Первый успех у обывателей я заработал быстро. Даже некоторые женщины, вставая из-за столиков, подходили к мишени, пробуя раскачать, глубоко застрявшие в древесине узкие ножи. Только применив монтировку, официантам удалось извлечь лезвия из щита. Окружающие одобрительно загомонили, восторгаясь силой молодого поэта. Гумилёв, всё так же молча, продолжал стоять рядом. Он один из всех, одетых в военную форму, имел на груди боевую награду. Возможно георгиевский крест, давал ему внутреннее право держать себя чуть свысока, по отношению к более молодым коллегам.

— Беру свои слова обратно, — по-гусарски резко боднув головой, поклонился мне Маяковский, протягивая ножи.

— Даже не думал, что такие полоски железа могут быть настолько острые и глубоко ранить, — с нескрываемым удивлением взвешивал на ладони метательные снаряды.

— Они, к тому — же, ещё и очень тяжёлые для их размера, — вопросительно посмотрел на меня.

— Уважаемый Иса, — начал он, не отдавая один нож.

— Мне можно попробовать бросить? — сделал небольшую паузу, встав на моё место и повернувшись к мишени.

— Не возражаете, если прямо с вашего места?

Я, молча поклонился, делая приглашающий жест рукой, как если бы на ладони лежал поднос.

— Извольте, дарагой Владимир.

— Вам показать, как нужно правильно бросать?

Уже не слушая меня, большой поэт, превратившись в большого ребёнка, выцеливал мишень, примеряясь к первому броску.

Я отлично заметил, как он рисовался и позёрствовал, под взглядами женщин, а вскоре совсем застыл, ожидая срабатывания фотоаппарата, нацеленного на него. Несколько раз, принимая картинные положения для броска, поэт разгибал локоть, проверяя траекторию предстоящего полёта ножа.

Он, вдруг понял сам, что слишком привлёк к себе внимание, чтобы теперь, принародно опозориться, элементарным промахом мимо доски.

— Наверняка ведь щелкопёры — бумагомараки, после напишут, как я жидко опозорился, — корил себя стихотворец, за излишний выпендрёж.

Вложив все свои немалые силы, используя длинные руки как рычаги, Владимир, наконец, метнул нож.

— Ура! — не сдержав удивления, закричал Маяковский, поняв, что не только попал в мишень, но и, очень похоже, добился достойного заглубления ножа в дерево.

Буквально бегом, меряя длинными ногами зал, он кинулся смотреть результаты первого в жизни броска. Он так и объяснял, по дороге журналистам, причину своей радости.

— Никогда в жизни не бросал ножей, — достигнув мишени, Маяковский закончил.

— А тут, сразу этакая удача, — горделиво указал на воткнутый, почти в центр разделочной доски, нож.

— Оказывается, не так уж сложно кидать эти железячки, — удивляясь сам себе, тянул время, наслаждаясь вниманием толпы, автор одного единственного броска. Моя скромная персона, сдвинулась на задний план. Володя заметил меня и подтянул к себе, ожидая настройки вездесущей фототехники.

— А вот эта засветка, для моего внедрения, не очень полезная реклама, — понял сразу.

Встал в позу танцора лезгинки, подняв руки на уровне плеч.

— Нет, так тоже, не получается спрятаться.

Хитрый, усатый фотограф, пытается поймать в кадр выражение моего лица. Работали фотографы того времени, очень медленно, потому я успел вынуть кинжал из ножен, и зажать в зубах, сделав дикое выражение лица вытаращил глаза. Такая композиция, вполне устроила фоторепортёра.

Для извлечения ножа из доски, также пришлось использовать монтировку. Внимательно рассматривая метательный стилет, Владимир, с сожалением заметил.

— Теперь, раз попасть смог даже я, нам не удастся прославить тебя, больше, чем вчерашнего трубадура, — взглянул на меня вопросительно.

— Может у тебя есть ещё какой-то талант?

— Такое умение, какое можно прямо тут показать, — разжёвывал свою мысль как маленькому или слабоумному.

— Если на коне гарцуешь, или автомобиль водишь, — здесь, — поэт обвёл зал рукой.

— Здесь гонки не получится устроить.

Оглядываюсь на Николая Степановича Гумилёва, как бы ища у него поддержки.

— Я с детства играл с железом, — показал один из ножей.

— Сам придумал, всегда попадающий остриём, кинжал.

Разложил ножи по местам, в газыри, нашитые на длиннополом сюртуке.

— Сам выковал это оружие, — постучал по груди, где уложены метательные дротики.

Присев за стол, вся четверо мужчин, с интересом разбирались в чертежах, которыми я объяснял сложное внутреннее устройство, простых с виду, ножей. Есенин пожертвовал свой блокнотик, размером с ладонь.

— Внутри лезвия, специально утолщённого на конце, несколько полых каналов, по которым свободно перетекает ртуть, — объяснял увлечённо своё простенькое изобретение.

— А ты неплохо рисуешь!? — задумчиво подметил Маяковский, не вникая в суть техники.

