02.05.1916.

Вот я в центре Европы! В реальной жизни, в теле стареющего программиста, я даже из — за Урала не выбирался пятнадцать лет, а тут, на тебе, — весенний Цюрих 1916 года. На многолюдных улицах тепло исходит кажется из самой земли, от нагретых солнцем чистеньких мостовых. Благодаря моей влиятельной опекунше, меня, девятилетнего зауральского пастушка, помещают в центре старого города Schneggengasse 8, 1. Zurich Old Town — City Centre. Конечно я выбрал место сам, но ловко избавившись от малейших подозрений со стороны кураторши, а по совместительству австро-венгерской шпионки. Получилось это довольно просто.

Согласно приказу её руководства, меня должны были поместить в специальной конспиративной вилле с максимально усиленным наблюдением. Естественно, что резиденция находилась за городом. Тётя Хильда уверенно проинформировала меня, тоном не терпящим возражений: «Сейчас едем в деревню где самое свежее молоко, самый чистый воздух и много слуг». Я, ещё более спокойным голосом упёртого дитя, ответил: «Никогда больше не хочу жить в сельской местности». Ты наверное забыла, что я родился в деревне и с шести лет работал пастухом так как был сиротой. Один вид коров вызывает у меня тошноту. Тут мне действительно стало противно, так как вспомнил, что отсасывал молоко, воруя его прямо из грязного вымени. Меня так натурально передёрнуло от отвращения, что она перестала настаивать. «Выбирай сам, где бы хотел жить?» — недовольно подтолкнула карту — путеводитель оставленную мне нашими попутчиками. Она уже знала, что это была семья генерал — майора Селищева. Даже без умения читать мысли, по её выжидательному выражению лица, можно было понять, что она подозревает меня в сговоре с русской военной контрразведкой. Особенно её домыслы усилились после моего посещения Царскосельского дворца. Ведь даже если я и не встречался с императорской семьёй, как утверждаю, существует ещё охранная жандармерия, обязанная проверять всех стремящихся на аудиенцию к высочайшим особам. Именно там меня могли завербовать или просто взять под внешнее наблюдение. Первыми кандидатом на роль соглядатая подвернулась жена боевого генерала, участница русско — японской войны, Екатерина Дмитриевна Селищева в девичестве Черных. Будь я на месте германской контрразведки, тоже бы заинтересовался единственной русской, ехавшей с нами почти до самого места назначения. Только мои способности, считывать мысли возникающие у людей при нашем общении, убедили меня в случайности её появления.

Но мои мнения, для врагов России, совсем не авторитет. Тем более меня никто, ничего не спрашивал.

«Хочу жить в центре города» — и развернул карту на весь столик. Показательно закрыл глаза ладонью и ткнул пальцем точно в середину, попав в реку. Поблизости нашёлся Штатт Отель (Statt Hotel), на который я и указал с вопросом: «Пойдёт?» Поскучневшей госпоже Пруггер нечего было возразить. Место было действительно центровым и популярным. Но для меня его ценность состояла не только в туристической привлекательности, важнее близкое соседство с известным адресом Шпигельгассе,14. Всего в двух ста метрах снимает комнату скромная семья русских борцов с царским режимом. Что ещё примечательно, банкир из Pictet& Cie проживает тоже по соседству. Его банк расположен чуть дальше в официальном центре. Успокоив шпионку желанием отдохнуть с дороги, закрылся и тут же сбежал через окно третьего этажа. Мой попутчик, банкир Хансли, не ожидал такого быстрого появления. Пришлось напоминать наше, давно оговорённое, намерение встречи с его начальником. Он созвонился со своим банком, и только получив одобрение, мы отправились выполнять главную задачу командировки.

Моё первое появление там вызвало неприятное удивление директора: «Ребёнка могли бы оставить в приёмной у секретаря, господин Хансли». Благодаря выработавшейся привычке, ответственные встречи начинать с включения «экзаменационного режима» ускоренного мышления, чётко уловил причины непроизвольной антипатии. Более чем мой несерьёзный возраст, хозяина банка озадачил мой непритязательный внешний вид. Только когда я вынул из своего потрёпанного заплечного мешка портфель с ценными бумагами Царя Николая второго, а также доверенностями на право управления ими, хозяин кабинета всё быстро понял. Мой зауральский знакомый, устроивший нашу встречу Роби Хансли, чуть не заплакал, когда не дав ознакомиться с документами, его твёрдо попросили оставить помещение. Глядя вслед сгорбленному силуэту финансиста, прочитал горькие чувства обиды ещё не созревшие в конкретные мысли. Догнал своего старого спутника и пообещал обязательно навестить вскоре: «Есть более важное дело которое могу доверить только проверенному человеку» — добавил на ухо заговорщически. Пьер Вотье, как звали директора, внимательно просматривал документы уже второй раз, делая какие-то выписки. Молча наблюдал, ожидая его вопросов. Как и предполагал, тема первых вопросов коснулась подтверждения моих полномочий. «Господин Кузьменко, — осторожно, подбирая слова, начал банкир, — согласно международным правилам, заверять поручительство документов такого уровня положено подписями трёх человек, факсимиле которых широко известно». Нотариальная доверенность удостоверяющая подлинность вашей подписи заверена только одной известной мне личностью. Конечно император России достойное доверия лицо, но две другие фамилии мне не известны. Снова, молча развязываю свой сиротский сидор, с которым ещё просил милостыню по дворам родной Мендерки. Вынимаю несколько, заранее приготовленных банкнот. Ещё не взяв их в руки, финансист понял, что он должен увидеть — прочитал я его мысли. Уже для порядка сверяя подписи управляющих государственного банка, выслушал мой комментарий, что при необходимости, личная телеграмма любому из подписавшихся снимет последние законные сомнения. «Сомнения вполне оправданные, — добавил в его поддержку, — когда речь идёт о сумме в десятки раз большей». Эти процентные бумаги на пятнадцать миллионов сто двадцать тысяч шестьсот рублей, только первая часть зарубежных активов. На устремлённый, в немом изумлении взгляд, я печально развёл руками, подтверждая: «Мне поручено собрать все зависшие в Европе и по всему миру аккредитивы Романовых и Российской Империи». Кроме того, после окончания войны, вам возможно будут переправлены на хранение личные золотые запасы Романовых, оцениваемые в четыреста миллиардов долларов. Сознавая всю выгоду от подобного вклада, швейцарец мысленно потирал руки: «Чем могу быть полезен вам, уважаемый мессир?» О! «Я уже повышен в звании?» — чуть не похвалил я его за понимание важности момента. Ничего особенного, от вас не требуется. Главное, чтобы вы приняли все вклады под единственной моей подписью, безо всяких оговорок, как от частного лица. «Вы имеете все документы позволяющие сделать именно это? — склонил голову, заглядывая ему вопросительно в глаза. — Может быть позвоним Николаю Александровичу?» Наконец поняв, что все вклады России будет переведены только на моё имя, опытный банкир реально испугался. Желая быстрее снять с него груз недоумения, мягко, даже вкрадчиво, произнёс: «Разумеется снять деньги и проценты сможет доверенное мною лицо, вы же понимаете…?» — многозначительно не договорил фразу. Ушлый финансист сообразил, что мною уже подписаны доверенности на получение вкладов совершенно другим людям. Возможно для самого Романова или кому — либо из его родственников. Эти «золотые» бумаги будут лежать в сейфах России или той же Швейцарии, до поры до времени. Он только подивился, как идеально выбран исполнитель. Ребёнок не вызовет больших подозрений, долго проживёт, а при желании и наоборот, рано погибнет, не вызвав излишнего недоумения. Дети есть дети, тем более непоседливые мальчишки. «Ну надо же какой зверюга? — только и удивился я его циничным мыслям, — Не так жалко будет его кинуть». Как положено с ценным клиентом он предложил мне охрану за счёт банка, проживание и перемещение в пределах Швейцарии. Вежливо отказавшись, попросил лишь три велосипеда на время пребывания здесь. Господин Вотье удивился, но пообещал обеспечить меня требуемым транспортом. Прощаясь, он дружески посоветовал сменить одежду на более привычную в Европе. «Деньги, кроме российских рублей, имеются?» — неожиданно искренне и заботливо спросил он. «Ведь реально ценит меня и ему неприятно испытывать уважение к недостойно одетому клиенту» — понял я его не высказанные мысли. «Мне трудно успевать переодеваться согласно этикету каждого места куда я попадаю в этом путешествии, — вместо извинения признался ему на прощание, — а к бедно одетому мальчику всегда меньше внимания». Улыбнувшись, мужчина мудро парировал: «В центре богатой Европейской страны ваш наряд привлекает больше внимания чем думаете». Согласно кивнув головой поблагодарил и вышел из банка. Передвигаясь полупустыми, окольными улицами к дому господина Хансли, остановился подготовить документы для предстоящего разговора. Сидя прямо на мостовой, роясь в развязанном мешке с ценными бумагами, услышал звон монеты по камням мостовой. Подняв лицо увидел сострадательный взгляд слегка выпученных глаз, таких знакомых, по многочисленным фотографиям. Надежда Константиновна Крупская шла с дальнего рынка, того, что подешевле. Как раз размышления о своём нищенском существовании в эмиграции, а затем, вид ещё более бедного горожанина, заставил её расчувствоваться и бросить мне монетку от сдачи. Именно такие нищие встречались ей в России, в далёком Шушенском. «Прямо сибирский наряд побирушки» — подумала она сразу, как только увидела меня.

