ГЛАВА 1

— Льешо! Кто-нибудь видел Льешо?!

Целительница Кван-ти высунулась из окна тростниково-бамбукового барака и оглядела площадку с рабами. Нежно-золотистый песок подкрался к навесу, где под ритмичный стук шагов по деревянному полу работали чистильщики жемчуга, напевая мелодичные любовные песни. Но среди них не слышался голос Льешо. На краю песчаной просеки, где расположился лагерь, сортировщики жемчуга монотонно вращали сита под широкими ветвями пальм, но и там Льешо тоже не было. Он не спал в доме, не стоял в очереди за обедом, который повара накладывали прямо из котла.

Нет Льешо. На соломенном тюфяке в бараке умирал старик Льек, он в лихорадке звал юношу. Где же его найти? Утомленные глаза Кван-ти сфокусировались на далеком берегу, где небо соприкасалось с заливом, но линия горизонта не могла подсказать ответ.

Господин Чин-ши не считал нужным надевать на рабов кандалы, что отличало его от других хозяев, однако на Льешо это правило не всегда распространялось, потому что он имел обыкновение пропадать, словно волшебник.

Юноша не мог уйти далеко: Жемчужный остров состоял из горстки пальм и кустарника, покрывающего отлогий холм с выщербленным кораллом на вершине. Ни одному рабу не удавалось бежать с острова. Море, темное и жестокое, простиралось за заливом, хранящим богатство, в честь которого именовался этот клочок земли. Необозримая водная гладь отделяла его от континента — едва заметной серой линии на горизонте. Даже такой фибин, как Льешо, не добрался бы до того берега живым. Хоть некоторые отчаявшиеся души и искали покой в недрах моря, Кван-ти знала, что Льешо, несмотря на свое высокомерие, не может в столь юные годы избрать мрачный путь смерти и перерождения. Ему всего лишь пятнадцать, и жестокость мира пока еще не стала для него нормой. Размышления о пропавшем Льешо не способствовали поискам, поэтому Кван-ти поправила выбившийся локон и вышла под моросящий дождь.

— Ты не видел его, Цу-тан? — спросила она человека с решетом, сидящего на корточках в тени кокосовой пальмы.

— Он, старуха, ныряет за жемчугом, — ответил Цу-тан, не отрываясь от своего занятия. — Льешо не появится на суше, пока не закончит работу.

— Тогда будет слишком поздно.

Кван-ти небрежным жестом поправила юбку из тапы. Хотя жемчужные плантации находились вне поля видимости, Кван-ти уставилась вдаль, словно хотела материализовать их.

Чин-ши, хозяин Жемчужного острова, порицал колдовство. Никто не знал, имеет ли Кван-ти волшебный дар или просто умело применяет тайны врачевания своей матери.

— Всегда слишком поздно, — пробормотала она, вздохнув.

Просеивая муку через решето, Цу-тан уловил смысл слов Кван-ти, хотя и не подал виду. Он не понял, о чем она говорит: опаздывает ли Льешо, или сама старуха не успела позвать юношу, или не смогла вылечить Льека от лихорадки. Фраза явно была еще одним ключом к тайне. Цу-тан отвел ей место в памяти среди загадок, хранимых для охоты на ведьм, что являлось его настоящим призванием.

Кван-ти направилась к жилищу ловцов жемчуга. Там, в углу, на соломенном тюфяке лежал старик. Конечно же, Льешо не успеет. Кожа старца была мертвенно-бледной, он сгорал изнутри, остекленевшие от катаракты глаза искали юношу: увидеть бы его еще раз перед тем, как закружится колесо сансары.

— Льешо? — дребезжащим голосом спросил Льек.

Он судорожно хватал воздух, истощаясь от усилий повторять имя. Из последних сил старик позвал вновь:

— Льешо! Ты должен найти их!

— Кого, Льек? — низким голосом спросила Кван-ти. — Скажи, кого я должен найти?

Она решила прибегнуть к уловке, имитируя юношу, которого так отчаянно требовал старик.

— Твоих братьев. — Льек крепко схватил ее руку и сразу выпустил, не нащупав длинных мозолистых пальцев Льешо. — Ты должен найти своих братьев.

— Я найду их, добрый мой друг. — Кван-ти погладила его горячий лоб. — Спи спокойно. Я обязательно их найду.

— Да будет с тобой Бог.

С последним вздохом старец покинул свою оболочку, изношенное тело, оставив Кван-ти в размышлениях, что за братья есть у Льешо и какие последствия повлечет за собой сообщение юноше о завещании старца.

Фибы — невысокий выносливый народ. Они проводят первые годы жизни высоко в горах на континенте и привыкают к разряженному воздуху высот. Дети, специально обучаемые в условиях приморского климата, могут оставаться под водой до получаса. Для несведущего такое умение — признак магической силы, даруемой богами обитателям гор для создания врат в рай. Ловцы жемчуга знают, что фибы — обыкновенные люди, отличающиеся лишь мастерством задержки дыхания, что и делает их хорошими собирателями жемчужниц со дна залива.

Льешо попал на Жемчужный остров на корабле вместе с другими фибскими детьми. Их привезли гарнские торговцы рабами. Мальчику тогда было семь лет. Из-за вечно отрешенного выражения лица его считали слабоумным, Льешо все время молчал. Хотя ребенок точно выполнял команды, он не мог поесть, если ему не поднесут ложку ко рту. С самого начала мальчик без боязни самовольно гулял по острову. Несмотря на все недостатки, надзиратель Шен-шу видел смысл в его дальнейшем обучении.

Постепенно к Льешо вернулось адекватное восприятие окружающего мира. Как-то он рассмеялся над шуткой Льинг, что ознаменовало полное выздоровление от непонятного недуга, приостановившего развитие мозга. Когда мальчик высокомерно задирал голову или его глаза наполнялись неведомой грустью и строгостью, его приводили в чувство с помощью заклинаний или шуток. Спустя некоторое время он перестал выделяться среди фибов-рабов: обычный ребенок с мокрыми от воды волосами и ногами в песке.

Когда Льешо исполнилось десять, появился Льек. Чинши купил стареющего фибина, якобы знающего болезни, свойственные ныряльщикам. Льек сразу же нашел себе в лагере много дел: заботился о нуждах всех жителей Жемчужного острова, которые обращались за советом к старцу, познавшему секрет вечной жизни в далеких горах. Льек с первого дня на новом месте заинтересовался Льешо, научил его читать и писать палкой по морскому песку, рассказывал о лечебных травах. Считалось, что Льешо должен платить за такое внимание собственным телом, однако в бараке невозможно было уединиться, и пары неизменно попадали в зону слышимости и видимости остальных рабов. Никто не мог сказать, чтобы Льек приходил, когда стемнеет, к Льешо или мальчик наносил старцу ночные визиты.

Почти все женщины лагеря полагали, что Льек — отец юноши, последовавший за сыном в рабство, чтобы защитить и воспитать ребенка пусть даже ценой собственной свободы. Они восхищались такой преданностью. Поскольку люди склонны к ревности и зависти, истинная связь между ними якобы держалась в секрете и представлялась своего рода заговором, вызовом рабовладельцам. Теперь Льек мертв. Кван-ти вспомнила о высокомерии и горечи, таящихся в сердце юного Льешо, и ей стало неспокойно на душе. «Найди своих братьев». На какие действия толкает старец своим предсмертным завещанием? Как может мальчик, пожизненно привязанный к острову с жемчужными плантациями, выполнить странный приказ учителя?

Между тем Льешо приступал к очередной смене после получасового отдыха на лодке. Обнаженный, как и все ныряльщики, он сидел на красной палубе и щелкал железными оковами вокруг лодыжек. Цепь, обвивающая шею, во время работы надевалась всегда, а оковы он выбрал сам: дополнительный вес помогал юноше прочнее стоять на ногах, когда он ходил по дну залива. Если после тридцатиминутного пребывания под водой ему не хватало воздуха в легких, чтобы всплыть на поверхность, он просовывал цепь через оковы, и его тянули вверх. В свой первый спуск на дно Льешо с презрением отнесся к кандалам, но одного поднятия оказалось достаточно, чтобы осознать необходимость искусного приспособления.

Он стоял на краю лодки, ожидая, пока старший даст ему задание на эту смену. Если вручит сумку, Льешо будет собирать скрывающие жемчуг устрицы. Но в этот раз в руках парня оказались грабли. Он сделал три глубоких вдоха и прыгнул вниз. Когда ноги коснулись воды, Льешо поднял руки над головой, прижав грабли к телу, и как стрела вонзился в воду до самого дна. Льинг была уже там, она отмечала границу, чтобы на их территорию не посягали команды, работающие вокруг. Девушка совсем замутила воду, и Хмиши, нырнувший вслед за Льешо, чуть ли не встал на плечи Льинг. Вскоре два товарища Льешо, сражаясь на граблях, превратили повседневный труд в игру с трезубцами; сам он наблюдал за ними на расстоянии.

С самого начала учения юноша благодаря несмелой, осторожной натуре испытывал страх и недоверие к остальным рабам. Со своими товарищами он разговаривал не больше, чем со старшим и охранниками, и в результате некую отчужденность стали считать основной чертой характера Льешо. Лучше уж так, чем все будут замечать, как он иной раз теряет представление о времени и месте. Но теперь крепнущее дружеское чувство к друзьям-невольникам, казалось, входило в душу Льешо и делало его частью целого.

Шуточный бой на граблях-трезубцах поднял такие клубы ила, как если бы сражающиеся с полной серьезностью работали под надзором старшего Шен-шу. Однако в этот день на нем была свежая белая одежда и туфли — верный признак того, что под водой ныряльщики не будут застигнуты проверкой врасплох. Поэтому рабы предавались забавам и пытались рассмешить Льешо.

Хмиши перешел в наступление и сцепил зубья своих грабель с оружием Льинг. Та выронила трезубец и замахала руками в знак признания поражения в этом раунде. Льешо подмигнул ей и дал фору во втором бою. Он хотел рассмеяться, но подавил в себе это желание: необходимо беречь воздух, да и говорить в воде — бессмысленная затея.

Все еще пытаясь справиться с приступами смеха, Льешо отвернулся от друзей и вдруг увидел старца, идущего через горы жемчужных раковин. Многочисленные складки одеяния, словно волны, синие глаза напомнили Льешо о далеком небе, ином, чем над Жемчужным островом. Это были уже не те белые круги катаракты Льека. При виде учителя или его духа юноша неосторожно сделал судорожный вдох, который под водой смерти подобен. Вместо раздирающей легкие боли Льешо почувствовал свежий чистый воздух, более разреженный, чем обычно над заливом. Спасительное дыхание напомнило ему о доме, о горах, снеге, о вечном морозе. Дух подошел ближе, и Льешо замотал головой, отказываясь принять очевидный факт: Льек умер.

— Извини, что покинул тебя, мой принц, — сказал дух голосом Льека, используя обращение, которого юноша не слышал со времен нашествия гарнов, когда королевского ребенка продали в рабство.

Льешо так четко различал слова, словно стоял не среди морских созданий залива, а на высоком фибском плато, беря уроки в саду при дворце. Юноша даже подумал, не попал ли в царство мертвых.

— Я надеялся дожить до того дня, когда ты вернешься на свое законное место, но возрасту и лихорадке нет дела до желаний старика.

Знакомо ли духам чувство сожаления? Может, да, но Льек улыбался, сознавая, что жизнь со всеми ее надеждами и хлопотами уже позади.

— У меня нет законного места, — с горечью ответил Льешо. Голос его звучал ясно, и воздуха хватало, чтобы продолжить разговор. — Я последний из старого загубленного рода. Мне суждено умереть на дне залива.

— Не последний, — возразил Льек. — Да, они убили твоего отца, но братья еще живы. Они проданы в рабство в далекие страны и убеждены в смерти друг друга.

Поскольку объяснение старца очевидно совпадало с судьбой самого Льешо, не согласиться было трудно. Новое чувство затеплилось в груди юноши, столь чуждое его натуре, что он и не признал в нем надежду.

— А что с моей сестрой?

Льешо не мог смотреть в глаза учителю, боясь прочесть в них правду. Будучи маленьким избалованным принцем, он ненавидел Пинг — младенца, занявшего его место на коленях матери. Льешо было пять лет, когда однажды он с крохой прокрался из Дворца Солнца с намерением (как он сообщил привратнику) отнести новорожденную на склон горы, чтобы принести в жертву богам. Когда стражник сказал, что скорее уж тигры бродят по горам, чем туда спускаются боги, Льешо ответил, что тигр ее не тронет. Во время нашествия гарнов двухлетняя Пинг еще не представляла интереса ни как раба, ни как наложница. Теперь, обладая мудростью пятнадцатилетнего юноши, Льешо отдал бы жизнь, чтобы спасти ее.

Дух Льека покачал головой:

— Убита и брошена в кучу мусора, насколько мне известно, — сказал он. — Ее души нет в царстве мертвых, я не знаю, в каком теле и в какой стране она переродилась.

Это была старая рана, но сейчас Льешо испытывал острую боль, может, от того, что она пришла одновременно с надеждой.

— Моя мама?

Снова дух Льека покачал головой.

— Твоя мать, королева, исчезла после нападения, унесшего твоего отца, затем никаких известен о ней не поступало. Говорят, она живой попала в рай, чтобы просить у богов милосердия для народа, и так очаровала небожителей своей красотой, что они не отпустили ее обратно. Интересная сказка, да жестокая история. Если королева не обрела новую жизнь, она остается пленницей.

Льешо ничего не сказал. Он был слишком взрослым, чтобы оплакивать мертвых, даже ребенком он не давал врагам насладиться своими слезами.

— Найди своих братьев, Льешо, — молил дух. — Спаси Фибию. Страна умирает, немногочисленные жители уходят в небытие вместе с ней. — Печаль отразилась в мертвых глазах Льека, соленые слезы смешивались с водой залива. — Я остался бы рядом с тобой, если бы мог. Вот единственное, чем я могу тебе помочь сейчас. — Дух протянул юноше жемчужину размером с грецкий орех, черную, как глаза старшего Шен-шу. — Жемчужина обладает волшебными свойствами. Она защитит тебя. Держи ее всегда при себе, но используй только в самом крайнем случае.

При этих словах Льешо усомнился, дух ли Льека стоит перед ним. Может, это бес, посланный заманить его на кривую дорогу.

— Хорошая вещица, — съязвил парень, — но Льеку-то известно, что я не смогу вынести ее из залива. Мне негде ее спрятать. — Он показал на свое голое тело. — Шен-шу тщательно обыскивает все углубления тела, чтобы мы не воровали. Попробуй я проглотить жемчужину такого размера, если и не задохнусь, то охранники господина Чин-ши сразу заметят раба из жемчужного залива, который ищет уединения.

— Доверься мне, юный принц.

Упоминание его прежнего титула духом-учителем чуть не вызвало слезы: они жгли уголки глаз, но Льешо удержал их. У него осталось мало веры в мир, забравший последнее утешение — друга.

— Почему я должен верить тебе, старик? — Борясь с душевной болью, юноша пытался устранить ее источник. — Ты говорил, что будешь со мной, что защитишь меня. И вот ты умер, и если мы сейчас на самом деле разговариваем, то я умираю тоже.

Льинг и Хмиши давно поднялись на поверхность. Льешо знал, что воздуха в легких не осталось, что под водой разговаривать невозможно, и все же он дышал и говорил. Видимо, он уже умер или находился на той стадии утопления, когда разум обманывает тело.

— Верь мне, — молвил старец со слезами на глазах.

Одной рукой он обнял юношу за шею, а другой поднял черную жемчужину. Большим и указательным пальцами Льек вставил ее на то место, откуда у Льешо недавно выпал коренной зуб.

— Скоро ты сам во всем убедишься, — сказал старец и растворился в воде.

Наблюдая кружение потоков на месте исчезающего образа, Льешо вспомнил обо всех словах благодарности и любви, которые он ни разу не высказал в течение долгих лет неволи, считая их чем-то само собой разумеющимся.

— Вернись, — крикнул он, но лишь пузыри образовались вокруг, и Льешо почувствовал, что легкие вот-вот взорвутся.

Где-то он выронил грабли, но в поднявшемся иле найти их невозможно. Юноша пытался преодолеть панику и свою неуклюжесть, не дававшую соединить цепь и кандалы. Наконец отчаянно дернул за цепь, чтобы растормошить рабов наверху. В следующий миг он был на поверхности; перекинулся через борт, кашлял, сморкался, пытаясь прочистить носоглотку от воды.

— Где твои грабли? — спросил старший Шен-шу.

Льешо показал вниз, на дно залива и заметил испуганное выражение на лицах товарищей.

— Найди их. Время идет, — угрожающим тоном сказал Шен-шу и снова опустил его в воду.

Льешо не успел и отдышаться. Вот они. Юноша взял грабли, повиснув вверх тормашками. Он был слишком истощен, чтобы дотянуться до цепи и дернуть. Сколько же времени меня тут продержат? Выживу ли я вообще? Перед глазами появились черные тени, послышались голоса из царства мертвых.

Тут он почувствовал, как кто-то взял его за плечи, пытаясь поднять, вырвал грабли из цепких рук и поплыл вверх, обхватив Льешо поперек туловища. Хмиши. Рядом плыла Льинг и что было мочи вдыхала в его рот воздух, пока они наконец не добрались до поверхности.

— Осторожней с ним! — крикнула Льинг, забравшись в лодку.

Они подняли Льешо за плечи и освободили от цепи. Юноша упал на палубу.

— Что ты видел там? — прошептала Льинг, но он только хватал воздух, как пойманная рыба, потом перекатился на живот, и его вырывало соленой водой.

Льешо висел, перекинувшись через планшир, набираясь сил для еще одного сдавленного вдоха и пытаясь увидеть будущее в мелкой ряби залива. Юноша был столь изможден, что и не заметил, как его обыскал старшой, проверив рот на наличие спрятанных жемчужин. Шен-шу извлекал из этого процесса удовольствие, проявляя жестокую мелочность.

— Гнилые зубы, — проворчал надзиратель, и Льешо понял, что жемчужина настоящая, и, видимо, старец сказал правду: его братья живут где-то на континенте.

Но как их найти?

 

ГЛАВА 2

— Вставай же. Нужно сойти с лодки.

Льинг трясла Льешо за плечо, прогоняя мучившие вопросы.

— Иду, — встрепенулся юноша, но руки и ноги не слушались его.

Мягко покачивалась лодка, тело казалось ненастоящим, почти неосязаемым. В голове какое-то жужжание. Хмиши помог подняться, но конечности Льешо были словно из воды. Он пошатнулся, благодарно оперся о плечо друга и поплелся, качаясь, по берегу. Знакомые руки усадили его в тележку, направляющуюся в лагерь. Льешо нашел пустой уголок и свернулся в клубок. Льинг и Хмиши сели рядом. Чувствуя себя в безопасности под их присмотром, юноша закрыл глаза и погрузился в дремоту, в которой не было место произошедшему кошмару.

Иногда, как знал Льешо, ныряльщики подвергались чарам глубин и потом рассказывали о ярких дневных грезах, привидевшихся им, когда затемнялось сознание. Но с юношей произошло нечто иное: сам изголодавшийся разум, должно быть, пытался убедить его, что старый учитель в самом деле пришел поговорить с ним; это же подсказывало ему и сердце.

Юноше ужасно хотелось поверить кому-нибудь свою тайну, спросить, может ли случившееся быть правдой, но он не стал рисковать.

Гарнам не всегда приходилось воровать фибских детей для работорговли: многие искатели жемчуга происходили из семей крестьян, влачивших жалкое существование на окраинах фибских владений. Нашествия гарнов разоряли их дома, сжигали урожаи, оставляя лишь детей, и родители оказывались перед мучительным решением. На деньги, вырученные от продажи старших сыновей и дочерей, можно прокормить самых маленьких, пока они не вырастут и их не постигнет та же участь. Льешо как-то спросил Льека, почему король ничего не делает, чтобы помочь своему народу, и услышал в ответ, что боги иногда благосклонны к людям, а иногда отворачиваются от них. После этих слов учитель тихо заплакал. Льешо не понял причины, но решил составить список вопросов, которые при встрече задаст богам.

