27

Эрика

День был в разгаре. В окно маленькой комнаты, куда Ханис привел Эрику, светило солнце. Роун курил, лежа на спине. Эрика спала. Ее светлые волосы рассыпались по его плечу, одна рука лежала на его груди. Дыхание ее было легким. Она сказала Роуну, что не спала по-настоящему со времени смерти ее первого мужа. Теперь она успокоилась и смогла крепко уснуть. С тех пор как неделю назад Ханис привел к ней Роуна, они каждый день были вместе, занимались любовью все дольше и страстнее, становились все нежнее друг к другу. И каждый раз, когда они кончали, Эрика крепко засыпала.

Роун посмотрел на спящую Эрику и улыбнулся. Он провел ладонью по ее лбу, щекам, вспомнил первую встречу, когда Ханис привел его сюда, выражение на лице Эрики — тогда она курила гашиш с другими девушками, — ее взгляд, когда она увидела его впервые…

— Как он тебе? — спросил Ханис с гордостью.

Эрика не ответила. Роун все стоял посередине зала, а она продолжала смотреть на него. Затем, не выпуская сигарету изо рта, начала приближаться к нему.

— Пусть сядет там, я еще не готова, — сказала Эрика Ханису.

Она вернулась за столик к смеющимся проституткам. После трех сигарет она попросила оставить ее с Роуном наедине. Тогда Ханис отвел их в небольшую квартиру поблизости от ресторана.

Она разглядывала Роуна, прислонившись к стене.

— Проститутка, подойди сюда.

Роун подошел к ней.

— Сколько ты берешь? — спросила она.

— Двадцать пять рублей, — ответил Роун.

— Двадцать пять рублей за что?

— Никто пока не жаловался.

— У тебя нос некрасивый, — заявила она. — Подбородок слишком выпирает, и уши твои мне не нравятся.

— Тогда я пошел.

— Даю пятнадцать.

— Моя цена двадцать пять, и вперед.

— А с мужчин ты сколько берешь? — хмыкнула Эрика.

— Это не по моей части. Я специализируюсь на женщинах.

— Старых, толстых и некрасивых, да?

— Нет некрасивых женщин, надо уметь видеть их.

— А я красивая?

— Сойдешь.

— Ах, сойду. Твоя девушка красивее меня?

— Она воспитаннее.

— Красивее?

— Нет.

Эрика глубоко вздохнула.

— Хорошо, маленькая проститутка. Вот твои деньги, — Эрика бросила деньги на пол перед собой и приказала: — Целуй мои ноги!

— Они же в туфлях.

— Целуй туфли.

Роун прикоснулся губами к туфле, и в это мгновение Эрика ударила его мыском туфли в шею. У Роуна перехватило дыхание, он осел, голова бессильно повисла. В этом же положении он пришел в себя. Эрика сидела, сложив руки на груди.

— Теперь твоя очередь сделать мне больно, — сказала она. — Мы поиграем в мужчину и женщину — жертву и мучителя, только играть будем по-настоящему. Я сейчас объясню. Красоты нет, есть только разрушение. Любовь не чувствуют, чувствуют только боль и страдание. Ты ударишь меня — и я почувствую это. Пусть даже не сильно, но я буду знать, что жива и могу быть любима. Помоги мне разрушить себя и я буду любить тебя за это. Ну, давай, бей сильно, — Эрика с мольбой смотрела в его глаза.

Роун так сильно ударил ее по лицу, что Эрика упала со стула, а из уголка рта потекла тонкая струйка крови. Эрика одобрительно кивнула.

— Ты хороший ученик. Бей еще.

Роун колебался, потом ударил еще раз. Она просила, чтобы он бил ее ногами, но Роун отказался.

— Ты же проститутка, раб, ты должен выполнять все мои желания, — заявила Эрика.

— Найди другого.

— Ах, мой маленький святоша не хочет играть в жизнь? Тогда займемся чем-нибудь другим. Становись на середину. Маленькая, хорошая проститутка. Снимай пиджак, медленнее, не спеши. Теперь рубашку, еще медленнее.

Роун стоял голый по пояс, Эрика ходила вокруг.

— Теперь брюки, — приказала она. — А теперь до конца.

Роун стоял совершенно голый, Эрика внимательно разглядывала его. Она провела руками по его телу и велела не двигаться. Потом отступила назад, расстегнула блузку, сбросила ее. Затем расстегнула юбку и медленно спустила ее на пол, сняла комбинацию.

— Не двигайся, не двигайся, — повторяла она, расстегивая лифчик и сбрасывая его с плеч. Она подошла совсем близко, и глядя на Роуна, начала спускать трусики вниз по бедрам и дальше до пола.

— Ты не должен двигаться, что бы я ни делала.

Эрика выключила почти весь свет, оставив только одну слабую лампочку. Она подошла к Роуну сзади и прижалась к нему всем телом. Ее ладони гладили грудь Роуна, спускались все ниже и ниже. Она начала царапать его, сперва легко, потом все сильнее. Неожиданно она вонзила в него ноготь и высосала из ранки кровь. Роун сжался, но не двинулся с места.

— Бедная моя проститутка, и святоша, и муж — посмотри, что я с тобой сделала. А теперь повторяй за мной:

— Я…

— Твой…

— Твой…

— Палач…

Роун запнулся, но все же закончил:

— Палач.

Эрика встала перед ним. Она держала за лезвие нож.

— Убей меня, — тихо попросила она.

Роун смотрел на Эрику. Она ткнула рукояткой ему в живот.

— Убей меня, или я убью тебя. Убью, клянусь Богом!