— Есть листы бумаги больше чем эти? — подозвал он официанта. Через две минуты я делал наброски всех, сидящих за столом. Старался не очень прикладывать усилия, потому получались своеобразные шаржи. Тем не менее, все узнавали изображённых.

— Вот мы и нашли талант моего земляка! — обрадовано вскрикнул, во весь голос, Маяковский. Сидящие неподалёку журналисты, бросились к нашему столику. Понятно, что бурная реакция Влада, как он просил себя называть, рассчитана именно на это внимание. Говоря современным языком, Маяковский неформальный ньюсмейкер — творец новостей. Заметил, как иронично поглядывал на него Гумилёв. Есенин, напротив, смотрел на двухметрового Маяковского как на небожителя. Нет нужды читать мысли, чтобы разглядеть его сильное желание научиться подобной свободе поведения. Уже в Москве, в первой половине двадцатых годов, он превзойдёт учителя. В тысяча девятьсот двадцать пятом году, Есенин вернётся в город своей юности и покончит жизнь самоубийством. Нынешний образец для подражания и друг — Маяковский, переживёт его только на пять лет. Гумилёв будет расстрелян раньше всех, в двадцать первом.

Я крепко задумался.

— Как бы прибрать в свои помощники этих неординарных людей, после их преждевременной смерти? Вообще, стоит задуматься уже сейчас, как спасать сотни и тысячи «контрреволюционеров», «заговорщиков» и другой антисоциальный элемент, от грядущей гибели?

Продолжал, рисовать наброски и шаржи, одновременно ускоренно размышляя.

— Мне действительно придётся пролезть в руководящее звено коммунистической партии и Советского правительства. Если до этого, моё знакомство с элитой революционного движения в России, носило чисто развлекательный характер, то теперь, это будет жизненно необходимым делом. Собственно, иначе быть и не может. Если для официального приобретения огромных районов Сибири и Дальнего Востока, мне понадобилась помощь самого Николая второго, то, для удержания их в своём владении при Советской Власти, необходимо влияние самого Сталина.

Чтобы спасать жизни расстрелянных «контриков», нужно развивать собственные связи, работать над приобретением личного авторитета в СССР.

— Самоубийство этих поэтов, — окинул взглядом Маяковского с Есениным.

— Придётся обставить точно так, как это случилось в реальности, но перенести их спасённые тела в мои закрытые зоны. В неопределённом будущем, когда основные цели завоевания власти выполню, можно будет оправдать из существование, как своеобразное наказание виновным, — замену смертной казни. В любом случае, выступлю как гуманист и меценат, спасающий заведомых преступников от неминуемой смерти. Ничего страшного, что все они будут лишены права переписки и других свобод, предусмотренных гражданским правом, зато останутся в живых. Самое главное, каждый человек, спасённый от смерти, сможет внести свой неординарный вклад в общее дело возрождения России. Тем более, если в живых останутся такие творческие личности, как мои сегодняшние знакомые.

Если рассуждать в глобальных масштабах, мне предстоит спасать всё человечество, а не только потонувшую в предстоящих междуусобицах славянскую нация.

— «Все люди братья, но не все братья люди», — сказал польский афорист Ежи Лещинский.

Выходит, если развивать мысль поляка, — кто не согласен считаться моим братом, тот уже и не человек!? Следовательно, поступать с такими «недочеловеками» могу соответственно необходимости. Выбраковывая тех, кто разжигает вражду и натравливает брата на брата, поступаю гуманно и человечно. Тем более, буквального убийства людей, этого чрезвычайно ценного материала, я никогда не совершу. Самых категорически настроенных на убийство ближних, подвергаю глубокому зомбированию и заставляю работать. Недаром, в моих новых базах, мирно соседствуют «зомби — помощники» всех национальностей и верований. Для меня нет разницы, по какую линию фронта ты воевал, когда должен был погибнуть. Фактически, в этих тайных территориях, я объединил людей одним общим языком, — русским, одной общей целью, — строительство Российского государства нового типа. Из кратких отчётов руководителей территорий, всё более убеждаюсь, что максимальное единение людей, способно творить истинные чудеса.

— Выходит не зря, Бог испугался возведения Вавилонской башни, и разъединил строителей, навязав им разные языки и верования.

Серьёзно озадачившись философскими вопросами, увлёкся самим процессом работы карандашом. Мои труды, неожиданно прервал Николай Гумилёв.

— Постойте-ка, молодой человек, — он, буквально выхватил мой последний альбомный листок.

— Это уже не просто набросок, — показал рисунок товарищам. Как зрелому мужчине, ему не свойственна болтливость. За нашим столом, только у него был опыт обучения искусству живописи во Франции, потому коллеги по перу, безоговорочно поверили мнению тридцатилетнего авторитета.

— Перед нами, определённо, талантливый художник, — подвёл итог своих соображений Николай Степанович. К нашему столику, устремились остальные посетители, доселе внимательно наблюдавшие за нами. Некоторые, самые расторопные, уже с листами чистой бумаги, наготове. Следующие полтора часа, рисовал портреты и подписывал. Несколько раз, меня фотографировали. Так как я не позировал, а был занят работой, всегда успевал слегка отвернуть лицо.

