Балашов пришел в институт и удивился; он не поверил своим глазам. На стене висел приказ о его назначении руководителем проектной группы.

Сережа быстро поднялся по лестнице. Он хотел объяснить Дыменту, что еще молод, неопытен и что в отделе есть инженеры опытнее его. И, кроме того, пущена несправедливая «утка». Еще надо разобраться, кто прав. Но Дымент уехал и будет, как сказали, часа через два.

Балашов терялся в догадках. Была мысль, что Дымент пошел с ним на компромисс. Была и другая. Вот полгода, как у него написано несколько глав нового справочника проектировщика электросвязи на предприятиях. В институте он слышал, что Дымент большой специалист в этой области. Сережа думал, думал и недавно зашел к Дыменту.

С интересом выслушал Балашова Дымент. В серых, тусклых и тяжелых глазах промелькнуло что-то похожее на искру. Он встал, сложив длинные неуклюжие руки крестиком у подбородка, и стал медленно-медленно ходить по узкому и длинному кабинету.

— Читай главы, — сказал он.

Балашов, волнуясь, стал читать.

Звонил телефон, Дымент чуть-чуть приподнимал трубку и опускал ее. Сережа в душе радовался: значит, интересно.

— А любопытно, — неожиданно сказал Дымент, — я тоже когда-то пытался, да работа заела.

И усмехнулся, видимо что-то вспомнив. И вдруг оживленно стал рассказывать о том обширном материале, которым можно бы дополнить справочник. Дымент все больше и больше увлекался тем, что говорил. Большой и нескладный, с водянистыми подтеками под глазами, он вдруг весь ожил.

Сережу очень удивили глубокие познания Дымента. «А я-то думал, что Дымент только администратор. А он, оказывается, очень толковый мужик…»

Дымент налил в стакан воды, отпил немного и неожиданно спросил:

— Еще никто из наших инженеров к тебе в соавторы не навязывался?

Балашов смутился:

— Да нет, Павел Денисович, я и работаю-то урывками.

— Надо работать серьезнее. Стоящее дело. И для проектных организаций, и для инженеров, и для студентов. Все материалы разрознены. А собрать воедино — что-нибудь да стоит.

Дымент положил руку на плечо Балашова:

— Без соавторов работай. Не для шляпы у тебя голова. Для более нужного, понял? Я тоже в молодости одну работу написал. Тут же ко мне, как крысы на добычу, соавторы. Один такой противный попался, ну прямо в душу влез. До сих пор помню, поговорка у него была: «Мысль должна созреть, как ребенок в чреве». Вот, значит, созрела, родилась — вот так-то, созрела у одного, а родилась на двоих.

Сережа не хотел думать, что его назначение в какой-то степени оправдано неожиданным признанием у Дымента.

Но приехал Дымент, и Сережа не попал к нему — важное заседание. Никого не принимают. Остыло сердце, смирился как-то, а потом неудобно стало: как подумает еще? Подумает: угодник. Знал он таких. «Да что, да как, да разве лучше меня нет», — а у самого на сердце соловьиные трели. И все лишь для того, чтобы тот сказал: «Да, да, достойнее вас нет… не прибедняйтесь». — «Тогда большое спасибо, век не забуду, этим поступком вы приобрели беззаветную мою преданность».

И хотя у него на душе действительно было такое чувство, с которым надо было бы пойти к Дыменту и объясниться, сказать ему, что есть инженеры лучше его, он все же твердо решил: не пойду, унижаться не буду.

В отделе инженеры поздравляли. Даже Лукьянов распластался в улыбке:

— С повышением. Рад, а в общем-то нехорошо, молодой человек-с, нехорошо. Я за вас горой, а вы меня тогда на лестнице оскорбили. Да что нам… Знаем — по молодости, и прощаем. Ладно уж, друзья-то мы старые.

«Ну что ж такого — повысили… — вдруг без удивления для себя решил Балашов. — Не век же сидеть в рядовых. Другое дело — осилишь, силенки хватит? А если хватит — вороши, браток…»

Повышение сгладило и некоторые огорчения. Валеев, встретив в коридоре, крепко, дружески пожал руку:

— Зайди на минутку в партбюро.

Он вежливо посадил возле себя Балашова и некоторое время хитро посматривал в его глаза:

— Ты в командировку ездил?

— Ездил.

— М-да. А то вот поступил сигнал, мол, Балашов часто в буфеты там заглядывал, за воротник закладывал.

Балашов покраснел, но оживился:

— Это вранье! А буфеты я люблю.

— Вот так-то, друг, знаю, что правду говоришь, но мотай на ус… Инцидент исчерпан.

Но все это по сравнению с «мировыми проблемами» чепуха, все же назначение… Этим непременно надо было поделиться.

Котельниковы встретили назначение Сережи по-родственному.

Аграфена суетилась и все время тараторила:

— Молодой, а голова — умнейшая. Вот старая поговорка верна. Что положишь, то и вынешь. Уж что мамаша c папашей заложили…

Сам Степан Котельников фыркал; умываясь, сквозь мыльную пену пробасил:

— Молодец. Значит, за дело назначили. Без труда и орех не разгрызешь.

А потом, за столом на кухне, заметил Борьке:

— Ложку держи по-людски. Вот пример с кого бери, с дяди Сережи. Человек не лоботрясничал, а учился.

— Ему теперь новую квартиру дадут, — Аграфена резала хлеб, — непременно дадут. В две, а то и три комнаты.

— Кто о чем, а ты небось о женитьбе, — усмехался ядовито Степан.

— А что ж. Человек не деревяшка. И ему ласка женская нужна. Вон, наверху, совсем молоденький техник, получил квартиру и женился.

— Ну и женился! Днем руготня, ночью милование.

«И вправду, сяду за справочник, — решил Сережа, — хватит по мелочам. Справочник лучше всякой аспирантуры. Собрать все воедино, в кулак… Я сделаю великолепный справочник».

У себя в комнате Сережа не мог успокоиться. И он прошелся по комнате на руках.

«Это будет обобщающий, широчайший, удивляющий…»

Какое еще подобрать слово? В общем, это будет справочник, отвечающий всем современным требованиям.

В этот момент постучала Марья:

— Сережа, чаю с вареньем не хочешь?

— Ну заходи…

Но она только приоткрыла дверь:

— Меня мама послала еще поздравить вас.

Он дня два не видел Марью.

«Что за привычка: меня мама послала… Что у нее, своего ума, что ли, нет?»

Что-то было в Марье отталкивающее.