Роун по-прежнему стоял неподвижно. Она перевернула нож в руке и замахнулась на него. Роун перехватил руку и вывернул ее за спину. Нож выпал. Эрика набросилась на Роуна, она царапалась, била его ногами и руками. Слезы катились по ее щекам. Роун изловчился, сгреб ее в охапку и бросил на кровать. Эрика пыталась сопротивляться, но Роун зажал ей ноги. Она тяжело дышала и продолжала плакать. Ее тело сотрясалось от рыданий и нервного смеха. Роун прижался своими губами к губам Эрики. Она резким движением отдернула голову, но он схватил ее за волосы так, что она не могла пошевелиться. Роун нежно поцеловал Эрику, отпустил ее и лег рядом. Она лежала не двигаясь, с плотно закрытыми глазами и сжатым ртом. Роун поцеловал ее опять.

— Больше никто не сделает тебе больно.

Она открыла глаза и пристально посмотрела на него. Роун улыбнулся.

— Никто, никто, никто, — прошептала она едва слышно. — Боже мой, никто, — Эрика притянула Роуна к себе…

Роун помнил, как дотянулся до пепельницы и погасил сигарету. Потом повернулся к спящей Эрике и потряс ее.

— Пора вставать, — сказал он, поднимаясь с постели.

— Нет, — сонно ответила Эрика, не открывая глаз. Она покачала головой. — Нет, еще нет.

— Десять минут второго, — сухо сказал Роун. — Скоро вернется с работы хозяйка квартиры.

Эрика протянула к нему руки, но Роун сделал вид, что не заметил. Она наблюдала, как он одевается, не глядя в ее сторону. Наконец, Эрика тоже встала и оделась.

— Мы увидимся еще? — спросила она Роуна уже в дверях.

— Как хочешь, — ответил Роун.

Эрика замялась, потом сказала:

— Знаешь, хочу. Но мы должны быть осторожны, — она посмотрела на своего Георгия.

— Муж?

— Да.

— Здесь он нас никогда не найдет, — спокойно ответил Роун.

— Если узнает, найдет где угодно.

— Не волнуйся. Он просто муж. Мужья неопасны, — засмеялся Роун.

— Пожалуйста, поверь мне. Мы должны быть очень осторожны, — Эрика взяла Роуна за руку.

— Значит будем. Не волнуйся по пустякам.

Эрика отвернулась, помолчала.

— Мой муж очень большой человек.

— Не он один.

— Георгий, — Эрика стояла к нему спиной, — он из разведки.

— Ну и что? Это не повод для беспокойства.

— Мой муж — полковник Коснов.

Роун отработанно равнодушно отвернулся, подошел к столу, взял сигареты.

— Ты не передумал? — Эрика волновалась.

— Нет.

— Когда?

— Когда захочешь.

— Завтра? Завтра в два?

— Завтра в два.

— Георгий, — обратилась к нему Эрика на второй день, — если я дам тебе много денег, ты перестанешь встречаться с другими женщинами?

— Я хорошо зарабатываю, — ответил Роун.

— Я могла бы давать тебе рублей семьдесят пять в неделю.

— Этого недостаточно.

— Георгий, я хочу говорить тебе только правду, — сказала Эрика на следующий день. — Пока что так и было. Обещай тоже говорить мне только правду.

— Обещаю, — ответил Роун.

Эрика и Роун встречались еще восемь дней подряд. Роун становился ей все нужнее, но она никогда не упоминала Полякова.

На девятый день, прильнув к Роуну, Эрика спросила:

— Ты не боишься моего мужа?

— Нет! — резко ответил Роун.

Эрика отодвинулась и прищурилась.

— А ты любишь меня?

— Да.

— Достаточно сильно, чтобы сделать что-то опасное. После чего мы будем всегда вместе?

— О чем ты?

— Георгий, увези меня из России, — неуверенно попросила Эрика. — Я знаю, это очень трудно и опасно, не отвечай сразу. Подумай. Если ты не захочешь, я пойму. Мы все равно будем встречаться.

Роун повернулся и зажег сигарету, он обдумывал слова Эрики, глубоко затягиваясь.

— Я увезу тебя, — наконец ответил он.

Эрика осыпала его поцелуями.

— Георгий, Георгий. Нам будет так хорошо вдвоем! — Она крепко обняла его.

— Когда ты хочешь уехать? — спросил он.

— Как можно скорее.

— Быстро не получится. И обойдется недешево. Твоего мужа боятся.

— Я скопила тысячу двести рублей.

— Этого не хватит.

— Он выдает мне сто рублей в неделю. Мне хватит пятнадцати. Значит еще восемьдесят пять в неделю.

— Все равно уйдет не меньше года, — задумчиво отозвался Роун. — Придется найти еще клиентов.

— Нет, только не это, — воскликнула Эрика. — Я хочу, чтобы ты был только со мной.

— Но деньги нужны не только, чтобы выбраться отсюда, на Западе тоже надо на что-то жить.

— Я знаю, где достать деньги там. Нам хватит до конца жизни.

— Все равно, уехать из России обойдется очень дорого.

— Я не хочу, чтобы ты спал с другими женщинами.

— Ладно, постараюсь что-нибудь придумать, — сказал Роун.

Би Эй лежала на крыше рядом с Ханисом и наблюдала, как Эрика вышла из дома и через проходной двор направилась к улице.

— Смотри, — толкнула Би Эй Ханиса.

Когда Эрика перешла улицу, за ней, будто случайно, увязался какой-то мужчина.

— Ты права, — сказал Ханис. — И сколько это продолжается?

— Последние два дня.