Прощаясь с многочисленными, новыми друзьями, понял, насколько был прав, организовав ещё один вечер открытия талантов. Теперь, в случае необходимости, могу представиться не только «циркачом», певцом и жонглёром, но и более уважаемым, мастером — механиком по металлу и художником. Чуть подробнее изложил легенду о себе, журналистам, появившимся сегодня в большом количестве.

— Вчера проворонили, — понял я.

— Так пришли сегодня, по горячим следам, собирать информацию.

Грядущие революционные бури, могут востребовать от меня любую из масок, примеряемых сейчас. Благодаря завтрашним статьям о мастеровом грузинском подростке, тема циркача будет почти забыта в большинстве средств массовой информации.

Заканчивая посещение питерского ресторана «Хромая собака», внимательно прислушивался к событиям в родном Зауралье, Челябинской губернии. Беременная Зинаида, опять стонала, разбудив мать и служанку.

— Скоро будет рожать, — осознал свой скорый переход в новое звание, — отца.

Переместив свою физическую оболочку в родную деревню, сначала, разбудил Настасью Афанасьевну, — единственную подругу моей жены, в нашем селе. Перепуганная со сна, попадья, решила, что я пришёл к её мужу по поводу тяжёлых родов жены. Такое часто бывало, что во время родов, матери умирали, потому и звали сразу священника. Кое — как удалось объяснить и успокоить молодую женщину.

— Ей приятнее будет, — сказал я в своё оправдание.

— Если рядом будет не только муж, — указал на себя, — но и её лучшая подруга.

Настасья расцвела, польщённая таким вниманием и высокой оценкой её скромной особы. Они с мужем давно поняли, что моё необычное превращение из нищего пастушка в вундеркинда, обещает много великих событий. К сожалению, плюсов без минусов не бывает. Высокие знакомства опасны высотой падения, в случае если не удастся оправдать ожидания, сильных мира сего. Одно посещение царицы и моя дружба с влиятельнейшими купцами Кургана, говорят о многом.

С нами хотел увязаться и её супруг, но я вовремя понял, что присутствие попа, действительно, может вызвать нездоровые ассоциации у роженицы. Уже уходя, по привычке прочитав мысли отца Никона, понял, что он боится моей реакции на новорождённого. Ведь по всем законам природы, ребёнок не может быть от меня. Венчались мы, полторы недели назад. Мои необыкновенные способности начали проявляться, чуть более трёх месяцев. Девять месяцев назад, очень проблемно, представить меня отцом. Даже если и мог физически способствовать рождению ребёнка, трудно поверить, что богатейшая наследница нашего района допустила бы до себя нищего, и, вечно грязного, пастушка. Я невольно улыбался, слушая мысли простодушного батюшки. Он вспоминал, что на деревне ещё и сейчас меня некоторые злые дети дразнят Васькой-говнотопом.

— Шутки — шутками, но слухи об этом событии, могут мне помешать. Стоит хорошенько подумать, как можно противодействовать сплетням и лишней шумихе вокруг моей личной жизни.

Знакомый бородатый конюх, неторопливо запряг нам общинную бричку. Ехать не так далеко, поэтому править взялся я сам. Подругу моей жены, занимали те же самые мысли, что и её мужа.

— Ты не думай, — мягко и успокаивающе, как разговаривая с больным, протянула она напевно, насколько было возможно по кочковатой дороге.

— Зинаида очень порядочная и честная девушка, — последние слова совершенно обрывались, на.

— Зин-а оч… доч… и …ушка.

Пришлось сбавить скорость.

— В нашу бытность проживания в Петербурге, — Настасья Афанасьевна называла Питер, его старым, привычным для себя названием.

— Зина вела себя исключительно скромно.

— Я не знаю никого из мужчин, кто бы дружил с ней или даже оказывал знаки внимания.

— Подруга явно опасается скандала, как и её супруг, — ощутил старания пассажирки.

— Скандал может откликнуться не только в Кургане, но и в самой столице, — выдумывала молодая попадья, про себя.

— За потерю нравственности в его приходе, может ответить батюшка. Особенно, когда выяснится, что он лично и тайно венчал эту криминальную парочку.

Уловив эти мысли, вынужден был согласиться. При наличии одного, — двух недоброжелателей, на отца Никона может быть послана анонимка в Высшее Синоидальное Собрание Челябинска. Те, как законопослушные служители, обязаны будут дело рассмотреть и дать свою оценку. Даже если и оправдают нашего попа, отчёт о сём событии, непременно будет отослан в Москву.

Сразу, как только осознал серьёзность опасности, сформулировал задание своему компьютеру и дал привычный импульс на исполнение. Теперь, как только, у кого бы то ни было, возникнет намерение отписать вышестоящему начальству, либо в газету, события, где будет задеваться моя особа, это желание будет тут же заглушаться информаций из прошлой реальности. Кстати, эта простая программа, будет действовать и на все другие случаи, случающиеся благодаря моему вмешательству.

