты вооружились самыми натуральными вениками с листьями, которые макали в принесенные ведра с парящей водой и охаживали ими воспитанников с головы до ног. Было, конечно, горячо и довольно больно, но все же не так, когда тебя обливают кипятком. Игинкат как-то сумел притерпеться и даже начал испытывать странный кайф, когда веник хлестал по его покрасневшей коже. «Грибов» на всю группу не хватало, и массаж проводили по отделениям. «Отмассированные» с наслаждением укладывались животами на прохладный пол и в ожидании, пока вновь подойдет их очередь, активно переговаривались, делились впечатлениями и подначивали соседей, что порой перерастало в шуточные потасовки. Страх куда-то ушел, и на «грибы» ребята ложились даже охотно.

Как-то незаметно подошла пора переходить к куда более неприятному ременному массажу. Для этого всю группу отвели в соседний зал, где были установлены лавки для порки, по одной на каждого курсанта. В целом эта процедура была знакома Игинкату еще по второму курсу, но здесь она стала еще более неприятной. Солдаты орудовали широкими ремнями с такой интенсивностью, словно бифштекс отбивали. Ягодицы, бедра и даже спины пацанов вскоре стали походить цветом на спелые помидоры от прилившей к коже крови, но все это было лишь прелюдией к основному действу.

Мальчишек растянули, как положено, в струнку и привязали к лавкам. По приказу майора порка розгами началась. У Игинката уже был опыт получения шестидесяти розог зараз, причем тоже после ременного массажа, хотя и массировали в тот раз, кажись, послабее и только ягодицы. По спине и так-то получать куда больнее, а коли перед по ней хорошенько прошлись ремнем… Да, тут уж спасибо скажешь, что привязали!

Первые два десятка ударов прошли в напряженном молчании. Пацаны терпели изо всех сил, никто не хотел сдаться первым. Эх, если б можно было хоть руку закусить, чтобы оттянуть боль от задницы! Но руки у всех были специально вытянуты вперед, оставалось лишь отчаянно сжимать зубы. К концу третьего десятка кто-то не выдержал и сдавленно всхлипнул, и — как плотину прорвало. Зал вскоре наполнился криками и рыданиями, и со стороны трудно уже было понять, кто голосит, а кто все еще стоически терпит. Игинкат присоединился к общему хору на тридцать девятом ударе.

Вставать с лавки было больно, бедра, ягодицы и спина горели так, словно их поджаривали на сковородке, без просечек тоже явно не обошлось, впрочем, как и у всех его товарищей, так что в медсанчасть на обработку выстроилась солидная очередь. Хуже всего, что и морального удовлетворения не было, в отличие от тех же экзаменов. Игинкат хмуро дожидался того вожделенного момента, когда он сможет отдать свое исстрадавшееся тело в заботливые руки медсестер. Салве оказался более стрессоустойчивым и пустился общаться с товарищами по группе. Переговорив с добрым десятком ребят, он вернулся к другу.

- Игинке, а ты-то сколько выдержал?

- Тридцать восемь, — коротко ответил Игинкат. Хвалиться, на его взгляд, было нечем.

- А я вот только тридцать пять… — вздохнул Салве. — А вот в третьем отделении, говорят, один парень только на пятом десятке сдался.

Игинкат приблизительно представлял, о ком идет речь. На неустрашимого бойца этот подросток точно не тянул, скорее, на уличного хулигана, которому наверняка регулярно доставалось от родителей за его сомнительные проделки. Ну, он и притерпелся к розгам, и возможности расслабиться после покорения второй ступени ему тоже не дали. Высказав Салве все, что он думает о таких тупоголовых особях, которые только и умеют, что задницу под розги подставлять, а в школе и сами не учатся, и другим не дают, мальчик погрузился в еще большую угрюмость. Да уж, раньше он выполнял все необходимые нормативы с первого раза, а теперь не знаешь, на чем и срежешься: то ли на стрельбе, то ли на скалолазании, то ли на этих треклятых розгах!

Доплетясь из медсанчасти на заключительное построение и с трудом одевшись (боль если и уменьшилась, то не намного, и поездка до дома ничего приятного не сулила), друзья спустились на первый этаж, где встретились в холле с братьями Стауледами. На сей раз мордашка Ланте ни малейшего оптимизма не излучала. Малыш явно недавно плакал и до сих пор куксился, как ни пытался его успокоить Корге.

- Что это с ним? — увидев страдания мелкого, Салве даже о собственной боли забыл.

- Да ничего особенного, — ответил за братца Истребитель. — Просто у него сегодня было первое знакомство с розгами. Ну, естественно, до конца не вытерпел, вот и переживает. Да они там все, понятное дело, ревели, не один он такой. А сколько выдержал-то без крика, а, Ланте?

- Десять, — буркнул ребенок.

- Круто для первого раза, — восхитился Салве. — Я, когда впервые под розгами оказался, разрыдался, помню, уже на пятом ударе. И ведь ничего, к концу семестра спокойно выдерживал все пятнадцать.

- Ну, я же и говорю, он весь в меня, — гордо промолвил Истребитель. — Вот попомни, Ланте, ты над сегодняшними своими терзаниями сам же потом смеяться будешь! Уже через пару — тройку занятий выдержишь всю порцию и даже не пикнешь. И экзамены пойдешь сдавать в самом первом потоке.

Ланте словам старшего брата верил как-то не очень. Розги все еще казались малышу нестерпимо жгучими. Вот как можно под ними улежать не привязанному и при этом даже не пикнув?! Но и брат, и его друг в один голос твердили, что и сами когда-то через это прошли, и брат даже красные трусы тогда себе завоевал, так что, может быть, оно и правда… Будучи по натуре большим оптимистом, Ланте решил таки принять их заявления на веру и тем утешился.

Видя, что малыш малость повеселел, Игинкат тоже почувствовал себя лучше. В конце концов, не у одного него проблемы с нормативами, мальцам этим, пожалуй, еще тяжелее приходится. Да и в своей группе он далеко не самый младший, там и десятилетки занимаются. И ведь экзамены все как-то сдадут, ну, почти все… Ну, и с чего бы именно ему оказаться в числе неудачников? Время еще есть, он уж подтянется как-нибудь. Убедив так самого себя, мальчик уже со спокойной душой вышел за ворота Агелы.

 

Глава 8. Взаимопомощь

Следующая субботняя тренировка положительных эмоций не прибавила. Плетясь из раздевалки вниз по лестнице, Игинкат недовольно думал, что и в это воскресенье, похоже, придется отлеживаться дома, ни в клубы, ни в гости к кому в таком состоянии не пойдешь, ну, разве что к Альтивису на какое-нибудь собрание инвалидов. Ага, вот там ему сейчас самое место, а со здоровыми ребятами во что-нибудь играть — это ж позориться только. Размышления его прервал Салве, тоже не очень веселый.

- Игинке, а сегодня тебе сколько выдержать удалось?

- Сорок, — промолвил юный Игироз.

- Ну, хоть какой-то прогресс есть. Занятий восемь или девять у нас еще точно будет, так что такими темпами ты норматив освоишь. А вот у меня дела хуже обстоят: тридцать шесть, всего на один удар больше, чем на прошлой неделе. Придется, видимо, просить отца о дополнительных порках…

- Да ты что?! — поразился Игинкат. Ему и одной-то такой порки в неделю было выше головы, а чтоб еще и посреди недели добровольно задницу под розги подставлять, ну, знаете!..

- А почему бы и нет, — пожал плечами Салве. — Знаешь, я у своего наблюдающего врача справлялся, ну, у нас, у обладателей золотых трусов, есть такие, за нашим здоровьем вообще особо тщательно следят, так он говорит, что для парней нашего возраста и сотня розог в неделю никакого вреда не принесет. А если справку взять, что ты регулярно получаешь такое количество, то и в школе тебя за провинности физически наказывать не будут.

- Да нас и так там не наказывают… тебя уж точно.

- Да я это только к слову сказал. Ну, не обойтись мне без добавочных тренировок, если после каждой я лишь на один удар свой результат улучшаю! — Салве вроде бы всего только повествовал о своих проблемах, но смотрел при этом как-то жалобно и даже просительно. Ждал сочувствия или?..

- Хочешь, чтобы я тебе компанию составил? — прямо спросил Игинкат.

- Да нет, я понимаю, у тебя свои затруднения… — смутился Салве.

- Значит, все же хочешь, — констатировал Игинкат. — А знаешь, ты меня убедил. Лучше уж побыстрее со всем этим покончить.

- Побыстрее все равно не получится, — охладил его энтузиазм Салве. — Это ж тебе не первый курс. Нам тут еще полевые сборы предстоят, общие на всех, и только после них допустят к сдаче экзаменов. От тренировок не освободят, чтоб не расхолаживался, ну, разве что нагружать на них станут меньше.

- Ну и ладно, плевать, зато запас прочности наработаю, — продолжал геройствовать Игинкат. — Только мне моих родителей о таком просить бесполезно. Они и не умеют, и, ну, просто не решатся… А зачем нам вообще в этом деле взрослые нужны? Друг друга мы что, не сможем?

- Не-а, — покачал головой Салве, — мы ж тут дилетанты с тобой, да и сила для настоящей порки мужская нужна. У нас так ударить просто не получится.

- Понятно… — Игинкат потер лоб. — Тогда мне помочь некому, ну, разве что знакомого капитана попросить…

- Почему некому? Мой отец вполне сможет и двоих…

Игинкат уставился на друга: он что, серьезно? Но Салве смотрел такими честными глазами, что не поверить было невозможно. Хм, предложение стоило того, чтобы его обдумать. Когда тебя дерут в присутствии друга, это ж для тебя немалая моральная поддержка, и опять же опозориться не захочется, и элемент соревновательности, как успел уже убедиться Игинкат, в этом деле только на пользу. С другой стороны, он еще никогда не отдавал по собственной воле свое тело в руки другого человека. Драли его тут, конечно, уже ой как много, и в Агеле, и в городской школе, и даже в клубе «Марионис», и обычно это были не знакомые ему люди, но драли-то они исключительно в рамках своих служебных обязанностей и его о согласии не спрашивали, а самому о таком просить мальчику все еще было стыдно. Этими своими сомнениями он и поделился с Салве.

- А тебе и не надо будет просить! — горячо заверил тот. — Я сам за тебя попрошу. Едем сейчас ко мне домой и сразу обо всем договоримся.