Детей учили нырять за жемчугом, и рабство казалось ничуть не хуже, чем жизнь в разоренной горной местности. Они ничего не помнили о королях и принцах, о дворцах, сровненных с землей во время последнего нещадного вторжения. Как ему познать необходимость спасения братьев, когда они и сами не могли представить, от чего и зачем их спасать. Если бы Льешо и не сочли сумасшедшим, то решили бы, что он в опасности. Удивительно было сознавать, что он все-таки боялся потерять единственных в мире друзей.

— Кван-ти сможет тебе помочь.

Льинг коснулась его руки, пытаясь утешить друга. Шутки и споры, сопровождавшие обычно поездку обратно, сегодня забыты: ловцы жемчуга угрюмо смотрели на товарища. Льешо же вспоминал, как он впервые оказался свидетелем утопления. Зеч, ныряльщик, в возрасте которого обычно рабов уже скармливают свиньям, провел под водой почти час. Когда его подняли наверх, увидели, что уши, рот, нос и мешок ловца набиты жемчугом, а в глаза он вставил ракушки. Сошел с ума, заключил старшой, но фибы знали, в чем дело.

Жемчужины послужат платой в царстве мертвых и даруют Зечу тело — свободное тело — для перерождения.

— У меня было видение, — сообщил Льешо, но не стал описывать разговор с духом.

Говорят, господин Чин-ши опасается ведьм, и провидцы тоже вызывают у него подозрение. Со своей стороны, Льешо пытался понять, не маг ли он, если видит мертвых в дневных грезах. Задай он такой вопрос, сразу же попал бы на костер, поэтому Льешо только сказал, что не хотел никого пугать и, видимо, бредил.

— Мы обсудим это позже, — упредила беседу Льинг. — Кван-ти знает, что делать.

Льешо понял намек: не надо слишком много болтать в многолюдной тележке. Хороший совет, ему легко следовать. Юноша положил голову на плечо Льинг и закрыл глаза.

— Осторожно. Он все еще на грани.

Это сказала Кван-ти твердым голосом, не допускающим возражений. Так она говорила лишь в случае крайней опасности. Судя по тому, что друзья всеми силами не давали ему уснуть, Льешо понял, что дела обстоят серьезно.

— Я могу сам, — запротестовал он, пытаясь отвести многочисленные руки, протянувшиеся к нему.

— Нет, пока не можешь, — возразила Льинг почти так же сурово, как Кван-ти. — Разум Льешо вышел за пределы реального, — объяснила она целительнице. — Он оставил из-за этого грабли на дне, и Шен-шу заставил его нырять за ними. Если бы я не вдыхала ему воздух в рот, он бы умер прямо там, под водой.

— Меня спас бы Льек, — вставил Льешо.

Это заявление говорило само за себя: юноша сошел с ума.

— Вот видишь, — сказала Льинг, — он думает, что видел там своего отца.

Как и многие женщины в лагере, Льинг считала Льека настоящим отцом Льешо. Вполне естественно, что умирающему сыну явилось видение отца, жаждущего спасти его.

Кван-ти сильно испугалась: Льешо чувствовал напряжение в ее теле. Она стояла словно до предела сжатая пружина.

— Когда это произошло? — спросила целительница.

— На втором часу смены, — ответил Хмиши.

— Вот как.

Кван-ти слегка расслабилась, но Льешо чувствовал, что она пытается уловить нечто, недоступное остальным.

— Внесите его внутрь, — наконец приказала она, и Льешо вытащили из тележки.

— Я могу идти, — уверил он и вывернулся из рук друзей, однако чуть не упал на колени.

Кван-ти удержала его за локоть.

— Вижу, что можешь, — ехидно отозвалась она. — Я позабочусь о нем. Можете зайти навестить Льешо, когда оденетесь и пообедаете.

Хмиши направился к своей кровати с корзиной одежды, но Льинг не так просто убедить.

— Ты уверена?

Льинг спросила скорей Льешо, чем целительницу.

— Насчет одежды? Конечно, — ответил юноша, стараясь заглушить ее беспокойство. — На суше трудно забыть, что ты девушка.

— Действительно, не легко, — согласилась Льинг и скользнула дразнящим взглядом по тем местам его тела, на которые девушкам смотреть не полагалось. — Надеюсь, ты будешь жить.

— Уверь в этом остальных. Все будет хорошо, если он не станет мне перечить, — улыбнулась Кван-ти.

Льинг пошла прочь, соблазнительно покачивая обнаженными бедрами. Сделав несколько шагов, она обернулась и одарила Льешо улыбкой.

Убедившись, что девушка достаточно далеко, Кван-ти глубоко вздохнула:

— Идем, милый. Нам нужно поговорить.

Льешо последовал за ней в дальний угол барака и только там с нетерпением выпалил:

— Льек умер, да?

— Да, — ответила Кван-ти. Она уложила его на чистую постель рядом с кроватью, на которой скончался старик. — Он очень хотел увидеть тебя перед смертью, но я не имею права прерывать смену, если нет опасности для жизни ныряльщика. Я уже жалею, что не попыталась, может быть, ты не попал бы в передрягу.

Целительница накрыла его легкой простыней.

— Да тебя лихорадит, — с беспокойством заметила сна и положила сверху одеяло.

Льешо и не заметил, что его трясет, словно не чувствовал собственного тела.

— Отдыхай, — приказала Кван-ти. — Объяснишь мне все после сна. Ты сейчас слишком устал, чтобы связно излагать мысли.

Льешо задержал ее:

— Он ведь оставил мне послание?

— Да, — коротко ответила она, с трудом решившись и на это.

В присутствии Кван-ти Льешо всегда нервничал, хоть она и не была ему врагом. Целительница имела обыкновение с предельной сосредоточенностью смотреть ястребиным взором прямо в глаза. Казалось, она читает мысли. Чем-то это напоминало ему взгляд матери в тот момент, когда шестилетний Льешо клялся, что он не разбивал дорогую вазу. Его утешило, что проницательная мама видит все и любит его, несмотря на проступки. Однако Кван-ти не могла так же относиться к нему, и Льешо закрыл глаза, пряча свою душу. Скорей всего было уже поздно, но сил ни на что иное не оставалось.

— Ты можешь доверять мне, Льешо, — прошептала она. — Не бойся.

Страх заставлял его молчать долгие годы, проведенные в рабстве. Льек убедил юношу в необходимости хранить тайны, чтобы жить. Как же Льешо хотел поверить целительнице! Засыпая, он размышлял, причинит ли ему вред хоть раз довериться другому человеку.

В ту ночь Льинг и Хмиши пришли навестить его с ребятами их бригады, но юноша крепко спал, и они удалились с намерением вернуться. Утром Льешо долго не просыпался, и Кван-ти велела передать старшему Шен-шу, то ее подопечный подвергся чарам глубин и был не в состоянии отличить воздух от воды, став опасным и для себя, и для товарищей. Шен-шу послал ответ, что господину Чин-ши не нужны искатели жемчуга, неспособные ходить по морскому дну, но Кван-ти проигнорировала угрозу, по крайней мере, на некоторое время. Последние слова Льека убедили ее, что у юноши есть дела поважнее, чем вынимать из раковин жемчужины.

Солнечный луч, пробившись через облака, пробудил Льешо. Он по пальцам мог пересчитать ясные дни на Жемчужном острове. Что бы это ни предвещало, он должен переговорить с Кван-ти.

— Могу я получить мою одежду?

— Конечно.

Целительница протянула ему выцветшие штаны и рубашку и вежливо отвернулась. Льешо как можно быстрее натянул одежду.

— Можете повернуться, — разрешил Льешо, и Кван-ти села на соседнюю кровать. — Вы сказали, он оставил послание.

Когда юноша вспоминал о Льеке, его раздирали противоречивые эмоции: гнев, печаль, любопытство, — поэтому его голос задрожал. Но Кван-ти все правильно поняла.

— Твой отец сильно любил тебя, — начала она, но Льешо жестом прервал ее.

— Мой отец мертв, — сказал он.

— Да.

— Нет, — возразил юноша. — Мой отец умер еще до того, как люди Чин-ши привезли меня сюда.

Она должна была догадаться, что отец Льешо и дня не позволил бы ему провести в рабстве, если бы был жив.

— Льек был слугой семьи. Я любил его, но он не отец мне.

Юноша сказал слишком много и теперь пытался скрыть растерянность. Кван-ти знает, что бедные фибские крестьяне не имеют слуг.

— Он любил тебя, — робко продолжила целительница, якобы не расслышав последней фразы.

Она посмотрела на него своим ястребиным взором. Затем, словно озаренная солнцем, широко открыла полные понимания глаза и, едва вздохнув, закрыла их снова, чтобы не проронить лишних слов.

— Я должен найти своих братьев, — несмело произнес Льешо.

Кван-ти кивнула: это старик и сказал ей перед смертью.

— Льек завещал мне это в заливе.

— Теперь ты не можешь вернуться на жемчужную плантацию.

— Что же мне делать?

Разговор походил на сон, как и подводное общение с духом. Особый взгляд Кван-ти, мягкое прикосновение ее пальцев замедляли время.

— Пока ты должен поразмыслить, что в твоих силах сделать, не погубив при этом свою душу, — молвила целительница, и магическое воздействие ее чар разрушилось.

Кван-ти приподнялась и обратилась к кому-то, стоящему за спиной Льешо в углу комнаты.

— Тебе нездоровится, Цу-тан?

— Да нет, — ответил будущий охотник на ведьм, опустив взгляд на свое решето. — Я просто зашел спросить, как здоровье юного ныряльщика. Шен-шу хочет, чтобы завтра он вернулся к работе.

— Пусть Шен-шу поговорит со мной завтра, сейчас мы должны дать Льешо отдохнуть.

— Конечно-конечно.

Цу-тан поклонился и, шаркая ногами, вышел из барака. Он вернулся на свое место под кокосовую пальму и продолжил работу. Оттуда ему было видно все происходившее в бараке. Кван-ти знала об этом, как и о его стремлении накопить доказательства ее колдовства. Она опасалась, что теперь он направит свое внимание и на Льешо.

Юноше не хотелось отдыхать. Он еще не восстановил силы, но вполне мог прогуляться по берегу и понаблюдать за красными лодками, возвращающимися из залива с добычей. Льешо выскользнул из барака, пока Кван-ти перевязывала порез на ноге помощника повара, и прошел мимо кухни на дорогу.

Редко здесь встретишь в полдень раба, но те, что попались Льешо, знали о его двойном несчастье: смерти Льека и происшествии под водой, поэтому не стали прерывать ход его мыслей пустой болтовней. Юноша не сказал, что Льек был министром образования и искусств, слугой всего фибского народа, не только семьи короля. Шагая по дороге, Льешо вспоминал его уроки и использовал полученные умения при анализе фактов и поиске методов достижения цели.

Если призрак вернулся во сне и был сотворен моим больным разумом, то откуда он знал о смерти министра? Сон… но ведь послание, которое передала мне Кван-ти, совпадает с ним. Значит, явь. Мои братья живы. Они в рабстве. Я спасу их, и мы вместе освободим фибов от убийственного давления гарное. Если мама жива и томится в темнице собственного дворца — душераздирающая мысль: неужели сейчас моя мать пребывает в убогости и грязи, а сестра истекает кровью в куче отбросов? Как кольнуло сердце. Я не желал ее смерти, я просто хотел вернуть внимание родителей. Двухлетняя Пинг обожала меня. Разве мог я не отвечать ей взаимностью? Нет. Не хочу, не могу и представить, что она мертва.

С момента приезда на Жемчужный остров Льешо не отходил от поселения рабов дальше, чем жемчужные плантации. Не было ни выходных за хорошее поведение, ни прогулок на базар или в город на представление или действо. А ведь когда-то Льешо ненавидел свои обязанности, согласно которым он, младший из семи братьев, должен был махать ручкой, кивать головкой и кланяться, демонстрируемый матерью или отцом. Мальчик с нетерпением ждал того дня, когда он станет достаточно взрослым, чтобы вместе с братьями украдкой пойти за ночными удовольствиями. Мечтания прекратились еще до того, как Льешо узнал, какого рода наслаждения получали братья в городе. Почему же Льек последовал за самым юным и слабым к тому же, навечно застрявшем на отдаленном острове? Почему он не нашел одного из старших братьев, во власти которых выполнить наказ предсмертного откровения?

От анализа мотивов Льека было мало пользы. Льешо прошел весь путь к докам, даже не заметив дороги, по которой ступал, и лишь сделал вывод невозможности выполнить просьбу Льека. Кто выезжал с острова? Господин Чин-ши, конечно, его жена и дочери, а сын вообще здесь не появлялся после приезда Льешо. Старшие Кон и Шен-шу иногда сопровождали их хозяина на рынок рабов, чтобы приобрести нескольких новых ловцов жемчуга. Шен-шу едва исполнилось тридцать, а Кону и того меньше. Ни один из них в ближайшее время не оставит привилегированное положение.

Ныряльщики никогда не покидали остров, ни живыми, ни мертвыми. Если они умирали от болезни, их сразу же кремировали, чтобы избежать распространения заразы. Ходили слухи, что не всегда дожидались смерти, чтобы сжечь борющегося за жизнь человека. Когда рабы тонули или старились, их скармливали свиньям.

Кван-ти права, ему не следует возвращаться на жемчужные плантации. Легкие полностью восстановились, и под водой он мог находиться не меньше, чем раньше, но существовала опасность нового видения, и Льешо не хотелось захлебнуться в споре с демонами. Нужно научиться новому умению, чтобы выбраться с острова и не попасть в кормушку для свиней.

Пока он размышлял об этом, сидя на доке, солнце склонилось к закату, и послышались дразнящие выкрики ныряльщиков, возвращающихся в лагерь после смены. Одетый он несколько смущался смотреть на обнаженных Льинг и Хмиши, да и остальных товарищей. Обо всем этом Льешо забыл, как только увидел инструменты на лодке — трезубцы, скрещенные над щитом. Конечно же! Господин Чин-ши зарабатывал деньги на добыче жемчуга, а тратил-то он их на арене. Известные своим мастерством даже в бараках гладиаторы Чин-ши соревновались на разных аренах, далеких, как и страна фибов. К тому же им даровалась часть выигранных денег. Если гладиатор дрался хорошо, он выходил победителем, если плохо, мог поплатиться жизнью.

Льешо ринулся к старшему, сбивая толпившихся на его пути ныряльщиков, которые отпускали шуточки по поводу одежды юноши и интересовались его здоровьем. Добежав до Шен-шу, он пал на колени и ударил лбом о настил (так было принято поступать при обращении с просьбой).

— Достопочтенный Шен-шу, господин, молю вас передать мое прошение господину Жемчужного острова Чин-ши.

Льешо намеренно назвал старшего господином, хотя тот был таким же рабом, как и он. Юноша давно научился преодолевать гордость, когда ситуация требовала пресмыкаться перед старшим: такова стратегия. Льек учил его, что иногда стоит сегодня пожертвовать гордыней ради победы завтра.

— Ведьма запретила тебе, кусок мяса для свиней, возвращаться на плантацию? — поинтересовался старший.

Льешо оторвал голову от помоста и сел на пятки:

— Я не знаю ведьм, мастер Шен-шу, — сказал юноша, проигнорировав грубость. — Извольте передать Чин-ши прошение позволить мне обучаться гладиаторскому бою.

На мгновение весь док замер, а Шен-шу уставился на Льешо в изумлении. Затем он начал смеяться.

— Гладиаторскому бою, свинопас? Может, лучше драке со свиноматками? — раздался в тишине резкий голос старшего. — Вы, ловцы жемчуга, такие тощие, что гладиаторы господина Чин-ши могли бы вами в зубах ковырять.

Льешо покраснел до корней темных вьющихся волос. Под одеждой юноша был таким же худым, как и его друзья, чьи острые кости четко вырисовывались сквозь тонкий слой покрывавшей их плоти. Он представил гладиаторов — могучих мужчин, огромнее, чем горы, с мускулатурой как из стали — и понял, что ему и рядом не стоять с такими представителями человечества. Однако, подумал он, ведь и гладиаторы когда-то были детьми. С такими мускулами и жилами не рождаются, к тому же у них нет свойственной фибам выносливости. Если из них вырастают великие борцы, то чем он хуже?

— Если я тощий, — возразил Льешо, — то свиньям от меня толку не будет, а гладиаторы хоть позабавятся, раздирая меня на кусочки.

— Без сомнения, раздерут и скормят дворовым собакам.

Шен-шу, практически никогда не пребывавший в хорошем расположении духа, хлопнул ладонью по колену и рассмеялся, соглашаясь с обрисованной Льешо перспективой.

— Забудь, парнишка, о старой ведьме, ее угрозах и предостережениях, — посоветовал Шен-шу редким для него благосклонным тоном. — Твоим товарищам не хватает тебя, они от этого хуже работают.

— Им придется научиться справляться без меня, потому что я твердо решил стать гладиатором.

— Ты дурак. Догадываешься об этом?

Шен-шу уже не смеялся.

По-прежнему стоя на коленях, Льешо посмотрел на старшего уверенным взглядом. Хороший стратег знает, когда согласиться.

— Пусть дурак, но дурак, который хочет умереть гладиатором, а не ныряльщиком, и тем более не мясом для свиней.

— Посмотрим, — было последнее слово старшего Шен-шу.

Помимо власти над ловцами, в его обязанности входило рассматривать их редкие прошения, и те, которые он не мог удовлетворить сам, передавались господину Чин-ши. Льешо отступать не собирался.

— Ваш покорный слуга благодарит вас за соизволение сообщить просьбу господину, — закончил Льешо церемонию.

Его товарищи, молча внемля разговору, стояли в стороне со смущением и даже страхом на лицах. Льешо окинул взглядом каждого, но не нашел ни понимания, ни поддержки, даже Льинг отвела взгляд. Впервые в жизни раб Льешо почувствовал себя неловко в присутствии обнаженных товарищей.

Я ваш принц , подумал он, и вы обязаны мне большим почтением .

Но они этого не знали. Юноша опустил глаза и пошел прочь, вместо того чтобы сесть с ныряльщиками в тележку, направляющуюся в лагерь.

 

ГЛАВА 3

Шли недели, а Льешо находился в состоянии мучительного ожидания. Кван-ти не одобрила его решение, но сказать, что он годен для работы в жемчужном заливе, тоже не хотела. Им обоим было известно, что парня, не имеющего никакого иного ремесла, ждет свиная кормушка. Сжав губы и нахмурив брови, она занималась своей обычной работой.

Силы быстро вернулись к Льешо, а вместе с ними и желание движения. Он скучал по работе, хотя опасность возвращения под воду не давала ему покоя. Юноша понял, к своему удивлению, что ему не хватает товарищей. Он и не считал их друзьями, проводя вместе смену за сменой в заливе, а с момента явления духа и его злоключения искатели жемчуга еще больше отдалились от него. Произошедшее выделило Льешо среди остальных. Ежедневное подтрунивание во время отдыха, столь прочно связывающее компанию, помогающее преодолеть мелкие невзгоды и неудачи рабочего дня, не смогло смягчить положение. Льешо заметил отсутствие улыбки Льинг и пустоту за спиной, обычно заполняемую Хмиши. Будто бы он во всем ошибается. Вроде и не без друзей и, если верить Льеку, не без семьи. Но он не осознавал их наличие, пока действительно не оказался один. Парадокс какой-то.

Чтобы скрасить время, юноша бегал. Сначала медленно, но как пошел на поправку, пробежки удлинились: круг вокруг острова, два круга без передышки, остановка (даже фибам иногда нужно переводить дух). Он слушал, как размеренный бег подстраивается под такт команд, выкрикиваемых низким голосом, — быстрее, медленнее. Льешо с легкостью обгонял всех, вскоре компания изменила маршрут и выбрала незнакомую ему дорогу: вверх по холму к тренировочной площадке.

Во время бега все его внимание было устремлено на белый ровный песок под ногами и на ветки деревьев, столь близко росших к дорожке, что они хлестали по телу, оставляя на коже запах плесени, дождя и обманутого ожидания солнца. Щебетание птиц в лесу успокаивало душу, но не могло заполнить нишу, принадлежавшую друзьям. Один, на бесконечных тропах острова, Льешо гадал, сколько же еще он будет брошенным на произвол судьбы.