Просто здорово, что личная необходимость, стимулировала меня на создание сейчас, такой полезной программки. Передавать из уст в уста, сплетни обо мне, люди будут спокойно, но как только решат оформить их в письменную форму, наступит торможение желания это делать. Даже удивительно, как я не позаботился созданием такого правила, раньше.

— Разумеется, будут и исключения, — вспомнил про журналистку — феминистку, Джулию Робертсон, из Северной Америки, или Алисия Динорис, бывшая английская аферистка.

— В случае необходимости, определённые лица будут освобождены от этого мелкого «зомбирования», или «заклятия», — добавляю это примечание, к созданной программе. Очень медленно, шаг за шагом, вникаю в схему работы моей виртуальной реальности.

— Чтобы родился этот эксперимент, хватило и недели, — усмехаюсь в темноте, вспоминая, как всё начиналось.

— Но понять принцип работы феномена не хватает и трёх месяцев. Ясно лишь то, что все события, изменяющие прежний вариант событий, хранятся в ресурсах памяти моего компьютера. Пока не совсем понятно в каких. Возможно, загружена оперативная память, использующая в роли файлов подкачки, всю свободную емкость жёстких дисков. Не зря, после моего последнего посещения реальности, после пробуждения, во время которого очистил все диски и докупил дополнительные террабайты, события развиваются быстрее и легче. Хотя, с другой стороны, вполне возможно, это только кажущееся ускорение.

Прошлые соображения, о непонятной природе моего опыта, в результате которого я и очутился здесь, всплыли в голове не случайно. Постоянно беспокоит будущее, моих, нарождающихся сегодня детей. То, что это будут не простые фигуранты, понятно давно. Их можно наделить определёнными, более расширенными функциями, чтобы полнее охватить, быстро расширяющиеся события. Например, возьмут на себя часть функций по надзору за территориями, или возглавят работу над какой-то одной, самой важной в текущий момент, задачей. Если даже простые «зомби — ассистенты» легко справляются со сложными задачами руководства большими массами людей и сложными проектами, что смогут мои родные дети?

Как не захватывала меня эта виртуальная игра, постоянно помнил о крайней нужде в реальных деньгах. Ведь они необходимы, прежде всего, для продолжения исследований феномена виртуальной реальности прошлого. Того самого прошлого, в котором я сейчас и пребываю. Возможно по этой причине, главным делом в воспитании своих детей, ставлю образование. Не зря создаю новые школы и распорядился тщательно продумать систему раннего, дошкольного воспитания. Как хорошо известно, из педагогической литературы, будущий характер ребёнка закладывается в первые три года жизни. Мои дети, войдут в пору активной жизни, как физической, так и политической, лет через двадцать. Как и я сейчас. Конечно, неофициально, в интересах нашего общего дела, помогать мне, детки смогут уже с десяти, — двенадцати лет. Естественно, что о подобной подозрительной «скороспеслости», широким массам знать не следует.

Прямо перед нами, дворовые люди, спешно открывают ворота. Уже во дворе, слышны крики роженицы. По случаю летней жары, не стихающей даже ночью, все окна второго этажа раскрыты настежь.

— Может за доктором послать? — нерешительно спрашивает моя пассажирка. Я, только улыбаюсь ей в ответ. В свете фонарей, с которым нас встречает челядь, Настасья хорошо различает мою улыбку.

— Ну, нет, так нет, — рассудительно соглашается и быстро выходит из брички.

— Где помыть руки? — спрашивает деловито.

— Ещё, нужно тёплой воды и чистых полотенец или простыни. По-видимому, она сама собирается принимать роды. Разумеется, на высших курсах у них был специальный предмет, — родовспоможение.

— Это очень хорошо, — не мешаю гостье приготавливаться для принятия родов.

— Пусть в округе разнесётся весть, что попадья, собственноручно, помогала своей подруге.

Такое событие будет выглядеть вполне естественным и понятным. На самом деле, роды моей Зины собираюсь принимать лично я. Совершенно излишне, если после, в деревне разнесётся шокирующая новость, что девятилетний мальчик разбирается в акушерстве и гинекологии.

Хватит одного подозрения в том, что я, не будучи отцом ребёнка, обвенчался с девицей для того чтобы скрыть её грех. При таком повороте событий я не буду выглядеть ранним половым гигантом, ухитрившимся в девять лет заделать дитя девятнадцатилетней девице.

— Скорее всего, — вдруг сообразил ловкий ход.

— Нужно представить дело так, как будто согрешившей девице, из богатой купеческой семьи, родители купили жениха, готового официальным браком покрыть грех другого, неизвестного молодчика. В принципе, весьма распространённый метод. Имеется одно «узкое место», этой стройной махинации.

