— Как же озлобился русский народ, — размышлял я отстранённо.

— Если даже умная еврейская девушка, готова устроить безобразную драку, чтобы устранить мешающую ей конкурентку. Всегда доступная информационная сеть интернета двадцать первого века, моментально подсказала историю жизни, готовой избить меня, девушки.

— Ели переживёт сегодняшний конфликт, — с трудом сдерживаемой улыбкой, думаю я.

— Доживёт до тысяча девятьсот семидесятого года. Отличная пианистка, завоевавшая множество международных наград, будет принимать активное участие в строительстве социалистического общества нового типа, оставаясь преданной христианкой.

— Милая моя, — дружелюбно обнял за талию девушку.

— Мне твои расфуфыренные фраера совершенно неинтересны. Незаметно, для наблюдающих за нами парней, приподнял над землёй её худенькое тельце. Решил придерживаться старой легенды и тихо и спокойно объявил.

— Я работаю в цирке, гимнасткой, — кивнул себе за спину, в сторону студентов.

— Любого из них, завалю за две минуты. Подчёркнуто оценивающе оглядел растерявшуюся музыкантшу.

— Лично мне пацаны, если говорить честно, нисколько не нравятся, — погладил её по талии, где всё ещё лежали мои ладони.

— А вот ты, Маша, очень даже симпатичная и милая девушка, — многозначительно улыбаясь, подмигнул.

Девушка совершенно не ожидала такой реакции на свои угрозы. Моментально ощутила мою непоколебимую уверенность в своих силах, позволяющую спокойно шутить и не обижаться.

Так растерялась, что даже не сообразила, что я подбиваю к ней клинья. Пришлось повторить в более мягкой форме.

— Мария Вениаминовна, — только сейчас, девушка встрепенулась и посмотрела на меня более-менее осознанно.

— Машенька, я очень хотела бы считать вас своею подругой, — опустив глаза в наигранной скромности, предложил я.

— Не могу же я полностью довериться незнакомым молодым людям.

Применил старинный, испытанный способ быстрого влияния. Сначала выбил человека из седла, серьёзной и резкой угрозой, а после, поймал в сети взаимной симпатии, когда признался в своей любви. При других, более спокойных условиях, девушка сто раз подумала бы, прежде чем принимать мою дружбу, но когда вопрос стоит между фальшивой дружбой и настоящим избиением, люди склонны верить в обман.

Пытаясь сохранить лицо, ловкая евреечка, быстро взяла себя в руки, не забыв выторговать полезное для себя.

— Светочка, конечно я буду рада взять над тобой шефство, после твоего поступления к нам, — наклонившись ко мне, очень тихо, проговорила.

— Если ты обещаешь, во всём слушаться меня и не приставать к мальчикам, — многозначительно погрозила мне пальчиком.

Трудно поверить, что эта сексуально озабоченная деваха, чуть меня не побившая, заставит плакать Сталина, своей игрой на рояле. К ней, среди ночи, ворвутся агенты КГБ и отвезут в студию звукозаписи для изготовления пластинки специально для Отца Народов. Полученную Сталинскую премию, она пожертвовала Православной Церкви на покрытие «бесконечных сталинских грехов».

— Кстати, — снова одумываюсь, вспоминая возможность моего влияния на судьбы людей.

— Мне, возможно, не стоило слишком сильно её шокировать, чтобы она не передумала принять христианство через два года. Впрочем, легко задавлю память о событиях этого дня, теми каждодневными делами, что происходили в реальной жизни, без моего вмешательства. Данные о них всегда можно вытащить из истории и заглушить любое воспоминание о себе.

— Немного жаль, бесследно исчезать из будущих мемуаров интересных людей, — улыбаюсь, представляя, как бы Прокофьев или Мария Юдина, описывали сегодняшнюю встречу со мной.

Тем временем, замечаю, как от встревоженной группы, уже знакомых мне парней, отделяется Сергей Прокофьев. Он торопливо шагает к нам, в надежде замять надвигающуюся между нами ссору.

Мария этого не замечает, так как стоит спиной, потому я предупреждаю.

— Сейчас к нам подойдёт Сергеич, — не меняя выражение лица, одними губами шепчу новой подруге.

— Приготовься придумывать правдоподобную тему нашего разговора. Видя, как широко раскрылись её глаза, от испуга, дружелюбно успокаиваю.

— Ладно уж, не трусь, я сама придумаю что сказать, — широко улыбаюсь ей и насмешливо подмигиваю.

— Ты только поддержи меня.

Подняв глаза на приближающегося красавца, ласково приветствую.

— Вот вы какой талантливый, оказывается, — киваю на подругу.

