Давно канули в Лету времена, когда «Битлз» были не более, чем одной из многочисленных поп-групп. Теперь они стали институтом, от которого ждали Вполне Определенного.

Что бы они теперь ни делали, основательно просчитывалось для лучшего восприятия фанатов. Это касалось не только их песен, но и стиля жизни.

Необходимость жить под взглядами общественности угнетала Джона. Рэю Кулеману он сказал: «Я сыт всем этим… Иногда по уик-эндам становится так плохо, что мы покидаем дом и куда-нибудь уходим. Главное дело — прочь от фанов, которые приходят и глазеют. Впрочем, это — не фаны! Они считают мой дом лагерем для каникул. С бутербродами и термосами с чаем они осаждают мой участок, топчут его. За что они, собственно, его принимают? За национальный парк „Битлз“? Взрослые тоже являются сюда, а не только школьницы. Я вышел и сказал, чтобы они убирались, а они пообещали, что больше не будут покупать мои пластинки…»

Немного позднее Леннон сформулировал свой протест еще резче: «Отвратительно, когда эти люди вертятся вокруг и говорят: „Но это же мы сделали вас теми, кто вы есть, вы, свиньи неблагодарные“. В известном смысле это — правда, но кое-где наши обязательства тоже имеют свои границы. Когда я поставил черные стекла на моем роллс-ройсе, один фан мне написал: „Ты скрываешься от людей, которые сделали тебя тем, кто ты есть. Ты поворачиваешься к ним спиной и бежишь прочь!“.

Какая ерунда! Когда я иду в ближайшую лавку и покупаю букет цветов, я же не жду от продавца, что он весь остаток жизни будет мне кланяться. Я не хотел бы произвести впечатление, что мы не любим, когда любят нас. Мы ценим это, но и понукать собой всю жизнь не позволим. Люди, кажется, принимают нас за автоматы. Они платят шесть шиллингов и восемь пенсов за пластинку, а мы должны вести себя так, как они нам предписывают. Вбрасывают деньги, чтобы из ящика выскочил чертенок. Этот аспект бытия поп-звезды мне вообще не подходит».

Последние месяцы 1964 года — после возвращения из турне по США — оставили Джону мало времени для Синтии и Джулиана. Со 2 по 8 октября Леннон с друзьями работал в студии над фрагментами записи к долгоиграющей пластинке «Beatles For Sale» («„Битлз“ на продажу»), а 9 октября был дан старт их пятому турне по Англии. 12 ноября они вновь оказались в студии, чтобы до 16-го завершить работу над новым диском. Время поджимало. Поэтому из пятнадцати песен шесть пришлось на их репертуар времен «Пещеры». Возвращение к темам «Rock And Roll Music» (Чак Берри), «Mr. Moonlight» («Мистер лунный свет») Рея Ли Джонсона, попурри «Kansas City» («Город Канзас») Джерри Клайбера и Майка Столлера, «Хей-Хей-Хей-Хей» Ричарда Пеннимэна, «Words Of Love» («Слова любви») Бадди Холли, «Honey Don't» («Любимая, не надо») и «Everybody's Trying То Be My Baby» («Все хотят стать моей девочкой») Карла Перкинса обеспечило запись пластинки всего за двенадцать дней.

О продуктивности Джона Леннона и Пола Маккартни говорит тот факт, что каждый из них во время второго студийного сейшна написал по одной песне, которые еще до появления альбома вышли на сингле «I Feel Fine» («Я чувствую себя прекрасно») — «She's A Woman» («Она — женщина»).

Песни «No Reply», «I'm A Loser», которые написал Джон, и «Baby's In Black», которую он создал вместе с Полом, дают представление о депрессии автора, его намерении сочинять тексты, посвященные личным проблемам. Он описывает ситуацию, когда разрываются связи, сетует на трудности общения.

I'M A LOSER

Его жизненные обстоятельства казались ему все более неудовлетворительными. Он все явственнее осознавал, что его претензия жить собственной жизнью в тех условиях нереальна.

Рок-н-ролльные мотивы на пластинке «Битлз» «На продажу» позволяют догадаться о тоске по гамбургским временам и вечеринкам в «Пещере».

Он чувствовал себя одиноким. Его отношения с Синтией не только не улучшились, но даже стали хуже. Редкие часы, которые он проводил в своем доме в Уэйбридже, не приносили ему душевного комфорта. А нуждался он прежде всего именно в этом.

