Упорные бои, которые Джон вел со своими проблемами, не могли не сказаться на его отношении к жене. Все пять предыдущих лет они были, как единое целое, — что бы они ни предпринимали, они делали вместе. Джон буквально зациклился на Йоко.

Однако проблемы заставляли его все больше вслушиваться в самого себя, и супруга насторожилась: не играет ли она в его жизни второстепенную роль?

Нередко Джон запирался в своей комнате не на часы, а на целые дни. Дошло до того, что он стал в одиночку ходить по барам и искать мимолетных знакомств с женщинами.

Та необычайно прочная нить, которая, казалось, навечно связала обоих, вдруг стала рваться.

На сцену вышла новая фигура. Мэй Пэнг, юная китаянка, которая работала у Леннонов с 1970 года в качестве ассистентки и лично помогала им в создании «Игр ума», так описала в своей книге «Loving John» («C любовью к Джону») отношения между супругами поздним летом 1973 года:

«В последние недели я стала замечать, что они избегают быть вместе, а когда встречаются, то почти не говорят друг с другом. Мне казалось, что в их отношениях наступил кризис — к тому времени они были женаты четыре года, а всего были вместе пять лет. Я допускала, что любая пара может иметь проблемы через пять лет, особенно при столь интенсивной совместной жизни. Но я была уверена, что Джон и Йоко преодолеют свой кризис…»

Оно со свойственной ей проницательностью почувствовала, что супруг может слишком отдалиться от нее. И она тут же приняла меры.

Мэй Пэнг приводит в своей книге весьма показательный диалог между нею и подругой Великого Битла. За достоверность сведений ручаться не приходится, однако последовавшие за тем события позволяют сделать вывод, что все было примерно так.

Оно пригласила Мэй на беседу тет-а-тет.

«Слушай, Мэй, — сказала она, — Джон и я больше не справляемся друг с другом. Мы только спорим и становимся все более чужими».

Пэнг была поначалу просто ошеломлена, что шефиня обсуждает с ней столь интимные проблемы. До сих пор в ее обязанности входили лишь обработка корреспонденции и организаторские дела в студии. Ее удивление еще более возросло, когда Йоко раскрыла ей все свои карты.

«Джон теперь, вероятно, начнет развлекаться с другими. Но кто знает, что это будут за женщины! Мэй, я знаю, что он тебя очень любит…»

Китаянка испугалась, решив, что Йоко в припадке ревности хочет обвинить ее в испорченных отношениях с Джоном. Но замысел дальновидной и чрезвычайно практичной хозяйки был куда более изощренным. Пэнг вскоре в этом убедилась.

«Так вот, Мэй, я знаю, что он хочет именно тебя. И очень сильно. Поэтому если он вдруг тебя спросит — „не желаешь ли развлечься?“, отвечай „да“, ты меня поняла?»

Потрясенная ассистентка не могла даже представить себя в такой роли. Поначалу она противилась. Но Йоко не принимала возражений. Разговор она закончила так:

«Начнем с того, что сегодня вечером ты пойдешь с ним в студию. Ни о чем не думай. Обо всем позабочусь я…».

Йоко давно стало ясно, что разрыва не избежать. Но поскольку это не входило в ее планы, она надеялась, что дело можно поправить временной разлукой.

Легенда хочет представить дело так, будто однажды в октябре 1973 года Джон покинул Дакоту, отправившись «за сигаретами», и не вернулся. Но на самом деле вся операция была проведена женой Великого Битла. Джон сам сказал об этом в интервью, данном в декабре 1980 года Энди Пиблсу. На вопрос, как все же дело дошло до разрыва, Леннон ответил:

«Я называю это своим „потерянным уик-эндом“, который продолжался восемнадцать месяцев. Она сказала „Катись вон!“ и выставила меня, когда мои „феминистские наклонности“ слегка изменились».

В конце октября 1973 года Джон на маршрутном самолете вылетел в Лос-Анджелес. Нетрудно догадаться, кто сидел с ним рядом — Мэй Пэнг!

Джон летел в Лос-Анджелес с вполне определенными целями: «Каждый раз, когда я в студии не пел что-то о своем личном, я играл рок-н-ролл. Да я ведь с этого и начинал. Я думал — все нормально, я знаю, что буду там делать. Это будет альбом рок-н-ролла со всеми вещами, которые я напевал между записями, не будучи ни продюсером, ни сочинителем текстов». Это было его давнее желание.