Возможно ностальгия по тому времени, которое я заставил вспомнить, или память о событиях случившихся девятнадцать лет назад, заставили её забыть правило не бросать ничего попрошайкам. «Пожалуй самые счастливое моё время, — подумала она вдруг по бабски горько, — любовь, свадьба с Володей, радостные ожидания». Почти всё в прошлом. Четырнадцатого февраля стукнуло сорок семь лет, что ещё можно ожидать в личной жизни, — остаётся отдать себя борьбе без остатка. «Господь вас благослови госпожа — матушка, — проговорил я по сибирски окая и перекрестился кланяясь профессионально, — здоровья вам, вашей семье и вашим детушкам». У расщедрившейся эмигрантки, от неожиданности, подкосились колени. Я предупредительно соскочил и поддержал её под локоток, наговаривая: «Всё равно ведь не бельмеса не понимаш, а падаш. Придётся до дома довести, однако». Быстро вернув самообладание, профессиональная революционерка ловко нашлась с ответом: «Да уж проводи родимый, а лучше сумку помоги донести». Не давая опомниться, спросила: «Сам — то давно из Сибири?» Открыв рот, изображая неимоверное удивление, восхищённо протянул акцентируя на «о»: «Так вы ишо и в Сибири бывали госпожа моя…?» — и нежно обнял её за талию, вместе со всеми покупками. Невольно польщённая детской откровенной радостью от нашей встречи, хозяйка пригласила меня отобедать. «Если ты не вшивый, — строго проговорила наклонившись к моему лицу, — и если дядя Володя разрешит». Пришло время сознаться, что я не беспризорный, чем обрадовал тётю Надю, как она разрешила себя называть. «А госпожой меня, или барином, моего мужа, никогда не называй» — погрозила пальчиком. «Так как ты здесь оказался?» — продолжила допрос, когда мы шли вместе неся её корзины. Очень сжато, в общих словах, пересказал ей свою историю. Из всех фантастических событий ей более симпатичны оказались, моё крестьянское происхождение и сиротская специальность пастуха.

«Значит ты пролетарий и мы, с дядей Володей, боремся за твоё светлое будущее» — уверенно резюмировала она поднимаясь на крыльцо и пробираясь по узкой лестнице дома Шпигельгассе,14. «Я тоже хочу помогать такой борьбе, — поддержал я её, — чем только могу быть полезен, если конечно выучусь чему следует». Всё ещё смеясь хозяйка перешагнула через порог громко крикнув: «Володенька, не пугайся родной, я привела нового борца за светлое будущее. Если выучишь, — будет тебе помощник!» Невысокий мужчина за столом оторвался от рукописи, непонимающе глядя на нас. «Здравствуй дядя Володя» — произнёс я опять окая и сняв с головы малахай поклонился в пояс. Только тут он заулыбался и вышел из за стола подхватывая наши покупки. «Вы пообщайтесь с Васей, а я пойду что — нибудь вкусненького приготовлю» — покидая нас кинула тётя Надя. «Нутес, откуда ты такой сибирячок взялся в Цюрихе?» — заинтересованно спросил Владимир Ильич. Пришлось рассказывать чуть подробнее чем его супруге. Моё пролетарское происхождение не произвело на него такого впечатления как мои способности вундеркинда. «Именно такие люди из низов, нужны будут новому народному государству для управления заводами и целыми городами» — возбуждённо, почти закричал он, хватая меня за плечи. Чуть успокоившись вспомнил недавние слова жены: «А учиться непременно нужно у самых мудрых людей прошлого». Партия поможет тебе учиться, чтобы накопленными знаниями ты делился с народом всю свою жизнь. Это и есть принцип постоянной борьбы. Сначала борьба за знания для себя, после борьба с темнотой и дикостью окружающих, чтобы эти знания им вернуть. Именно в этом высшее предназначение человека. «А если в нашей деревне не захотят получать знания? — задал провокационный вопрос — у нас и читать умеют только три человека, пашут землю и живут с того». Неожиданно Ульянов согласился со мной: «Верно, человеческий мозг страшно инертен». Если человека не стимулировать искусственно, его разум будет вечно стремиться к покою. «Почему западная идея благосостояния любой ценой, как вот в Цюрихе, порочна в корне, — задумчиво продолжил революционер — да по простой причине» — ответил сам себе. Избыток пищи мешает тонкости ума. Copia ciborum subtilitas animi impeditur. - говорили ещё древние латиняне. Как ни странно, насильственно вносимые проблемы необходимы для здоровья государства не меньше чем благосостояние жителей для его спокойствия от возможных бунтов или народных недовольств. «Ты понимаешь мою мысль Вася? — обратился собеседник ко мне, — или найти простые примеры?» Я кивнул головой и привёл цитату на немецком, продублировав по русски: «Противоречие есть критерий истины, отсутствие противоречия — критерий заблуждения. Там же, где нет никакого противоречия, нет и самой истины». — Гегель говорил именно про такие случаи. Хозяин буквально отвалил челюсть и, через некоторое время, тонким голоском закричал: «Наденька, ты ведь точно нашего помощника привела». Ты представляешь, он мне Гегеля наизусть цитирует. Крупская вышла с кухни, слегка раскрасневшаяся от спиртовки, комментируя только свои размышления: «Сейчас догадалась, что на улицах, расклеенное объявление о чудо мальчике внуке Григория Раскольникова который всё знает и может лечить людей, — это наверняка о нём». — Ты что же Вася, ещё и лекарем подрабатываешь? А у дяди Володи как раз с желудком проблемы… Будущий лидер пролетариата заржал как сумасшедший. «Полноте Наденька, обещаю, не буду я больше ходить в «Вольтер» к этим болтунам дадаистам не способным даже сосиски нормально сварить» — наконец объяснил хозяин. «Второй день поносом мучусь» — шёпотом сказал он мне перегнувшись через стол. «Нет, — вполне серьёзно ответил я уже уходящей хозяюшке, — только женщинам получается помогать и то не всегда». Дядя Володя сразу охладил, встрепенувшуюся было надеждой супругу: «Ты же видишь по рекламе, что шарлатаны используя одарённость парня, зарабатывают деньги, придумывая ему другие способности». На знании иностранных языков в Швейцарии не заработать, тут все три языка с детства изучают. Они его отличную память, эксплуатируют, чтобы доверчивым иностранцам втолкнуть идею его умения врачевать. Мол, если в одном талант, то и в других делах особенный. Я влез в разговор взрослых предложив вылечить хозяина от поноса, а если получится, попробую и хозяйке помочь. Тут уже засмеялась Надежда Константиновна: «Ну ты Василёк и сравнил». От моей болезни лекарств пока не придумали, а у Володи и так скоро желудок успокоится. Тем не менее я попросил разрешения попробовать. Налив чистой воды из графина, сходил в кухню и чуть всыпал сахара, попутно проткнув палец и капнув пару капель своей крови. Вернувшись, вручил стакан «желудочнику» попросив выпить только пол-глотка. Хозяйке разрешил принять сколько сможет, — медленно выпила всё, с улыбкой переводя взгляд с меня на мужа. «Ну, теперь если у нас не будет ребёночка, мы тебя не возьмём светлое будущее строить» — с грозной усмешкой сказал муж. «А если появится, то я буду в первых рядах строителей» — утвердительно завершил я мутно — мистическую тему. Все облегчённо рассмеялись и принялись пробовать мясо приготовленное не очень умелой кухаркой.