Синтия постоянно упрекала его, жаловалась, что у мужа нет времени для нее и Джулиана, спрашивала, какую вообще роль она теперь играет в его жизни. Джон реагировал раздраженно.

С одной стороны, он был рад, что во время рождественских праздников — с 24 декабря 1964 года по 16 января 1965 — все вечера провел в Лондоне, на сцене «Hammersmith Odeon» в «Beatles Christmas Show» («Рождественское шоу „Битлз“»). С другой — для него все более обременительным было все то, что происходило на сцене двадцать один вечер подряд. Кроме битлзов, в программе участвовали Jimmy Savile, Mike Cotton Sound, The Yardbirds, Ray Fell/Freddie And The Dreamers и Elkie Brooks. «Битлз» врывались на сцену в джентльменском одеянии, разыгрывали короткий скетч, исполняли девять песен, тонувших в фанатичных воплях… Под конец — прыжок, поклоны и уход под бурные овации…

Двадцать один вечер — ритуал без изменений. Одни и те же девять песен, прыжок, аплодисменты, поклоны, уход…

Сегодня мы знаем, что как раз в то время и возникло в группе известное психологическое напряжение. Постоянная необходимость быть рядом друг с другом всюду — в студии, в турне — начинала всем действовать на нервы. Джону первому стало ясно, что «групповой портрет», который они все вместе рисовали перед общественностью, исключает спрос на каждого из них как на неповторимую личность. Ярко выраженный индивидуалист, он терзался этой мыслью, которая по возрастающей провоцировала его недовольство.

В 1965 году он сказал в интервью Рэю Кулеману:

«Теперь я стал богатым и знаменитым, кем и хотел всегда быть. Но ничего не происходит». Возникла угроза штиля, которому противился беспокойный дух Джона, заставлявший его неустанно рваться вперед и вести за собой других. Но с какой целью, с какими намерениями?

Ежедневно он читал в газетах и видел по телевидению, как мощная военная машина США обрушивается на вьетнамский народ. Разве это не проблема, по отношению к которой он должен занять позицию? В странах третьего мира каждый день от голода, эпидемий умирали дети. Да и в собственной стране хватало людей, которые в условиях возрастающей безработицы прозябали за чертой бедности. Не были ли он и его группа теми полезными идиотами, которые помогают своей музыкой и истеричными воплями фанов заглушать преступления общества?

Брайан Эпштейн ни в коем случае не допускал, чтобы Джон или кто-нибудь другой из группы высказывался публично о политических событиях. Он опасался, что это может нанести урон имиджу ансамбля, поставить под вопрос их успех, снизить доходы.

Джон оказался в положении, которое со временем становилось для него все более обременительным. Он догадывался, что общество, в котором он живет, — несправедливое и варварское. В то же время он отчетливо понимал, что относится к людям, извлекающим пользу из этого порядка.

Возможности вырваться из порочного круга, не лишаясь всех прелестей славы, не было.

Тони Шеридан сказал по этому поводу одному своему другу по безумным гамбургским дням и ночам: «Я продал свою душу дьяволу».

Джон избавился от этих мыслей тем, что начал экспериментировать с наркотиками.

Синтия, не одобрявшая этот путь, сказала: «„Битлз“ так высоко вознеслись, а давление на Джона и Пола стало таким сильным, что мужу срочно потребовалось что-то совсем новое — то, что могло бы занять и наполнить его душу. Мы все пришли как-то на вечеринку к Эпштейну, и там мы с Джоном в первый раз закурили марихуану. После первых затяжек Джон сказал: „От этого я только чихаю, больше она со мной ничего не делает“».

На Синтию же наркотик оказал другое действие — ей стало плохо, и она навсегда прекратила это занятие. Но Джон находил в этом всё большее удовольствие.

На вечеринке у одного лондонского зубного врача Леннон впервые отведал ЛСД.