— Мария советует дружить только с самым лучшими студентами, чтобы не терять время в разгульных студенческих вечеринках, — кокетливо наклонив голову, вопросительно смотрю на подошедшего.

— Как раз про меня речь! — нахально подхватывает мою легкомысленную манеру общения Прокофьев.

— В одиннадцатом году, в издательстве Юргенсона, вышел мой первый сборник авторских музыкальных композиций, — дурашливо изображая памятник, задирает подбородок и встаёт в «величественную» позу.

— Будете себя хорошо вести, познакомлю и вас со всеми столичными ценителями серьёзной музыки.

— Отлично! — быстро соглашаюсь.

— Только, мне бы было полезно, из — за моей неопытности, слишком юного возраста…Учитывая, что я совсем недавно появилась, не стала студенткой…, - обнимаю за плечи Марию.

— Мне бы хотелось, чтобы со мной постоянно находилась единственная девушка в вашем мужском коллективе.

Наигранно скромно улыбаюсь, глупо хлопая ресницами, и признаюсь.

— Я не столичная уроженка, мне трудно жить в незнакомом городе и одновременно много учиться.

Главное, для себя Сергей выяснил, — мы не ссоримся. Он, нарочито громко смеётся, слегка обнимая за талию нас обоих. Замечаю, как сразу успокаиваются парни, до сих пор внимательно следившие за нами.

Деловито интересуюсь.

— Так что посоветуете изучать, прежде всего, как опытнейший ученик консерватории? Парень легко покупается на неприкрытую лесть и садится на своего конька, Чувствуется, что тема музыки для него близка и интересна. Подробно разъясняет.

— Чем бы вы в последствии не занимались, крайне полезными будут уроки композиции.

— Лично я брал уроки музыкальной композиции у Лядова, у Римского-Корсакова, учился инструментовке, — вдруг нахмуривается и замолкает на некоторое время.

Очень осторожно и вежливо, спрашивает.

— Светлана, вы имеете какое-то базовое музыкальное образование?

— Я, например, перед поступлением сюда, два года брал частные уроки теории и композиции у Рейнгольда Морицевича Глиэра.

Не давая возможности ответить, вспоминает.

— Да, кажется вы говорили, что вам рекомендовали поступить сюда. Значит, вас уже кто-то прослушивал?

— На чём вы играете, или поёте? — молодой человек с любопытством вёл нас обратно, в гущу молодёжи.

— Давайте мы вас послушаем? — говорил он громко, уже для всех ребят, радостно встречающих нас на скамейке.

— Давай я гитару принесу? — соскочил худенький, стройный, молодой человек.

Теперь все смотрели на меня, ожидая ответной реакции.

Очень сдержанно, но вежливо, громко сказал, всё так же в образе юной девушки.

— Спасибо вам за вашу заботу и помощь, — слегка склонил голову.

— Но меня уже слушал в ресторане один из ваших преподавателей. Именно он и пригласил зайти сюда.

— К сожалению, — теперь уже не давал вставить слово я.

— Мне приходится много работать, чтобы иметь достаточные средства для существования.

— Вот потому и интересуюсь, возможно ли сдавать некоторые предметы экстерном? — повторил свой недавний вопрос вновь.

Студенты посерьёзнели и задумались.

Наконец, заговорил Прокофьев.

— В этом мире, возможно всё, — дождался, когда стихнет веселье вызванное его комментарием.

— Всё зависит от ваших способностей и преподавателей которым будете сдавать специальные дисциплины.

— По моему немалому опыту, — он театрально, печально всплеснул руками.

— Каждый специалист, считает свою методику преподавания единственно верной и требует точного соответствия своим канонам исполнительского мастерства.

— Скажу больше, — взглянул на окружающих, — Ребята подтвердят, что даже наши преподаватели, ревниво относятся к приёмам заимствованным у своих-же коллег, преподавателей консерватории.

Мария поддержала мудрым советом.

— Если будешь иметь такие — же заслуги как Сергей, — взглянула на Прокофьева с нескрываемым уважением.

— Тогда, возможно, руководство пойдёт тебе навстречу и разрешат сдавать некоторые предметы коллегиальным прослушиванием.

Из окна, где заседала экзаменационная комиссия, после небольшого затишья, раздались звуки арфы.

— Это последняя композиция, — заметил Прокофьев.

— Через пять минут всё завершится. Люди вокруг возбуждённо зашевелились. Студенты, их родные и друзья, собирали вещи. Корзины с продуктами, бутылки вина, книги и папки с нотами. Прокофьев, захватил из под скамейки, только коробку с шахматами.