Перейдя к чаю, дядя Володя поинтересовался моими планами на ближайшее будущее. Сказал честно, что задерживаться за границей долго не имею желания. Планирую, пока лето, прокатиться по всей Сибири на велосипеде. Благо мне недавно подарили. Хозяин заинтересовался и предложил передать записки его соратникам «временно проживающим» в Сибири. Он хотел уже готовить текст, но я успокоил, что буду находиться здесь минимум две недели. Собрался уходить, когда пришла гостья, которой тётя Надя меня представила как внука Григория Распутина и мастера по всем женским болезням. Все опять рассмеялись но попросили повторить моё лекарство для тёти Инессы, что я с удовольствием приготовил. Если Инесса Арманд станет моим «зомби — ассистентом» после сентября 1920 года, когда она должна умереть, это фантастически полезное приобретение. «Тётя Надя если есть желание, ты можешь сама лечить мим лекарством которое я сейчас принесу» — протараторил выбегая из квартиры. Домчавшись за секунды до рынка, купил, не торгуясь банку мёда, зарядил его каплями своей крови, перемешал и через несколько минут был у дверей Ульяновых. Вручил хозяйке с наказом, раздавать всем кому понадобится по маленькой частичке. «Даже булавочная головка, положенная в бочку мёда, придаёт ему точно такие же свойства» — уточнил на прощание. Не давая времени для благодарности, прокричал: «Вы поверите, когда через неделю почувствуете себя лучше» — и скрылся на тёмной и крутой лестнице.

Я действительно опаздывал к своему знакомому банкиру Хансли. Пулей домчавшись по нужному адресу, заскочил к нему домой через окно. Приступил сразу к делу: «Моим знакомым ссыльным поляка из Сибири, требуется установить связь со своими родственниками и по возможности помочь им деньгами на дело освобождения родины. Ваша задача, установить связь с господами, имена которых вам запишу, взял лист бумаги со стола. Хлопоты посредника будут оплачиваться отдельно, передал ему толстую пачку российских ассигнаций заготовленную на улице перед встречей с Крупской. «Когда ехать? — встал он со стула изображая сиюминутную готовность, — что необходимо передать борцам за свободу?» — Пока только моё имя, адрес и сообщить о готовности сотрудничать всеми средствами когда они будут готовы. Сейчас Польша оккупирована Австро-Венгерской и Германской армиями, потому ваша помощь так высоко ценится. Всё же хорошо, что я предусмотрительно взял украинскую фамилию родного отца для этой поездки, а не ту, что получил от усыновителей. Как у каждого «порядочного борца», у меня будет два, а то и три псевдонима. «Всякий глубокий ум нуждается в маске, — более того, вокруг всякого глубокого ума постепенно вырастает маска, благодаря всегда фальшивому, именно, плоскому толкованию каждого его слова, каждого шага, каждого подаваемого им признака жизни». Кстати, автор этих слов, Ницше, преподавал в восьмидесяти километрах от Цюриха. Было бы время обязательно навестил славный город Базель, но у меня по планам деловые визиты в столицы европейских государств. Требуется срочно выручать денежные активы России и царской семьи.

Кстати, прошёл уж час после разговора с директором банка, значит велосипеды должны быть куплены и ждать меня в их гараже. Мог бы тут же перенестись в заранее подобранное, глухое место в переулке вблизи моей цели, но телепортация среди дня, в центре многолюдной Европы кажется мне пока опасной. «Не стоит спешить, — размышлял я шагая не торопясь, — как раз есть ещё несколько причин вспомнить старых друзей». Именно сегодня должен был геройски погибнуть в бою авиатор Александр Николаевич Успенский. Моё вмешательство с подпаиванием в вагоне, а затем его, совершенно самостоятельная, развратная и бессонная ночь с моей Зауральской благодетельницей, попадьёй, привели к резкому изменению линии его судьбы. Сначала военнообязанного забрал, спящим на вокзале, военный патруль, а после, по моему совету Николаю второму, перевели под арест в Зимний Дворец.