В интервью, которое он дал в декабре 1970 года в Нью-Йорке Яну Веннеру, Джон рассказал об этой истории: «Лондонский стоматолог затянул к себе на вечеринку Джорджа, меня и наших жен. Мы не имели понятия о том, чего он хочет. А он подсыпал эту штуку нам в кофе или еще во что-то. Когда мы собрались уходить, этот тип посоветовал нам остаться. Мы думали, что он хочет удержать нас в доме для оргии, но мы на это не были настроены…

Итак, мы отправились в „Ad Lib“ и еще в пару других дискотек. Там-то и начались эти невероятные истории… Тип поехал с нами, он был жутко нервозным, но мы-то, конечно, и не подозревали, что, собственно, произошло, и что мы оказались в страшном трипе. Это было чистейшим безумием — в таком состоянии ехать по Лондону. Когда мы подошли к клубу, то подумали, что он охвачен пламенем. Казалось еще, что там полным ходом идет что-то вроде большой премьеры, а ведь при входе горела только одна лампа. Мы думали — что же здесь происходит? Поплелись по улице… И тогда кто-то как завопил: „Вперед, мы вбрасываем шайбу!“ Мы были, как помешанные, — из-за одной чашки. Такое состояние продолжалось всю ночь. Джорджу кое-как удалось привезти нас домой на своем „Мини“ — мы ехали со скоростью, самое большее, километров двадцать в час, но нам казалось — тысяча… Это было просто ужасно, хотя и фантастично. Потом я взялся за руль, а все другие отправились в постель. Я правил, а дом воспарил над стенкой сада, было пять метров высоты, а я был у руля…».

То, о чем Джон рассказывал не без восхищения, у Синтии вызывало отвращение.

«Я его предостерегала, отговаривала. Иногда я обходилась с ним, как мать, которую обижает ее невоспитанный ребенок. Но он только говорил: „Это просто фантастично, Цин, чудесно. Ты должна пойти со мной, ты просто должна попробовать“. Он был в таком восторге и так счастлив… Но я не могла делать вместе с ним подобные вещи. Правда, я глотала ЛСД, но не видела того, что видел он.

Очевидно, это стало для него выходом из всего, от чего он бежал».

Год 1965 не позволил Джону обрести покой. У «Битлз» были большие планы. 22 февраля они вылетели на Багамы, где начались съемки фильма «Неlр!» («На помощь!»). Незадолго до этого они выпустили сингл «Ticket To Ride» («Билет на поездку»), «Yes It Is» («Да, это так»). За работой над фильмом последовали турне: с 20 июня по 3 июля гастроли по Европе — через Францию, Италию и Испанию. С 14 по 31 августа они провели еще одно турне по Америке — 15 концертов и выступление в «Шоу Эда Салливена» за 12 дней, между ними — 5 дней отдыха.

В декабре им предстоял шестой тур по Англии.

В короткие паузы они писали все новые песни и выпускали пластинки. В апреле были записаны «Help!» и «I'm Down». Они появились на одном сингле. В мае были выпущены еще четыре песни.

Этими вещами — «You Like Me Too Much» («Я тебе слишком нравлюсь»), «Bad Воу» («Скверный парень»), «Dizzy Miss Lizzy» («Головокружительная мисс Лиззи»), «Tell Me What You Sее» («Скажи, что ты видишь») — они укомплектовали диск «Битлз VI». Между февралем и началом марта они записали все песни на первой стороне долгоиграющей «На помощь!» (кроме «На помощь!» и «Билет на поездку»). С конца мая до начала июня они работали над завершением долгоиграющей пластинки «Yesterday» («Вчера»). Заглавная песня, созданная Полом Маккартни, стала одним из величайших хитов «Битлз». В ноябре родился сингл с песнями «We Can Work It Out» («Мы с этим справимся») и «Day Тripper» («Дневной бродяга»). В октябре и ноябре они интенсивно работали над альбомом «Rubber Soul» («Резиновая душа»).

Комментарий Джона к этой пластинке: «В техническом и музыкальном отношении мы становились все лучше. Наконец-то мы взяли на себя студию полностью — в прежние дни мы брали лишь то, что нам позволяли, и даже не знали, как можно, например, сделать больше баса. Мы изучали технику во время работы над „Резиновой душой“. Мы были очень добросовестны, когда делали альбом, и взяли на себя всё, вплоть до конверта пластинки…».

Одно лишь перечисление синглов и альбомов, появившихся в 1965 году, показывает, насколько он был плодотворен. И это несмотря на сильную нагрузку, вызванную работой над фильмом и утомительными гастрольными концертами.

