Как и предполагал, никакой усталости от рекордно — эротичной ночи, не испытывал. Придя в комнату к просыпающейся, ещё в постели, тётушке, по родственному поцеловал её в щёку. С трудом удалось убедить её в невинности этого знака благодарности, за интересный вчерашний день. Она подозревала во мне намерение что-нибудь выпросить.

— Всё же, похоже, перебрал с насыщением тестостероном своего тела, — сообразил огорчённо. Пришлось перечислить все примеры поцелуйных обрядов, которые наблюдал за вчерашний день. Наконец приняв мою правоту, тётя напомнила, что все приведённые примеры касаются женщин, а не мужчин. На это я веско парировал, что меня целовали почти все женщины, включая и её саму, хотя я и мужчина. Против такого аргумента ей уже нечем было возразить, кроме как смехом. Просмеявшись до слёз и вытерев глаза, тётя серьёзно подняв палец, изрекла:

— Только не говори никому, что я тебе сейчас скажу, но ты можешь целовать всех кого захочешь, при случае объясняя своё поведение именно теми словами, что мне сейчас выложил.

— Раз ты вчера был такой молодец, сегодня, по случаю воскресенья, можешь отдыхать и заниматься чем хочешь, — благосклонно разрешила родственница. Без особых уговоров с моей стороны, она разрешила взять её бричку и ехать кататься по городу. Настоятельно убеждала взять конюха Трофима, для помощи в незнакомом месте. На это, заметил, что могу нарисовать карту с точным перечислением всех улиц и номеров домов во всём городе, напечатанную в путеводителе от 1913 года.

— Только не забудь поднять верх брички, когда будешь ездить по пыльным улицам, — наказала тётя Ульяна, — Иначе, вычищать землю с сидений будешь сам. На самом деле, она опасалась отпускать девяти летнего ребёнка одного, хотя бы без видимости спрятанных в глубине возка, пассажиров.

— Насчёт лихих людей или собак ты, тётя, не бойся. — уверенно и небрежно произнёс — От пяти волков, стадо раз уберёг, да и ловкость ты мою видела вчера. Только эти слов, она совершенно успокоилась.

В библиотеку ехать было ещё очень рано, потому я направил копыта кобылки Майки к жилью француженки, находящемуся во дворе гимназии. Несколько раз переспросив меня по французски, Клеменс, наконец открыла двери своей аскетичной комнатки. Расцеловав её, согласно совету тёти, ещё раз поблагодарил за вчерашнюю помощь в выступлении. Пригласил покататься на бричке, а по дороге заняться французским языком. За всё время пребывания в Кургане, я был первый гость мужского пола, посетивший её. Она вспыхнула и раскраснелась от непривычного возбуждения новизны и приятной неизвестности.

— «Tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles explication — всё, что ни делается, к лучшему» — логично решила девица, фразой из Вольтера. Основное пространство комнаты, занимали книги на казённых полках. Отвернувшись деликатно к ним, попросил хозяйку заниматься своими делами, пока буду читать. Всё же, припёрся рановато, для единственного выходного бедной девушки. Перелистывая все книги подряд, размышлял, насколько человека меняет постоянное напряжение и настороженность. Хозяйка оказалась почти девчонкой, двадцати двух лет, только год назад прибывшей в Россию. Первые встреченные на Курганском вокзале люди — носильщики, своими образами походили на персонажей картин Иеронима Босха. Она всегда любила искусство, во всех проявления человеческого гения. Именно, полное отсутствие искусственности, так страшно напугало. Эти аборигены, не были людьми, в философском понимании! «Первая обязанность человека в жизни — быть как можно более искусственным. Вторая же обязанность человека — до сих пор ещё ни кем не открыта». (Оскар Уайльд) Люди встреченные на вокзале Кургана были безыскусны как животные, равнодушно тупы и именно тем страшны до дрожи в ногах.

Именно та, старая тревога, застыла в её глазах до сих пор. Именно потому она и выглядит много старше своих лет. Оторвавшись от книг, не поворачиваясь, попросил её спеть на родном языке что — нибудь, по её выбору.

— Мне будет полезно привыкать к звучанию новой речи, — разумно и логично объяснил свою просьбу. В небольшое казённое зеркало, видел, как она выбирала платье из небогатого гардероба. Заметил, как её лицо просветлело, когда она тихо запела песню далёкой родины. Очень похоже, она и песни поёт первый раз в России. Как только перелистал все книги, вежливо принял предложение отпить чаю с баранками. Подливая варенья в блюдце, она с сожалением отметила, что я не выбрал никакой книги для чтения.

— Ну зачем же брать книгу, если я их все уже прочитал, — ответил, с аппетитом хрустя не первой свежести бубликом.

— Вы оказывается имеете чувство юмора, — по русски заметила она.

— Но вы же были на представлении, где говорили о моих возможностях? — парировал вопросом.

— Я видела только ваши способности смешить людей передразнивая меня, — заметила француженка, злопамятно. С трудом удалось убедить хозяйку, что выбрал её голос как самый узнаваемый и красивый. Поторопился вернуться к старой теме, чтобы прекратить рискованный разговор о вчерашней пародии:

— Давайте спорим, — предложил нарочито самонадеянно.

— Спорим. что смогу повторить любой текст, на любой странице ваших книг, которую назовёте.