Сегодня он, наконец, ощутил моё сознание параллельно со своим собственным. Как всегда в таких случаях, шок от присутствия иного разума в своих мыслях сильно напугал парня. Давно заметил любопытную закономерность, чем выше по развитию личность, тем труднее психологически воспринимает моё внедрение в свой разум. В данном случае, ощущая все его невысказанные мысли, эмоции и чувства, отлично понял оптимальную сказку которую с радостью примет его душа за истинную. По своей привычке меньше врать, рассказал ему о необходимости спасения Отчизны путём служения Его Величеству в качестве личного адъютанта. «Твоя задача будет подсказывать ему нужные решения, — «дул» прапорщику напрямую в мозг, — передавать мне его пожелания и приказы». — Сейчас же проси дежурного офицера дать тебе к телефону лично Царя. Не бойся, я предупредил Николая Александровича, что когда придёт время ты сам позвонишь ему. Или Самодержец забыл предупредить охрану, или этот офицер не входил в число доверенных лиц, но нам, вернее арестанту прапорщику Успенскому, пришлось пять минут уговаривать дать разрешение на связь с царём. Александра препроводили в узел связи Зимнего, где позволили только дать телеграмму в секретариат Императора. Прапорщик продиктовал: «Ваш адъютант Успенский готов к работе». Авиатор собирался было оставить кабинет, чтобы ждать результатов, когда сразу пришёл ответ» «Успенскому срочно прибыть в распоряжение Н.А. Романова». Видимо телеграфист царя имел заранее заготовленный текст на подобную телеграмму. Видя обалдевшие физиономии служащих, Успенский только теперь поверил до конца в своё «великое предназначение», уловил я чётко из его ощущений. Дав ещё некоторые технические распоряжения, дружески и тепло расстался с его разумом. «Вот что значит красиво уметь развести лоха! — подумал, подходя к цели своего пешего путешествия, — а признайся я ему, что вербую агентов чтобы красиво «слить» Российскую Империю, такого приёма бы не дождался». Хотя на само деле всё обстоит именно так. Моя задача упокоить неизбежно отмирающее с наименьшими потерями. Даже смерть Великой Империи можно так исполнить, что это будет красиво, а самое главное, выгодно мне. «Нет в искусстве ни темы, ни модели, которых исполнение не могло бы облагородить или опошлить, сделать причиной отвращения или источником восторга». Поль Валери.

Во внутренний двор банка меня пустили без дополнительных вопросов. Видимо директор очень подробно расписал мой внешний вид подчинённым. Старший вахты, удивлённый странным приказом и чудным гостем, провёл меня лично, к припаркованным во дворе велосипедам. Техника не самая скоростная, но она и не должны привлекать внимание своей дороговизной и новизной. Главная задача велосипеда симулировать передвижение, а ускорение я буду обеспечивать своими, только мне подвластными способами в этом мире. Медленно вырулив из ворот, плавно повернул на узкую пешеходную улочку. Давно подмеченный мною склон, вдали от города мягко зашелестел травой под колёсами, как только я представил себя на нём. «Расстояние, километров пять, наверное будет» — прикинул одобрительно. Если постоянно передвигаться с подобной скоростью, пять километров в секунду, то за час могу освоить восемнадцать тысяч километров. Мне такого совершенно не нужно. До Парижа, где находятся самые крупный вклад, всего шестьсот пятьдесят километров. Самый дальний, — Мадрид, в два раза дальше. Но ничего страшного. Сделав дела в Париже, спрячу велосипед в пригороде и телепортируюсь обратно в Швейцарию налегке. В следующий раз мне уже не нужно будет преодолевать расстояние до Парижа, раз запомнил укромное место. Благо, что память, поддержанная хард дисками моего компьютера, пока отлично выручает.

Торопиться не стоит, особенно в первый раз. После каждого перемещения, тщательно исследую всплеск ментальной активности направленный на меня. Пока, преодолев около двухсот километров, всего один раз, моё «явление из воздуха» заметил пастух. Пришлось наложить ему повтор предыдущих двух минут его жизни, что при однообразной работе на природе, осталось совершенно незамеченным. Как всегда, за важным делом, мне пришла новая рационализаторская идея. Даже прекратил периодические скачки через пространство и спокойно катился со скоростью более ста километров в час. Редкие прохожие с удивлением оглядывались на несущийся велосипед, но тут же отворачивались, когда я внушал им чувство равнодушия. Внушать пофигизм чуть проще, чем полностью заменять память аборигена. Именно про автоматизм внедрения одного и того же внушения сейчас и задумался. Ведь если мне удалось настроить программу «зомбирования» спасённых в бою, заставляющую их безотчётно устремляться в нужные мне регионы России, почему не получится такая малость, как минутное забывание неординарных проявлений моей деятельности. Разум живого человека, попадающего в моё полное распоряжение после смерти, меняется значительно больше. Именно поэтому он так полно раскрывается в памяти моего компьютера. Этого разума просто не должно существовать по законам прежней, не изменённой мною, реальности. С продолжающим жить сознанием, ситуация чуть сложнее. Я легко могу считывать только мысли направленные на моё конкретное вмешательство, на то, чего не было в действительности. Вычленить мысли о себе, тоже легко, по простой причине: Если я начинаю что либо воспринимать, значит кто-то думает обо мне. Вот и всё правило! «Уже на одном этом факте можно строить программу!» — решаю радостно, чуть не проскочив поворот. Пожалуй даже больше. Этот же принцип я могу использовать в деле предупреждения от сбегания моих «зомби — ассистентов». Более того, гарантировать не только постоянное присутствие спасённых, там где мне нужно, но их полное молчание про мои задумки и дела. Ведь прежде любого действия или слова возникает мысленное намерение его совершить. Остаётся только запомнить алгоритм подобной ментальной активности мозга «зомбака» и любые его действия, противоречащие моим интересам, будут пресекаться ещё не совершёнными. Останавливаюсь, чтобы выполнить задуманное. Проверив все две площадки сбора «оживлённых» помощников, выясняю самое главное. База под Курганом неимоверно разрослась за эти дни, там уже приступили к установке станков для производства оружия — молодцы! Именно там, набираю больше всего примеров противоречащего моим интересам поведения. Собираю и фиксирую особенности «криминального» мышления, подробно расписываю образ действий после таких «сбоев». Для облегчения участи «нарушителей» прописываю им обязанность забыть бередящие душу воспоминания. Ну не зверь же я, чтобы провоцировать людей на повторяющиеся мучения. Теперь, только одно намерение или мечта о свободе будет вызывать самоторможение, а в качестве замены, активизацию деятельностной мотивации личности. Мечтали о свободе, — будут искренне хотеть больше работать на меня. Возможно, такой приём немного циничен. Но именно так с нами поступает сама природа или Бог, если Он управляет людьми. Это чем — то подобно описываемому Фрейдом процессу сублимации — превращения половой активности человека в творческую инициативу и вдохновение. Именно поэтому самый сильный креативный зуд в нас проявляется в моменты наиболее сильных гормональных всплесков. Девочки и мальчики начинают активно писать стихи, переписывать песни в свои личные дневники, пытаясь заместит половую неудовлетворённость удовлетворённостью творческой. Мне всегда нравился процесс «загрузки программы», если его можно так назвать. Я просто подробно перечислял в уме все характеристики действий которые требуют изменений, все результаты, которые должны быть получены, а после давал простую команду на исполнение. Уже несколько раз правил программу «зомби — ходоков», двигающихся тайно с фронтов, всё получалось идеально успешно. В который раз задумываюсь на странной лёгкостью моего влияния на это виртуальный мир. Знаю, что ничего в реально мире, в том котором сейчас сплю у компьютера, не измениться. Пусть даже и так, но если я играю в игру, правила которой узнаю в процессе участия, значит есть создатель этой игры? Моя роль оказалась только в умении проникнуть сюда, в это виртуальное время в теле моего деда. Но какой смысл Создателю игры строить нереальный вариант прошлого с моей помощью? Если судить по тому, что все мои задумки и решения пока выполняются, движение осуществляю в верном направлении? Кстати, уже минут пятнадцать лежу в копне сена, на полдороге до Парижа.