Спустя три недели после подачи прошения Кван-ти вызвали в главный дом. Господин Чин-ши ни разу ранее не приглашал рабыню-целительницу к себе. Его обслуживали личные доктора, а слуги дома заботились о себе сами. Иногда, если раны гладиатора заживали снаружи, но гнили изнутри, обращались за помощью к Кван-ти. Но ей не приходилось покидать барак: целительнице сообщали в деталях о состояния больного, и она отсылала человека со связкой трав и указаниями. На этот раз Кван-ти пошла вместе с посыльным, не взяв ни трав, ни сумки. Быстрым взглядом, на мгновение остановившимся на Льешо, она дала понять, что причиной вызова является он. Господин Чин-ши, или же его тренер, хотел лично спросить ее, каковы шансы у едва не утонувшего юноши выдержать тяжбы гладиаторских учений. Для этого ей не нужны снадобья.

От мысли, что она там скажет, у Льешо заныло сердце, и он побежал что есть мочи. Достигнув берега, юноша нырнул в море. Он плыл до тех пор, пока ноги не стали тяжелыми, а руки закостенелыми. Один, на пределе сил, Льешо повернулся на спину и позволил воде нести его, убаюкивая морской теплотой. Звуки Жемчужного острова не доносились на такое расстояние, и разум юноши дрейфовал в созвучии с течением, обволакиваемый тишиной и покоем. Можно остаться здесь навсегда в компании пропитанного солью бриза и уютной воды, теплой, как человеческая кровь. Крик птиц над головой, казалось, исходил из другого мира, звавшего его через бамбуковый занавес с яркими шелковыми ленточками. Еще одно воспоминание из детства до нашествия гарнов. Летом деревья загораживали окно в комнату матери, ленты разных цветов развевались на ветру.

Льешо хотел удержать эту картину, уйти в манящий мир прошлого, где щебетание птиц похоже на смех. Но подсознательно он чувствовал присутствие учителя, укоризненно смотрящего на него: «Есть миссия: спасти братьев, народ от ига тиранов-захватчиков. Нет времени расслабляться. Вечность или ничто».

Вода, казалась, была в этом споре на стороне Льека. Течение отдаляло его от континента, не ставшего ничуть ближе, несмотря на желание оказаться там. Вскоре Льешо плавно перевернулся и начал активно работать ногами и руками, плывя под водой по направлению к Жемчужному острову.

Но слишком поздно: он заплыл достаточно далеко. Острова и не видать, ноги свинцовые, руки онемевшие. Должен был бы испугаться, но смерть его больше не страшила. Льешо давно сдружился с серыми глубинами, некогда ограничителями его свободы; сейчас он черпал силы от моря, еще одного друга, которого предстояло покинуть.

Что-то толкнуло Льешо в бок. Перед ним появилось бугристое улыбающееся лицо морского дракона. Он извивался вокруг Льешо: золотистые и изумрудные чешуйки образовывали клубы пены. Дракон осторожно обвил юношу вокруг талии. Тонкий раздвоенный язычок лизнул лицо Льешо, затем руку — Интересно, собирается ли он съесть меня на обед? Однако в узких глазах можно было прочесть добрую иронию. Дракон нежно боднул юношу маленькими спиральными рожками и исчез, скользнув мягкой чешуйчатой кожей живота по телу Льешо. Даже морской дракон — хорошая компания, если он не собирается тебя проглотить. Вдруг голова животного показалась перед ним, кольца сверкали на солнце, как золото, а в воде переливались изумрудом. Льешо почувствовал, что поднимается на мягкой спине дракона, несущего его к Жемчужному острову.

— Я готов, — сказал юноша, — я понял знак.

Дракон, казалось, услышал его, вильнул хвостом и рассмеялся, обнажив острые изогнутые зубы. Если бы Льешо не привык ожидать от моря чего угодно, его поразил бы этот человеческий, мелодичный смех. Юноша рассмеялся в ответ, огладил блестящий бок нового друга и слегка сжал его коленками: так он обращался в детстве со своим пони. Когда они добрались до мелководья, дракон погрузил голову в воду, и Льешо отпустил его. Дальше он сможет и сам. Вскоре Льешо достиг берега, сел на песок, тяжело дыша, и посмотрел на расстояние, которое только что преодолел, морского дракона там не было.

Когда Льешо зашел в барак, Кван-ти уже вернулась. Она закалывала мокрые седые волосы. Целительница ничего не сказала ему о своем походе и не спросила, почему он так поздно возвратился. Льешо, со своей стороны, не упомянул о попытке бежать и о том, что само море утешило его и вернуло обратно. В последовавшие дни юноша продолжал бегать, но уже не с тем пылом. Завтра или послезавтра судьба его решится сама по себе. Такой уж нрав у фортуны.

Через три дня в барак явился с посланием раб, не старше Льешо, но на голову выше и со светло-золотистыми волосами. Он велел, чтобы юноша собирал вещи и следовал за ним. Поскольку все добро Льешо состояло из единственной смены одежды и корзины для ее хранения, он использовал данные ему несколько минут, чтобы сказать до свидания Кван-ти и написать прощальную записку Льинг и Хмиши. Он будет скучать по ним, мысль о том, что он будет жить в бараке гладиаторов, где нет ни одного фибского лица, испугала юношу больше, чем заключающаяся в новом ремесле опасность. Однако Льек учил его, что жизнь идет по спирали. Нельзя долго двигаться вперед, не натыкаясь на свое прошлое. Льешо терпеть не мог это изречение, потому что в его прошлом не было ни мгновения, которое он хотел бы повторить. Теперь же мудрые слова старца успокоили его.

Посыльный с подозрением осмотрел вернувшегося Льешо.

— Не хотел бы я оказаться на твоем месте даже за весь жемчуг залива, — произнес он единственную фразу, и они отправились вверх по склону под щебетание птиц.

Раньше Льешо видел тренировочный лагерь лишь издалека, никогда не был за деревянным частоколом. Он впервые вблизи рассматривал толстые прямые стволы, плотно посаженные друг к другу, заострявшиеся кверху, как зубья дракона. Такие меры предосторожности были излишни — если уж фибину не удавалось сбежать с Жемчужного острова, то мягкотелому слуге или мускулистому гладиатору тем более. Однако бойцы, счел он, по своей природе должны быть яростными людьми. Возможно, они умеют управлять лодкой. По какой бы то ни было причине попасть в их лагерь и выйти из него представлялось невозможным. У главных ворот белокурый парень обратился к стражнику, один из пустых рукавов которого был завязан узлом. Тот открыл дверь единственной рукой и направил вошедших в проход столь узкий, что плечи крепкого человека терлись бы о его стены.

Льешо держался неотесанного частокола, составлявшего внешнюю стену коридора. Внутренняя же его стена была тоже из бревен, но гладких — без коры, дыр от сучьев и иных неровностей, благодаря чему они впритык прилегали друг к другу. Широкая, буквально отполированная полоса свидетельствовала, что большинство проходивших здесь мужчин терлись именно об нее. Доносившиеся изнутри ругательства, ворчание и лязг оружия обескуражили Льешо, и он прижался к грубым колким бревнам, словно несколько дюймов могли предоставить ему желанную безопасность. Бои теперь станут частью его жизни, и он робел перед суровой реальностью, выбранной им самим.

По подсчетам Льешо, они обошли пол-лагеря, а то и весь, пока добрались до второго стражника. Тот, видимо, знал провожатого и молча открыл ворота. Его рот исказился ухмылкой, высоко поднялась от изумления бровь. Юноша удивленно нахмурился, и стражник тотчас вернулся к своей работе шилом, кожей и бечевкой. Мужчина не походил на бойца, впрочем, как и златовласый парень.

Льешо не успел поразмыслить об этом, так как посыльный подпихнул его сквозь ворота на неведомую поверхность под ногами — древесные опилки. Запах крови и пота, да и сами опилки парализовали юношу: кругом мелькание оружия, сопровождаемое гневными выкриками, злобой, пропитавшей воздух. Льешо сделал шаг вперед, пытаясь восстановить равновесие, но споткнулся о кусок металла с прилипшими к нему кусками плоти. Вскрикнув, он упал лицом на тренировочную площадку.

— Смотри под ноги, дурак!

Слова эти донеслись сверху, от человека с загорелыми ногами в сандалиях, остановившегося в нескольких дюймах от головы Льешо. Юноша и думать не хотел о мокрой рейке, о чужой крови, что пропитала его рубаху. Он закрыл глаза, желая исчезнуть, но провожатый вернул его к действительности.

— Это новая цыпка, — показал златовласый парень на распростертое тело Льешо.

— Любимчик хозяина? — спросил незнакомый голос, пока юноша пытался встать на колени, затем на ноги — в таком положении куда удобней продолжать разговор.

Приведший его сюда парень пожал плечами.

— Не знаю, не спросил, — проговорил он тоном, явно гласившим, что дела Льешо его не касаются.

— Тогда возвращайся к работе, если мастер Марко не желает, чтобы ты отвел его лично.

— Этого он не просил.

Парень уже удалялся от своего подопечного, когда Льешо вспомнил, что не знает даже его имени. Не лучшее время для вопросов: он хотел выглядеть солиднее перед стоящим рядом человеком, с туники которого капала грязь. Разило отвратным терпким запахом, и Льешо сморщил нос, пытаясь определить, чем это так пахнет, не чихнуть бы.

— Краской и соломой, — подсказал незнакомец.

Льешо заметил чучело человека, привязанное к столбу, с торчащей из груди стрелой. Его «потроха» валялись вокруг вперемешку с опилками.

Последний раз Льешо видел стрелу арбалета в семь лет, и пронзила эта стрела горло отца. Он закрыл глаза, но стало еще хуже. Королевский опыт не помогал ему сегодня, да фактически и последние девять лет. Уроки прошлого всплывали в самые жуткие моменты.

— Лучше овощи, чем животное, но не надейся на это в следующий раз. — Незнакомец посмотрел на Льешо, острые черты его лица сложились в зловещей гримасе. Он окинул юношу взглядом с головы до пят. — Кто ты такой, парень, и какого черта здесь делаешь?

— Я фибин, — ответил юноша и понял по сдавленной ухмылке незнакомца, что ответа на вопрос не требовалось. — Меня зовут Льешо. Меня прислали, чтобы стать гладиатором.

Юноша помнил, что альтернативой тому была свиная кормушка, но если уж такова его доля, зачем о ней кому-то напоминать.

— Льешо… — Незнакомец задумался, словно пытаясь вспомнить ускользнувший от него факт. — А я Якс, скоро ты сам узнаешь обо мне все, что тебе надо.

Незнакомец был выше Льешо, но не настолько, как парень, сопровождавший его сюда. Кожа его была загорелая и гладкая, плечи широкие, руки сильные, каждый мускул явственно вырисовывался. Шесть татуировок-полос приковывали взгляд к его левой руке. Самые простые из них выцвели годами, а последние отличались все более замысловатыми рисунками. Следы спекшейся крови на кожаной тунике гласили о длинной истории сражений, на поясе красовались ножны. Металлические браслеты защищали запястья и локти. Якс, очевидно, был опасен, но почему-то не испугал Льешо.

Логически не поддавалось объяснению, почему напряжение, столь крепко сковавшее юношу, спало при знакомстве с гладиатором. Еще одно, надолго ушедшее в забытье воспоминание детства вернулось к Льешо: подобных людей отец нанимал для защиты королевской семьи во дворце. Они остались верными до конца и были истреблены до единого. Человек, охранявший мальчика с рождения, сильно походил на Якса. Он пал мертвым у ног ребенка. От этого воспоминания Льешо передернуло, гладиатор решил, что причиной тому страх перед новой жизнью.

— И о чем он только думает? — пробурчал он под нос, видимо, по поводу разрешения юноше обучаться бою. — Вот незадача. — Гладиатор почесал затылок, где зудела старая рана, и на его лице отразился мучительный мыслительный процесс. — Значит, так, тебе нужно сменить рубашку и идти к надзирателю Марко.

— Сменить рубашку?..

В раннем детстве Льешо давали чистую рубашку каждый день, а для праздников, пиршеств, банкетов и приемов у него была особая одежда из желтого шелка с искусной цветной вышивкой. Став рабом, он располагал лишь одной рубахой и парой штанов, под ними ничего, раз в неделю юноша стирал их и из скромности надевал мокрыми, на нем одежда и сохла. Вряд ли Яксу интересны детали быта искателей жемчуга.

— У меня больше нет рубашки, — сказал Льешо и услышал очередной взрыв негодования.

— Вот идиотизм, — проворчал Якс. Юноша придержал язык, что стоило ему усилий. — Марко не знает, что творит. Ни одной здравой мысли.

Льешо подождал, пока раздражение гладиатора направится в другое русло.

— Ты не можешь предстать перед надзирателем в таком виде. Придется подыскать тебе какую-нибудь одежду.

Гладиатор провел его через тренировочную арену к низкому строению из коралловых блоков; крытое крыльцо окружало его по всему периметру, давая тень и прохладу уставшим после тяжелого дня бойцам. Дом был прочней жилища ловцов жемчуга, хотя служил, что подтвердил Якс, тем же целям:

— Это наш барак. Мастер Марко решит, где ты будешь спать, но из любого угла ты должен суметь найти прачечную.

Прачечная представляла собой несколько комнат в конце строения, каждая из которых соответствовала определенной стадии в нелегком процессе содержания одежды и защитных приспособлений гладиаторов в должном виде. Они прошли через кожевенную мастерскую, странные запахи которой привлекли Льешо, словно они были из старого сна. Лошади… Юноша вспомнил лошадей и чуть не заплакал. Якс вел его по открытому двору с бочками пенистой воды и веревками из лозы, на которой висела одежда и широкие льняные полотна. Горячий пар ударил Льешо в лицо, и он почувствовал пот на висках, крупная капля стекла по носу на губы.

Человек с бесчисленными складками жира сидел на краю бурлящей бочки. Обнаженный по пояс, он опустил в бочку руку по локоть и вытащил какие-то одежды, одни Льешо признал, другие нет. Вода отдавала чистотой, пузыри, лопаясь, производили свой собственный запах, от чего у юноши щекотало в носу. Полный любопытства, он засунул руку в бочку и сразу выдернул, размахивая обожженными пальцами.

— Откуда эта мошка? — спросил толстяк.

— Это фибин, — ответил Якс. — С жемчужных плантаций. Ему совершенно нечего надеть.

Якс посмеялся над юношей вместе с новым незнакомцем, обладающим редким лающим гоготом.

— Сумасшествие какое-то, — высказал свое мнение толстяк, покачав головой, затем так пристально оглядел Льешо, что тот весь сжался.

Толстяк был явно пустым местом, но Якс обращался к нему как к доверенному лицу. К тому же Льешо представлялся ему неожиданно возникшей щепкой в сандалии.

— Фибин. Духу у него хватит надолго, и это плюс, — стирщик задумчиво почесал затылок, — и сдается мне, единственный его плюс.

Вести себя, как принц, было легче перед явным слугой, и Льешо выпрямил и расслабил плечи, его подбородок подался вперед, голова слегка наклонилась. Оба мужчины перестали смеяться.

— Невероятно, — прошептал стирщик.

— Безумие, — согласился Якс. — Втяни его обратно, слюнтяй, если хочешь остаться в живых.

Опасность. Сквозь время Льешо сохранил точное ощущение приближающейся беды, и его глаза инстинктивно забегали в поисках убежища.

— Боже ж ты мой, — простонал толстяк в притворном страхе. — Ты с рождения на Жемчужном острове?

Льешо не ответил. Он решил, что им и так это известно, и лучше помолчать, пока не поймет, что они намереваются делать. Появилось странное чувство, что открой Льешо рот, и они узнают историю всей его жизни.

— Думаешь, Марко в курсе? — спросил толстяк Якса, будто Льешо и не было в комнате. — И что он хочет от этого парня?

— Дай ему рубашку, Ден, — ответил Якс отрешенно, — не новую, старую, латаную.

Значит, у стирщика было имя.

— Как трогательно, — пробурчал Ден.

Льешо не понял, что именно казалось ему трогательным, но промолчал.

Ден встал. На нем ничего не было, кроме тряпки, покрывающей ноги, толстые, как бревна частокола, и с чащобой грубых волос.

— Сними рубаху, — сказал он и протянул руку. Льешо повиновался. — У нас нет ничего его размера. — Громадный Ден задумчиво ходил между развешанным тряпьем. — Вот это подойдет, потом я ее ушью.

Льешо потерял из виду стирщика, скрывшегося за развешанной одеждой, затем утихло и шарканье его шагов. Вдруг из ниоткуда протянулась рука и всучила ему рубаху. Не такой уж он и зловредный, подумал Льешо и взял это на заметку. Юноша натянул через голову чистую рубашку и разгладил ее. Она доставала почти до колен, руки утонули в длинных рукавах. Льешо скривился, но Якс сделал вид, что ничего не заметил.

— Годится, — сказал гладиатор.

Они переглянулись, словно соглашаясь, что у юноши есть причина быть недовольным. Якс взял его за плечи и вытащил наружу. Центральная тренировочная арена опустела, там валялись лишь обломки оружия. Якс шел молча, не оглядываясь. Он открыл дверь маленького каменного дома, расположенного в стороне от барака и склада со снаряжением.

— Искатель жемчуга явился, — сказал гладиатор человеку, сидевшему за столом комнаты с изысканным убранством. — Что мне с ним делать?

— Ты можешь идти. Оставь его здесь.

Якс сразу же повиновался, и Льешо вновь предстал перед незнакомым человеком, взирающим на него холодными любопытными глазами. Это, вероятно, надзиратель, мастер Mapко, подумал юноша. Судя по тому, как люди говорили о нем, у Льешо сложилось впечатление, что он величественный и могучий, по крайней мере грозный и устрашающий. В действительности юноша не мог найти в нем ничего примечательного. Марко обладал бронзовой кожей и золотыми волосами, как и посыльный, приведший Льешо сюда, однако семейного сходства между ними не наблюдалось. Мастер Марко, казалось, был того же роста, однако непредставившийся юноша имел непропорционально большие руки и ноги, как щенок, который должен вырасти в огромную собаку. На Марко было простецкое одеяние, что означало, что он отнюдь не важная фигура в имении господина Чин-ши.

Он, должно быть, аскетически худой под одеждой, хотя по лицу этого не скажешь, как, впрочем, и того, что он является гладиатором и вообще когда-нибудь сражался.

Марко на секунду оторвал глаза от бумаг, разбросанных по его столу.

— Нам уже пришел запрос на тебя от господина Ю, — сказал он. — Считаешь, ты стоишь такой крупной суммы?

— Не знаю, что и предположить, господин, — ответил Льешо.

Он не был в курсе, сколько предложил некий Ю и по какому принципу покупались и продавались гладиаторы. В любом случае ему не хотелось отправляться туда, где за него платили деньги, несмотря на очевидное отсутствие каких-либо навыков и умений.

— Подозреваю, ты прав, — согласился надзиратель. — господин Чин-ши отклонил это предложение, что означает, что ты будешь под моим попечительством.

— Да, господин.

Льешо не знал, что еще добавить, поэтому покорно опустил голову, надеясь, что мастер позволит ему идти.

Окинув его еще одним взглядом, Марко вновь занялся бумагами на столе.

— Швабра в углу, — сказал он между делом, — можешь наполнить ведро в прачечной и начать с этой комнаты. Затем перейди к полу барака. Как закончишь, зайди на кухню, попроси обед и возвращайся сюда.

— Тут, должно быть, какая-то ошибка, — опасливо проронил Льешо. — Я не умею мыть полы.

— А что в этом трудного? — удивился Марко. — Швабра, ведро, вода, пол, все в такой последовательности, — выпалил он и продолжил работу, но, заметив, что Льешо не двинулся с места, поднял глаза.

— Я думал, что прибыл сюда, чтобы стать гладиатором.

Марко критично оглядел его, словно покупал рыбу на ба заре.

— Ты хотел бы спать с мужиками, парнишка? С огромными голодными мужиками с жаждой крови, бегущей по венам?

— Я не за этим пришел, господин.