Отличительной чертой текстов, которые Джон написал к песням альбома «На помощь!», был отход от идеи «зонга для всего света». Теперь в своих стихах он все чаще выражал состояние собственной души. Так, говоря о песне «You've Got To Hide Your Love Away» («Спрячь свою любовь»), он признавался: «Это я написал для фильма „На помощь!“ во времена увлечения Диланом. Когда я был тинэйджером, то пытался писать стихи, причем всегда скрывал свои собственные чувства. Я жил в Кенвуде и просто хотел сочинять песни. И эта — одна из тех, от которых всегда немного грустно, когда ты поешь: „here I stand, head in hand“.

Я начал раздумывать о своих чувствах и не знаю точно, когда это началось. Может, во времена сингла „Я — проигравший“ или „Спрячь свою любовь“… Вместо того, чтобы себя представить в какой-либо ситуации, я пытался теперь сказать то, что о себе думаю, — так, как это делал в своих книгах. Я полагаю, что Дилан помог мне в этом — и не в какой-то там дискуссии, а когда я слушал его зонги. У меня было влечение к профессиональному сочинению поп-песен; он хотел создавать для синглов определенный тип зонгов — и мы подбирали подходящие вещи для того или иного куска. Как автор текстов, я выдерживал стилистику целого альбома. Но чтобы выразить себя самого, надо было писать, как в книгах „Spaniard In The Works“ („Один испанец еще не делает лета“) или „In His Own Write“ („B своих писаниях“), то есть личные стихи, которые бы выражали сокровенные чувства. Есть еще, правда, композиторствующий Джон, пишущий зонги для рынка развлечений, но я не задумывался над тем, хороши они или нет, имеют ли глубокий смысл. Они были проходными. Но в тех песнях я начинал быть самим собой…»

Текст зонга «На помощь!» — пример новой субъективации, на основе которой Джон Леннон, сориентированный примером Боба Дилана, напишет свои будущие песни:

HELP

С тогдашним британским премьер-министром Гарольдом Вильсоном (1964).

1965 год принес Джону и его команде триумф, который до сих пор и не снился ни одной поп-группе мира. В июне Букингемский дворец объявил, что четверым самым замечательным музыкантам будут вручены Ордена членов британской империи (MBE). Предложение исходило от тогдашнего премьер-министра Англии Гарольда Вильсона, что отнюдь не прибавило ему популярности среди армейских ветеранов. В 1982 году Вильсон заявил в интервью Рэю Кулеману: «Я вижу в „Битлз“ людей, которые преобразили молодежь, и большей частью — к хорошему. Они увели многих ребят с улицы. Они познакомили с музыкой огромное количество молодых людей, что хорошо уже само по себе. Мерсийский бит — это нечто совершенно новое, исполненное значения. Поэтому они заслужили такой награды».

Мистер Вильсон умолчал лишь о том, что упомянутый акт должен был принести его партии на выборах голоса молодых избирателей.

Узнав о чести, которая выпала на их долю, Джон несказанно удивился: «А я-то думал, что эти штуки предназначены для людей, которые водят танки и выигрывают войны».

Энергичные протесты градом посыпались от орденоносцев, получивших высшую награду империи за боевые заслуги. Некоторые из ветеранов, полные возмущения, вернули королеве свои ордена. Джон так прокомментировал все это: «Офицеры получают награды за то, что убивают людей. Нас отметили за высокую стоимость нашего музыкального товара. Если эти вещи сравнить, то я могу сказать, что мы заслужили свои ордена честнее». Он не умолчал и о том факте, что только экспорт пластинок и налоги принесли его стране миллионные доходы, уже за одно это их следовало наградить такими орденами.

24 июня в отсутствие Джона — битлзы, путешествуя по Европе, давали в тот день сразу два концерта в Милане — вышла в свет его вторая книга со стихами и нонсенс-историями. Есть основания полагать, что Джон придавал этому событию куда больше значения, чем предстоящему вручению королевского ордена. В своей книге «A Spaniard In The Works» («Один испанец еще не делает лета») он предстал перед публикой не как один из битлов, а как Джон Леннон сам по себе. В литературе ему не хотелось быть частью образа, который назывался «Битлз».

26 октября перед Букингемским дворцом колыхалась огромная толпа. Тысячи фанатов ожидали «Битлз». Это был день вручения орденов. Хорошо причесанные, в безупречных черных костюмах, белых рубашках и черных галстуках четверо парней из Ливерпуля покинули свой люкс-лимузин, чтобы преклонить колени перед королевой.