Оставшееся расстояние, проверяя новую программу, преодолеваю за пять минут. Всё отлично, заметившие меня, автоматически перекодированы и ничего уже не помнят. В пригороде, выбираю высоченное дерево, на вершине которого прячу велосипед. Заповедник Уаз — Пеи де Франс, разбираю по карте развёрнутой интернетом перед мысленным взглядом. Прямо с этой высоты переношусь на максимально дальнее расстояние. До самого города двадцать километров преодолеваю за полминуты, нагло возникая на глазах многочисленной публики. Такое открытое перемещение явно увеличит скорость моего движения, что крайне необходимо в этом путешествии. Кроме текущей задачи, мне крайне нужно попасть в Сиам, Австралию и Америку, чтобы до марта 1917 года вытащить деньги империи. Заодно определю точки для будущей телепортации и награжу своими клетками тамошних мужчин и женщин. Рождённые от них дети будут моими полными копиями, обладающими всеми способностями что и я. «Иной раз и нужды транспортироваться лично не будет, — мысленно потираю руки, — только прикажу и всё сделают как я сам». Спасённые от смерти аборигены хоть и принадлежат мне, особенно после последней кодировки, всё же не владеют всеми моими способностями и умениями. Кто знает, может быть эти задатки во мне ещё разовьются с появлением генетических родственников? А может и наоборот, — ослабят своё проявление в потомках и во мне самом? Главное, придерживаться выбранного пути на возрождение России после октябрьской революции. Похоже это направление активности устраивает природу этой виртуальности, программу или программиста? За серьёзными рассуждениями не заметил как оказался перед нужным домом.

Парижский банк самый крупный держатель Российских государственных вкладов. Главный Banque de France (Банк Франции) учреждён в 1800 году лично Наполеоном Бонапартом. Именно в него я и пытаюсь пройти мимо раззолоченного швейцара. Как ни говори, директор Швейцарского банка был прав, — встречают по одёжке. Проверять моё состояние ума, в дверях главного финансового учреждения, никто не уполномочен, — потому выгоняют взашей. Конечно, могу переместиться куда потребуется используя сверхспособности, но в данном случае всё должно идти максимально естественным образом. В ближайшем обменном пункте отдаю свои рубли взамен франков. В мыслях менялы чувствую довольство от удачного обмена, вернее обмана, нищего мальчишки укравшего деньги у иностранца. Многозначительно добавляю ещё пять рублей, внушая жулику цифру пятьсот. Я обманывать могу ещё лучше. В ближайшем ателье выбираю строгий деловой костюм. Пока мне подгоняют по фигуре одежду, в соседнем заведении делаю прическу. Мастер делает меня на вид много взрослее. Чуть стесняясь, прошу у него наметить мне лёгкие усики. Объясняю это шуткой которую хочу проделать со своей взрослой подругой. Сначала он, заинтересовавшись сам, решает наклеить мои же состриженные волосы, жиденькими пучками прямо под носом. После нескольких попыток предлагаю идти другим путём. Исследовав вопрос в интернете прошу разрешения показать какими бы я хотел видеть свои усы. Удивлённый парикмахер восторженно запоминает те приёмы, которые показываю ему, пока делаю три вида усов и даже бородку на тюлевой основе. Тут же смешиваю несколько жидкостей, изобретая нечто вроде бесцветной смолы. На прощание стираю информацию о моём посещении и даже не плачу за работу. Через пять минут, тот же швейцар молча открывает мне двери, подобострастно склонившись в выжидательном поклоне. Простое действие выдачи чаевых вызывает у меня внутреннее затруднение. «Я никогда не платил слугам» — вдруг понимаю весело. В своей взрослей жизни сорокапятилетнего программиста я был не многим опытнее нищего пастушка, в тело которого переместился мой разум. Солидный саквояж, трость и небольшие усики оказали нужное впечатление на конторского клерка, попросившего меня подождать в приемной заместителя директора банка. Заявленная тема: «Очень крупный вклад в ценных бумагах и золотых рублях» — содействовала быстрейшему приглашению меня в кабинет.

Начал я сразу без околичностей: «Мне поручено изъять крупный вклад хранящийся в вашем банке и перевести его в один из Швейцарских» — выдержав положенную паузу для обдумывания сказанного, продолжил: «Мои доверенные лица и я ждём выполнения ваших обязательств в максимальный срок — семьдесят два часа». Неожиданная резкость заявления и твёрдость не свойственная моему возрасту, удивили банкира. «Простите, месье, вы не упомянули о каком вкладе идёт речь?». - с опасением спросил хозяин кабинета. «Вклад принадлежащей Российской Империи и лично дому Романовых» — чётко ответил я. Служащий банка понял, что его неприятные ощущения оправдались полностью. «Но такую сумму мы должны сначала подготовить, собрав по всем филиалам, — начал он тянуть время, — затем перевезти сюда и только отсюда весь золотой запас может быть переправлен Швейцарию». Конечно, такой вариант событий мог быть исполнен в мирное время. Сейчас же Швейцария недоступна из за нашей войны с Германией. Он очень надеялся, что удачно выкрутился, но я мягко напомнил: «В банках Швейцарии, вами хранятся суммы в десять раз большие чем требуются нам, — начал приводить контраргументы, — через аффилированные банки, проще говоря зависимые от вас, вы можете через три часа перевести всё в тот банк, что мы укажем». Конечно, тайна Швейцарских банковских вкладов священна, но не для контрразведки такой крупной державы как Россия. Вообще, могу дать вам совет, не ссориться с Россией если Франция рассчитывает на дальнейшие дружеские отношения, какие сложились после нашей победы над Наполеоном. Нарочно подчеркнул «нашей», чтобы вывезти из равновесия и без того запуганного финансиста.

— В случае невыполнения этой мелкой банковской операции, которая конечно должна остаться тайной, мне поручено передать предупреждение о возможности разрыва Россией тройственного союза и поиска путей мира с родственниками нашей императрицы Victoria Alix Helena Louise Beatrice von Hessen und bei Rhein. Последний раз намекаю, что через трое суток от меня ждут подтверждения перевода. Советую действовать оперативнее.

— На сём хотел бы откланяться. Да, чуть не забыл, ровно через сутки я вам позвоню с ожиданием положительного ответа. В случае если его не будет, вы меня больше не увидите. Извините, военное время, сами понимаете — конспирация. По военному стукнул каблуками, как видел в комедиях про немцев и строевым шагом оставил кабинет с ошарашенным хозяином. Главной моей задачей было ошеломить собеседника, чего я с успехом добился. Он даже не спросил мои верительные грамоты и доверенности. Воистину: „Наглость города берёт“. Теперь остаётся только дистанционно следить за мыслями возникающими по теме финансов и вовремя их корректировать в нужную мне сторону.

