Ближе к рассвету капитан совсем впал в отчаяние. Заботясь о вахтенных, он сменял их каждые полчаса, а сам оставался на мостике и не отрывался от бинокля, пока глаза не начинали слезиться. Луна зашла, и целых два часа царила полная тьма, пока не забрезжил серый, а потом и розовый свет, в голубом небе растаяли звезды. Яркий день засиял гораздо раньше, чем солнце выплыло над горизонтом. Корпус подлодки ослепительно засверкал в его сияющих лучах.

Прилив ожидался через полчаса. Капитан знал, что это его последний шанс. Невероятно, как их до сих пор еще не обнаружили. Капитан догадывался, что это случилось потому, что подлодка села на мель в отдаленной и необитаемой части острова. Но сейчас, при ярком свете дня, на берегу наверняка поднимут тревогу и нет надежды на то, что они сумеют уйти за то немногое время, что им отпущено. Он мысленно подсчитывал, насколько уменьшился вес лодки со времени последнего прилива: ушел отряд Розанова из девяти человек, каждый весит примерно килограммов по восемьдесят, итого семьсот двадцать, да оружие и боезапас отряда — килограммов десять, да надувная лодка — тридцать пять, следовательно, всего около восьмисот килограммов. Немного, если учесть, что водоизмещение подлодки — тысяча четыреста тонн. Но если выкачать запас пресной воды и выбросить за борт снаряды, оставив лишь несколько, тогда можно рискнуть. Мысль о потере воды была неприятна, но это был изрядный вес. Капитан наклонился и нажал кнопку внутренней связи.

— Лейтенанту Польскому — на мостик, — приказал он.

Через несколько секунд по трапу простучали шаги — лейтенант поднимался наверх. Сначала из люка появилась рука, потом туловище.

На людей, видевших его впервые, Польский производил жуткое впечатление. У него отсутствовала не только шея, но, казалось, и голова. Черты лица словно вырастали из небольшой выпуклости посередине плеч. Он редко носил фуражку — козырек чуть ли не утыкался в грудь, закрывая лицо, так что, когда требовалось быть одетым по полной форме, у лейтенанта Польского кружилась голова от недостатка свежего воздуха. Он не отличался особым умом, но и глупым его назвать было нельзя. Вся поступающая информация проходила у него через некий фильтр, расположенный в центре восприятия где-то в верхней части груди, откуда спустя некоторое время выходили ответы. Он был превосходный инженер и самый усердный работник на подлодке.

— Прибыл по вашему приказанию.

— Хорошо, — ответил капитан. — Я хочу, чтобы вы спустили всю пресную воду и сбросили весь боезапас, оставив по пять снарядов на каждую зенитку. Продуйте двигатели, через двадцать пять минут они должны начать работать.

Польский мигнул.

— Понятно.

— И еще, — добавил капитан, — когда включатся двигатели, пусть весь личный состав, свободный от несения вахты, соберется в помещении за торпедным отсеком. По моей команде будут перебегать к корме и обратно.

Польский понял, что хотел сделать капитан.

— М-м-м, — пробормотал он в раздумье.

— Знаю, это рискованно. Но если мы сумеем сместить центр тяжести, когда дадим задний ход, то наверняка снимемся с мели.

Польский еще секунду подумал, потом кивнул и исчез.

Капитан повернулся к вахтенным.

— Я буду в рубке, — сказал он. — Если вы что-нибудь заметите, повторяю, хоть что-нибудь, немедленно доложите мне.

Вахтенный, стоящий ближе всех, опустил бинокль и посмотрел на капитана налитыми кровью глазами.

— Есть!

— Да не опускайте бинокль! — рявкнул капитан. — Не прекращайте наблюдения ни на секунду! Ни на мгновение! Глядите в оба! — в голосе его звучали истеричные нотки.

