Очень узкий мост

Бен-Цель Арие

Часть пятая

Галереи Кфира

 

 

Глава 1

Антигуа

Передав все текущие дела и отчеты в министерстве, в тот же день Кфир был у Жени, с которым должен был начать работать. Судя по всему, его новый компаньон в полной мере оправдывал то мнение, которое создалось о нем, когда он еще был стажером в Одессе. Его тесное сотрудничество с Борисом и Димой привело к успеху. Началась торговля украинским металлом, и это стало открывать новые горизонты. Женя, несколько раз побывав в Египте, наладил хорошие отношения с местными покупателями. Кроме этого он арендовал маленькое трехэтажное здание в центре Тель-Авива, с великолепной прилегающей стоянкой на шесть машин, где обосновался их первый офис.

Адаптация на новом месте проходила медленно и не комфортно. Трансформация из идеалистов в капиталисты сопровождалась множеством проблем, неудобств и комплексов. В создающейся организации место Кфира было определено весьма нечетко, как это часто бывает в таких ситуациях. Целыми днями он просиживал, выслушивая переговоры Жени с покупателями и читая огромные папки их переписки. Это было тяжело и мало что давало. Часто Кфир вырывался посередине дня в министерство под каким-либо предлогом, навестить старых приятелей. В общем, ему не хватало старой работы, а в новой он себя не находил. Конечно, он мог бы легко вернуться в министерство, откуда время от времени к нему продолжали обращаться с различными вопросами, просьбами и поручениями, которые он с удовольствием исполнял, нередко за счет рабочего времени. Продолжая оставаться в министерстве своим человеком, Кфир, однако, не собирался отступать от новой позиции, которая еще долго оставалась непокоренной.

Это было тяжелое время. Резкий переход с солидной и серьезной должности, хотя и с ограниченным потенциалом, на непонятную должность, с неясными перспективами, явно влиял на его состояние не самым благоприятным образом. На новой работе было скучно, хотелось спать. Часто Кфир занимал себя такой ерундой, как заказы канцелярского инвентаря, выбор занавесок, поиск подходящей мебели для офиса. Ко всему этому он относился крайне серьезно, так как более ответственной работы на данном этапе у него не было. Женя, увлекаясь своими торговыми делами, не находил времени посвящать в них Кфира. Лишь изредка у них получалось посидеть и поговорить о перспективах и планах. Несмотря на все это, Кфир твердо верил, что сможет обрести свое место в создающейся организации.

Торговля металлом процветала. Это было время «дурных денег», как его называли в Одессе. Хаотичный и практически бесконтрольный вывоз ресурсов заграницу приносил огромные барыши. Разваруха происходила на фоне разрухи. Место Жени и Кфира в этой схеме было минимальным, но со временем становилось более значительным и приносило неплохие комиссионные. К тому времени все доходные ниши на постсоветском рынке уже давно были заняты. Однако не все, что логично, правильно. Иногда опоздав, можно все же быть вовремя. Это случай.

Дима понял, что увеличив ресурсы, можно будет увеличить оборот, а соответственно и прибыль. Для этого требовался кредит. Получить кредит на Западе не представлялось перспективным. На местном финансовом рынке, который только создавался, были свои трудности. Не ясно, кому принадлежала идея создания финансовой фирмы, но, как и все блестящие идеи, впоследствии она была представлена как идея Димы. Этот бывший физик, умный, энергичный и амбициозный человек, не совсем приятный в общении, стал во главе достаточно спонтанно росшей организации. Он мог быть ярким примером того, как человек эффективно умеет реализовать свои, не всегда уникальные способности.

Финансовая компания, начавшая функционировать в Одессе под руководством Димы, давала существенные проценты, которые всегда честно выплачивались, за вклады клиентов. Полученные суммы использовались для увеличения оборота торговли металлом. Мизерная часть заработка от торговли шла на расходы по выплате процентов за вклады клиентов. Дальнейшее развитие оборота торговли упиралось в создание международных банковских возможностей, благодаря которым можно было привлечь кроме пассивных вкладчиков людей занимающихся торговлей и нуждающихся в переводах значительных сумм в различные страны. Эта коммерческая часть клиентуры была особенно выгодна для увеличения ресурсного оборота торговли металлом. Там было гораздо больше денег, которые часто оборачивались и поэтому обычно не вкладывались под проценты. Кроме этого были различные возможности, позволяющие, как в банках, увеличить и удешевить кредит, используемый для торговли металлом. Про себя Кфир называл этот период «так закалялась сталь».

Оффшорный банк для всех этих нужд был создан на острове Антигуа в Карибском море. Банк «Маркиз», который с трудом признавался солидными банками как финансовая фирма, со всеми истекающими из этого банковскими нюансами, все же позволял совершать переводы различных сумм куда угодно. Репутация Димы и Бори росла, им доверяли, приносили деньги.

Имея финансовое образование, хотя и не имея почти никакого опыта, Кфиру надлежало создать систему учета этой банковской деятельности. Никогда не ощущаешь себя большим ничтожеством, чем когда берешься за серьезное дело. Два месяца Кфир пыхтел над схемой, пытаясь совместить ее с существующей компьютерной, достаточно простой коммерческой программой. Схема не получалась. «Надо бы взяться за ум!» – говорил ему внутренний голос. «А что делать, если браться не за что», – отвечало второе «Я». «Так и до шизофрении недалеко», – думал он. Параллельно с этим ему приходилось вести примитивный учет с самыми ограниченными возможностями, проводить расследования задерживавшихся переводов, сообщать информацию о состоянии счетов клиентам. Все это делалось на фоне постоянно растущего числа клиентов и количества переводов. Наконец, система постепенно начала функционировать. Работа пошла, и стало легче. В конце каждого дня Кфир посылал Диме баланс, который того очень радовал. На этом этапе Кфир, наконец, почувствовал, что более или менее определил свое место. Работа кипела.

Оффшорный банк по ряду требований резко отличался от оффшорной фирмы. Самым значительным отличием является обязанность отчетности и аудита. В конце первого года деятельности «Маркиза» Кфир самым тщательным образом подготовил детальный отчет. Дима предложил ему самому отвезти его в Антигуа.

Поездка в Антигуа получилась сложной. Из Тель-Авива в Париж. Из Парижа в Нью-Йорк, из Нью-Йорка в Атланту. Из Атланты в Тампу, где Кфир провел несколько дней у сестры. Оттуда был полет в Сан-Хуан – столицу Пуэрто-Рико, и лишь затем в Сент-Джонс – столицу Антигуа. Уже при посадке его впечатлил этот зеленый остров на фоне синего моря. Так называемые карибские цвета аэропорта и близлежащих построек необычно резали глаз. Выйдя из терминала, Кфир подошел к группе переминающихся с ноги на ногу таксистов и сказал первому из них, что ему нужно в гостиницу «Колонна». Гостиница была заказана местным аудитором Стенли. Шофер не знал такой гостиницы. Информация, как по волшебству, моментально прокатилась по всей таксисткой братии. Никто о такой гостинице не слышал. Наш герой уже начал сомневаться, туда ли он прилетел, как вдруг один из шоферов, высокий бородатый негр, с размеренным карибским темпераментом, негромко и несколько растянуто сказал: «Я знаю эту гостиницу, она новая. Я отвезу вас туда».

Почувствовав облегчение, Кфир последовал за шофером. Подойдя к стоянке такси, таксист открыл багажник своей машины. Кфир подошел к правой передней двери. С неподражаемой невозмутимостью таксист спросил: «Хотите вести машину?» Лишь тогда до Кфира дошло, что на острове левостороннее движение и руль с правой стороны. Улыбнувшись, он ответил: «Нет».

По дороге шофер расспрашивал Бен-Гая, откуда он. Приехал ли отдыхать. Бывал ли на острове раньше. В его вопросах не ощущалось особого любопытства. Скорее, это было желание получить информацию с тем, чтобы дать совет или предложить что-нибудь интересное. Узнав, что Кфир здесь впервые, он стал посвящать его в историю острова. Оказалось, что местное население – это потомки рабов, вывезенных из Африки для работы на сахарных плантациях. «Люди здесь очень добродушные, – говорил он, – здесь практически отсутствует преступность. Мало полицейских, а на скоростных трассах нет патрулей».

«А когда мы выедем на скоростную трассу?» – Спросил Кфир, отметив про себя, что они все еще плетутся по узкой, давно не асфальтируемой дороге. «Мы уже на скоростной трассе», – в той же невозмутимой манере ответил таксист.

Гостиница «Колонна» была открыта, как оказалось, за день до приезда Кфира.

«Мы приветствуем вас, – сказал вышедший навстречу директор. – Вы наш первый посетитель!»

Вся атмосфера с момента посадки все больше и больше походила на какой-то фильм, в центре которого находился наш герой. Нарастало ощущение «дежавю».

Расположившись в номере, Кфир вышел в лобби. Там было пусто. Выйдя на улицу, он понял, что на обозримом расстоянии по обе стороны дороги ничего не наблюдается. Вечер только начинался, а делать было ничего. Это была, наверное, единственная поездка, в которую он забыл взять книгу, за что дорого поплатился. Вернувшись в номер, попытался включить телевизор, но как оказалось, гостиница еще не была подключена к телевизионной сети. Прочитав всю информационную литературу, которая обычно находится в гостиничных номерах, Кфир все еще не хотел спать и долго просто лежал в постели.

Проснувшись рано и приведя себя в порядок, пошел завтракать. Войдя в ресторан, и в очередной раз убедившись, что кроме него в гостинице никого нет, он сел за столик на веранде, выходящей на берег. Вид берега со всей его растительностью, цвет воды и неба, отражавшего восход с его удивительно нежными красками, был непередаваем. Кфир сидел и смотрел, не веря, что такая красота существует, и он ее видит не во сне. Завороженный этой неописуемой карибской красотой, он не заметил, как к нему подошла официантка. Женский голос, размеренный и невозмутимый, с типичным диалектом и колониальной вежливостью вывел его из гипнотического состояния:

– Сэр! Хотели бы вы позавтракать, сэр? – Перед Кфиром стояла молодая, полная, высокая негритянка. Ее широкое лицо выражало одновременно радушие и бесстрастность, а широко расположенные глаза как бы чему-то удивлялись в ожидании ответа на довольно странный вопрос.

– Да, я бы позавтракал, – ответил Кфир, расслабленно улыбаясь, еще ошарашенный Карибским пейзажем.

– Хорошо, сэр, – ответила она, не меняя выражения лица.

– Сэр, – произнесла она вновь.

– Да, – спокойно ответил Кфир, переставая удивляться.

– Хотели бы вы кофе, сэр? – спросила она, не меняя тона.

– Да, – ответил он, – я бы с удовольствием выпил кофе.

– Извините, сэр. Кофе не будет, сэр, – невозмутимо продолжала она.

– Почему нет?

– Кофемолка сломалась, сэр.

– Хорошо, пусть будет чай, – сказал Кфир, вновь ощущая уже знакомое «дежавю».

После завтрака, еще раз проверив содержимое своей папки и добавив к своему туалету галстук и пиджак, Бен-Гай вышел в лобби. Было еще без пятнадцати девять, но Стенли уже ожидал своего гостя. Аудитор, невысокий, симпатичный шотландец, встал на встречу. – «Кфир?» – спросил он. Это несколько напоминало другую встречу, другого Стенли с доктором Ливингстоном. В обоих случаях было трудно ошибиться.

По дороге в офис Стенли интересовался гостиницей и сервисом. Оказалось, что «Колонна» была его клиентом. Стенли Сад оказался легким и приятным в общении, но работа с ним была непроста. Рассортировав весь привезенный Кфиром материал, и разложив его по не совсем понятному принципу на большом столе в комнате для заседаний, он начал артиллерийскую подготовку, состоящую из общих вопросов. Проработав большую часть дня (к счастью, у Стенли кроме Кфира были и другие заботы), он предложил помочь ему взять напрокат машину на время пребывания на острове. Агентство по прокату машин находилось в том же здании, и Кфира нисколько бы не удивило, если бы оно тоже было клиентом Стенли.

Взяв напрокат небольшой джип, Кфир легко добрался до гостиницы, где по-прежнему кроме него никого не было. Переодевшись, он отправился изучать остров, руководствуясь рекомендациями Стенли. Для начала Кфир отправился в так называемый центр города. Если учитывать понятие о пропорциях, усвоенное от шофера такси во время езды по «скоростной трассе», то Сент-Джонс вполне можно назвать городом. В этом маленьком, за некоторым исключением почти одноэтажном городе, было очень мало привлекательного. Казино, в которое Кфир заглянул лишь однажды, ему не понравилось. Рынок сувениров с местными художниками, который он посетил дважды, был мал и не представлял особого интереса. Местный музей, некая смесь исторического и краеведческого, располагался в старом небольшом двухэтажном здании. В нем Кфир провел около двух часов. В книге гостей не оказалось ни одного посетителя из Израиля, и наш герой был первым, который в ней расписался.

На следующее утро Кфиру уже не терпелось скорее сесть на веранде ресторана – с тем, чтобы вновь погрузиться в транс созерцания завораживающей красоты Карибов при лучах восходящего солнца. Повторяя эксперимент предыдущего утра, он отметил, что дыхание его было замедленно, глаза расширены, и застывшее выражение лица с приоткрытым ртом вряд ли льстило его интеллекту. В этот самый момент он услышал уже знакомый голос, очень своевременно способствующий его возвращению в реальный мир. Да, все в природе должно быть сбалансировано, так что одно компенсирует другое, подумал он.

– Сэр. Доброе утро сэр! – сказала все та же официантка, возрождая все то же ощущение «дежавю» и тоску по утреннему кофе.

– Доброе утро, – ответил Кфир, пытаясь не выдавать своих чувств.

– Хотели бы позавтракать, сэр? – спросила она все в той же манере.

– Да, я бы позавтракал, – ответил он, морально подготавливаясь к следующему вопросу.

– Хорошо, сэр, – сказал она и после традиционной небольшой паузы все в той же несколько торжественно-чопорной манере, наконец, перешла к столь беспокоящему Кфира вопросу:

– Хотели бы вы хлеб, сэр?

На секунду ему показалось, что его лицо вновь приобрело то выражение, на котором он поймал себя несколько минут назад при восхищении карибским пейзажем. Такого поворота событий он не ожидал. Овладев собой, не спеша, Кфир ответил:

– Да, я бы хотел хлеб.

– Извините, сэр. Хлеба не будет сэр.

– Почему нет?

– Замок в комнате хлеба сломался, сэр, – и после очередной паузы добавила, – есть булочки сэр.

– Хорошо, пусть будут булочки, – ответил он, почему-то вспоминая Марию-Антуанетту.

На второй день работы Сад больше не использовал артиллерию. Он вел прицельный огонь. Бумаг на столе заседаний больше не было. Вопросы были сложными. Это был утомительный день, которым Стенли, по-видимому, остался доволен. Он был хорошо подготовлен. О себе, к сожалению, Кфир не мог сказать ничего похвального. Закончив совместную работу, примерно в три часа, он опять вернулся в «Колонну», переоделся и поехал дальше исследовать остров. Не имея особого желания возвращаться в Сент-Джонс, он решил направиться в глубинку. По дороге он размышлял над вопросами Стенли и над своими ответами, пытался предвидеть вопросы, предстоящие ему на следующий день и подготовить на них ответы. Небольшой опыт работы со Стенли позволял Бен-Гаю сделать некоторые, пока нечеткие выводы по поводу его стиля аудита.

