…Когда все шестеро громил пылко молили Аллаха избавить их от этого «неприлично озабоченного шайтана», одновременно роя совкообразными ладошками в самом дальнем углу тюрьмы подкоп, пылающий взор Багдадского вора выхватил сгорбленную долговязую фигуру у стены…
– Вылезай, Ахмед, бить не буду.
– Не могу, почтеннейший, мне очень стыдно…
– Не мешай плов с манной кашей – стыдно, когда видно то, что неликвидно! Вылезай, говорю…
Бедный башмачник вынужденно подчинился, при скупом свете масляной лампы он действительно являл собой жалкое зрелище. Весь в тряпье и синяках, на затылке здоровущая шишка, глаза, как у побитой собаки, плюс виноватая щербатая улыбка… Лев невольно смутился и почувствовал себя обязанным сказать бывшему соучастнику нечто ободряющее:
– Да брось, Ахмедка, не тушуйся… Мы ж с тобой не первый день замужем, так что, надеюсь, тебя тут в холостом режиме никто не успел обидеть? Если успел, ткни в покойника пальцем…
Уголовники, переглянувшись, удвоили усилия. Потерянный муж богатырши аль-Дюбины бросился в ноги пошло одетого россиянина изливать душу:
– О, великодушнейший и благороднейший Лёва-джан! Не подумайте, что я вас бросил ради одной любви к резвому ослику Рабиновичу, которого вы с другом так и не можете разделить, используя по очереди! Я бы тоже попользовался и вернул, но злопакостный старик на базаре оказал мне болезненное ощущение сзади, так что до сих пор болит всё… А за вас в женском платье я и не беспокоился, ибо раз у домулло тоже свои дела в той же чадре, то кто я, чтобы влезать третьим в ваши игры?
Оболенский понимающе кивал головой, а вот громилы, видимо, всё поняли как-то не так и, словно стая психованных кротов, углубились в подкоп! Комья земли летели буквально во все стороны… Как видите, главное – правильно поставить перед индивидуумами конкретную цель, решение и стимул, а уж результат не заставит себя ждать.
Минутой позже уголовники дружно рванули в образовавшийся проём, вылетая из сарая как ошпаренные. Неразумный башмачник Ахмед, вдохновлённый их примером, дёрнулся было вслед, но железная рука Багдадского вора перехватила его за лодыжку!
– Мы пойдём другим путём, нам с преступным элементом не по дороге!
– Но ведь все бегут…
– Все уже убежали, но далеко ли? – рассудительно напомнил Лев. – Султанский двор не безразмерный, все входы-выходы охраняются, наверняка стража уже вовсю развлекается ловлей праведнозаключённых. Ну-ка, глянь в щёлочку, есть там кто у входа?
– Никого. – Ахмед послушно прильнул носом к косяку. – Но… тут засов тяжёлый, нам не отодвинуть…
– Он сверху набрасывается, а не задвигается. Для профессионала моего уровня – раз плюнуть!
Оболенский одним движением фокусника извлёк из-под обширного лифчика гибкую стальную полосу и, недолго повозившись, картинно распахнул двери. Башмачник рванул туда со всем пылом узника замка Иф, но вновь был перехвачен за воротник…
– Нет, ну ты будешь хоть когда-нибудь слушать старших по званию?! Оборзел народ зелёный, совсем саксаулов не уважает… В подкоп лезь! – Логично мыслящий россиянин нежным пинком направил вконец запутавшуюся жертву репрессий в нужную сторону. – Стражники обернутся, что увидят? Что двери нараспашку! Туда и будут смотреть, а мы втихую через задний проход… тьфу, в смысле выход! Всё, женщиной больше не переодеваюсь, на мне это плохо сказывается…
Однако, когда они оба выползли на свободу с задней стороны зиндана, то поняли, что ситуация значительно усложнилась. Внутренний двор буквально на глазах наполнялся ретивыми слугами закона, беглых громил, уже пойманных и связанных, быстро волокли на место, то есть все пути отступления были конкретно перекрыты. Оболенский, недолго думая, подкинул башмачника наверх и сам голубой кошкой в мгновение ока взлетел на белёную крышу сарая. Далее оставалось не дышать и слушать…
– Всех взяли?