По условиям пари, спорили недолго. Сошлись на моём обязательстве устроить ей совместный концерт, в случае моего проигрыша. Оказывается, гувернантка, по основному образованию, считала очень ценным возможность блеснуть в высших кругах местного общества, с целью поднятия статуса. Выступление в паре с таким уникальным местным самородком как я, явно прославит и её. Хитрюга однако. Условились, — если я, всё же, смогу прочесть по памяти любые пять строчек в разных книгах, выбранных случайно, она обязуется поехать со мною на пленэр, прямо сейчас. Трудно не заметить единственно ценный предмет маленькой комнаты, — раскрытый ящик мольберта.

— Краски, кисти и рамы с холстами, куплю, какие посоветуете, — перебил я её меркантильные мысли. Наивная, она считает, что концерт со мной будет выгоден только ей. Но специально, конечно, я проигрывать не буду. Во всяком случае, не в этот раз.

Хозяйка достала самую толстую книгу и открыла наугад, где-то в середине.

На моём третьем верном ответе, Клим, как она просила называть её, напряжённо выпрямила спину.

— Такого не может быть в принципе, — почти закричала она срывающимся голосом.

— Вы так не хотите прокатиться на природу? — невинно спросил, добавив, — Тогда обязуюсь устроить грандиозный русский пикник с шашлыками, который вы запомните на всю жизнь. Вместо пяти книг, разрешил выбрать двадцать, в каждой из которых читал любую из страниц на французском. Разгорячившись поисками, девушка даже не заметила, что взяв карандаш, я занялся набросками комнаты и её самой. Для рисунков выбрал альбом гимназистки И. Березиной, аккомпанировавшей мне вчера вечером. Выдернул её работы из высокой пачки таких же тетрадей, сданных для проверки домашнего задания. Кстати, похоже, что мадемуазель намеренно завышает оценки, дочке мецената финансирующего её. Незаметно выдернув один лист, оставил его на столе и переложил альбом в стопку проверенных.

Не найдя ни единой ошибки в моих ответах, обалдевшая иностранка, подбежала ко мне и крепко расцеловав, высокопарно призналась:

— Я уверена, что буду гордиться тем, что имела возможность лично видеть такого уникального ребёнка! Опять мне приходится удивляться, сколь благородны и чистосердечны женщины этого времени. Даже иностранки. Вдруг поймал себя на мысли, что подобное замечание окончилось вчера ночью весьма продуктивно. Что такого, что эта девушка на 5 лет старше милой Ольги, забеременевшей от меня? Только что прочитал в её книгах: «L’amour est de tous les âges. — Любви все возрасты покорны». Уверен, на сто процентов, в способности влюбить в себя эту симпатично экзальтированную девушку. Скорее, трудно отвратить от себя ту, чей восторг уже направлен на меня. Вот только обставить это приятное действо, стоит как можно более красиво и интересно. Это как в игре, результат которой заведомо успешен, — главное получить удовольствие от самого процесса.

— Мадемуазель, — с поклоном начал, вставая в позу церемониймейстера короля Людовика.

— Вы окажете величайшую услугу, если выступите первым учителем в предметах мне до селе недоступных. Добавил уже серьёзнее, что по причине дикости меня окружавшей, в бытность пастухом, никогда не видел живого иностранца, не танцевал и не писал маслом. Даже дам, таких красивых как она, в нашей деревне никогда не бывало. Короче, готова ли она стать первым человеком открывшим мне глаза, на чудеса мира, мне ещё не известные. С поклоном, подал карандашный набросок её головки, с выбившимся локоном и радостным лицом, пойманным фотографической памятью во время недавнего пения. Она снова не ожидала проявления моего таланта, по детски захлопал в ладошки от восторга. Душевно посоветовал, собирать необходимые ей личные вещи для выезда на природу. Обещал явиться через час, захватив всё нужное для пикника и одновременного обучения меня масляной живописи.

— Хочу научиться рисовать как французские экспрессионисты, — пообещал на прощание, — и всё благодаря вам. Явственно ощущал тщеславные надежды девушки принять участие в образовании совершенствовании такой неординарной личности, какую она чувствовала во мне.

Через десять минут приказывал сонной Олюшке, собрать корзину для пикника. Уточнил, где хранятся продукты, самые красивые, роскошные столовые приборы и шпаги, на которых собирался жарить мясо. Объяснять, как выглядят шампуры или мангал, не посчитал нужным, вряд ли она знает. В леднике нашёл свежее мясо, которое тут же нарезал и замариновал со специями и сухим вином, всё в той же фляге из под молока. Тётушка, как и ожидал, побежала по гостям, продолжая приятный труд по распространению сплетен о моих фантастических талантах. Место, где она хранила деньги, приметил ещё в вечер приезда из деревни, когда она прибирала дорожный кошелёк, спрятанный за лифом платья. С трудом открыл, неудобной старинной шпилькой, замок старинного комода. Выбрал, на всякий случай, бумажку с самым большим номиналом, подумал, и захватил ещё две по сто. Закрыл замок, мысленным приказом, повернув собачку в скважине. Даже удивился, как я мог не понять сразу своих способностей, когда уже имел пример мысленного разгона гвоздя до сверхзвуковой скорости. Ведь только что, читал у Клеменс: «Vouloir, c’est pouvoir. — Хотеть значит мочь. Кто хочет — может».