— Но это единственное, что я могу тебе предложить, — доходчиво объяснил ему Марко.

Мастер не изменил тона, однако Льешо догадался, что мягкость в его голосе была лишь притворством, что он знает достаточно много о нем. Юноша не хотел бросать ему вызов. Он повесил голову и стал выглядеть еще несчастней в своей длинной латаной рубахе. Марко жестом отпустил его, Льешо взял ведро со шваброй и засеменил из комнаты, не желая оборачиваться на человека, пронзающего его безжалостными глазами. Вот что делает мастера опасным, подумал юноша, — отсутствие жалости.

 

ГЛАВА 4

Первый свой день в лагере гладиаторов Льешо провел, упражняясь в чистке бараков. Его не сильно удивило положение уборщика. Когда-то он был новичком в команде искателей жемчуга. Пришлось неделями вычищать мертвые пустые устрицы на берегу, в то время как остальные под водой наполняли ими мешки. Шен-шу бил его каждый раз, когда мальчик возвращался с пустыми руками, но то была своего рода инициация, производимая без злобы и не со всей силы. После испытательного срока ныряльщики приняли его в свою команду. Льешо не ожидал, что гладиаторы будут снисходительней, и поэтому, следуя по склону за провожатым, готовился к куда более худшему, чем швабра.

Тем не менее он падал от усталости, возвращаясь с уборки отхожего места в каменный дом. Оттуда вышел златовласый парень. Надзиратель сидел за столом, словно и не пошевелился за весь день. Увидев безропотно стоящего посреди комнаты Льешо, Марко отложил ручку.

— Господин Чин-ши требует меня к себе, — сообщил он и поднялся с величественным изяществом. — Я пробуду там почти весь вечер. Тебе, конечно же, захочется поспать до моего прихода, но, как видишь, моя комната не рассчитана на прием гостей. Придется довольствоваться углом в мастерской. — Мастер показал на погруженную во мрак закрытую дверь под ступеньками. — Не прикасайся ни к чему и не ходи наверх.

— Да, господин.

Льешо не поднял взгляда, пока не услышал, как открылась и закрылась дверь за надзирателем. Убедившись, что мастер Марко действительно ушел, он потянул руки к деревянному потолку, чтобы выпрямить замлевшую спину. Юноша удрученно посмотрел на ладони. Как усердно он ни трудился на жемчужных плантациях, старые мозоли были пустяком по сравнению с вздувшимися от работы с ведром и шваброй волдырями. Болели ноги, ныли руки, ломила спина; ничто не помешает ему сегодня заснуть, даже мысль, что он стал на шаг ближе к побегу с Жемчужного острова.

Еще раз осторожно потянувшись, Льешо огляделся вокруг, подумал, почему же нельзя подниматься наверх. Любопытство было одной из слабостей юноши, но маячившие в неподвижном пыльном воздухе тени отбили у него всякую охоту исследовать верхний этаж дома. Ему не хотелось напороться на тех, кто их отбрасывает, поэтому Льешо открыл дверь и нырнул под ступеньки.

Мастерская была размером с кабинет мастера. Угловой рабочий стол шел вдоль двух стен. Приоткрытое окно со ставнями впускало сырой вечерний воздух. Полки высились по обе стороны двери от пола до потолка. Они ломились от инструментов, горшков, кувшинов и всяких механических приспособлений, свитков и старинных рукописей. Все вроде на своем месте, однако мастерская выглядела захламленной. Над вещами висел легкий запах слабительного и чего-то зловещего.

Ощущение разложения усугубилось с приходом ночи. Весы и гири, ступки и пестики, мензурки для смесей — во тьме все это вырастало в громадные головы с рогами и скалящимися ухмылками. Спать. Льешо вспомнил, как засыпал под шелест пальмового навеса над головой и бурчание погружавшихся в сон ныряльщиков. Если настоящему гладиатору надлежит уметь расслабляться в месте, подобном мастерской Марко, то Льешо провалил первое испытание.

Но дрожь в ногах настойчиво требовала: хватит, ложись. Льешо нашел свободный угол и свернулся там калачиком, как хомячок, прильнув спиной к стене. Лунный свет падал сквозь окно, отбрасывая тени, маячившие над его углом и ползающие на полу. Льешо сжался еще сильней и оставил щелочки в глазах, чтобы следить за коварной ночью.

Луна совершала свой обход по небу, а юноша все не мог заснуть из-за необходимости отразить таящуюся в темноте опасность. К рассвету он наконец погрузился в сон и сразу же пробудился от скрипа двери. Привидения, подумал он и задрожал, вновь отказываясь закрыть глаза, чтобы его не забрали спящим. Льешо едва дремал, когда увидел ноги в сандалиях. Ему уже начинало это надоедать.

— Время вставать, грызун, — послышался голос. Это был златовласый посыльный. — Мастер Марко уже ушел, он велел мне отвести тебя на утреннюю молитву и завтракать. Сказал, ты можешь продолжить работу со шваброй. Он позовет, если ты ему понадобишься. — Парень с минуту наблюдал за Льешо, на лице появилась презрительная ухмылка. — Я б на твоем месте не стал задерживать дыхание. Ах да, забыл, это все, что ты умеешь.

Льешо не понял, что он сделал не так. Искатели жемчуга немедля выясняли недоразумения, но здесь едва заметное удивление Льешо встретило грозный взгляд, намекающий, что при любой попытке выражения недовольства он получит ногой по ребрам — единственный ответ, мыслимый в этом месте. Он прикусил язык и промолчал. Однако завтрак не помешал бы, и что, интересно, за молитвы здесь по утрам? Златовласый парень, конечно же, не собирался отвечать на вопросы. Он был уже у порога, когда Льешо остановил его фразой, не терпящей промедления:

— А где здесь нужник?

Юноша надеялся, что ему не придется идти через весь двор за бараки, где он накануне вылизывал отхожее место.

Парень показал на угол. Это куда лучше, чем пресекать лагерь. Надо лишь пройти мимо златовласого чудака, о котором до сих пор ничего не было известно.

— У тебя есть имя? — спросил Льешо, стараясь выглядеть как можно непринужденней и одновременно пытаясь протиснуться к двери.

— Бикси, — ответил он, выставив на пути ногу. — А ты что, Великий Инквизитор?

— Я, конечно, могу тебя называть макакой, если желаешь, — спокойно ответил Льешо.

Ему не хотелось драться с полным мочевым пузырем против лучше обученного высокого парня, но стерпеть было нельзя. Ставить на место забияку нужно вовремя, иначе дойдет до того, что он заставит тебя есть грязь, лицом в которой придется проводить дни напролет, к тому же с Бикси за спиной в качестве погонялы. Поэтому Льешо решил отстоять свою честь и бросил вызов.

— Мое имя Бикси, грызун, и попробуй его забыть, — последовала довольно слабая реплика.

Льешо вздрогнул, проходя мимо парня, а тот не промедлил напомнить:

— Молитвенные формы начнутся через тридцать секунд. Мастер Ден не терпит опаздывающих. Приятно тебе пописать.

Посыльный с важным видом вышел. Льешо задержался. Чем бы ни были молитвенные формы, найти их не составит труда, решил он. Казалось, все поселение выстроилось в неровные ряды на тренировочном дворе.

Юноша припоздал на минуту, чего оказалось достаточно, чтобы получить осуждающий взгляд стирщика, стоящего перед гладиаторами в своей тряпке вместо штанов.

— Боги ждут, — многозначительно кивнул ему Ден.

Льешо даже решил, что эти слова нужно воспринимать буквально, словно Великая Семерка стоит у него за спиной и нетерпеливо стучит необутыми ступнями по опилкам. Юноша шустро встал последним в линию, как вдруг обнаружил, что Бикси находится по его правую руку. Замечательно.

Едва Льешо успел навострить уши и вытянуть шею, Ден сделал официальный поклон и начал называть движущиеся предметы, на которых нужно было сосредоточить внимание, мысли и положение в пространстве; таким образом, принимаемые позы превращалась в молитву. По крайней мере должны были при правильном подходе.

— Текущая река, — сказал Ден, и хотя его движения не отличались грациозностью, тучное тело мастера передало фигуру с легкостью и простотой.

Льешо попытался повторить ее, представляя образ течения, но потерял равновесие и упал спиной на опилки. Окружающие спокойно сделали шаг в сторону: своим неожиданным падением он не то чтобы не вызвал естественное желание поймать его — они даже не вышли из позы.

Ден прервал занятие, чтобы попрекнуть его:

— Поаккуратней с рубашкой, юноша, она почти новая.

Упоминание о латаной рубахе не по размеру вогнало Льешо в краску. Раздался вполне доброжелательный смех, и кто-то из толпы шлепком помог ему подняться.

— Скоро научишься, цыпка, — сказал доброжелатель и вернулся к исполнению фигуры «гнущаяся от ветра ива», которую Льешо полностью пропустил. Бикси презрительно фыркнул и не обращал на юношу внимания до конца занятия.

Льешо отчаянно старался выполнять следующие фигуры: зацепился одной ногой за другую и чуть не вывихнул лодыжку при «вьющихся ветвях», попытался оторваться от земли, изображая бабочку, но упал лицом вниз. Постепенно он начал чувствовать ритм перехода от одной позы к другой, движения шли плавной волной от ступней к голени, от колен к бедру, вдоль каждого позвонка, чтобы достичь распростертых рук. Когда юноша представлял, что производит сложные фигуры под водой, в заливе, его движения становились уверенней, точней, изящней. За спиной Льешо было море, не дававшее ему упасть. К концу занятия окружающие стали кидать на юношу удивленные взгляды. Только Ден и сам Льешо дышали легко и спокойно.

Мастер поклонился собравшимся, отпуская их на завтрак. Когда толпа стала расходиться, он подошел к Льешо выразить свою оценку.

— Ты ловок и талантлив, — тихо сказал Ден, чтобы только Льешо услышал его. — Но не спеши сразу научиться всему: истинные умения приходят с усилиями.

— Да, господин, — согласился юноша.

Нужно быть осторожней среди чужаков, которые, возможно, слышали легенды о фибах, но никогда не встречались с жителями высоких гор воочию. Обитатели равнин часто принимали за волшебство естественный факт развития у человеческого организма способности приспосабливаться к безвоздушным вершинам. Льешо понимал это, но не сразу мог сообразить, какие сильные стороны нельзя демонстрировать во избежание вызвать подозрение наличия сверхъестественных способностей. С другой стороны, стояла необходимость научиться как-то компенсировать свой маленький рост.

— Боги никогда не призывают нас, не наделив способностью достичь успеха, — добавил Ден, напомнив ему на этот раз его старого учителя, не прекращающего давать наставления даже после смерти.

— Наберись терпения, — закончил поучения мастер, погладил Льешо по голове и направился к прачечной.

Время. Далеко идущие планы требуют времени: нужно рассчитать, как выжить на тренировках и попасть на соревнования на континент. В животе Льешо забурчало, и он вздохнул. Одна фибская поговорка гласила: «Слушай свой желудок», из чего следовало, что не стоит пытаться думать на пустое брюхо, потому что ответом на все вопросы будет еда. Юноша последовал за остальными на кухню, откуда донося запах вареного пшена и рыбы. Он попался на глаза тому мужчине, который помог ему подняться после унизительного падения. Теперь тот жестом пригласил встать в очередь перед собой. Длинная вереница людей вилась до стола с доверху наполненными чанами. Льешо заколебался, но люди вокруг расступились, образовав для него свободное место. Вскоре благодарные руки юноши схватили тарелку и ложку.

— Меня зовут Стайпс, — сообщил гладиатор. — Я хорошо орудую коротким мечом и сетью, еще трезубцем.

— А я Льешо.

Юноша, следуя примеру остальных, наполнил тарелку кашей и двойной порцией рыбьих голов, сваренных в горшке с пальмовым листом для придания аромата. В духе местного этикета он добавил:

— Я владею граблями для грязи и могу задерживать дыхание под водой.

Стайпса это рассмешило, и он провел Льешо к скамейке с двумя свободными местами. За столом сидели незнакомые люди, кроме одного — Бикси. Парень гневно посмотрел на него, и Льешо подумал: «Хорошо, что взглядом не убивают».

— Ой, спасибо, — недвусмысленно сказал Льешо и по вернулся подыскать другую скамью, но Стайпс усадил его на эту, чуть не перевернув тарелку с едой на колени Бикси.

— Не так быстро, парнишка. Я подумал, если ты этой ночью хочешь спать в бараке, можешь разделить мою койку.

Льешо не в первый раз сталкивался с таким предложением. В поселении ловцов жемчуга девушек и ребят его возраста называли «свежей рыбкой», пока они не определятся в своих предпочтениях. В кругу гладиаторов к молодым ученикам обращались, по видимости, «цыпка», но вежливый вопрос требовал учтивого ответа в любом месте. Ядовитое выражение на лице Бикси было ему тоже знакомо, и оно показывало намерения Стайпса в истинном свете. Льешо не хотел вмешиваться в дела златовласого парня, даже если б он мог принять предложение, чего он делать, конечно же, не собирался. Целомудрие прежде всего.

— Спасибо, но я обручен с молодой девушкой, ныряльщицей. Она фибинка, как и я. Мы знаем друг друга с семи лет.

Льешо улыбнулся. Воспоминание о Льинг, гладкой под водой, как морской котик, обогрело его сердце. Юноша представил, какое у нее было бы выражение лица, услышь она его заявление. Она подняла бы одну бровь и сморщила губки, словно съела что-то кислое. Льинг, бесспорно, влепила бы ему пощечину за ложь, и ни один из них не признался бы, как она близка к истине. Смех защекотал Льешо внутри, и он дал ему волю.

— Мы полжизни проработали в одной команде.

Стайпс добродушно пожал плечами.

— Тогда тебе лучше оставаться верным ей, — посоветовал он. — Его честь не будет спрашивать твоего согласия, а некоторые в бараке сопровождают предложение кулаком в живот. Хорошо всегда иметь вокруг друзей и получить некоторую весомость в наших рядах до того, как начнешь принимать подобные предложения.

Льешо безошибочно отличал хороший совет, поэтому он одобрительно кивнул и погрузил ложку в жижу. Рыба была вполне съедобной, мятое пшено — безвкусным. Стайпс перемешал содержимое своей тарелки. Льешо последовал примеру и выяснил, что вперемешку еда вовсе неплоха.

Юноша почти закончил завтракать, когда Бикси поинтересовался:

— Ты работал с женщинами?

Льешо хотел было огрызнуться в ответ, но, оглянувшись, увидел заинтересованные лица гладиаторов. Он расслабился, словно подобрал ключик к головоломке, и улыбнулся:

— Да, каждую смену. Льинг спасла мне жизнь. У меня закончился запас кислорода в легких, я чуть не утонул. — Юноша вспомнил, как болтался на цепи вниз головой, силы на исходе, и вздрогнул от ужаса, словно это приключилось с ним минуту назад. — Льинг вдохнула в меня воздух и вытащила на поверхность. Если б не она, я бы умер.

Гладиаторы, казалось, понимали, что преданность друзей проверяется в смертельно опасных ситуациях, однако они сомневались, что женщина может иметь такое высокое качество, как долг чести.

— Разве это не… унизительно?

Льешо удрученно покачал головой и ответил:

— Нет, в сравнении с первым синяком под глазом отнюдь нет.

Раздавшийся смех был вызван словно не только неудачей Льешо на любовном поприще, но и направлен на самого Стайпса, да и Бикси, которым досталось несколько тычков локтем меж ребер. Бикси побагровел, но гордо поднял подбородок.

— Не забудь это, Стайпс, — сказал он, подтвердив догадки Льешо и заодно предостерегая гладиатора.

— Как же я могу, парнишка?

Слова Стайпса не тянули на извинение, но он произнес их с таким пылом, что заслужил всеобщую похвалу.

Льешо завершил завтрак и дожидался паузы в разговоре, чтобы откланяться. Уже и весь стол начал расходиться. Враждебность Бикси слегка ослабла, он шустро ушел, не проронив ни слова.

— Ты приживешься здесь, малыш.

Стайпс похлопал Льешо по спине и последовал сквозь толпу за Бикси.

— Куда ж я денусь, — пробормотал юноша без особой в том уверенности.

Как же ему хотелось, чтобы рядом была Льинг, и Хмиши тоже. Вместе они преодолели бы любые трудности, а один Льешо не представлял, как стать гладиатором. Из него и уборщик-то скверный. Но он освоится. Он всегда приспосабливался. Ведро с его именем ждало в доме Марко — его чести, как, очевидно, обращались к нему гладиаторы. За ним и направился Льешо.

Надзиратель сидел за столом, складывая бумаги. Бикси опередил юношу и стоял около надзирателя с сумкой для посланий, перекинутой через левое плечо и правое бедро.

— Этим утром ты мне больше не понадобишься, — сказал Марко, не поднимая глаз.

Он показал рукой на поднос с чайником и тарелкой раскрошенного печенья и обратился к Льешо:

— Унеси это. Как вымоешь барак, к радости мастера Якса, возвращайся сюда. Возможно, у меня найдется для тебя работа.

Бикси с презрительным высокомерием посмотрел на Льешо, убирающего тарелки надзирателя, но что-то в его взгляде и манере показывало, что ему есть, что терять. Если ему хочется быть слугой Марко, пожалуйста. Это не для фибов — они гордый народ, дорожащий своей свободой, которую они лелеяли и защищали на протяжении многих поколений. Так было до нашествия гарнов. К сожалению, фибы оказались плохими воинами. Льешо собирался это изменить, но пока он прислуживал мелкому лицу, нанятому жемчужным господином Чин-ши.

Некоторые его мысли, судя по тому, как смягчился недовольный взгляд, дошли до златовласого юноши. Марко подал ему сверток, и тот стал запихивать его в сумку, больше не обращая на Льешо внимания.

 

ГЛАВА 5

Через две недели после переселения Льешо с жемчужных плантаций в лагерь гладиаторов ему отвели место в бараках среди учеников постарше, которые не стремились с ним общаться и особого интереса к юноше не проявляли. Льешо стал лучше владеть шваброй, гимнастические фигуры давались ему легко.

Когда он начал понимать их смысл, возросло и уважение к учителю. Сложенный как скала стирщик был точным подобием бога смеха, который, как сказывали, не спускался на землю уже несколько человеческих поколений. Он не вернется, пока гарны сторожат двери рая.

Когда тело и душа Дена сосредоточивались на действии, его внимание проникало повсюду, оно притягивало к поверхности в земных фигурах, парило в воздушных, струилось в водных — ни разу мастер не показался неуклюжим. Наблюдая за учителем, Льешо представлял Кван-ти за работой: она смешивала эликсиры и маленькие пилюли разных форм каждый раз, когда Ден сменял позу. Льешо привык доверять запоминающимся видениям, как и своей интуиции. Жизнь научила его держать эти картины при себе, и он еще внимательней стал наблюдать за учителем, находя наслаждение в эпизодах из прошлого, наслаивающихся на движения стирщика.

В первый же неудачный день молитвенных фигур Льешо понял, что для их исполнения необходимо состояние свободы. Его тело не могло парить, потому что душа и сердце были скованы цепями рабства. Чтобы добиться успеха, нужно дать волю тому, что может принадлежать только богам. Поэтому каждое утро, когда ученики выстраивались в линию, пропуская вперед самых неопытных, Льешо спешил скорей занять свое место. Закрывая глаза, он на минуту представлял себя дома, среди гор, высившихся над Кунголом — столицей, где юноша родился. Там его брат, Адар, содержал лечебницу. Льешо ощущал холодный разреженный воздух, вынуждавший людей, находящихся так близко к раю, ступать осторожнее. Юноша помнил размеренные мягкие шаги целителей. Он представил, что Адар стоит за спиной, помогая в молитвенных упражнениях.

Окутанный теплом улыбающегося брата, Льешо без труда переходил от одной фигуры к другой.

Спустя месяц в гладиаторском лагере, когда Льешо уже решил, что навсегда останется рабом со шваброй, Ден после утренних молитв отвел его в сторону.

— У тебя хорошо получается, — сказал он, на что юноша поклонился, скромно приняв комплимент.

— Ты освоился в бараке?

— Да, господин, мастер Ден, — ответил он.