- Ну-у ладно… А в какие дни мне тогда к вам приходить?

- Давай подумаем. Лучше сделать это посреди недели, чтобы к субботе все зажить успело. Во вторник тренировки по панкратиону, на них свежевыпоротым лучше не приходить, сам понимаешь. Во время схваток синяки, понятное дело, тоже можно получить запросто, но для воспитания болевой выносливости это даже лучше. Значит, пороться будем в среду. Согласен?

Игинкат кивнул. Среда была свободным днем, ну, если не считать того, что он рассчитывал употребить это время на дополнительные занятия по стрельбе. Правда, есть еще четверг… но в этот день на стрельбище инструктор дежурит какой-то нелюбезный, никогда не подойдет и не объяснит, в чем твоя ошибка. Видимо, сомнения все же отразились на его лице, поскольку Салве пожелал узнать, что именно его беспокоит. Пришлось рассказать о не слишком удачном опыте добавочной тренировки.

- Тебе просто нахальства не хватает, — заявил Салве. — Вот меня, про Истребителя и Нейкледа я вообще не говорю, никто бы игнорировать не посмел. Слушай, давай будем ходить на стрельбище вместе, лишние занятия никому не помешают, а дружеский совет — тем более.

Игинкат благодарно улыбнулся.

Все переговоры со своим отцом Рингисом Салве действительно взял на себя. Едва они завалились к Конведам домой, как Салве за рукав утянул папашу в его кабинет. Тот сопротивляться не стал, вверив нежданного гостя заботам супруги. Игинката успели уже усадить за стол и налить ему тарелку супа, когда в гостиную вернулся глава семейства. Радостный Салве чуть ли не скакал у него за спиной.

- Ну что, Игинке Игироз, из рассказа сына я понял, что вы с ним нуждаетесь в дополнительных тренировках болевой выносливости, чтобы выполнить установленные нормативы, только тебе дома помочь некому, — промолвил Рингис.

Игинкат кивнул и застенчиво опустил глаза.

- Хорошо, а такой просьбе я отказать не могу. Жду тебя в среду после школьных занятий. Тренироваться будете вместе с Салве.

Игинкат снова кивнул, что, дескать, понял, и пробормотал слова благодарности. Как только приличия были соблюдены, началась семейная трапеза. Кормили у Конведов так хорошо, что дома юный Игироз предпочел обойтись без ужина.

Несмотря на достигнутую договоренность, на первую тренировку к Рингису Игинкат ехал в изрядном напряжении. Салве, напротив, был оживлен, и предстоящие полсотни розог его, казалось, совсем не пугали. Дома у Конведов их уже ждала выдвинутая на середину гостиной лавка. Эльда, мать Салве, чтобы не смущать мальчиков, ушла готовить на кухня. Ну, понятно, болевые тренировки — это занятие сугубо мужское.

- Раздевайтесь, ребята, — сказал Рингис, — одежду складывайте на диван, а я пока схожу за розгами.

Игинкат вдруг поймал себя на мысли, что, услышь он такую фразу всего полгода назад, тут же покраснел бы как помидор. А сейчас… он уже столько раз догола раздевался перед незнакомыми людьми, даже женщинами, бывало, много часов подряд ходил в чем мать родила, даже не замечая собственной наготы, что теперь скинуть трусы в чужом доме не представляло для него никаких затруднений, от былой стыдливости не осталось и следа. Его могло еще волновать, хорошо ли он смотрится на фоне других мальчишек, к примеру, видны ли мышцы, не заметен ли где детский жирок, и в целом он с удовлетворением убеждался, что ничуть не уступает сверстникам. Салве, конечно, лучше сложен, тут уж ничего не попишешь, но и он, Игинкат, вполне может заинтересовать собой девчонок… ну, по крайней мере, амазонок. Он-то помнил, как смотрела на него Рамета.

Рингис, вернувшийся в комнату с ведром, полным розог, разумеется, не мог предварительно не осмотреть своего нового подопечного. Оценив стройность и поджарость мальчугана, многочисленные следы от розог на его спине, бедрах и ягодицах, он одобрительно хмыкнул, после чего обратился к обоим парням:

- Ну, кто первый на лавку? Или будете жребий тянуть?

- Давай я на правах хозяина дома, — промолвил Салве. — А в следующий раз, если хочешь, поменяемся местами.

Игинкат согласился. Он вдруг подумал, что ни разу не видел порку друга со стороны. Уж сколько часов, казалось бы, вместе в Агеле провели, но только и драли их всегда одновременно и на приличном расстоянии друг от друга, благо они в разных отделениях. Но сейчас весь процесс должен предстать перед ним, как на ладони.

На лавку Салве укладывался бестрепетно, словно экзамен сдавал. Вытянутое в струнку тело, оттянутые носочки, прямо хоть плакат с него рисуй. Вот бы пролежать так до самого последнего удара, но нет, розга все еще сильнее мальчишеской воли. Игинкат видел, как стало подергиваться тело друга, с каждым ударом все сильнее и сильнее, как страдальчески задирал он голову, с трудом сдерживая крик, как выступил у него пот, а вот уже и слезы стали непроизвольно сочиться из глаз. Но Салве все еще отчаянно держался, не желая позориться перед другом. Сочувствуя всей душой, Игинкат даже сжал за него кулаки. Тридцать шестая розга, тридцать седьмая, тридцать восьмая… Лишь на тридцать девятой парень не смог сдержать крика, но положенные пятьдесят вылежал до конца, не сделав ни единой попытки удрать с лавки.

- Сколько сегодня?.. — это были первые слова, которые произнес заплаканный Салве, с трудом поднявшись с лавки.

- Тридцать восемь, — ответил Игинкат.

- Уже хорошо… на два больше, чем на прошлом занятии…

- Тут ведь ременного массажа не было, там сложнее, — не поддержал его оптимизма Игинкат.

- На экзамене тоже никакого предварительного массажа не будет, — возразил Салве, вытирая слезы, — так что люфт у нас есть.

Тут пришла очередь Игинката занимать место на лавке. Позорить себя перед отцом Салве он и подавно не хотел и постарался вести себя, как должно хорошо вышколенному франгульскому подростку, то есть безропотно улегся и вытянулся, предоставляя свое тело для воспитательных воздействий. Сек Рингис мастерски, то есть весьма больно, но все же не больнее, чем солдаты в Агеле. Чтобы было легче терпеть, Игинкат постарался отключиться от реальности, контролируя сознанием только руки, которые ни в коем случае не должны были отцепиться от лавки. Заодно он потерял счет ударам, так и не поняв, на каком именно закричал. Кажется, все же где-то близко к концу порки.

- У тебя сорок три, — просветил его Салве, который, кажется, больше радовался успехам друга, чем своим собственным. — Знаешь, мне теперь даже кажется, что полезней дома заниматься, чем в Агелу на тренировки ходить.

Старший Конвед скептически хмыкнул, но возражать сыну не стал. Игинкат, чье настроение, несмотря на перенесенную боль и так и не выполненный норматив, неожиданно улучшилось, пытался разобраться в своих чувствах. Оказывается, даже небольшого повышения результата бывает достаточно, чтобы ощутить себя победителем, если ты знаешь, что за тебя переживают друзья, что никто не станет потешаться над твоими криками. Оказывается, что вот такая семейная порка, которую в Кенлате любой нормальный пацан посчитал бы недопустимым посягательством на свое достоинство, здесь, во Франгуле, вовсе не унизительна! И если взрослый тебя порет, это вовсе не значит, что ты какое-то ничтожество, на которое даже слова тратить бесполезно, а он, взрослый, напротив, является обладателем всех мыслимых достоинств. Просто здесь так принято, что пацанам, какими бы они там хорошими ни были, время от времени надлежит корчиться на лавке под розгами, а их отцам — пускать эти розги в ход. Придет время, и эти пацаны вырастут, и обзаведутся собственными детьми, и точно так же станут приучать своих отпрысков не бояться боли. Так здесь было, есть и будет, на этом и стоит Франгула. Надо ли говорить, что попрощался мальчик со своим экзекутором вполне по-дружески.

Душевный подъем, испытанный Игинкатом по окончании порки каким-то мистическим образом повлиял на следующий день на его результаты в стрельбе. Вся задняя часть тела по-прежнему ощутимо болела, ну да это не беда, стрелять все равно приходилось лежа на брюхе. Пули вдруг перестали лететь в «молоко», пока еще они редко попадали в центр мишени, но количество очков, набранных по итогам серии, было уже не таким позорным, и норматив в стрельбе из винтовки в положении лежа уже не казался столь недосягаемым. А может, решающую роль в этом успехе сыграл Салве, который хлопотал над Игинкатом, как персональный тренер, щедро делясь собственным опытом, как следует прицеливаться, чтобы не дрожали руки, и как делать поправку на ветер. Проводящий занятие инструктор по-прежнему не вмешивался, но его советов друзья уже особо и не жаждали. Салве вспомнил, что один из знакомых его отца регулярно брал призы в состязаниях стрелков, причем стрелял именно из винтовки, а значит, если совсем припечет, за помощью можно будет обратиться и к нему. Игинкат все еще не был убежден, что в этом виде испытаний все для него закончится благополучно, но Салве был в том свято уверен и заражал друга своим оптимизмом.

 

Глава 9. Весенние тревоги и успехи

Уже прошло больше половины учебного семестра, и занятия что в городской школе, что в Агеле, малость поднадоели. Тем паче, что на улице вовсю правила бал весна. По южному теплая, с обильной зеленью, с цветущими деревьями и кустами, обещающая вскоре перейти в жаркое лето.

Игинкат в прошлую субботу сумел, наконец, выполнить норматив: вытерпел без крика все пятьдесят положенных розог. Казалось бы, можно и передохнуть, но разве ж майор Аранфед даст кому-то возможность отлынивать от тренировок?! Скупо похвалив самых успешных своих воспитанников, он тут же заявил, что вся их болевая выносливость относится пока исключительно к «тыловым частям» тела, а вот спереди они де еще очень нежные и уязвимые, что, безусловно, недостойно будущих франгуляров, и потому он, Тогрис, своей властью устанавливает для них зачет по порке розгами спереди, и пока они его не сдадут, ни о каком прекращении занятий и речи быть не может. Короче, всех их в ближайшем будущем ждали распроклятые «грибы», и это сильно портило настроение Игинкату.