На прощание, ласково погладил Олю, именно так и там, где она тайно от самой себя, мечтала. Крепко поцеловал в губы и строго приказал:

— Тётушке ни слова. Убегая, почувствовал её растерянное недоумение. Ведь она была твёрдо уверена, что я делаю всё по приказу Ульяны Никифоровны. Но, ничего страшного. Теперь, уже нисколько не сомневался, — те чувства и мысли которые вызваны мною, мною же могут быть изменены, только пожелай я. Вспомнив ожидающую иностранку, проник в её мысли, добавив им напряжения неизвестности и радостной уверенности в скором счастье от предстоящего путешествия. Меня это совершенно не затруднило, так как именно такие же ощущения переживал и сам. Вообще:

— Может ли человек дать то, чего не имеет сам? — задал сам себе риторический вопрос. По дороге, заскочил в магазин, где покупала принадлежности для живописи, моя учительница. Как она и предполагала, магазин ещё был закрыт, по случаю выходного дня и раннего времени. Требовательно постучал в правый оконный проём, закрытый железными ставнями, как подсказала Клим. Зевающий приказчик, удивлённо вытаращился на мою детскую физиономию.

— Милейший Павел Мефодьевич, госпожа Клеменс Джоли просила передать её заказ, — произнёс заученно монотонно. И уже совершенно другим голосом и просто:

— Короче, вот список, только быстрее, — ждёт. Увидев за мной экипаж Смолиных, торговый человек опрометью бросился исполнять приказ. Передавая три коробки с материалами и подрамники, крайне уважительно спросил:

— Счётс прикажетесс переслать мадемуазель Джоли, или в контору господина Смолина?

— Каков счёт? — немедленно отреагировал вопросом. Как фокусник, тут же, Павел протянул мне гербовый листок со штампом магазина. Итогом длинного списка, стояли шесть рублей пятьдесят пять копеек.

— Вот это я влип, — озадачился, улыбаясь про себя, — надо было хоть десятирублёвок взять. Тётка у меня, как оказывается, богатенькая. Вспомнил, сколько банковских пятисотрублёвых бумажек, с изображением Петра первого, хранилось в кубышке. Как и ожидалось, сдачи для меня, в пустой кассе не нашлось. Спросив служителя ещё о мольберте, — купил, тут же разложив палитру, краски, кисти и масло по его отсекам. Взяв с приказчика расписку и обещание подготовить сдачу к полудню, забрался на козлы.

— Чуть не забыл, — обернулся, изобразив забывчивость, — о покупке, вас просили не говорить даже хозяевам, так как предполагается использовать всё для подготовки подарка ко дню рождения, знаменитейшего человека, в нашем городе. Не дожидаясь подтверждения услышанного, развязал вожжи и с нетерпением пустил лошадку в направлении Александровской гимназии.

Вопреки ожиданиям, француженка собрала много вещей, для предстоящего пленэра. «Заняла у коменданта гимназии» — понял, сканируя события происходившие без меня. Даже ванну импровизированную принять успела. Прочитав в её памяти это событие, сообразил, что не захватил простой воды для умывания и котла для согрева. А там, куда планировал поехать, ручья не было. Давно знал подходящее место, для нашего пикника и пленэрных этюдов. Высокий Увал, в пяти километрах от Кургана, всегда привлекал фотографов и художников моего времени. Сам, там подрабатывал свадебным фотографом, запечатлевая молодых на фоне Тобола и силуэтов города за ним. Очень надеюсь, что сейчас Увал не так популярен как в моё время. Подготовились мы довольно капитально. Всё пространство брички оказалось заставленным продовольственными припасами и оборудованием для живописи. Большой медный котёл с кухни и 40 литровую флягу с водой, пришлось привязывать рядом со мной, на козлах.

Не спеша пустив лошадь к намеченному месте, пел русские и французские песни, подыгрывая черенком серебряного столового ножа по медному казану. Иногда Клеменс подпевала мне.

Забравшись на крутой склон, остановились подальше от дороги, за берёзовой рощей. Выдал моей дорогой попутчице всё необходимое для живописи и помог установить мольберт в удобном ей месте. Сам же занялся подготовкой углей в импровизированном мангале, подогреванию воды на другом костровище, нанизыванию кусков мяса на четыре настоящих шпаги, позаимствованные у господ Смолиных. Огромный хронометр, тех же господ, показывал только десять часов тридцать минут. Неожиданно, у меня в голове родился странный вопрос:

— «Сколько же денег лежит в карманах девушки?» Чуть не рассмеялся, сообразив, что эта мысль пришла от двух мужиков, прячущихся в дальних кустах и рассматривающих нас с мадемуазель в цейсовский немецкий бинокль. Меня они приняли за мальчика — слугу.

— Мероприятие усложняется и становится чисто приключенческими, вместо ожидаемого, любовно — эротического, — возбуждённо убыстрил анализ событий. Через полминуты, выпав из транса уже просчитал 15 предположительных сценариев моего поведения.

— Мадемуазель Клеменс, — крикнул нарочно громко и по русски, — через час будет готово мясо, как вы приказали.

— Тогда подождём часик, — тут же пришёл мысленный издевательский ответ, уже пятерых наблюдателей.

— Милый друг Василий, — напевно, на родном языке прокричала художница, — мы же договорились изъясняться только по французски. Звонкий девичий голосок, с экзотическим прононсом, перенастроил мужиков в кустах на лирический лад. Именно та реакция которой я и добивался от них. Моя взрослая подруга, уже давно не была девственницей, но прячущиеся дезертиры задумали отобрать не только честь, но и жизнь. Разумеется, не забыв все многочисленные вещи, примеченные ими в повозке и на земле вокруг неё. Я же, суетясь заполошно по поляне, подготовил поле будущего сражения, разложив предметы способные заменить оружие. Даже нарубил, тяжёлых сырых кольев, на всякий пожарный случай. Внезапно, услышал рассудительные мысли коммерсанта, а не бандита:

— Продавать это барахло придётся в Челябинске или даже в Екатеринбурге.