Мысли, связанные с работой, отвлекали его от дороги, по которой нужно было ехать с левой стороны. Его же постоянно тянуло на правую. Положение усугублялось еще и тем, что джип был европейской модели, то есть с рулем с левой стороны. Ему постоянно гудели, и едва избежав очередного столкновения, он возвращался на левую часть дороги. К счастью, на «скоростных шоссе» Антигуа не такое уж интенсивное движение, хотя дороги, извилистые и холмистые, далеко не в лучшем состоянии.

Штаб Флота Южных морей Британской Империи, базировавшийся в свое время на острове под командованием Адмирала Нельсона, произвел на Кфира впечатление. В то время он еще не знал, что англичане были одними из последних, присоединившихся к дележу американской добычи, однако быстро наверстали упущенное. Не знал он тогда и о том значительном вкладе своих соплеменников в открытие и освоение Северных Центральных и Южных Американских территорий и об их содействии Англии в борьбе против Испании.

На следующее утро, встав как всегда рано, Кфир начал готовиться к предстоящему дню. Приняв душ и побрившись, он хотел выйти из ванной комнаты, но дверь не открывалась. Слегка подергав ручку, он попробовал опять, но и это ни к чему не привело. Кфир не любил опаздывать, тем более что в Антигуа не было пробок, так что никакой серьезной причины для опоздания быть не могло. Он начал нервничать и сильно крутить ручкой влево и вправо, но дверь не поддавалась. Пытаясь не терять самообладания, он начал кричать, чтобы его услышали. Однако он все еще оставался первым и единственным гостем «Колонны», а номер его почему-то был не так близко к какой-либо из служб гостиницы. Наверное, со стороны, это была очень смешная сцена. Ему, однако, было не до смеха.

Отчаявшись быть услышанным, он решил высадить дверь. Увы, физическая подготовка и уверенность в силе оказались неуместны. Имея лишь теоретический опыт высаживания дверей из фильмов, Кфир очень скоро понял, что скорее высадит себе плечо.

Он был в отчаянии. Ситуация усугублялась еще и тем, что Сад обещал в этот день познакомить Кфира с министром юстиции и внутренних дел острова. Точного времени он еще не знал, но предполагал, что встреча, по-видимому, состоится с утра.

Весь в поту и в отчаянии Кфир не знал, что делать. Нужно было взять себя в руки, успокоиться и что-то придумать. Как ни странно, именно когда он пытался овладеть собой, а может быть, когда пыл стал слегка остывать, Кфир вновь почувствовал часто сопровождавшее его с момента приезда на остров «дежавю». И вдруг он понял! Это Герман Вук и его замечательная вещь «Не останавливайте карнавал», давно прочитанная им и оставившая неизгладимое впечатление. Эту книгу когда-то дал ему его дядя Джек. В ней описывается некий деятель искусства, уставший от постоянной конкуренции и ритма жизни на Манхеттене. Купив небольшую гостиницу на одном из Карибских островов, он уезжает туда руководить своим бизнесом. В процессе налаживания работы гостиницы герой книги сталкивается с местным темпераментом и культурой, которые оказываются для него более непреодолимыми, чем бешеный ритм жизни Манхеттена.

Книга «Не останавливайте карнавал» ему настолько понравилась, что он послал ее сестре с самыми положительными рекомендациями. Поняв, наконец, каков источник преследовавшего «дежавю», у Кфира появилась навязчивая идея позвонить сестре, чтобы узнать название острова с «неостанавливаемым карнавалом». Все, что он увидел на острове, один в один совпадало с описанным Германом Вуком.

Воспоминание о давно прочитанной книге несколько успокоило нашего героя. Однако ему еще предстояло преодолеть заклинившуюся дверь. Несколько успокоившись и услышав внутренний голос «не спеши, а то опоздаешь», осторожно, даже с какой-то нежностью, он положил руку на ручку, и… дверь поддалась! Недаром дверь женского рода, подумал Кфир со вздохом и пошел одеваться.

Приехав вовремя в офис Стенли, Бен-Гай увидел ожидавшего в приемной высокого мужчину с бородой, по внешнему виду очень напоминавшего его шофера такси, но лучше одетого. Сразу же вышедший из своего кабинета Стенли представил его как министра юстиции и внутренних дел. Да, день явно начинался нестандартно, однако прошел более или менее ординарно. После встречи с министром была очередная сессия вопросов со стороны Стенли и ответов со стороны Кфира. Вопросы становились менее сложными и целенаправленными. Ответы, соответственно, более простыми. Кроме этого приобретался какой-то опыт работы, и к концу дня Кфир больше не ощущал себя изнуренным.

На следующее утро, из осторожности Кфир не закрыл дверь из ванной. Однако когда он намылился под душем, прекратила идти вода. Этот знакомый феномен из советских гостиниц как-то не вписывался в местную экзотику. Работая в странах «дикого востока», он приобрел навык не намыливаться полностью – с тем, чтобы в случае прекращения воды было легче выйти из кризисной ситуации. Кто же мог подумать, что здесь, на фоне всей этой карибской красоты и вежливости со стороны столь добродушного населения, в совершенно новой, хорошей гостинице, где он все еще оставался единственным гостем, такое может произойти. Нет! Такое может быть там, в том далеком и хорошо знакомом ему мире, но не здесь.

Время шло, а воды не было. Так как на телефонные звонки из администрации никто не отвечал, Кфир решился на отчаянный шаг. Завернувшись в полотенце, с ключом в руке (он помнил «Двенадцать стульев»!), Бен Гай вышел в лобби. Там никого не оказалось. Нажав на звонок в приемной несколько раз, Кфир убедился, что теряет время. Из внутреннего двора гостиницы доносились негромкие голоса. Ничего не оставалось, как выйти туда. Во дворе стоял водовоз, а около него собрался весь знакомый штат гостиницы. Его появление привлекло внимание всех героев этой сцены. С выражением степенного любопытства все лица не спеша повернулись в сторону нашего героя. «У меня в душе прекратилась вода», – произнес Кфир с некоторой растерянностью, вспоминая, что у Германа Вука есть очень похожая сцена.

«Не беспокойтесь сэр. Сейчас водовоз опорожнится, и снова пойдет вода, сэр», – как всегда вежливо и с достоинством сказал работник приемной. Действительно, минут через пять после возвращения в номер, в душе пошла вода.

На этот раз он все-таки опоздал к Стенли. Объяснив ему причину своего опоздания, в ответ он услышал глубокий вздох, сопровождаемый разведенными руками. Кфир понимал, что деятельному Стенли, как и герою Вука, было непросто в этой всегда спокойной и невозмутимой среде.

Кфир улетел из Антигуа с чувством удовлетворения. Во-первых, аудит был пройден, так что с профессиональной точки зрения поездка была удачной. Его отчет оказался удовлетворительным, а опыт, приобретенный благодаря работе с аудитором международной фирмы, был очень ценен. Кроме того, он побывал на острове необыкновенной красоты и познал другую, до сих пор неведомую ему культуру. Это была незабываемая поездка.

На обратном пути по тому же маршруту он вновь остановился у сестры во Флориде. Вместе они нашли «Не останавливайте карнавал», и Кфир понял, что в книге описывается другой остров, но тот же менталитет. Перелистывая страницы, он в очередной раз восхищался искусством Вука, который с тонкостью и юмором передавал теперь уже в некоторой степени знакомые Кфиру картины. «Искусство, – думал Кфир, – это оформленный определенным образом сценарий. Чем изящнее оформление, тем больше искусства».

 

Глава 2

Баку

Возвратившись домой после более чем двухнедельного отсутствия, он начал разгребать массу скопившейся работы. Текучка, которой приходилось заниматься в первую очередь, наряду с запланированными проектами, почти не оставляла свободного времени. Иногда приезжали Дима с Борисом. Время от времени Дима присылал своих бухгалтеров для ревизии. Подобные проверки очень мешали работе, хотя отношения с ревизорами всегда были хорошими, несмотря на их излишнее рвение в некоторых случаях.

Отношения с Димой у Кфира не складывались. Причиной не было его излишнее недоверие. Будучи человеком с нестандартным мышлением, Дима, как и многие люди подобного калибра, имел слабость – тщеславие. Слабость многих умных людей заключается в их уверенности в собственной гениальности, что на деле делает их гораздо глупее. Другими словами нужно быть действительно очень умным, чтобы не считать себя самым умным. Отсутствие способности признать собственную ограниченность и является той самой слабостью. Тщеславие – двигатель прогресса, но и тормоз процесса.

Бывало, Кфир во время споров говорил об этом Диме – не всегда в самой деликатной форме. В такие моменты Женя и Борис обычно молчали. Вряд ли подобные высказывания сопутствовали улучшению отношений в их группе. Кфира всегда возмущала черта Димы выслушивать чужие идеи, а через некоторое время представлять как свои. Однако в споре, как известно, рождается истина. Организация росла и процветала, система становилась более проработанной и более эффективной. Работа шла в гору.

В какой-то момент к Кфиру обратились из министерства с просьбой поработать несколько недель в Ташкентском посольстве в качестве консула. Трудно передать, как ему этого хотелось. Но поговорив с Женей, он был вынужден отказаться от этой идеи. Доводы Жени о том, что система сыровата, в ней довольно часто бывают сбои, были логичны. Конечно, он и сам все отлично понимал. Но просто не мог пройти мимо такой возможности, не попытавшись ею воспользоваться.

Все вернулось в свою колею. Работа постепенно начала приобретать рутинную форму, становясь более налаженной. Время от времени Кфир с Женей бывали в Одессе, где в то время у него еще было много друзей. Эти поездки стали для него отдушиной.

Через некоторое время к Кфиру вновь обратились из министерства, на этот раз с просьбой заменить консула в Бакинском посольстве. Он как-то уже был в Баку пару дней. На сей раз, Кфир решил не упускать подобной возможности. Работа была налажена. Его помощница, подготовив всю черную работу, могла принести ее Жене на проверку. Дополнительным аргументом в споре с Женей стал потенциал связей с Азербайджаном.

Как раз в это время Алекс приехал в отпуск. Следует упомянуть, что за год до этого он был переведен из Тбилиси в Баку. У него заканчивался контракт, но ему предлагали остаться еще на год. Он пришел посоветоваться с Кфиром. Побаиваясь столь большой ответственности, Кфир не спешил ему советовать. Алекс настаивал. Кфиру импонировало, что этот умный и знающий человек просит у него совета. В конечном итоге, он сказал, что уж если перемена неизбежна, то лучше раньше, чем позже. Алекс тоже так думал. К сожалению, Алекс уехал из Баку за несколько дней до его приезда.

Бакинское посольство было больше и приятнее, чем в Тбилиси. Некоторых сотрудников Кфир знал еще по старым временам. Познакомившись с послом, он понял, что аргументы Алекса были обоснованы. Да, ему явно не везло с послами. В посольстве много говорили об Алексе, но больше о женщине, которая к нему приезжала. Об Алексе говорили в основном с симпатией, а вот о его знакомой – совсем нелестно. Преобладало мнение, что Оля (так ее звали), несколько недель просидевшая в посольстве, вела себя несколько вызывающе, что привело к конфликтам с некоторыми сотрудниками. Кое-что Кфир о ней слышал и от Алекса, но ни разу ее не встречал.

Итак, приехав в Баку на кратковременную работу, Бен-Гай с энергией окунулся в свою консульскую деятельность, со всеми вытекающими из этого аспектами, которые, кроме всего остального, осложнялись осенними праздниками.

Проведя несколько интенсивных дней в посольстве, он присоединился к культурному атташе в поездке на север. Поездка оказалась, как и думали, очень интересной и полезной, однако и достаточно утомительной. Они побывали в Угозе, Шаки, Кубе и Гяндже. Вернулись перед Йом Кипуром, и после молитвы вечером в синагоге Кфир с чистой совестью и огромным удовольствием пошёл домой спать. С момента его приезда ему никак не удавалось выспаться по разным причинам, а так как на Йом Кипур они естественно не работали, Кфир очень надеялся отоспаться.

Вернувшись на свою служебную квартиру, с которой едва успел ознакомиться, он переоделся и с величайшим удовольствием лёг спать, предварительно положив «беретту» под подушку по привычке, приобретённой в смутные тбилисские времена.

Заснул почти сразу же, очень крепко. Вскоре раздался звонок в дверь. Было уже довольно поздно, по-видимому, одиннадцатый час. Кфир никого не ждал. Его никто не предупредил ни о чём по телефону, так что он решил, что это ошибка. Он был очень утомлён и в надежде, что это недоразумение как-то само собой разрешится, решил не реагировать. Звонок повторился опять и на сей раз более агрессивно. Что-то, по-видимому, произошло, подумал он и, пошатываясь, поплёлся к двери.

Открыв первую дверь и посмотрев в глазок наружной двери, Кфир увидел круглое лицо полного мужчины среднего роста, похожего на атташе. «Да, наверное, что-то случилось», – подумал он, безответственно открывая наружную дверь.

Его инстинкт самосохранения, так часто помогавший ему в прошлом, явно атрофировался, благодаря нормальной жизни. Как только он открыл дверь, его обхватили удивительно сильные руки. Сильные настолько, что он, сам физически крепкий и натренированный, не успел и не смог издать ни единого звука. «Сейчас будет нож…» – с тоской подумал Кфир, вспоминая о «беретте», халатно оставленной под подушкой. Впоследствии он не помнил, промелькнула ли у него перед глазами вся жизнь, как об этом говорят, но в тот момент не сомневался, что это конец…

Как ни странно, это «профессиональное объятие» прекратилось так же внезапно, как и началось. Визитер сказал что-то насчёт праздника, поцеловал по-кавказски и мигом удалился вниз по лестнице.

Кфир все еще стоял в открытой двери, пытаясь поймать дыхание и собраться с силами, хотя так до конца и не понял, что нужно сделать, и что, в общем-то, произошло. Закрыв обе двери на все замки, он сел в коридоре обдумать происшедшее и отдышаться.

Придя в спальню и немного успокоившись, попытался заснуть, но не смог. Он просто провалялся всю ночь. Когда через день утром за ним заехал шофёр, он рассказал ему о странном происшествии. «А, это Рагим!» – сказал тот уверенно. «Он дружил с твоим предшественником и, по-видимому, хотел тебя поздравить».

Как-то в городе возле машины Кфира кто-то резко затормозил. В водителе он узнал человека с железными руками, перебившего его сон. «Это он был у тебя? – Спросил шофер. – «Это Рагим!» Из машины вышел моложавый, полноватый крепыш среднего роста. На правах старого знакомого и с подкупающей улыбкой он подошел к Кфиру и протянул руку. Рукопожатие его маленькой ладони оказалось на редкость крепким, напоминая о недавнем объятии. Не особенно церемонясь, Рагим пригласил Кфира поужинать с ним в ресторане. Эта чисто кавказская напористость отталкивала. Попытки деликатно отказаться ни к чему не привели. На Кавказе деликатность воспринимается как слабость. Вечером в ресторане, в отдельном кабинете, среди не поддающейся описанию кавказской гостеприимности, обилия угощений и спиртного, Рагим рассказывал о себе. Он оказался Олимпийским призером по вольной борьбе, инженером, отказавшимся от научной карьеры ради бизнеса. Как и все он искал связи с Западом.

Несмотря на хитрость, сквозившую в Рагиме и нескрываемые интересы, этот человек вызывал симпатию. Что-то, не поддающееся определению, подкупало в этом человеке.