В ликующей толпе вряд ли кому-то пришло в голову, что битлзы, мятежно выступавшие в былые годы против так называемого истеблишмента, сдают сегодня свои легкомысленные манеры в королевский архив.

Легенда утверждает, что Джон спрятал в своем сапоге пару сигареток с марихуаной, которые битлзы преспокойно выкурили незадолго до церемонии, запершись в туалете.

Насколько правдива эта история — однозначно не скажешь. Но совсем невероятной она не кажется.

Прежде чем закончиться, 1965 год одарил Джона еще одним потрясением. Придя однажды домой, он застал в жилой комнате своего дома в Уэйбридже человека, который выглядел изрядно опустившимся. Это был Фред Леннон, отец Джона. С пяти лет тот не слышал о нем ничего. Джон, который никогда особенно не давал себе труда владеть собой, немедленно дал понять папаше, что он о нем думает. «И где это ты шлялся последние двадцать лет?» — тут же спросил сын отца.

Встреча между ними не была отмечена особой сердечностью. Синтия, ставшая свидетельницей их разговора, сказала позднее: «Он только о том и говорил, что за трудная жизнь у него была и как тягостно было работать на других, чтобы заслужить пару жаб. Он сказал, что для него было бы ужасно — принять подаяние от сына и что об этом не может быть и речи. Но видно было, что именно попрошайничать он и заявился».

Фред Леннон провел в Уэйбридже три дня. В долгих мучительных беседах Джон пытался пролить свет на свое детство.

Он упрекал отца за то, что тот недостаточно заботился о Джулии и ничего не предпринял для спасения брака от крушения. Из-за этого он, Джон, не был по-настоящему счастлив в детстве. Фред Леннон отметал всю вину, утверждая, что во всем была виновата Джулия, отыскавшая себе другого мужчину, пока Фред был в море.

Свою благодарность Джон предпочел выразить тете, для чего и купил ей в августе 1965 года дом в стиле бунгало в Пуле, графство Дорсет. В октябре Мими покинула жилище на Менлав-авеню, в котором вырос Джон, и переселилась в Пул.

В ее новый дом племянник принес на рождественский праздник подарок особого рода — орден, полученный из рук королевы.

Орден занял почетное место над комодом рядом с фотографией Джона гамбургского периода, которую сделала еще Астрид Кирххер.

В конце года Фред Леннон преподнес сыну еще одно потрясение, которое было для Джона более чем неприятным. 31 декабря вышла в свет напетая Фредом Ленноном пластинка с песнями «That's My Life» («Boт моя жизнь») и «My Love And My Ноmе» («Моя любовь и мой дом»). В художественном смысле обе были за гранью, а в отношении бизнеса — полными банкротами. Попытка Фреда Леннона надуть паруса с подветренной стороны славы сына потерпела неудачу.

Фред Леннон со своим первым и единственным синглом «That's Мy Life» (1966).

Если изучить деловой календарь «Битлз» за 1966 год и сравнить его с предыдущими двумя, то возникнет впечатление, что он был более спокойным для Джона и его сподвижников. В первые месяцы битлзы отдыхали. Джон и Синтия отправились в путешествие, причем Джон захватил с собой и свои проблемы.

В марте он дал интервью журналистке из «Ивнинг Стандарт» Морин Клив. В Англии этот материал был воспринят довольно спокойно, а вот в Америке вызвал яростную кампанию против Джона и «Битлз».

В интервью, опубликованном 4 марта, он, между прочим, сказал: «Христианство уйдет. Оно будет сходить на нет. Мне не нужны аргументы, чтобы это доказать; я прав — и это будет подтверждено. Нас теперь любят больше, чем Иисуса; я не знаю, что исчезнет раньше — рок-н-ролл или христианство. Иисус был „о'кей“, но его потомки — жирны и заурядны. Их извращения и есть то, что уничтожает христианство в моих глазах».

Английская публика, которой были не в новинку эксцентричные и нередко провокационные заявления Леннона, не нашла в этом высказывании ничего крамольного. Напротив, многие удивились такому остроумному пассажу и даже выразили одобрение. Сам Брайан Эпштейн, обладавший особым чутьем на все, что могло бы испортить имидж битлзов, не нашел в этом повода для беспокойства.