— Появился кто — то новенький и очень серьёзный — вспыхнула тревога. Как оказалось, ко времени готовности шашлыков, уже распространяющих божественный аромат, собралась вся банда. Они никогда не злодействовали близ родного им города. Проезжая, только что, на воскресную барахолку в Курган, с награбленным в Казахстане и у киргизов нехитрыми скарбом, им попались на глаза мы. Вернее, сначала услышали странный звон и непонятное пение. Не большой отряд разведчиков, убедившись в безопасности добычи, уговорил главаря нарушить неписанный обычай, не охотиться возле логова. Трое местных, в том числе и вожак, сразу узнали мадемуазель прибывшую в прошлом году, опознали бричку купцов Смолиных, и решили имитировать «утонутие под лёд». Они не надеялись на особо большие денежные прибыли, но манящий запах шашлыка и похорошевшая француженка вынудили пойти против своих правил. Полмесяца они рыскали по дальним сёлам, питаясь у костров и не видя женщин, одни страшные и вшивые бабы. Понять их конечно можно, но как мне успеть справиться с дюжиной мужиков, пока не представлял. Одно ясно, каждый мой удар должен быть последним, для принимающей стороны. А ведь поначалу, собирался оставить одного — двух, для организации собственного отряда опричников. Вызнал из мыслей каждого, тайники, где прятали друг от друга свои доли награбленного. Всё своё оружие, тати оставили в давно выкопанной яме, в пяти вёрстах от города.

Как и предполагал, начали с моего удаления, ловко оглушив кулаком в висок. «Кровь им тут совсем не нужна» — понял, кувыркаясь в полёте метров шесть.

— Готов, — внушил я общую уверенность видевшим удар и его последствия. Теперь интересно, что прежде, — девку завалят или шашлыки сожрут? Хоть и рисковали пережарить мясо, сначала зафиксировали девушку. Привязали француженку между двух берёз, видимо заранее присмотренных. Пока привязывали, попутно срывали с неё лучшее платье. Прокравшись к месту экзекуции, увидел распятую верёвками терпилу, из одежды имеющую только грязную варежку во рту. Руки и ноги мадемуазель, растянутые до предела, открыли малоприятный факт. Страх, мучивший её с самого приезда в Курган, чуть было не забытый с моим приходом, вернулся в самый неожиданный момент. Она уже готова была полюбить эту сдержанную красоту берёз и широких просторов, когда её, так шокирующе грубо, вырвали и опустили голую, распятую и беззащитную перед дюжиной торопливо раздевающихся верзил со всклокоченными бородами. По ногам мадемуазель текла жёлтенькая струйка. Безжалостно молчаливые, прежде, мужики, уже успевшие раздеться, торжествующе заржали. Из глаз Клим брызнули слёзы. Успокоенные явной победой, некоторые, вдруг направились к одуряюще пахнущим шашлыкам как были, — голыми. Пришлось внушить им чуть большее ощущение холода. Один из бандитов, молодой и с бородой как у козла, даже поторопил подельников:

— Давай, чтобы быстрее, во все дыры сразу, а то замёрзнем тут каждого пережидаючи. Смертельный страх пробудил лингвистические способности и моя учительница французского отлично поняла сказанное. Чётко представляя своё будущее, задёргалась в бессильном исступлении. Кто-то из коллег козлобородого торопыги — рационализатора, подметил, что лично ему, вообще бы тут нечего делать:

— Ты и так всех овец драл в каждой деревне, что останавливались.

— Чего доброго, ещё крыша поедет у бедной иностранки от такого запугивания, — забеспокоился, поднимая колья и выходя за спину разбойничкам. Медленно двигаясь, пошатывался из стороны в сторону, чтобы привязанная девушка заметила. Наконец добился, что взгляд распятой упёрся в меня и удивлённо поднялись брови, от радостного узнавания. Две не чёсанных головы повернулись вслед взгляду пленницы и тут же упали, не выдержав веса берёзового кола вонзившегося в глазницу каждой. Хорошо, что вновь поднявшийся хохот над овцелюбом — аниматором, скрыл тихий звук лопнувших глазных яблок и мягкий шелест тел падающих на сухую траву. Хуже, что одни из обернувшихся, а затем упавший, находился почти около обнажённой гризетки. (ГРИЗЕТКА — франц. grisette, от gris, серый. Во Франции, молодая девушка, живущая трудами своих рук) Падение мужика с колом в глазу, видели несколько его соратников. Сразу понял, кто конкретно опасен. Один за другим метнул сразу три кола, точно нашедших свою цель. Представляю ощущение девушки, видящей, как из голой груди стоящих перед ней мужчин появляются острые, ярко красные концы деревянных кольев. Оставшиеся, семь перевозбуждённых самцов, бросились на меня, мешая друг другу. Кроме метательных колышков, захватил с мангала шпагу, предварительно сняв готовые куски мяса и лука в приготовленную заранее деревянную чашу с крышкой. Ткнув шпагой одному, самому быстрому, прямо в сердце, хлестнул по переносице другому. Разозлённые до мути в глазах, бандиты стали грамотно окружать меня.