— Он ещё и заядлый шахматист, — всплыла информация из википедии.

— «В тысяча девятьсот четырнадцатом году Прокофьев победил в сеансе будущего чемпиона мира Капабланку».

— «Великий человек велик во всём», — вспомнилась чьё-то изречение. Из своего опыта, решился добавить.

— Недостатки великих громадны вдвойне, так как увеличиваются в глазах обывателей до гигантских размеров.

Как и предполагал, из дюжины человек вокруг меня, выпускниками, были только трое, все остальные, студенты других курсов. Я и Мария Юдина, величаво вышагивали рука об руку в толпе мальчишек, вызывая законное любопытство. Как бы случайно, ребята остановились вдоль входа, в фойе консерватории. Сергей, горделиво шёл рядом, как бы охраняя нас, и показывая особые права на нас. Только сейчас, находясь среди ровесников, понял как бедно, блёкло и однообразно, одета современная молодёжь. Моё платье, пошитое в Париже, не отличалось роскошью и вычурностью, но оставляло впечатление неброской элегантности и изысканной простоты. Люди искусства, легко уловили мою необычность.

Нам с Марией, выделили лучшие места в первом ряду кресел, малого концертного зала, где происходило объявление, полученных на экзамене, оценок. После итоговой, общей оценки выступлений, директор консерватории дал слова председателю экзаменационной комиссии для оглашения оценок. Сев на своё место в президиуме, прямо напротив меня, Александр Константинович Глазунов, долго бросал на меня любопытствующие взгляды.

— Он не может припомнить, где видел моё лицо, — легко прочитал его мысли.

— Главное, почти уверен, что со мной связано какое-то важное событие.

Через десять минут, после того как закончилось перечисление полученных оценок и беспокойная юная публика бросилась к выходу, директор, попросил весь первый ряд задержаться на минутку.

Директор не мог просить остаться одну меня, потому, нам с ним, пришлось отойти от остальных задержанных им зрителей.

— Милая барышня, — поклонился мне директор.

— Простите за беспокойство, но мне очень знакомо ваше лицо, а при каких обстоятельствах мы встречались, никак не могу вспомнить.

— Ещё раз прошу прощения, — продолжал внимательно смотреть на меня, пожираемый удивлёнными взглядами студентов наблюдающих это странную сцену.

— Вчера, вы приглашали меня в консерваторию для возможного обучения, — скромно улыбнулся ему.

— Правда, я тогда был в образе нищего мальчишки, выступающего в ресторане.

Собеседник громко и откровенно рассмеялся, обнял меня и ещё долго улыбался, пока подзывал своего заместителя по учебной части. Мы переместились в кабинет заместителя директора, где Александр Константинович, распорядился организовать специальный просмотр для меня, уже завтра, перед началом выпускных экзаменов.

— У этого абитуриента, — показал он на меня.

— Есть особые обстоятельства, мешающие обычному порядку проверки знаний и умений.

— Можете оформить специальный приказ, — распорядился он секретарю, вынужденному задержаться вместе со всей экзаменационной комиссией.

— Напишите распоряжение с моей подписью, разрешающее, в порядке исключения, подобное нарушение правил.

Никаких объяснений, своим новым друзьям — студентам, я не дал, хотя они меня нетерпеливо поджидали у дверей консерватории. Сергей и Мария молча проводили, меня и директора, непонимающими взглядами, до самой пролётки. Только сейчас, все сообразили, кого я имел ввиду, мимоходом сообщив о «рекомендации преподавателя».

— Ну, теперь можно уверенно сказать, что Светочка поступит в консерваторию, — иронично подметил кто-то из студентов, наблюдающих сценку моего завидного знакомства.

— Зачем же она к нам подкатывалась? — недоумевая, как бы про себя, прошептала Мария.

Сергей, отлично услышавший последнее замечание девушки, так же тихо, предположил.

— Может действительно, хотела лучше подготовиться к будущей учёбе? — пожал плечами в раздумье.

— Для того и пыталась лучше разузнать мелочи, о которых неудобно спрашивать директора консерватории.

— Пожалуй, нам самим стоит искать её дружбы? — иронично подметил кто-то из студентов.

— Шустрая девушка к нам поступит учиться на следующий учебный год, — констатировал другой.

Наша с Глазуновым поездка, а затем, совместный ужин в кругу семьи, не внесли большей теплоты в наши отношения. Я держался максимально дистанцировано, изображал сконфуженную девицу, предварительно попросив хозяина, не раскрывать моё инкогнито. Уже собрал информацию, отчасти объясняющую это странное «приятельство», симпатию директора к его будущей студентке. Глазунов всегда отличался большим либерализмом.

