В церкви полутемно. Небольшие оконца под потолком почти не дают света. Ищу глазами электрические лампочки — и не нахожу их. В массивные бронзовые люстры вставлены свечи. Но люстры зажигают только по праздникам. А сегодня идет обычная служба. Язычки пламени в лампадах отражаются в ликах святых на ближайших иконах. Дьяк с острой бородкой монотонно читает Священное Писание. Старенький батюшка взмахивает кадилом. Кроме их и меня в церкви всего четверо монахов. Больше никого.
Идет обычная служба, как сто и даже тысячу лет назад. Церкви, где мы находимся, четырнадцать веков. Столько, сколько и самому православному монастырю Святой Екатерины, укрывшемуся от посторонних в безжизненных скалистых горах южной части Синайского полуострова, там, где, по преданию, происходили описанные еще в библейском Ветхом Завете события.
После службы один из монахов, отец Павел, ведет меня вдоль левой стороны церкви. Нешироким коридором минуем алтарь и входим в маленькую комнату. Монах разувается.
— Помните, что сказал Господь Моисею? — спрашивает он.
Я киваю, ибо перед поездкой в монастырь основательно проштудировал библейскую Книгу Исхода.
— Сейчас мы ступим на святую землю — в часовню Неопалимой Купины, — поясняет монах. Я тоже снимаю обувь и ныряю за ним в узкую дверь.
Тесная часовня, не имеющая выхода на улицу, — самое почитаемое место в монастыре.
Карманным фонариком отец Павел освещает алтарь.
— Там, под ним, — корни Неопалимой Купины.
Я уже знаю: сама она растет снаружи.
Пышный куст ярко зеленеет на фоне бурого камня. Чтобы рассмотреть его, надо задрать голову. От земли куст отделяют добрые два метра — то ли клумба, то ли постамент.
— А вы знаете, что второго такого куста нет на всем Синае? — спрашивает отец Павел. — Более того, его не раз пытались посадить и в других местах, но нигде он не приживался.
Надпись на табличке, выполненная по-арабски, просит посетителей не обрывать ветви. Напоминание нелишнее, если учесть, что ежегодно монастырь посещают десятки тысяч паломников и туристов со всего света. Они идут поклониться Неопалимой Купине.
Поскольку некоторая часть читателей, как и я сам, определенно воспитана в традициях атеизма, нелишне будет напомнить, чем дорого верующим это вполне обычное на первый взгляд растение.
«Моисей пас овец у Иофора, тестя своего. Однажды провел он стадо далеко в пустыню и пришел к горе Хориву. И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает. Моисей сказал: пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает. Господь увидел, что он идет смотреть, и воззвал к нему Бог из среды куста, и сказал: Моисей! Моисей! Он сказал: вот я (Господи)! И сказал Бог: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая. И сказал (ему): Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова»(Исход, 3, 1–6).
Вот этот-то куст, в пламени которого Господь впервые явился пророку Моисею, и зовется Неопалимой Купиной.
Спустя несколько месяцев Моисей вновь вернулся к Неопалимой Купине. И не просто вернулся, но и поднялся по зову Бога на вершину соседней горы Синай.
Куст на постаменте» — Неопалимая Купина
… Восхождение мы начали в половине третьего ночи. Рассудили так: лучше выйти пораньше, чтобы уже с гарантией оказаться на вершине до восхода солнца. С нами были дети, и потому мы выбрали тропинку подлиннее, зато более пологую. Путь неблизок: от монастыря, с высоты 1570 метров, нам предстояло подняться до уровня 2285 метров, преодолев для этого добрый десяток километров.
Мы вооружились фонариками, но они почти не пригодились. Ночь стояла ясная, лунная, и сбиться с пути было просто невозможно.
Не пригодились и припасы — бутылки с водой, печенье. Зря мы с сынишкой по очереди тащили рюкзак. Вдоль тропы сооружены из грубо отесанных камней три то ли буфета, то ли кафетерия, где можно выпить чаю или кофе, или чего-нибудь прохладительного, купить печенье, конфеты. Несмотря на весьма ранний час, продавцы были на месте. Когда до рассвета паломники и туристы поднимаются на гору Моисея, как зовут арабы Синайскую гору, у них самая торговля.