А между прочим, сегодняшний день мог пройти у него куда более интересно. Неделю назад, спускаясь в холл с первой своей по-настоящему удачной тренировки, он был оглушен счастливыми воплями, доносившимися с первого этажа. Вопил Ланте. Вот скажите, чем могло вызвать у человека приступ столь бурной радости? Исполнение самого сокровенного его желания? Удачно проведенная шкода, автора которой так и не смогли выявить и, следовательно, не накажут? Да ничего подобного! Ланте громогласно оповещал весь мир, что сегодня он! Выдержал! Все! Пятнадцать! Розог! И ни разу не пикнул!!!

Истребитель с благодушной улыбкой ветерана, взирающего на юную смену, застыл посреди холла столбом, даже не пытаясь удержать пляшущего вокруг него младшего братца. После пятнадцати розог пляшущего! Теперь уж даже Игинкат не сомневался, что потенциал младшего отпрыска семейства Стауледов ничуть не уступал способностям прославившегося уже на весь город Корге.

Тот успех юного претендента на красные трусы имел немедленные последствия. Ланте включили в первый поток сдающих экзамен, и именно сегодня он геройствовал на стадионе и в лесу, выполняя многочисленные нормативы. Можно было бы поддержать его, болея на трибунах стадиона. Конечно, главный экзамен предстоит малышу завтра в Агеле, но он проходит менее публично, только в присутствии экзаменационной комиссии, близких родственников и сотрудников Агелы, и Игинката на него никто не пустит.

Поскольку тренажеров для порки спереди на всех привлеченных к этому виду тренировок не хватало, ребят разбили на две смены. Игинкат попал во вторую и теперь терпеливо дожидался своей очереди в компании своего ровесника Гонте Элгаледа и десятилетнего Итке Люванеда. Оба пацана были из четвертого отделения и Игинкату знакомы не очень. Сейчас они оживленно болтали между собой, поминая летние лагеря. Игинкат навострил уши. Дело в том, что старший брат Итке только в прошлом сдал экзамены на третью ступень и полевые сборы проходил в том самом лагере, куда и им вскоре предстояло ехать всем третьим курсом. Парень тот оказался весьма словоохотливым и всю свою лагерную жизнь расписал младшему братцу в самых мельчайших подробностях, вследствие чего уже сам Итке стал считаться среди пацанов экспертом по части грядущих полевых сборов.

Впрочем, прислушавшись, Игинкат понял, что речь идет не совсем о том. Какой-то Редле, парень из другой группы, заранее стал наезжать на младших ребят, чтобы они в лагере стали его «ординарцами», то есть выполняли порученную ему работу и оказывали всякие мелкие услуги. Мало того, он уже сейчас вымогал у них ценные вещи! Младшие курсанты, правда, трусостью не страдали, к тому же все они являлись обладателями красных трусов, но разница в три года, конечно, знать о себе давала. К несчастью, в группу к Редле попал приятель Итке, с которым они когда-то вместе завоевывали право на красные трусы и так сдружились, что до сих пор поддерживали приятельские отношения, хотя и учились они в разных школах, и три года с той поры прошло. Линре, тот самый друг Итке, оказался неуступчив и, даже будучи пару раз побит, не сломался. Но Редле вскоре сколотил кодлу из своих сверстников, и они устроили Линре коллективную травлю. Рассказывая об этом, Итке пыхтел как разогретый самовар. Особенно его возмущало, что они с Линре приписаны к разным группам и, стало быть, не могут во время занятий прийти друг к другу на помощь. Итке пытался отловить Редле после занятий и вызвать его на дуэль, не взирая на разницу в весовых категориях, но тот, подлюга, никогда не уходит из Агелы один, а вся та группа оказалась нравственно гнилой: парни в ней под влиянием Редле напрочь позабыли о святости курсантского братства и напропалую третируют младших и более слабых. Итке убеждал Гонте, что их группе надо срочно сплачиваться, ведь пройдет какой-то месяц, и они окажутся в одной казарме с Редле, и что тогда?! Игинкат, в принципе, понимал возмущение младшего пацана. Гниды где угодно могут завестись, и бороться с ними, действительно, надо дружным коллективом, только как его создать-то, когда они даже в своих отделениях еще не очень крепко сдружились, а что делается у соседей, вообще воспринимают достаточно отстранено. Ну, это если в разные отделения не попали давние друзья по учебе в городских школах, как они с Салве, но это ж редкость, в Агеле N 5 ребята со всего города собрались…

Тут, наконец, подошла их очередь занимать место на тренажерах. Всяческие конструкции для порки и так мало у кого вызывают положительные эмоции, но гадские «грибы» Игинкат ненавидел всей душой. Когда ложишься на них, почему-то чувствуешь себя особенно незащищенным. То ли все дело в том, что передняя часть тела действительно более уязвима, то ли просто психологически комфортнее, когда не видишь, чем и как тебя секут. Вроде бы эти тонкие веточки, даже собранные в приличных размеров пучок, не самое страшное орудие для порки. Печень или почки, к примеру, ими не травмируешь, именно по этой причине данный девайс был единственным рекомендованным для порки спереди. Но почему-то при виде того, как на него опускается этот веник, у мальчика возникало сильное подсознательное желание немедля соскочить с гриба, и справиться с этим порывом было ой как не просто. Игинкат помнил, что при первом знакомстве с этой разновидностью порки он заорал уже на третьем ударе. Да, она тогда была лишь заключительным этапом тренировки, и перед этим его чем только ни охаживали, плюс еще влияние жгучей клизмы, но все же, все же… Нет, теперь, если собраться, он спокойно сумеет выдержать и десяток, да только Аранфеду этого мало. Ему непременно надо довести воспитанника до ора, а еще лучше, чтобы тот обмочился под розгами, вот тогда майор просто изойдет красноречием, расписывая, какой неженка этот неудачливый курсант, да еще, оказывается, и сыкун!

Скрипнув зубами, Игинкат занял место на шляпке «гриба». Ну, когда задница не порота, тут, по крайней мере, лежать не больно. Первый же удар по бедрам заставил его напрячься, а когда следующий раз веник зацепил паховую область, у мальчика выступил холодный пот. Солдаты-секуторы по инструкции не должны попадать розгой по гениталиям, но случается, что промахиваются и попадают. Запрокинув голову, Игинкат старался смотреть на что угодно, лишь бы не на опускающийся на него веник. Озирать стену, впрочем, скоро надоело, и мальчик повернул голову вправо, чтобы увидеть, как там дела у соседей. Попадать с Итке и Гонте в одну смену ему еще ни разу не доводилось.

На соседнем тренажере мучался Итке. Побледнел весь, глаза, замерев, уставились куда-то в потолок, но каким-то чудом еще терпит, не вопит. Да уж, не по силам эта процедура десятилеткам, пусть даже таким крутым, тут и крепкие двенадцатилетние парни не выдерживают и орут благим матом. Ага, вот кто-то уже и заорал. Это Гонте. Полсотни розог по спине уже выдерживает, а здесь и десятка не стерпел.

Игинкат, конечно, хотел сдаться последним, то есть хотя бы на одну розгу после Итке, но ближе к концу второго десятка терпеть стало уже совершенно невозможно, и на восемнадцатой розге мальчик открыл-таки рот. Но ему пришлось все же, извиваясь на выпуклом ложе, с которого так легко свалиться, вылежать все двадцать. Чувствуя, как вся передняя часть тела горит и, кажись, покрылась мелкими царапинами, из-за которых придется идти в медсанчасть, мальчик все же нашел в себе силы поинтересоваться, а как там сосед? Воплей Итке он точно не слышал, пацан к концу порки даже дышать шумно перестал. Неужели выдержал до конца?! Не, такого просто быть не может!..

Итке, между тем, продолжал лежать спиной на шляпке «гриба», тихий и безмолвный, зато вокруг суетились солдаты, пытаясь оживить его пощечинами. Ага, один уже побежал за нашатырем. К тренажеру подошел и сам майор, привлеченный нештатной ситуацией. Общими усилиями мальчика все-таки вывели из обморока. Аранфед не знал даже, что говорить: то ли по привычке сравнивать пацана с кисейной барышней, которая теряет сознание от двух десятков розог, то ли, напротив, приводить его в пример, как надо держаться до последнего, когда уже нет никаких сил терпеть.

О событии, разумеется, вскоре узнала вся Агела. Во время занятий, конечно, случалось всякое, но сознание под розгами воспитанники теряли редко, ну, во всяком случае, на третьем курсе. Не сказать, впрочем, чтобы Итке рад был подобной славе.

В воскресенье после обеда отлеживавшемуся дома Игинкату позвонил по телефону Истребитель с радостной вестью: Ланте на отлично сдал все экзамены на знак мальчишеской доблести первой ступени и тем самым завоевал право на красные трусы, в честь чего у Стауледов проходит семейное торжество. Игинката приглашают принять участие как друга семьи. Пришлось одеваться и идти в гости на ужин, а точнее, на поедание праздничного торта. Торт старшие Стауледы, видимо, заказали заранее, просто в мыслях не держа, что их младший сын может провалиться, и был торт многоярусным, высотой побольше самого Ланте. Хватило и на кучу приятелей героя дня по детсаду, по группе в Агеле, и на всех родственников, которые, разумеется, тоже заявились с детьми. Ланте с перемазанной сладким кремом мордашкой лично резал торт большим кухонным ножом, в его ручонках напоминавшим саблю. Разумеется, весь вечер он проходил в своих честно завоеванных красных трусах и даже иногда мужественно присаживался, хотя последствия утренней экзаменационной порки еще давали о себе знать.

Глядя на радостного малыша и, в общем, вполне разделяя его радость, Игинкат, тем не менее, не мог отрешиться от тягостных мыслей. Его-то главные испытания были еще впереди.

 

Глава 10. Полевые сборы

Поездка в загородный лагерь на сборы, неизменный предмет разговоров третьекурсников на протяжении как минимум последних двух месяцев, стала, наконец, реальностью. Хотя формально еще не закончилась весна, погода стояла уже по-настоящему летняя, жаркая и душная. В городской школе уже завершился учебный год, для Игинката очень удачно — он стал отличником и первым учеником класса, до него это звание на протяжении нескольких лет удерживал Салве. В иной ситуации это наверняка бы было поводом для небольшого семейного праздника, но только не сейчас: все семейство занималось сбором сына в дорогу. В их родном Кенлате для детей тоже организовывались летние лагеря, но только для отдыха, к тому же Игинкат знал о жизни в них только по рассказам одноклассников, но сам счастливо избежал попадания туда. Таким образом, это был первый раз, когда ему предстояло надолго разлучиться с родителями: жить в казарме, деля ее с доброй сотней однокурсников, питаться исключительно казенными харчами, и днем, и ночью находиться под контролем воспитателей, да ко всему этому еще специфика полевых сборов, о которых даже привычные ко всему франгульские мальчишки говорили с явным опасением.