Абсолютно успокоенный и воодушевлённый новым рационализаторским приёмом телепортации, оказался в Мадриде через пятнадцать минут. В виду незначительности вклада, просто перевёл его на своё имя, что не вызвало никаких проблем. В патриархальной Испании, служащие испытывали почтение к гербовым документам любой страны. Только один раз мне пришлось прибегнуть к внушению, когда захотел посетить крупнейший в Европе винодельческий завод. Оторвавшись от навязчивого гида, по совместительству соглядатая, добавил несколько капель своей крови в огромные бочки с вином. Вернувшись к экскурсоводу, увлечённо рассказывающему историю виноделия с Римских времён, уточнил, время созревания вин и закладки новых ёмкостей. По информации, выуженной из интернета, именно Испания являлась крупнейшим производителем вина в Европе в начале века. В тройку лидеров входили Франция и Италия. Вино самый идеальный распространитель моего генетического материала. Не зря в религии причащаются именно вином. Кто знает, может быть прежде, это символическое действие несло совершенно реальный смысл. Например, сейчас я уверен в появлении здесь моих генетических копий. Конечно, по внешним признакам они окажутся полностью похожи на своих родителей, но одновременно, одним маленьким участком в цепочке ДНК, связанными с моим сознанием. Собственно, даже ребёнок, в теле которого я так активно действую не принадлежит моему реальному миру. Это просто фантом моего дедушки появившийся в результате симбиоза двух компьютерных систем. Один компьютер — мой персональный, домашний. Другой суперкомпьютер — вода с которой я взаимодействовал. На момент переноса сознания я просто грел ноги в тазу с водой, в нарушении техники безопасности одев аппарат регистрации мозговой активности на голову. Случайным образом все жидкости в моих клетках вступили в резонанс и мой разум соединился с памятью воды через состояние сна. Уже в сотый раз проигрываю в голове события в результате которых оказался заброшенным в прошлое на девяносто девять лет. Кое — что открывается, но очень медленно и неохотно. Весь этот мир не реален, на самом деле, но ощущения от существования в нём абсолютно правдивы. Чтобы не сойти с ума, придумал себе считать открывшееся прошлое, своего рода игрой. Моя догадка оказалось верной. В игре легче пережить любые затруднения, считая их очередной ступенью для достижения следующего уровня. Вот и сегодня, открыв возможности незаметного скоростного путешествия, перешагнул на высшую ступень. Уверен, что рождение первого ребёнка, с моим участием, добавит мне преимуществ. К сожалению, стопроцентной уверенности пока нет, так как первый ребёнок зачат лично мною, всего лишь шестнадцать дней назад. Если считать моё появление в теле девятилетнего пацанёнка с двенадцатого апреля, то первого, традиционно зачатого дитя уже через три дня, можно считать серьёзным достижением. По всем законам природы через двести восемдесят четыре дня, плюс — минус пятнадцать, должны появиться сразу два сына. Именно так я приказалс воему компьютеру через оставшуюся ценную связь. Ценную в буквальном смысле. Электроэнцефалограф «Voyager», заимствованный на время опытов тянет на пятьдесят пять американских долларов, что совершенно неподъемная сумма для бедного программиста. Именно этот сложно выделанный шлем связывает мой сон не только с компьютером, но и со всей интернет — сетью. Недавно почувствовал, по ускорению соединения, что вся сеть перенесена в мои хранилища информации. Теперь спокойно, в любых объёмах, могу моментально перекачивать нужные сведения моим „зомби — помощникам“ создающим тайную военную промышленность недалеко от моего родного города. Отпала необходимость постоянного контроля с моей стороны. Моя задача сузилась до стратегического планирования будущего квази — государства на территории СССР, пока ещё не существующего. Как известно из классики: „Лучший экспромт тот, что хорошо продуман заранее“. В подобных полезных размышлениях прошло полчаса, пока объездил все мало — мальски крупные винодельческие заводы Испании. Очень интересно испытать любовь местных девушек, но время слишком ограниченно. Запоминаю множество подходящих для телепортации мест и исчезаю, сразу оказавшись на склоне знакомых альпийских лугов, недалеко от Цюриха. Дорогой парижский костюм, прячу высоко на заснеженной скале, явно недоступной для человека.

Только закатив велосипед на место в каретной возле банка, ощутил тревожные мысли моей добровольной кураторши. „Она стучится в дверь моей комнаты“ — понял причину внимания госпожи Пруггер. Забившись в тёмный угол, исчезаю, не обращая внимания на возможных зрителей, срочно телепортируюсь прямо в свою комнату в гостинице Штатт Отель. Потягиваясь и зевая, открываю двери тёте Хильде. Успокоенная журналистка, всё же подмечает: „Что — то в тебе изменилось?“. Мне остаётся только взлохматить свои подстриженные волосы, спрятав новую причёску, лениво огрызнуться: „Не выспался наверное всё ещё, благодаря вашим стараниям“. Извинившись вполне серьёзно, опекунша сообщает о моём первом выступлении через полтора часа. „Тебе хорошо, — говорит она с завистью, замечая моё спокойствие, — ты из Сибири и не знаешь нашей трудной публики“. Я едва не смеюсь вспоминая аналогичную поговорку моей юности: „Ему хорошо, он дурак“ — говорили у нас на курсе про особо нахальных студентов. „Ну что же, — решаю сострадательно — снисходительно, — надо будет помочь моей подставной опекунше“. Хоть она и считает себя крутой предпринимательницей, ухитряющейся совмещать три вида деятельности, на моё путешествие спровоцировал её я. Теперь, чтобы не вызвать лишних разочарований, нужно умеренно подыграть. Мне ни к чему слишком большая слава, хватит стандартной известности вундеркинда. С другой стороны, на одном любопытстве народа много денег ей не заработать. Только пообещав плебсу конкретную пользу, в виде излечения, можно вынуть деньги из карманов прижимистых бюргеров. Дядя Володя Ульянов сразу просёк верный план моего промоутера. — Разжечь интерес и уважение к моим „обычным“ талантам вундеркинда, чтобы на этой волне „втюхать“ мой сомнительный дар врачевателя. Вот только дар лекаря у меня совсем даже не фикция.

Для того чтобы пользоваться любовью публики, просто необходимо, научиться изображать идиота. «Это не шутка и не образное выражение, — размышляю я отвлекаясь от громыхания колёс брички по булыжной мостовой, — вся история мудрости человеческой велит мне это!» Как может обыватель быть счастлив, если ему подобный, только назвавшись артистом, пользуется популярность, наградами и уважением? Если человек имеет явные таланты, большинство из толпы позавидуют ему ещё больше. Завистники «мудро» рассудят: «Да будь у любого деревенского пацана вдоволь времени чтобы научиться такому, — так наверное и лучше бы смогли?!» Вот почему талантливые люди, достигшие определённых высот в своём творчестве, начинают скоморошничать и придуриваться. Как только известный человек упадёт с пьедестала, так он для многих становится интересен и даже любим. Ну как же, ведь теперь он пал ниже чем «Я» любимый!? Теперь каждый человек может считать себя, хоть в чём то, да лучшим. Хитрость состоит в том, что «падать совсем», известной личности, не обязательно. Важно чтобы он смог снова подняться и выдать что нибудь достойное уважения. Гражданин из народа с радостью примется «браво» кричать, если будет уверен, что теперешний кумир падал ниже его. Для каждого ничтожества его пример будет как образец надежды на возможное чудо. «Ничего, что я нищий и глупый, — думает зритель из народа, — вот соберусь с силами, найду время, возьму всю волю в кулак… он ведь вот смог!?» Не желает глупая публика понимать, что «творец» специально к низким наклонился, чтобы казаться им ближе и роднее. «Выходит ничего мне выдумывать нового не нужно, — вспоминаю близкие примеры, — Джигурда, Пугачёва, Киркоров…». Буду дурака валять на сцене и немного ошибаться, только уже перед зрителями, ведь сейчас нет радио и телевидения чтобы мои перлы растиражировали которые я буду вне театра выдавать.