С апреля по июнь ансамбль работал в студии «ЭМИ». Результат: сингл «Paperback Writer» / «Rain» («Пишущий книги в мягкой обложке» / «Дождь»), который вышел в июне, и альбом «Revolver» («Револьвер»), поступивший на рынок в августе. Последний диск свидетельствовал, что битлзы осознанно выбрали новый путь. Они отказались от музыкально несложных композиций, чем славились до сих пор. На этапе от «Резиновой души» до «Револьвера» произошло качественное изменение их стиля. Здесь были использованы все имеющиеся в их распоряжении технические средства, аранжировки были изящней, инструментальная палитра — обширней. Большую роль в этом играло влияние Джорджа Мартина.

Так, при инструментовке песни «Элинор Ригби» были использованы четыре скрипки, два альта и виолончели. Новое появилось и в текстах. «Taxman» («Сборщик налогов»), сочиненный Джорджем Харрисоном, атаковал английское налоговое законодательство, согласно которому у «Битлз» изымалось до 98 процентов доходов. В тексте песни «Элинор Ригби», напетой Полом и написанной совместно с Джоном, впервые прозвучали социально-критические ноты.

Поскольку ни для кого уже не было тайной, что битлзы, подобно другим именитым поп-звездам, употребляют наркотики, фаны искали скрытые или зашифрованные намеки на это в новых произведениях. Ринго спросили, не была ли «Желтая субмарина» наркотической песней. Его ответ звучал так: «Вовсе нет. Это просто детская песенка без всякого скрытого смысла».

Противоположное заявление сделал Джон, когда говорил о песне «She Said, She Said» («Она сказала, что сказала»): «Я люблю эту вещь. Я писал ее во время ЛСД-трипа, в Лос-Анджелесе, в 1965 году. Это был уже наш второй трип. Мы пошли на это, поскольку были наслышаны о таких вещах и хотели узнать, что из этого выйдет».

Никакого сомнения нет и в том, что зонг «Tomorrow Never Knows» («Неизвестно, что будет завтра») следует понимать как призыв к употреблению ЛСД:

В разгар работы над «Револьвером» битлзы приняли участие в концерте на лондонском «Wembley Empire Pool», который был организован журналом «New Musical Express». Устроитель собрал всех, кто имел имя и ранг на английской поп-сцене. В программе рядом с «Битлз» стояли такие звучные имена, как Spencer Davis Group, Dave Dee, Dozy, Beaky Mick And Tich, Fortunes, Herman's Hermits, Roy Orbison, Overlanders, Alan Price Set, Cliff Richard, The Rolling Stones, Small Faces, Dasty Springfield и другие.

Никто из участников, не говоря уже о восторженной публике, не мог тогда предположить, что это последнее «живое» выступление битлзов в Англии.

В конце июня 1966 года битлзы отправились в турне по ФРГ. По два концерта они дали в мюнхенском цирке Кроне, в эссенском Гругахалле и в гамбургском Эрнст-Мерк-Халле.

Для Джона пребывание в портовом городе было окрашено ностальгией. Он понял, как резко изменилась его жизнь по сравнению с 1960 годом. Он думал о диких ночах в «Индре» и позднее — в «Кайзеркеллере», о первых записях в студии Тони Шеридана. Болезненно отозвались в нем воспоминания о Стюарте Сатклиффе, которого многие давно забыли.

Их концерты в Эрнст-Мерк-Халле продолжались тридцать минут, песни тонули в неистовых воплях публики.

Хотя те гамбургские ночи начала шестидесятых переутомляли их до предела, Джону и его друзьям то время казалось теперь золотым. Тогда они еще могли делать то, что доставляло удовольствие и им самим, и публике, тогда они еще не влезли в проклятый пиджак, называемый имиджем. Но разве Джон не мечтал тогда о том, чего достиг сейчас? Слава, богатство, идолопоклонство миллионов людей — захотел бы он поменять все это на «старые добрые времена»? Этим мыслям не было конца…

Даже встреча со старыми друзьями не подняла ему настроение. Астрид Кирххер, которая больше не фотографировала и работала танцовщицей в баре, отпросилась у босса, чтобы побыть с битлзами.

Ночью Джон выскользнул из хорошо охраняемого отеля. Неузнанный, он пошел по Большой Свободе. Клуба «Звезда» больше не было, а музыка, доносившаяся из дискотек и развлекательных заведений, мало чем отличалась от той, которую играли ливерпульские группы.