Игинкат старался заранее не праздновать труса. В конце концов, на занятиях в Агеле дела у него шли вполне прилично. Он вполне был готов достойно вынести полсотни ударов розгами и даже сдал особо неприятный зачет по порке спереди, он не уступал никому из одногруппников в панкратионе и вполне освоил два скалодрома: тот, что в Агеле N 5, и тот, что в «Акарисе». Определенные опасения по-прежнему вызывала стрельба, но сейчас ему уже, хоть через раз, но все же удавалось выбить нужное количество очков. Авось, повезет на экзамене, да и на тех же сборах наверняка еще будет возможность подтянуть стрельбу. Мать, похоже, нервничала куда больше него, судя по тому, сколько вещей умудрилась запихать в его рюкзак и сколько наставлений успела ему выдать. Советы типа не купаться в незнакомых местах и немедленно переодеваться, если вдруг вымокнет под дождем, Игинкат, естественно, пропускал мимо ушей. Было у него такое предчувствие, что в лагере ему будет совсем не до этих мелких проблем.

Отъезд состоялся рано утром от здания Агелы. Киру, разумеется, увязалась его провожать и была неприятно поражена, что ее сыночка поедет в открытом кузове грузовой машины. Сам Игинкат в этом никаких проблем не видел. При такой-то жаре даже приятно, когда тебя обдувает ветерок, да и вообще ехать на деревянных лавках, подскакивая на каждой дорожной выбоине, казалось прикольным. Не, вот если вдруг дождь пойдет, ощущения окажутся куда менее приятными, но на небе пока не было ни облачка. Забравшись в кузов, мальчик с трудом нашел, куда втиснуть свой раздутый рюкзак, и отвоевал место на лавке рядом с Салве. Помахав матери на прощание, Игинкат приготовился весело провести время.

Поездка действительно оказалась полна острых ощущений. Трясло так, что мальчишкам приходилось цепляться друг за друга, а сидящим сбоку — за борта, чтобы не вылететь из машины. Майор Аранфед сидел в кабине рядом с водителем и доносящиеся из кузова радостные писки воспитанников спокойно игнорировал. Похоже, безопасностью будущих франгуляров не был озабочен никто. Если какой недотепа вдруг и попадет под колеса, так значит судьба его такая, нечего было вообще в Агелу поступать. Доехали, впрочем, без значительных происшествий.

Лагерь располагался в широкой долине среди невысоких гор. Вокруг широкого плаца стояли две двухэтажные деревянные казармы и трехэтажное административное здание с кухней, столовой, медсанчастью, складом и спортивными залами. Автомобили встали в линию вдоль его фасада, мальчишки с вещами отправились строиться на плац, где Аранфед, командующий третьим курсом, ставший потому и начальником лагеря, довел до их сведения действующие здесь правила. Выяснилось, что кучу вещей с собой они тащили совершенно зря. Все это придется сдать на склад, оставив себе только чистое нижнее белье и необходимые гигиенические принадлежности. Кроме того, им выдадут со склада казенные плащи на случай дождя. Никакой иной одежды и никакой обуви курсантам в лагере носить не полагается. Их ждут интенсивные занятия от завтрака до ужина с перерывом на обед, после ужина общее построение с подведением итогов дня и наказанием провинившихся, после которого перед отбоем у курсантов останется еще час времени на личные дела, когда можно взять в лагерной библиотеке книгу или, допустим, ручку и бумагу, чтобы написать письмо домой. Подъем в семь утра, отбой в девять, возможны также ночные подъемы по тревоге. Завершив общий инструктаж, майор указал, каким группам в какие казармы надлежит вселиться.

Враз утратившие веселое настроение пацаны повзводно (их группы теперь официально стали именоваться взводами) направились к складу, где, распотрошив сумки и рюкзаки, извлекли из них то, что можно оставить при себе, а остальное сдали под расписки, там же получили плащи, тюфяки и постельное белье и, нагруженные всем этим барахлом, двинулись в отведенные им для проживания казармы. Там выяснилось, что жить им предстоит на первом этаже, а второй уже был занят солдатами, прикомандированными к лагерю в качестве обслуживающего персонала.

Огромное помещение, заставленное двухъярусными кроватями в три ряда, поразило воображение Игината. Заселяли ребят повзводно, и их взводу досталось место ближе к торцу казармы. По соседству разместился взвод, в котором числился уже известный ему Редле, и это мальчику совсем не понравилось. Хорошо хоть удалось занять одну кровать с Салве: тому предстояло спать внизу, а Игинкату наверху. Занятия должны были начаться с завтрашнего утра, и у мальчишек было полдня, чтобы познакомиться с соседями и обжиться в лагере. Игинкат наконец-то увидел того самого Линре, приятеля Итке. Десятилетний мальчуган в красных трусах выглядел каким-то затравленным и предпочитал держаться поближе к другу и подальше от своих товарищей по взводу. Но стоило одному из приятелей Редле потребовать от него что-то принести, он послушно отправился исполнять поручение.

На следующее утро Игинката разбудил зычный крик «Подъем!». Спрыгнув со своей верхней кровати, мальчик вместе с толпой сверстников ввалился на улицу, строиться на плацу. Построились довольно быстро, благо, одеваться было не надо. Вместо утренней зарядки не вполне еще проснувшимся пацанам устроили пробежку по окрестностям лагеря. Бежать босиком по здешним каменистым дорожкам оказалось тем еще удовольствием, кросс в пригородном лесу, который ему довелось сдавать на первом курсе, и то дался легче. После возвращения в казарму мальчишек ждал туалет, утренний душ и, наконец, завтрак в огромной столовой, где спокойно размещался весь их курс. Кормили не сказать, чтобы изысканно, — творожной запеканкой, но зато как на убой.

Затем начались занятия. Если в Агеле все группы занимались обособленно, то здесь, в лагере, с отдельными помещениями было туго, и всю массу ребят просто поделили на две смены, по числу казарм. Так, до обеда их казарма тренировалась в панкратионе, а ребят из другой повели на стрельбище, после обеда они поменялись местами. Совместные занятия нескольких взводов в одном здоровенном зале с кучей рингов привели к тому, что ребята из разных групп перемешались. Пары для тренировок подбирались случайно, лишь бы весовые категории хотя бы приблизительно соответствовали. Когда дошло дело до поединков, Редле принялся выяснять, кто в других взводах считается самыми лучшими бойцами, и целенаправленно задирать этих ребят. В его собственном взводе, похоже, достойных соперников у него не было. Заметив по первым двум поединкам, как грязно он ведет бой, Игинкат, пожалуй, отказался бы от такой чести и предпочел своего традиционного соперника Салве, но раз уж вызывают…

Своей агрессивной манерой Редле мог бы, пожалуй, подавить любого, кто не до конца уверен в собственных силах и при этом не превосходит его в технике. Но Игинката-то, помимо штатного агельского тренера, наставлял еще и Истребитель! После пары минут осторожности, когда юный Игироз не столько атаковал противника, сколько уклонялся от его ударов, дождавшись, когда Редле пойдет напролом и раскроется, Игинкат эффектно вырубил его ударом пятки в нос. Поскольку никакого защитного снаряжения на бойцах не было, Редле, чтобы остановить кровотечение, пришлось тащиться в медсанчасть, и до самого конца занятия он больше никому не досаждал.

Следующий день был посвящен скалолазанию и полевым учениям. Вместо привычного скалодрома лазать пришлось по натуральной скале. Маршрут был не слишком сложным в техническом плане, поскольку всяких выступов и выбоин на этой скале было без счета, зато пройти его надлежало без страховки. Привычная уверенность в своих силах куда-то разом пропала.

- Ну, что задумались? — вопросил инструктор, видя, что никто не спешит первым лезть на скалу.

- А можно оттуда сверху веревку спустить? — робко предложил один из курсантов. — Ну, чтоб хотя бы вокруг запястью ее обвязать…

- А в боевых условиях вам кто сверху веревку сбросит? — ехидно поинтересовался инструктор. — Все, ребята, базовый курс вы освоили, теперь пришла пора обходиться без страховки. Ну, на первый раз, чтоб спокойнее было, разрешаю принести из казармы тюфяки и свалить под скалою, все мягче падать будет.

Идти за тюфяками никто не решился. Кто-то из краснотрусых десятилеток (все же отчаянный народ!) первым полез вверх по скале, не шибко быстро, но достаточно уверенно. Глядя на него, Игинкату стало стыдно за свой страх, и он шагнул вперед, чтобы встать вторым. За ним быстро выстроилась целая очередь. Стараясь не думать, что если сорвется, это, вполне возможно, будет его последнее падение, мальчик ловко перебирался с уступа на уступ. Фу, вот, наконец, и гребень… Глянув вниз, Игинкат увидел, что скалу теперь штурмует целая компания, причем некоторые идут параллельным курсами. Самые осторожные еще топтались у подножия, пропуская вперед других, но постепенно, не выдержав насмешливых взглядов инструктора, все решились начать подъем. Назад ребята спускались тем же маршрутом и как-то даже более уверенно, хотя слезать со скалы вниз всегда тяжелее.

Послеобеденные полевые учения на фоне предыдущих переживаний казались игрой. Ребят учили рассредоточиваться, маскироваться в зарослях, вести стрельбу из укрытий. Хорошо, что окопы в этой каменистой земле рыть не пришлось, они здесь уже были в наличии. Но можно себе представить, сколько пота пришлось пролить тем, кто их здесь отрывал!