Льешо усвоил правильную форму обращения к учителю и смиренно ждал, когда тот перейдет к сути. По последовавшей ухмылке юноша понял, что мастер догадался и об облегчении, которое он испытывал при отсутствии внимания надзирателя, и о терзавшем его нетерпении.

— Тебе, наверно, интересно, как молитвенные фигуры и швабра сделают из тебя гладиатора.

— Да, мастер Ден. — Льешо дерзко встретил взгляд учителя.

— А вот так смотреть не стоит, мой мальчик, если не хочешь навсегда остаться под властью Марко, — упрекнул юношу Ден, не меняя выражения лица, отчего Льешо быстро опустил глаза, переминаясь с ноги на ногу от невыносимого смущения.

Стирщик выдержал минуту и вздохнул.

— Так и быть, — ответил учитель на безмолвное требование. — Как выполнишь работу, можешь присоединиться к новичкам на тренировке по рукопашному бою. Спроси у Бикси, как туда пройти.

Мастеру Дену было хорошо известно, что Бикси недолюбливает юношу, и он с усмешкой прищурил глаза, словно ставя перед Льешо задачу быть на этот раз любезным с врагом, в противном случае он не пойдет дальше раба со шваброй.

Льешо обратился к Бикси, который отреагировал холодно. Когда златовласый парень повел юношу сквозь прачечную, все больше удаляясь от центральной тренировочной арены, где занимались бывалые гладиаторы, он заподозрил, что Бикси хочет сыграть над ним очередную шутку. Но парень продолжал идти, и вскоре они очутились в закутке, где их ждали остальные новички.

Юношу кивком поприветствовал Радий, член группы учеников, с которыми он жил.

— Это Пей, — представил Радий товарища. — До того как мастер увидел, как Пей дерется в бараке, тот был гуртовщиком.

При детальном рассмотрении мужчина выглядел ужасающе: почти такой же огромный, как мастер Ден, но с плотным, покрытым шрамами телом. Льешо никогда не видел драк в бараке: искатели жемчуга разрешали споры иначе, да и мастер Марко содрал бы кожу с дерзнувшего биться с гладиатором в целях улаживания собственных конфликтов. Ходил слух, что некоторые рабовладельцы держали пари на своих гладиаторов в смертельных схватках. Бывший гуртовщик ответил на любопытный взгляд Льешо сердитым взором, в котором не было ни угрозы, ни пощады. Юноша понял, что иного приветствия ожидать нет смысла.

Хотя Радий и Пей ничего пока не знали о мастерстве гладиаторского боя, оба они были взрослыми мужчинами, и мастер Ден поставил их в напарники, остались Бикси и Льешо. Поднимаясь из грязи в тысячный раз в тот день, Льешо благодарил судьбу, что никто, кроме маленькой группы новичков, не видел его неуклюжесть, и молился, чтобы другим не пришлось терпеть бесконечные поражения от ярого противника.

Ден не ругал его за промашки, а терпеливо повторял указания. Он учил сноровке посредством изящества и простоты движений: поставил руку Льешо в нужное положение, поправил его колено и одобрительно кивнул, добившись правильной стойки. Затем продемонстрировал, как преобразить простые удары, чтобы вызывать восхищение публики, не причиняя при этом фактической боли противнику. Льешо сразу же ухватил эту идею, а Бикси, казалось, был твердо убежден в смертоносной цели тренировки. Поскольку сноровка напарника Льешо была куда лучше, юноша понял, что послеобеденное время ему предстоит проводить с лицом в грязи и заломленными за спину руками.

Расстановка сил на тренировках рукопашного боя не менялась целую неделю. Затем утром, во время молитвенных занятий, случилось невероятное. Под пристальным взором Дена Льешо выполнял фигуру «струящейся воды» и вдруг резко остановился. Его тело пыталось сделать два разных движения одновременно, реализация этого замысла парализовала юношу на середине упражнения.

Ден увидел, как мускулы лица Льешо расслабились в ранее не появлявшейся на его губах улыбке, и юноша понял: молитвенные фигуры и рукопашный бой — составляющие одного целого, они идут от одного начала, имеют ту же сущность, но ведут к двум разным результатам — миру и войне. Ему стало ясно, почему он запнулся в движении: он дошел до того момента в фигуре, когда нужно выбрать, по какому пути следовать. Теперь Льешо знал свою дорогу. Он с уверенностью закончил утренние молитвы, а после обеда в тени засушливой арены в первый раз положил Бикси на лопатки. В знак превосходства он угрожающе поднес ладонь ребром к горлу врага, но затем перешел на тактику непричинения вреда. На следующее утро, когда Льешо ставил на место ведро и швабру, пришел Бикси и сообщил, что Якс зовет его в оружейную комнату. Наконец он станет гладиатором!

Льешо знал дорогу, но Бикси настоял на том, чтобы проводить его, потому что так ему поручено.

— Удачи, — промямлил златовласый парень у дверей и быстрым темпом, чуть ли не бегом, направился к бараку.

Спешит разболтать всем, решил Льешо и вошел внутрь.

Оружейная комната была длинной и узкой, с истоптанным грязным полом и одним столом вдоль него. На полках лежали пики, дубинки и трезубцы, тонкие копья со сверкающими наконечниками и копья потолще, с крюком на конце. На столе ожидали боя самые разнообразные мечи, ножи, молоты, топоры, сети, кнуты и цепи. Мастер Якс стоял неестественно прямо у двери, ведущей в кузницу и ремонтную мастерскую, откуда раздавались звонкие удары молота о бронзу и железо. Льешо не видел его с первого дня в лагере, сейчас мастер выглядел более ужасающе и мрачно, чем тогда, хотя судить о его нервном состоянии можно было только по судорожным напряжениям мышц под татуировками плеч. Когда Льешо поклонился, Якс повернулся к двери и громко постучал.

Сначала оттуда появился Ден. Он встал справа от косяка. За ним вышла женщина. На ней была простая одежда, какую носили служанки, а сверху накинут плащ с широкими рукавами до локтей. Льешо решил, что это маскировка, так как она держалось с высокомерной уверенностью, вызывая почтение, которое учители не оказали бы молодой особе низкого происхождения. Подвижные черты лица Дена застыли в холодной маске, и это подсказало Льешо, что присутствие этой женщины сильно взволновало его. Юноша тоже чувствовал себя не по себе.

— Вы, должно быть, богиня? — спросил он и разозлился на собственную тупость: как можно привлекать к себе внимание глупым вопросом, представляющим его как необразованного дурака или же фибина, воспитанного в центре религиозной культуры.

Мальчики-рабы не имеют представления ни о воротах рая, ни о богах и богинях, проходивших через них, посещая землю.

— Дерзкий мальчик, — сказала она мастеру Дену и обратила задумчивые темные глаза на Льешо, и он увидел в них не годы, а историю и глубокие-глубокие вневременные знания.

Женщина повернулась к Яксу и притронулась к самой искусной татуировке на его плече, будто напоминая о каком-то секрете.

— Испытай его, — приказала она и спрятала руку в широкий рукав.

Якс не произнес ни слова, только низко поклонился и сделал шаг вперед. Он улыбнулся, чтобы снять напряжение Льешо.

— Не волнуйся, мальчик. Никто не причинит тебе вреда. Для вооруженного боя необходимо иметь природные задатки. Мы здесь собрались, чтобы узнать, чем располагаешь ты.

— Да, господин, — сказал Льешо как можно уверенней, чтобы показать, что он все понял и не боится, хотя правде это не соответствовало.

Объяснение казалось весьма простым, но присутствие женщины предвещало, что произойдет нечто более серьезное, чем испытание способностей.

Якс слегка кивнул, приняв согласие, хотя по блеску в его лазах можно было сказать, что он заметил робость Льешо.

— Мы начнем с длинного оружия. — Якс окинул рукой полки вокруг. — Не спеши. Выбери, что тебе нравится, покрути в руках. Если оружие покажется тебе неудобным, положи его обратно.

Его прервал своими пояснениями Ден:

— Не ищи у нас ответа, мой мальчик. Верный выбор для меня или для Якса будет для тебя ошибочным.

Льешо кивнул и пошел по периметру комнаты. Сначала он держал руки за спиной, но, единожды потрогав оружие, юноша забыл робость. Пики раздражали его, он перепробовал несколько древков, но наконечники были тяжелыми и неудобными. Дубинкой Льешо орудовал с легкостью, но скоро потерял к ней интерес. Трезубец вошел в руку с легкостью благодаря большому опыту обращения. Сделав несколько выпадов, он ощутил себя словно в воде, произвел пару мягких пассов и ударов, прокрутил оружие широким размахом и бросил его — зубья погрузились глубоко в грязь у ног Якса.

Мастер выкорчевал трезубец из земли с кривой улыбкой.

— Не удивил. Что-нибудь еще?

Льешо пожал плечами и продолжил обход. К копьям он приблизился с любопытством, одно из них, с коротким древком, так сильно потрясло его воображение, что юноша даже огляделся проверить, не околдовали ли его. Глупо. Никто на территории владений Чин-ши не дерзнул бы так открыто использовать магию. Но ревностно заинтересованные лица трех экзаменаторов заставили его усомниться в возможности выхода этого случая за пределы конфиденциальности. Льешо потянулся за копьем, и вся комната словно затаила дыхание. Оружие было старым, и юноша словно слышал, как от него Доносилось тонкое завывание ветра Фибии.

Оно… подошло . Не из-за дела привычки, как трезубец, походивший на грабли, которыми велись бои в заливе. Иначе. Когда Льешо прикоснулся к древку копья, он почувствовал, как екнуло сердце, нашедшее верное себе дополнение. Мое. Юноше не доводилось ранее держать в руках такого оружия, и он знал, что, найдя его однажды, не сможет легко с ним расстаться. Даже если придется умереть. Воспоминания старее, чем его земная оболочка, забрезжили в тайных уголках сознания Льешо, путаясь в тумане времени. Та часть юноши, которая находилась здесь сейчас в теле пятнадцатилетнего раба, не могла справиться с тошнотой, идущей из глубины его желудка; копье отравлено, прошептал внутренний голос. Он бросил его, передернувшись от отвращения, но неведомая сила заставляла снова схватить оружие.

Подчиняясь этому непреодолимому желанию, Льешо присел поднять его, но остановился с уверенностью, что испытание было не чем иным, как ловушкой, нависшей над его шеей. Юноша сжал руку в кулак, схватив только воздух. Мастер Ден смотрел на него печальными глазами, а Якс взял копье и указал им на стол.

— Значит, трезубец, но мы отложим пока и копье, — сказал он со знанием дела и передал оружие женщине. — Теперь опробуй короткое оружие.

Женщина наблюдала за Льешо с гипнотическим вниманием кобры. Юноша умоляюще взглянул на Дена, но маска учителя осталась неколебимой.

— Никто не причинит тебе вреда, — уверил Якс. — Мы просто должны знать, как тренировать тебя, чтобы безошибочно добиться результата.

В этом была только доля правды. До остальной ее части юноша додуматься не мог, в воздухе витали секреты. Наклонив голову, он проследовал в направлении, указанном Яксом, и стал рассматривать разложенное на столе оружие. Там был древний нож с рукояткой, которая выделялась среди остальных. Льешо потянулся за ним, проверил, сколько он весит, и наконец сжал в руке. Затем поднял нож над головой и сделал движения, навеянные ему молитвенными фигурами, которым Ден учил этим утром. Оружие словно стало продолжением пуки. Льешо изящно закончил упражнение, затем повторил его снова, но с молниеносной скоростью, которая удивила его самого. Когда юноша остановился передохнуть, Якс забрал у него нож и положил на место.

— Только не искусство с лезвием, — сказал он бесповоротно. — Что еще тебе подойдет?

На этот раз Льешо так просто не отступился. Выбранное оружие превратилось в часть него, и ему хотелось знать, что произошло.

— Что это за нож? — спросил он Якса и схватил нож. — Мне он знаком, но я не помню…

Женщина потянулась через стол и дотронулась до его руки с той же нежностью, с которой она гладила татуировки Якса.

— Ты вспомнишь, — сказала она.

Затем обвила пальцами лезвие ножа и высвободила его из хватки Льешо, отпрянувшего от удивления, — на ее холодной белой руке не было крови, хотя нож должен был глубоко ее порезать. Когда холодное оружие исчезло, как и копье, в рукаве, Якс взял юношу за плечо и повернул обратно к столу.

— Испробуй что-нибудь еще.

Льешо испепелил его взглядом. Ему не терпелось услышать ответы на мучившие вопросы, но своим прикосновением Якс вызвал очередной всплеск видений, перепутанных образов, которые ему раньше встречать не приходилось. На этот раз предстало плечо Якса: чистое — без обвивавших его татуировок. Как-то оно было связано с женщиной и ножом.

— Ваша рука. Что значат эти рисунки? — спросил Льешо и не поверил в свою смелость, но видения толкали его на непредсказуемые поступки, и юноша скрежетал зубами в ожидании то ли появления новой картины, то ли удара от учителя за дерзость.

Якс не стал отвечать, выражение его лица было каменным.

— Это отметки убийств, — сказала загадочная женщина, и по коже Льешо прошла дрожь. — Каждая лента соответствует смерти человека.

— На арене?

Юноша повернулся к Яксу в ожидании ответа от самого учителя вместо замораживающего голоса незнакомки. Ему хотелось услышать «да, в честном равном бою».

Женщина медленно покачала головой, пожирая юношу холодными глазами кобры.

— Политические убийства, — поведала она. — Простые кольца за мишени мелкого чина, более сложные — за высокопоставленных людей. — Женщина улыбнулась. — Якс превосходит всех в своей профессии.

Льешо затрясло. Происходящее было выше его сил, куда выше, еще с момента появления духа Льека в заливе.

— Чего вы от меня хотите? — спросил он, как бы страшен ни был ответ.

В семь лет Льешо сбился с пути истинного и был на грани такого убийства. Теперь он и представить не мог, как причинить зло беззащитному человеку. Лучше уж умереть, даже если это разрушит далеко идущие планы министра Льека.

Женщина улыбнулась, и что-то оттаяло в ее взгляде: хотя глаза и не ожили, они престали затягивать его в темные глубины ее души.

— Выживание, — провозгласила она. Льешо не понял чье выживание, от чего и почему. — Продолжим?

Якс повернулся к столу и взял два коротких меча:

— Попробуй эти.

Ни один из клинков не вызвал отклика, как нож и копье, но в общем юноше понравилось острое оружие в отличие от молотков, которые чаще цеплялись за его собственную сеть, чем наносили удар противнику. По причине, ему самому не ясной, рука Льешо не хотела, не могла протянуться к цепи-кнуту. Он прошел мимо нее три раза, и, к счастью, Якс не приказал ему испробовать это оружие. Когда осмотр подошел к концу, женщина взяла юношу за подбородок и улыбнулась:

— Перед нами бесценная жемчужина, мастера, и давайте позаботимся, чтобы ей не пришлось кормить свиней.

Льешо под прикосновением ее руки заледенел до кончиков пальцев. Неужели ей известно о сокровище, переданном ему Льеком, которое иногда пульсировало во рту, словно больной зуб. Или же ее слова вылетели стрелой из арбалета без задней мысли. Юноше не показалось, что женщина когда-либо говорит не подумав. Она молча отпустила его и поклонилась учителям, перед тем как проскользнуть в дверь, из которой и появилась.

Якс заметно расслабился, когда она удалилась. Он глубоко вдохнул и медленно выпустил из легких воздух:

— Завтра, после завтрака, приходи на тренировку с оружием в группу начинающих. Спроси Бикси, он покажет, где это.

Ден нахмурил брови, но ничего не сказал, что приравнивалось к согласию. Не было необходимости предупреждать Льешо держать приход женщины в тайне. Хотя ему хотелось знать, как долго нужно хранить молчание, он не мог в тот момент воспринимать информацию. Лучше сделать вид, что ничего не было. Видимо, эти мысли отразились на лице юноши, потому что хмурый взгляд Дена сменился его обычным отрешенным выражением. Счастливым он не казался, и это скорей успокоило Льешо, чем озадачило. Мастер ушел через дверь кузницы к себе в прачечную, Якс же стоял, уставившись на стол с оружием, словно те хранили все секреты мира.

Льешо машинально поклонился, хотя учитель на него и не смотрел, и вышел на тренировочный двор. Солнце раскалило опилки, но шевеление, которое он уловил краем глаза, не было иллюзией горячего воздуха. Скрывшаяся за углом барака фигура напоминала стражника, что встретил его и Бикси у внутреннего входа в лагерь в первый день. Почему же он околачивается у оружейной комнаты во время отдыха? Льешо не доверял чужаку с самого начала.

Напряженное испытание расшатало нервы юноши: он понимал, что этот человек мог быть абсолютно ни в чем не повинен, кроме плохого расположения духа, но не повредит понаблюдать за ним. Какой-то сговор зрел в лагере. Странная женщина. Стражник мог быть ее слугой или шпионом, посланным врагом. Где появлялась одна клика, не преминуло быть другой.

Что бы ни замышляли заговорщики, юноша решил, что для него от этого пользы не будет. Мурашки шли по коже от осознания того, что он, нетренированный и легко уязвимый, находится среди профессиональных убийц. Чем быстрее он станет одним из них, тем больше шансов выжить. Это слово напомнило ему об ответе женщины на вопрос «что вы хотите от меня?». Вот главный вывод: она хотела, чтобы он выжил. Куда безопасней, знал Льешо, остаться незамеченным, но если в лагере и будет борьба, юноша был бы рад иметь в ней союзников — зловещих, устрашающих союзников, — на чьей стороне он бы ни оказался и какими бы идеями они ни руководствовались.

Льешо без колебаний обменял бы таинственную женщину на Льинг. Он хотя бы понимал движущие ею мотивы, мог предвидеть ее поступки. А эта способна в любой момент изменить свое мнение о его исключительности и подослать убийцу чтобы тот избавился от юноши во сне.

Льешо потерял счет времени, но запах обеда, доносимого вечерним бризом, напомнил ему о голоде. Расположившийся на длинном крыльце барака Стайпс добродушно пригласил присоединиться к нему, на что Бикси отреагировал искрой обиды во взгляде. Льешо плюхнулся на скамейку, пытаясь скрыть беспокойства прошедшего дня и возбужденность по поводу предстоящего осуществления его мечты стать гладиатором:

— Якс хочет, чтобы я завтра начал тренировки с оружием.

— Это будет забавно, — не без нотки зависти отозвался Бикси и расплылся в акульей, зубастой улыбке.

Льешо надеялся, что Якс не позволит новому напарнику убить его, по крайней мере не в первый день занятий.

 

ГЛАВА 6

Тренировка с оружием для четверых новичков — Льешо с Бикси и Радия с Пеем — проходила в центре арены. Вокруг них сражались парами более опытные гладиаторы: меч против копья, пика против трезубца и сети. Стол с мелким оружием покрылся опилками, длинное оружие, поставленное сбоку, отражало солнечный свет, ослепляя Льешо, его разум и тело от жары расслаблялись.

Новички стояли без дела по стойке «смирно», солнце палило их непокрытые головы. Капельки пота, образующиеся у корней волос юноши, стекали по лбу и бесцеремонно капали с кончика носа. Однако, как и остальные члены группы, он не двинулся, пока не пришел мастер Якс и не поклонился в приветствии. Они ответили таким же поклоном, и тренировка началась. Учитель взял длинную саблю, повернул ее, и сияние прошло золотым зайчиком по дуге лезвия, он продемонстрировал несколько колющих движений, положил ее, чтобы показать кинжалы с матовым блеском из-за более грубой поверхности.

— Парные мечи, — сказал Якс, и они замелькали в его руках с такой скоростью, что Льешо не мог уследить; мастер сделал шаг вперед, потом отклонил туловище назад, чуть ли не касаясь опилок. Вскочив вверх, он повернулся в воздухе и приземлился на землю, не прерывая ритма мерцающих лезвий.

Юноша взял этот прием на заметку.

— Пика.