 

28

Человек в машине

Георгий встречался с Эрикой еще три дня подряд. Каждый раз она спрашивала, придумал ли он как заработать денег, чтобы уехать из России. Каждый раз Роун отвечал «нет». Наконец, Георгий твердо пообещал не спать ни с кем, кроме Эрики. Он сказал, что они не увидятся два дня, поскольку постарается раздобыть деньги. Когда они встретятся, у него обязательно будут хорошие новости.

— Как ты относишься к полковнику? — спросил Роун.

— До нашей встречи я его ненавидела, теперь он мне безразличен. Я уже могу жить с ним. Он меня любит, он приятен и иногда почти нравится мне.

— А Поляков? Ты говорила, что любила его?

— Да. Разве я говорила об этом? — растерялась Эрика.

— Ты простила полковника за то, что он сделал с Поляковым?

— Георгий, дорогой, когда живешь, как я, быстро учишься забывать. Иначе умрешь от боли. Полковник делал свое дело. Поляков знал об этом. Теперь и я знаю. Когда некуда приложить свою любовь, она превращается в ненависть, а если любишь опять, на ненависть сил уже не остается. То, что ненавидел, уже не имеет значения.

— Понятно, — разочарованно протянул Роун.

— А что? Это как-то связано со способом добыть деньги?

— Ничего не получится, раз ты так чувствуешь. Я найду еще женщин. У нас очень скоро будут деньги.

— Георгий, ты что задумал?

— Ты все равно этого не сделаешь.

— Чего не сделаю? Милый, как я могу помочь, если даже не знаю, чего ты хочешь?

— Вчера я разговаривал с одним человеком, он — друг Полякова, — Роун заметил, как Эрика сжалась. — Он согласен помочь нам с документами и даст денег.

— Если? — к Эрике вернулась жесткость, с которой Роун столкнулся в их первую встречу.

— Если мы передадим информацию.

— Какую информацию?

— Этот человек уверен, что Коснов собирает компромат на некоторых кремлевских чиновников. Так он мне сказал. Он хотел бы знать об этом подробнее.

Эрика закрыла глаза и покачала головой.

— Боже, только не это. Ну почему мы не можем встретиться где-то далеко-далеко, где ничего этого нет? Почему это со мной происходит, Георгий? — Эрика потянулась к нему. — Ты не знаешь этих людей. Ты не знаешь, что происходит. Я прошла через все это с Поляковым, потому что до него никого не любила. Я тогда была просто ребенком. Не знала разницы между настоящей любовью и благодарностью. Я предложила помочь ему в работе. Как я жалею об этом теперь. В этом мире не бывает победителей, я боюсь его. Верь мне, любимый, лучше держаться от всего этого подальше.

— Я просто предложил. Могли бы быстро заработать, — Роун улыбнулся. — Ладно, забудем. Если дела пойдут хорошо, через два месяца у нас будет все, что нужно.

Эрика вздрогнула и покачала головой.

— Пойдем, — мягко сказал Роун, — тебе пора домой. Мы увидимся завтра?

— Да, — автоматически ответила она, неподвижно смотря под ноги.

— Пойдем, Эрика, — повторил Роун.

— Георгий, если я сделаю это, тебе больше не придется встречаться с другими женщинами?

— Эрика, это слишком опасно, ты меня убедила. Я не хочу подвергать тебя риску.

— Ты не ответил на мой вопрос. Если я достану эту информацию, ты не будешь встречаться с другими женщинами?

— Конечно.

— Передай ему, он ее получит, — сказала она не поднимая глаз.

— Эрика, ты же боишься. Зачем так рисковать?

— Для начала, чтобы он поверил нам, передай ему, что Коснов действительно собирает такой материал. Делает он это в основном дома, чтобы его помощник Гродин ничего не знал. Гродин — зять Алексея Бресновича. Бреснович и еще многие высокопоставленные чиновники против расследования, поскольку боятся осложнений.

— Каких осложнений?

— У Полякова был контакт в Кремле.

— Ты знаешь кто?

Эрика заговорила медленно.

— Поляков однажды упоминал какого-то Бельмана. По-моему, он и есть тот, кого ищет Коснов.

— А ты знаешь, кто такой Бельман?

— Больше мы ему ничего не скажем, пока не получим часть денег, — Эрика встала и начала собираться. Она молчала и избегала смотреть на Роуна.

— Завтра? — спросил Роун, открывая дверь.

— Завтра, — выходя кивнула Эрика.

В десять утра на следующий день на квартире Поткина появился Фокусник с очередным сообщением. Роун наблюдал через щель, как он вошел, запер за собой дверь и подошел к шкафчику, где хранился пистолет. Код на этот день был тридцать плюс три. Фокусник вошел в комнату и посветил фонариком в лицо неподвижно сидящего Роуна, поставил стул у него за спиной, уселся и приставил пистолет к его виску. Он щелкнул пальцами пять раз, Роун — дважды. Фокусник добавил три щелчка, Роун ответил десятью. Фокусник щелкнул еще два раза, Роун — восемь. Фокусник вынул обойму и положил пистолет с фонариком к ногам Роуна, отодвинул стул и заговорил:

— Рудольф утверждает, что любит меня. Он хочет, чтобы я переехал к нему. Я убеждаю его, что не могу так сразу порвать с инструктором, но пообещал что-нибудь придумать. Рудольф говорит, что после Полякова никого не любил, я — первый. Он плакал, когда рассказывал обо всем этом. Скорее всего, Поляков плохо с ним обращался. У них была связь, а потом Поляков просто дразнил его, по любому поводу мог побить. Близки они бывали крайне редко. Рудольф уверен, что у Полякова был кто-то еще. Считает, что это Бреснович.