И в последующие дни шли, чередуясь, занятия по тем же дисциплинам. Игинкат предпочел бы больше времени проводить на стрельбище, но тут, увы, от него ничего не зависело, иди, куда идет весь твой взвод. Тренировки болевой выносливости тоже забыты не были, но их, как и в Агеле, проводили всего раз в неделю, по субботам, чтобы не мешать курсантам совершенствоваться в других дисциплинах. На субботних занятиях офицеры теперь особо не изгалялись, да и разнообразия тренажеров здесь не было, одни только лавки, так что курсантам выдавались лишь привычные уже полсотни розог после предварительного разогрева, как говорил Аранфед, «исключительно ради поддержания формы». Поскольку на каждого привезенного в лагерь курсанта приходилось лишь по одному взрослому солдату, да и те значительную часть времени должны были отвлекаться на всяческие хозработы, субботние тренировки проводились в две смены: до и после обеда, и свободная на данный момент смена либо тихо занималась в казарме своими делами, либо элементарно отлеживалась после болезненной процедуры.

Впрочем, многим курсантам доводилось встречаться с розгами не только по субботам. На вечерних построениях зачитывались результаты дневных занятий, и худшие в своих группах получали наказание по десятку розог на брата. Наказывали и выявленных нарушителей дисциплины, но и с ними тоже не зверствовали, назначали обычно розог пятнадцать. Лавки для порки стояли прямо посередине плаца, чтобы не удлинять процедуру, драли сразу по несколько человек. Вызванный из строя должен был подойти к лавке строевым шагом, доложиться офицеру, руководящему экзекуцией, скинуть трусы, растянуться на лавке и получить причитающееся наказание. Многократно поротые подростки, уже и полсотни розог научившиеся выдерживать без крика, эту детскую дозу переносили легко, куда труднее было снести насмешки товарищей, сыпавшиеся на заработавших наказание неумех. Офицеры к такому моральному остракизму относились предельно лояльно и в тайне даже поощряли.

Игинкат думал, что хоть в воскресенье им дадут нормально отдохнуть, все же пятьдесят розог — не шутка, последствия за одну ночь не пройдут. Как же! Разлеживаться в кроватях ребятам никто не дал, хорошо хоть от утренней пробежки освободили, зато устроили им «тактические учения», а точнее, небольшую войнушку между двумя казармами. Со склада ребятам выдали странные ружья, стреляющие шариками с краской, мотоциклетные очки, синие и зеленые ленточки, которые надо было повязать на шеи, и отправили на позиции. Казарма Игинката стала «синими». После довольно вялой перестрелки, не имевшей особого результата, поскольку обе армии не покидали окопов, «зеленые» перешли в наступление на правом фланге. Началась стрельба в упор, переросшая в рукопашные схватки среди кустов. Солдаты из обслуги стали арбитрами, подсчитывающими попадания. Три пятна от краски на теле или сорванная с шеи ленточка приравнивались к смерти бойца, одно или два пятна, соответственно, к легкому и тяжелому ранениям. Иногда арбитрам приходилось попросту растаскивать яростно сцепившихся пацанов. По завершении игры состоялся общий подсчет потерь. «Убитых» оказалось с полсотни, без «ранений» не обошелся почти никто, многие щеголяли свежими синяками, были в наличии и разбитые губы, и расквашенные носы. Победителями были объявлены «синие», поскольку «зеленых» пострадало немного больше. Медсанчасть опять переполнилась пострадавшими, но никто о том не жалел, все же сегодня было весело.

Следующая неделя внесла некоторое разнообразие, например, ночной тревогой. Строиться на плац выбегали в кромешной темноте, затем получали винтовки, потом долго куда-то маршировали, наконец, вернулись обратно в лагерь, сдали оружие и разбрелись по казармам досыпать. Хорошо хоть подъем в этот день объявили на два часа позже, а то на утренней тренировке по панкратиону ребята двигались бы как сонные мухи.

Еще больший сюрприз устроили им однажды после обеда, заменив полевые учения марш-броском по окрестным горам. На фоне этой пробежки все прежние кроссы показались детским лепетом. Ребятам пришлось форсировать вброд заросшее озерцо, скорей, даже болото, как потом выяснилось, населенное пиявками, и этих присосавшихся тварей пришлось с себя сдирать! Редле пиявка забралась в трусы и выбрала для трапезы причинное место. Надо было видеть, с какой гадливостью он от нее избавлялся! Дальше путь их пролегал через густые заросли кустов со здоровенными шипами, царапин здесь не избежал, похоже, никто. Потом они карабкались по каменной осыпи с угрозой навернуться либо столкнуть камни на лезущих сзади товарищей, вихрем неслись вниз по склону, и, наконец, бегущий впереди Аранфед завел их прямо в крапивные заросли. Ему-то что, он бежал в сапогах и полевой форме, а они-то босиком и в одних трусах! Игинкат готов был поклясться, что после самой интенсивной из болевых тренировок на его осталось меньше порезов, чем после этого треклятого марш-броска! Остальные ребята выглядели не лучше, так что медсанчасти вечером пришлось работать не покладая рук.

С культурной жизнью на сборах дело обстояло слабо. Ребята за день так выматывались, что свободный час перед отбоем большинство проводило на койках, дожидаясь только, когда можно будет на законных основаниях завалиться спать. Сил хватало только на треп и написание писем домой. Игинкат с Салве, как самые интеллектуально развитые, брали все же на вечер книги в местной библиотеке. Выбор там был тот еще, но, чтобы убить время, вполне сойдет.

Линре, которого Редле и его кодла все-таки заставили стать своей прислугой, при любом удобном случае старался удрать к приятелю Итке. Койка последнего находилась неподалеку от койки Игинката, хоть и внизу, и ему было слышно, о чем беседуют два десятилетки.

- И ты опять согласился стирать его трусы?! — взъерошенный Итке был похож на нахохлившегося воробья.

Трусы ребятам действительно приходилось стирать часто, во время полевых занятий они быстро приобретали непотребный вид, и если не отстирывать, тут никакого сменного белья не хватит. Прачечной в лагере не было, так что стирать приходилось в раковинах и своими руками.

- А что делать-то… — безнадежно промолвил Линре. — Сам знаешь, они на все способны. Они мне специально нижнюю койку отвели, чтоб легче было ночью издеваться. Редле уже угрожал, что устроит мне темную. Навалятся вчетвером на спящего, голову подушкой накроют, чтоб криков не слышно было, и ведь даже не отбрыкаешься…

- А что, в вашей группе перед ним все еще пресмыкаются?

Надо сказать, что авторитет Редле в последнее время понес ощутимые потери. Все, конечно, помнили, как он проиграл тренировочный поединок Игинкату, то есть самым сильным бойцом на курсе считаться уже никак не мог. Еще больше вреда, по мнению Игинката, нанесла Редле та дурацкая ситуация с пиявкой. Если ты, пусть даже поневоле, пусть всего на одну минуту, стал посмешищем, разыгрывать из себя суперкрутого парня уже не получится.

- Ага, им же удобно так, — махнул рукой Линре. — Они уже не только до меня, они и до пацанов из других групп домогаются. Хотят такие порядки установить, чтобы все младшие старшим прислуживали. Вот увидишь, они и до тебя скоро доберутся…

- Я его на поединок вызову! — сердито раздувая ноздри, промолвил Итке.

Игинкат заинтересовался, даже книгу отложил и счел себя вправе влезть в чужой разговор:

- Тебя не допустят до поединка с ним, ты же мухач!

- Ну и что, что мухач! — возмутился Итке. — Игинке, мы же тобой в одной группе, ты же видел, как я дерусь!

Дрался этот пацан действительно отчаянно и с каждым разом все лучше и лучше. Среди десятилеток у него конкурентов точно не было, но Редле же на три года старше, на голову выше и килограмм на десять тяжелее.

- Классно дерешься для своей весовой категории, но при такой разнице в весе до поединков не допускают.

- А если дуэль?

- Хм… — дуэльный кодекс у кандидатов во франгуляры был весьма своеобразным, драться с младшим или не подготовленным по своей инициативе было нельзя, но вот если он сам тебя вызывает… Тут уж, конечно, уклониться нельзя никак, иначе ославят трусом.

- На дуэль ты его вызвать имеешь право, только он все равно тебя побьет. Хотя погоди… — Игинкат спрыгнул со своей верхней койки. — Знаю я пару приемов, которые этому Редле вряд ли известны. Меня им Истребитель научил. Редле, конечно, достать трудно, но если ты сумеешь этого дылду подловить…

Для демонстрации приемов мальчикам пришлось пройти в ванную комнату, подальше от лишних глаз. Игинкат показал нужные движения и предложил младшему пацану их повторить. Итке оказался на удивление хорошим учеником…

Обратно на койку Игинкат возвращался в бодром расположении духа, хотя челюсть еще побаливала от контакта с пяткой юнца. Надо же, какая у Итке хорошая растяжка! Перспективы будущей схватки уже не казались столь безнадежными для младшего пацана. Один хороший удар, нанесенный в нужный момент, и нокаут гарантирован. И уж после такого позора от авторитета Редле точно ничего не останется. Одно дело, когда ты проигрываешь сверстнику, лучшему бойцу своего взвода, и совсем другое, когда тебя валит на пол вот такой клоп! Тут уж впору посыпать голову пеплом и втихую сваливать из лагеря!

 

Глава 11. Преступление и кара

На ближайших занятиях по панкратиону Итке начал психологически давить на Редле. Сразу вызывать его не стал, вместо этого навязался в спарринг-партнеры одному парню из его компании, довольно пакратионисту. Тот сперва пытался форсить, дескать, что мне этот клоп сделает, но, пропустив несколько ощутимых ударов, вынужден был работать по-настоящему. Бой вызвал такой интерес, что все парни, не занятые в этот момент в схватках, столпились вокруг ринга, и Редле в их числе. Вот тут-то Итке и применил один из приемов, разученных с Игинкатом. Получив нокаут, противник его растянулся на полу. Зрители зааплодировали. Разгоряченный, не отошедший еще от поединка Итке, отыскал глазами своего врага и обратился прямо к нему:

- Редле, а ты-то что лыбишься? В следующий раз и с тобой то же самое сделаю, если не отстанешь от Линре!

Редле изменился в лице, пробормотал для порядка что-то уничижительное в адрес оборзевшего десятилетки, но все же почел за лучшее отойти подальше. Юного героя дня, стоило ему покинуть ринг, тут же окружили сверстники. В их шумном гомоне трудно было различить отдельные реплики, но по обрывкам фраз, произнесенных особенно громко, Игинкат сделал вывод, что Редле, по мнению пацанов, найдет предлог отказаться от схватки с Итке. Сам Итке так не думал, и, чтобы перекричать приятелей, он проорал на весь зал:

- А тогда я его на дуэль вызову!!!