Ошеломленный вахтенный отошел, а капитан спустился по трапу в рубку. Там было пусто. С нижней палубы доносились грохот сбрасываемого боезапаса и шум работающей помпы. Капитан уселся на место Золтана и взглянул на карту, разложенную на столе. Теперь он совершенно точно знал местоположение лодки и понял, что лишь чуть-чуть проскочил полосу глубокой воды, которая вела в гавань на другом конце острова. Именно там должен сейчас находиться Розанов с отрядом, и оттуда они должны возвратиться, если сумеют раздобыть буксир.

Спустя совсем немного времени звякнул внутренний телефон. Польский доложил, что пресная вода выкачана, боезапас сброшен с борта, а двигатели готовы к работе. Посмотрев на часы, капитан отозвался.

— Очень хорошо. Нужен рулевой на замену Крегиткину, двое на посту управления и двое в машинном отделении. Остальных — за торпедный отсек. Пусть ждут дальнейших инструкций. — Убедившись, что Польский передал его приказ по назначению, капитан продолжал: — Обе машины полный вперед.

По трапу он вновь поднялся на мостик.

Раздался рев двигателей, и из выхлопных труб потянулся серый дым. Капитан оглянулся, убедился, что за кормой чисто, потом крикнул в люк:

— Полный назад!

— Есть полный назад, — ответил рулевой и передвинул рычаги сигнализатора в нужное положение. — Все готовы.

Лодка задрожала, вокруг кормы вскипели белые буруны. Потом вода потемнела и ринулась вперед, вспениваясь и бурля вокруг корпуса. Капитан чувствовал, как подлодка напрягается в борьбе с песком, цепко держащим ее. Он вновь включил внутреннюю связь.

— Так держать, Польский. Готовьте людей к пробежке. К корме и обратно.

Капитан ждал. Подальше от подлодки блестящая вода была чистой и прозрачной. Она словно завораживала его, он не мог глаз от нее отвести. Волны вокруг поднимались и опускались, словно подчиняясь неведомому ритму. Вдруг ему показалось, что они двинулись вперед, сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Подлодка, еще недавно застывшая, как бетонный пирс, словно оживала, по мере того как выходила на глубокую воду. Казалось, она воскресла и с удовольствием окунулась в родную стихию. Капитан наклонился вперед и крикнул:

— Обе машины стоп! Мы на плаву!

— Есть стоп, — отозвался рулевой. Широко ухмыляясь, он доложил: — Двигатели остановлены.

— Лейтенанта Польского — на мостик! — приказал капитан по внутренней связи, а рулевому сказал:

— Малый вперед. Курс ноль-два-ноль.

Тут ему пришло в голову, что этот новенький гораздо лучше справляется с обязанностями рулевого, чем Крегиткин, и он решил дать ему постоянное назначение. Он уже диктовал в уме приказ Розанову, но тут вспомнил, что Розанов и Крегиткин на берегу, а ему предстоит решить важнейший вопрос: уйти ли на восток в безопасные глубины океана или пойти на запад и постараться отыскать отряд Розанова. Безопасность подлодки была превыше всего, но покинуть девятерых человек на вражеской территории, не предприняв даже попытки их спасти, противоречило принципам чести морского офицера и шло вразрез с долгом командира. Однако поиск мог вполне окончиться захватом лодки врагами. Капитан попытался вообразить, как бы на его месте поступили высшие советские руководители, но вынужден был беспомощно развести руками. Он представил себе Хрущева в морской форме, и его чуть не стошнило. Ленин в его глазах был слишком легендарной личностью, чтобы решать сугубо практические проблемы, а большинство пришедших на ум других руководителей оказались либо покойниками, либо врагами народа. Вообще, советским руководителям было опасно подражать: в одно прекрасное утро можно проснуться и обнаружить, что ты подражал предателю, или уклонисту, или как там его обзовут в передовице в «Правде». Чем больше капитан думал об этом, тем больше его радость от освобождения из песчаного плена сменялась мрачной апатией, ибо он понимал, что наиболее правильное решение — выйти в открытое море, и немедленно. Из люка появился Польский. Капитан обрадовался ему как предлогу, чтобы избавиться от своих мыслей.

— Все отлично, Польский, — похвалил он. — Наша идея сработала.