Сценой владели «домашние» команды, которые ориентировались на образцы ранних «Битлз».

Джон направился к миссии моряков, где он когда-то вместе с Джорджем за одну ночь на расстроенном пианино сочинил мелодию «Cry For A Shadow».

…Когда Леннон с друзьями сел в самолет, чтобы лететь в Токио, перед его глазами долго стояла печальная картина: в задрапированной черным комнате Астрид Кирххер и горящая свеча перед портретом Стюарта…

В Токио они дали шесть концертов (30.6, 1.7 и 2.7.1966). Все было организовано по-японски блестяще. Даже для их покупок, пользовавшихся скандальной славой, им не приходилось покидать роскошные апартаменты токийского Хилтона. На их этаже, специально для «Битлз», устроители соорудили маленький супермаркет. Выбор был богатым: от дорогих украшений до аудиоаппаратуры и кинокамер. Не только традиционным гостеприимством вызывался этот жест — речь шла о великолепной системе безопасности. Было просто немыслимо, чтобы Джон и его команда могли беспрепятственно покинуть отель.

3 июля они продолжили гастроли, вылетев на Филиппины, где дали концерт в Маниле, на который собралось более 100.000 зрителей.

Их отлет днем позже был похож на торопливую ретираду. Жена диктатора Маркоса возжелала устроить в своем саду вечеринку с участием «Битлз». Ей хотелось показать их своему мужу и тремстам детям дипломатов и политиков.

Брайан Эпштейн недооценил значение, которое придавала жена президента этому мероприятию, и отклонил приглашение. Тщеславная Мельда Маркос сочла себя оскорбленной и отомстила. Газеты взорвались аршинными заголовками: «„Битлз“ оскорбляют президента!»

Организаторы концертов отказались выплачивать гонорары. В британское посольство понеслись угрозы физической расправы над музыкантами. На манильском аэродроме им пришлось самим, без всякой помощи полиции, пробиваться через возбужденную толпу. Им угрожали, их теснили, дело дошло и до рукоприкладства. Даже когда они, наконец, добрались до самолета, отправлявшегося на Нью-Дели, опасное приключение все еще не закончилось. Представитель налоговой администрации в ультимативной форме потребовал уплатить 7000 фунтов, иначе самолет не взлетит.

События в Маниле посеяли в битлзах сомнение — оправданы ли турне даже по соображениям их элементарной безопасности? Американские гастроли с 12 по 29 августа прошли под плохой звездой. Они стали просто мукой, особенно для Джона.

За несколько дней до того, как битлзы прибыли в США, в американском журнале «Datebook» было перепечатано интервью, которое еще весной Морин Клив взяла у Джона для «Ивнинг стандарт». Мысль о том, что «Битлз» известней, чем Иисус, и что христианство находится в стадии угасания, вызвало в США яростную кампанию против Джона и его группы.

Брайан Эпштейн использовал все свои связи, чтобы добиться перелома в общественном мнении. Он без устали объяснял журналистам, что Джон никакой не враг христианства, а заявление свое он сделал, заботясь «о возрождении духовных ценностей». Он обещал, что Джон сразу же по прибытии в США принесет публичные извинения.

Для масс-медиа «дело Джона Леннона» было настоящей поживой. Представился удобный случай отвлечь общественное сознание от растущего протеста против агрессии во Вьетнаме и акций движения за гражданские права в собственной стране. Журналисты принялись «свежевать» этот искусственно раздутый скандал.

Для Джона Леннона, который терпеть не мог извиняться, даже когда понимал свою неправоту, это было сродни пытке. В день прибытия в Чикаго на спешно созванной пресс-конференции он с трудом выдавил из себя: «Я сожалею, что так широко разинул рот. Я не против Бога, Христа или религии. Я никогда не стал бы над этим насмехаться. Я вовсе не хотел сказать, что мы лучше, чем он».

Хотя Джон и упал перед прессой на колени, это не остановило кампанию, направленную против него и группы.

Радиостанции бойкотировали их пластинки. В Алабаме, Джорджии и Техасе диски «Битлз» бросали в костры. В Кливленде (Огайо) пастор угрожал прихожанам всеми небесными карами, если те посмеют нарушить запрет и посетят концерты «Битлз». В Мемфисе (Теннеси) Ку-Клукс-Клан организовал демонстрацию против битлзов. Там во время концерта в Колизеуме на сцену обрушился град отбросов, взрывались далеко не безопасные хлопушки. Однако на всех пятнадцати концертах был аншлаг. Как и прежде, восхищенные фаны свистели и вопили.