Когда Поляков и Рудольф познакомились, Рудольф работал в отделе восстановления и реставрации художественных ценностей и музеев, а заведовал там Бреснович. В обязанности Рудольфа входило следить за инвентаризацией шедевров, вывезенных из Германии, и обеспечивать им надежное хранение. Большинство этих произведений искусства нацисты похитили во Франции и Италии. Русские не собираются их возвращать. Сразу после войны было еще неизвестно, что куда попало, и Бреснович официально заявил, что несколько грузовиков с картинами предположительно были уничтожены во время налета на немецкий конвой. Пропали все полотна.

Потерь оказалось больше, чем предполагали русские. Многие шедевры исчезли из хранилищ. Бреснович якобы поймал преступника, выбил из него признание, что он выкрал картины из хранилища и продал какому-то итальянцу. Его быстро расстреляли. Никто кроме Бресновича не успел допросить его.

Рудольф, по меньшей мере дважды, встречал Бресновича и Полякова вместе. Один раз в ресторане и один раз на улице. Рудольф чуть рассудка не лишился из-за их связи. Он подумывал о встрече с обоими для выяснения отношений, надеялся отделаться от Бресновича, был готов на все, чтобы вернуть Полякова. Но так ничего и не сделал и ни с кем не говорил об этом. Это было в 1959 году, незадолго до исчезновения Полякова.

Рудольф не видел его года три, но забыть не мог. Восемь месяцев назад он проходил мимо небольшого ресторанчика, где они бывали с Поляковым. Поляков сидел один за дальним столиком. Рудольф подошел к нему. Поляков пришел в ярость.

«Убирайся отсюда, идиот, если хочешь остаться в живых!» — прошептал он Рудольфу. Рудольф вышел и спрятался на другой стороне улицы. Он решил проследить, что будет дальше. Какая-то машина медленно подъехала и остановилась на боковой улочке почти напротив него. Чуть позже Поляков вышел и направился к машине. Рудольф бросился бежать, но все же успел заглянуть в машину. Он не очень хорошо разглядел человека за рулем, описать его, во всяком случае не смог, но в одном уверен — это не Бреснович.

Еще через четыре месяца он получил записку от Полякова. Поляков просил его о встрече. При встрече Поляков был очень взволнован и чего-то боялся. Рудольф никогда его таким не видел. Поляков сообщил Рудольфу, что у него неприятности и спросил, нельзя ли будет пожить у Рудольфа, если дела пойдут совсем плохо. Рудольф поинтересовался, почему он не обращается к Бресновичу. Поляков ответил, что это невозможно. Рудольф не отставал, и Поляков признался, что у него действительно была связь с Бресновичем, но поклялся, что это уже в прошлом. Разрыв прошел весьма болезненно, и Поляков сказал, что боится Бресновича. Рудольф разрешил Полякову пожить у себя. Эта встреча была последней, больше Рудольф Полякова живым не видел.

О смерти Полякова он узнал, когда его пригласили в Третье управление. Его допрашивал Гродин. На квартире Рудольфа был обыск. Рудольф опасался, как бы не нашли несколько книг, которые он дал Полякову почитать. На всех было имя Рудольфа. Но Гродин не упоминал о книгах, он задавал обычные вопросы: когда, где и при каких обстоятельствах Рудольф познакомился с Поляковым, что ему известно о прошлой деятельности Полякова. Рудольф постарался сказать как можно меньше, Бресновича и эпизод с машиной он вообще не упоминал. Его отпустили, а неделю спустя снова вызвали на допрос. Он прошел, как предыдущий, и его отпустили. Больше его не тревожили.

Роун подал Фокуснику конверт с одним напечатанным на машинке вопросом. Фокусник поднял фонарик и посветил на страницу.

— Нет, я никогда не слышал о Бельмане, — ответил он Великому Немому, — но если услышу, сообщу.

Позднее Роун и Уорд обсудили сообщение Фокусника. История с Перечницей начинала проясняться.

— Вполне возможно, что именно Бреснович снабжал Полякова картинами, — заметил Уорд.

— Если Рудольф говорит правду, скорее всего — да, — ответил Роун.

— Возможно, что Бреснович и Бельман — одно лицо, — размышлял вслух Уорд. — Сокрытие западных художественных ценностей было полностью поручено Бресновичу. Он придумал, как заставить всех поверить, что картины были уничтожены, а сам тайно хранил их. Кто еще мог так беспрепятственно вывозить их из России?

— Никто, — согласился Роун, — но с какой целью он это делал? Из-за денег?

— Не знаю, но уверен, что именно он и есть главный вор. Поляков занялся перекупкой картин в Париже, чтобы прикрыть вывоз и продажу их из России. Ну а когда они зашли так далеко, до продажи информации остался один шаг.

— Но Поляков продавал свою информацию очень дорого. Интересно, Бреснович требовал свою долю? — спросил Роун.

Уорд забарабанил пальцами по столу.

— Давай посмотрим на это вот с какой стороны. Бресновичу захотелось новой должности в Кремле, ему необходимо было письмо с Запада, которое он мог показать своим приверженцам. Оба понимали, что получить такое письмо будет крайне трудно. Требовалось много времени и доверия. А чем лучше всего было завоевать это доверие, если не информацией, разумеется за деньги, информацией о государственных тайнах. У Полякова был большой опыт, он понимал, что заплатить за информацию для Запада — сущий пустяк. И чем больше Поляков просил, тем больше доверия было к информации. Нет, скорее всего Запад понимал, что продажа информации за деньги была просто началом, на самом деле от них требовалось письмо. И как только Запад поверит в достоверность информации, получить письмо будет очень просто.

— Но все же это не объясняет, почему Поляков и Бреснович продавали картины, — сказал Роун.

— Я не уверен, но может быть Поляков делал это, чтобы завоевать доверие Бресновича.