Мы не отказали себе в удовольствии отдохнуть на покрытых шерстяными половичками каменных скамьях, взбодриться чашечкой кофе по-турецки или утолить жажду стаканчиком чая с мятой. Закутанные в платки торговцы в причудливом свете газовых ламп казались пришельцами из других миров. Правда, образ этот тут же разрушался, как только они начинали дружелюбно расспрашивать нас, кто мы и откуда.
А потом — снова в путь. И опять освещала его нам луна, и опять было жарко и трудно дышать, а снизу, из ущелья, обдувал холодный ветер. Мне казалось, что когда-то давно я уже испытывал все эти ощущения. Да, конечно! Такими запомнились мне ночные прогулки на лыжах в школьном зимнем лагере много лет назад…
К последнему буфету подошли в половине пятого.
— Тут уже близко! — бодро сказал продавец. — Полчаса — и вы на вершине!
Но этот участок пути оказался самым сложным. Тропинка кончилась, и начались крутые, неровные ступени, выложенные когда-то монахами. Луну загородила скала, пришлось включить фонарики. Все чаще и чаще мы останавливались, чтобы перевести дыхание. И вот здесь, у самого финиша, нас стали нагонять те, кто в расчете на свои силы позволил себе поспать на полчаса больше, чем мы. Речь слышалась разноязыкая, причем, к нашему удивлению, среди восходителей было немало людей пожилых, а то и стариков. Они тяжело дышали, но упорно лезли вперед.
Когда мы поднялись на вершину, солнце еще не взошло, и паломники, ночевавшие под ближайшей стеной часовни, еще только складывали свои спальные мешки. Народу собралось порядочно — думаю, не меньше сотни.
К нашей радости, и тут было где выпить чаю, и торговцы, спрятавшие свои примусы в тихом месте, были явно горды тем, что организовали самое высокогорное кафе во всем Египте. Часы показывали половину шестого, над дальней горой на востоке только-только начинало светлеть.
Мы спрятались от холодного ветра за часовней и, потягивая чай, стали вспоминать, почему стремятся люди хоть раз в жизни попасть на это место.
Не буду слишком длинно цитировать и тем более пересказывать Ветхий Завет. В Книге Исхода с Синайской горой связана не одна страница. Если же коротко, то на ее вершине Господь даровал Закон и Десять заповедей.
«Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлить дни твои на земле… Не убивай. Не прелюбодействуй. Не кради. Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего. Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего»(Исход, 20,12–17).
Неужели заповедям этим без малого три тысячи лет? А как современно они звучат! Наверное, это и есть те самые нравственные ценности, что именуем мы с некоторых пор общечеловеческими. На все времена, для всех народов.
Первые лучи солнца появились без четырех минут шесть. Они быстро разбегались по скалистым склонам, выхватывали из мрака неглубокие долины. И вот уже все дневное светило озолотило каменную часовню, заставило нашу разношерстную компанию прикрывать глаза рукой.
Сначала группа темнокожих американцев, а вслед за ней и немцы затянули псалмы. Их мечта — встретить восход солнца на Синайской горе — сбылась. Сделав с дюжину фотоснимков, мы тронулись в обратный путь, к монастырю, снимая с себя на ходу теплые вещи.
В монастыре Святой Екатерины я бывал много раз. Причем трижды жил в стенах самого монастыря в качестве гостя его настоятеля архиепископа Дамиана. Надо сказать, что архиепископ также является главой автономной Синайской православной церкви. Церковь эта ничем не отличается от нашей русской. Даже одежды у священников те же.
Когда-то Синайский монастырский орден был силен и влиятелен, имел немалые владения — метохии, в том числе в Киеве и Тбилиси. Ныне его владения остались только на Синае, Кипре да в Греции, и число их невелико.