Все застолья, как это принято на Кавказе, сопровождались обильной выпивкой. Пытаясь подбодрить Кфира и заставить его быть менее сдержанным, Рагим как истинный спортсмен Олимпийского уровня поглощал спиртное в невообразимом количестве. Каждый раз после застолья с Кфиром, он обычно садился за руль и нормально вел машину, однако, не всегда останавливаясь на красный свет. Он обязательно доводил Кфира до двери, не позволяя ему одному подниматься по лестнице.

Столь активная опека, конечно, претила независимому нутру нашего героя, однако та же европейская деликатность, а также некоторые интересы заставляли его быть терпеливым. Рагим был человеком со связями, которые могли оказаться полезными, как на новой, так и на старой работе. Во время ужинов Рагим рассказывал массу интересных вещей о том, что происходило в стране. Было ясно, что делал он это неспроста. Несомненно, они присматривались друг к другу.

С утра гладко выбритый и в свежей рубашке с галстуком Кфир всегда был в посольстве. Кроме приемов, которые устраивались через день, он вел массу другой работы. Нередко бывая в городе по различным делам, он все больше убеждался в том, что его первое суждение о Баку оказалось неверным. Это замечательный, интересный и красивый город.

Время пролетело как всегда быстро. Подошла пора отъезда. Кфира провожали почти все сотрудники и конечно Рагим, который лишний раз, демонстрируя свои связи, довел его до самого входа в самолет.

Сидя в самолете и «перелистывая свои впечатления», Кфир попытался облечь их в рифму:

Этнографические записки

I Герой сего моего сказанья, Дитя Восточных дальних гор Жил без особого призванья, Любил застолье, разговор. II Он, по утрам проснувшись поздно, Опохмелявшийся гурман, Вздыхал и охал очень грозно, Он, Наливаев Разливан. III По мере дня и ходу солнца Шагал за ним и наш герой, Шёл равномерно, грациозно Меняя облик на другой. IV На завтрак Хаши выпивая, Подняв бокал, гласил: «Давай!» И постепенно пробуждался В нём Выпиваев Наливай. V За утро сделав пару сделок И сев в такси, а не в трамвай, К обеду в нём определялся Уж Отливаев Выпивай. VI Обед обильный и восточный Желудок медленно варил. На языке уже не точном Герой наш тосты говорил. VII Друзья в обилии сидели За очень красочным столом, Между тостами песни пели О дружбе, славе, дорогом. VIII Обед тянулся очень долго, Степенно в ужин перейдя. Сидеть в застолье очень сложно, Тем более не выходя. IX И наш герой, из той закалки, Что бодро скажет: «Наливай!», На том этапе превращался В «наш друг» Бельваев Отливай. X На небесах горели звёзды, Луна светила над горой Уставших, песни замолкали, Молчал средь них и наш герой. XI На дня исходе засыпая, В попытке разыскать диван, Формировался доползая В нём Засыпаев Белеван. XII Ночные бдения творились До поздней стадии утра. А утром снова в жизнь вводились По той же схеме как вчера.

 

Глава 3

Оля

Возвращение домой стало для Кфира чем-то вроде холодного душа. Он больше не был «господином консулом», и у него не было шофера. Это короткое посещение того, другого мира осталось в памяти как сон об удивительном прошлом. Сон, на продолжение которого наш герой надеялся каждую ночь.

После возвращения Алекса их контакт стал менее регулярным. По-видимому, ситуация, при которой они жили в одной стране, не так уж далеко друг от друга, позволяла более ослабленный режим общения. Каждый был занят своей работой. Алекс работал на предприятии наукоемких технологий, а Кфир был с головой погружен в бизнес, который практически создавался, постепенно обретая новые формы. Тем не менее, бурная абсорбция на земле обетованной не мешала им время от времени перезваниваться. Это было время, когда мобильные телефоны становились не только популярны, но и доступны.

Все улеглось, вошло в свою колею. Алекс по пятницам, когда все нормальные люди не работают, стал иногда появляться у Кфира на работе. Сначала он разговаривал только с ним, но со временем уже был в дружеских отношениях со всеми сотрудниками. Особенно хорошо у него сложились отношения с бухгалтером Ави – пожилым мужчиной с левыми взглядами, любившим поспорить о политике.

По пятницам обстановка у Кфира на работе была еще менее формальная, чем обычно. Однажды кто-то предложил заключить пари на бутылку вина. Спор шел на какую-то политическую тему. Возникшая атмосфера была очень располагающей и приятной, так что все уже в какой-то мере ожидали пятницу и очередной спор. Бутылка на четверых человек – довольно умеренная порция. Подобные застолья бывали не чаще раза в месяц, и все, согласовав очередную дату, ждали ее. К тому времени Алекс уже был своим человеком в этом небольшом коллективе. Так возник «клуб споров».

Алекс обладал удивительным чутьем в том, что касалось работы. Когда он чувствовал, что предстоят какие-либо перемены, в частности, сокращения, он сразу же начинал поиски другого места. Обычно он обсуждал это с Кфиром.

Время от времени Алекс жаловался на боли в спине. Это бывало после очередного сеанса физиотерапии, которую он проходил недалеко от работы Кфира. Он не особенно любил обсуждать свои недуги, но в какой-то момент рассказал, что врачи не в состоянии поставить какой-либо диагноз, а разные методы терапии, которые они рекомендовали, оказались неэффективными.

Несколько раз Алексу приходилось менять работу. Судя по его рассказам, каждая последующая работа оказывалась обычно лучше и интереснее, чем предыдущая, что и должно соответствовать карьере способного человека. Работа была связана с большим количеством поездок, как в европейские страны, так и в государства бывшего СНГ. Часто за «употреблением» результатов какого-нибудь спора все с удовольствием слушали его рассказы об очередной поездке, встрече или приключениях, которые нередко случаются в пути.

Однажды Алекс рассказал Кфиру, что приехала его знакомая Оля. Он предложил посидеть с ними в кафе. Затем прямо добавил, что хотел бы узнать его мнение о ней. Подобное доверие, по-видимому, говорило о настоящей дружбе. Оправдал ли Кфир это доверие? Будучи предвзято настроенным к Оле, после услышанного о ней в Баку, Кфир не был уверен в своей объективности. Тем не менее, когда позднее он выразил Алексу свое не самое лестное мнение о ней, тот признался, что оно совпадает с мнениями других. Правильно ли он поступил, согласившись на эту встречу и беря на себя такую ответственность? С другой стороны, мог ли он ему отказать? Это была одна из тех проигрышных ситуаций, о которых всегда вспоминают с сожалением.

Оля уехала. Алекс редко говорил о ней. Иногда он упоминал, что помогает ее детям учиться. Непонятно, насколько эта женщина была ему важна, и как он отнесся к их разрыву. По-видимому, это не было для него просто. Однако (Кфир знал это по себе), холостые самцы человеческой породы – это животные, слабо поддающиеся дрессировке. Как у всех старых холостяков, у Кфира и Алекса не было больших требований к женщинам. У них были мелкие требования. Проблема заключалась в том, что их было много…

Тема Оли время от времени возникала. Однажды Алекс сказал, что, судя по тому, что она говорила, ей полагалась виза на ПМЖ. Он спросил, не мог ли бы Кфир устроить проверку ее документов. Проконсультировавшись со своими бывшими коллегами, Кфир все устроил. Как раз в это время его хорошая знакомая, одна из лучших экспертов МИДа, находилась в качестве временного консула в Петербурге. Подобные временные приемы консулов вне консульств обычно пользовались большим спросом, и попасть на них было достаточно сложно.

Кфир обо всем договорился. Олю ждали в назначенный час, но она не пришла. Алексу она сказала, что заболела, а он пытался сделать вид, что поверил. Однако в ответ на скептический вздох Кфира, он поднял брови и развел руками. У Кфира было впечатление, что, несмотря на разочарование, он подсознательно ожидал нечто подобное.

 

Глава 4

Бегство

Работа постепенно налаживалась. Со временем все становилось более рутинным. Однако мнимая стабильность оказалась лишь легкой завесой того, что является самым постоянным в нашей жизни – непредсказуемости.

Как гром среди ясного неба, прозвучал телефонный звонок. Была пятница, около восьми утра. Дима звонил Жене:

– Женя, я в Киеве. Мне срочно нужно уехать. Мне нужно приехать к вам. Срочно! – в спокойном, но несколько более чем обычно сдержанном голосе Димы ощущалось напряжение.

– Когда ты хочешь быть у нас? – спросил Женя, еще не понимая ситуации до конца.

– Сегодня Женя, сегодня! – довольно мягко, но с железными нотками в голосе тихо ответил Дима.

– Я перезвоню через десять минут, – сказал Женя, начиная понимать экстремальность ситуации. Будучи офицером с немалым оперативным опытом, он понял, что не время задавать вопросы. Немедленно связавшись с агентом турбюро, он заказал Диме билет на рейс Киев-Тель-Авив на два часа дня. Через несколько минут Женя позвонил Диме и сказал, где он сможет получить билет.

– А как с визой? – спросил Дима.

– Насчет визы звони Кфиру, – лаконично ответил Женя.

В то время процесс получения визы в Израиль был сложным, длинным, а иногда и достаточно унизительным. Конечно, можно к этому относиться критически, но среда диктовала свои законы. В данном случае ситуация усугублялась еще и тем, что в пятницу посольство было закрыто.

– Кфир! Это Дима. Я в Киеве, недалеко от вашего посольства. Мне нужна виза. Посольство закрыто.

– Знаю, – перебил Кфир. – Женя уже звонил. Какие документы у тебя есть?

– Паспорт, – ответил Дима.

Пожалуй, это был первый и единственный раз, когда за все годы их знакомства Кфир услышал какую-то неуверенность в голосе Димы.

– Какой паспорт? – спросил Кфир, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Заграничный паспорт! – в голосе Димы прозвучала вновь приобретаемая уверенность.

– Хорошо, жди.

Кфир знал, что сотрудники посольства работают, хотя посольство закрыто. Он не был уверен, находился ли там его старый приятель Галили. На него была вся надежда. Набрав посольский номер, Кфир попросил его к телефону. Через несколько секунд он услышал знакомый бас:

– Галили слушает.

– Старина, это Кфир. Выручай. Внизу у входа стоит человек по имени Дмитрий. Ему нужна виза, сейчас, – сказал он спокойно, с некоторым ударением на последнем слове.

Следует подчеркнуть, что назвать такую просьбу неординарной, было бы явной недооценкой. Реакция Галили была выше всех ожиданий.

– Будет сделано, – лаконично, но с налетом легкой симпатии в голосе ответил Галили.

Через несколько минут вышедший охранник пригласил ошеломленного Диму в посольство, а через пятнадцать минут Дима вышел оттуда с визой. Через полчаса получив билет, Дима ехал в аэропорт, а еще через несколько часов, за ужином в старом Яффском порту, Дима рассказывал Жене и Кфиру о том, что произошло.

История была достаточно короткой. В четверг вечером Диме домой позвонили. Какой-то доброжелатель сообщил, что его собираются похитить, и чтобы он, не теряя времени, куда-нибудь пропал. Не пытаясь ничего понять или предпринять, Дима схватил спортивную сумку и, бросив в нее несколько необходимых вещей, вечерним поездом уехал в Киев, откуда сразу же позвонил Жене.

Возникало много вопросов. В нездоровой среде середины девяностых организованная преступность переорганизовывалась и утверждалась. Постоянно велся отстрел бизнесменов. Часто богатых людей похищали, и далеко не всегда помогал выкуп.

Дима рассказал, что знал своего уважаемого доброжелателя, звонившего из-за границы. Сказал ли уважаемый человек правду или просто пытался припугнуть Диму, формируя «условный рефлекс» на будущее? Ситуация оставалась неясной. Дима ждал звонка.

Нужно было решать в создавшейся ситуации, как продолжать работу. Вся одесская группа сотрудников оставалась на местах. Теоретически можно было продолжить работу из Израиля. Однако слухи в очень короткий срок должны были сделать свое дело. Люди престанут вкладывать деньги. А те, кто вложил, попытаются забрать. Никто не станет рисковать деньгами в фирме, глава которой находится в бегах. Это прогнозируемое начало обвала организации было вполне реальным. Не требовалось большой фантазии для дальнейшего развития сценария.

Было решено, что Дима будет пытаться поддерживать активную связь с клиентами, начиная с самых крупных. Боря, остававшийся в Одессе, и которому вроде не грозила никакая четкая опасность, будет содействовать продолжению работы одесских сотрудников. Это была единственная возможность попытаться спасти бизнес.

Обороты сократились, но работа продолжалась. Дима постепенно начал обживаться. Поселившись в шикарной гостинице, он приходил в офис и работал вместе с Женей и Кфиром. Вскоре на некоторое время к нему приехала любовница. После ее отъезда, предварительно поменяв гостиницу, Дима привез к себе семью. Время от времени ему звонил тот самый доброжелатель и говорил, что нужно еще подождать, хотя слова звучали обнадеживающе. Возможно, продолжалась установка «условного рефлекса». Дима провел в Израиле несколько месяцев, после чего ему было разрешено вернуться.

Эпизод бегства Димы стал началом их ухода с рынка торговли металлом. Возможно, это и являлось целью тех, кто заставил Диму бежать. Не исключено, что сам «уважаемый человек» из-за границы стоял за этим. В таком случае своей игрой он достиг сразу нескольких целей. Однако, как нам известно от Ницше, «то, что нас не убивает, делает нас сильнее», правда, в Одессе это звучит несколько иначе. Происшествие и его результат привели к тому, что дальнейшее развитее бизнеса пошло по финансовому направлению, которое до тех пор было вспомогательным.

 

Глава 5

Перемены

Алекс все чаще жаловался на спину. Иногда бывало заметно, что ему неудобно сидеть или вставать со стула. К сожалению, никто не придавал этому большого значения до того случая, когда он, как обычно, пришел в очередную пятницу. В нем ощущалась какая-то подавленность.

Оказалось, что у него обнаружили опухоль на позвоночнике – следствие активности гена, отвечающего за рост позвоночника в зародыше. В редчайших случаях он может вызвать образование опухоли в верхней или нижней части позвоночника. «Даже если мы ведем здоровый образ жизни, все равно известно, куда он ведет нас», – говорил Алекс с печальным сарказмом.

Требовалась операция, сложная и непредсказуемая. Придя в себя после такой ошеломляющей новости, Алекс со свойственной ему энергией и прагматизмом начал готовиться к неизбежному.

Теперь, когда он приходил, разумеется, меньше шутили и смеялись, чем прежде, но споры с последующими застольями продолжались. Алекс вел себя удивительно достойно и мужественно, хотя трудно себе представить, как беспокоил его и исход операции, и ее последствия.

Операция была назначена на 15 мая 2002 года. Он постоянно ходил в спортклуб, как всегда поддерживал форму. К своим обычным упражнениям он добавил силовые тренажеры, чего за ним раньше не наблюдалось. Как-то он объяснил, что после операции мышечная масса спадает, и он к этому готовится.

Когда Алекс лег в больницу, Кфир был за границей. Сразу же после операции поговорил с его братом, но тот ничего определенного не сказал, кроме того, что операция была очень сложной и длилась 11 часов. Вернувшись, Кфир сразу же навестил Алекса. Он все еще был не в себе. Рядом были отец, мать и брат. Кфир почувствовал, что его визит был не в радость, а скорее мешал, и поспешил уйти.