— А кто же был в машине у ресторана? — напомнил Роун. — Это был не Бреснович, но кто же? Не мог ли Бреснович послать кого-то вместо себя?

— Не думаю, — Уорд покачал головой. — Он общался с Поляковым всегда сам, не хотел никого посвящать в их отношения.

— Вот еще что, — заметил Роун, — ты думаешь, что Бреснович подсказал Коснову об агентах, направленных в Россию для встречи с ним? Если Бреснович и Бельман одно и тоже лицо, стал бы Бреснович рисковать, ведь Коснов мог заставить этих агентов заговорить?

— Нет, племянничек, конечно нет. Он скорее сам бы с ними расправился, но не отдал бы их полковнику.

— Не думаю, что в машине был сам Коснов, — размышлял Роун. — Его слишком хорошо знают.

— Согласен. У него в распоряжении пол-Москвы, и если помнишь, когда он и Поляков, наконец, встретились, они решились на это только в Париже.

— А ты не думаешь, что Коснов и Бреснович работают вместе, — спросил Роун.

— Интересная мысль.

— Это хорошо объясняет их так называемую вражду, внешний антагонизм — прекрасное прикрытие.

— Это верно, но все же не вижу, что могло бы их связывать. Знаешь, этот тип в машине все больше меня интересует.

— Известно, кто следил за Эрикой?

— Пока нет. Фокусник и Би Эй шли за ним до Университета, а там он от них оторвался. Знаешь, этот парень тоже мог бы кое-что прояснить.

Роун сидел у приемника. Незадолго до полуночи в косновской спальне раздались голоса.

— Я сегодня встретила Гродину на улице, — сказала Эрика. — Она едва поздоровалась со мной.

— Не обращай внимания, — отозвался Коснов.

— Не могу. Она не одна. Со мной никто не хочет разговаривать! Это из-за меня?

— Нет, голубушка, боюсь, из-за меня. Мое расследование всех пугает.

— Но почему Гродина холоднее всех? И ее муж тоже. Да и сам Бреснович. Они выделяются из всех. Бреснович считает, что ты уделяешь ему особое внимание?

Роун отметил небольшую заминку, потом Коснов заговорил.

— Когда-то мы с Бресновичем были друзьями, а потом стали врагами. С тех пор все переменилось. Мы взаимно вежливы, даже иногда помогаем друг другу, но уже не так, как раньше.

— А что случилось?

— Мне не хочется говорить об этом.

— Ты никогда не делился со мной тем, что тебя волнует. Какая же я тебе жена, если ты ничего мне не рассказываешь?

Коснов помолчал.

— Много лет назад мы с Бресновичем поссорились. Он хотел посадить на мое место западного агента.

— Западного агента?

— Да, Стердеванта. Бреснович предложил ему мое место.

— А как ты узнал об этом?

— От Стердеванта. Мы подружились во время войны. Даже после войны, когда опустился «Железный занавес», мы продолжали с ним сотрудничать. Тогда говорили, что я единственный человек, которому он хоть немного доверяет. Я часто разрешал его группам действовать во вверенных мне районах, он делал то же самое для меня. Но боюсь, я его и предал. Бреснович добивался моей отставки. Мне надо было сделать что-нибудь невероятное, чтобы сохранить должность. Поэтому я захватил его группу, группу, которой обещал полную безопасность. Это сорвало планы Бресновича, а он не любит проигрывать. Так что, голубушка, к тебе это не имеет отношения. Это старая история.

— А что стало со Стердевантом?

— Он поклялся убить меня, но умер, не успев выполнить свою угрозу.

Поткин редко волновался. Но сейчас был именно такой случай. Порой у него даже дрожали руки. Никто не мог помочь ему в розыске жены и дочерей. Никто не должен был знать, что они пропали. Нужно ждать. Надеяться. Однако надеяться Поткин не умел. Когда «Серия Пять» была закончена, осталась обычная работа. Появилось много свободного времени, и он начал гулять по городу.

Однажды после такой вечерней прогулки по Пятой авеню, он вернулся в офис. Его ожидал лейтенант Гродин.

— Вы нам нужны, — объявил он Поткину.

— 3-зачем?

— Мы решили убрать Коснова.

Поткин уставился на него.

— Это сделаете вы, — жестко произнес Гродин.

— Я очень занят. У меня масса важных дел. Я не могу уехать.

— Товарищ капитан, — сказал Гродин, — решения принимаются не здесь. Товарищ Бреснович не привык к отказам. Он всегда добивается своего.

— Добивается?

— Не будьте так наивны, капитан! Дело очень серьезное. Если вы откажетесь, это отразится на вашей карьере и семье.

— Семье?

— Вы слышали мои слова. Бреснович добивается своего всегда.

Сколько Поткин себя помнил, он никогда раньше не плакал и был уравновешенным человеком, но сейчас его глаза наполнились слезами и он истерически захохотал.

 

29

Человек в шляпе

Эрика оставила Роуна в квартире, спустилась по черной лестнице и вышла через подвал в проходной двор. Когда она была уже на улице, из подъезда дома вышел человек в широкополой мягкой шляпе и последовал за ней на некотором расстоянии. Когда Эрика остановилась у витрины, он тоже остановился и посмотрел в другую сторону. Потом они двинулись дальше.

Сегодня Эрика шла новой дорогой, так попросил Георгий. Вместо того, чтобы пойти как обычно по Пятницкой, она прошла проходным двором, пересекла бульвар и нырнула в проход. Мужчина в шляпе прибавил шагу, свернул за ней в проход — никого. Он побежал, но кто-то схватил его сзади. Он упал на колени и мощным рывком перебросил Фокусника через плечо, развернулся и побежал в обратную сторону. Нож, просвистев в воздухе, мягко вошел ему в спину. Сделав еще пару шагов, мужчина замертво упал.