— Пятеро здоровенных, голых козлов против одного ребёнка с зубочисткой, — угрожающе начал, и весело закончил, — придётся и мне раздеться, а то ведь совсем соссыте. Порвав верхнюю рубаху, а затем штаны, оказался в том же виде что и они, собственно, как все, на этой поляне. Постоянно прослушивая ощущения Клим, почувствовал как она обомлела, решив, что я сошёл с ума от страха. Ну не прикол ли, — я боюсь за её разум, она переживает за мой… Взрослые душегубцы, вдруг ощутили дикий ужас, внушённый им моими контрастными словами, а ещё более действиями. Вдруг они прочувствовали, что полутораметровый ребёнок, прямо сейчас, на их глазах, уничтожил семь человек за несколько секунд. Разглядев сатанинский контраст, между лицом ребёнка и торсом Геракла, один — кажется зоофил, потерял сознание, двое других очень жидко и громко обделались, не сходя с места. Только двое оставшихся, запрыгали на ватных от испуга, волосатых ногах, изображая вялую попытку к бегству. Ударом шпаги, подрезал их подколенные сухожилия и развернулся от упавших к единственно стоящим на ногах «обосрамившимся хероям». Сложив руки на груди и держа на них свободно лежащую шпагу, предложил, подать мне верёвки занятые сейчас дамой. Всё ещё находящимся в ступоре, ничего не соображающим, бывшим крестьянам, повторил приказ отвязать девку и связать всех, оставшихся в живых, подельников. Таковых нашлось шесть, ровно половина из бывшей банды. Только проверив крепость спутанных рук и ног, забив всем кляп из обрывков одежды Клеменс, подбежал к упавшей без сил голой мадемуазель. Она даже не прикрывалась, безмолвно плача и глядя на меня. Подняв на руки, отнёс на попоны, уже расстеленные для сидения на холодной земле, возле костра.

Мы оставались совершенно голыми, когда я стал протирать её тело тряпкой смоченной в горячей воде. Благо обрезков тканей я набрал много, для снятия масла с кистей и палитры. Вытерев сначала глаза, губы и шею, подал на вилке кусок шашлыка, недавно снятый со шпаги и ещё не успевший остыть, даже горячий. Она непонимающе — вопросительно взглянула, на что я ответил по французски:

— Остывает же, жалко если пропадёт. Когда неожиданно, нарочито потешно, подмигнул, прерывая затянувшееся недоуменное молчание, Клеменс просто прорвало от смеха. Пока она смеялась, глядя на меня и вытирая слёзы, я устало и обиженно забросил весь большой шмат мяса себе в рот. Кусок оказался явно великоват для пережёвывания.. Тут её вообще скрутило от смеха. Повернувшись на бок, стуча рукой про холодной земле не могла выговорить и слова. Наконец, чуть успокоившись, произнесла:

— Василий я обязана дать вам уроки культуры еды.

— А я обязан вымыть вас, чтобы быстрее одеться, — обиделся наигранно, вытащив мясо изо рта и протирая запачканную ладонь.

— Нужно пообедать и до вечера стать экспрессионистом, под вашим чутким руководством. На вопрос: «Что делать с грабителями?» — уверил девушку, что оставлять их в живых невозможно по многим соображениям. Француженка безмолвно приняла эту необходимость.

Вчерашний приём с протиранием и согреванием кухаркиной дочки, повторился более натуралистично и в обратном порядке. Сначала, слегка протёр девушку сам, добиваясь её возбуждения, незаметными, как бы случайными касаниями любопытного ребёнка.

— Раз уж вы взялись быть моим преподавателем, помогите изучить женское, да и человеческое тело вообще, — рассудительно, почти приказал, по — детски откровенно перебирая интимные места француженки.

— Каждому художнику это крайне необходимо, — продолжил возбуждать её тело.

После получасовых ласк, изнемогая, Клеменс наконец заметила мою, чуть твердеющую мужскую принадлежность.

— Вот видишь, — обрадованно закричала, показывая пальцем. — Ты начинаешь взрослеть.

— Может он от холода набух и закостенел? — пробурчал недоверчиво.

— Давай теперь я, познакомлю тебя с возможностями твоего собственного тела, а заодно и согрею, — радостно вывернулась она из моих рук, запуская одну свою, себе между ног.

— Сделал больно, расцарапал? — обеспокоенно спросил, показывая на низ её живота, — давай смочу слюной, мне всегда становится легче если поранюсь, а сама ты тут не достанешь.

— Лучше бы собака полизала, — болтал деловито и авторитетно, — Бывало, как поцарапаюсь на выгоне, всегда Ветке даю полизать, — зарастает как на собаке. Клеменс резко перестала теребить свой, набухший, моими стараниями, женский половой орган. Выбрав самую жёсткую тряпку, она ожесточённо, почти яростно и быстро протёрла моё тело. Склонившись, принюхиваясь, повторила процедуру в особо ответственных местах.

— Теперь давай лечи, что расцарапал, — припомнила мой недавний разговор Клеменс, раскидывая ноги. — А я, буду согревать тебя.