Началась длинная реабилитация. Контора Кфира была в нескольких минутах ходьбы от больницы, так что он бывал там практически каждый день. Алекс был полон надежды на выздоровление и, несмотря на ожидаемые ограничения, надеялся вернуться к нормальной жизни. Эта надежда, несмотря на сильные физические страдания, помогала ему, и он гордился каждым своим маленьким успехом. Каждый шаг сопровождался неимоверной болью и давался с огромным трудом. Кфир видел, как он бледнел, но молчал, а иногда просто говорил, что должен лечь. Часто друзья, приходя к нему, страховали его с обеих сторон во время прогулки по коридору отделения и иногда вывозили проветриться в больничный двор. Они разговаривали, обсуждали политику, шутили. Постепенно он поправлялся.

Отношения внутри организации, которую возглавлял Дима, постепенно начали отражать перемены, ставшие результатом того, что их вытеснили с рынка металла. Дима, получавший всю информацию, но далеко не всегда спешивший ею делиться, контролировал ситуацию. Осознав раньше других потерю торговли металлом и правильно решив концентрировать все усилия на финансовом рынке, Дима постепенно раздавал карты заново. Его целью на данном этапе было избавиться от ненужных сотрудников, при этом используя их до конца без всяких сантиментов. Им руководила часто повторяемая фраза «дурные деньги кончились». В процессе создания чего-либо значительного человек нередко попадает в самые неожиданные ситуации. Можно ли судить Диму за то, что пытаясь спасти свой бизнес, он не проявил достаточно человечности? Это жизнь. Процесс зарождения капитализма на Западе, как известно, был очень болезненным. Кфиру выпало наблюдать этот период воочию на Востоке.

Первая череда перемен Кфира и Жени не коснулась. Они не только были посредниками в торговле металлом, но на них опиралась и вся финансовая деятельность. В это время в одесской команде Димы никто не знал английского на достаточном уровне, при этом разбираясь в финансах и бухгалтерии, не говоря уже о квалификации, необходимой для прохождения аудита по западным стандартам. Однако рабочая атмосфера стала другой. Было ясно, что Дима копает, но не было ясности, как это отразиться на израильском филиале.

Через некоторое время Алекса перевели в реабилитационный центр, и Кфир уже не мог его навещать каждый день. Алекс становился все более самостоятельным, и постепенно заговорили о его переезде домой.

После долгих месяцев на больничных койках он был очень рад снова быть дома. Конечно, это было непросто, домашняя среда представляла свои сложности и ограничения, но это был дом, по которому он так соскучился, и которого ему так долго не хватало. Родители Алекса, пожилые люди, постоянно были с ним. Навещать Алекса дома было сложнее, и это случалось довольно редко, но они часто разговаривали по телефону, и Алекс как всегда с радостью рассказывал Кфиру о своих успехах, процедурах, трудностях и т. д.

Все это время «клуб споров» не действовал. Ждали Алекса. Это превратилось в своего рода шутку о том, что ему необходимо встать на ноги, иначе клуб бездействует. И вот однажды, в какую-то пятницу он обещал приехать. Он сам вел машину, поднялся в здание, зашел в лифт и дошел до конторы с триумфом. Разумеется, он был на костылях, и все получалось с трудом и, по-видимому, не без боли, но месяцы физиотерапии, тренировок и прочего титанического труда дали свой результат. Кфиром овладели смешанные чувства, но все были предельно рады и смотрели на него с надеждой. Увы, радовались они рано. Вскоре после столь обнадеживающего визита Алекс позвонил Кфиру и с волнением в голосе сообщил, что его друг Бернард срочно везет его в больницу, требуется новая операция. Это был шок.

Насколько Кфир понял, вторая операция по сложности и продолжительности не уступала первой. Алекс медленно приходил в себя, а Кфир уже не спешил его навестить, ждал, пока ему не станет лучше. Процесс выздоровления, если можно так назвать то, что с ним происходило, был очень медленным и чрезвычайно тяжелым, сопровождался страшными болями. Алекс становился раздражительным и задумчивым. Кфиру было все тяжелее бывать у него. Они часто молчали. Кфир боялся, что его визиты не то угнетают, не то мешают. Даже излюбленная тема, казавшаяся бесконечной – злополучный посол – как-то иссякла. Теперь перед поездкой к Алексу приходилось задуматься, взять себя в руки и настроиться. Трудно объяснить, но посещения давались с трудом, и Кфир уходил из больницы очень подавленным, с каким-то чувством вины.

Примерно в это же время Бен-Гай был приглашен в военкомат, где ему сообщили, что он больше не принадлежит военному резерву. Это было несколько странно, так как по возрасту Кфиру до этого было еще довольно далеко. Сержант, молодой парнишка, сообщавший новость группе резервистов, ничего дополнительного сказать по этому поводу не мог. Через несколько дней все прояснилось, Кфиру сообщили из министерства, что отныне он принадлежит их резерву, а также огласили дату начала курса резервистов, который ему надлежало пройти. Похоже, что начиналось время больших перемен.

 

Глава 6

Разрыв

На работе все больше ощущалось, что торговля замедлилась. Обороты были не те, а, соответственно, и комиссионные. Единственным просветом в это мрачное время был приезд новой знакомой Кфира из Одессы.

Во время предыдущего визита в Одессу Боря познакомил Кфира с молодой женщиной, едва окончившей медицинский институт. Инна была симпатичной, невысокой шатенкой с большими серо-голубыми глазами. В эти три недели, которые она гостила у него, они прекрасно проводили время. Концерты, спектакли или рестораны были почти каждый вечер. Кроме этого совершили поездку в Эйлат, где встречали Новый Год.

Чувствовалось, что Инне не хотелось уезжать. Она чего-то ждала, но так и уехала не дождавшись. Кфир же после ее отъезда ощущал усталость и облегчение. Конечно, это было не то, все было понятно с самого начала, но нечто, свойственное мужчине-охотнику заставляло его убедиться в этом. Ему импонировало, что эта молодая, интересная, образованная женщина приехала к нему заграницу после одного вечера в Одессе. Со временем чувство удовлетворенного самолюбия стало уступать угрызениям совести, и ощущение содеянной некорректности оставило свой отпечаток. Эпизод с Инной сделал Кфира менее легкомысленным в последующих отношениях с женщинами и, по-видимому, знаменовал очередной жизненный этап.

Курс резервистов от министерства был достаточно интересным. Вопреки ожиданиям, он значительно отличался от пройденного в прошлом курса дипломатов. Лекции, лекторы, да и сама программа, как и соученики, все было нестандартным, достаточно стимулирующим даже для такого изощренного слушателя как Кфир. В заключении был проведен маневр, если можно так выразиться военным языком, искусно поставленный руководителем-режиссером.

Время, проведенное на курсе, оплачивалось Институтом Национального Обеспечения, как если бы это время было проведено в армии, что было весьма кстати ввиду сокращающихся доходов. Да, деньги – это конечно иллюзия, но какая прекрасная…

Вскоре после возвращения Кфира на работу, Дима сообщил в самой лаконичной форме, что больше не нуждается в услугах Жени и Кфира. Несмотря на то, что они с Женей не раз проигрывали такой сценарий, это был шок. Никакого предупреждения, предложения, или хотя бы обсуждения ситуации. Сообщение последовало сразу после того, как Женя встречался с Димой в Париже, куда они ездили по делам. Никакого намека на предстоящий разрыв во время их встречи не было.

Наряду с сообщением о прекращении деятельности в Израиле Дима просил передать в кратчайшие сроки весь имеющийся у них материал, необходимый для продолжения работы с клиентами в Одессе. Кроме этого он сообщил, что с данного момента не считает себя ответственным за какие-либо расходы по израильскому офису, включая аренду.

Это был тяжелый день. Кфир и Женя сидели и едва могли разговаривать. Работать руки не поднимались, да и был ли смысл? Но чувство ответственности оставалось, так что текучка все же была доработана.

На следующий день, слегка отойдя от шока, они начали анализировать свои возможности. Безапелляционный подход Димы к разрыву отношений, со всеми соответствующими требованиями с его стороны, исходил как всегда из излишней самоуверенности в том, что он полноправный хозяин всего, а они лишь исполнители. Однако если вдуматься, то вся система, построенная за три года, все наработки, связи и отношения могли рассматриваться как их интеллектуальная собственность, имеющая определенную ценность.

Правда, по-видимому, была где-то посередине. Требуя передать ему весь материал, Дима, в общем-то, пересекал не совсем ясную границу и определенным образом посягал на то, что, в лучшем случае, принадлежало ему не в полной мере. Это без учета этической стороны всей ситуации. Они ведь практически вместе создавали этот бизнес, так и не оговорив четко своих интересов. Да, за доверие нужно платить, и эта старая истина оказалось как всегда актуальна. Естественно, потеряв торговлю металлом, его основной бизнес, Дима, решив развивать финансовую сферу, хотел забрать все поближе к себе.

Было решено ничего не передавать, и тем самым вынудить Диму вступить в переговоры для определения условий передачи системы и информации, которые были ему необходимы.

Чем Женя с Кфиром займутся в дальнейшем, было еще не совсем понятно. А пока ничего еще не знающие клиенты продолжали к ним обращаться. Работа шла своим чередом.

Через день позвонил Дима и со свойственной ему самоуверенностью поинтересовался, когда они собираются передать ему материал. На что Кфир ответил, стараясь говорить как можно более спокойно, что все будет передано сразу же после выполнения условий передачи.

– Каких еще условий!? – заорал в трубку Дима. Впервые за все годы их знакомства этот сдержанный человек, взвешивающий все свои шаги, повысил голос.

– Я говорю об условиях передачи системы, которую мы создавали. Мы, видишь ли, не убеждены, что эта система является твоей собственностью, которую мы обязаны передавать по первому требованию, – сказал Кфир все в том же отчужденном тоне.

В ответ на Кфира посыпалась самая несдержанная, отборная брань. Да, Дима явно сдавал позиции. Когда поток ругательств иссяк, Кфир все тем же нейтральным тоном сказал:

– Свой привозный жаргон побереги для своих друзей. А вот в отношении передачи системы я считаю, что необходимо обсудить плавный переход, планирование которого само по себе является проектом.

А затем уже менее сдержанным голосом добавил:

– Теперь, когда мы уже знаем, кто ты, осталось только определить цену…

Во время всего разговора Женя стоял рядом и внимательно слушал. Повесив трубку, Кфир на одном дыхании рассказал ему, что говорил Дима. Закончив говорить, он почувствовал, насколько эти переговоры его утомили. Ситуация продолжала быть напряженной. Непроизвольно думалось: «Мы когда-то за что-то боролись. Когда напоролись, мы все разругались.»

На следующий день Дима позвонил и извинился. Стало ясно, что лед тронулся и появился шанс не дать противнику выйти из противостояния полным победителем. Они договорились, что в ближайшее время Дима и Боря приедут договариваться. Это означало, что они были готовы на какой-то компромисс. А пока работа продолжалась по-прежнему.

Маленькая победа вызвала у Кфира с Женей улыбки, первые за несколько напряженных дней. Осознав это одновременно без слов, они рассмеялись.

 

Глава 7

Друг

Алексу потребовалась какая-то особенная терапия в Германии. После всех бюрократических проволочек они с матерью улетели. Время от времени Кфир звонил, но обычно разговор не бывал продолжительным. Курс лечения, который Алекс проходил, был изнурительным, и у него просто не было сил. Тем не менее, этот процесс вселял новую надежду.

После возвращения из Германии Алекс и его мама много рассказывали Кфиру о том, как там было, об отношении, условиях и обо всем прочем. Чувствовалось, что перемена обстановки была им на пользу.

Вскоре Алекс вновь попал в больницу. Опять были операции. Как небольшие, так и более сложные. В очередной раз попав в реабилитационный центр, он уже не ходил. Его вывозили в инвалидном кресле во двор. Во время одного из последних визитов к нему, когда он еще четко все осознавал, Кфир пытался вызвать у него какой-то интерес. Получилось так, что они втроем – Алекс, его отец и Кфир – сидели в больничном саду. Отец Алекса, обычно очень молчаливый, на этот раз начал рассказывать о своих приключениях во время Второй мировой войны, когда служил в Латвийской дивизии. Почувствовав живой интерес слушателей, он рассказал еще много чего интересного. Оказалось, что его прадед был кантонистом во время одной из Русско-Турецких войн во второй половине 19-го века и служил в дивизии знаменитого генерала Скобелева.

Услышав столько интересного, Кфир сказал, что непростительно, когда такая информация все еще не обработана и никак не зафиксирована. Он предложил Алексу создать какой-то систематический план и собрать информацию. Записать все воспоминания в соответствующем порядке на магнитофонную ленту с тем, чтобы в дальнейшем как-нибудь обработать. Предложение Алексу провести серию интервью с отцом, а затем напечатать эти воспоминания, по-видимому, было воспринято с сомнением. И, тем не менее, на последующих встречах они еще не раз обсуждали эту тему. Увы, к сожалению, этой идее не было суждено реализоваться. Алекс слабел, и ему уже было не до того.

Кфир продолжал приезжать, но гораздо реже, чем прежде. Иногда в течение всего визита они почти не разговаривали, и Кфир очень неловко себя чувствовал. Со временем, перед очередным приездом он стал созваниваться с мамой Алекса, чтобы спросить, удобно ли им, чтобы он приехал. Алекс настолько ослаб, что почти все время спал, и у Кфира было чувство, что любой визит его еще больше утомляет. Мама Алекса, однако, всегда поощряла приезды Кфира.

Алекс таял на глазах, и все это сопровождалось неимоверными страданиями. По-видимому, его постоянная сонливость была результатом использования болеутоляющих средств. Однако Кфира не покидала надежда. Хотелось надеяться на какое-то чудо.

Как-то в январе, в воскресение, Кфиру позвонила мама Алекса и сдержанным голосом сказала, что если он хочет успеть попрощаться с Алексом, то стоит подъехать сегодня. Кфир был ошарашен и, наверное, даже по-своему возмущен. Как? Этого не может быть! Однако мог ли он спорить…

Кфир приехал к нему на следующее утро и просидел у него где-то с полчаса. Алекс был в бессознательном состоянии. Часто поворачиваясь к Кфиру, он смотрел на него невидящими глазами. Трудно передать ощущение во время этого последнего визита. Перед уходом он как всегда сказал Алексу:

– До следующего раза, старина… – в горле у него стоял ком, и он был рад выйти на улицу.

На следующее утро опять позвонила мама Алекса и сдержанно сказала, что она на такси едет в больницу. Обещала позвонить оттуда. Примерно через час она действительно позвонила и сообщила о том, чего можно было ожидать, но не хотелось признавать…

Так не стало Алекса. Вместе они прошли суровую школу Грузии в качестве дипломатов в 1993-94 годах. Оставались друзьями и после того, когда каждый в свое время вернулся домой, в нормальные условия и пошел дальше своей дорогой.

Алекс был интеллектуалом с энциклопедической эрудицией. Кфир был рад считать его другом. Его преждевременный уход долго был ощутим.

 

Глава 8

Переговоры

Дима приехал один. Непонятно, что не позволило Боре приехать, возможно, неловкость создавшейся ситуации была одной из причин и, по-видимому, не последней из них. После несдержанной выходки Димы по телефону все на поверхности успокоилось, и отношения вошли в фазу натянуто-корректных.

Слегка развалившись на стуле, с отсутствующим выражением лица и безразличием в голосе Дима спросил «Чего вы хотите?» – всем своим видом демонстрируя, что он не намерен вступать в споры о том, что кому принадлежит и что кому положено. Он явно выставлял себя жертвой шантажа. Так этот тонкий психолог пытался воздействовать на Женю и Кфира, чтобы выбить для себя более выгодные условия.