– Всех! Вот, шесть злодеев и внутри ещё…
– Ещё двое были внутри и тоже бежали, дверь распахнута!
– Всем на поиски! И, главное, тихо-о… не приведи аллах, султан наш, да правит он вечно, соизволит прервать свой сладчайший сон и вопросить о причине шума!
– Тогда надо в первую очередь проверить подкоп и оставить засаду внутри зиндана, – уверенно посоветовал всем знакомый голос.
– Вай мэ, что за чушь? Зачем нам идти в тюрьму?! Сам иди, раз такой умный…
– Слушаю и повинуюсь, – охотно ответил домулло и уже через пару минут счастливо возопил:
– Братья, здесь рассыпано золото-о!
Все, кто услышал этот крик души, ломанулись в сарай. Насреддин вышел почти в то же мгновение, неторопливо опуская засов и для надёжности припирая дверь копьём…
– Слезай с крыши, Лёва-джан, больше тебе негде быть. Надеюсь, этот похититель ослов, любящий женитьбы на крупных девственницах, рядом с тобой?
– Ага, картинно возлежим вместе, – подал голос Оболенский. – Прыгай вниз, Ахмед, я следом.
Башмачник послушался и прыгнул, но, видимо, неудачно, то есть прямо пятками на пальцы высунувшегося из подкопа стражника. Тот тихо ойкнул, помянув «неуклюжего шайтана», Ахмед столь же тихо извинился «ради Аллаха». Стражник втянулся обратно, взамен полез другой, более опытный, толстый и благонадёжный. Но в этот момент ему на шею приземлился тяжёлый Лёва-джан… Шея выдержала. Сам Оболенский извиняться не стал, а просто поймал умника за уши и силой потянул на себя – подкоп закупорило намертво!
– Воистину, о мой пленительный друг, сегодня ты показал себя во всей красе. – Насреддин важно вышагнул из-за угла зиндана. – Хватай в охапку этого тощего предателя истинной мужской дружбы и бежим, мой Рабинович уже заждался нас на выходе…
– Не могу, воровская честь не позволяет, – серьёзно покачал головой русский дворянин. – Я ещё не насрамил султана.
– Чего он не сделал? – сипло переспросил башмачник тоном человека, абсолютно не желающего услышать честный ответ.
– Понимаешь, насрамить – это как проявить неадекватную форму социального протеста, в простонародье именуемую смехом. После чего ваше городское начальство подавится со стыда крупным персиком, а небезызвестный тебе джинн, в благодарность за содеянное, вернёт меня домой…
– В Багдад?
– В Москву двадцать первого века, балда с ушами!
– Домулло, это лечится? – После секундной паузы Ахмед покосился на Льва и покрутил пальчиком у виска.
– Да, – подумав, решил Ходжа, – но только чем-нибудь тяжёлым и сзади по голове! Пойдём, о щербатейший из всех создателей неброских чувяков, и предоставим возможность нашему великому герою вновь испытать судьбу. Порой эта вселенская капризница благосклонна к тем, кто отважно щиплет её ниже поясницы…
Багдадский вор по-военному козырнул друзьям и, уточнив, где окна султанской спальни, полез изображать альпиниста. Взобрался вверх по кованой решётке аж метра на два, после чего рухнул вниз, зацепившись за что-то муслиновыми штанами. Ахмед и Насреддин удалились молча, зато из зиндана раздались язвительные смешки. Наверняка стражи толкались за лучшие места у узкой дверной щели…
Проклиная всё на свете, но не отступая, Оболенский потыкался во все ближайшие входы-выходы и, обнаружив их запертыми изнутри, впал в ещё большую обиду.
Неполная луна воротила от него нос, смешливые восточные звёзды хихикали, как первоклассницы, а высокий русский аристократ в неприличном костюме бегал взад-вперёд по спящему султанскому двору, лихорадочно сочиняя планы немедленной мести. В голову, как назло, ничего не приходило… По крайней мере, до тех пор, пока одно из окон неожиданно не распахнулось и над подоконником не показалась крысиная мордочка властителя Коканда…