Мастер уложил клинки на стол и взял оружие с длинным древком и крючком на конце, сделал несколько выпадов и поворотов, крутанул его над головой и положил на место. Далее последовал трезубец, и Льешо подумал, как смешно он, должно быть, выглядел со своими друзьями, потешавшимися с граблями в заливе. Ловцы жемчуга неповоротливо ударяли ими, а мастер Якс словно исполнял танец смерти.

После показательного выступления мастер Якс по очереди осмотрел новых учеников оценивающим взглядом. Остановившись на Бикси, он объяснил:

— Частью владения оружием является знание, как убивать, задача еще сложней — уметь контролировать свои внутренние импульсы, использовать мастерство, не нанося вреда противнику.

Бикси хотел что-то сказать в свою защиту, но мастер Якс остановил его, положив руку на плечо. Учитель на некоторое время оставил их, чтобы пройтись среди рядов сражающихся гладиаторов: одному прошептал пару слов, другого похлопал по спине; он вернулся с четырьмя бывалыми бойцами, среди которых был Стайпс, и вновь встал перед группой.

— Покажи, на что ты способен, Бикси, — сказал мастер Якс и отошел в сторону, чтобы юноша мог выбрать оружие — парные мечи, — улыбаясь своей акульей гримасой, от которой не осталось и следа, когда учитель добавил, что его напарником на сегодняшний день будет Стайпс.

Улыбка сошла на нет. Стайпс посмотрел на Бикси и иронически поднял бровь, намекая, что пора открыто признать факт, известный всему лагерю. Златовласому юноше не представится шанса испробовать смертельное искусство на Льешо, пока он не научится основным навыкам контроля, о котором говорил мастер Якс. Стайпс занял боевую позицию с дубинкой в руках. Бикси бросил мечи и тоже схватил дубинку, но учитель остановил его кивком головы.

— Правило первого выбора, — сказал он.

Льешо заметил панический страх в глазах парня, который молча положил дубинку и взял смертоносные лезвия. Пей предпочел длинный меч, а Радий — пику. Оба быстро нашли напарников среди опытных гладиаторов.

Льешо в смятении уставился на единственного оставшегося борца. Незнакомец был на голову выше его, с хорошо развитой мускулатурой. Сейчас я умру , — подумал юноша и инстинктивно протянулся за ножом, но мастер Якс остановил его:

— Никогда не используй короткое оружие с противником, имеющим длинное древко, — посоветовал он и дал Льешо трезубец, но вместо того чтобы поставить юношу в паре с незнакомцем, Якс сказал, что он, как самый неопытный, будет заниматься с самим тренером, и поручил наблюдать за боем Медону. Кивнув гладиатору, мастер занял позицию с длинным мечом и сделал первый удар, который Льешо отразил трезубцем.

Мастер Якс кружил вокруг юноши, заставляя его подстраиваться под свои выпады с неимоверной скоростью. Льешо подумал, что если бы они сражались коротким оружием, он мог бы осуществить более действенную защиту, используя молитвенные фигуры. С длинным оружием оборона строилась на движении, на искусстве танца. Меч, постоянно врываясь в личное пространство юноши, не давал ему сконцентрироваться. У Льешо начиналась кружиться голова. Если он поскорей что-нибудь не придумает, то позорно проиграет, испачкав противника рвотой.

Одежда юноши вся вымокла, кожа на спине чесалась, пот мешал видеть. Даже опилки под ногами жгли ноги через сандалии. От вспышек света, будто умышленно издаваемых мечом мастера Якса, приходилось щуриться и вздрагивать при каждом шаге. Учитель устрашал своим оружием. Льешо должен был срочно что-нибудь предпринять, поэтому решил начать диктовать свои правила. Для этого нужно представить, что меч Якса… короткий. Тогда тому придется перейти в оборону.

За мыслью сразу же последовало действие; Льешо прислушался к велению своего трезубца и почувствовал, как его тело превратилось в танцора. Он прыгал и прыгал, перемещаясь с трезубцем, защищая и контролируя себя. С солнцем за спиной юноша воткнул древко в опилки и, используя его как точку опоры, поднялся высоко над напарником. Когда юноша приземлился, он крутанул свое оружие, ударив тупым концом правую руку мастера Якса со всей силы, и молниеносно повернул его, тыча острыми зубьями в горло.

Защитный браслет смягчил первый удар, но меч учителя был слишком короток, чтобы справиться с трезубцем, ему не увернуться от опасности, не рискуя при этом жизнью. Мастер с улыбкой бросил оружие.

— Хорошо, — сказал он. Льешо продолжал держать его на расстоянии, и Якс добавил: — Ты победил. Можешь опустить трезубец.

— Я победил?

Льешо осмотрелся вокруг в недоумении и осознал, что стоит посреди арены и тяжело дышит — остаточный эффект от адреналина и страха. На мгновение в разгаре боя он потерялся в ужасном прошлом: вспомнил, как пришли люди с мечами и забрали его в рабство, Напуганному мальчику было семь, когда он оказался один среди убитых близких. Руки напряженно сжимали древко трезубца: даже теперь ему хотелось убить человека перед ним, чтобы доказать, что он больше не такой беззащитный.

— Льешо, — произнес застывший мастер Якс и снял браслеты, соскользнувшие на землю рядом с мечом.

Секунды тикали в висках юноши, звон крови, бегущей по его венам, заглушил все звуки вокруг. Тишина. Гладиаторы замерли, словно завороженные заклинанием. Затем до него долетел голос, успокаивающий, словно рассчитанный на маленького ребенка:

— Отпусти его, малыш.

Это не враг. Это мастер Ден, стирщик. Вдруг трезубец опалил ему руки, и Льешо выронил его в ужасе оттого, что он чуть не сотворил. Но мастер Ден стоял рядом, готовый утешить; Льешо зарыдал в его широкое мясистое плечо, как никогда за все годы плена.

Когда слезы закончились, он изможденно вздохнул. Нельзя же всю жизнь держать лицо погруженным в плоть Дена. Нужно предстать перед лагерем: он этого не переживет. Когда Льешо оторвался от мастера, оказалось, что арена пуста.

Тренер Якс в оружейной комнате, — сказал он мягко, успокаивающе похлопав юношу по плечу. — Найди его и извинись, затем иди обедать.

Льешо опустил голову в повиновении. Когда он повернулся уходить, Ден добавил:

— Думаю, ты достаточно поработал со шваброй. Завтра перейдешь в прачечную. Я улажу это с Марко.

Онемевший юноша безрадостно кивнул, хотя до последней тренировки это сообщение привело бы его в восторг. Тогда он схватился бы за любой шанс, чтобы оставить обязанности по уборке. Все же Льешо был благодарен, покой необходим ему как воздух, а это неотъемлемая часть сути стирщика. В прачечной он спрячется от смеха товарищей и от их страха перед «спятившим» учеником.

— Иди же. Мастер Якс ждет тебя, — сказал Ден, отпуская юношу с тяжелым сердцем, но с надеждой и без боязни.

Нужно предстать перед учителем и объяснить ему каким-то образом, почему новичок, бывший искатель жемчуга, чуть не убил его во время тренировки после окончания боя. Как это сделать, не открыв секреты своего прошлого?

Набрав побольше воздуха, Льешо вошел в оружейную так тихо, что мастер Якс, занимавшийся полировкой меча, не заметил его.

— Мастер, — прошептал юноша, и учитель поднял голову со спокойным выражением на лице.

— Простите меня, мастер, — сказал Льешо и подумал, что бы добавить: «мне жаль, что я пытался вас убить», как и «сам не знаю, отчего чуть не пронзил вас на тренировке» только подтвердило бы, что он сумасшедший.

Мастер Якс отложил меч и аккуратно сложил тряпку, только затем он обратился к ученику:

— Иногда пыл битвы полностью завладевает нами, даже во время дружеского поединка. Именно поэтому учитель всегда берет новичка к себе в пару. Если кто-то и заслуживает смерти от страсти ученика, то это вдохновивший его учитель.

Лицо Якса тронула улыбка, и Льешо подумал, что он, возможно, не первый подопечный, неожиданно взявший верх над мастером.

Юноша, однако, усомнился, что хоть один из его предшественников так долго после схватки держал учителя на острие трезубца.

Льешо не мог никому доверить историю своей жизни, но чувствовал, что обязан человеку, которого чуть не убил, многим больше, чем смог выразить словами. Юноша глубоко удрученно поклонился, слезы вновь стали наворачиваться на глазах. Не сейчас. Он не мог позволить себе плакать перед мастером. Нет. Слишком ненормальный для жемчужных плантаций, абсолютно непригодный для арены, да его скормят свиньям.

— Я не хотел причинить вам боль, мастер, — выдавил Льешо. — На секунду я оказался словно в другом месте, но этого больше не повторится, я обещаю.

Мастер Якс обошел стол, чтобы встать лицом к лицу с юношей. Он покачал головой, и Льешо перестал дышать: его извинения не приняты, он пропал. Но учитель взял его за подбородок, наклонив голову. Большим пальцем свободной руки он вытер слезы из впадин под глазами юноши.

— Я знаю, где ты оказался, — сказал он. — И это я действительно должен сожалеть. Ты реагировал именно так, как сказал мне Ден, он даже предупредил, что я не готов. — Якс со вздохом отпустил Льешо. — Ден был прав. С тобой непозволительно делать ошибки.

Земной шар перестал вращаться после слов учителя. Что знает мастер Якс? Как собирается теперь поступать? Взгляд юноши упал на ножи на столе и остался там.

— Вы продадите меня гарнам?

— Я никого не покупаю и не продаю, мой мальчик. Я тренирую гладиаторов для арены. — Голос мастера звучал раздраженно. — Сомневаюсь, чтобы гарнов заинтересовал крестьянский парень, ловец жемчуга, являющий собой плохо тренированное подобие гладиатора.

— Вы правы, мастер, — согласился Льешо.

Видимо, он неправильно понял случившееся за последние два дня, а может, Якс намекал ему, что у него есть союзники в лагере. В любом случае, решил юноша, пока он в безопасности — от гарнов и от свиней, поэтому живо послушался, когда мастер отпустил его ужинать.

Льешо чувствовал себя умиротворенно, как море после шторма. Он знал, что ему предстоит выслушать насмешки Бикси и многих других, поэтому замедлил шаг, проходя через арену, чтобы как можно дольше сохранить ценное состояние покоя. Юноша был один, когда заметил человека, прокравшегося в каменный дом надзирателя. Льешо не обратил бы на это внимание — посыльные приходили к нему в любое время дня, — но этот мужчина показался ему знакомым. Что общего может быть у Цу-тана, сортировщика жемчуга, и надзирателя гладиаторов? Вопрос все еще крутился у него в голове, когда юноша присоединился к обедающим товарищам.

— У тебя лицо хмурое, как у раба, посылаемого на рынок, — отметил Стайпс. — Что случилось, Льешо?

— Я только что увидел знакомого человека, с жемчужных плантаций.

В глубине души юноша осознавал, что загадка, связанная с Цу-таном, была важней его собственного смущения на тренировочной арене. Хотя откуда у него эта уверенность? Бикси намеревался перевести разговор в русло его последнего ляпсуса, но Стайпс ткнул парня в ребро, и тот только пожал плечами в угрюмом недоумении, затем переключился на обсуждаемый вопрос.

— Может, еще один искатель жемчуга решил, что жизнь борца сохранит его по крайней мере сухим.

— Цу-тан не ныряльщик, он слишком стар для этого, к тому же он не фибин. Он сортировщик, — сообщил Льешо, но не стал добавлять, что Цу-тан склизкое ничтожество со злыми умыслами, он никогда не оставлял решета, а сидел под пальмой около барака, как паук в центре пыльной паутины.

— Цу-тан, — нахмурился Стайпс. — Тварь со взглядом лисицы, под которым хочется сжаться до невидимых размеров?

— Да, это он.

Льешо почти рассмеялся от описания, столь точно совпадавшего с его собственным.

— Он у надзирателя служит охотником на ведьм, — сказал Стайпс. — Поговаривают, что он вовсе не человек, а демон, питающийся криками жертв Марко. Если он сегодня зашел, можешь не сомневаться, что до конца недели будет костер.

Кван-ти . Закрыв глаза, Льешо представил злого человека, сидящего, облокотившись спиной о дерево, и ревностно следящего за целительницей. Нужно предупредить ее. Но за весь период тренировок ему ни разу не разрешали покинуть лагерь. Должен быть выход. Он оценивающе оглядел товарищей по столу, но не решился попросить их о помощи. Ему и так нужно было много им объяснить, да и стоит ли ожидать от людей, благосостояние которых зависит от надзирателя, чтобы они рисковали вызвать его гнев спасением очередной добычи. Должен быть выход, но ужин закончился, а Льешо ничего не придумал.

Юноша последовал за товарищами по столу к длинному крытому крыльцу барака, где гладиаторы отдыхали, обдуваемые холодным вечерним бризом. Среди них был Радий. Он подбрасывал кости, увлеченный азартной игрой. К нему присоединился Бикси. Льешо же пошел посмотреть на шумную группу, расположившуюся кучкой на другом конце крыльца, ей сидел на стуле в центре смеющегося и аплодирующего круга и отбивал ногой ритм о доску пола. Присоединившись к компании, Льешо захлопал в такт, подбодряя чемпионов начать песенное соревнование. В конце концов, Медон сделал шаг вперед и поклонился.

Положив руку на сердце, он прочел стихотворение под стук рук и ног.

Следят семь богов за бойцом,

Что оружие поднял в их честь,

Спит он с мечом, как с женой,

И уносит в могилу с собой.

Бойцы радостно подбадривали его. Медон провозгласил свою победу, махнув кулаком в воздухе, и поклонился, приглашая противника превзойти его. Незнакомец отступил от перекладины, о которую облокачивался, положил, как и предшественник, руку на грудь. Когда все стали отбивать ритм, соревнующийся прочел свой ответ:

Следят семь богов за бойцом,

Что врага поражает в их честь,

С верным трезубцем своим,

В памяти вечно живет.

Гладиаторы со стороны незнакомца разразились криками в его поддержку, но победу присудили Медону, чьи строчки ближе соответствовали классическому слогу древних. Ворча, проигравший поклялся возмездием, сопровождаемым возмутительными замечаниями о происхождении победителя, и пообещал расплатиться в честном соревновании, коим последнее не являлось. Никого не задела эта речь, так как была традиционным вызовом, и многие наносили оскорбления в менее поэтической форме.

Льешо смеялся от души, но вскоре покинул компанию, чтобы найти свою команду. Благодарный за то, что никто из них не упомянул о непростительной ошибке, совершенной им на тренировочной арене, юноша не мог отделаться от чувства надвигающейся катастрофы, мучившего его с тех пор, как Цу-тан вошел в дом надзирателя. Нужно было обдумать план, если уж он собирался успеть спасти Кван-ти. Но день оказался слишком длинным и эмоционально напряженным для Льешо, чтобы он мог анализировать стратегию действий. И юноша вскоре заснул, преследуемый ночными кошмарами, в которых Кван-ти горела на костре, а рядом посмеивался Цу-тан. Иногда сам Льешо оказывался в пламени, а мастер Марко стоял в дверях с пузырьком яда в одной руке и поводком в другой — дьявол с лицом Цу-тана лежал у его ног.

Юноша проснулся с первым лучом солнца.

После молитвенных фигур и завтрака он направился в прачечную, где его встретил Ден, кисло поджавший губы.

— Вряд ли тебя когда-нибудь обучали стирать рубашки? — спросил он.

Льешо пожал плечами.

— Я стирал свою рубашку каждый выходной день с семи лет, — сказал юноша. — Но воду для стирки я экономил всю неделю из своего пайка питья. Не думаю, что от меня требуется именно это.

— Не совсем, — ответил Ден и показал ему ручку насоса и как при движении вверх-вниз через загнутый носик вода поступает из подземного источника, чтобы, пузырясь, наполнить бочку.

Загипнотизированный плеском бившейся о поверхность струйки, Льешо обратился мыслями к жемчужным плантациям и бараку. Шипение и рев прилива и отлива, вызываемых фазами луны, сопровождало каждый его шаг, каждую мысль с момента прибытия на Жемчужный остров. Теперь этот шум, пусть и в миниатюре, напомнил ему о Кван-ти и о смерти министра Льека.

Старец доверял целительнице, знал, что она сохранит секреты и защитит юношу. Может ли Льешо сделать то же самое? Рассказать ли мастеру Дену, что он знает, за кем охотится Цу-тан? Осознав, что его нерешительность вызвана не страхом за Кван-ти, а опасностью привлечь к себе внимание Марко, юноша понял, что делать.

Словно читая его мысли, мастер Ден опустил тяжелую руку на плечо юноши.

— Я могу помочь тебе справиться с тяжелой ношей, — сказал Ден, и Льешо понял, что стирщик имеет в виду не мешки белья, которые нужно сбросить в бочки для кипячения.

— Мне необходимо выбраться за стену частокола, — сообщил юноша, присев на край бочки с озабоченным выражением лица. — Я должен предупредить кое-кого, что он в опасности.

— Из-за охотника на ведьм? — поинтересовался Ден и присел рядом с юношей, покачивая головой. — Я заметил, что Цу-тан вновь ошивается здесь, и как раз подумал, видел ли ты его и знаешь ли, что у него на уме.

— Я обязан предупредить ее, — продолжил Льешо. — Я в долгу перед ней.

— А ты не задумывался, мой мальчик, что обвинение может быть небезосновательным?

Ден, казалось, хотел узнать больше, чем спросил, но Льешо был настолько погружен в собственные, непонятные ему тайны, что не заметил этого.

— Она не ведьма, — уверил юноша. — Я знаю ее много лет, с самого приезда на Жемчужный остров.

— Подумай, Льешо. Если она повинна в колдовстве, то ее сила одолеет ненависть Цу-тана и мастера Марко. Если же невиновна, то она в любом случае в ловушке: с Жемчужного острова невозможно выбраться без благословения Чин-ши — или же без его лодок.

Было больно осознавать, что Ден прав. Он рискнет всем: жизнью, даже своим королевством — в бессмысленной демонстрации неуместного благородства, которая не будет иметь положительного результата. Еще страшней было знать, что собирается или выполнить задуманное, или умереть. Мастер Ден заметил, как ожесточилось лицо Льешо при приняв тли решения, и сказал:

— У меня есть послание для целительницы Кван-ти.

Он на минуту отлучился из комнаты и вернулся с небольшим пергаментом, туго свернутым, завязанным лентой и закрепленным печатью.

— Покажи печать у ворот, и тебя пропустят. Но возвращайся сразу же, как доставишь послание, не задерживайся там.

— Спасибо, мастер Ден, — сказал Льешо и низко поклонился с благодарностью.

Ден вздохнул.

— В конечном счете тебя, вероятно, утешит само осознание, что ты сделал все возможное, чтобы помочь другу. Но запомни: только тот воин, кто стойко терпит поражение, кто способен принять и победу с достоинством и смирением.

— Да, мастер.

Льешо еще раз поклонился, но в душе не мог допустить неудачи. Затем повернулся и побежал, через прачечную и кожевенную мастерскую, по тренировочной арене к первым воротам, где стражник посмотрел на него с подозрением и покрутил пергамент со всех сторон, чтобы убедиться, что печать подлинная и цельная.

— Пройти через внешние ворота было куда проще: там дежурил Медон, он мимоходом взглянул на печать и махнул юноше рукой. Гладиатор был не глуп: если у него и имелись какие-то сомнения относительно печати, он оставил их при себе. Медон показал на едва заметную дорожку и сказал, что это кратчайший путь к заливу.

Пришлось сконцентрировать все свое внимание, так как тропка использовалась редко и кругом торчали корни деревьев и вьющаяся лоза: при неосторожности легко споткнуться. Льешо несколько раз едва избежал вывиха лодыжки, но все же добрался до барака быстро и незамеченным. Однако, к своему ужасу, он не смог найти Кван-ти. Его друзья работали на плантации, и юноша опросил отдыхающих ныряльщиков, рыбачивших стариков и женщин, собирающих фрукты и овощи для гарнира к кушаньям из злаков, подаваемых в столовой. Никто не видел Кван-ти с прошлого вечера. Все лодки были на счету, значит, она не покинула остров, тем не менее никто не мог ее найти.

В конце концов Льешо набрался смелости и подошел к охотнику на ведьм, в задумчивости свернувшемуся калачиком под пальмой.