Последователи Синайской православной церкви — преимущественно греки, так что богослужение ведется на греческом языке. Впрочем, здесь рады единоверцам любой национальности, особенно русским. Ведь связи монастыря с Россией и Русской православной церковью насчитывают не одно столетие.
Первое дошедшее до наших дней письменное упоминание о посещении Синайской обители русским человеком относится к 1370 году. Им был смоленский архимандрит Агрефений. Позднее русские паломники стали наведываться туда регулярно. Частенько — посетив сначала святые места в Палестине, к которым если не административно, так духовно тяготел монастырь. В долине Вади Хадра, километрах в восьмидесяти к северо-востоку от Синайской обители, есть скала на старинном караванном пути из Палестины, на которой веками оставляли надписи путешественники. На одном ее боку я заметил русские буквы. Пригляделся. «На пути к Св. Екатерине» — гласила записка паломника, выполненная, судя по шрифту, не позже, чем в начале XX века.
В прежние времена паломничество в Палестину и на Синай было настоящим подвигом во имя веры. Продолжалось оно годами — где по морю или реке вместе с редкими в ту пору купцами, где на лошади, где на верблюде, а где и пешком. Многие опасности поджидали паломников на пути, не все из них возвращались домой. Кто возвращался, спешил рассказать соотечественникам об увиденном и пережитом. Так, дьякон Троице-Сергиевой лавры под Москвой Зосима, отправившийся в Палестину в 1419 году, а вернувшийся лишь три года спустя, написал книгу «Ксенос» («Путник»). Еще полвека назад паломничество на Синай оставалось делом довольно трудным. Сначала надо было добраться морем из Суэца до маленького городка Тор на западном берегу Синая, а затем еще 3–4 дня ехать до монастыря верхом на верблюде.
В 1881 году русский путешественник А. В. Елисеев, отправившийся в монастырь Св. Екатерины на верблюде прямо из Суэца, вынужден был на всякий случай прихватить с собой оружие. Впрочем, оно не пригодилось. По дороге Елисеев встречал соотечественников. «Странно было видеть вятских крестьян на берегу Красного моря в своих национальных костюмах, больших сапогах, красных рубахах, зипунах, фуражках, с котомками за плечами и Синайскими ветвями (ветками Неопалимой Купины. — В. Б.) в руках», — писал Елисеев в книге «Путь к Синаю», вышедшей в свет через два года после путешествия. По словам автора, русских паломников отличали вера в Бога и в собственную силу, презрение к лишениям, простота. Качества эти нравились египтянам. «Везде я встречал дружелюбное отношение, слышал приветствия, целые фразы на ломаном русском языке и нигде ничего враждебного», — отмечал Елисеев.
После распада в XV веке Византийской империи русские цари стали главными хранителями православной веры. Они опекали дальние монастыри, направляя туда щедрые дары. Синайская обитель была предметом особой заботы. В 1689 году Россия даже официально взяла монастырь под свое покровительство. В честь этого события была изготовлена и отправлена на Синай среброкованая рака для мощей Святой Екатерины. Она и сейчас стоит в алтарной части церкви.
Повышенное внимание России к монастырю объяснялось не только его ролью хранителя святых мест Синая. Оно было вызвано и тем, что обитель посвящена святой Екатерине — одной из наиболее почитаемых на Руси святых. Недаром в России до 1917 года высшей наградой для женщин был орден Святой Екатерины.
Кстати сказать, монастырем Святой Екатерины Синайская обитель стала именоваться не сразу, а «всего лишь» тысячу лет назад, хотя сама Екатерина жила намного раньше.
На рубеже IV века, еще до того, как в 313 году римский император Константин официально признал христианство, в Александрии прославилась молодая женщина по имени Екатерина. Она была не только убежденной христианкой, но и красноречием своим обращала в христианство других. Все попытки местных, так сказать, официальных идеологов переубедить ее успеха не имели. И тогда власти пошли на крайний шаг: Екатерину приговорили к смерти и казнили. Но после казни тело ее чудесным образом исчезло и потом было обнаружено на высочайшей горе Синая. Среди людей пошла молва: Екатерину перенесли туда на крылах сами ангелы божьи. Гору назвали ее именем и поставили там часовню. Екатерину-мученицу причислили к лику святых. Но гора эта почти на 400 метров выше горы Моисея и не менее крута. Не всякий был в силах подняться туда, чтобы поклониться праху святой. И в X веке монахи перенесли ее мощи в монастырскую церковь.