Поле противодействия, выбранное противником, не устраивало Кфира и Женю. Оговаривать условия нужно было исходя из необходимости поддерживать жизнеспособность системы на время переходного периода. Неплохо подготовившись к этой встрече, Кфир с Женей объяснили Диме, что перевод системы в Одессу, вместе с передачей информации, в данный момент приведет к ее полному сбою с последующей парализацией. Объясняя в мельчайших деталях все нюансы, Кфир дал Диме понять, что при всех его аналитических способностях, уме и понимании дела, тот многого не учел. Не меняя отсутствующего выражения лица и смотря куда-то мимо, Дима внимательно слушал.

«Хорошо! – Сказал он после длительного молчания. – Я все понял! Я поговорю с Борей, и тогда продолжим».

Продолжая разыгрывать из себя жертву, он был вынужден отступить, чтобы получить время на размышление. Было понятно, что он согласен с услышанными доводами, а это одновременно являлось и осознанием собственной ошибки, признать которую было выше его сил. Гениальность, как известно, неизлечима.

Представленная картина говорила о том, что переговоры должны вестись не только о системе и прилагающейся к ней информации, а также о работе, благодаря которой переходный период должен был стать наименее болезненным.

Дима вернулся на следующий день. Он уже не смотрел в сторону, когда разговаривал. Тон его тоже стал обычным. Оговорив все условия, они стали разрабатывать этапы передачи, параллельно занимаясь текущими делами. Дима не гнушался задавать вопросы на темы, которые не касались непосредственных дел, а также и того к чему Кфир с Женей больше не имели доступа. По-видимому, он считал, что в результате соглашения ему полагаются и кое-какие бонусы, на которые Женя не мелочился.

Переходный период был рассчитан на несколько месяцев, в течение которых один из сотрудников Одесского офиса должен был приехать в Тель-Авив на период обучения. Через некоторое время Кфиру предстояло провести в Одессе неделю с тем, чтобы проинспектировать адаптацию системы. Затем в течение нескольких месяцев Кфир с Женей должны были работать в качестве консультантов.

Достигнутое соглашение давало Кфиру с Женей возможность работать еще несколько месяцев. За это время они должны были решить, как жить дальше. Смогут ли они продолжить работать или нет – оставалось непонятным. Аренда на помещение заканчивалась примерно к тому же времени, когда они должны были завершить работу с Димой. Несмотря ни на что, Дима хотел прекратить оплачивать аренду моментально, в этот пункт тоже была внесена ясность. Дима молчал, хотя вряд ли это было знаком согласия. Обсуждение темы аренды лишь обострило ситуацию. Естественно, Жене с Кфиром нужно было найти какое-нибудь маленькое и скромное помещение. Еще не видя никаких доходов, уже были видны расходы. Будущее вновь выглядело очень туманным.

Они переехали через несколько месяцев в здание, аренда в котором была, по-видимому, самой дешевой в городе, по той причине, что оно подлежало к сносу в течение ближайших двух лет. Связи с клиентами и бывшими сотрудниками Димы и Бори время от времени давали кое-какие перспективы, а иногда и мелкие заработки.

Поездка Кфира в Одессу прошла удачно. Хорошо поработав с уже бывшими коллегами и наладив работу на месте, они совместно пришли к выводу, что срок сопровождения системы нужно будет продлить. Диме это явно не понравилось, однако для Кфира с Женей это означало то, что слабая струйка кислорода еще оставалась.

За неделю, проведенную в городе, Кфир повидался с друзьями. Встретился с Инной, посещавшей его в Израиле. Он был рад узнать, что у нее есть молодой человек, и все выглядит серьезно.

Во время отъезда, на паспортном контроле, молодой прапорщик долго рассматривал паспорт Бен-Гая и сказал:

– У Вас проблема! В Вашем паспорте нет регистрации!

В то время всем иностранцам нужно было регистрироваться в ОВИРе – наследии «Союза нерушимого». Если иностранец проживал в гостинице, регистрацию ему делала гостиница. В случае Кфира, по-видимому, произошла какая-то ошибка. Времени оставалось мало, прапорщик не спешил. Он еще раз перелистал паспорт, вздохнул, покачал головой и вопросительно посмотрел, как бы чего-то ожидая. В ответ Кфир всего лишь пожал плечами. Выражение лица прапорщика изменилось, и уже более суровым и решительным голосом он произнес:

– Ну что! Будем звать начальство?!

В его тоне все же сквозило какое-то сомнение. Кфир вновь пожал плечами. Предварительно закрыв проход перед своей будкой с обеих сторон, с тем чтобы Кфир не вздумал уйти, прапорщик удалился. Ситуация начинала напоминать охоту, где Кфир был загнанным зверем. Примерно через минуту прапорщик вернулся в сопровождении капитана. Открыв проход, капитан отвел Кфира в сторонку и негромко сказал:

– У вас нет регистрации, а без нее по закону вы не можете покинуть страну. Сделать регистрацию займет много времени, а посадка на ваш рейс должна вот-вот начаться. Вы пропустите рейс, а следующий только через неделю. Ну как? Будем решать проблему? Закончив читать хорошо отработанную речь, он нагло посмотрел Кфиру в глаза.

Кфир имел богатый опыт использования взяток как решения проблем еще с того периода, когда, не имея официального статуса, работал в Одессе. Однако на этот раз что-то взбунтовалось в нем, и он решил «не понять» капитана. Сдержанным негромким голосом он сказал:

– Фирма, которую я консультировал, вынуждена будет обо мне побеспокоиться. Я же со своей стороны буду рад погостить еще неделю в вашем прекрасном городе.

Капитан, вздохнув, с досадой взглянул на него: «Хорошо! В следующий раз будьте внимательнее!» – и дал знак прапорщику пропустить Кфира.

Да, поколение чиновников, вскормленное на советских устоях, не спешило оставлять ряды своей братии. «Не помешали бы им сорок лет пустыни», – подумал Кфир.

 

Глава 9

Опять Баку

Положение продолжало быть очень шатким, а перспектива того, что через несколько месяцев прекратится хоть и зыбкий, но пока стабильный доход, не предвещала ничего хорошего. Самый поверхностный финансовый анализ говорил о том, что они едва сводили концы с концами. Они почти не брали денег из фирмы и надеялись на будущее.

По слухам, Дима говорил общим знакомым, что он выбил из-под них золотой стул. Золотой, или нет, но стул выбил. Судя по всему, ему не так просто давался проигрыш в заключительной фазе отношений.

Прошел примерно год с тех пор, как Кфир побывал в Баку. Проблема кадров в посольстве все еще не была решена, и к нему вновь обратились с предложением поработать там некоторое время. Кфир не сомневался, что если бы он заикнулся в министерстве о работе, то сразу же получил бы предложение вернуться. Им обладали смешанные чувства. С одной стороны, было ясно, что на данный момент для них двоих нет места в их фирме. С другой стороны, уход, даже временный, мог показаться Жене предательством. Однако краткосрочная командировка всех устраивала, и Кфир дал согласие.

Он вновь вернулся в свою сказку и стал важной персоной, однако на сей раз эта метаморфоза не подействовала на него как прежде. Положение дома беспокоило, а пребывание в сказке уже не волновало. Несмотря на это, Кфир добросовестно принялся за работу.

Атташе все время пытался уговорить Кфира съездить на север в город Огуз, куда его приглашали. Кфиру не очень этого хотелось, но в какой-то момент он согласился. Они выехали очень рано, даже не позавтракав. К восьми утра уже были на Ахсунском перевале. Невозможно передать красоту этих мест! Воздух в горах просто опьянял.

Филипп (атташе) сказал, что на перевале надо позавтракать. Нашли в округе лишь одну подозрительную забегаловку, у входа в которую, как принято в этих краях, висела половина туши барана. Как и следовало ожидать, в этой забегаловке ничего кроме шашлыка не было. Кушать мясное на завтрак Кфир не хотел, но Филипп настаивал. Примерно через полчаса подали еду. Они сидели во дворике, откуда постепенно прояснялся вид вниз на просыпающуюся долину. Кфир уже был опьянен воздухом и не спеша проявляющимся из тумана пейзажем. Было холодно. Филипп принес из машины заботливо приготовленную им бутылку водки. По-видимому, подъем на столь непривычную для них высоту как-то действовал на них, жителей равнины. Смешно подумать, но там, в горах, Кфир с удовольствием ел на завтрак шашлык… с водкой, даже не думая об утреннем кофе. Это странная картина сохранилась в его памяти как часть восточной культурной метаморфозы.

Поездка прошла интересно. Переночевав у знакомых Филиппа, на следующее утро в шесть часов они тронулись в обратный путь. Был сильный туман. Видимость не достигала и десяти метров. Узкая извилистая горная дорога, проходящая по краю пропасти, была очень опасна. Шофер, любивший полихачить, то и дело пытался набрать скорость, за что Кфир на него сразу же злобно шикал. Филипп спал на заднем сидении. Кфира тоже клонило ко сну, но он боялся за шофера.

Видя, что Бен-Гай время от времени клюет носом, шофер сказал:

– Не бойся. Можешь спать. Вон, видишь перед нами машина?

Метрах в десяти перед ними кроме огней и блеклых очертаний ничего не было видно.

– Вижу.

– Так вот, я их не собираюсь обгонять, а они едут достаточно медленно.

– Хорошо, – ответил Кфир, однако небольшой диалог с шофером взбодрил его, и сон прошел.

Дорога извивалась, и после очередного поворота габаритных огней уже не было видно.

– Куда они провалились? – спросил Кфир, сам испугавшись своего вопроса. Осознав произнесенную фразу, он окончательно проснулся. Огни пропали после последнего поворота, и, желая разобраться в том, что происходит, он ничем не выразил своего недовольства, когда шофер вновь увеличил скорость. Огней не было.

– А ну-ка давай назад, к повороту! – сказал Кфир, сам не понимая своей инициативы. К тому времени Филипп уже проснулся и понял в чем дело.

Вернувшись к повороту, они с Филиппом вышли из машины и немного спустились вниз по откосу, выйдя из тумана. На дне откоса, на глубине около пятнадцати метров, вверх колесами лежал бледно-голубой «Москвич». Повернувшись назад, Бен-Гай крикнул шоферу, чтобы тот останавливал машины и просил о помощи. Филипп уже приближался к машине, а Кфир застрял, зацепившись за колючки какого-то куста. Когда он добрался до машины, пожилая женщина уже сидела недалеко на камнях, держась за голову и охая, а Филипп пытался вытащить мужчину, который, по-видимому, пострадал больше. Пренебрегая всеми правилами первой помощи, касающимися позвоночника, они вытащили старика и положили в стороне подальше от машины, которая могла в любой момент воспламениться.

Пока Филипп пытался забинтовать старику окровавленную голову, шофер, сбросивший коробку с медикаментами, сообщил, что одна машина уже поехала за помощью. Наверху начали собираться люди из проезжающих машин. Один из них оказался врачом. Кфир возмутило, что он сверху кричит, давая советы.

– Врача вниз! – крикнул он, обращаясь непонятно к кому, удивляясь внезапно обнаруженному у себя командному голосу. Врач сразу же повиновался.

Скорая помощь приехала минут через пятнадцать, а еще минут через десять какой-то внедорожник подъехал к ним по известной лишь местным жителям горной тропе. На этом их миссия завершилась. Остальная часть дороги прошла без происшествий. Филипп потом звонил в больницу узнать о своих пациентах, не забыв при этом упомянуть, кто он и откуда. Кфир не стал журить его за этот маленький пиар. Как выяснилось, оба не сильно пострадали.

Знакомство с Рагимом возобновилось с прежней интенсивностью. Почти каждый вечер они ужинали в каком-нибудь ресторане. Рагиму видимо казалось, что Кфир какая-то шишка. Со своей стороны, Кфир не делал ничего, чтобы поддержать это впечатление, но и не пытался его развеять.

Тем временем у него собралось несколько дел, разобраться в которых можно было побывав в Ленкораньском архиве. Ленкорань – город на юге страны, близко к Иранской границе. Район, расположенный у границы, считался небезопасным. Ехать туда со своим шофером Кфир не решался, а вот с Рагимом, в наличии у которого были различные удостоверения (настоящие или нет, он так и не понял), и в связях которого не было сомнений, казалось безопаснее.

Как бы случайно упомянув за ужином, что он подумывает съездить в Ленкорань, Кфир вызвал ожидаемую реакцию. По словам Рагима, поездка в этот район была слишком опасной, но если это на самом деле необходимо, то он сам готов повезти Кфира. Бен-Гая не очень-то пугало, что район считался опасным. Еще по Грузии он знал, как подобными заявлениями набивается цена, хотя в некоторых случаях она вполне объяснима. Естественно, он не мог принять такой жертвы от Рагима, во всяком случае, не сразу… После недолгого спора, полагающегося по правилам хорошего тона, он все же снизошел и согласился…

Выехали рано, до рассвета. Когда солнце стало подниматься, они уже были далеко за городом. Кфир обратил внимание, насколько юг страны отличается от севера. Они проезжали берег моря, вода в котором была удивительного светло-зеленого цвета. Наш герой затруднялся ответить себе на вопрос, где же красивее – на севере или на юге. В любом случае, страна разная и удивительно красивая.

Где-то к полудню они подъехали к какому-то небольшому искусственному озеру, на котором был плот-ресторан. Там остановились на обед. Кроме массы различных блюд (кухня там просто великолепная), Рагим заказал бутылку водки. Конечно, это было ни к чему, однако спорить не имело смысла. Приняв необходимый минимум, Кфир с беспокойством следил, как лихо Рагим в очередной раз переворачивает рюмку. В какой-то момент, когда казалось, что количество принятой водки становится критическим, наш герой попытался остановить Рагима. Может быть, тот ждал этого момента. У Кфира почему-то создалось мнение, что состояние нетрезвости требовалось тому для какой-то роли, необходимой ему во время поездки. В любом случае Рагим сказал, что водку не оставляют, хотя пить прекратил. Неверным шагом, с бутылкой в руке, подойдя к бортику плота, он плеснул водку за борт. Три великолепных белых лебедя, по-видимому, семейство, два больших и один маленький, сразу же приблизились, в ожидании корма. Трудно сказать, приходилось ли этим изящным красавцам когда-либо пробовать подобное лакомство. Однако в такой стране, полной конфликтов и парадоксов, Кфира бы мало что удивило. На этот раз, он был не просто удивлен, а поражен, когда увидел, как эти ангельские птицы с удовольствием поглощали алкоголь. Да, оказывается, что на халяву пьют не только «трезвенники и язвенники».

По-видимому, этот эксперимент Рагим проводил не впервые. Заговорщицки улыбнувшись, он отошел метров на десять по периметру плота, и снова плеснул водку. Лебеди поспешили за ним. Это было смешно и печально. Смешно было наблюдать выпившего Рагима в роли дрессировщика. Смешно было увидеть лебедей, не желающих пропустить возможность выпить. Чистота этих созданий, однако, оказалась иллюзией.

Покидая «лебединое озеро» и пытаясь представить, как там ведут себя сейчас пьяные лебеди, Кфир задумался над тем, что же воодушевило Петипа на хореографическое решение в Танце маленьких лебедей, держащихся друг за друга в Лебедином озере Чайковского.

Поездка, длившаяся около суток, прошла удачно. Когда они добрались до города, архив уже был закрыт. Однако на востоке, особенно вдали от цивилизации, не составляет труда найти все что угодно за символическую плату.