— «О его чуткости и доброте ходили легенды. Так, он как-то обратил внимание на худенькую студентку, талантливую вокалистку. Девушка была весьма бедно одета. Узнав, что она обедает на четыре копейки в день, Глазунов вызвал ее к себе и объявил, что назначил ей стипендию — 25 рублей в месяц». - прочитал дословную информацию в интернете.

Надо полагать, он просто пытается выяснить, не нуждаюсь ли в дополнительной стипендии и я.

— Может быть, собирается проследить, насколько жадно буду есть? — улыбался внутренне, не собираясь залезать в его мысли для выяснения таких мелочей.

На самом деле, причина оказалась скрытой в элементарном профессиональном любопытстве, хотя музыкальных тем мы ни разу не коснулись. Всё прояснилось в своё время, когда слуги подали чай и пирожные.

Ещё вчера вечером, слушая мои песни двадцать первого века, композитор уловил странную мелодическую общность, выделяющую их из всего созданного доныне.

— Или это перевод песен иностранных композиторов, — ещё тогда задумался музыкант.

— Или, совершенно новый талант самобытного творчества, гениального автора.

Моё приближение к себе, имело целью выяснение главного вопроса.

— Насколько авторство, слышанной им вчера музыки, принадлежит этому мальчишке.

Против неприкрытого любопытства хозяина, я использовал проверенный метод игры в наивного и стеснительного простака, если точнее, простушку. Всё ещё играл роль девушки, чем развлекал хозяина. Он с удовольствием наблюдал, как жена совершенно не подозревала во мне мальчишку. Дочь, Елена, двенадцати лет, сразу влюбилась в меня, как только я показал несколько фокусов и согнул зубцы толстой железной вилки в разные стороны одними пальцами.

Надежда узнать меня больше, в непринуждённой домашней обстановке, у дяди Саши, как он попросил себя называть вне стен консерватории, безнадёжно проваливались.

Александр Константинович вынужден был перейти к примитивной, официальной манере опроса. Не выходя из за обеденного стола, он взял блокнот и карандаш.

— Сколько вам лет милочка? — прервал он мою беседу с его дочерью.

— Может быть, у вас есть какие — либо документы, удостоверяющие личность?

Мне не оставалось ничего другого, как со всей серьёзностью отвечать на простые и законные вопросы хозяина. Возраст, разумеется я назвал тот, на который выглядел. Назвал бы и вымышленную фамилию и имя, если бы дядя Саша не знал их со вчерашнего дня.

— Светлана, — моё сценическое имя, — гордо признался под восторженным взглядом Лены.

— В церковно-приходской книге я записан как Василий Георгиевич Кузменко, — его дочь, совместно с супругой, огорошенно уставились на меня. Обращаясь к супругу, хозяйка, растерянно разводя руками, убитым голосом, еле проговорила.

— Дорогой, разве такое может быть? Ведь ты представил её как Светлану…? Глазунов ощутил некоторую неловкость. Ему, солидном и влиятельному лицу столицы, приходится выглядеть мелким обманщиком, шутником. Он сам боролся с подобным поведением своих сорванцов. Недовольство собой, в любой момент готово было перекинуться на меня. В этом заключается спасительный приём любой психики, сколь угодно высокой. В простом народе этот приём называется.

— С больной головы на здоровую.

Изощрённый ум, наоборот, применяет самые сложные способы оправдания своей ошибки или оплошности, до которых простой человек никогда не додумается.

— Простите меня, пожалуйста, — встал с места, прижав руку к сердцу.

— Ради Бога извините меня за тренировку умения перевоплощаться в барышню, — смотрел только на госпожу Глазунову.

— Моя основная работа требует постоянного поиска новых форм и способов привлечения внимания людей, — многословием, пытался отвлечь внимание женщин от хозяина дома, помогавшему мне.

— Я собирался спросить вас, насколько достоверно получилась у меня превращение, ведь в этом заключается основная моя задача в цирке.

При упоминании о цирке, все, слегка улыбнулись.

— Согласитесь, — торопился закрепить едва намечающийся успех.

— Больших аплодисментов добьётся симпатичная девушка, чем худенький мальчишка похожий на беспризорника или хулигана, — сдёрнул красивый белокурый парик, обнажив коротко-стриженную голову.

Контраст между двумя масками был очень велик, потому мне с удовольствием поверили все собравшиеся за столом.

— Я уже два дня хожу в женской одежде, постепенно вживаясь в новую роль, — уже спокойно и деловито, открывал я тайны своей работы.

Лена захлопала в ладоши от радости и предвкушения «цирка на дому».