— Слишком молод, оказывается жених, то есть, я. Но и на эту «недоработку» можно найти оправдания. Можно представить несколько причин, объясняющих моё вхождение в старинный купеческий круг. Семья, хотя и богата, но не имеет мужского начала. Провернуть всю махинацию достаточно ловко и на высоком уровне, у женщин не хватило изворотливости. А главная причина, по которой они остановили выбор на мне, должна выступить та известность, которую я начинаю приобретать за последнее время. Моё имя, часто упоминается не только в ближайшем городе, но и самой столице. Мне, остаётся направить сплетни, в русло, выгодное мне. Представлю себя невинной жертвой хитрой женской натуры. Мол, мать с дочерью, ухватились за быстро приобретающего известность мальчишку. Заманили к себе в гости и коварно обольстили бедненького, невинного вундеркинда.

Даже то, что нас венчал муж подруги Зинаиды, даст дополнительный штрих, добавляющий доверия в моей ново-выдуманной истории. Отец Никон, станет такой же жертвой, как и я сам. Конечно, героям моей интриги, ничего нельзя говорить.

Наблюдаю, как деловито и уверенно распоряжается Настасья Афанасьевна.

— Позовите ещё девок, из деревни, — указывает на Сергея Степановича, растерянно стоящего возле дверей.

— Мне нужны дополнительные руки для подачи тёплых мокрых полотенец, кипячения воды… трёх помощниц должно хватить, — наконец заканчивает она мысленные подсчёты.

Сергей, вопросительно глядит на мою тёщу. Теперь, Капитолина Лукьяновна, не просто его начальник, но и законная супруга, что накладывает, гораздо большие обязательства. Тёща, одобрительно, едва заметно, кивает головой, и будущий двадцатипятилетний «дедушка» срывается с места.

— Это неплохо, — анализирую я, развёртывающуюся перед моими глазами сцену.

— Пускай приезжают болтливые, женские языки.

Теперь в деревне все узнают, как тут живёт приезжая купеческая семья. Когда пропадает ореол таинственности, теряется и нездоровый интерес. Пора учиться приглушать бесконтрольные сплетни о себе и моих помощниках.

Немного жаль, что придётся объяснять возвращение из долгой поездки. Опять изображать интерес к ежедневным будням крестьянина. Очень надеюсь, как в прошлый раз, удастся отвертеться от главной, летней крестьянской обязанности, — заготавливать сено для многочисленного скота. Мои новые родители, в тот раз, получили хороший пример помощи от меня. Физически, я слабее всех, но конная сенокосилка и породистая лошадь, приведённые мною, помогли справиться с месячной работой всей нашей семьи. Но, все эти проблемы ещё только предположительны. Возможно, от некоторых мелких заморочек, которыми я загружаюсь, смогу избавиться уже сейчас, если хорошенько продумаю причины их появления. Например, освобождение от хозяйственных забот, может принести простое звание женатого человека. До сих пор, никто на селе не знает, что я обвенчан с купеческой дочкой. Самое важное сейчас, обеспечить благополучное рождение моих детей. Плодовитые семьи на селе, всегда пользовались суеверным уважением. Звание отца двойни явно прибавит неформального авторитета.

Ко времени прибытия подмоги, двух опытных баб, солидного возраста и троих девок, для подхвата, у меня полностью созрел хитрый план.

— Моя жена рожает, — сразу по приезду, прямо во дворе, огорошил я сельчанок.

— Мы все братья и сёстры во Христе, — истово перекрестился в сторону церкви, давно скрывшейся из виду. Бабы совершенно не поняли причины, моего упоминания Христа, но тоже перекрестились, на всякий случай.

Провожая за собой новоприбывшую помощь, крестился, едва заметно, каждый раз переступая порог очередной комнаты. Таким образом, в деревне должна разнестись весть о моей повышенной богобоязненности. Как известно, у маленьких детей и у пожилых людей, отношения с Богом наиболее близки. Одни, недавно вынырнули из небытия, а другие, готовятся вскоре упасть туда навсегда. Таким образом, строю один из вариантов сплетни про себя и зажиточную купеческую дочку.

Кому нравится, могут убеждать себя и других в ловкости поповской жены, уговорившей меня «поступить по христиански», женившись на девушке в тяжести.

Зайдя к роженице, перекрестились уже все вместе. Одна, довольно пожилая женщина, кажется жена кузнеца, даже сплюнула украдкой, видимо читая заклятья — обереги от подобной бабской доли. Конечно, в селе, лишённом помощи из внешнего мира, рожать приходится при помощи самых близких, а то и совсем одной.

Даже мне, жителю двадцать первого века, конечно по рассказам бабушка, известны примеры экстремальных родов во время страды. Срезая серпом рожь, как была, согнувшись, баба падала в солому опростаться от бремени. Разродившись, и отрезав пуповину тем же самым серпом, деловито кормила малыша набухшей грудью, привязывала его на спину и продолжала убирать урожай. Дело в том, что уделив слишком много времени новорождённому, можно потерять зерно из — за непогоды. А если не будет запасов на зиму, смерть будет угрожать не только новому малышу, но и всей семье, вместе с матерью.