После столь длинного совместного приключения общение с Рагимом приобрело еще более близкий характер. Правда, когда Кфир попытался расплатиться с ним за поездку, тот возмутился и едва не обиделся. Предложения покрыть хотя бы расходы ни к чему не привели, а доводы, что деньги посольские, тоже ничего не дали.

– Ну, хоть в ресторан я могу тебя пригласить? – спросил Кфир, теряя терпение.

– Нэт, – ответил Рагим, – в ресторан тоже приглашаю я, – заключил он и добавил: – Ты у меня в гостях!

Ресторан, последовавший через пару дней после поездки, запомнился особенно хорошо. Это было совсем недавно открывшееся место, считавшееся, по-видимому, одним из лучших: новое здание, невдалеке от моря, в дачном районе, с большим балконом, на втором этаже.

Рагим дольше обычного говорил с управляющим, после чего их провели на балкон. Как Кфир потом догадался, кроме них на балконе никого не должно было быть. Кроме этого Рагим договорился, чтобы музыканты расположились под балконом и играли одесскую музыку. Он почему-то считал Бен-Гая одесситом. Кфир с интересом отметил про себя эту неофициальную шкалу темперамента: в Одессе его считали «холодным балтом», в Баку «одесситом».

– Дорогой! – вкрадчиво, почти шепотом, начал Рагим, усаживаясь напротив. – Мы с тобой уже давно знакомы. Да?

– Да, – ответил Кфир, пытаясь догадаться, что последует за таким официальным началом.

– Я к тебе всей душой, как если бы ты был моя семья, – продолжал он, на что Кфир молчаливо с улыбкой кивнул.

– Я тебе верю и доверяю как самому себе. А ты мне?

– Я тоже, – закивал Кфир, полагая, что речь пойдет об официальном повышении уровня взаимного доверия.

– Скажи, так почему же, когда мы с тобой гуляем, ты никогда не пьянеешь?

Кфир попытался что-то промямлить, на самом деле не успев найти подходящего ответа, но Рагим сразу же его остановил.

– Не надо дорогой. Не говори. Я все понимаю. Но сегодня я хочу, чтобы в знак доверия ко мне ты расслабился и позволил себе опьянеть. Хорошо?

Кфир понял, что попал в западню, из которой выбраться будет не просто. Как говорил его приятель Галили, цитируя британского посла в Венеции, «дипломат это честный человек, посланный врать за свою страну». То, что было уместно в 15-м веке, оставалось актуальным и в наше время. Естественно Кфир был вынужден ответить положительно.

Подняв бокал, Рагим обратился к своему гостю со следующим тостом: «Только дотянув до определенного возраста, начинаешь получать истинное удовольствие от неожиданных встреч с людьми из прошлого. По-видимому, у этих встреч есть нечто общее с хорошо выдержанным вином, – и, переведя дух, продолжил, – Давай выпьем за то, чтобы это вино не перестоялось, и хорошие люди встречались чаще». Закончив говорить, он выпил весь бокал и внимательно наблюдал, как пьет Кфир.

Официанты подносили великолепные блюда. Они пили прекрасное кавказское вино. Как только опустошалась одна бутылка, на ее месте моментально появлялась другая. Все это проходило на фоне веселой Одесской музыки и экзотичных кавказских тостов. Пытаясь ничем себя не выдавать, Кфир думал о том, что на самом деле мало знает о человеке, которому так хочется приблизиться и войти к нему в доверие. На самом деле, то, что Бен-Гаю было известно о нем, вызывало больше вопросов, чем давало ответов. Между тем, Рагим в очередной раз, подняв бокал, вновь произнес тост: «Поиск самого себя – это путь потерянного человека. Так выпьем за то, чтобы мы всегда помнили, откуда пришли, и знали куда идем».

Надежда на то, что после нескольких бокалов вина, Рагим перестанет быть бдительным, не оправдалась. Каждый раз, поднимая бокал и сопровождая это очередным тостом, он зорко следил за тем, чтобы Кфир пил с ним наравне. Несмотря на то, что наш герой не давал ему повода для разочарования, спад бдительности со стороны Рагима не ожидался. Силы были неравны.

Снова подняв бокал, Рагим торжественно произнес: «Порядочному человеку тяжело быть нехорошим. Однако порой быть хорошим еще тяжелей. Давай выпьем за то, чтобы хорошим людям никогда не было тяжело и было по мере возможности хорошо».

Чувствуя, что пьянеет, Кфир решил не отдавать всей территории и попытаться сохранить чистоту рассудка. В голове возникал принцип профессора Джиоро Коно – основателя борьбы дзюдо «поддаться, но победить», однако четко он его не мог вспомнить, и вместо этого у него почему-то появлялось «расслабьтесь и получите удовольствие» шальной баронессы Авроры Дюпен.

«Как ты думаешь, – обратился Рагим к своей жертве, опять поднимая бокал. – Почему люди часто любят собак больше, чем людей?»

Не давая Кфиру ответить, Рагим продолжил: «Наверное, потому, что собаки могут только лаять, тогда, как люди могут еще и говорить. Мы выпьем за то, чтобы собаки лаяли, а люди говорили!» – и, поставив ударение на конце фразы, Рагим разом опрокинул бокал.

Потеряв счет после шестой бутылки, Кфир четко осознавал, что был пьян. В какой-то момент Рагим попросил Кфира произнести тост. «Сейчас», – серьезно ответил тот. На ум опять лезла знаменитая фраза Жорж Санд. Опасаясь спороть глупость, Кфир решил не соревноваться с изощренным кавказцем на его поле и ограничился, сверля глазами собутыльника, традиционным «Лехаим!». Поняв, что большего тот не добьется, Рагим произнес: «За то, чтобы мы всегда могли за себя постоять, и чтобы нам за это никогда не пришлось посидеть!»

Понимая, что нельзя давать разуму расслабляться, Бен-Гай постоянно напоминал себе о том, кто он, что происходит вокруг, и пытался ощутить на себе наличие паспорта, бумажника и оружия. Это был очень длинный, незабываемый ужин. В завершение Рагим произнес свой заключительный тост.

«Выпьем за жизнь! Надо любить жизнь!» – произнес он с восклицанием.

«Но не допускать, – сказал он, многозначительно понизив голос, и как бы предупреждающе подняв указательный палец свободной руки, – чтобы она отвечала взаимностью…»

Из ресторана они уже вышли как братья, поддерживая друг друга, спустились со второго этажа и пошли к машине.

У Кфира не было сомнений, что Рагим поведет машину. Краем сознания он пытался следить за дорогой. Естественно, светофоры в таких ситуациях не беспокоят кавказских аксакалов.

– А знаешь, за нами следят, – сказал Рагим почти трезвым голосом, с тенью удивления.

Обернувшись назад, Бен-Гай действительно увидел какую-то старую машину. Было около трех часов ночи, и движение практически отсутствовало.

– Мы поедем на бульвар, попьем чай, – сказал Рагим уже нормальным голосом.

На бульваре машина остановилась метрах в пятидесяти от них, но из нее никто не вышел. Заказав чай и пофлиртовав с симпатичной официанткой, Рагим встал.

– Пойду, проверю, в чем дело, – сказал он и направился к машине, ехавшей за ними. К тому времени Кфир уже почти полностью пришел в себя и с напряжением наблюдал за происходящим.

Подойдя к машине, Рагим нагнулся к открытому окну водителя. Тут Кфир стал свидетелем сцены, в которую бы не поверил, будучи пьяным, но он уже протрезвел. Ловко просунув обе руки в окно водителя, одним резким движением Рагим выдернул того из машины и поставил на ноги, не отпуская лацканов его пиджака. Затем здорово встряхнув, вынул что-то из внутреннего кармана водителя и твердым шагом пошел назад.

Вернувшись и присев за столик, он показал Кфиру паспорт водителя.

– Завтра я с ним разберусь! – сказал он с возмущением.

– Кто это?

– А как ты думаешь? – ответил Рагим улыбаясь.

Этот человек представлялся нашему герою все более загадочным.

– Отдай ему документы, – сказал Кфир, смотря на приблизившегося к ним худого человека из машины. Было около четырех утра, они встали. Рагим вернул документы трепещущему бедняге, сопроводив это несколькими словами. Затем он отвез Кфира домой, а сам поехал, как он сказал «совершать мужские подвиги» – по-видимому, к любовнице. День ведь только начинался.

Как ни странно, Кфир почти сразу же заснул. Во сне ему снился прием посетителей, предстоящий на следующее, а точнее на это утро в посольстве. Затем он увидел худощавого седого японца в сером кимоно, медленно и внятно произносящего «поддаться… и получить наслаждение», но почему-то женским голосом и с сильным французским акцентом. После этого вдруг появился Рагим, но не один. Их было четверо. Плотно прижавшись, Рагим к Рагиму, плечом к плечу и держась за руки, вся четверка, слегка подпрыгивая, делала по несколько шагов то влево, то вправо. Их движения не совсем соответствовали хореографии Петипа. «Это, очевидно, лебединое озеро в современной обработке», – подумалось Кфиру. У него ничего не было против современной интерпретации классики, но в данном случае что-то все же мешало. После мучительной попытки понять до него, наконец, дошло, что его смущает. Это были черные кавказские усы. Таких у лебедей не бывает! К сожалению, продолжение премьеры было сорвано звонком будильника.

Следует ли говорить о том, что наш герой встал со страшной головной болью. Приняв душ, побрившись и выпив кофе, он медленно спустился по лестнице к входу в дом, где его уже ждал шофер. Предстоял тяжелый день. Пребывание в Баку завершалось через пару дней.

Прием посетителей прошел на редкость тяжело. Раскалывалась голова – плата за оказанное доверие. Несколько раз приходилось делать перерыв. Пытаясь расслабиться и попивая кофе, приготовленный секретаршей, он думал то о спокойном вечере, то о сложном деле кого-нибудь из посетителей. Конечно, вершить человеческие судьбы – разрешить человеку въезд в страну, или нет, желательно без головной боли.

Примерно в середине рабочего дня к Бен-Гаю зашел начальник безопасности и попросил сделать небольшой перерыв. Через несколько минут у него в кабинете тот рассказал, что скоро в посольство придет человек, который может быть опасен, его нужно будет допросить. Он попросил Кфира быть переводчиком.

Когда в небольшой проходной появился ожидаемый посетитель, двери перед ним и сзади закрылись, а через бронированное стекло Кфир давал ему инструкции, как себя вести. Это был худощавый среднего роста мужчина лет тридцати. У него был недоспавший и неопрятный вид. После тщательного обыска, при котором был обнаружен финский нож, его впустили в комнату, где находились Кфир с начальником безопасности.

– Кто ты такой? – спросил Ран.

– Я чеченец! – гордо ответил посетитель.

– Зачем ты здесь?

– Хочу предотвратить теракт, целью которого является ваше посольство или кто-нибудь из вашей миссии.

Чеченец рассказал, что еще будучи подростком, остался сиротой – после того, как в результате бомбежки погибла вся его семья. Затем, воюя в составе подразделения Радуева, он дошел до командования ротой. Участвовал в операции в Кизляре, а затем в Первомайске.

По его словам, он с группой террористов находился в Баку с целью совершить покушение на какого-нибудь из израильских дипломатов, или же по мере возможности совершить теракт, целью которого являлось само посольство. По первому плану группа намеревалась нанять квартиру в здании напротив посольства – с тем, чтобы проверить возможность запуска противотанковой ракеты через окно по посольству.

Чеченец отказался рассказать, кто стоял за этой попыткой. Другими словами отказался сдавать заказчика. Свой приход в посольство он объяснил тем, что устал убивать.

От напряжения Кфир не заметил, как прошла головная боль.

Из-за повышенной готовности к сотрудникам приставили охрану. Утром за Кфиром приходил охранник. Вечером он сопровождал Кфира домой, строго проинструктировав до утра не выходить из дома. Дождавшись его ухода и переодевшись, Бен-Гай продолжал свои дела в городе.

Трудно передать, насколько мешает личный телохранитель. К счастью, для Кфира это продолжалось всего несколько дней, оставшихся до отъезда.

Впечатления от этой поездки вдохновили Кфира на очередное поэтическое хулиганство.

Восток

I Страна далёкого востока Всегда заманчива была, И хоть её я видел много, Она как прежде мне мила. II Смешались краски в беспорядке, Всё перемешано в пыли: Архитектура, люди, страсти, Здесь всё как в сказке, но в были. III Красив, и ярок, и коварен, И всеми благами одарен, Он мил, обманчив и хитёр, В нём масса всяческих умор. IV А люди пёстрые какие, Они вам чуть ли не родные, Они и здесь, они и там, Причастны к вашим всем делам. V Фигуры эти столь вальяжны, Они умны, тщеславны, важны, Дипломами они полны И, разумеется скромны… VI О, как же свойственна им лесть, В дыру игольную пролезть, Не составляет им труда, То есть сплошная ерунда. VII Там масса всяких ресторанов, Воспитывают там гурманов. Чем больше там растят баранов, Тем больше лишних килограммов. VIII И хоть религией давно Питьё вина запрещено, На что ещё дана же глотка, Коли молчит ислам о водке? IX Гостеприимство – это гены, Хотя возможны и измены, И можно слышать всякий раз: «Как рады мы иметь здесь Вас!» X И будь вы лучший дипломат, Вам предстоит, приятель, мат, От уж известного вам шаха, Как не просите вы аллаха. XI Какой ни выбери подход, Вас ожидает ложный ход, И удалась чтоб рокировка, Нужна другая подготовка. XII Как и везде, народа массы Здесь разделяются на классы, А переход из классов в классы Решается у самой кассы. XIII Восток хоть прост, но непонятен, Он и глубок, и необъятен, Его так хочется узнать, Не всем дано его понять. XIV Он интересен, ярок, тонок, Но и капризен как ребёнок, Смотри хоть вдаль, хоть поперёк, Да, дело тонкое – Восток.

Самолет уже шел на посадку, и Кфиру пришлось сложить столик, на котором он писал. Вновь перечитав свое свеженаписанное баловство, он нацарапал, уже держа блокнот на коленях – «Восток заразителен и неизлечим…»

 

Глава 10

Галерея

У деятельных людей чувство выполненного долга сохраняется недолго. Кфир был рад вернуться домой. Расставание с любимой работой уже огорчало меньше… Возможно, потому что это было не в первый раз. Кроме этого, он был рад продолжить с Женей борьбу за выживание.

В то время у них работала одна лишь секретарша, и та на полставки. Они пытались заключить сделку по поставке дерева из Перми в Грецию для телефонных столбов. Работа шла невероятно медленно и тяжело. Женя пять раз летал в Пермь, побывал в Екатеринбурге и в Серове. Кфир был в Перми три раза, побывал в Березниках, в различных точках Пермской области. По словам местных жителей, они посетили места, где кроме зеков и нефтяников никто не бывает. Побывав там осенью и насчитав не менее семи оттенков листвы, Кфир был в восторге от красоты местной природы, несмотря на ее суровость.

В итоге сделка состоялась, предоставив хотя и одноразовый, но значительный запас кислорода.

Затем, через некоторое время, кто-то из бывших сотрудников Димы и Бори узнав, что в Израиле ожидается засуха, предложил проверить возможность экспорта соломы из Украины для корма скота.