Однако лейтенант, казалось, не разделял радости командира.

— Как сказать, — ответил он.

— Что вы имеете в виду? Мы же на плаву.

Польский пролез сквозь люк и огляделся.

— Да, плывем, — сказал он.

— А все благодаря смещению центра тяжести. Перебежки туда и обратно раскачали подлодку, и мы вырвались из песка.

— Возможно, так бы оно и случилось, — согласился Польский, — но дело в том, что люди не покидали помещения за торпедным отсеком.

— Что?

— Капитан, сами знаете, какие у нас там маленькие двери, просто какие-то дыры в переборке. Достаточно шагнуть…

— Сам знаю, какие там двери! Что произошло?

Польский прокашлялся.

— Люди попадали друг на друга у первой же двери, они слишком торопились. Гроткин разбил зубы о порог, Вышинский свалился на него и, по-моему, сломал ногу, Мусоргский оказался внизу всей этой кучи малы и придет в себя не скоро, а Братислав в истерике.

— Что с ним?

— Он спал и ничего не знал, а когда проснулся, увидел парней, лежащих друг на друге, услышал крики и шум и решил, что мы тонем. Скоро это пройдет. Громыко сейчас вдалбливает ему что к чему.

Капитан посмотрел на море.

— Я думаю, надо почаще устраивать учебные тревоги. Такие вещи не должны повторяться.

— Так вышло потому, что они торопились, — объяснил Польский. — В спешке всякое бывает.

Капитан хранил спокойствие.

— Сколько у нас горючего? — спросил он в конце концов.

— Около восьми тонн.

— Что значит «около»? Мне нужна точная цифра.

— Сегодня утром, пока мы не начали сниматься, было восемь. Сейчас, наверно, семь тысяч девятьсот пятьдесят, плюс-минус пять литров.

— Сколько горючего мы можем израсходовать без учета необходимого на обратный путь?

Вопрос капитана заставил Польского задуматься.

— Смотря что вы имеете в виду под обратным путем. Если Ригу, тогда у нас в запасе дневная норма, при условии что мы будем идти в надводном положении с обычной скоростью. А если вы хотите идти на глубине и дозаправиться в Гаване, то мы сэкономим трехдневную норму расхода топлива, а может, и больше.

— Ясно, — ответил капитан. Он надеялся, что ответ лейтенанта поможет ему принять решение, но горючее здесь было ни при чем. Ясно, что решать должен он, и только он, а единственным верным решением в данной ситуации было возвращение домой.

— Ребята думают, что мы зайдем в Гавану, — заявил Польский почти фамильярно. — Говорят, там наших со всей душой принимают.

— Зря думают, — отвечал капитан. — У нас не туристический круиз.

Польский пожал плечами.

— Нет — так нет. Но нужно еще забрать Розанова с отрядом, а на это тоже уйдет некоторое количество топлива.

Капитан набрал в грудь побольше воздуха.

— Здесь я командир, и, что делать, решаю я.

Польский разинул рот от изумления. Потом медленно протянул:

— Что вы сказали?

— Безопасность корабля прежде всего, — отвечал капитан. — Тут надо все хорошенько взвесить.

— Вы хотите бросить их здесь?

— Я этого не говорил! Я только сказал, что нужно хорошо все обдумать! Черт побери, почему вы все время толкуете мои слова шиворот-навыворот? Убирайтесь отсюда! Ступайте в машинное отделение!

Храня молчание, Польский скользнул в люк и исчез. Капитан знал, что вахтенные матросы слышали их разговор, и понимал, что каждое его слово будет известно всем, стоит лишь смениться вахте. Включив внутреннюю связь, он приказал:

— Подготовьте показания эхолота! Вы что, хотите снова сесть на мель?

Ответа он не разобрал и крикнул:

— Да отвечайте, черт возьми! Я ничего понять не могу!

Прозвучал голос лейтенанта Польского:

— Может быть, выставить впередсмотрящих?

— Ну разумеется! — чуть не взвизгнул капитан. — Каким местом вы думаете? По-вашему, в данном случае нужна бригада водолазов?