О связях Русской православной церкви с Синайской обителью я разговорился как-то весной 1991 года с грекоправославным епископом Каира Порфирием. Собеседник знал вопрос не понаслышке: в молодости он несколько лет прожил в монастыре. «Помнится, в старом помещении библиотеки, где ныне резиденция архиепископа, была небольшая русская икона, — сказал Порфирий. — Говорили, что она написана самим Андреем Рублевым!»
Вот это новость! Если епископ прав, то может родиться настоящая сенсация! Ведь для нас Рублев в живописи — что Лев Толстой в прозе или Пушкин в поэзии. Причем в весьма обширной литературе на разных языках о художественных сокровищах монастыря я ни разу не встречал упоминаний об иконе Рублева. Словом, надо опять ехать в Синайскую обитель.
По нынешним меркам монастырь Св. Екатерины расположен не так далеко от Каира — всего 450 километров хорошего шоссе. Технически поездка туда не представляет никакого труда: часов шесть пути на машине — и вы под стенами монастыря. Но чтобы проверить, есть ли там икона Рублева, надо было обязательно стать гостем архиепископа Дамиана. А он больше разъезжает по метохиям, чем находится в обители. Добавьте сюда многочисленные праздники, в которые приезд нежелателен. Да притом региональный корреспондент ежедневной газеты и не может вот так, в любой момент, сорваться за сотни километров на три дня — у него тоже немало неотложной работы и деловых поездок.
Тянулись недели, потом месяцы, а планы архиепископа никак не совпадали с моими. Я регулярно звонил в монастырь, его управляющий, отец Михаил, говорил мне, когда можно приехать, а когда нельзя, — последнее обычно в удобные для меня сроки. Так наступило лето, а с ним и период отпусков, и я улетел в Москву. Дома же мои «страсти по Андрею» разгорелись еще больше.
Внимательно просмотрев книгу Валерия Сергеева «Рублев» (она вышла в серии «Жизнь замечательных людей»), я нашел там такие два обзаца: «В 1411 году произошло на Москве событие, которое было воспринято как значительное. Великокняжеская семья должна была породниться с византийским императорским домом. Внучка Дмитрия Донского, княжна Анна Васильевна, выходила замуж за Иоанна Палеолога, сына и наследника императора Мануила: «Князь великы Василий Дмитриевич отдасть дщерь свою Анну в Царьград за царевича Ивана Мануиловича».
Торжественны были проводы невесты, в ее роскошное приданое, несомненно, входили как родительское благословение иконы. Среди них могли быть иконы старинные, дедовское наследие. Но нельзя исключить, что заказывали и новые. Кто может поручиться, что среди них не было икон рублевского письма? Скорее наоборот — лучший мастер того времени, он по меньшей мере уже два раза принимал участие в ответственнейших работах по заказу великого князя, отца невесты. Возможность, что иконы Рублева попали в Византию, не только не исключена, но более чем вероятна».
Но ведь с Византией соседствует Палестина, где в ту пору хозяйничали египетские султаны, а оттуда и до Синая недалеко. Интриговали и такие факты, которые я почерпнул из той же книги «Рублев». Упоминавшийся уже дьякон Троице-Сергиевой лавры Зосима, совершивший в 1419–1422 годах паломничество в Палестину, был современником, а возможно, и знакомым Рублева. И еще: «после 1408 года в течение четырнадцати лет письменные источники, во всяком случае известные сейчас науке, молчат о Рублеве и его работах», — пишет Валерий Сергеев. А что если и инок Андрей совершал паломничество в Палестину и на Синай? Вполне возможно.
Вернувшись в сентябре из отпуска в Каир, я с удвоенной энергией начал звонить в монастырь. Но не тут-то было! Все повторилось сначала: то архиепископу неудобно, то мне. И все же поездка эта состоялась.