Но прошло три недели, прежде чем Джону удалось войти в переговоры с Филом Спектором. Тот неохотно пошел на контакт — жеманился, ломался, и только когда Леннон заверил его в полной свободе действий, согласился на сотрудничество.

Но проект родился не под хорошей звездой.

«Вначале все шло более чем прекрасно. Фил был в своем амплуа и мог управлять штатом в двадцать восемь сотрудников. Как раз то, что я ему никогда не позволял. Все было так, как во время его работы в шестидесятые годы, которую никто из нас не видел. Это было просто фантастично, но со временем становилось все безумней, пока, наконец, дело окончательно не развалилось», — признался Леннон позднее.

Впрочем, Джон и сам немало способствовал развалу. Разлука с Йоко значила для него куда больше, чем он сам предполагал. Кроткая Мэй Пэнг не годилась для роли, которую в его жизни играла волевая супруга.

А проблемы… Что ж, они прилетели с ним в Лос-Анджелес. И напрасно он пытался вытеснить их из головы алкоголем.

Работа над альбомом закончилась внезапно: Фил Спектор исчез, прихватив с собой пленки, на которых некоторые вещи были уже записаны целиком. Он забаррикадировался на своей вилле, напоминающей крепость, и распускал слухи о якобы перенесенной им тяжелой аварии.

Кончилось тем, что он даже придумал басню о собственной смерти. Возмущенный и крайне раздосадованный Джон оказался без магнитофонного материала.

По совету адвоката началась новая фаза борьбы за существование в Америке. Леннон обвинил правительство США в том, что оно использовало против него незаконные средства. Это было в октябре. А 2 ноября Джон, Джордж и Ринго подали в суд на Аллена Клейна.

Тот ответил встречным иском.

Йоко напоминала о себе ежедневно. В иные дни она по три раза звонила из Нью-Йорка. Иногда она говорила действительно о важных вещах, но чаще всего — о пустяках. Расчет ее был прост и эффективен: все время давать Джону почувствовать, что он не так уж и свободен, как, возможно, полагал.

Великий Битл ударился во все тяжкие и опять замелькал в заголовках бульварных газеток.

Пьяный вывалился однажды ночью из автомобиля.

Чуть ли не каждый вечер напивался с девочками и употреблял наркотики.

После одной попойки впал в буйство и разбил мебель в своем доме. С трудом друзья обуздали его и, связав по рукам и ногам, уложили в постель.

Нередко доставалось и Мэй Пэнг, когда Джон заявлялся домой подшофе.

Ночами его носило по барам и разным заведениям, где спиртное лилось рекой. То и дело Леннон попадал в истории, словно специально придуманные для скандальных газетных заголовков.

Он полностью потерял контроль над собой.

Позднее в одном интервью он так говорил об этом:

«Когда я, надравшись, или еще по какой-то причине хотел уйти, всегда вокруг находились друзья, которые все больше наливали мне этой смертельной мерзости. Впрочем, это вовсе не значит, что я хочу обвинить кого-то другого…»

Вышедший из берегов приличия разгул имел свои причины. Полная потеря ориентации была результатом его пессимизма и разочарования. Осознание того, что увлечение политическими акциями конца шестидесятых — начала семидесятых годов ничего не поколебало в этом мире, уничтожило все его прежние иллюзии. Близость к Йоко, буквально сковавшая его на несколько лет, сделала слишком заманчивой свободу, которой он теперь наслаждался всеми фибрами своего существа. Умный человек, он прекрасно понимал, что и эта свобода — фикция. В его жизни не осталось ничего из того, что развивало его творческий потенциал в прошлом. Началось саморазрушение.

Неожиданно на горизонте появилась Синтия, которая сообщила бывшему мужу о намерении посетить его в Лос-Анджелесе вместе с сыном Джулианом. Узнав об этом от самого Джона, Йоко запаниковала. До сих пор она рассчитывала на повседневный контроль с помощью Пэнг. А тут появляется бывшая жена, да еще с ребенком! Конечно, она постарается вернуть себе мужа-миллионера! Над планами предприимчивой японки нависла реальная угроза, но она была не из тех, кто всё пускает на самотёк.