— Почему все мои победы на любовном фронте идут по одному сценарию, — хотел было задуматься, но сразу сообразил, что просто использую самый оптимальный и беспроигрышный метод. Пожалуй, с разными вариациями, могу применять его довольно долго. Гораздо более разумная и опытная в делах любви, Клеменс, долго не допускала меня до традиционного способа секса, опасаясь беременности. Только когда мне пришлось приказать, попробовать так, «как это делают быки с коровами», был допущен к заду девушки. Своим, едва заметно распухшим и только приподнимающимся членом, толкался во все отверстия, предварительно протирая их тёплой тряпочкой. Как ни странно, обучение было отчасти полезным, а не просто имитацией, как мог бы думать сорокапятилетний мужик засевший в теле этого ребёнка. На ум пришла знакомая фраза: «О сколько нам открытий чудных…». Например; кто бы мог подумать, что проголодавшись на свежем воздухе мы слопаем пять килограмм шашлыка, отдыхая после секса на свежем воздухе и запивая, то и другое, сухим вином и шампанским.

— Видимо, француженки, всё же отличаются сексуальным поведением от русских женщин, — сделал заключение, когда осторожно переложил головку задремавшей девушки с моей руки, на расшитую грубой ниткой подушку. Прикрыв шубой утомившуюся и объевшуюся подругу, вернулся к моим баранам, — вернее козлам.

Ещё подходя к живодёрам, понял, что они отлично слышали все наши звуки любви, чревоугодия и пьянства, хотя и не понимали разговоров на французском. Все в том же голом виде, разрезал верёвку опутывающую руки одного из них. Кинув ему нож, приказал развязать остальных.

— Вы поняли кому вы теперь обязаны служить, — решительно обрубил их поднимающуюся надежду на спасение. Продиктовав им точные приметы закладок со спрятанными деньгами и драгоценностями убитых, приказал принести их, вместе со своими и сохранить там, где сейчас сложили оружие.

— Не собираюсь долго запугивать, но предупрежу, — одно движение против моих интересов, — любой из вас труп, — указал на одного из пытавшихся сбежать с обрезанными поджилками —. Ты, Егор, будешь как и раньше за главного.

— Ползи сюда, — вылечу, — приказал милостиво. Не дожидаясь, подбежал сам, наложил руки на его, разваленные до кости сухожилия и тут же отдёрнул. Лежа на животе бывший главарь недоверчиво смотрел на меня.

— Не болит ведь вроде, — боясь поверить, пробасил громко.

— Ты дурак что ли, — прикрикнул, резко распрямившись, брызнул мочой, омывая его ноги от запёкшейся крови.

— Вставая и прибирай трупы корешей, видишь ноги у тебя целые. Коллега по такому же ранению как у предводителя, скромно и молча, как нашкодивший гимназист, поднял руку, слезливо глядя не меня. Мне стало, почему-то смешно:

— Кто же за тебя скажет «пожалуйста», — Федя?

— Ради Христа, пожалуйста спаси, родимый. — надрывно и пискляво перевёл он свои истинные мысли.

— Да неушто такой шкет, — Бог или апостол? — только что, прикидывал он про себя.

— Сам ты Федя шкет» — произнёс я театрально — укоризненно. Развернувшись спиной к раненому, пошёл, к стоящему на своих ногах, Егору. Тот, внимательно следя за всей сценой, по обалдевшему выражению лица сотоварища, понял, что я угадал его мысли. Бухнувшись на колени, самый умный из этих недоумков — главарь, склонив голову, выдохнул:

— Приказывай Владыко.

— Молодец «Жменя»! — хлопнул Егора по могучему плечу — Сделай «Клопу» всё, как я тебе, только ещё и голову ороси, чтобы впредь не мыслил худое про меня. Переговорив с ним ещё пару минут, проверил, верно ли понял он все мои приказания на будущее и дружески подмигнул на прощание. Окрылённый верой в меня, Егорша кинулся к раненым избавлять их от боли и увечий.

Возможно я способен исправлять не только свои действия, но так же события произошедшие в прошлом, даже без моего участия. Над этим вопросом следует подумать отдельно, когда представится свободное время.

В тулупе на голое тело, бегом, поднёс четыре холста к мольберту и спустя два часа, отнёс, исписанные маслом в экспрессивной манере, обратно к бричке. Не совсем завершённый картон Клеменс, снял с её мольберта. На свежекупленом подрамнике, быстро набросал этюд спящей девушки под живописно разлохматившейся медвежьей шубой. Родившуюся идею интересной композиции воплотил тут же, небрежно воткнув пару шпаг на переднем плане, уронил бутылку шампанского, чуть приоткрыл грудь и контрастно — розовое бедро. Рабочее название будет «Бивуак любви». Задним планом, едва наметил далёкое селение за знакомым изгибом Тобола на почти уже законченной картине, когда наконец проснулась модель. Поцеловав девушку, ощутил, что дурные воспоминания о пережитом недавно, вернулись к ней.

— Где они, — шёпотом спросила, прячась в шубу.

— Всё получилось лучше чем можно было ожидать, — впечатывая слова в её разум, отчеканил громко. Заметил, как облегчённо расправились её хрупкие плечи под грубой шерстью.