Кого «его», поняли, разумеется, все, включая самого вызываемого, хоть он и находился в это время у самой дальней стены, старательно делая вид, что не интересуется, о чем там галдит малышня. После громогласного заявления Итке шум как-то стих, и до самого окончания тренировки в зале царило молчаливое напряжение.

Игинкат нутром чуял, что все это добром не кончится. Казалось, все решится уже в этот вечер, поскольку Линре откровенно взбунтовался и до самого отбоя не отлипал от Итке, игнорируя все требования старших ребят из своего взвода что-либо для них сделать. Другие десятилетки тоже не слишком охотно откликались на подобные обращения. Авторитет Редле рушился на глазах. Тем не менее, до самого отбоя ничего примечательного не произошло, а на следующий день курсантов ждали новые интенсивные тренировки и было уже не до сведения счетов. Ребята малость успокоились, решив, что разборки отложены до завтрашних занятий по панкратиону.

Драма разразилась за полчаса до отбоя. Игинкат с Салве мирно валялись на своих койках, уткнувшись в книги, Итке пошел в умывальную комнату отстирывать трусы, которые во время сегодняшних полевых учений так перепачкались в земле, что даже их изначальный красный цвет угадывался с трудом. Сперва там было тихо, потом уши Игинката уловили какой-то непонятный шум, и, наконец, раздался пронзительный мальчишеский крик, заставивший всех встрепенуться. Ребята, чьи кровати стояли ближе к двери в умывальную комнату, повскакали с коек и ринулись выяснять, что там происходит. Туда же понесся дежурный по казарме офицер, а вслед за ним и солдаты со второго этажа. Игинкат находился дальше от места событий, и когда он подоспел, в умывальную было уже не пробиться, и лишь по доносящимся оттуда крикам можно было понять, что там происходит.

- Осторожно, у него нож!!! — истошно провопил какой-то пацан.

- Не дергайся, сучонок! — грозно рыкнул один из солдат.

- Носилки сюда, быстро! — донеслось приказание офицера.

Двое солдат бегом помчались в медсанчасть. Вернулись они не более чем через пару минут, криком разогнав толпящихся пацанов, чтобы не загораживали проход. Мальчишки выстроились вдоль стенки, уйти совсем их бы сейчас не заставила никакая сила. Наконец, из умывальной комнаты вынесли скорчившегося Итке. В районе его живота на носилках расползалось кровавое пятно. Чуть погодя солдаты вывели Редле, согнутого так, что смотреть он мог только в пол, и поволокли в административное здание, где помимо прочего имелся карцер. Следом ушел и дежурный офицер.

Как только взрослые покинули помещение, пацаны принялись бурно обмениваться впечатлениями. Нашелся и непосредственный свидетель произошедшего — тот самый паренек, что кричал о ноже. Он тоже находился в умывальной, когда все случилось, но в дальнем углу, и Редле его не заметил. По его словам, Редле вошел в умывальную, когда Итке уже переоделся в чистые трусы и возился у раковины, пытаясь отстирать грязные. Редле вызвал его на разговор и почти сразу принялся угрожать, чтобы Итке не совал свой нос в дела их взвода, не баламутил пацанов и забыл бы о всяких дуэлях. Итке в ответ посоветовал собеседнику отстать от Линде, и вообще, если он собственное белье стирать брезгует, пусть этим его приятели занимаются, и тогда уж он, Итке, так и быть, откажется от намеченной дуэли. Редле это очень не понравилось, и он извлек из трусов… нож! Черт его знает, где он его там держал, может, в потайном кармане каком? Уже с оружием в руках Редле повторил свои угрозы. Итке, на свою беду, не испугался и полез в драку. Короткая яростная схватка закончилась тем, что Редле пырнул противника ножом в живот. Ну а дальше в умывальную ворвалась куча людей, и Редле кое-как скрутили.

Спать ребята разбредались в самых скверных чувствах. Приятели Редле даже и не думали его защищать, справедливо опасаясь, что их тогда коллективно отлупит вся казарма. Игинкат долго потом не мог заснуть, размышляя, как эта гнида, то бишь Редле, вообще умудрилась протащить в лагерь нож, где его прятала, и неужели никто больше об этом не знал, ну, хоть тот же Линре, которому поручали стирать редлевские трусы. А может, знал, потому и боялся? Еще не давала покоя мысль, что это он, Игинкат, возможно стал косвенным виновником этой драмы. Не покажи он Итке тех приемов, тот, может, и не рискнул бы угрожать Редле дуэлью, а если даже и решился бы, Редле бы его все равно не забоялся и, стало быть, не схватился за нож. Ох, только бы Итке выжил…

На утреннем построении майор Аранфед вкратце рассказал курсантам о вечернем ЧП, с удовлетворением отметил, что ранение Иткиса Люванеда оказалось тяжелым, но не смертельным, мальчика срочно прооперировали, и теперь его жизни ничто не угрожает. Что же касается курсанта Редлиса Дазистеда, поднявшего оружие на безоружного, да еще и младшего товарища, то он, безусловно, будет исключен из Агелы и серьезно наказан. При этом преступление его настолько вопиюще, что не может идти и речи о рутинной порке во время вечернего построения, поэтому наказание его переносится на субботу и будет произведено на глазах у курсантов, которых ради такого события снимут с занятий. Дазистеда высекут плетью, а до наказания он будет пребывать в лагерном карцере.

Вечером в казарме только и разговоров было, что о предстоящей экзекуции. На тренировках болевой выносливости ребятам уже доводилось встречаться с плетьми, и они их в принципе не боялись, вот только интуиция подсказывала, что вряд ли на сей раз это будут те же самые плети… А если и те же, то их должно быть выдано, ну, очень много!

Когда настала суббота, юные курсанты с самого подъема пребывали в нервном возбуждении, которое не смогла сбить даже традиционная утренняя пробежка. На построении им сообщили, что экзекуция состоится сразу после завтрака, а послеобеденное время, отведенное для тренировок, будет поделено напополам между двумя сменами. Вид плаца, между тем, изменился. В самом его центре в землю были врыты два толстых столба с многочисленными выемками прямоугольного профиля на одной стороне, из-за чего при взгляде сбоку они походили на пилы. Столбы соединяла вставленная в эти пазы на метровой высоте длинная и крепкая доска. Мальчишки понимали, что все это как-то связано с грядущей поркой, но плохо представляли, как эту конструкцию можно использовать. В Агеле такого точно не было, да и в той книге о тренировке болевой выносливости, что довелось прочесть Игинкату, подобные приспособления для фиксации наказуемого нигде не упоминались.

После завтрака ребята снова вернулись на плац, выстроившись с обеих сторон от странных столбов, спиной к своим казармам. Игинкат со своим взводом стоял, соответственно, справа. Напряжение все нарастало, даже офицеры отнюдь не являли собой образец спокойствия. Но вот, наконец, из административного корпуса вывели приговоренного к экзекуции. Двое солдат держали Редле под руки, лицо подростка было бледным, глаза уставились куда-то поверх голов. Дазистеда подвели к столбам, перед которыми выстроилось все лагерное начальство, заставили встать по стойке смирно, и Аранфед зачитал ему приговор. Описав преступление, совершенное Редле, перечислив статьи законов и пункты устава Агелы N 5, которые он нарушил своим деянием, майор объявил, что Редлис Дазистед приговаривается за оное к сорока ударам тяжелой плетью и последующему исключению из их учебного заведения. Редле выслушал приговор с широко открытыми глазами. После слов о сорока ударах его лицо вытянулось и, казалось, даже посерело, а глаза так просто остекленели. Когда Аранфед спросил его, понятен ли ему приговор, мальчик машинально кивнул. «Тогда раздевайся», — последовал приказ. Редле скинул трусы. Офицеры разошлись в стороны, освобождая дорогу, солдаты, вновь взяв обнаженного мальчика под руки, подвели его к соединяющей столбы доске, заставили его прижаться к ней грудью и раскинуть руки в стороны, после чего крепко примотали их за запястья к той же доске кожаными ремнями. Убедившись, что парень крепко привязан, солдаты взялись за концы доски и переставили ее повыше, так что теперь Редле доставал до земли только пальцами ног.

Наказуемый стоял боком к выстроившимся курсантам, но поскольку строй был длинный, левый фланг мог взирать на него с тыла, а правый, где стоял Игинкат, спереди. Разумеется, никто не пренебрег возможностью поразглядывать бывшего неформального лидера казармы, выставленного на позор. Редле на поверку оказался стройным, хорошо сложенным мальчиком, а лицо его без привычной мерзкой улыбочки, выражающее плохо скрываемый ужас, казалось даже красивым. Вынужденно вытянувшийся парень дрожал в напряжении, как натянутая струна.

Солдат, назначенный экзекутором, принес плеть. При виде ее у Игинката похолодело в животе. Это орудие наказания было сплетено из кожаных ремней и длиной намного превосходило ту плетку, которой некогда Илера Бельтед охаживала самого Игинката. Та плеть жалила как гадюка, а уж как будет эта… ну, как гюрза, наверное. Прежде чем начать порку, плеть специально продемонстрировали Редле, дабы знал, что его ждет. Парень в ужасе сжался и даже дрожать перестал.

Молчать ему, впрочем, оставалось недолго. Первый же удар вырвал из его уст сдавленный крик и заставил вдавиться шеей в удерживающую доску, второй, приложенный ниже, выбил почву у него из-под ног и заставил повиснуть на руках. Редле вначале еще пытался как-то сдерживаться, но стерпеть такую боль было явно выше его сил. Плеть просекала кожу при каждом ударе, и хотя экзекутор старался попадать по ягодицам, спине и задней поверхности бедер, кончик плети то и дело захлестывал на ребра или на бедра спереди. Даже эти кровавые следы, которые видел Игинкат, выглядели жутко, и он мог только представлять себе, на что походила сейчас спина наказуемого. Где-то на десятом ударе Редле утратил контроль над своим мочевым пузырем, потом перестал даже пытаться опереться ногами о землю в промежутках между ударами, напротив, как-то жалко поджимал нижние конечности в надежде, что хоть по ним не попадут. Но тем больше ударов доставалось его спине и заднице. Истошные крики наказуемого после каждого удара постепенно слились в непрерывный вой, который затем резко оборвался. Потерявший сознание Редле повис на руках, но его привели в чувство нашатырным спиртом и продолжили бичевать.