— У меня послание целительнице от мастера Дена, — сказал юноша, делая вид, что ему ничего не известно ночных визитах Цу-тана к мастеру Марко. — Ты не видел, куда она пошла?

— Нет! — рявкнул Цу-тан. — И если не хочешь сам жариться на вертеле, то не лезь не в свои дела, мясо для свиней.

Льешо показалось, что голос охотника слегка дрожал. Если Цу-тан испугался, оно и к лучшему. Юноше не верилось в то, о чем перешептывались в бараке: ведьма сбежала, вызвала из моря дракона, и он унес ее. Когда-то морской дракон спас Льешо, без слов убедив его, что нужно дорожить жизнью и не терять веру. Животное хохотало вместе с ним человеческим смехом, смехом целительницы. Он не верил, что Кван-ти могла принадлежать к нечистым силам, однако она исчезла, а охотник на ведьм остался ни с чем. Каким образом и почему, Льешо решил не думать, мало ли куда могут привести его размышления.

С посланием мастера Дена в руках Льешо вернулся в лагерь. Медон все еще стоял на карауле и с улыбкой пропустил его. У внутреннего же турникета стоял человек, у которого имелось свое послание:

— Мастер Марко хочет видеть тебя, немедленно.

Льешо кивнул в ответ, но его сердце застыло. Что известно надзирателю о его задании? Что он предпримет по этому поводу?

Я не сделал ничего плохого , стал убеждать себя юноша. Я всего лишь выполнял поручение, что вполне нормально в моем положении.

Льешо понял, что будет обманывать себя и надзирателя: не это ли имел в виду Ден, говоря о муках поражения? Он постучал в дверь каменного дома с намерением отвечать правдиво на любой вопрос надзирателя.

Мастер Марко, как обычно, сидел за своим столом, рядом по стойке «смирно» стоял Бикси. Надзиратель посыпал песком написанный им документ и стряхнул остатки, затем свернул его, поставил печать и отдал златовласому, который тотчас вышел, окинув Льешо холодным взглядом. Льешо проигнорировал враждебность Бикси, так как на него хмуро, но заинтересованно смотрел мастер Марко.

— Позволь мне глянуть на него, мальчик, — протянул он руку. — У тебя послание от Дена для ведьмы. Я хочу прочесть его.

В холодном поту Льешо подумал, может ли он не отдавать пергамент. Кван-ти уже потеряна для него, но есть шанс спасти мастера Дена от костра, если взять на себя ответственность за его поручение.

— Это моя вина, — сказал он. — Я хотел навестить Кван-ти. Мастер Ден убеждал меня не ходить, но я настоял, и он помог мне попасть в барак искателей жемчуга.

— Ты повидал ведьму?

— Я никогда в жизни не видел ведьм.

Льешо говорил правду. Никто не представлялся ему ведьмой. Если потребовалось бы, он мог, конечно, предположить, что женщина, наблюдавшая за ним в оружейной, исполняла магические трюки. Но он поручился бы собственной жизнью, что в Кван-ти нет злых сил.

— Вот как. — Мастер Марко задумчиво смотрел на него. — Тем не менее я хочу взглянуть на послание, которое Ден написал женщине.

— Да, мастер.

Дрожа, хоть день был теплым, Льешо протянул пергамент. Он весь побледнел, когда Марко достал нож и осторожно снял печать. Развернутое послание содержало лишь просьбу дать простую припарку. Марко нахмурился, затем зажег свечу и подержал письмо над ней. Края стали заворачиваться и дымиться, но никаких слов там не появилось. Бросив пустое послание Льешо, он спросил:

— И как это понимать?

— Не знаю, — честно признался юноша.

Жаль, что рядом не было Льека, чтобы разъяснить ему, что к чему.

Надзиратель аккуратно смахнул сгоревшие края пергамента и поднес печать к пламени свечи.

— Впредь, если тебе будет нездоровиться, приходи ко мне, — сказал Марко, наблюдая, как плавится воск печати. — Ты слишком дорог нашему господину как будущий гладиатор, чтобы доверять свое здоровье старой суеверной женщине.

Запах болезни, похожий на трупный, распространился по дому надзирателя. Он неимоверно щекотал нос юноше, и Льешо решил вообще никогда не болеть и кивнул с готовностью согласиться с чем угодно, лишь бы поскорей уйти из этого дома.

— Думаю, мы хорошо поняли друг друга, — сказал надзиратель, скрепляя пергамент печатью поверх ленты и возвращая его Льешо. — Ты сюда не заходил, я этого не видел.

Дрожа, Льешо взял сверток:

— Но, достопочтенный господин, Бикси застал меня здесь. Не расскажет ли он об этом всем?

— Не беспокойся насчет Бикси. По крайней мере, — добавил Марко с хитрой улыбкой, — когда дело касается моих секретов.

С позволения мастера юноша откланялся и пулей вылетел на тренировочный двор. Сделав глубокий вдох, чтобы прекратить дрожь, охватившую все тело, он попытался вспомнить обещание, данное духу фибского министра Льека.

Как младший принц Фибии Льешо знал, что рожден пешкой в игре, доска которой охватывала целое королевство. Один раз его уже смело с доски, и ему не хотелось бы войти в события снова, не зная, какого он цвета: белого или черного. Юноше сильно хотелось сбросить все свои страхи и вопросы на благосклонно подставленные плечи Дена. Даже пешка в непонятной ей игре стремится выжить, считал Льешо, но люди, которым он доверял, исчезали с неимоверной скоростью, невозможно было успевать находить новых советников. Отныне юноша будет держать свои тайны при себе.

Отдав сверток Дену, он сообщил, что никто не видел Кван-ти, и утаил свое посещение надзирателя Марко. Мастер Ден не сказал ни слова ни о поручении, ни о том, что означает отсутствие целительницы. Он положил пергамент среди чистых рубашек, даже толком не взглянув на него, и подал грабли, очень походившие на те, которые использовал Льешо на жемчужной плантации, только с более тупыми закругленными зубьями.

— Держи, этим ты будешь помешивать воду и рубашки, — объяснил мастер Ден. — Не слишком интенсивно, а то порвешь ткань, но достаточно быстро, чтобы белье постоянно двигалось и к нему не прилипала отставшая грязь.

К технологии было легко приспособиться благодаря многим годам на жемчужной плантации, и вскоре Льешо погрузился в работу и расслабился. Он забыл о разговоре с надзирателем и был практически уверен, что целительница Кванта не ведьма.

 

ГЛАВА 7

Льешо обнаружил, что ему нравится работа в прачечной. Ден учил его простым операциям: стирке, развешиванию и штопке с терпением, напоминавшим ему Адара, который был значительно стройней, но тоже любил незамысловатый труд. «Если копатель канав получает гроши за свою услугу земле, то насколько же усерднее должен служить своему народу король, чтобы возместить даруемый ему людьми труд?» — вопрошал Адар. В шесть лет, когда Льешо находился в горной лечебнице холодным днем, он дал достойный ответ, взяв в руки веник.

Мастер Ден тоже учил его мудрости жизни, рассказывая во время работы истории, содержащие мораль, которую Льешо должен был самостоятельно извлечь, но чаще всего он ее не улавливал. Впрочем, это не имело значения, потому что было очень интересно просто слушать. Когда возникнет необходимость воспользоваться полученными уроками, Льешо вспомнит и правильно применит знания, в чем ни учитель, ни ученик не сомневались, ведь юноша смог освоить стирку, швабру и утренние молитвенные фигуры.

Ден сам представлял собой загадку. Каждый в лагере кланялся ему и называл мастером. Он вел занятия по утрам, и даже самые тренированные бойцы приходили к нему за советом. Ни одна из историй стирщика не касалась его собственной жизни, хотя главными героями нередко были известные гладиаторы. Мастер Ден всегда вел повествование со знанием дела, словно он присутствовал на всех событиях и лично знал людей, которых, как считал Льешо, придумал сам. Каждый месяц, когда лагерь пустел из-за соревнований на континенте, Ден уезжал вместе со всеми. На играх он не занимался стиркой: белье в смердящих бочках привозилось обратно на Жемчужный остров для чистки и починки.

Льешо не мог представить, чтобы человек габаритов мастера сражался на арене, однако никто не превосходил его в рукопашном бою. Когда юноша спросил, кем является в историях сам Ден, стирщик покачал головой и сказал, что они выдуманы, будто громкие имена мешали Льешо постичь суть. Хотя это было отчасти правдой.

Несмотря на все свои таланты, Ден выполнял одну из самых неуважаемых работ. То же делал и Адар, собственноручно убирая отбросы за своими больными. И Шокар, старший принц, возделывал землю, когда родители не нуждались в нем для ведения государственных дел. Никто не сомневался, что мастер Ден вовлечен в процесс принятия мудрых решений по управлению островом. Старый министр, Льек, научил Льешо стратегическим действиям, поэтому юноша понял, что надзиратель Марко ведет какую-то борьбу за влияние со скромным учителем, но не мог догадаться, зачем и что было поставлено на карту.

Очень многим мастер Ден напоминал юноше Льека, хотя старый министр, как большинство фибов, был невысоким и стройным, с округлым бронзовым лицом, а стирщик отличался высоким ростом и бледной, как живот кита, кожей, к тому же сложен как гора. Оба говорили мягким голосом, когда пытались донести самые ценные мысли, и обучали с помощью историй, смысл которых не лежал на поверхности. Спустя месяцы, проведенные в прачечной, Льешо пришел к выводу, что мастер Ден, как и Льек, скрывает свою истинную сущность и предназначение за бочками с бельем и веревками для сушки. Когда юноша стал расспрашивать гладиаторов об учителе, то, к своему удивлению, обнаружил, что никто ничего не знает о его прошлом. Ден всегда был неотъемлемой частью команды борцов господина Чин-ши, так говорили старейшие из них. Мастеру Яксу должно быть известно больше о жизни стирщика, но юноша не решился обратиться к тренеру.

Несмотря на неудовлетворенное любопытство, Льешо в полной мере насладился своим трехмесячным пребыванием в прачечной. Занятия по борьбе держали как ум, так и тело в форме, а за время, проводимое в полной пара комнате, мастер Ден начал заполнять пустоту в сердце юноше, появившуюся с утратой Льека. Юноша не обманывал себя, он не думал, что новый учитель способен чувствовать такую же преданность Фибии и принцу, как старец. Но, если бы не тренировки по рукопашному бою, он поверил бы, что мастер Ден действительно любит его.

Стоя с Бикси и несколькими новичками в тени колышущегося белья, развешенного для просушки, Льешо решил, что учитель его ненавидит, а во время стирки просто искусно скрывает свою антипатию. Если бы юноша знал, что делает не так, он бы непременно изменился. Но чем больше он старался, чем лучше сражался, тем острей критиковал его Ден.

— Не раздумывай! Шевелись же! Приличный противник положит тебя на лопатки до того, как ты созреешь его ударить вообще.

Одно лишнее движение, секундное промедление, и мастер Ден поставил Льешо на колени. Затем он подошел к Бикси и продемонстрировал тот же прием, но останавливался много раз, чтобы ученики могли проследить, как выкручивается запястье и как легкий толчок одной ногой сбивает человека вниз.

— Хорошо, — сказал Ден и похлопал Бикси по плечу.

Льешо кипел.

Он надеялся, что его быстрые успехи вызовут похвалу учителя, а мастер Ден по большей части игнорировал юношу, кроме тех случаев, когда исправлял неуловимые недостатки в выполнении приемов, Бикси же он брал в напарники каждый показывая новую комбинацию. Льешо давно перестал пытаться произвести впечатление на учителя и заметил, что фигуры стали даваться легче, когда не думаешь. Если бы мастер Ден высоко оценивал умения юноши, другие ученики могли бы изменить свое отношение к нему, полагаясь на благосклонное мнение тренера. Но мастер Ден редко был доволен им, из-за чего товарищи отдалялись все больше. Льешо не заботили остальные, разве что Бикси.

Златовласый юноша отличался от него двумя вещами: дружбой Стайпса и работой посыльного и слуги Марко. Бикси пытался защитить и то и другое от посягательств новичка, и бесполезно было убеждать его, что Льешо не желает ни внимания гладиатора, ни расположения надзирателя. Во-первых, он предпочитал девушек, во-вторых, его вполне устраивала прачечная.

Переход на это место сопровождался внешней непринужденностью: пара слов в конце тренировки, будто ничего особенно и не произошло. Поэтому он был не готов к перевернувшему всю его жизнь сообщению, что его честь надзиратель хочет видеть новичка Льешо для службы в предстоящем сезоне.

Ден и бровью не повел, выслушав приказ, приведший юношу в ужас. Льешо займет место Бикси при надзирателе, тот, в свою очередь, сменит Радия на починке оружия. Таким образом одним махом Льешо приобретал сразу двух врагов: Бикси, теряющего свою должность, и Радия, в соответствии с очередностью претендовавшего на место в доме надзирателя, а теперь вынужденного вернуться к уборке.

— Я доволен работой в прачечной, — сказал Льешо, смиренно поклонившись, глаза его опустились, чтобы скрыть страх перед переменой.

С первого дня в лагере он избегал дома надзирателя, отталкивающего его еле уловимой атмосферой зла. Увидев околачивающегося возле него охотника на ведьм, юноша нашел материальное основание своей боязни. К тому же служить в доме было обязанностью Бикси, никакого другого юношу там не жаловали.

Какие бы из этих соображений ни были известны мастеру Дену, он ничего не сказал, лишь поднял бровь и отметил, что господин Чин-ши не предоставляет рабам свободного выбора рода занятий: «Тут два варианта: принять работу сразу или согласиться с ней после порки».

— Лучше сразу, мастер. Я прошу прощения за свою гордыню.

Льешо упал на колени и стал биться головой об опилки тренировочной арены. Мастер Ден принял извинения легким поклоном и разбил группу на пары, чтобы они самостоятельно отработали последний урок. Льешо на этот раз оказался один на один со златовласым Бикси, глаза которого блестели свирепостью. Дело обстояло хуже, чем юноша предполагал.

— Собираешься справиться со мной колдовством, ныряльщик, или сделаешь вид, что используешь искусство, которому учит мастер Ден? — поинтересовался Бикси, скрестив руки на груди.

Эту повадку он перенял у надзирателя.

— Я не колдун, — поспешил опротестовать заявление Льешо.

— Колдун, — повторил Бикси. — Всем известно, что ты общался с ведьмой, которую сейчас ищут, и прибегаешь к дьявольской силе вместо честного боя, чтобы сразить противника.

Бикси подразумевал не только приемы борьбы: он был зол из-за потери своего места в доме надзирателя. Льешо едва ли поверил в правоту обвинения, что ужаснуло его еще больше, чем зависть и бешенство противника.

Колдовство считалось в лагере страшным злом. Юноша пытался предупредить преследуемую ведьму и разговаривал с духами. Но собственная безопасность теперь не волновала его, и он отреагировал на издевку, выплеснув всю ярость и боль потерь, щемящих сердце, сжав кулаки. Его дом разрушен, братья разбросаны по всему миру, сестра убита. И Льек умер, ничего не оставив после себя, кроме требовательного духа. Кван-ти скрылась, едва опередив охотника на ведьм, и только богам известно, как ей это удалось. Еще не осознавая этого, Льешо пытался найти теплоту у мастера Дена, но учитель никогда не заступался, а лишь наблюдал за ним, словно юноша был частью экспериментов Марко.

— Господин Чин-ши пообещал вознаграждение за ее голову, и ты будешь следующим. Ты сгоришь вместо нее.

— Нет!

Все умения Льешо словно пропали, забылись напрочь от обескураживающего обвинения Бикси. Глядя противнику в глаза, юноша почувствовал сердцем, что настал момент смертельной схватки. Он собирался не просто сбить Бикси с ног или прикончить его одним ударом. Хотелось разодрать его в клочья зубами и когтями, превратить плоть в кровавую отбивную, покрытую опилками, и разорвать это мертвое мясо на незримые частички. Однако ярость делала его неповоротливым: Бикси увертывался от ударов, хотя ему приходилось реагировать с неимоверной скоростью — так атаковал обезумевший Льешо.

— Она не ведьма, — провопил юноша и нанес удар, едва не выбивший из противника дух.

Бикси ждал подходящего момента, заманивал Льешо, наконец он схватил протянутую руку и вывернул ее; опрокинув юношу на спину, Бикси приставил ему к горлу локоть.

Льешо бился на земле и, не обращая внимания на то, как сильно придавило ему глотку, пытался захватить соперника.

— Кто же она тогда? Твоя любовница? — дразнил Бикси, в то время как остальные ученики с мастером молча наблюдали за ними.

Льешо отрицательно покачал головой, отчего в его волосы втерлись опилки и локоть противника еще больше придушил его.

— Учитель, — прохрипел юноша, и Бикси улыбнулся так, словно его зубы были капканом, готовым зажать жертву.

— Значит, она обучает тебя колдовству?

— Она была хорошей, — твердил Льешо. Юноша знал, что Бикси сочтет его чудаком, попробуй он сказать больше, и, может, будет прав, но было важно хотя бы попытаться убедить, объяснить, чтобы мастер Ден все понял. — Она учила, что добродетель существует в мире, который, как я думал, забыли боги.

Льешо смотрел Бикси в глаза, желая внушить ему то, чего не сознавал до конца сам.

— Какой позор, что она не учила тебя драться. — Бикси надавил локтем на горло юноши еще сильней, и тот перестал дышать. Одолев противника, он отпустил его и подал руку. — Ведьма обманула тебя. Зло правит миром, и она часть этого зла.

Трудно было не согласиться с этим высказыванием, ведь фибы находились под властью гарнов, кроме того, все, кто был дорог Льешо, умерли или навсегда утрачены. Однако дух его наставника дал юноше надежду, и он схватил предложенную руку и, поднявшись, все еще держался за нее.

— Мы вернем мир к первоначальной чистоте, — проговорил он. — И посмотрим, кто поможет нам в этой борьбе, а кто попытается остановить.

Слова Льешо походили на клятву, и Бикси с трудом вынес его прямой взгляд, однако протянул вторую руку, и два юноши соединились, перекрестив запястья, в древнейшем символе преданности. Ни один не думал, куда это может их привести и когда вообще негласный договор будет подвергнут испытанию. В глубине души оба чувствовали, что вышли за пределы того, что дозволено рабам. Льешо ожидал, что мастер Ден остановит их и станет наставлять на тему покорности, но учитель наблюдал за ними взглядом торговца, оценивающего товар.

Если успех приносил Льешо страх и зависть окружающих, то проигранная схватка с Бикси вызвала всеобщее сочувствие, которое юноша быстро закрепил несколькими своевременными промахами в своей тактике борьбы. Мастер Ден более не смотрел на него с недовольством и даже иногда выбирал его продемонстрировать новый прием или продолжение старого. Льешо ненавидел новые обязанности при надзирателе, признание чего послужило на пользу: хоть Бикси все еще ревновал, он уже не винил юношу в потере места. Может, они никогда и не станут друзьями, но златовласый наконец прекратил вражду, начатую им с момента прибытия Льешо в лагерь. Последнему было проще думать об их неловком союзе в моменты, когда Бикси не находился рядом.

Льешо сидел на крытом крыльце с Радием, Стайпсом и другими знакомыми из своей группы и с обеденной скамейки. Бикси все еще работал в оружейной, а Льешо отдыхал больше обычного, слушая рассказы о мастерстве остальных. Радии, прислонившийся к перекладине, чтобы лучше видеть его, спросил:

— Почему, собственно говоря, ты выбрал трезубец? Это же оружие для высокого мужчины, как и пика.

Сам он предпочитал пику, поэтому встал в полный рост, чтобы продемонстрировать свою силу.

Так и бдительность можно потерять , подумал Льешо, с грохотом опустив стул на четыре ножки. Он помнил, что история выбора оружия должна оставаться в секрете. Юноша больше не видел той женщины, что наблюдала за ним, да и нож, канувший в ее рукаве, на глаза не попадался. Но он помнил напряжение, щемившее сердце, и оно словно вернулось под любопытным взглядом товарищей. Надо что-нибудь придумать , сообразил Льешо.