— Кстати, тебе причитается половина, — вручил, улыбаясь, тяжёлый кошель с двадцатью царским золотыми червонцами и десятью ассигнациями по пятьсот рублей. Предавая длиннополое пальто, попросил примерить. Сам, уже оделся в простенькую, чуть великоватую рубаху и сильно ношенные штаны. Всю эту рухлядь и деньги, полчаса назад привёз Егор, о чём конечно я не сообщил подруге. Согласно хронометру, мастерской Павла Буре, время подходило к пяти часам. Теперь, проблемой было довести семь свежих этюдов маслом, не размазав работ. Пришлось привязать подрамники снаружи откидного верха, изображая нечто вроде импровизированной передвижной выставки. Хорошо, что комаров и мошек ещё не развелось, иначе налипли бы на масло, испортив этюды. Успешно добравшись до гимназии, (без потерь «нетленок») оставил все работы в пустом, нерабочем коридоре до высыхания вонючего масла. Вернул на кухню гимназии всё, что брали для пленэра. Наконец, тепло расставшись с падающей от усталости Клим, кинулся домой, к тёте Ульяне. Не забыл по дороге забрать сдачу у Павла Мефодьевича, в обмен на расписку.

По рассказам Ольги, тётушка приезжала два раза. На моё счастье, она снова была в отлучке. Понимал, что легко могу переубедить кого угодно, в чём угодно, но на сегодня, желание напрягаться исчерпано до дна. Спокойно разнёс весь заимствованный для пикника реквизит по своим местам, включая деньги.

— Вот часы иметь такие, мне бы не помешало, — помыслил жадно, укладывая карманные часы в красивый футляр. Кстати, время приближалось к семи вечера. Мысленно представив тётю Ульяну, тут же воспринял сильный поток тревоги. Оказывается она, не выказав своего беспокойства слугам, потеряла меня уже после обеда. Вторую половину дня она металась по библиотекам, синематографам, пока не сообразила, что я не имею денег. Объездила всех знакомых и малознакомых жителей Кургана, сообщая мои приметы.

— Как в воду пропал, — думала, входя в ворота нашей усадьбы. Тут я бросился на неё обнимая и целуя в прыжке. От неожиданной радости она забыла злиться на меня, на что и рассчитан был мой приём. Затараторил, рассказывая о своих приключениях с мадемуазель Клеменс, которая ещё вчера приглашала меня к себе на уроки французского. Тётя Ульяна вспомнила этот, побудивший мимолётную гордость, момент.

Подробно расписывал, как приехав в гимназию, спросил у дворника место жительства француженки. Быстро найдя её комнату, разбудил девицу. Читали с ней книги, разговаривали, пели песни на языке Вольтера. Наконец, обратив внимание на мольберт и картины мадемуазель, упросил учительницу поехать на пленэр, попробовать творить в манере художников экспрессионистов; Моне, Мунк, Ренуар, Гоген. Мадемуазель Клеменс купила мне мольберт и краски для занятий на воздухе. Воспользовавшись нашей бричкой, тут же выехали за город. Бегая и играя в лесу, порвал и измазал в траве штаны и рубаху. Очень благодарил тётю, что она разрешила свободно использовать целое воскресенье. Показал мольберт и краски как доказательство, чем очень удивил тётю Улю.

— Где же такое видано, чтобы эта жмотка расщедрилась на такую ценную вещь, — произнесла всё ещё недоверчиво.

— Может потому, что сразу по приезду к ней воспользовался вашим советом, тётечка, — произнёс с наивозможнейшим почтением.

— Ничего я тебе не советовала, такого… чтобы вещи выпрашивать, — резко вспыхнула она, слегка раздражаясь.

— Ну как же тётенька, — продолжил умильно — А кто же меня целоваться учил.

— Так это ты, не выспавшуюся немчуру, с самого с ранья, целовать бросился, — не веря в такую храбрость, подумав, закончила — а она, расчувствовавшись, тебе подарок сделала?.

— Да ты братец — хват и дамский угодник растёшь, — засмеялась, уже полностью освобождаясь от недавней тревоги.

— Постой — ка, так это ты меня в воротах поймал со своими поцелуями и обниманиями, всё по тому же моему совету? — вдруг поняла тётя. Стоя с опущенной головой, я виновато развёл руками. Ульяна, при виде такой картины, непроизвольно хихикнула. Продолжая напряжённо думать, медленно озвучивала свои выводы:

— Сегодня ты, похоже, открыл самый главный свой талант, — управлять людьми. С самого утра овладел вниманием иноземки, о жадности которой легенды до Челябинска идут. Вертел ей как хочется весь день, научился, чёрт знает чему, да ещё ящик с красками припёр.

— Как он называется, — обратилась ко мне, — и где, то, чего нарисовал?

— Это мольберт, в нём палитра с красками… — начал я, но тётя перебила меня вопросом.

— А рисунки где? Пришлось подробно объяснять причину, по которой я не решился привезти свежие этюды, сразу, домой. Услышанное, тётя прокомментировала по своему:

— Выходит, чтобы не тащить в дом, пока ещё воняющие картинки, ты оставил их проветриваться у той же грымзы? В мыслях её, чувствовал восхищение и поиск выигрышных слов и готовых формулировок, которыми она будет разносить новую интересную сплетню по городу. Похоже, мне здорово повезло, что моей родственницей оказалась, такая опытная «ньюзмейкерша».

— Тебя не Василием, а Владимиром, надо было назвать — озвучила промелькнувшую мысль тётушка — Вон как ты овладел мной в воротах, а про бедную шаромыгу иноземную и говорить нечего.

— Положим, что теперь она, не такая уж бедная, и кто кем владел… — заметив мысленно, добавив вслух.

— Так может ей заплатить за урок, если она бедная?

— Это само собой — тут же подхватила разговор родственница.

— Хуже то, что её не расспросишь подробно, о твоих делах и успехах на выезде, немчура она худоязыкая. Я опять удручённо вздохнул и потерянно развёл руками. Оценив мои артистические движения, собеседница обняла меня, притянув к себе:

— Жулик ты и артист, каких свет не видывал, но наш.