Перетрусила, однако, моя импрессарио, раз притащила за полтора часа до начала концерта. В который раз спросила меня о репертуаре, намеченном для исполнения. Поправила мою одежду и велела проверить настройку инструментов, парню, доставившему их из музыкального магазина. Всё же немецкая щепетильность в экономии денег у ней очень заметна. Возможно во всей Европе это общепринято. Ещё раз напомнила настройщику, что оплачивать аренду она будет ровно с восьми до девяти, как договаривались. Доверенное лицо арендодателя зала, — женщина лет тридцати, постоянно входила и выходила, проверяя входы и выходы помещения в опасении пожара. Два раза спросила тетю Хильду, об отсутствии в нашем шоу фокусов с огнём или фейерверками. Чувствовалось, безо всякого чтения мыслей, что подобное мероприятие, для всех собравшихся, не самое обычное дело. В конце концов и я немного заразился чужим волнением.

Наконец, когда специально нанятый профессиональный конферансье объявил моё выступление, безбожно переврав фамилию, вышел я. Вслед мне, тожественно вынес все инструменты, представитель их хозяина. Полчаса, как точно видел по часам висевшим за сценой, перебирал музыкальные инструменты, исполняя на них простенькие классические произведения. Нарочно избегал сложных пассажей, пропуская иногда целые фрагменты. Хватит со слушателей количества, чтобы внушить уважение к мастерству исполнителя. Некоторые предметы я раньше даже в руки не брал. Флейта, фагот, кларнет и гобой осваивались прямо не сцене. Различать их научился только после ознакомления в интернете. Публичное выступление перед двумя сотнями зрителей невольно заставили меня вспомнить режим зачётов и экзаменов в институте. Точно так же как в студенчестве, напряглись все мышцы, но главное, активнее заработали мозги. Режим «форсажа разума» в этой виртуальности у меня получался всегда более удачно, что не замедлил сказаться на моих «талантах» музыканта. Моя случайно, вполголоса, брошенная фраза: «Знать бы куда здесь дуть» — чуть не привела к обмороку тётю Хильду, прячущуюся за сценой. Но уже через три минуты я вполне сносно наигрывал простенький мотив тирольской песни, известный всем в зале.

Пока конферансье объявлял окончание музыкальной части и начало нового отделения, инструменты выносились со сцены, а я успел переодеться в свои старые, самодельные плавки. Пятнадцать минут физических упражнений пришлось сократить до десяти, ввиду ограниченного запаса спортивного оборудования. Слишком высокие, мастерские кульбиты и фляки, разбавил несколькими неловкими падениями на ровном месте. С трудом поднявшись после последнего, держась за поясницу, вполне правдоподобно изображал страдания, за что заслужил снисходительные аплодисменты. Почти три минуты жонглировал бильярдными шарами. Ходил и даже бегал на руках вдоль сцены. Поставив стул, проделал силовые упражнения на одной руке, с трудом удерживая равновесие. Как заметил, зрители просто не понимали всей сложности эквилибра. После этого открытия перестал играть роль неумелого и доморощеного атлета. Завершение моего второго мини-отделения зал встретил более дружными аплодисментами.

К третьей и последней части концерта мне снова пришлось переодеться, пока ведущий расхваливал мои умения ясновидца. Именно так я посоветовал представить способности которые решил симулировать в этот раз. Слегка разочарованная тётя Хильда недолго размышляла как монетизировать мой новый талант. В текст анонса она добавила немного от себя, намекнув, весьма иносказательно, на мои экстрасенсорные задатки видеть прошлое. Выйдя на сцену пригласил желающих задать вопросы о былом или даже будущем, если его корни скрыты в прошедшем. Только теперь попытался вслушаться в мысли, самой крупной в этой виртуальности, аудитории. Отдельных мыслей уловить почти не смог, только общий эмоциональный фон. Народ оказался настроенным в целом вполне благожелательно, но всё же настороженно — недоверчиво, что и не удивительно, если учитывать мой детский — несерьёзный вид. После некоторых раздумий на сцену всё же вышли две девушки, лет двадцати трёх, очень самоуверенная женщина бальзаковского возраста и мужчина лет за пятьдесят. «Для первого раза вполне хватит» — молча остановил раздумья других, возможных добровольцев, благодарным взмахом руки.

Первой свой вопрос поторопилась задать стеснительная молодая девушка: «Сколько мне ждать?». Как я понял из её мечущихся, затравленных мыслей, она и подругу пригласила за компанию, чтобы не одной стоять перед сотнями чужих глаз. Жених был на фронте. В её возрасте ждать дольше было опасно, а как раз недавно, ей стал оказывать знаки внимания богатый сосед. Развернув картину её будущего, узнал всё самое важное. Но общий вопрос, следует дать подобный же ответ. Я молча обошёл девушку, ещё больше привлекая к ней внимание. Взял за руку и торжественно прокричал: «Как только кончится война». Раскрасневшаяся от волнения девица облегчённо вздохнула получив хоть какой-то ответ. Бросилась бежать со сцены, не забыв благодарно пожать мне руки. Собиравшуюся было улизнуть подругу, остановил и так же обошёл, шаблонно взяв за левую руку. «Тебя тоже интересует не прошлое, — заявил уверенно, — а будущее» — Но будущее твоё скрыто в прошлом. От такой прописной истины наивная девица прониклась страшным уважением и симпатией ко мне. Неизвестно, что оказало большее влияние. Уверен, не последнее место оказало то, что не поленился внушить её рецепторам самый приятный запах исходящий от меня. «Твоё будущее, — твой старый друг» — опять выдал обтекаемый ответ. Но эйфория от чудного запаха так захватила девушку, что она схватила меня в охапку и поцеловала, вызвав доброжелательный смех и аплодисменты.