— Вы покажете нам что — нибудь из своих фокусов.

— Или вы поёте, играете на музыкальных инструментах? — вспомнила, что говорил её папа.

— Раз вы поступаете учиться в консерваторию.

Успокоившийся отец, не собираясь устраивать концерт, ввиду позднего времени, поторопился ответить за меня.

— Он очень искусно удерживает вещи на кончике пальца, — чуть помолчал и добавил.

— Кажется, это называется эквилибр?

Пришлось разочаровать слушателей, что эквилибр, это умение владеть своим телом. Например, стойка на одной руке, удержание равновесия на шаре или на проволоке.

Показал на роскошный и массивный, дубовый стул на котором сидел.

— Могу пройтись немного на этом кресле? — вопросительно взглянул на хозяина.

— На большее, к сожалению, не имею времени, меня давно ждут хорошие знакомые у которых я остановился.

Получив одобрительный кивок, обошёл двенадцать стульев, проверяя их на прочность. На самом деле, в этой ревизии не было особой нужды. Я вполне мог уменьшить свой вест наполовину, или на треть от обычной своей массы. Тщательность подготовки призвана доказать серьёзность моего отношения к предстоящему номеру. Соответственно, зрители, должны проникнуться моим вниманием к мелочам и сосредоточить всё своё внимание на мне.

Покачав выбранный стул на задних ножках, поставил его на середину комнаты. Подвязал юбку шнурком от ботинок, разулся, и медленно встал на руки, балансируя на резной спинке. Ноги, чуть перевешивались в сторону сиденья. Таким образом, стул крепко стоял на четырёх ножках. Изображая серьёзные усилия по удержанию равновесия, наконец, резко убрал правую руку, стоя на одной левой. Когда стихли дружные аплодисменты семьи Глазуновых, очень медленно, сменил руку, на которой балансировал на спинке. Выждав несколько секунд, встал обоими руками и осторожно, постепенно меняя центровку силы тяжести своего тела, добился, что стул встал на две задние ножки.

— Вот это и есть настоящая эквилибристика, — сказал я приглушённо, прерывающимся от усилий голосом.

Немного погодя, поднял левую ножку кресла, раскачиваясь на одной правой. Медленно, повернул стул вокруг опорной ножки. Опустив левую ножку чуть дальше от того места где она стояла ранее, поднял правую, помогая всем телом. Передвинул в воздухе и её, поставив почти вровень с предыдущей. Таким образом, двигаясь по пять — десять сантиметров за шаг, «пошёл» в направлении к окну.

Обеденный зал, выделенный для приёма позднего гостя, был просторным. Последние метры, остающиеся до окна, практически «бежал», не останавливаясь, не терял время на видимость балансировки тела над спинкой кресла. Едва прикрытое окно, спокойно растворил, пользуясь пальцами ног. Чуть покачавшись на руках, вывалился в открытый проём на улицу. В полёте крикнул.

— Спасибо за ужин, тороплюсь! Приземлился со второго этажа, на булыжную мостовую легко, как если бы спрыгнул с кровати. Босые ноги, отвыкшие от пастушьей беготни, сразу почувствовали остывающие, шероховатые камни тротуара. Не дожидаясь появления в окнах, испуганных лиц хозяев, стремглав бросился в темноту питерских переулков, к давно ожидающим меня братьям, юным революционерам.

Как и ожидал, в небольшом домике Собинова, ныне Комарова, меня ждала более многочисленная компания. Пацаны давно убежали, а дома, вместе с хозяином, прятались от посторонних взглядов, двое его соратников по борьбе. После моего отказа перекусить «чем Бог послал», мы с ними вышли на свежий воздух. Это образное словосочетание, явно ошибочно, применительно к воздуху рабочей окраины, пропитанной миазмами помоек и открытых уличных туалетов, встречающихся на каждом шагу. Мужики, сразу закурили, даже не предлагая мне. Они всё ещё не могли отойти от шока, встретив в стильной и ультра-современной барышне, потенциального помощника. Наконец, один из них, наиболее интеллигентного вида, в тонких круглых очках с прилизанными чёрными волосами, протянув коробку американских леденцов, дружелюбно спросил.

— Понятно, что где-то покормили вас, но от конфет, думаю, не откажетесь, — потряс круглую жестяную коробку, чтобы слипшиеся леденцы развалились.

— Спасибо, — как положено воспитанной девочке, пропищал я, взяв одну конфетку обсыпанную сахарной пудрой.

— Прямо из Америки, — прочитал название на крышке, которую он держал в другой руке.

Неожиданно молодой мужчина испугался. Посмотрев на меня затравленными глазами, собрался с духом, и подозрительно спросил.