В ясный холодный январский день 1992 года мы с фотокорреспондентом ТАСС Михаилом Дышлюком подъехали к стенам монастыря. После долгого пути в машине сначала размяли ноги, еще раз насладились монументальной архитектурой обители. Надо сказать, что размерами своими монастырь особенно не впечатляет. В плане он представляет собой прямоугольник со сторонами 85 и 70 метров. Зато стены кажутся непропорционально большими. Местами они достигают 15-метровой высоты.
«Стоя на наклоне, он, как бы лепясь, поднимается вверх по склону, как гнездо орла, — писал о монастыре Св. Екатерины более ста лет назад А. В. Елисеев. — Неприветливо, как крепость, выглядят его четырехугольные, с маленькими башенками, высокие стены, заключающие в себе целый лабиринт зданий».
Низкая, обшитая железом и потому неимоверно тяжелая дверь в стене была, как положено после полудня, закрыта. Я крикнул по имени старого привратника-бедуина. Фархан, загремев огромным кованым ключом, открыл дверь. Увидев знакомое лицо, радостно заулыбался. Проводил в свою каморку, а сам отправился за отцом Михаилом.
Через некоторое время нас приветствовал уже сам управляющий. Он распорядился поселить нас в одной из гостевых комнат на верхнем ярусе галереи, примыкающей к западной стене, и даже сказал, в какой именно. Фархан сдал нас другому служителю-бедуину, высокому красивому Сулейману, и тот повел нас по лестницам и переходам наверх, на галерею. Оказалось, что именно в этой комнате я жил в прошлый раз.
— Самая теплая, — объяснил Сулейман. — Маленькая и без окон.
Вопрос о тепле в ту зиму был весьма актуален. Кто-то из знакомых египтян говорил мне, что не припомнит такой холодной погоды за всю свою жизнь. Старики поправляли: была, но давно, еще в конце сороковых годов. В складках гор вокруг обители, в уголках крыш монастырских строений лежал снег. За шесть лет работы в Египте я видел его впервые.
— Это еще что! — сказал Сулейман, угощая нас горячим чаем. — На прошлой неделе все было белым-бело!
Отопления в монастыре нет. Вечером можно воспользоваться электрическим обогревателем, но только до 10 часов — в этот момент монастырский движок останавливают на ночь, и свет гаснет.
— Прямо как в палатке на снегу, — сказал поутру Миша Дышлюк, вылезая, как и я, из-под трех одеял в выстуженной свежим морозцем комнате.
После легкого завтрака в соседней кухне — чай и кусок серого хлеба монастырской выпечки — отец Михаил предупредил нас, что архиепископ Дамиан ждет своих гостей сразу после десяти. Времени оставалось порядочно, мы прогуливались по галерее, не решаясь пока фотографировать. Прямо на нас смотрели ажурная бурая колокольня монастырской церкви и белый минарет мечети.
Позвольте, спросит читатель, а откуда же в христианской обители мечеть? О, это целая история!
После завоевания Египта в 642 году арабами-мусульманами синайские бедуины стали постепенно принимать ислам. Но монастырю, дававшему им работу, не изменили. Около 1000 года египетский правитель, халиф Хаким, славившийся своей жестокостью и религиозным фанатизмом, вознамерился ликвидировать бастион неверных на Синае. Первыми его армию увидели бедуины, когда она только вступала в Синайские горы.
Гонцы оповестили настоятеля монастыря, и тот принял решение: немедленно превратить одно из помещений в мечеть. За три дня работы были закончены. Узнав о том, что в монастыре есть мечеть, а значит, место это священно для мусульманина, халиф в растерянности отступил. Минарет же к ней пристроили позднее.
Архиепископ Дамиан встретил нас приветливо. Внимательно выслушал мой рассказ о том, что в монастыре, вполне возможно, есть икона Андрея Рублева. Имя это владыке было знакомо, а вот икона — нет.
— Ну что же, — сказал Дамиан, — давайте попробуем поискать ее.