Уорд подошел, выдернул нож и ногой перевернул тело.

— Кто бы мог подумать, — сказал он Фокуснику, — китаец.

У Би Эй и Роуна совсем не оставалось времени, чтобы побыть вместе. А если немного и выдавалось, то уединиться все равно было негде. Единственное, что удавалось, так это погулять, взявшись за руки, по набережной Парка Горького.

— Мы оба стали проститутками, — сказала она ему однажды. — Но я не переменилась, а ты?

В следующие несколько дней удалось немногое. Фокусник сообщил, что у Рудольфа депрессия, он отказывается говорить о Полякове. Совместное дело Ханиса и мадам Софи процветает, но, похоже, ни одна из девочек ничего не знает о Полякове. Би Эй с Михаилом успешно сбывают на черном рынке краденную электронику. Но с их стороны сведений о Полякове тоже нет.

Хорошо шли дела только у Георгия с Эрикой. Он чувствовал, что она любит его все сильнее. Он удивился и даже растерялся, когда она сказала, что прекрасно понимает, как трудно уехать из Москвы вместе. Ей было уже все равно. С Роуном она прожила самые счастливые недели в своей жизни. Она была благодарна ему за это. Просто быть рядом, больше ничего не нужно. Если бы завтра все это кончилось, она бы поняла. Через неделю, во вторник, Эрика преподнесла Роуну сюрприз. Он пришел на квартиру первым. Приготовил чай. Эрика задерживалась. Она опоздала на полчаса.

— Георгий, любимый, извини, я просто не могла вырваться, — объяснила она, не успев отдышаться.

— Ничего, выпей чаю.

— Нет, я сегодня не могу остаться, я встречаюсь с мужем. Георгий, закрой глаза. — Она спрятала руки за спину.

— Зачем?

— Не спрашивай, просто закрой. Теперь протяни руку. — Эрика положила ему на ладонь маленький сверток в яркой бумаге. — Мне пора идти, любимый. Увидимся завтра.

— Где?

— Разверни подарок и узнаешь. — Эрика быстро поцеловала его и убежала.

Роун развернул сверток и увидел ключ с запиской:

«Мой любимый Георгий, это ключ от нашей новой квартиры. Она наша на целый месяц, а, может быть, и дольше, если мы захотим. Не спрашивай, откуда у меня ключ. Квартира наша, и никто не знает об этом. Она совершенно надежна. Адрес и номер квартиры ниже. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя».

Роун в отчаянии покачал головой. Надежней той квартиры, где они встречались, быть не могло. Об этом позаботился Ханис. Она располагалась в старом ветхом доме в оживленном районе Москвы. Дом этот был частью большой застройки. Он имел два выхода — из соседнего здания и через общий подвал в проходной двор. Но самое главное, на прилегающих улицах было много магазинов, кафе и палаток. Местные жители и москвичи из других районов могли найти здесь товары, которые не всегда удавалось купить в более престижных частях города. Роун и Ханис боялись Коснова. Они выбрали район, где трудно было вести слежку. Они нашли квартиру, которую практически невозможно было вычислить. Внешне ничто не связывало Эрику и Роуна. Они входили в здание в разное время через разные входы. Квартира была идеальной.

Роун спустился по запасной лестнице, прошел по узкому переходу и вошел через заднюю дверь в соседний ресторан. Он заказал первое и вино. Покончив с едой, он зигзагом прошел по людной улице и спустился в метро. Проехал пять остановок, вышел, сел в обратный поезд, проехал еще три остановки, потом четыре в обратном направлении и вышел в пяти кварталах от того места, где спустился в метро. Пересек несколько открытых мест, убедился, что «хвоста» нет и спустился в метро опять.

Это был многоэтажный дом в одной из лучших новостроек. Роун несколько раз прошелся мимо здания. Как он и боялся, оно было открыто со всех сторон. Людей на улице почти не было. Их заметили бы сразу. Он походил по прилегающим улицам, обошел дом вокруг. Нет, это совсем не годится. Он настроился на слезы Эрики. Ему не хотелось расстраивать ее, но, кажется, этого не избежать.

Еще не было двенадцати. Встреча с Фокусником назначена на два. Роун решил немного погулять. Он прошел Дворец Труда и свернул к реке. Был ясный безветренный день. Москва — тихий город. Здесь запрещены звуковые сигналы, люди на улицах говорят негромко. Москва мало напоминала другие столицы. Роун обычно не замечал этого, но иногда чувствовал себя подавленно. Этот город был больше похож на большую деревню. Внешне город, конечно, производил впечатление, но по какой-то необъяснимой причине даже его архитектура казалась немой.

Он вернулся на квартиру Поткина в начале второго. В двери торчала записка:

«Георгий, жду тебя на улице. Д.М.»

Роун спустился свернул направо и прошел семь кварталов, когда, наконец, «Дядя Моррис» нагнала его. Она была одета по последней московской моде: плотный шерстяной костюм с широкими подплечиками и туфли на широких квадратных каблуках.

— Мы получили информацию, которая может быть вам полезна, — сказала «Дядя Моррис». — Счет в швейцарском банке привел к Полякову. Двенадцать вкладов по времени совпадают с выплатами, которые он получал за информацию. Практически каждый вклад сделан в течение пяти дней после получения денег с Запала. На этот же счет он позже положил первые пятьсот тысяч долларов. Через два дня после его отъезда в Россию все деньги перевели на другой счет. На чей, мы не знаем.