Вспомнив этот пример крестьянской расчётливости, сразу сообразил, каким мотивом буду прикрывать свою неожиданную женитьбу. Крестьяне, никогда не осудят, всегда поймут, человека тянущего к себе в дом, всё, что только возможно. Именно для таких, начинаю играть роль, мужа — подкаблучника.

— Дозвольте войти, матушка, — преувеличенно почтительно, обратился к тёще, сидевшей у кровати дочери.

— Тут помощницы, для Настасьи Афанасьевны, из деревни прибыли, — доложился я как подчинённый холоп.

— Похоже, немного перегнул палку, — отметил про себя, удивлённый взгляд жены кузнеца.

— Слишком уж показательно раболепствую.

Но сейчас, глубоко анализировать весь спектакль, им представляемый, сельчанкам будет некогда.

Молодая попадья, заметно обрадовалась прибытию взрослых баб из деревни. Хотя она и имела теоретические представления о помощи при родах, единственные роды при которых она присутствовала, это её собственные.

— Женщины, — обратилась она к прибывшим бабам.

— Что у вас обычно приготавливают для родов? — развела руками по тепло нагретой комнате.

— Посмотрите всё, что я сделала, — уже совсем по-девчачьи, растерянно, произнесла самодеятельная акушерка.

Самой опытной «повивальной бабкой» оказалась незнакомая пожилая женщина. Старательно обойдя комнату и внимательно разглядывая инструментарий, тазы и полотенца, наконец, беззубо прошамкала.

— Не хватает чеснока и сахара кускового с салом.

Окончившая медицинские курсы в Смольном Институте, где свои лекции им читал сам Бурденко Николай Николаевич, барышня сильно озадачилась.

— Ну… чеснок…, - протянула она задумчиво.

— Ещё может использоваться как антисептик, но сахар и сало… — озадаченно пожала плечами.

Предложившая, сей странный набор «медицинских средств», повитуха, вдруг замолчала, видимо опешив от незнакомых, учёных слов столичной барышни.

— Может отвар какой-то нужно варить? — предположил я.

— Васятка, — нарочито ласково и тихо, обратилась ко мне самая пожилая знахарка — повитуха.

— Брысь отседова, — уже бойчее и веселее, крикнула чуть громче.

Видимо, недавнее представление себя мужем роженицы, не добавило должного уважения ко мне. Вообще, по деревенским поверьям, мужик не должен вмешиваться в бабьи дела.

Молча, без возражений, выскользнул за двери к Сергею, тоже взволнованному необычными событиями.

— Тебе тоже, — улыбнулся ему ободряюще.

— Скоро придётся своего детёныша принимать.

Парень, аж перекрестился, отвернувшись, считая, что я его не вижу.

— Тебе не хочется быть дедушкой в двадцать пять лет? — иронично поддел я его.

— Не переживай, ещё хвастаться будешь, — какой у тебя шустрый внук народился.

— Ну да, — неопределённо пробурчал будущий дедушка.

— Если такой-же как вы, в вас уродится, далеко пойдёт.

Я ободряюще рассмеялся. Сергей, один из немногих спасённых от гибели на фронте, прошёл все этапы моего «зомбирования».

Пришёл он сюда, в самой первой сотне, ведомый вшитой в него командой, — двигаться за Урал. Дальше, всё как обычно; внедрил в него программу агронома, наградил всевозможными знаниями из интернета в области полеводства и садоводства. Как всем мужчинам, полностью заглушил команду размножения. Неожиданно, именно он, понравился моей тёще, тоже спасённой от смерти. Так как я назначил её управляющей моим хозяйством под Мендеркой, лишать её здоровых инстинктов я не стал, хотя добавил информационных баз по всем видам деятельности. Давно заметил, чем сложнее функция «зомби — помощника», тем большей свободы ему нужно предоставлять. Именно потому, руководители всех тайных баз, разбросанных по миру, наделяются только дополнительными знаниями. Даже потребность во сне, стараюсь у них не снимать, без необходимости. Разумеется, если сами о том не попросят.

Как и следовало ожидать, тридцативосьмилетняя женщина, возрождённая к жизни, захотела пользоваться всеми радостями, ставшими ей доступными. Вовремя заметив эту естественную потребность, постепенно убавлял глушение либидо у Сергея. Не поленился, значительно омолодить тёщу, благо она переехала на новое, удалённое место и никто из старых знакомых её не мог видеть. Слишком резкое оздоровление, недавно умирающей женщины, могло вызвать подозрения у окружающих, друзей и приближенных слуг. Здоровый воздух, забота любящей дочери и всё лечащее, время, должны оправдать любые изменения к лучшему. Нам бы восемь месяцев продержаться, до февраля семнадцатого года. После первой, буржуазной революции, народу будет не до мелких, бытовых сплетен.

Её бывший любовник, а теперь муж, подружился со мной ещё до женитьбы. Он мне понравился с первой нашей встречи. Скромный, порядочный и воспитанный интеллигент дореволюционной формации. Наверное, именно такие офицеры, верные своей клятве, шли воевать в белую армию за идеалы им непонятные и даже чуждые.