Пока Синтия с Джулианом были в Лос-Анджелесе, Йоко развернула кампанию, сделав ставку на откровенный психотеррор. Число ее ежедневных телефонных звонков возросло до пятнадцати. Абсолютный рекорд был поставлен в один из дней — двадцать четыре звонка! Телефонный счет за этот месяц перевалил за 3.000 долларов.

Оказавшись под таким давлением, Джон в первые дни встречи с сыном не был вполне самим собой — его терзали неуверенность и страх. О том, что было на душе у Мэй Пэнг, можно только догадываться.

И все же встреча Джона и Джулиана, несмотря на первые трудности, протекала затем вполне гармонично.

С Мэй Пэнг и Джулианом в Лос-Анджелосе (1975).

Синтия в общении с бывшим супругом не претендовала ни на что, кроме деловых отношений, что порядком удивило Джона, ожидавшего упреков и скандалов. Из ее поведения Джон заключил, что Синтия по-прежнему, вопреки всему, любит его.

Но даже в этот период Леннону не удалось овладеть собой. 13 марта дошло до скандальной выходки в ночном клубе «Трубадур» (3ападный Голливуд), которая немедленно была расписана газетчиками.

Что же произошло?

Перед походом в «Трубадур», где Джон хотел послушать певицу Энн Пиблс, он с приятелем поужинал в другом заведении. Перед едой в ход пошли брэнди и водка. Вскоре Джон перестал быть хозяином своего разума, однако от намерения идти в «Трубадур» не отказался.

Там все поехало по прежней колее. На высоких тонах он возмущался, что обслуга, как ему показалось, проявляет недостаточно внимания к его персоне.

Когда Энн Пиблс начала петь, Джон через весь зал стал орать ей разные скабрезности. Кто-то из публики возмутился, кто-то посчитал это весьма забавным, особенно когда в дебошире узнали Джона Леннона. Итог был плачевен: как последнего забулдыгу, Великого Битла вышвырнули вон.

Понятно, что в такой ситуации и говорить не приходилось о новых песнях. Правда, между мартом и маем Джон попытался взять себя в руки, чтобы заняться производством пластинки «Pussy Cats» («Пушистые кошки») — для своего друга Харри Нильсона. Но даже и тут, будучи продюсером, Джон уже в самом начале запил почти беспробудно.

Идея в основе своей была неплоха — всех музыкантов, а среди них были Харри Нильсон, Ринго, Клаус Форманн и Кит Мун — «перевести на казарменное положение» в его доме в Санта-Монике. Джон полагал, что так они лучше «притрутся» друг к другу.

Результат: одна вечеринка сменяла другую.

Потом Джон всё же встряхнулся, поняв, что без него всё остановится. Он заперся в своей комнате, принуждая себя к воздержанию, и стал работать. В конце мая новая пластинка была готова. У Джона вновь возникло чувство, что он в состоянии что-то сделать, пусть даже это была не его пластинка, а Харри Нильсона. Теперь бы он с головой ушел в работу над своим рок-н-ролльным альбомом, но Фил Спектор по-прежнему считался без вести пропавшим. Когда же он стал раздумывать над новым альбомом, его вновь выбил из колеи ордер на высылку: в течение шестидесяти дней Леннону предлагалось покинуть страну. Следуя уже привычной рутине, Джон выдвинул «мотивированное отрицание предъявленного ему иска».

В августе 1974 вместе с Мэй Пэнг он вылетел в Нью-Йорк.

Его присутствия требовали и судебные, и коммерческие дела. Но главное — он задумал новый диск! Одну песню он привез из Лос-Анджелеса. Само ее название — «Nobody Loves You (When You're Down And Out)» («Никто тебя не любит») давало понять, что альбом будет отмечен новым житейским опытом.

Мэй Пэнг, в доме которой они поселились в Нью-Йорке, радовалась тому, что Джон почти не пьет и прилежно работает: за неделю он сочинил десять песен. Так плодотворно на него влияла не только атмосфера любимого города — он хотел доказать Йоко, что еще полон сил.