Но самое интересное, что все деньги с этого счета были переведены в Танжер. В тот же банк были положены и вторые пятьсот тысяч долларов. В результате проверки мы выяснили, что перед этим крупным вкладом на счет было сделано восемь небольших вкладов. Четыре из них совпадают по датам с его четырьмя последними вкладами в швейцарский банк, но другие четыре были сделаны уже после того, как он перестал поставлять нам информацию.

— После письма вы никаких выплат не делали? — спросил Роун.

— Нет. Как только мы договорились о письме, информация перестала поступать. Может быть, он продавал ее кому-то еще, часть наших так думает.

— А эти четыре дополнительных вклада не могли поступить из швейцарского банка?

— Нет, — уверенно ответила «Дядя Моррис». — Я уже сказала, нам удалось выйти на оригиналы швейцарских счетов. Все деньги с его счета были переведены за один раз. И на ту же сумму был получен перевод в танжерском банке. И еще непонятно, кто сделал этот перевод, Поляков ведь был уже в Москве.

— Он не мог сделать это по почте?

— По нашим данным нет. Кто-то перевел деньги лично, для этого пришлось приехать в Танжер. Боюсь, список русских и их перемещений, который вы запрашивали, здесь не поможет. Никто из них в то время ближе восьмисот километров от Африки не находился.

— А имя какое-нибудь было на танжерском счете?

— Да, но нам оно ничего не говорит. Бель Аман. Вы не знаете, кто это?

— Нет.

— Извините, что приходится омрачать ваши надежды, но похоже, что деньги, которые вам обещали, сейчас, как в ловушке, на счету мертвеца.

— Что-нибудь еще? — спросил Роун.

— Да нет, заканчиваю. Что вам удалось сделать?

— Узнаете, когда выберемся отсюда.

— А как дела с борделем?

— Ищем новеньких, но опытных девочек.

— Я предпочитаю молоденьких, да-да, — «Дядя Моррис» пошла прочь.

Роун посмотрел ей вслед. Было десять минут третьего. Фокусник уже сидел в «исповедальне». Через пять минут встреча будет автоматически отменена, и Фокусник уйдет. Роун понимал, что вернуться не успеет. Он повернулся и медленно пошел назад.

За четыре квартала от дома он остановился и закурил, собираясь переждать в сквере, пока Фокусник не уйдет достаточно далеко. Он ступил на мостовую, направляясь к скверу, но отпрянул назад. Мимо на большой скорости пронесся черный «ЗИМ». На заднем сиденье сидел Гродин, рядом — Поткин.

 

30

Посетители

За этим «ЗИМом» следовали еще две машины. Улица сворачивала за угол. Со своего угла Роун хорошо видел поткинский дом. Перед входом выстроились пять «ЗИМов». Несколько человек стояли у подъезда, один вышел из дома, отрицательно качая головой. Роун вздохнул с облегчением. Фокусник ушел. Но затем из дома вышли еще двое, они вынесли тело. Роун видел, как невысокий плотный Поткин посмотрел на тело и что-то сказал Гродину. Люди, получив указания, рассыпались в разных направлениях. Тело запихнули в одну из машин, и все машины уехали. Квартира превратилась в ловушку. Надо предупредить остальных.

Би Эй должна была вернуться не раньше пяти, Уорд — к семи.

Роун спустился в метро и поехал к Михаилу. Его мать сказала, что ждет Би Эй и Михаила после восьми, она не знала, где они. Роун попросил ее, если получится, передать Би Эй, чтобы она не покупала мясо к обеду. От Михаила он направился к Ханису. Где мог быть Уорд, Роун не представлял.

Когда он подходил к дому мадам Софи, было уже почти половина четвертого. Днем Ханиса можно было найти в одном из двух соседних кафе. Роун вошел в одно из них, сел за столик. Когда подошел официант, Роун спросил, не видел ли он Ханиса.

— Его взяли полчаса назад, — прошептал официант, вытирая со стола.

— Милиция?

— Милиция или КГБ, они могут быть еще поблизости. Выходите через заднюю дверь.

— А мадам Софи? — поднимаясь спросил Роун.

— Взяли только его. Уходите. Вы втянете нас в беду.

Би Эй могла подойти к дому шестью разными дорогами. К западному концу улицы она могла выйти с запада, севера или юга. К восточному концу — с востока, севера или юга. Роун сидел в скверике в трех кварталах от дома. Придется рискнуть. До ее появления оставалось не более десяти минут. На улице было все спокойно. Проехали два грузовика. Один из них остановился недалеко от Роуна. Когда из грузовика вылез водитель, к нему сразу же подскочил мужчина и что-то сказал. Водитель кивнул, залез в машину и уехал. Мужчина направился в противоположную от Роуна сторону и вошел в подъезд. За пять минут до появления Би Эй напротив Роуна остановился автомобиль. В нем сидела молодая пара. Мужчина вышел, обошел машину и открыл дверь женщине. Он помог ей выйти из машины и проводил до подъезда. Здесь они остановились и заговорили. Никто не попросил их уйти. Роун понял, что здесь наблюдения уже не было. До прихода Би Эй оставалось меньше трех минут. Значит, она придет с противоположной стороны. Роун быстро подошел к машине и крикнул молодому человеку:

— У тебя масло течет!

Женщина вошла в подъезд, а мужчина вернулся к машине и заглянул под нее.

— Ничего не вижу, — сказал он Роуну.

— Темно уже, у тебя фонарик есть?

— Нет, — озадаченно ответил мужчина.

— Тогда включи фары и увидишь.

Мужчина сел в машину, завел мотор, включил фары и проехал метра полтора. Роун подошел к нему.

— Масло течет, может, из-под приборной панели?

— Там нет маслопровода, — возразил хозяин.