Ужин, на этот раз, проходил в комнате тётушки. Принесла его моя Ольга, постоянно и откровенно впивающаяся в меня взглядами. Оставшись наедине, родственница ехидно подметила: — Чему удивляться, что кухаркины девки на тебя заглядываются, если ты иностранку, с постели до постели, весь день таскал как хотел. Глядя на мою довольную улыбку, умная тётя почти догадалась как я таскал француженку. Но, мысленно помолившись, отмела свои измышления как явно преждевременные. Перекрестившись на икону в углу, мы расстались до следующего утра.

В комнате меня уже ждала, дрожащая от нетерпения (хотя сказала, что от холода), моя первая любовь в этом мире и теле, обворожительная Ольга. Пока укладывались, прочитал ей, знакомое с детства, стихотворение:

Однажды отец Онуфрий обходя окрестности Онежского озера обнаружил обнаженную Ольгу. "Отдайся Ольга" — обронил Отец Онуфрий — "Отдашься — озолочу, …

Ольга, лежащая рядом, слушала и крестилась, тихо похохатывая.

— Мне скоро бежать, — наконец шепнула она мне, как команду. Трудно не понять недосказанного, если умеешь читать мысли, если обнажённое девичье тело тыкается в тебя остриями напряжённых сосков…

— Какие же все они хорошие, в этом мире, — восторгался уже в одиночестве. Где — то сейчас убивают людей на фронтах, душат газами, а я тут девок порчу. Но, моё ли это дело — большая политика, если могу дать любовь и счастье, даже одной девушке, даже на день, час или минуту. Должен ли я пытаться осчастливить миллионы, пройдя мимо Ольги, Клеменс, да и мимо себя самого, в конце концов. Кто сказал, что потеря радостей жизни одного, ради сомнительного блага жизни сотен, всегда полезно? Если любой человек — вселенная, с ним рождающаяся и с ним вместе умирающая, почему смерть одной «вселенной» более предпочтительна чем гибель многих? Если конкретнее:

— Мог ли сегодня не убивать шесть человек? Убили бы они француженку, немного разбогатели, женились, родили по ребёнку, а то и двум, трём. Вот явились бы шесть новых — «вселенных», взамен одной никчёмной жизни жадной иностранки. Конечно, Клеменс тоже может родить двух или трёх.

Категории будущности меня не должны волновать. Мне дана власть над настоящим, власть не малая. Уверен, что это всё игра. Не уверен только в том, кто в ней главный игрок. По всей видимости, главный — я, но что же за игрок, если не знаю конечных целей? Правила, в принципе уже понятны, по ходу действий могу иметь некоторые бонусы. Могу подбирать игровое «оружие», «золото», покупать и вербовать «сторонников», «войска», «аптечками» реанимировать нужных бойцов. Почему сегодня не задумывался над созданием точки отката, ни разу? Довольно сложный выдался день, а мысль его переиграть не возникла ни разу. Значит такую силу и уверенность получил, что не помышлял о возможной неудаче. От этой игры, пожалуй, будет сложнее отучиться чем от всех других. Подозрительно прекрасно всё происходит, во время первых шагов в этой жизни — игре. Это, наверное, своеобразные «ясли» для начинающих игроманов. Первые шаги, намеренно, делаются облегчённо — приятными. Главное для разработчиков, чтобы начинающий не кинул игру и не перешёл к другой. Даже если нет никаких сверх — модераторов, полезнее иметь страх, чем быть отвязанным безпредельщиком. «Страх развивал ум людей больше, чем любовь, потому что страх хочет разгадать, что представляет из себя такой-то человек, что он может, чего он хочет: обмануться в этом было бы опасно и вредно! Наоборот, любовь имеет тайное побуждение видеть в другом столько хорошего, сколько возможно, или ставить его так высоко, как возможно: обмануться в этом было бы приятно и выгодно — любовь так и делает». (Фридрих Ницше 15 октября 1844, - 25 августа 1900,) Тяжёлые размышления, безостановочные поиски в интернете, привели к единственно верному выводу:

— «Кто не думает о будущем, тот не может его иметь». Возможно, главная цель, моего появления в девятилетнем теле моего дедушки, — простое повторение опыта перенесения во времени. В первый раз, попадание в этот век произошло случайно, моя сверхзадача, — найти закономерность чтобы управлять перемещением по своей воле. Сколько раз себя верно настраивал, сколько хороших идей не довёл до ума…? Своё же собственное намерение, продвигать нынешние примитивные технологии России к компьютерным, отодвинул далеко на задний план. Но именно развитие этих знаний обещает огромные выгоды, как отсталой царской России, так и моему исследованию перемещения в виртуальную реальность. Наверняка, развитие технологий должно пойти немного другим путём чем в реальности. Возможно в этом и скрыто преимущество здешних открытий. Изобретения совершённые в виртуальности неизбежно будут иными. Будут и худшими, но некоторые, непременно, превзойдут достижения будущего. А если так, то вполне возможно реализовать их в моём, двадцать первом веке. Значит не изобретая игры, не совершенствуя её, а лишь играя в неё сам, наберу лучший штат виртуальных учёных и буду продавать плоды их труда у себя в две тысячи пятнадцатом году. Идея явно не плохая. Весь вопрос в том, как собрать гениев и заставить их работать на себя.