Девушек конечно знали некоторые зрители, но мужчина оказался местной знаменитостью, понял я сразу, как только он оказался передо мной. Довольно богатый пятидесятилетний человек ухаживал за больной дочерью, последней и самой любимой. Он внимательно слушал и смотрел вблизи на мой розыгрыш, показанный публике. Отлично ощущалось как он расстроен, понимая, что обманулся в очередной раз. Лучшие врачи не смогли вылечить его одиннадцатилетнюю дочь, вот он и решил, от безнадёжности, обратиться ко мне. Сейчас ему было стыдно своей глупости и наивности. Очень громко и резко, произнёс без вопросительной интонации, как осудил: «Сейчас и мне скажете, какая проблема у меня в семье самая большая». Зал, почти наполовину состоявший из коренных жителей, тревожно замолк. Долгую паузу прерывали редкие перешёптывания местных с гостями. Не став нарушать традицию, так же обошёл господина и произнёс в полной тишине: «Ваша дочь серьёзно больна и помочь ей может только один человек в мире» — на этом я нарочито прервал речь. Все захлопали моей отгадке, но вставший на путь недоверия отец, не мог так легко избавиться от силы инерции: «Вам рассказали…, ты услышал в зале…, как ты мог знать?» — наконец сорвался он на прямой вопрос. Поняв, что он и публика в моей власти, уже иронично я продолжил: «А так ли вам важно откуда я знаю?» — обвёл я рукой весь зал, как бы спрашивая поддержки своего вопроса. «Кто вылечит? — нашёлся самый наивный и несдержанный в дальних рядах. «Именно!» — подтвердил я и поднял указательный палец вверх. Продолжая держать руку я молчал, пока из первых рядов зал не раздались робкие: «Кто? Где? — и наконец, — Да спроси ты его сам, чего молчишь!?» Несчастный отец, уже неуверенно и робко пробурчал: «Кто же может вылечить мою дочь?» Его услышали только первые ряды, но этого и не было нужно. Все отлично поняли смысл его слов по его униженно — просящему виду. Дождавшись вновь полной тишины, молча вышел на середину сцены к самой рампе. Постояв немного, низко поклонился, спокойно и веско сказав: «Я». Уже обернувшись к мужчине, повторил: «Я вылечу вашу дочь». «Чтобы вы мне поверили, — вновь повернулся к залу, — расскажу как я узнал о больной дочери господина». Я не применяю волшебство и не знаюсь с дьяволом. В моей методики скрыта только внимательность, наблюдательность и дедуктивный анализ. Но хочу предупредить сразу, — многим, результаты моих выводов покажутся чудом. «По большому счёту, для пополнения моего счёта, — намекнул я игриво и многозначительно, — мне выгодно если мою тяжёлую работу зрители считают чудом» — снова слегка поклонился в ответ на аплодисменты и одобрительный смех. Показал на взволнованного надеждой отца и продолжил: «Красивая роза из бисера в лацкане этого господина, сказала мне, что он имеет любящую дочь имеющую много свободного времени». Кроме этой явной приметы, отмечу ещё несколько, не раскрывая всю цепочку моих выводов. Я принялся загибать пальцы перечисляя, начищенные ботинки, отутюженные брюки, аккуратно сложенный уголок платочка в нагрудном кармане пиджака. Ещё раз раскланявшись, пообещал избавить слушателей утомительных подробностей всех тонкостей моего ремесла. «Обещаю впредь давать вам только красивые и эффектные результаты, — проводил мужчину на своё место, — а знай вы все мои приёмы, разве стали бы вы ходить на мои концерты?» — и снова поклонился, под смех и аплодисменты зала.

Последней на сцене оставалась пожилая, в сравнении со мной, солидно выглядящая дама. Кроме известности в обществе, она имела заслуженно высокий авторитет. «Серьёзная дама требует серьёзного отношения» — понял сразу тему её вопроса. Почти год назад у неё украли семейную реликвию, очень дорогой алмаз вправленный в кольцо. Уверенная в себе госпожа не стала играть в загадки. Её интересовал только ответ на вопрос о украденном фамильном кольце, о чём она сразу и заявила. По тишине установившейся в зале, понял, что её история известна многим. Из всего многообразия чувств, красным фонариком вспыхнул страх женщины выполняющей роль служанки, или компаньонки, как она предпочитала себя именовать. Минуту тревожного молчания нарочно выдержал для психологического напряжения толпы. Потом спросил госпожу о наличии в зале её родственников или домашних. Она показала на компаньонку, к которой я тут же подошёл и пошептался около минуты. Попросив разрешения отправить девушку на поиски кольца, распорядился дать ей двуколку. Пока ожидали возвращения, исполнил две музыкальных композиции на гитаре. Зал взорвался аплодисментами, когда меня прервала, вбежавшая в зал служанка с кольцом в высоко поднятой руке. «У меня появилось множество почитателей и одна, искренне преданная, помощница» — понял я. прощупывая мысли «нашедшей» кольцо. Моя предыдущая речь, по поводу сохранения тайны моих «откровений», сейчас оказалась как нельзя к стати. Кратко рассказал, как я посоветовал верной компаньонке поискать за комодом. Разумеется не сообщил, что кольцо было припрятано ею же, в своей комнате, дожидаясь реализации после окончания службы.

По окончании выступления меня уже ожидали несколько человек, также что либо утерявших, но Хильда, в новой роли импресарио, смело отодвинула их с нашего пути к карете. «Молодец bambino, — заговорила немка по итальянски как только оказались наедине, — отлично ты всех развёл». Благоразумно не ответив на её провокацию, пожаловался на постоянную усталость от непривычного горного климата и попросился спать. Благосклонно разрешив мне поступать как заблагорассудится, она поспешила считать первую прибыль своего нового начинания. «Алчная душа всем злым делам начало». Иоанн Дамаскин (676–749). Вдруг вспомнилась цитата христианского святого, урождённого Мансур ибн Серджун Ат-Таглиби. Восток — дело тонкое! Кстати, арабский регион сейчас под властью Британии, как и вся Индия, Канада, Австралия, Часть Африки.

Борьба за освобождение во всём мире активизируется только после нашей революции. Знаю из истории, что советское правительство окажет моральную поддержку всем этим антиколониальным движениям. А почему бы не опередить дядю Володю? Почему бы не поделиться буржуйскими накоплениями с угнетаемыми народами? Иначе, мои теперешние усилия по спасению и накоплению чужих сокровищ будут похожи на алчность. Дальше, кто знает, могу и до злых дел докатиться. Все равно, финансовые средства, которые сейчас пытаюсь аккумулировать в Швейцарии, мои собственным производствам не понадобятся. Планируемое «мини-государство» обязано быть полностью конспиративным. Никакие поставки материалов или оборудования, в промышленных масштабах из за границы невозможны. Всё необходимое придётся изыскивать на зауральских территориях или осторожно завозить из СССР, так, чтобы это не стало известно в мире. Выходит, что кроме борьбы за увеличение своего клана, придётся бороться и за свободу народов в прямом смысле!? Кстати, благодаря информации из интернета я знаю кто точно будет лидером в будущем, кого можно смело спонсировать и незаметно помогать заключая тайные договора о сотрудничестве. Хорошо, что сейчас уже ночь и я смело могу переправиться на восток. Лидеров освободительных движений конечно не встречу, но места для будущих мгновенных телепортаций обязательно присмотрю. Средством передвижения выберу уже не велосипед, а обычный аэроплан. Объявления о полётах на новейшем самолёте Швейцарской постройки расклеены вместе с моими на всех рекламных тумбах города. Раз так активно приглашают, пора попробовать полетать на Hafeli DH-1.