— Ты мне будешь говорить, — отозвался Роун. — Я механик. Я эту модель отлично знаю. Она вся наоборот собрана. Все не на месте. Двигай сюда, я покажу.

Водитель открыл дверь и нагнулся, Роун рукой пригнул его голову под руль.

— Смотри. Я точно сказал.

— Где?

— Вот здесь внизу.

Мужчина нагнулся еще ниже, и в этот момент Роун сильно ударил его по шее, отодвинул обмякшее тело в сторону, сел за руль и поехал в сторону поткинского дома. Он разглядел несколько человек, стоящих в подъездах и между домами. Они равнодушными взглядами провожали машину. На первом перекрестке Би Эй не было. Роун продолжал ехать к дому Поткина. Хозяин машины пошевелился. Роун еще раз ударил его по шее, и он затих. Еще два перекрестка — Би Эй не видно.

Он был уже напротив поткинского дома, когда в двух кварталах от него из-за поворота появилась Би Эй. Она приближалась к нему по противоположной стороне улицы. Роун опустил стекло и открыл заднюю дверь.

Когда между ними оставалось не более чем пол-квартала, он нажал на газ, подкатил к противоположной стороне, ударился о бордюр и резко затормозил. Машина со скрежетом остановилась.

— Садись, — крикнул он, распахивая дверь.

Би Эй оцепенела.

— Что?

— Здесь ловушка. Скорее садись.

Би Эй шагнула к машине, но в этот миг от здания отделился человек и схватил ее за руку. Роун выскочил из машины. Би Эй швырнули на землю, прежде чем Роун успел прийти на помощь. Двумя мощными ударами он сбил с ног нападающего, подхватил Би Эй и потащил ее к машине. Но тут на них набросились еще двое. Роун ударил одного в пах, повернулся к Би Эй, но второй уже тащил ее к зданию, а еще трое бежали навстречу.

— Спасайся, — крикнула она, высвобождая левую руку. — Прошу. Я люблю тебя.

Она пыталась дотянуться ртом до большого пальца. Роун успел еще увидеть, как один из троих попытался помешать Би Эй, но она уже сжала зубы.

Роун ждал стрельбы. Никто не сделал ни выстрела. Он ожидал, что ему сейчас перекроют дорогу, но никто не появился на его пути. Он нажал газ и рванул с места. Навстречу бежали двое, делая знаки, чтобы он остановился. Когда Роун поравнялся с ними, они отпрыгнули в разные стороны. Роун свернул за угол и помчался по бульвару. Последнее, что он увидел в зеркало заднего вида, была группа мужчин, склонившаяся над Би Эй.

Никто за ним не гнался. Но рисковать он не собирался. Он несколько раз сворачивал на боковые улицы, дважды менял направление, прежде чем решился сбавить скорость. Покрутился еще минут пять, свернул в переулок, остановился и вылез из машины. Прошел между домами, свернул на бульвар и сел в автобус.

Только сейчас он вспомнил об Уорде. Он придет на квартиру Поткина в семь и попадет в ловушку так же, как Би Эй. Роун с горечью понял, что ничем не может помочь ему.

У Роуна оставалось меньше пятидесяти рублей. В квартире много денег. На пятьдесят рублей далеко не уедешь. Хорошо, если хватит уехать куда-нибудь в Подмосковье, надо еще сообразить, как это сделать.

Роун сидел в «Ленкоме» на улице Чехова, пытаясь сосредоточиться. Он никого не замечал вокруг, не следил за пьесой. В руке он сжимал ключ, который дала ему Эрика несколькими часами раньше. Сейчас Роуна волновало одно: что известно полковнику о романе жены с Георгием? Если его выследили, а он был в этом уверен, знал ли полковник, что он встречается с его женой? Вместе их никто не видел. Они всегда входили и выходили через разные входы в разное время. Эрика всегда входила через ресторан, а он через подвал смежного здания. Роун закрыл глаза и сосредоточился. Он пытался проиграть ночной разговор между мужем и женой. Он прислушивался к оттенкам, интонациям, пытаясь уловить подтекст. Муж делился с женой своими секретами. Но что таилось за его словами? Он разыгрывал спектакль или правда ничего не знал? Или знал, но не хотел признаться себе. Роун вслушивался в голоса своей памяти. Он воспроизводил куски разговора, как на магнитофоне. Нет, он уверен, Коснов говорил искренне, Роун не уловил ни малейшей фальши.

Он понимал, что все выезды из Москвы перекрыты. Идти было некуда, слишком большой риск, особенно опасны гостиницы. Переспать на скамейке в парке или в метро, не привлекая к себе внимания, в Москве невозможно.

Роун сжал ключ. Он не верил в безопасность квартиры, которую нашла Эрика. Может быть, Коснов просто не планировал схватить его в дневном налете? Выжидал, когда Роун подойдет к дому Поткина, увидит происходящее и бросится наутек? Куда? Конечно на новую квартиру.

Да, все сходилось. Эрика не пришла сегодня. Полковник хотел, чтобы она была с ним. Но почему именно сегодня? Если облаву производил Коснов, как он мог быть с Эрикой? Нет, скорее всего он бы постарался, чтобы Эрика ему не мешала. Наверное, она уже была под охраной. Когда Роун попытался спасти Би Эй, ему слишком уж просто удалось бежать. Он представлял отличную мишень, но никто не выстрелил. Три человека имели возможность стрелять в него. Но ни один не применил оружие. Двое, которые попытались остановить машину, просто махали руками, чтобы он остановился, оружия у них не было. Он ожидал погони, но никто за ним не погнался.

Пьеса закончилась, зрители аплодировали. Роун сунул ключ в карман. Если полковник Георгия, надо постараться не разочаровать его.