— А откуда вам известны такие детали?

Я рассмеялся от всего сердца.

— Да просто, умею читать по английски, — кивнул на коробочку, шумно обсасывая во рту леденец.

— У вас крупными буквами написано, — «Сделано в США».

Мужчина облегчённо вздохнул, извиняюще глядя на соратников. Как выяснилось, этот революционер только вчера, тайно прибыл на борту английского судна в порт Петрограда из Нью-Йорка.

— Только этими конфетами и питался, сидя безвылазно в тайной каморке, — объяснил он свой испуг.

— Спасибо ирландским матросам, поддерживающим освободительное движение в России.

— Володарский, — протянул мне тонкую худощавую ладонь интеллигента.

— Можете звать просто, — Веня, — улыбнулся тепло и располагающе.

— Моисе́й Ма́ркович Гольдште́йн, — улыбнулся я в ответ, прочитав про него ссылку в википедии, а в слух сказал.

— Можете звать меня Лана, Светлана или Василиса, как вам покажется удобнее, — показал на своё платье двумя рукам.

— Пока я в этой роли городской барышни.

Любопытно, что даже в Большой Советской Энциклопедии, буква В., перед фамилией Володарского никак не расшифровывается, а мне он раскрылся.

— У вас красиво пошитое платье, дорога Лана, — на английском языке, польстил мне Моисей Маркович.

В Америке он работал портным уже три года, даже вступил в международный профсоюз портных и Социалистическую партию Америки.

Отлично зная английский язык, он хотел проверить меня на характерность произношения, надеясь таким образом узнать больше о моих учителях.

Хотя он был одногодком Сергея Прокофьева, они отличались, друг от друга, как земля и небо. Хитроватый и осторожный В. Володарский, вынужден быть постоянно настороже. Даже в интернете нет информации о его приезде в предреволюционный Петроград. Сейчас, по уверениям википедии, он должен издавать газету «Новый Мир», вместе с Троцким и Бухариным.

— Оказывается, большевики и меньшевики, не так уж ссорились между собой, — подметил интересную особенность появления Вени у большевика, путиловца Комарова.

— Не зря, сразу после октябрьской революции они все, в полном составе редколлегии, примкнут к большевиками.

Сейчас, по видимому, Володарский собирал информацию для своих товарищей в Америке. Положение в России давно казалось предреволюционным всем наблюдателям со стороны. Собрать сведения о настроениях народа, непосредственно в России, было жизненно необходимо, для продолжения борьбы из вне.

Вторым, представился Лазимир Павел Евгеньевич. Молодой человек явился от партии эсеров, или социалистов революционеров. Эта партия, в отличии от всех остальных, оставалась разрешённой, и, даже имела своих представителей в государственной думе.

С удивлением понял, что коммунисты, имели своих людей, во всех партиях и политических течения отличных от них. В принципе, исключительно мудро. Не зря, сразу после революции, большевикам так легко удалось объединить разрозненный, дико вольнодумный, казалось — бы, отряд мятежников.

Но сейчас, эти представители, сочувствующие деятельности РКП(б), приглашены для знакомства со мной из простого хвастовства. Мол, смотрите, какие молодые таланты примыкают к большевистскому движению. Немного опечалившись моей примитивной ролью, красивой наживки, быстро успокоился, найдя для себя выигрышные моменты.

Самое главное, оба человека, представленные мне, разнесут славу о моём странном образе в широкие массы революционно настроенных активистов. В будущем государстве рабочих и крестьян, именно они займут важные посты, что весьма важно для моей тайной деятельности по параллельному строительству собственного государства. Очень жаль, что, конкретно этих молодых людей, не удастся использовать в своих целях. Эсер Павел Лазимир погибнет в восемнадцатом году, а еврей Володарский, будет убит в тысячу девятьсот двадцатом.

Как и предполагал, дядя Коля, попросил меня повторить имена тех людей с которыми я встречался в заграничных гастролях и у себя дома, в Сибири. Как и ожидалось, перечисление имён известнейших людей произвело неизгладимое впечатление на парней. Правда, в этом времени, возраст в двадцать пять лет, являлся вполне зрелым и не допускал легкомысленного отношения к ним, как к молодёжи. Если говорить о жизни в деревне, хорошо мне знакомой лично, даже мой, десятилетний возраст, казался всем вполне самостоятельным.

— Кстати, — вдруг вспомнил я о своих деревенских обязанностях, хозяина, мужа и будущего отца.

— Некогда мне тут играть роль свадебного генерала, — резко осознал непродуктивную потерю времени.