До середины 1950-х годов в нынешней резиденции архиепископа находилась библиотека, там же хранилось большинство из двух тысяч икон различных школ, составляющих уникальную коллекцию монастыря. Потом к южной стене сделали пристройку, куда перенесли библиотеку. Иконы же разделили. Те из них, что требуют реставрации, отправили в реставрационную мастерскую, оборудованную в пристройке. Остальные же развесили в церкви и многочисленных часовнях. В церковь, конечно, попали самые ценные иконы. И наша маленькая экспедиция отправилась туда на поиски.
Архиепископ Синайский Дамиан
Из резиденции архиепископа мы спустились сначала по крутой деревянной лестнице, затем прошли каменным коридором, потом одолели десятка два гранитных ступеней и только после этого окунулись в полумрак церкви. Посреди нее один из монахов давал пояснения группе туристов. Дамиан бросил быстрый взгляд на иконостас, на одну стену, на другую, увешанные иконами, и решительно повел нас вдоль правого ряда колонн. Преодолев две низкие двери, мы оказались в маленькой часовне — Синайских мучеников, как объяснил архиепископ. По краям алтаря мы увидели две довольно больших иконы явно русской работы.
— Совершенно верно, — подтвердил Дамиан. — Это русские иконы.
На одной из икон я без труда прочитал: «Богоматерь Иверская», на другой: «Господь Вседержитель». Внизу, под ликом Иисуса, стояла дата — 21 декабря 1754 года.
— Видимо, тогда же была написана и Богоматерь, — заметил архиепископ. — Обычно эти иконы пишутся парами.
Я согласился. Тем более что и размеры, и стиль икон были одинаковыми.
Пока Михаил фотографировал, Дамиан разулся и нырнул в часовню Неопалимой Купины. Вернулся он оттуда с двумя иконами.
— Обе русские, — сказал архиепископ. — Вот эта — «Рождество Пресвятой Богородицы», XVII век, а эта — «Благовещенье», XVIII век.
Иконы были хороши, но — не Рублева! Ведь он жил в конце XIV — начале XV века!
— Здесь они самые старые, — развел руками Дамиан. — Есть еще старинные русские иконы в маленьких часовнях. Но о них вам лучше расскажет наш библиотекарь, Сильван. По совместительству он еще и фотограф.
Мы покинули церковь и, ведомые архиепископом, добрались закоулками и коридорами до новой пристройки, где расположена библиотека. Сильвана, красивого молодого монаха, нашли в фотолаборатории.
— Я вам подберу из часовен несколько русских икон, из числа наиболее старых, — сказал он. — Но на это мне надо время. Давайте так: смотреть иконы придете в шесть, а сейчас я покажу вам библиотеку.
По всеобщему признанию экспертов, библиотека монастыря по своему собранию религиозной литературы уступает лишь самому Ватикану. В ней около четырех с половиной тысяч рукописей и две тысячи старинных книг.
Старинная русская книга из библиотеки монастыря
Самый древний манускрипт — Библия V века, так называемый Сирийский кодекс. Была и древнее. Но с ней вышла такая история.
В середине XIX века в монастырской библиотеке был обнаружен рукописный вариант Ветхого и Нового Заветов выполненный на греческом языке в IV веке. По древности и полноте он оказался вторым манускриптом подобного рода после знаменитого Ватиканского кодекса. По месту находки манускрипт назвали Синайским кодексом. Россия, тогдашняя покровительница монастыря, заинтересовалась им. В 1859 году монахи передали манускрипт России для изучения и копирования, предварительно получив обещание, что он будет возвращен в Синайскую обитель.
— Вот первое издание Синайского кодекса, — сказал архиепископ, доставая с полки довольно толстую, большого формата книгу. — Напечатано в Петербурге в 1862 году тиражом всего триста экземпляров.
Манускрипту, однако, не суждено было вернуться в родные стены. России не хотелось расставаться с уникальной реликвией. После долгих переговоров в 1869 году архиепископ Синайский Каллистрат подписал акт о подношении Синайского кодекса России, за что император Александр II пожаловал монастырю девять тысяч рублей.