— Серёга, — панибратски хлопнул его по плечу.

— Мы же с тобой на брудершафт пили и обещали друг друга запросто называть, — осуждающе поцокал языком.

— Кончай ты меня навеличивать. Вроде как близкие родственники, к тому же ты меня старше, а ты меня по имени отчеству и на Вы. В парне сидел крепко усвоенный дух любви к порядку. Пришлось перебивать эту особенность вечным русским способом, — бутылочкой креплёного винца.

Так мы и сидели за рюмочкой мадеры, когда раздался один единственный вскрик роженицы, продолжившийся уже детским писком, явно юного существа, а затем и второго. Со своего места за столом, я постоянно контролировал ход родов, вселившись в разум своей «зомби — помощницы», моей тёщи Зинаиды Апполинарьевны.

Я мог сделать роды совершенно безболезненными, но присутствие посторонних свидетелей, вызвало бы излишние вопросы и фантастические предположения. В деревне не предполагали, что роды могут проводиться под обезбаливающим. Теперь, когда я стал отцом сразу двух детишек, довольные своим участием в господских родах, щедро награждённые женщины, отбыли разносить любопытные сплетни.

Как я и опасался, рождённые от меня дети, мальчик и девочка, не поддавались просвечиванию их мыслительной деятельности. Конечно, мыслей они пока не могли иметь, но эмоции и чувства, обязательно должны были появиться. При определённых усилиях, я способен управлять даже животными и читать их желания на расстояние. Родные дети, оказались полностью закрытыми для меня. Ничего не оставалось, как попытаться воспитать их на максимально высоком уровне знаний, доступных мне сейчас. Я уже распорядился, готовить «зомби — преподавателей», способных впитать все знания моего мира, двадцать первого века. Но самое главное, воспитание человечности, умения верно применить усвоенные знания не во вред себе и людям. Приобретя профессию кузнеца, человек может выковать плуг, — для пахаря, а может и меч, — для убийцы. Вся воспитательная обязанность взрослых, заключается в ломке природной свободы ребёнка. Значит лучшие воспитатели для моих детей, могут быть только мужчины. Причём не всякие, а только самые жёсткие, даже жестокие, смогут делать из будущих граждан истинных рабов. Звучит довольно жестоко, но, как мне кажется, абсолютно верно.

— «Человек должен быть рабом. Выбор для него только в том, чьим: своих страстей, а значит, и людей, или же своего духовного начала». (Лев Николаевич Толстой).

— Ох, и намучусь я ещё с устройством своих тайных государств, — вдруг понял я с полной определённостью. То, что сейчас там легко и быстро творится научно техническая революция, ещё ни о чём не говорит. Практически, вместо живых людей, работают строго запрограммированные роботы. Рано или поздно, нынешним «зомби — помощникам» придётся включать все человеческие чувства, постепенно заглушая память о полученных из интернета знаниях. Рядом со мной, должны жить обычные люди, с их радостями и горестями, с житейской мудростью и бытовой глупостью. Вот тогда и начнутся проблемы реального управления большими массами людей. Понадобятся не просто управленцы, точно передающие мои распоряжения, а сознательные и преданные мне личности, способные творить новое не слепо дублируя чужое мнение, пусть даже и моё собственное. Именно таких, преданных людей новой волны «помощников», которых уже нельзя считать «зомби — помощниками», надеюсь найти в детях, рождаемых от меня. Благо, что их должно быть довольно много.

Уже рассветает, бабы в деревне начинают выгонять коров на пастбище. Даже в купеческой, отдалённой заимке Капитолины, слышится привычное, трубное мычание бурёнок. Но сегодня, как будто и до нас долетает вездесущее «сарафанное радио». Бабы судачат на околице, передав своих бурых и пёстрых кормилиц пастуху. В считанные минуты, вся деревня, оказывается в курсе главной новости. Конечно, я не слышу этого птичьего базара, но буквально кожей чувствую информационные волны, распространяющие весть о моей выдающейся честности, или наивности, в зависимости от вкусов и предпочтений ходячих «рупоров в юбках». Подобный приём, ограниченного управляемого информационного вброса, придётся применять в будущих политических манипуляциях во многих странах и территориях под моим контролем. Эпатаж и провокация, — вот мои мирные орудия, которыми должен суметь покорить мир в короткий срок. Короткий, в исторических масштабах, разумеется. Судя по тому эмоциональному окрасу, что вспыхивает при передаче новости обо мне и Зинаиде Апполинарьевне, деревенские приличия нарушены очень серьёзно. Говоря откровенно, сломано основное правило, запрещающее девке отдаваться мужчине до свадьбы. Ведь теперь, если наш пример окажется ненаказанным, любой парень, пожелавший секса до брака, может ссылаться на благополучно разрешившийся случай соития купчихи Кичигиной и сироты — пастушка. Фактом нашего разночинного брака, пусть законного, тоже нарушено негласное, неписанное правило, державшееся с древних времён. Конечно, в сказках допускается ситуация, когда Иванушка-дурачок, женится на Царевне Несмеяне. Но то сказки… Нарушение правил в реальной жизни, женитьба пастуха на купчихе, должна быть очень строго мотивирована, если допускается без карательных последствий для нарушителей. Можно бы изобразить вынужденный отъезд нашей четы, чтобы мне свободнее заниматься своими делами. Рано или поздно мне придётся покидать родное село, в котором хорошо помнят мою роль сироты — пастушка, «Васьки — говнотопа».