— Вы не уточнили насчет впередсмотрящих, — отвечал лейтенант.

— Конечно, выставляйте… Нет, к черту. Объявите боевую тревогу. Орудийные расчеты на палубу.

Бам! Бам! Бам! — на подлодке зазвенели колокола общей тревоги. Польский снова заговорил:

— У нас не хватает девятерых. Кого поставить на их место?

Капитан задумался, взял себя в руки и распорядился:

— Выполняйте приказ. Обеспечьте полный состав орудийных расчетов.

Ярость капитана приутихла. Теперь, когда решение принято и отмене не подлежит, он хотел выполнить его наилучшим образом. В глубине души он понимал, что поступает опрометчиво, рискует лодкой и людьми, но отступать было поздно. Отмена приказа грозит ему гораздо худшей бедой, чем возможность обнаружения подлодки: если экипаж заметит его нерешительность и колебания, на его карьере вообще можно ставить крест.

— Польский, — произнес он спокойно и неторопливо, — выставите впередсмотрящих и подготовьте орудия к бою. Мы направляемся в гавань забрать отряд Розанова. Надо быть готовым к любым неожиданностям. Обеспечьте орудия расчетами и полным боекомплектом на случай нападения.

После паузы раздался голос лейтенанта Польского:

— Вы же знаете, полный боекомплект обеспечить невозможно. Осталось всего по пять снарядов на каждое орудие.

«Бог мой, я и забыл!» — подумал капитан, но тем не менее холодно ответил:

— Я знаю это не хуже вас. Снаряды придется экономить. На острове нет военной базы, это точно. И если на нас нападут, то только гражданские, а с ними мы запросто справимся. Итак, артиллерийские расчеты — к орудиям!

— По левому борту самолет! — крикнул вахтенный.

«Дождались, — пронеслось в голове у капитана. — Слишком уж нам до сих пор везло, долго так продолжаться не может». Вахтенному же он сказал:

— Что вы разорались? Где самолет?

— Пеленг триста пятнадцать, высота двадцать. Он приближается! — доложил вахтенный.

Капитан прижал бинокль к глазам как раз в тот момент, когда реактивный истребитель, сверкая серебристыми крыльями, проревел над их головами и взмыл вверх, освещенный солнечными лучами. Он явно разворачивался для нового захода.

Капитан оглянулся на моряков, которые в спешке заряжали зенитку.

— Прекратить, — крикнул он. — Не стрелять ни в коем случае! Если самолет вернется, машите руками.

— Да он тут как тут, — заметил вахтенный, — прямо над головой, высота сорок пять.

— Машите! Все машите руками, приветствуйте самолет!

Вахтенные, канониры и сам капитан замахали руками. Самолет снижался сначала бесшумно, все более увеличиваясь в размерах, и неожиданно пронзительный рев расколол воздух над головами моряков. Оставляя за собой грязный хвост выхлопных газов, истребитель рванулся вверх и, набрав высоту, сделал новый круг. На прощание он приветственно покачал крыльями и унесся вдаль.

Капитан опустил бинокль.

— Старая модель, — заметил он. — «Ф-56».

— Летающий гроб, — сказал вахтенный с правого борта. — Я бы ни за что в такой не залез. Обещай мне за это хоть орден Ленина.

— Зря волнуешься, — отвечал его напарник, — в его кабину твоя толстая задница не пролезет.

— Прекратить болтовню, — отрезал капитан. — Вы, кажется, на вахте, а не на завалинке у дома.

Моряки снова стали шарить биноклями по морской глади и небесам. Потом вахтенный слева спросил:

— Как вы думаете, товарищ капитан, мы сумели его одурачить?

— Похоже, что да. — Капитан был почти уверен, ведь дружелюбное покачивание крыльев свидетельствовало о том, что летчик ничего не заподозрил. — Во всяком случае, я так думаю.

— Вот глупые янки! — рассмеялся вахтенный. — Интересно, отчего они такие дураки?