Оказалось, что при давлении на солому (чтобы как можно больше вместилось в контейнер, ее прессовали в большие блоки), какая-то пленка, предохраняющая ее, стала портиться. В результате, солома приходила с плесенью, а иногда просто гнилая, естественно, не соответствуя стандартам министерства здравоохранения.

После фиаско с соломой Кфир с Женей некоторое время приходили в себя. Однако тема корма для животных была уже затронута, и постепенно перед ними открывался ее потенциал. Со временем они вышли на подсолнечный шрот, пшеничные отруби, впоследствии ставшие основными позициями фирмы.

Постепенно приобретая опыт и увеличивая обороты, из маленького клиента, с которым серьезные банки не хотели работать, они превратились в фирму средней величины, с великолепной репутацией. Контракты выполнялись всегда, даже в ущерб фирме. Со временем банкиры сами стали искать с ними контакта, в надежде сделать своими клиентами. Годы тяжелого и напряженного труда пошли на пользу.

Вклад Кфира в развитие фирмы на разных этапах выражался по-разному. К сожалению, нельзя сказать, что здесь он нашел себя настолько, насколько это было на работе в министерстве. Может быть, поэтому он всегда был рад, когда его призывали на работу в резерв. Там вновь, на различных должностях, дома или заграницей он сразу включался в работу, и его импровизациям и энергии не было предела.

Постепенно, с годами, в бизнесе Кфир сумел обуздать себя и научился довольствоваться своими успехами. Их, на его взгляд, здесь было меньше, но, как ни странно, ценились они гораздо больше. Для человека с душой романтика, испробовавшего одно из самых колоритных занятий, было не просто приходить каждый день в контору и прилежно, без особых порывов, выполнять достаточно скучную работу. В борьбе с серой рутиной помогали два фактора. Во-первых, будучи одним из создателей фирмы, Кфир, как и остальные ее создатели, оказался наверху и имел прямое отношение ко всем стратегическим решениям. Ответственность, естественно, была на том же уровне. Кроме этого работа была связана с поездками, в которых, несмотря на их утомительность, всегда присутствует какой-то колорит.

Со временем, Кфир мысленно научился собирать различные интересные картины из своей практики. Оказалось, что он делал это и раньше, особенно во время работы в министерстве, но там, по-видимому, из-за интенсивности событий, все происходило достаточно бессознательно. Теперь же, во время частых полетов, когда уставал от чтения, он мысленно воспроизводил былые «картины» в памяти, каталогизировал их по тематике и стилю, возвращая их в свое виртуальное хранилище, которое он называл «Моя галерея». Стилистика картин была разной. Если речь шла о картинах из прошлого, то это часто бывал импрессионизм. Нередко взяв какую-либо картину из «зала» импрессионистов, он мысленно восстанавливал ее заново, но уже в другом стиле. Чаще всего это был реализм, реже романтизм, иногда неоклассицизм, и лишь изредка маньеризм.

Так со временем его «галерея» начала приобретать другой облик, более организованный, обновленный, тематический. Искусство, как вода, приобретает самые невообразимые формы в своем стремлении вырваться за установленные рамки. Новые зарисовки классифицировались уже по установленным принципам и изредка попадали в «файл» постимпрессионизма.

Отныне, столкнувшись с интересной ситуацией, он уже не просто вкладывал ее в альбом, как фотографию. Она становилась для него наброском, который он мысленно рассматривая с разных сторон, предавая различные оттенки и играя с перспективой, пытался превратить в картину.

Так, к примеру, рассказав коллегам о поездке в такси по вечерней Одессе, он решил, что эта бледноватая гравюра имела определенный скрытый колорит.

…В один из вечеров, во время пребывания в Одессе, Кфир с Женей возвращались на квартиру Бори, у которого остановились. В такси Кфир сел рядом с Женей на заднее сидение. Минут через пятнадцать они подъехали к дому.

Выйдя из машины, Кфир почувствовал, что дверь не закрылась, обернулся и хлопнул ею сильней. Женя в это время, пытаясь выйти слева и узнав от шофёра, что левая задняя дверь изнутри не открывается, придержал дверь, которую Кфир пытался захлопнуть. Почувствовав, что дверь не захлопнулась, Кфир толкнул её сильней. Дверь опять не закрылась, так как Женя продолжал её придерживать для того, чтобы выйти. Кфир удивился, что с третьей попытки не может закрыть дверь, и вновь повернулся к машине, чтобы на сей раз хлопнуть ею основательнее. Он увидел Женю, наклонившегося вправо с улыбкой на лице (странное выражение, на чём же еще она может быть?) и тянущегося к незакрывающейся двери.

«Он смеётся, что я не могу закрыть дверь, – подумал Кфир, хлопнув ею сильнее. Дверь не закрылась. – Наверное, я стукнул Женю при его попытке закрыть эту злополучную дверь», – подумал он. Женя же, пытаясь открыть дверь, которую Кфир пытался закрыть, явно ничего не понял, однако вновь попытался оттолкнуть дверь, которую Кфир все еще пробовал закрыть. Шофер непонимающе смотрел на них обоих.

– Дай мне выйти, – проговорил Женя, однако ветер, дождь и ночь донесли до Кфира лишь обрывки звуков.

– Сам закрою, – ответил Кфир. Они навалились на дверь одновременно.

Кфир в растерянности уступил, и Женя, в конце концов, выбрался из такси, а шофёр, вздохнув, уехал.

 

Глава 11

У капитана

День, начавшийся необычно, принес еще одну картину.

Утром, по пути на работу, Кфиру позвонил портовый агент и рассказал о проблемах, возникших на судне. Он достаточно ясно дал понять, что присутствие Кфира на судне очень желательно.

Итак, не доехав до конторы, Кфир развернул машину и поехал в Ашдод. По дороге он думал, что давно не видел Сабира, капитана судна. Последний раз Кфир был у него в Хайфе, наверное, года полтора назад. Как всегда заблудившись в порту, он позвонил агенту, чтобы тот его направил. Оказалось, что в основном проблемы уже решились. У Кфира мелькнула грешная мысль: «А может просто уехать?» На работе ожидала гора дел, но было неловко перед капитаном.

Найдя 21-й причал, Кфир сразу же увидел судно. Поднялся по трапу и попросил дежурного доложить о себе капитану. Через несколько минут они уже пожимали руки в капитанской каюте, и тот слегка журил Кфира за то, что он так давно у него не был.

Обсудив все решённые и ещё не совсем решённые проблемы примерно за полчаса, Кфир попытался уйти, но не тут-то было. «Без обеда ты не уйдешь», – безапелляционно заявил капитан, и Кфир понял, что полдня пропало. Было примерно 11:30. «Какой обед? Ещё рано!» – подумал он, но распоряжения коку были уже отданы.

Да, Кфир постепенно сдавал позиции. Сначала сама поездка в порт, которая никак не вписывалась в сегодняшнее расписание. Теперь обед. Это в лучшем случае займёт половину рабочего дня. При всем уважении к капитану Кфир понимал, что потеря такого времени была слишком большой роскошью. Оставалась надежда, что он сможет избежать спиртного, иначе пропал весь день. Предыдущий визит на это судно в Хайфе ему хорошо запомнился. Кухня была великолепной, но повторять подобный подвиг Кфиру совсем не хотелось.

Где-то в районе 12 сели за стол. Их было трое: капитан, стармех и Кфир. Короткой фразой капитан послал стармеха к холодильнику. Это было то, чего наш герой опасался. Но, по-видимому, ситуация была неизбежной. Стармех достал из холодильника и торжественно поставил на стол нераспечатанную бутылку «Абсолюта». Кок в образе симпатичной блондинки начал заставлять стол произведениями своего искусства.

Итак, началось. Капитан разлил «первую» по довольно большим рюмкам до самого края. Естественно, «первая» была за гостя.

Кфир, будучи человеком пьющим только по необходимости, да и то в редких случаях, знал, что чем реже прикасаешься к «змию», тем сильнее он действует.

Они подняли рюмки, чокнулись. Капитан и стармех, что называется в полном смысле, «осушили» свои рюмки. Кфир же слегка пригубил, ожидая знакомой реакции в духе: «Первую обязательно до конца» и т. д. Однако её не последовало. «Может быть, пронесло?» – подумал он с надеждой.

Еда как всегда была великолепной. Через несколько минут, когда стармех опять налил себе и капитану, а Кфиру попытался «освежить» чуть-чуть освободившуюся ёмкость, тот опять подумал с надеждой: «Пронесло!» Но не тут-то было. Капитан, тоном, не признающим пререканий, обратился к стармеху: «Ты что? Он должен выпить до конца! А мы подождём». Пришлось подчиниться.

Не стоит утомлять читателя описанием методов психологического воздействия, оказанного на Кфира капитаном. Вкратце – наш герой сдался, со всеми вытекающими из этого обстоятельствами.

То, что день пропал, было уже ясно. Беспокоило другое. Как добираться? После второй рюмки Кфир начал ощущать влияние «змия». После третьей пошло легче, что очень беспокоило…

Зазвонил телефон Кфира. В туманящемся сознании пронеслось: «Это мама, ведь мы с ней сегодня ещё не говорили! Только чтоб она не почувствовала, что я «под змием». Нужно говорить как можно более бодро».

– Ты где? – спросила мама, услышав необычные звуки.

– Мне пришлось поехать в порт, я на судне, – ответил Кфир, стараясь придать своему голосу бодрость. Второй вопрос оказался самым неожиданным:

– Ты пил что-нибудь?

«Неужели мой голос меня всё-таки выдал?» – подумал он и как человек, не извлёкший для себя никаких выводов из пословицы «на воре шапка горит», бодро ответил: – Нет! – и едва не добавил: «Я больше не буду!»

Да, змий явно тормозит мышление. Только после своего ответа он заподозрил, что не так понял вопрос. И опять, соображая медленно, усугубил ситуацию дурацким вопросом:

– А что ты имела в виду?

– Ну, чай, кофе, воду, – наивно ответила мама – сегодня очень жарко.

– А, да, конечно! – опять невпопад ответил наш герой.

– Меня здесь задержали на обед, – добавил он, пытаясь загладить ситуацию. Вроде бы пронесло. Мама пожелала приятного аппетита и попрощалась до вечера.

Обед подошёл к концу. Бутылка была пуста. Кфир достаточно резко остановил попытку поставить ещё одну. После этого ему было как-то неловко попросить кофе, да и время было позднее…

…Медленно, но верно он добрался до офиса и до долгожданного кофе. Болела голова. Кое-что всё же успел сделать. Когда вечером зашёл к маме, на вопрос «Как дела?» пожаловался на головную боль.

– Ты, наверное, мало пил! – сказала мама, наивно думая о жаре.

– Я бы не сказал, – ответил он, думая о своём.

 

Глава 12

Стамбульский аэропорт

Подходила к концу очередная поездка в Турцию. Они сидели с Мусой (их местным представителем) в стамбульском офисе в 15 минутах езды от аэропорта. Пора было выезжать в аэропорт, но Муса почему-то не торопился. Когда через некоторое время приехал его помощник с тремя пакетами, Кфир понял, в чём дело. Это были сладости для их секретарши, Жени и для него самого – символ восточного гостеприимства. Разумеется, Кфир не был в восторге от того, что кроме чемодана и сумки ему придётся тащить ещё и дары востока, однако, выхода не было. Имея солидный опыт частных поездок, он знал, что из-за постоянных проверок безопасности очень легко забыть дополнительный пакет, не являющийся постоянной частью багажа.

Они выехали в аэропорт и почти сразу же попали в пробку. «Попав в пробку, не стоит нервничать, это еще не крышка», – успокаивал себя Кфир. До вылета оставался какой-то час или чуть-чуть больше, а они почти не двигались с места. Кфир начинал нервничать. Факт близости офиса к аэропорту может оказаться отрицательным фактором из-за излишней уверенности, что поездка в аэропорт занимает обычно не более 10 минут. На этот раз они ехали около получаса.

Наконец добравшись до аэропорта, наспех попрощавшись с Мусой, Кфир почти вбежал в терминал и стал в длинную очередь, чтобы пройти первый этап безопасности. К счастью, очередь продвигалась достаточно быстро. По окончании проверки, остановившись в стороне, он разложил пакеты со сладостями в чемодан и сумку. Было бы очень неудобно, особенно перед секретаршей и Мусой, если бы сладости остались где-нибудь в стамбульском аэропорту.

Быстро взглянув на информационное табло и увидев Тель-Авив, Кфир ринулся на регистрацию. Очередь оказалась длиннее, чем можно было ожидать, что вызвало у него вздох облегчения.

Простояв минут 15 и дождавшись своей очереди, он понял, что его ждал ужасный сюрприз. Оказалось, что он простоял 15 минут в очереди Эль-Алевского рейса, тогда как его билет был на Турецкие Авиалинии.

Теперь он уже испугался не на шутку. Сердце стучало в бешеном ритме. Бегом, насколько позволял багаж, он направился к месту регистрации Турецких Авиалиний.

Уже издалека он увидел, что никакой очереди нет. По душе пробежал холодок неприятного предчувствия, хотя присутствие двух представительниц Турецких Авиалиний на месте не давало душевной температуре упасть до полного обледенения. Оставалась надежда.

Как ни в чём не бывало, приветливо поздоровавшись и стараясь контролировать учащённое дыхание, Кфир с улыбкой протянул представительницам компании паспорт и билет. Обе молодые женщины посмотрели на него. Младшая с безразличием. Взгляд же старшей окончательно поверг его холодеющую душу в обледенение.

– Регистрация закончена. Рейс закрыт, – сказала старшая из сотрудниц, отодвигая в его сторону лежащие перед ней билет с паспортом.

– Как?! – вырвалось у Кфира. – Но ведь самолет еще не улетел! – добавил он, опять теряя контроль над дыханием.

– Регистрация заканчивается за полчаса до вылета, – ответила старшая ледяным голосом.

Естественно, она была права. До вылета оставалось 15 минут. Кфир почувствовал, что покрылся потом. Галстук и пиджак затрудняли ему дыхание.

– Простите, – сказал он, пытаясь говорить спокойно, – я обязан попасть на этот рейс.

– Рейс закрыт. Ничем не могу вам помочь, – вежливо и подчёркнуто холодно, с выражением тюремной надсмотрщицы, ответила старшая и отошла в сторону, всем своим видом давая понять, что говорить больше не о чем.

– Я бы хотел поговорить с ответственным за рейс, – сказал Кфир, пытаясь придать своему голосу уверенность.

– Я ответственная за рейс, – ответила старшая ледяным голосом, взглянув на Кфира убийственным взглядом. Затем она спокойно отвернулась в сторону и стала чем-то сосредоточенно заниматься.

Кфир понял, что проиграл. До вылета оставалось 10 минут, а между ним и самолётом стоял айсберг в виде представительницы турецких авиалиний, ответственной за уходящий рейс.

И тут он решил не сдаваться. Мысль о том, что он застрянет в Стамбуле ещё на два дня, придала ему энергии и уверенности, а по-видимому, и нахальства. Собрав весь свой дух и сделав самый серьёзный вид, на который он когда-либо был способен, Кфир вновь обратился к старшей, которая уже собиралась уходить.

– Девушка, выслушайте меня очень внимательно, – сказал он, не спеша и очень чётко.

– Я нейрохирург, – произнёс Кфир, выдержав небольшую паузу. Произнося это, он буквально сверлил её глазами.

– Завтра утром у меня назначена операция, – продолжил он, не отрывая своего сосредоточенного взгляда от старшей.

– Поймите, в ваших руках человеческая жизнь.

Это было произнесено чётко, тихо и внятно, как и должно было бы звучать в любом уважающем себя театре.