На эти деньги через два года была построена монастырская колокольня. А потом грянула революция. Для советской власти эта религиозная реликвия ценности не представляла. Стране нужны были деньги на индустриализацию — и в 1933 году Советское правительство продало Синайский кодекс Британскому музею в Лондоне за сто тысяч фунтов стерлингов.
Пожалуй, история с Синайским кодексом — единственная, омрачившая веками складывавшиеся отношения монастыря с Россией. Монахи и сейчас хорошо помнят о ней. Впрочем, не так давно случай послал им некоторое утешение. В 1975 году, перестраивая после пожара одно из зданий, обитатели монастыря обнаружили потайную комнату, а в ней — полторы тысячи манускриптов и старопечатных книг. Находка получила название «Новая коллекция». Разбирая ее, монахи нашли двенадцать пергаментных листов — недостающих страниц Синайского кодекса да еще несколько фрагментов.
Архиепископ Дамиан не стал показывать нам листы Синайского кодекса, зато, пошарив по стеллажам, принес несколько старинных русских книг. Рукописная «Псалтирь» на пергаментных листах в толстом переплете с металлическими застежками была создана предположительно еще в XVI веке. Еще одна рукописная книга, Библия, — в XVII веке. Деяния Апостолов напечатаны в Киево-Печерской лавре в 1738 году.
Издания, конечно, уникальные, но меня интересовали не столько книги, сколько иконы. Есть среди них работа Рублева или нет? А, собственно, как может неспециалист отличить Рублева от другого мастера? Ведь в те времена ставить автографы на иконах было не принято! Но, может быть, монахи регистрировали вклады в монастырь — что подарено, кем, когда? По этим записям, вероятно, можно было бы установить и авторство иконы. Ведь Рублев стал знаменитым еще при жизни, так что, даря икону его работы, владелец ее наверняка бы упомянул, что это — «сам инок Андрей»!
— Нет. Это не поможет, — сказал с улыбкой архиепископ. — Наши архивы начинаются почему-то лишь с XVII века. То ли раньше монахи считали такие записи делом ненужным, то ли по какой-то причине более древние архивы пропали.
— А может, их до сих пор скрывают неизвестные вам тайники, как «Новую коллекцию»?
— Возможно! — пожал плечами Дамиан.
Время до шести часов вечера, когда Сильван назначил нам встречу, тянулось долго. Я прохаживался по галерее и вспоминал прошлый приезд в монастырь. Тогда, в декабре 1990 года, я застал здесь двух ученых из Тбилиси. Директор Института рукописей Академии наук Грузии З. Н. Алексидзе и его заместитель М. Н. Кавтария пробыли в монастыре почти месяц, изучая «Новую коллекцию».
— Там есть такие вещи! — говорил Заза Николаевич. — Я даже за сердце хватался. Представляете, 130 рукописей, считая фрагменты, на древнем грузинском языке, в основном IX–X веков, когда в монастыре было много монахов-грузин, — мы ведь тоже православные. Причем рукописи не только культовые, но и по истории Грузии, начиная с обращения ее в христианство.
— Теперь будем готовить к изданию каталог, — добавил Михаил Ноевич.
Славянскую же часть «Новой коллекции» изучали и публиковали филологи из Греции.
Наконец в монастыре зажегся свет, а потом и быстро стемнело. Пора идти к Сильвану. Он приготовил нам три иконы, самая старая — «Вознесение» XVI века. Уже сама дата говорила о том, что это не Рублев. Две другие иконы, Святого Николая и Божьей Матери, оказались еще моложе.
— Больше ничем помочь не могу, — сказал Сильван, угощая нас кофе.
Ну что же, как говорится, спасибо и на этом.
Видно, епископ Порфирий ошибся. Но зато мы смогли убедиться в том, что монастырь Святой Екатерины на Синае, источник духовной силы верующих — еще и частица истории и культуры не только Египта, но и приверженцев православной веры в России, на Украине, в Грузии.