С другой стороны, нигде так нельзя надёжно возвыситься, как у себя дома. Потому так трудно добиться признания в родных стенах, что земляки наиболее требовательны, придирчивы и ревнивы. Окружающие постоянно давят всех соседей, особенно тех, кто пытается высунуться из привычной, затхлой среды единообразия. Как будто специально, ждут, самого сильного, который, наконец, сможет преодолеть давление из-вне и подняться над родным болотом, подобно пробке из бутылки. Только, как только выскочка достигнет уровня, недоступного большинству земляков, его тот час начнут превозносить, косвенно восхваляя своё болото и себя бесталанных. В этом и состоит грубая и несложная задача усреднённой серости. Значит, мне нужно показать такие достижения, какие ранее не случались на селе.

— Собственно, я на этом специализируюсь уже четвёртый месяц! — радостно анализирую историю своего присутствия в теле своего дедушки. Другое дело, что я стараюсь не выпячивать свою исключительность и особенность. По старой привычке, заимствованной ещё из социалистического воспитания, действую, как велит советская культура:

С другой стороны, — при всей верности мысли Некрасова, умный человек, тем и отличается от глупого, что обязан ощущать свой ум и большие «дары», — выданные ему на время природой.

Более ранний автор, прямо заявил:

— «Чем умнее человек, тем больше своеобычности он находит во всяком, с кем сообщается. Для человека заурядного все люди на одно лицо». (Блез Паскаль 1623–1662).

Заурядные, малообразованные крестьяне, долго не разглядят во мне выдающуюся личность, если я сам этого не подскажу. Как ни странно, моё наглое поведение, заключающееся в венчании с самой богатой невестой в округе, даст понять, тёмным и ограниченным землякам, мою неординарную природу. Причина проста: — раз я поступаю так как мне хочется, не сообразуясь с патриархальными правилами, принятыми в миру, значит, я имею на то право. Если, к тому — же, я ещё не буду наказан и даже осуждён высшим светом общества, мой авторитет поднимется до небывалых высот.

Это, самое простое, даже примитивное правило, набора веса в обществе, поможет покорить мир. Покорить, сначала своей известностью, а впоследствии и буквально. Не стоит бояться предъявлять миру свои успехи, как и свои пороки. Кто — то сказал.

— Грандиозные пороки привлекают одной своей грандиозностью. Люди думают: «Как же велики у него достоинства, что так велики недостатки», — особенно если с недостатками этими, легко смиряется общество и близкое окружение.

Как раз, такая, сомнительной чистоты история, раскрылась сегодня моему родному селу. Односельчанам, не совсем понятно, я сам сделал ребёнка купеческой дочке, или повёл её под венец, чтобы скрыть чужой грех.

— Если прикрыл чужое отцовство, то наверняка не даром, — однозначно поставят вердикт деревенские сплетники.

— Некоторые сомнения, может вызвать причина выбора купчихами Кичигиными, моей скромной фигуры, — задумался я влезая в роль сплетников.

— Могли бы и посолиднее найти подставного муженька в городе, за свои — то миллионы, — определённо будут судачить злые голоса.

— С другой стороны, — выдвинут предположение наиболее рассудительные.

— Молоденький сирота, много денег не запросит. Хотя и молод, но хорошо известен в высших городских кругах и дюже деловит. Тёщу, ещё раньше чем невесту, к своему делу приставил.

Мне понравились подобные рассуждения. Если бы они, точно, возникли в какой-то хитроумной и болтливой голове, а не в моём возбуждённом воображении.

— Кстати, вот и повод потренироваться «вдувая в уши» народу, нужную мне информацию! — сразу задумался, какими способами, через кого конкретно, лучше донести этот вариант сплетен.

Даже разговоры о себе, нужно координировать со своими задачами. Это мелочь. Простое дело техники внушения. Подскажу, нужные мысли, двум — трём, самым говорливым болтунам.

— Всё, что мог сделать заранее, сделал исключительно верно! — радуюсь, вспоминая мудрое древнее латинское утверждение:

«HONESTA QUAEDAM SCELERA SUCCESSUS FACIT» — успех и порочные дела делает почетными (Сенека).

Сын и дочку родил, — это безусловный успех. Женился на самой завидной невесте в нашей округе, — опять успех. Для равновесия, есть момент греха в моей жизни, — женился тайно, родила она рано, не по принятым у нас канонам.

Как бы простой народ не перестарался, роясь в «грязном белье» известных людей своего села?