Произнося это, Кфир осознавал, что сделал всё, что мог, наверное, даже больше, чем сам мог от себя ожидать. Продолжая не отрывать взгляда от айсберга, с трепетом и напряжением он ждал реакции.

Что-то дрогнуло в холодном взгляде старшей. Ничего не сказав, она, не спеша, хладнокровно отвернулась и стала говорить по телефону. Естественно, ничего не понимая, Кфир застыл в ожидании и с очень зыбкой надеждой. Наконец, положив трубку, с ледяной медлительностью и даже каким-то сожалением она произнесла:

– Считайте, что вам повезло. Рейс задерживается.

По-видимому, что-то человеческое в «айсберге» победило. Недаром говорят, что самые убедительные и яркие речи в истории всегда были короткими. Очевидно, и здесь присутствовала краткость – сестра таланта.

Не стоит пытаться передать те чувства, которые бушевали в нашем герое, когда он вновь протянул ответственной за рейс свои документы…

Во время рейса он не раз заново проигрывал все события этого утра и с трудом сдерживал улыбку, воспроизводя диалог с представительницей Турецких Авиалиний.

«Да, быть может, я все же избрал не ту профессию», – думал он.

Так в запаснике появилась очередная картина.

 

Глава 13

Амстердам

В одной из поездок по делам в Европу Кфиру предстояло лететь из Женевы в Амстердам. Такое уже бывало, однако на сей раз встречи, запланированные и назначенные заранее, вынуждали воспользоваться очень ранним рейсом.

В 2 часа ночи, как швейцарские часы, к гостинице подъехало такси. В 2:30 он уже был в аэропорту. Пройдя паспортный контроль, Кфир отправился попить кофе, так как времени было ещё много. После кофе, всё ещё не находя своего рейса на табло, он обратился к сотруднику аэропорта, который с уверенностью направил его в сектор «А» 8-е ворота, сказав при этом, что скоро рейс высветится на табло.

Простояв минут десять в очереди у контроля безопасности, Кфир занял удобное место прямо возле восьмых ворот. Подумав, что есть своя прелесть в раннем времени, он спокойно занялся своими делами. Увлёкшись работой, он не заметил, как прошёл час. У 8-х ворот по-прежнему кроме Кфира никого не было. По-видимому, именно это обстоятельство и заставило его взглянуть на часы. Было 4 часа утра. До рейса оставалось 30 минут. Так как на табло его рейса всё ещё не было, почуяв неладное, он обратился к очередному работнику аэропорта, который с улыбкой и в самой вежливой форме объяснил, что посадка на этот рейс проходит в секторе «С» 12-е ворота. Находясь на «стерильной» с точки зрения безопасности территории, Кфир не знал, как оттуда выйти. Опять пришлось прибегнуть к помощи персонала. Оказалось, что в стеклянной стене, разделяющей зоны на «стерильную» и «нестерильную», была также стеклянная дверь, с правой стороны которой была красная кнопка. При нажатии на красную кнопку раздавался весьма громкий шипящий звук, напоминающий закрытие дверей в московском метро, после чего дверь открывалась. Оказавшись на свободе, Кфир отправился в сектор «С».

Женевский аэропорт, кроме уникального факта расположения и принадлежности двум странам, Франции и Швейцарии, имеет еще одну особенность – он в основном расположен под землёй. Длинные коридоры с бегущими дорожками, несколько сокращающими расстояния, сопровождаются ясными и чёткими указателями с чисто швейцарским педантизмом. В прошлом часто бывая в этой части аэропорта и осознавая, что расстояния огромны, Кфир, не задумываясь, сразу же настроился на лёгкий спортивный бег. Достаточно скоро ощутив недостаточность своей спортивной формы, он, тем не менее, не позволил себе расслабиться. Минут так через десять он уже стоял в очереди около очередного контроля безопасности. Проверка продвигалась медленно, а перед ним, как назло, стояло большое семейство, не то из Пакистана, не то из Индии, с неисчислимым количеством ребятишек. Лихорадочно думая, что же предпринять, он увидел, как открывают дополнительный поток для ускорения процесса. Стоит ли описывать, как в долю секунды он оказался первым у дополнительного прохода в «стерильную» зону? По-видимому, не стоит, так как это произошло молниеносно и непроизвольно, а такое описанию не подлежит.

Оказавшись вновь в «стерильной» зоне, Кфир буквально взлетел вверх к двенадцатым воротам. Стойка, за которой проверяли посадочные талоны, уже закрывалась. Это напомнило стамбульские приключения, однако француженка, к которой он обратился, оказалась на редкость мила. Посмотрев на посадочный билет и взглянув на компьютер, она сообщила, что посадка на Амстердамский рейс осуществляется в зоне «А» у пятых ворот. Это был удар. Мозг Кфира лихорадочно проигрывал различные варианты следующего полёта, попытки перенести встречи на более позднее время и т. д. Девушка за стойкой куда-то позвонила, и скудные познания французского позволили Кфиру разобрать кроме своего имени ещё и слово «пассажир». Всё это произошло в считанные секунды. Несмотря на почти ощутимый проигрыш, он не собирался сдаваться. До отлёта было ещё около 15 минут. Ему опять указали на стеклянную дверь. Нажатие на красную кнопку повлекло за собой уже знакомое угрожающее шипение.

Вновь оказавшись вне зоны «стерильности», он легко сбежал вниз, но очутился не там, откуда поднимался вверх. Перед ним был ужасающе длинный и абсолютно безлюдный коридор с застывшими дорожками. Указатели были, и он, не раздумывая, бросился бежать в направлении сектора «А». Указатели, как потом стало ясно, в незадействованном коридоре может быть и говорят о направлении, но не более. Несколько раз Кфир взлетал вверх в соответствии с указателями, однако двери наверху оказывались или закрытыми, или же он попадал в какой-то служебный отсек, где никого не было. После такого очередного «взлёта» он увидел, наконец, зону «А». Поражало спокойствие людей за стеклом. Ещё каких-то 20 минут назад и он был таким же как они, а сейчас, на грани паники, видя знакомую и недоступную зону «А», он не находил к ней прохода.

Сбежав вниз в который раз, Кфир побежал дальше. Кажется, коридор несколько раз сворачивал, но никак не кончался. Пот лился с него градом, и у него было чувство, что он только что откуда-то вынырнул. Да, вряд ли его вид подходил для важных деловых встреч. Напряжение и чувство безысходности напоминали кошмар из какого-то фильма ужасов.

После нескольких очередных взлётов вверх он вновь увидел зону «А». На сей раз появилась надежда. Там наверху была одна из тех стеклянных дверей, и почему-то она была открыта. Красной кнопки не было видно, однако вместо неё справа был ясно виден знак «кирпич». Кфир понимал, что это подразумевало, но не остановился. На полной скорости он попытался взять этот рубеж. Однако в двух метрах от преграды дверь издала уже знакомый угрожающий звук «ц…ц!» и закрылась перед самым носом. Да, это был сценарий, достойный Хичкока. Он вновь сбежал вниз и бросился дальше по коридору.

Один из последующих взлётов всё-таки оказался плодотворным, и он на исходе сил вновь оказался у контроля безопасности долгожданной зоны «А». Очередь у контроля шла быстро, а сразу же за ней стоявшая работница аэропорта, обратилась к нему с дежурной улыбкой, вопросительно назвав его имя. По-видимому, его взмыленный вид говорил сам за себя. «Да!» – ответил Кфир громче и быстрее, чем собирался. «Вас ждут», – ответила она, не переставая улыбаться, и провела его до самолёта.

Он не знал, сколько пробежал за это утро. Не знал он также, сколько седых волос оно прибавило ему. Наверное, сбросил какой-то вес, и не только благодаря бегу. Да, он успел на рейс, может быть благодаря той самой француженке из зоны «С». Что интересно, это то, что полёт задержали, и, несмотря на то, что дверь самолёта закрыли сразу же за Кфиром, они ещё полчаса просидели, пока самолёт тронулся. Вероятно из-за того, что на рейсе ожидали опаздывающего пассажира, самолёт потерял свою очередь на взлёт. При посадке в Амстердаме Кфир всё ещё был мокрым.

Он рано добрался до гостиницы, и у него было достаточно времени, чтобы принять душ и немного отдохнуть. Встречи прошли успешно, и он с удовлетворением вернулся в номер. Но после такого дня не спалось, и он еще долго гулял по ночному городу.

На следующий день, окончив все свои дела в Амстердаме и записав все важные моменты, касающиеся встреч, Кфир собрал вещи и вновь пошел гулять по городу.

Обратный рейс на Женеву был только в девять вечера, так что спешить было некуда. В первую очередь, Кфир посетил галерею своего приятеля Харольда, с которым познакомился в предыдущем году. Харольд был на месте. Они поболтали, попили кофе, затем Кфир купил у него небольшую картину «Порцелан».

Расставшись с Харольдом, Бен-Гай прошелся по центру и перекусил в местном стиле, бутербродом с селедкой. Очень понравилось. Затем прошёлся по галерее Национальной Гвардии Исторического музея. Там экспонируются работы в духе «Ночного Дозора», хотя Рембрандта в ней, к сожалению, нет. Рассматривая эти работы в стиле барокко, он думал, что не только на огонь и воду, но и на искусство, если оно настоящее, можно смотреть вечно.

Где-то в районе пяти вечера, почувствовав, что устал, Кфир направился в сторону вокзала, чтоб оттуда уехать в аэропорт. Пройдя центральную площадь, он услышал странные звуки нескольких инструментов. Звуки в быстром ритме, несколько в восточном духе, чем-то напоминали монотонные мелодии курдов. На углу Дамрак Центра, невдалеке от вокзала, играли четверо: справа стоял маленький, чёрный мужчина странного вида, играющий на гитаре; слева от него тоже маленький и тоже странный, но более светлый мужчина, играл на аккордеоне; крайний слева был почти точной копией аккордеониста. Между ними сидел полный небритый и неопрятный брюнет с усами и внешностью Карабаса-Барабаса, он играл на кларнете.

Кфир уже было прошёл мимо этого странного квартета, когда музыка стала обретать формы, более приемлемые для его слуха. Оставаясь верным своему принципу поощрять уличное искусство, заслуживающее внимания, он вернулся, чтобы внести свою скромную лепту в благосостояние этих бродячих музыкантов, по-видимому, цыган. К тому времени Карабас уже импровизировал на таком уровне, что казалось, будто у его кларнета есть душа, которая, вот-вот материализуется, танцуя под эти излияния южного темперамента. Карабас оказался бродячим виртуозом. Аккордеонисты и гитарист ему всего лишь аккомпанировали. Собиралась толпа, уйти было просто невозможно.

Какой-то высоченный двухметровый американец (примерно на полторы головы выше Кфира) откуда-то сверху спросил его на английском:

– Скажите, а что это за музыка?

Кфир ответил, что, по-видимому, какая-то балканская. Произношение слова «балканская», видимо, прозвучало не совсем по-английски, так что пришлось повторить его несколько раз из партера в ложу.

– А, балканская, – наконец-то понял американец.

– Да, извините, – смутился Кфир из-за неправильного произношения, – так мне кажется.

– Нет, это вы извините, – с улыбкой сказал американец, – это ваша страна.

Кфир не стал объяснять, что он тоже иностранец, да и какое-то детское озорство поощряло его ввести американца в заблуждение.

– А они тут каждый день играют? – спросил сверху его приятель.

– Не знаю, – ответил он, – я их вижу впервые. Да, это была чистая истина.

Карабас продолжал изливать душу и проникать в души собравшейся толпы, которая неизменно росла. Молодой невысокий мужчина, стоявший впереди, слева от Кфира, с лицом жёлто-песочного цвета, несколько раз улыбнулся, поворачиваясь в его сторону. «Явно дитя Востока», – подумал Кфир, и в голове промелькнуло: «Свой свояка узнаёт издалека». Но не может же быть, чтобы с двухметровой высоты он казался голландцем, а с метра шестидесяти арабом?!!! Интересно!

Изредка Карабас останавливался, давая губам отдохнуть, в то время как остальные продолжали аккомпанировать, поддерживая ритм. Его очередное вступление в игру вновь завораживало толпу. Щедрее сыпались монеты, воодушевляя Карабаса на истинные шедевры импровизации.

В какой-то момент мелодия перелилась в восточную и своеобразную, очень похожую на Хава Нагилу. Кфир стоял как заколдованный. Через несколько минут он услышал сверху вопрос, направленный к нему:

– Это, случайно, не клейзмерская музыка?

– Не знаю, – ответил он, – но последняя вещь была явно еврейская.

– Отличная музыка, – сказал араб, повернувшись к Кфиру.

– Да, – ответил он.

– А вы оттуда? – спросил он.

– Из Израиля, – ответил Кфир.

– А я из Марокко, – сказал он, протягивая руку, и добавил, что всегда дружил с евреями.

Да, хорошая музыка, как и любое искусство, пробуждает в нас лучшее, способна творить чудеса.

Увиденное и услышанное произвело на него такое впечатление, что уже в аэропорту он сделал кое-какие заметки. Во время рейса начал писать, а добравшись домой, продолжил. Кфир не ощущал ни времени, ни усталости. Закончив описывать то, что осело в нем так глубоко, он продолжал сидеть, все еще под впечатлением, но уже не только от музыки, но и от ее описания. Кфир подумал: «Ведь это тоже картина, а я ее как бы перенес из запасника в галерею». Сам процесс доставил ему огромное удовольствие.

В комнату стали проникать первые лучи рассвета, а он все еще сидел, боясь потерять это охватившее его удивительно приятное ощущение. «Ведь в моем запаснике есть много других картин, которые тоже можно было бы перенести в галерею?» – эта мысль не давала ему покоя.

Однако, воспоминания, разбавленные временем, становятся размытыми и напоминают когда-то красивую, а ныне застиранную вещь. Он подходил к тому возрасту, когда мечты и надежды меньше согревают душу. Наступал тот жизненный этап, когда былые успехи и провалы уже не имели такого значения, как раньше, и только у последней строки жизненного баланса все еще была какая-то ценность. Приобретенный опыт сделал его восприятие жизни более многогранным. Жизнь с каждым годом казалась все сложнее.

– Зачем выставлять, да ведь и не все подлежит экспозиции. А кто вообще придет в твою галерею? – продолжал он спор с самим собой.

– Не знаю, может, придут. Всегда есть о чем писать, но не всегда нам дано этого заметить. Идей как всегда много, а воплощений мало. Другими словами: душа тоскует по творению, и лишь талант мешает ей… Чему не суждено попасть в галерею, останется в запаснике. Это будет моей частной галерей.

– И никто в нее никогда не войдет? – спросил внутренний голос.

– Иногда, в редких случаях, но только избранные, – ответил он сам себе.

– Смотри, чтоб твоя галерея не напоминала выставку детских рисунков, – съязвил внутренний голос.

Наконец, почувствовав усталость, Кфир встал. В ванной случайно взглянув на себя в зеркало, ему стало не по себе. Однако он утешил себя мыслью, что пока все еще не так страшно. Ему, однако, было приятно отметить, что с возрастом он становился все более похожим на отца. Волосы явно редели. «Пора примерять лысину», – со вздохом подумал он.

«Не горюй старина, – сказал ему внутренний голос. – Чем больше лысина, тем ближе истина!»

Он лег в постель, но заснул не сразу. Эмоции еще долго не давали ему покоя. Во сне он видел какую-то галерею, в которой распаковывали картины…