— Спасибо Николаю Комарову, что свёл меня с этими людьми, но пора и делом заняться.

Не откладывая дела в долгий ящик, задрал юбку и показал мужикам свои босые ступни.

— Вы меня извините, — опустил платье, расправив его на бёдрах чисто женским движением.

— Но мне немного прохладно стоять с вами на голой земле.

Пока партийцы открыли рот от удивления, закончил свою мысль.

— Мне недавно пришлось срочно бежать из одного подозрительного общества, потому, не рискую подводить и вас, — указал на дядю Колю. — Особенно моего гостеприимного хозяина.

Не давая вставить и слова, попросил передать привет парням, обещал непременно ещё свидеться в будущем, пожал всем руки и быстро ушёл в быстро сгустившуюся темноту ночи.

Моё появление в доме у Капитолины Лукьяновны Кичигиной, моей официальной тещи, произвело ошеломляющий эффект. Видимо, мать и дочь уже забыли мой необычный способ возникновения на пустом месте, или моё женское платье, ввело их в замешательство. Во всяком случае, тёща буквально упала со стула, на который как раз присаживалась. Беременная супруга, хотя и осталась сидеть, весьма испугалась, то — ли вида упавшей матушки, то — ли неизвестной белокурой девушки, возникшей перед ними.

— Похоже, я слишком увлёкся лёгкостью перемещений, — понял свою ошибку. Быстро сдёрнув парик, почти моментально вылез из платья, оставшись в одних спортивных трусах.

Тёща, продолжая сидеть на полу, уже весело смеялась, а её дочь и моя супруга, Зиночка, продолжала болезненно охать, держась за большой живот.

Встала встревоженная Капитолина.

— Неужели выкидыш? — испуганно прижала руки к лицу, как бы стараясь заглушить, уже сорвавшиеся с языка слова.

— Ведь недавно только венчались, — тёща выдала фразу, как будто исключающую такие ранние роды.

— Так вы и знакомы то, трёх месяцев не будет, — уже более осознанно подсчитывала она возможные сроки.

Пришлось успокоить женщин искусственно, введя им в кровь дополнительное количество эстрогенов.

Ускоренное течение беременности объяснил специальным лекарствам, которые тайно давал Зине.

— Это абсолютно безопасно, — уверял женщин.

— Просто я быстрее хотел стать отцом.

Тёща и одновременно моя управляющая, всем Мендерским хозяйством, заполошно забегала по комнате.

— Надо быстрее готовить всё для родов, — повторяла она тихо, как заклинание.

— Ребёнку нужно пелёнок купить, коляску, горшок, соску… — перечисляла самое необходимое, по её мнению.

— У будущей бабушки слегка поплыла крыша, — предположил я серьёзно, про себя.

— Ей столько фантастической информации приходится перерабатывать, почти без моего вмешательства, что для тридцати восьмилетней вдовы, очень серьёзный стресс.

Одно её омоложение на десять лет, в качестве свадебного подарка, свело бы с ума и более привычный к чудесам разум женщины двадцать первого века.

Ускоренное развитие плода, принесло неожиданные результаты. Мои расчёты оказались неверными. Моя первая официальная супруга, носила под сердцем, полностью сформировавшуюся, двойню. Мальчишки были одними из первых, кого я программировал при зачатии. Чуть позже, старался обеспечить равномерное рождение, как мальчиков, так и девочек.

Очень похоже, судя по беременности Зины, внутриутробное развитие моих детей, ускорилось ещё больше, чем рассчитывал. Виртуальность, конечно, дело совершенно непредсказуемое. Вполне может случиться всё, что угодно. Только начал привыкать к одиночеству, и вдруг, просто как в сказке, ожидаю более совершенных помощников, чем все, бывшие до сих пор. Вроде бы должен радоваться, что события идут лучше, чем ожидал, но опять накатывает знакомая волна неприятных сомнений в собственной правоте. Как в детстве, когда не представлял с какой стороны подходить к решению совершенно незнакомой проблемы.

Насколько я был прав, ожидая одних только благ, от рождения новых людей, никогда не живших в этом времени? Если даже я сам, продукт этого времени. Тело моего деда, в котором сейчас размещаюсь, погибнет только весной тысяча девятьсот сорок второго года. Те «зомби — помощники», жизнь которых продлил, уже после смерти, предусмотренной их реальной историей, попадают под полное моё управление. Какую — же степень влияния смогу оказывать на тех людей, появление которых на свет произошло только благодаря моему вмешательству? Куда уж больше, той, что имею над спасёнными от гибели? А вдруг… Ну мало-ли? Наши взаимопроникновения будут ещё большими, чем с нынешними «зомби — помощниками»? Вдруг плюсы будут добавляться не только мне, но и им?