Когда Джон, Пол, Джордж и Ринго 29 августа 1966 года покинули сцену в Сан-Франциско, это было прощанием навсегда.

Так закончился последний публичный концерт Великого ансамбля. На то были две причины: с одной стороны, их творчество стало сложнее, изощренней и требовало студийной аппаратуры; с другой — они ясно поняли, что их безопасность на концертах уже никто не может гарантировать. Подтверждением тому были инцидент в Маниле и последние американские гастроли.

Столь трудное решение не было единодушным. Взгляды Джона и Джорджа совпадали. Против был Пол, который любил поездки и видел в прямом контакте с публикой важный элемент их успеха. Эпштейн поддерживал его из других соображений. Он не без оснований опасался падения популярности из-за прекращения концертного бизнеса. Другая причина состояла в том, что менеджер всегда старался быть поближе к битлзам, а турне предлагали ему для этого наилучшие возможности. Теперь он всерьез забеспокоился, что дистанция начнет расти, поскольку в студии он никогда не был желанным гостем.

Позицию Ринго, как всегда, определял реализм — без Джона и Джорджа концерты невозможны. К тому же он соглашался с их доводами. Насколько непреклонным было решение, можно судить по одному из высказываний Джона Леннона, когда Эпштейн позвонил ему и сказал, что гастрольный менеджер Артур Хоуз озабочен их отказом отправиться в турне по Англии. «Скажи ему, чтобы он послал вместо нас четыре восковые фигуры, которые кивают головами, когда надо, — и никто не заметит разницы».

Джон оказался вдруг в совершенно новой для себя ситуации. Последние десять лет он работал без передышки: вначале борясь за место под солнцем, затем за успех, потом за его обеспечение. Вечная суматоха на публике, усердная работа в студиях, бесконечные гастрольные гонки… Все это держало его в постоянном напряжении, его потенциал казался безграничным.

Теперь наступил покой. Одно время ему это даже нравилось. Синтия не могла наглядеться, как он днем играет с маленьким Джулианом, а по вечерам читает ему на ночь разные истории. У нее вновь появились надежды на нормальную супружескую жизнь.

Но Джон был не из тех, кто может долго терпеть покой. Его стал мучить вопрос: что делать дальше?

Роль отца и мужа не могла заполнить его жизнь. К тому же в нем постоянно росло желание побыть в одиночестве.

Он покупал книги, читал газеты, часами сидел перед телевизором. Он думал о том, как наполнить свою жизнь новым содержанием — быть не только одной четвертой частью феномена, который назывался «Битлз», но стать, наконец, самим собой. Не пришла ли пора? А что будет дальше с ансамблем? И могло ли вообще что-то быть?

Уже в первые месяцы после расставания со сценой поползли слухи о распаде группы. Казалось, что каждый из них вознамерился идти своим путем. Джордж Харрисон, например, уехал в Индию, чтобы виртуоз игры на ситаре Рави Шанкар посвятил его в тайны этого инструмента.

О Поле и Ринго было слышно мало.

С сыном Джулианом у своего роллс-ройса.

Джон получил предложение, которое пришлось ему по душе: Ричард Лестер пригласил его на главную роль в фильме «Как я выиграл войну». В этой антивоенной картине он должен был играть солдата Грипвида. Джон с удовольствием согласился, поскольку появилась возможность выразить свою антипатию к насилию и войне и попробовать себя в новом амплуа.

Фильм снимался в ФРГ и в Испании.

Более 20.000 фунтов, полученных им за исполнение роли, представляли для него прежде всего моральную ценность — будучи вне «Битлз», он впервые доказал СВОИ творческие потенции.

Во время съемок Джон изменил внешний вид: он коротко подстриг волосы и водрузил на нос «очки-велосипед», которые ребенком терпеть не мог.

У новой моды тут же нашлись последователи, особенно среди студентов. Некоторые даже носили очки с простыми стеклами.

Прежде чем в начале ноября 1966 года битлзы снова встретились в студии, чтобы начать работу над альбомом, ставшим, возможно, вершиной их творчества, произошло одно событие, которое впоследствии до основания изменило жизнь Леннона.