Когда был нанесен последний из назначенных сорока ударов и наказуемого отвязали, он не способен был уже стоять на ногах. Редлиса уложили на носилки и унесли в медсанчасть. Строй распустили и, поскольку до обеда еще оставалось свободное время, мальчишки разбрелись кто куда. Многие, и Игинкат в их числе, обследовали землю в том месте, где только что стоял Редле. Разворошенный песок был густо окрашен кровью.

 

Глава 12. Экзамены третьей ступени

За неделю до экзаменов Аранфед устроил курсантам последнюю проверку на болевую выносливость.

- Сегодня вы получите по восемьдесят розог, — заявил он перед началом тренировки, — а то некоторые из вас что-то слишком высоко о себе возомнили. Под розги ложатся — словно одолжение мне делают. Думаете, такими крутыми стали, что вас уже ничем не проймешь?! Сами же видели, как тут один засранец орал на весь лагерь! Ну, так сильно бить по вашему самолюбию я не собираюсь, вы этого не заслужили, но спесь я с вас все ж таки собью! Короче, терпите, сколько можете, оценивайте свои силы.

Услышав, сколько им предстоит сегодня вынести, мальчишки содрогнулись. Больше полусотни зараз им еще не доставалось, ну, за редким исключением. Игинката полгода назад один раз наказали шестьюдесятью розгами, он тогда еле на тренажере удержался. Нет, конечно, с тех пор он стал куда терпеливее, но число восемьдесят все равно страшило. А уж когда в связи с предстоящей экзекуцией вспоминают о злосчастном Редле… Тот после бичевания плетью целую неделю в лазарете отлеживался, и говорят, что это ему еще повезло. Вот если бы он тогда Итке насмерть зарезал, получил бы на десяток плетей больше и тогда бы уже ой как долго здоровье восстанавливал!.. Итке, говорят, тоже уже оклемался, кишки ему зашили, и воспаления не было, но все равно он еще слабый очень, и этот семестр для него, считай, потерян, придется осенью весь курс по новой проходить. Итке было жалко, но чем уж тут поможешь…

Отказавшись на скамье под розгами, Игинкат решил терпеть, пока в глазах от боли не потемнеет. Нет, он, конечно, не Итке, чтобы молчать до потери сознания, но сдаваться, пока есть хоть малейшие силы, было стыдно. Другие ребята тоже старались терпеть, во всяком случае, экзаменационные полсотни вынесли все. Потом для многих началась «неизведанная область ощущений», и то один, то другой стали подавать голос. Игинката прорвало на шестьдесят пятом ударе. Оставшиеся полтора десятка прошли как в тумане, под аккомпанемент многоголосого воя, но хотя бы с лавки не свалился, и то ладно.

Просечки, понятно, оказались у всех, и пришлось всей дружной командой плестись в медсанчасть, где еще выстаивать очередь, чтобы тебе их обработали. Салве постарался занять место рядом с Игинкатом и первым завел разговор:

- Тебе сколько вытерпеть удалось.

- Шестьдесят четыре.

- Неплохо. А мне вот только пятьдесят три… — вздохнул Салве. — Боюсь, это будет мой предел, если не получать больше нормы.

- Ну, тебе и этого хватит вполне.

- Тревожно как-то… результат-то почти на грани… Знаешь ведь, физическая форма имеет свойство меняться. Перенервничал слишком, слопал перед экзаменом что-то не то и потому ослабел, вот и результат у тебя уменьшился. Вот тебе точно нечего бояться при таком-то запасе.

- Зато у меня стрельба хромает, — нахмурился Игинкат. — И вот там уж точно раз на раз не приходится. Не хотелось бы провалиться из-за такой чуши…

- А ты соберись и верь в лучшее, — улыбнулся Салве. — Ты ж настоящий любимчик фортуны, Игинке. Вот скажи мне кто, что какой-то парень сумел за один год пройти три курса Агелы, я бы ни за что не поверил! А ты уже две ступени одолел без единого срыва, почему же на третьей должен споткнуться?

Игинкат готов был согласиться, что судьба действительно к нему благоволит. Но вдруг и у этого везения есть предел? Проверить это предстояло уже через неделю.

Последняя неделя перед экзаменами была занята облегченными тренировками. Нового ничего не осваивали и жил не рвали, больше старались отшлифовать технику.

Экзамены, как и на первых двух курсах, заняли два дня. В первый день сдавали стрельбу, скалолазание и панкратион, а во второй — болевую выносливость. Ну, это уж как обычно. Только на сей раз процедура обещала затянуться надолго и занять весь день, вместо торжественного обеда, соответственно, планировался торжественный ужин.

Первым, по плану, проходил экзамен по той дисциплине, которая требовала наименьших затрат физических сил и при этом наибольшей сосредоточенности, то есть по стрельбе. На завтраке Игинкату положительно кусок в рот не лез. Когда из взвод колонной по трое маршировал из столовой на стрельбище, мальчик чувствовал себя хуже, чем когда на тренировке забирался в ванну с крапивой. Получив в руки винтовку, он судорожно вцепился в нее, чтобы не дрожали пальцы, и тут явственно понял, что если срочно не справится с собой, то экзамен завалит как пить дать. Пришлось вспоминать все приемы самоуспокоения, которые он применял, когда лежал под розгами. Вроде помогло.

Стрельба, тем не менее, задалась не очень. Игинкат шел почти точно по графику экзаменационного норматива, отклоняясь от него то выше, то ниже. Это ужасно нервировало, особенно когда рядом Салве выбивал десятку за десяткой. Дружок явно боролся за звание лучшего стрелка взвода, а может, и всего курса, норматив он выполнил настолько играючи, что последний выстрел мог бы и не делать вообще. Игинкату же перед последней серией не хватало до норматива восьми очков. Достаточно влепить в семерку и все — позорный провал на первом же экзамене! Мальчик целился так тщательно, словно от этого зависела его жизнь. Когда осматривавший мишени офицер объявил его результат — девять очков — Игинкат ощутил такую эйфорию, что чуть в пляс не пустился. Все! Самый трудный для него норматив выполнен, пусть с запасом всего в одно очко, а уж в своих способностях сдать остальные дисциплины он даже и не сомневался.

Салве показал в стрельбе третий результат среди всех соревнующихся и был этим, кажется, даже не очень доволен. А двое парней не смогли выполнить норматив вообще. Они не плакали, чай, не маленькие уже, но не знали, куда деться от сочувствующих глаз. В двенадцать — тринадцать лет очень больно ощущать себя неудачником.

Со стрельбища курсанты повзводно двинулись в горы. Для сдачи норматива инструктора подобрали им не слишком сложную, но зато ни разу еще не покоренную ими скалу, и штурмовать ее надо было без страховки. Ребятам дали лишь время разглядеть будущую трассу, наметить для себя, где и за что цепляться, а дальше уже каждый сам выбирал себе маршрут.

Игинкату после успешного прохождения стрельбы хотелось летать, и этот эмоциональный подъем мог сыграть с ним злую шутку. Хотелось показать лучшее время, даже если для этого придется рисковать. В конце концов, он же уже взбирался на скалодром в «Акарисе», а там маршруты точно посложнее будут, чем на этой скале. Начал мальчик очень шустро и прошел уже больше половины дистанции, когда при переброске тела от одного выступа к другому у него внезапно сорвалась опорная нога. Мальчик повис на руках и потерял несколько драгоценных секунд, нащупывая ногами новые точки опоры, но зато этот предупредительный звоночек немного его отрезвил. Дальше Игинкат двигался чуть более осторожно и благополучно добрался до вершины. Инструктор, стоящий наверху, фиксировал время покорителей скалы, и результат Игинката долгое время оставался лучшим. Но в одном из взводов нашелся парень с руками длинными, как у обезьяны, который смог пройти маршрут и достаточно быстро, и без досадных срывов, он и отодвинул Игинката на второе место.

Глядя на успех этого длиннорукого, ребята, еще не прошедшие дистанцию, заметно расшевелились. Кое-кто явно вознамерился побить его рекорд, и это чуть не привело к трагедии. Один из наиболее прытких пацанов сорвался, причем, кажется, в том самом месте, где ранее оступился Игинкат, только в отличие от последнего на руках удержаться не сумел и хорошо что не слетел, а съехал вниз, цепляясь пальцами за все встречные неровности на скале, срывая ногти и корябая грудь и пузо о камни. Приземлился он, конечно, жестко и вдобавок к царапинам сломал себе левую лодыжку, но хоть жив остался. Несчастного отнесли в лагерь на носилках, а еще не сдавшие экзамен курсанты пыл свой явно поумерили. Результат Игинката так и остался в итоге вторым.

Соревнования по панкратиону начались после обеда. Ребят предварительно рассортировали по весовым категориям, а чтобы определить, кто с кем будет встречаться внутри каждой из категорий, тянули жребий. Зачетные требования здесь были те же, что и в соревнованиях по борьбе на втором курсе: необходимо было либо победить противника в первой схватке, либо выиграть две схватки утешительного турнира.

Игинкат знал, что в своей категории именно он является для всех самым опасным противником. Это значит, что его будут бояться и в открытый обмен ударами вряд ли ввяжутся, а завершить бой хотелось досрочно и желательно нокаутом — за это начисляют дополнительные очки в общем зачете по результатам всех экзаменов. Он уже дважды становился лучшим выпускником курса, когда одолевал программу первой и второй ступеней. Сию традицию хотелось продолжить, но шансов на это после довольно слабого результата в стрельбе было крайне мало. Ну, разве что всех его основных соперников выбьют в первом же поединке. Впрочем, среди них был и Салве, а уж ему этой участи Игинкат никак не желал. Вот будет дело, если их сведет жребий! Мальчика даже передернуло от такой мысли. К счастью, пронесло: в соперники Игинкату достался один из редлевских приятелей.

Первыми на ринг выходили мухачи — в основном, конечно, десятилетки. Игинкат привык уже, что юные обладатели красных трусов — народ, как правило, отчаянный, и здесь они эти свои качества продемонстрировали в полной мере. Дрались пацаны яростно, не обращая внимания на синяки и кровоподтеки. Проигравший, сбитый с ног, утирал, бывало, расквашенный нос и тут же топал выяснять, с кем ему предстоит встречаться в утешительном турнире. По выражению его лица можно было заранее сделать вывод, что его будущим соперникам очень не поздоровится! Больше всех Игинкату понравился Линре. От его недавней забитости и следа не осталось, напротив, это был самый бешеный боец среди всех мухачей. Своего противника он вывел из строя в первом же раунде, и казалось, попадись ему на ринге кто-нибудь из старших ребят его взвода, кто еще совсем недавно его третировал, этого парня он бы тоже завалил.