— Оттого, что много трескают. А когда лопаешь сверх меры, мозги заплывают жиром, — объяснил его товарищ.

— Тебе виднее. У тебя-то все мозги в заднице, а ее вон как раздуло!

— Я про американцев читал в «Правде»…

— А знаешь, что я прочел в «Правде»? Там писали, что люди, у которых задница вроде твоей, не могут плавать, потому что голова не держится над водой!

— Отставить разговоры, — капитан повысил голос. — Если захотелось чесать языки, делайте это в свободное от вахты время.

Снова наступило молчание. Его нарушил вахтенный слева.

— Ого! Вот это взрыв!

— Где? — спросил капитан. — Черт бы вас подрал, будьте точны, когда докладываете командиру.

— У берега, — отвечал вахтенный. — Направление два-семьдесят пять.

Капитан взглянул, куда показывал вахтенный, и увидел столб черного дыма в районе гавани. Вероятно, взорвался бензин или что-то в этом роде.

— Точно, взрыв, — высказался вахтенный. — Сначала там рвануло пламя, а теперь только дым идет.

Капитан всматривался в клубы дыма, которые постепенно рассеивались. Он подозревал, что взрыв как-то связан с отрядом Розанова. Как именно, он не знал, но тем не менее решил сразу же идти на выручку своим людям. Он склонился к люку и приказал:

— Левая машина малый вперед. Курс два-семьдесят пять.

Рулевой начал выполнять маневр. Капитан вызвал Польского по внутренней связи.

— Лейтенант Польский, постройте всех, кто не несет вахту, на палубу. Пусть вооружатся всем, что осталось на борту. Нет патронов? Неважно. Главное, чтобы они выглядели внушительно. Вы поняли?

После недолгой паузы лейтенант сказал:

— Понял.

— Итак, курс на гавань. — Повернувшись к канонирам, капитан приказал: — Стрелять одиночными выстрелами и только по команде.

Моряки кивнули. Капитан продолжал:

— Если нам все же придется открыть огонь, ведите его так, чтобы каждый выстрел стоил сотни.

Моряки снова кивнули. Капитан посмотрел на исчезающий след самолета над головой. Неожиданно он ощутил прилив сил: подлодка у него отличная, и экипаж как на подбор — любая задача по плечу. Будь у него меч, он обнажил бы его и крикнул: «Вперед, ребята!»

Летчик взглянул на топливомер, потом на часы. Если бы ему удалось патрулировать сегодня хотя бы еще час, он выполнил бы месячную норму летного времени, а значит, все следующие выходные был бы свободен от полетов. Но горючего оставалось в обрез, а полчаса за час ему не засчитают. Он связался с базой и попросил разрешения на посадку.

В штабе базы он подписал полетный лист и, махнув на прощание дежурному офицеру, сказал:

— В субботу увидимся, Чарли.

— Ага, — пробормотал тот. — Как полет?

— Порядок. Слава богу, любители воскресных морских прогулок внизу не мельтешили. Да, знаешь, я видел подлодку. Ты никогда не обращал внимания, какие они сверху тонкие, ну прямо как иголка.

— Где ты ее видел?

— К югу от квадрата 95.

— Черт бы их драл! О таких вещах они должны нам сообщать заранее! — воскликнул офицер недовольно. — А позвоню-ка я в Нью-Лондон, да и выскажу им все, что полагается. — Он потянулся к телефону на столе.

— Парень, хоть озолоти меня, я в такую коробку не полезу. Представь себе, ты в этой лодке как замурованный! Ребята были так рады увидеть новое лицо, что махали мне как сумасшедшие. Пари держу, я оказался первым, кого они увидели за много недель.

Дежурный подумал и снял руку с телефона.

— Я, кажется, понимаю, в чем тут дело. Наверное, эта одна из тех, что с ядерными боеголовками. Про них никто толком ничего не знает. И все-таки им лучше бы держать нас в курсе дела.

— Ну это твоя головная боль, не моя, — сказал летчик. — А я пошел обедать.

Он, насвистывая, вышел из помещения, оставив хмурого офицера у телефона.