Хорошо помню, как долго мучился, пытаясь скрыть собственные мысли, в том момент когда открывал для себя разум спасённых, оживлённых мертвецов. Их сейчас набирается, наверное, уже больше миллиарда. Давно передал управление вновь прибывающими на мои тайные территории, таким же как они, только специально зомбированным для руководящих функций. Всю информацию имею только от них. Не рискую сканировать каждого новенького «зомби», как бывало раньше, когда мне все «зомби — помощники» были страшно интересны. Даже сейчас, иногда, непонятно почему, случаются прорывы их сознания в мою память, хотя ставить блоки давно уже научился. Вдруг, дети, которые родятся от моего генного материала, будут обладать более сильной способностью, считывать все мои мысли без ограничений?

Сижу и размышляю, гладя ладонью по большому животу Зинаиды. Она давно затихла и даже задремала. Поглаживая, успокаиваю уже не её, а самого себя. Тёща, давно сообразив, что я в силах справиться с любой проблемой, оставила нас одних.

Если говорят, что вступление в брак, открывает новый этап жизни, то для меня таким этапом, станет рождение первой двойни. Что тревожит меня, так это невозможность считывать мысли будущих новорождённых. Оказывается, дети, имеют какие — то ощущения, ещё находясь в животе матери. Как только что узнал из сети, они способны на чувства и эмоции.

— «Если отец регулярно разговаривает с плодом во время беременности жены, то почти сразу же после рождения ребенок будет узнавать его голос. Часто родители также отмечают, что дети распознают музыку или песни, услышанные в пренатальном периоде. Причем они действуют на малышей как прекрасное успокаивающее средство и могут быть успешно использованы при снятии сильного эмоционального напряжения».

— Наверное, поздновато я спохватился? — печально размышляю, в общении с будущим малышом, своим сыном.

— Но ведь прирождённые задатки моего деда, в девятилетнем теле которого я оказался, больше трёх месяцев назад, абсолютно не важны сейчас, когда полное управление его жизнью перешло в мои руки. Мой разум, сорокапятилетнего программиста двадцать первого века, полностью заместил сознание ребёнка. Точно так же, сознание новорождённых, будет улучшено, или даже заменено, разумом из будущего. Вот только чьим разумом будет улучшено? Моё сознание раздвоится, утроится… или чьё-то другое? Своих детей, за три месяца, «заложил» уже несколько сотен. Чьё сознание им подарю, если ситуация этого потребует? Можно ли их оставить воспитываться, обычным, привычным в этом времени, способом? Может быть, разумнее организовать для моих детей, специальную школу, на одной из моих тайных баз?

Как бы не сложилась ситуация после появления на свет моих детей, думать об их воспитании я обязан уже сейчас. На моих закрытых территориях, нет никаких учебных заведений, так как все знания получаются путём простого внедрения в разум прибывающих «зомби — помощников».

Как щедро дарю знания сейчас, так и отниму их, после выполнения задуманного научно-технического прорыва. Но вот о том, как будет существовать громадная общность людей, неожиданно проснувшихся в своём прежнем разуме, до конца я ещё не продумал. Я уже начал подбирать женщин из числа обычных, не убиенных и спасённых мною, для будущих браков. Это не такое простое дело как кажется. Женщин гибнет очень мало на войне, по сравнению с мужчинами. Мне приходится изымать из реальной жизни тех девушек, кто не родили детей, чтобы не допустить резкого изменения будущего. Распорядился о строительстве, на своих территориях, детских садиков и начальных школ. Как говорил мудрец.

— «Дайте нам лучших матерей, и мы будем лучшими людьми». (Жан Поль Рихтер 1763–1825).

Получается, если древний римлянин воспитывался бы в самых лучших условиях двадцать первого века, он вырос бы гением, по меркам своего, рабовладельческого времени?

Так и мне, придётся устроить воспитание своих детей, впрочем, как и всех остальных, по самым высшим стандартам, какие только существуют.

Дети, как известно, наше будущее. Следовательно, если я собираюсь покорить мир силой разума, а не оружия, мне необходимо воспитать лучшее общество. Не только мои личные дети обязаны быть совершенными, но и все дети, рождённые в моих закрытых резервациях, должны стремиться к пределу человеческого идеала.

Как ни печально, чем дальше продвигаюсь в этом, своём варианте реальности, тем труднее становится. Ничего не остаётся, как принять древний афоризм, за руководство к действию.

— «Из самых диких жеребят выходят наилучшие лошади, только бы их как следует воспитать и выездить». (Плутарх 46 — 127)