Наконец, дошло и дело и до той весовой категории, в которой выступал сам Игинкат. В ожидании, когда его вызовут, мальчик наблюдал бой Салве. Соперником его друга оказался тот самый длиннорукий пацан, что умудрился взобраться на скалу быстрее всех. Оказалось, что он и отстрелял неплохо, и в совокупности по набранным очкам опережал пока всех. Понятно, что и в схватке он уступать не хотел. Салве был, безусловно, лучше сложен, дрался техничнее и по рингу перемещался не в пример грациознее, длиннорукий брал своим напором. Первый раунд они провели на равных, но во втором длиннорукий, кажется, малость подустал и ослабил защиту. Одной из его ошибок и воспользовался Салве, с блеском применив прием из тех, которым его с Игинкатом обучил Истребитель. Пропустив удар ногой в голову, длиннорукий рухнул на ринг. Победа нокаутом выводила Салве в лидеры гонки, его поверженному сопернику в утешительном турнире потерянных очков не отыграть. Поняв, что в заочном споре друга он теперь не догонит, Игинкат выбросил из головы все мысли о первенстве. Теперь бы просто не облажаться, сдать все экзамены, и хватит с него.

Парень, вышедший на бой с Игинкатом, откровенно его боялся, это было видно даже по глазам. Итке уже успел наделать фурор на занятиях по панкратиону, а ведь тому удару, которым он свалил более рослого соперника, он научился не от штатного тренера. По казарме уже прошел слушок, что к этому приложил руку Игинкат. Ну, а если даже спешно обученный мухач оказывается так опасен, то чего же, спрашивается, ждать от его учителя, который к тому же одних с тобой габаритов?! Больше всего боясь пропустить нокаутирующий удар, противник Игинката все свои силы отдавал защите, откровенно стараясь дотянуть до конца раунда. Игинкат ему, впрочем, этой возможности не дал, загнав в угол ринга, хорошенько отмутузив и закончив таки дело эффектным ударом пяткой в нос. Редлевского дружка почему-то жаль не было. Понадеявшись, что в утешительном турнире его точно добьют, да хоть тот же длиннорукий, юный Игироз предался, наконец, заслуженному отдыху. Завтра, как-никак, еще экзамен по болевой выносливости сдавать, там силы тоже потребуются.

В воскресенье, наконец, в лагере появилась экзаменационная комиссия в полном составе. Точнее, даже четыре экзаменационные комиссии, поскольку одна просто не успела бы принять экзамен у всех допущенных к нему курсантов. Но даже при таком разделении обязанностей процесс грозил затянуться часов на восемь, во всяком случае, время на него отвели с десяти утра до шести вечера. Самой плохой новостью оказалось то, что никакого перерыва на обед не запланировано, по крайней мере, для экзаменующихся, пожилые экзаменаторы могли покидать экзекуционный зал, но, разумеется, не все сразу. Среди пацанов тут же начались разговоры, что хуже всего придется тем, кто ляжет на скамью в числе последних. Тут и от долгого ожидания измаешься, и пустой живот сил не добавит, да еще, не дай боги, захочется в туалет. Туда ведь тоже не выпустят. А какой будет позор, если вдруг обмочишься на лавке, прямо во время сдачи экзамена!

Разговоры разговорами, но делать нечего, придется сносить дополнительные трудности. В конце концов, их во время занятий и к этому тоже приучали. Да и не маленькие они уже, чтобы не смочь перетерпеть.

Изменив ради такого дела распорядок дня и посетив туалет не до, а после завтрака, заодно и помывшись, Игинкат сумел придать себе должный настрой. Хорошо еще, что инструктора вошли в положение воспитанников и не стали их сегодня гонять на утреннюю пробежку. Незадолго до десяти часов ребята повзводно промаршировали из казарм в административный корпус, к дверям зала, где обычно проводились тренировки болевой выносливости, а теперь надо было предъявлять придирчивым комиссиям их результаты.

Войдя внутрь, Игинкат огляделся. Зал широкий, четыре лавки, установленные в линию вдоль дальней стены, отнюдь его не перекрывают, между ними можно свободно ходить. За каждой из лавок сидит своя комиссия со своим секретарем и экзекутором, только распорядитель экзаменов один на всех — майор Аранфед. Он, наверное, и вызывать будет, причем сразу четверых. Интересно, ребят уже расписали по лавкам, тьфу, точнее, по комиссиям, или все пойдут в порядке общей очереди? Курсанты уже целиком наполнили зал, сидят по взводам. Все как один чисто вымытые, в наглаженных трусах, хотя те все равно снимать. Никакой посторонней публики, в отличие от экзаменов на первых двух курсах, здесь нет в помине, да и куда бы она втиснулась? Зал большой, но все же не резиновый. Ну и ладно, обойдемся, в конце концов, тут уже не малыши экзаменуются, вполне могут и обойтись без родительской поддержки.

Ага, вот уже и первую четверку вызывают. Порядок все тот же: снимаешь трусы, кладешь на стул, идешь строевым шагом к предназначенной тебе лавке, рапортуешь комиссии о прибытии, ложишься на лавку, ухватываешься за нее покрепче, вытягиваешься в струнку и терпишь, сколько положено. Не упал с лавки, рук от нее не оторвал, не всхлипнул, не заорал — значит, экзамен сдан. Вроде бы все просто и знакомо, только поди продержись эти пятьдесят ударов!

Первыми секли обладателей красных трусов. Ну, они тут самые младшие, могут, стало быть, рассчитывать на небольшое послабление — меньше маяться в ожидании. Десятилетки держались хорошо: не дергались, не стонали, даже слезы не пускали, малозаметные поерзывания ближе к концу наказания — это уж не в счет. Крепкие ребята, будущая военная элита, уже почти готовые франгуляры. Экзамен выдержали, понятно, все.

Когда дело дошло до более старших, картина стала не столь однозначной. Хоть Аранфед и обещал, что выбьет из воспитанников всякую изнеженность, до конца ему это сделать, похоже, не удалось. Да, жирок за семестр ребята порастеряли, все теперь тощие и поджарые, все от шеи до пяток в следах от рубцов и царапин, все поначалу стараются тянуть носочки и делать вид, что это не их секут, но далеко не у всех хватает запала на всю долгую порку. Некоторые под конец уже и воздух шумно втягивают при каждом ударе, и ногами дрыгают, и извиваются под розгой, и уже явно видно, что терпят они из последних сил, еще чуть-чуть — и заорут! Двое в итоге все же не вытерпели — голос подали, а потом расплакались, поняв, что завалили экзамен.

Но были и другие, державшиеся неимоверно стойко, словно они статуи, не чувствительные к боли. Игинкату не часто перепадала возможность видеть такую длительную лупку со стороны. Когда других драли на занятиях по болевой выносливости, одновременно драли и его, тут уж не до отвлеченных наблюдений. Сейчас же, видя своих товарищей под розгами, мальчик с удивлением осознал, что даже порка по спине может выглядеть эстетично. Ну, если парень, которого секут, сам по себе стройный и красивый, и умеет сдерживаться.

Больше всего Игинкат переживал, когда на лавке оказался Салве. Он, конечно, обаяшка и способен вызвать симпатии к себе и у комиссии, и даже у экзекутора, но только тут ведь за красивые глаза никому послаблений не делают, может, даже еще сильнее станут сечь, чтобы никто не подумал, что пожалели юного красавца. Салве, конечно, полсотни розог выносил с трудом, но внешне он сегодня держался просто идеально, знать бы еще, каких усилий это ему стоило.

Очередь Игинката подошла где-то на седьмом часу экзамена. Мальчику уже хотелось в туалет, но он сумел задавить в себе эти недостойные позывы и все проделал, как надо. Абстрагируясь от жгучей боли, охватывающей всю заднюю часть тела от плеч до колен, паренек думал о том, как вернется в Ксарту, как продемонстрирует отцу нагрудный знак, свидетельствующий о том, что он освоил нормативы третьей ступени мальчишеской доблести, а значит, отцовское задание стать настоящим франгуляром можно считать выполненным, как он придет с этим знаком в какой-нибудь клуб, куда ходят учащиеся женских школ… Да, ему ведь совсем скоро тринадцать исполнится, стало быть, для местных девчонок он будет уже настоящим мужчиной, а он к тому же еще единственный иностранец-франгуляр… да они на него десятками будут вешаться! Но и погрузившись в сладкие мечты, он сумел не утерять контроль над собственным телом и положенные пятьдесят розог перенес безупречно… даже слегка удивился, когда ему вдруг сказали, что все, надо вставать. Подниматься с лавки и топать в медсанчасть было потом, правда, ой как больно, и эйфории что-то не ощущалось, хотя по пути его не раз хлопали по плечу даже малознакомые парни, говоря, что он сегодня на экзамене был лучше всех.

Торжественный ужин прошел, как положено, хоть и не было на нем родителей, которые могли бы гордиться успехами своих отпрысков. Ну, значит, главные торжества откладываются до возвращения в город. Если честно, видеть тут своих родственников никто особо и не жаждал. Спины болят, бедра болят, о ягодицах и говорить нечего, это ж еще попробуй усиди после такой порки даже на мягком стуле, не скрипя от боли зубами! Но испеченные на праздник торты были, тем не менее, съедены, а все положенные регалии — вручены. Салве удостоился почетной грамоты за лучшие результаты на экзаменах. Игинкат радовался за него больше, чем радовался бы за самого себя, достанься эта грамота ему.

Вечером курсанты особо не бузили, всем больше хотелось отлежаться после порки, но уже поутру в казармах воцарилось всеобщее веселье. Весь распорядок дня пошел побоку, пацаны занимались, кто чем хотел, до самого отъезда, который произошел только после обеда. Даже жесткие скамьи в автомобильных кузовах, на которых пришлось ехать всю дорогу, не смогли лишить ребят оптимистичного настроя. У ворот Агелы N 5 их уже ждала торжественная встреча, на заключительном построении сам директор школы произнес прочувственную речь. Тут же, понятно, были и многочисленные родственники, которые задарили героев дня подарками, а по окончании церемонии развезли их по домам. Игинкат думал, что на этом его знакомство с Агелой и закончится. Как же он ошибался!