С нехорошим предчувствием Мэй Пэнг заметила, что Джон стал искать контакта с женой. Но Йоко не была так проста: она решила дать ему «потрепыхаться» еще какое-то время. Она считала, что муж еще не «созрел» для возвращения. Она даже позволила разнестись слуху об их разводе, что воодушевило бедную китаянку. На Джона это подействовало по-другому. Он был всерьез встревожен. Теперь, когда, казалось, он может потерять ее навсегда, Джон понял, что ни в ком не нуждается так, как в Йоко. Расчет супруги оказался безошибочным.

В середине августа вдохновленный Джон пришел в студию «Record Plant», чтобы записать песни для нового альбома «Walls and Bridges» («Стены и мосты»). Под названием «The Plastic Nuclear Band» с ним объединились Джим Кельтнер (ударные), Клаус Форманн (бас), Джесси Эд Дэйвис (гитара) и Ники Хопкинс (пианино).

Об энтузиазме Джона говорит тот факт, что все песни были записаны почти за неделю. То, что он сказал, закончив работу, звучало вполне реалистично и самокритично:

«Я удивлен, что вообще сумел сделать что-то стоящее после этого чрезвычайно странного года. Речь на пластинке как раз о нем и идет, только не так шизофренически, как это было на самом деле. Я все еще в шоке и не пойму, отчего последствия оказались не столь заметными.

Не обо всем, конечно, говорится в „Стенах и мостах“, кое-что обозначено пунктирно. Речь, в общем, идет о возрасте и о том, что кое-что я теперь понимаю иначе».

Джон с напряжением ждал, что скажет публика.

Но сначала его вновь вызвали в суд. 31 августа он опять заявил судьям о том, что уже давно стало достоянием общественности, а именно: правительство Никсона хотело выставить его не из-за наркотиков, а по подозрению в активной поддержке антивоенных демонстраций, которые во время республиканского партийного съезда 1972 года должны были спровоцировать беспорядки. Дело в том, что 8 августа, уличенный в уотергейтской афере, Никсон вынужден был объявить о своей отставке. Тем самым всё, что его администрация предпринимала против Леннона, теперь воспринималось уже в ином свете.

Общественное мнение склонилось в пользу Джона.

То, на что Великий Битл и не смел надеяться, состоялось. «Стены и мосты» стали выигрышным скакуном в этом забеге. Особый вклад в успех внесла свежая рок-композиция «Whatever Gets You Through The Night» («Что бы ни привело тебя через ночь»). Свою долю успеха имел в этой вещи Элтон Джон — он сидел за фортепиано.

Альбомом «Стены и мосты» Леннон вновь завоевал расположение публики. Она вновь увидела «своего Джона». В музыкальном отношении он следовал линии «Представь себе», но был интенсивнее в звучании. В текстах отражались его опыт, страхи и видения. Нашла себе место и песня, которой он пытался вернуть благосклонность Йоко. В «Going Down On Love» («Муки любви») он пел:

Эта музыка легко усваивалась, а тексты были понятны и вызывали сопереживание.

Между тем отыскались магнитофонные записи запланированного Джоном альбома рок-н-ролла, с которыми в свое время «пропал» Фил Спектор. И Леннон воспользовался подъемом вдохновения от работы над «Стенами и мостами», чтобы превратить их в новую пластинку. Благоприятными для реализации замысла были и обстоятельства: музыканты еще не разошлись, сроки для записи не упущены. И всего лишь за пять дней Джон, уже без Спектора, добавил к альбому десять номеров. Таким образом, за короткое время ему удалось выпустить сразу два диска, что еще более подняло его престиж в собственных глазах.

В качестве гостей на «уотергейтском» слушании в Нью-Йорке (1973).

Альбом рок-н-ролла появился в феврале 1975 года и стал блестящим достижением. Вещи на диске были те же, что Джон играл с «Куоррименами» в «Пещере», в гамбургском «Кайзеркеллере», в «Стар-клабе» и на других концертах в ранние годы. Тем самым 34-летний Джон не только вспомнил о старых добрых временах в Ливерпуле и Гамбурге. Он вернулся к корням своей музыки, сделав реверанс тем, кому прежде поклонялся — Чаку Берри, Литлу Ричарду, Карлу Перкинсу, Элвису Пресли, Джину Винсенту и Бадди Холли.

Фото на конверте представляло Джона «гамбургского образца» 1960 года.

Когда новая пластинка начала победное шествие по хит-парадам, Джон уже был в Дакоте у своей жены…