— Любимая еда устриц с жемчужинами оседает на дне, поэтому необходимо поднять ее. Это делают с помощью длинных грабель, — сообщил юноша и пожал плечами, соглашаясь, что звучит нелепо. — Мы с друзьями часто воображали, что наши грабли — трезубцы, и устраивали что-то типа сражений в воде. Мы достаточно баламутили дно ногами и веселились, вместо того чтобы использовать инструмент по на значению. Когда мастер Якс предложил мне выбрать оружие, с мечом, мне показалось, будет неловко, а вот вес трезубца не сильно отличается от грабель. Теперь я орудую им на суше, рука к нему почти привыкла.

— Уверен, мастер Якс найдет тебе и грабли, если захочешь, — предположил Стайпс.

Гладиаторы добродушно посмеялись над его рассказом, и юноше стало интересно, есть ли у каждого из них такая же безобидная история: к примеру, меч, напоминающий кухонный нож, или дубинка, похожая на палку гуртовщика. Объяснение Льешо плавно перешло в повествование о том, как друзья спасли ему жизнь. О духе старого учителя он не упомянул.

— И меня вытащили из воды за лодыжки, болтающегося, как поросенок, которого несут на бойню. Старший Шен-шу взглянул на меня и спросил: «Где твои грабли, мальчик?» — и я нырнул опять, даже не прокашлявшись, за этими чертовыми граблями.

— Да после такого я бы избегал трезубца, как чумы, — отметил Стайпс.

Радий рассмеялся:

— Мастер Якс, видимо, дал ему трезубец, потому что знал, что это единственный инструмент, который он ни за что не потеряет.

Льешо ждал подобных шуток, рассказывая историю, но эта была так близка к правде, что юноша покраснел — не из-за того, конечно же, что причиной выбора трезубца явились грабли, но потому, что именно Якс заставил его взять это оружие, забрав нож, вошедший в руку, словно продолжение тела. Льешо улыбнулся, и его товарищи приняли неожиданный румянец за смущение, кроме Стайпса, чей проницательный взгляд словно искал прореху в маске, надетой на лицо юноши. Ему не найти ее, подумал Льешо. Мастерство хранить секреты, как учил мастер Ден, состоит в создании видимости их отсутствия. Поэтому он широко улыбался гладиаторам и поприветствовал появившегося на крыльце Бикси:

— Ты только что пропустил историю о моем героическом спасении из морских пучин.

Стайпс пододвинул своему партнеру ногой стул, но Бикси отказался сесть и дал Льешо совет по поводу рассказа.

— Не говори об этом мастеру Дену, а то он решит проводить тренировки в заливе, — сказал он, потирая синяк размером с кокос на спине. Найдя столб для опоры, Бикси ворчливо добавил: — В этом будет не больше смысла, чем в кулачном бою.

Медон, который до сих пор тренировался с группой новичков, услышал его, проходя мимо, к группе старших гладиаторов, коротавших время таким же образом на другой стороне крыльца.

— Мы все заметили, что у тебя глубокое отвращение к бою без оружия, — протянул он. — Мастеру Дену стоит в нем разобраться, пока оно не начало мешать тебе тренироваться.

Льешо пытался сохранить каменное лицо, но даже Стайпс улыбался, и Бикси залился краской, словно горя внутренним огнем.

— Я не против получить травму во время занятия, если она пойдет на пользу, — яростно запротестовал Бикси, и Льешо подумал, какая травма злит его больше: физическая или психологическая. Будучи среди присутствующих единственным человеком меньших габаритов, чем Бикси, юноша решил вопроса не задавать. К тому же златовласый не давал никому и слова вставить.

— Бой с оружием всегда предпочтительней, каким бы оно ни было. Гладиатор должен понять, кто ему противостоит, и использовать свой опыт для планирования атаки. Если боец во время сражения потеряет свое оружие, ему необходимо суметь отнять его у врага. Но невооруженный человек не может драться против трезубца, или пики, или меча. Зачем же понапрасну тратить время на то, что никогда не пригодится на арене?

— Думаешь, ты не сможешь спасти себе жизнь голыми руками? — спросил Медон и закатал рукав, обнажив длинный шрам на бицепсе. — Древко моей пики было с трещинкой, и оно сломалось при первом ударе меча противника, его второй удар оставил это.

— Я понимаю, — попытался прервать его Бикси, но Медон одним взглядом заставил его замолкнуть.

— Я заманил его поближе, и когда он должен был заколоть меня, я сделал эдак. — Левой рукой Медон показал движение «бьющий змий», остановив кулак в миллиметре от горла Бикси. — Я получил глубокую рану, но тот гладиатор умер.

Льешо с удивлением уставился на рассказчика. Медон выглядел героем из легенды, и поэтому странно было обнаружить, что он в действительности герой. Бикси же мертвенно побледнел.

— Конечно же, мне просто повезло. — Медон расслабил руку и посмотрел на кулак как воин, проверяющий, не появилось ли на его оружии зарубок или ржавчины. — Мастер Ден учит рукопашной ради умения концентрации и самоконтроля. Я бы не стал полагаться на нее, чтобы защищаться от трезубца. Кроме того случая, если, — он хитро ухмыльнулся, — этот трезубец будет держать Льешо!

Хохоча, Медон вернулся к старым гладиаторам, которые вскоре разразилась еще пущим смехом.

Бикси весь корчился, но Льешо самодовольно улыбнулся.

— Мы ему покажем, — сказал он. — Только нужно время.

Златовласый не стал и слушать, но Стайпс начал дразнить его, и вскоре они уже обдумывали планы, как отомстить герою. Вечер завершился смехом. Льешо предстояло не скоро вновь услышать эти звонкие перекаты.

 

ГЛАВА 8

Новые обязанности доставляли Льешо немало хлопот. Его предшественник Бикси бегал по поручениям в дом господина Чин-ши, относил и доставлял что бы то ни было по территории лагеря, и ему даже довелось привести Льешо с жемчужных плантаций — все эти задания может выполнять только человек, заслуживший доверие мастера Марко. В первую неделю службы надзиратель ни разу не упомянул ни о Кван-ти, ни о колдовстве вообще, в то же время он не посылал юношу за пределы поселения гладиаторов. Льешо подметал пол в его кабинете и перед домом, а также узкую лестницу, и вылизывал опочивальню мастера, находившуюся под покатой крышей.

Там была односпальная кровать и два сундука. В том, что побольше, хранились широкие платья и панталоны, которые Льешо запрещалось трогать; каждый день приходил слуга, чтобы позаботиться о личных нуждах мастера Марко, и исчезал откуда пришел перед тем, как малое солнце присоединится на небе к уже взошедшему. Второй сундук был покрыт толстым слоем грязи и запихнут в дальний угол комнаты, под покатый карниз, словно его там надолго забыли. Но когда Льешо попытался рассмотреть его, то обнаружил, что сундук перевязан веревками и заперт сложным приспособлением, которое юноша ранее не видел и открыть, естественно, не смог бы.

Льешо приносил мастеру из кухни завтрак и обед и сидел в углу на случай, если вдруг понадобится. Он боролся со скукой, опускающей веки. Мастер Марко наблюдал за юношей, редкая пустая улыбка не могла завуалировать напряжение от ожидания, что он наконец потеряет бдительность и раскроет свою колдовскую сущность. Поскольку Льешо мало что знал о магии, опасность выдать себя его не волновала. Это положение казалось раем по сравнению с испытанием в оружейной, поэтому день, когда все поменялось, застал юношу врасплох.

Льешо пришел утром на службу. Надзирателя не было на месте, поэтому он смиреннейшим голосом произнес:

— Мастер Марко, господин?

— Сюда, мальчик.

Юноша подчинился команде и последовал в заднюю комнату, где он обнаружил мастера Марко, расставляющего на полках плотно закрытые кувшины. Он заносил каждый из них в список. Льешо узнал некоторые травы, подвешенные пучками к балкам потолка, но большинство было незнакомо. Он помнил наставление Кван-ти не трогать неизвестные растения в ее лекарской сумке — целебные травы для одних могут оказаться ядом для других, — поэтому юноша держал руки за спиной.

День прошел в приготовлении таинственных смесей. Пока мастер Марко обедал, Льешо просеивал порошки, мыл ядовитые травы чистой водой из тазика и протирал мягкой тряпкой. После тренировки с оружием он получил от надзирателя указания, как хранить разные снадобья, приготовленные ими за день, и как закопать в сорняки за отхожим местом использованные тряпки, которые были отравлены и не могли пригодиться для избавления от каких-либо болезней, разве что от жизни. Начисто вымыв руки, Льешо вернулся в мастерскую и предстал перед надзирателем, склонив голову в должной покорности.

— Я закончил, мастер, будут ли еще указания? — спросил он с надеждой, что у надзирателя не появится для него поздних заданий до ужина и заслуженного сна.

Но мастер Марко окинул его ледяным взглядом с головы до пят.

— Твой предшественник был рожден рабом. Кроме Жемчужного острова, он ничего не видал, — сказал Марко. — И, конечно же, он не общался с ведьмами. Он наслаждался той долей свободы, которую представляет работа у меня, и его благодарность делала нас друзьями. Мы были не просто мастер и его раб.

Надзиратель окинул жестом полки, ломившиеся от кувшинов со снадобьями и травами:

— Я надеялся, что если покажу тебе наше общее увлечение, мы тоже станем друзьями. Но этого не произошло, не так ли?

Льешо ничего не ответил, его начало трясти мелкой дрожью, проходящей от сердца к кончикам пальцев. Теперь-то он знал, кто истинный колдун во владении господина Чинши, и из-за обладания такой информацией его могли убить в любой момент.

— А жаль, но если ты сможешь быть полезным мне в моем искусстве, я буду более заботливым к тебе.

С этими словами мастер Марко надел на Льешо железный ошейник и пристегнул цепь поближе к горлу. Другой ее конец он закрепил за кольцо, недавно вделанное в пол в углу мастерской.

— Я сообщил мастеру Яксу, что ты будешь проводить у меня больше времени, чем Бикси. Я не обвинил тебя в безделье. Ведь вполне естественно, что новичок не может работать столь же эффективно, как человек, хорошо знающий лагерь. Ты будешь ночевать здесь.

В горле юноши запершило от негодования, но он стиснул зубы, не давая словам выхода. В конце концов Льешо был во власти колдуна и отравителя. Он молча ждал, что мастер припас для него.

— Хорошо. — Надзиратель заметил невысказанный вопрос в глазах юноши и улыбнулся. — Ты быстро все схватываешь. Я передал стирщику, что ты пока не будешь посещать тренировки рукопашной, потому что тебе необходимо время на освоение новых обязанностей. — Упомянув мастера Дена, он презрительно ухмыльнулся. — Ты можешь продолжить заниматься на арене при условии, что будешь молчать о том, что происходит в этом доме. Если же проронишь хоть одно лишнее слово, останешься здесь, на привязи, как собака, и днем и ночью, до тех пор, пока не скажешь мне то, что я хочу от тебя услышать.

Льешо не располагал сведениями, которые требовал Марко — ни о местонахождении Кван-ти, ни о секретах колдовства, — но от попыток мастера докопаться до них можно и с ума сойти, к тому же у него были собственные тайны, которыми юноша не мог поделиться. Поэтому он покорно опустил взгляд, пытаясь скрыть свои страхи. Надзиратель холодно улыбнулся и оставил его в цепях и темноте, которым предстояло стать неотъемлемой частью существования Льешо.

Шли дни, недели, Льешо становился все более молчаливым. Когда Марко надоедал его решительный отказ говорить, он избивал Льешо цепями и привязывал в мастерской. Побои стали реже, когда юноша научился идеально выполнять каждое задание, чтобы надзиратель был доволен им, к тому же Льешо надеялся, что мастер устанет от него. Как-то он проснулся в холодном поту от ужасного кошмара, содержание которого сразу вылетело из головы. Все мускулы свело от напряжения. Тошнило.

— Как ощущения?

Марко сидел рядом на корточках, постукивая резцом о мускул на бедре юноши. При прикосновении он судорожно сокращался. Льешо не мог ответить, не мог дышать, не мог понять, что у него болит и насколько сильно.

— Хорошо. — Марко провел по животу Льешо, вызвав спазму, скрутившую все тело: юноша извивался в агонии. — Посмотрим, как тебе это понравится.

Он послал на тренировочную арену сообщение, что Льешо заболел и не будет посещать молитвенные фигуры и занятая с оружием. Когда ужасная боль утихла, надзиратель заказал самую щадящую еду из кухни и кормил Льешо с ложки. Потом спросил:

— Неужели ты ничего не заметил, мальчик мой? Ты не почувствовал горечь в каше?

Хриплым шепотом Льешо нарушил молчание, высказав свои подозрения:

— Что вы сделали со мной?

Мастер Марко пожал плечами, словно извиняясь:

— Ты ни минуты не находился в опасности. Я дал тебе маленькую дозу, чтобы проверить действие одного препарата. В общем, думаю, наш заказчик будет доволен выполненной работой.

Как Льешо и догадывался, надзиратель тайно занимался созданием ядов на продажу. Юноша не понимал, почему господин Чин-ши, настолько боящийся простой целительницы, держит у себя мастера Марко с его ремеслом. Но решил, что в качестве подопытного он не доживет до того момента, когда сможет найти ответ на вопрос.

Марко дал юноше возможность восстановить силы, перед тем как испытать на нем новую смесь. Льешо с опаской ел что-либо из его рук. Он ослаб, но боялся, что его убьют, заикнись он о страшных тайнах дальней комнаты надзирателя. На тренировках с оружием Льешо, может быть, и преодолел бы этот страх, но теперь он упражнялся с общей толпой гладиаторов, часто попадая в пару с людьми, которых видел впервые. При всем его желании их не удалось бы склонить к разговору.

Большую часть дня юноша проводил привязанным в мастерской, заботясь о нуждах мастера, который готовил снадобья для незнакомцев, появлявшихся после заката у заднего окна. Когда работа была закончена, Льешо молча лежал, ожидая отведать новый яд Марко вперемешку с ужином. Истощенное сознание боролось со страхом перед туманными дьявольскими созданиями, посещавшими его сны, но тело не могло более терпеть напряжение, и он засыпал, несмотря на желание остаться настороже.

Сон начался с белого света: солнце вставало через врата рая, оно пропустило луч через угольное ушко над Лунным Храмом и залило сверкающие стены Дворца Солнца. По дороге из света шла богиня с лицом его матери, с улыбкой столь же теплой, как и лучи, по которым она ступала. Льешо потянулся к ней и упал в сад, полный фруктов и цветов.

— Что ты тут сидишь, братик? — спросил Шокар, пробираясь через сливовые деревья с граблями за плечом, и остановился подать ему руку.

— Я думал, ты умер, — сказал Льешо.

Шокар опустил кучерявую голову так, что подбородок почти достал до широкой груди:

— То же самое я думал о тебе.

— А остальные братья — они здесь, с тобой?

— Где «здесь»?

Голос Шокара остался, а его плотное тело растаяло как дым. За ним стояли Адар и Балар, Льюка и Гриц, и Минар, поэт. Они напряженно смотрели, словно ища кого-то, но не видели Льешо.

— Адар! — закричал во сне юноша. — Минар! Я здесь!

Но братья превратились в туман и рассеялись молочными нитями среди сливовых деревьев.

— Адар!

Вздрогнув, Льешо проснулся. Он дергал за цепь, соединяющую ошейник с кольцом на полу. Братья ушли, и юноша вновь остался один со страхами ночи и ужаснейшими кошмарами во всем пробуждающемся мире.

Юношу теперь постоянно трясло. Просыпаясь, чтобы провести очередной день в тисках мастера Марко, он жалел, что не умер тогда, в заливе, не последовал за Льеком навстречу новой жизни бесконечных перерождений. Когда Льешо вспоминал о духе учителя, черная жемчужина в его рту пульсировала, словно больной зуб. Льек и его подарок были настоящими, хотя утешения от этого не много. Юноша мог бы высвободиться, используя жемчужину, но Марко, безусловно, сразу же отберет ее, как увидит. Если он доложит о воровстве, господин Чин-ши велит отрубить Льешо руки. Или надзиратель использует жемчужину как доказательство колдовства, и юноша будет гореть на костре вместо Кван-ти.

Казалось, вместе с жемчужиной Льек дал ему еще одно мучение. Льешо думал, как долго ему предстоит терпеть. Он не мог вообразить худшего положения, в котором жемчужина должна была послужить спасением. Надзиратель убивал его постепенно, медленными шажками. Окруженный ядами Марко и орудиями его отвратительного ремесла, юноша не мог дотянуться до них, чтобы покончить с мучениями.

Марко, да и в какой-то степени Льек позаботились о том, чтобы Льешо был привязан к своей жалкой жизни надеждой невероятного поиска перемены. Он не один в этом мире. Он найдет братьев, если Марко не отправит его на тот свет слишком рано. Юноша плакал, пока слезы полностью не опустошили душу, а когда он засыпал, приходили чудовища и тянули его вниз, в темноту.

Утро началось, как и все остальные дни, с момента его вступления на службу Марко. Надзиратель прогремел цепью, отсоединяя ее от ошейника.

— Иди, — произнес он единственное до полудня слово, и Льешо глубоко поклонился, как его учили.

Когда мастер покинул комнату, юноша надел рубаху и штаны и сходил за завтраком — несколькими сухими булочками с зеленым чаем — и поставил его на рабочий стол Марко.

Когда-то молитвенные фигуры под ярким солнцем были ему утешением, делая душу лишенной забот, а тело свободным среди людей, которых он считал друзьями. Теперь он ослаб и сноровка стала сдавать. Льешо спотыкался на простой «текущей воде», за недели на службе у надзирателя его фигуры отличались все большей неуклюжестью, словно тяжелое бремя на сердце сбивало его с каждого движения. От огорчения чуть ли не текли слезы, но никто уже не смеялся над ним. Радий помогал в очередной раз упавшему юноше подняться, отряхивал его спину от опилок подбодряющими хлопками, но ничего не говорил, отводя взгляд от железного ошейника на горле Льешо. Бикси, ранее злившийся из-за потери своего места, смотрел на него растерянно, чуть ли не виновато.

Юноша отвернулся; лучше уж постоянно быть прикованным к мастерской надзирателя, чем выставлять собственное унижение напоказ. Но ведь Льек рассчитывал, что он найдет братьев и освободит страну от завоевателей, поэтому Льешо пытался изо всех сил вернуть чувство равновесия, с облегчением дожидаясь, когда мастер Ден опустит руки в знак завершения последней фигуры.

— Льешо, — позвал Ден, когда тот уже направился к дому надзирателя. Юноша остановился, но не стал оборачиваться, и вскоре с глубоким вздохом мастер отпустил его. — Иди, мальчик, не буду тебя задерживать.

Если бы я мог , подумал юноша.

Он вдохнул полный запаха опилок и пота воздух, напряжение становилось с каждым днем все острей, приближался сезон дождей. Юноша страстно жаждал бури, которая сокрушила бы все на свете. По крайней мере для него любая перемена была бы к лучшему.

Последний раз взглянув на нежное утреннее небо в дымке, он нырнул в каменный дом. Марко ожидал в мастерской, дробя какой-то ядовитый ингредиент, испускающий тошнотворный запах гнили.

— Мне нужно уйти, — сказал он, не останавливая медленное терпеливое перемалывание. — Я вернусь до окончания тренировки с оружием — хочу поговорить с тобой.

Дрожь прошла по телу юноши: опять вопросы, на которые он не знал ответа, опять угрозы. Марко, как обычно, изобьет его, не выудив ни слова.

Мастер искоса посмотрел на него:

— Думаешь, и на этот раз ничего не скажешь? Поглядим же.

Специальной кисточкой он смел желтый порошок в неглубокую чашку, стоящую на треножнике над жаровней с тлеющими углями. Затем осторожно помешал смесь серебряной палочкой и накрыл крышкой.

— Полей мне, — приказал мастер, и Льешо взял кувшин и тонкой струей обдал ему руки.

Вода стекала в чашу, обесцветившуюся от ржавчины. Несколько крупинок препарата опустились на дно. Когда Марко аккуратно вытирал руки о белую ткань, юноша заметил следы на его коже, оставленные порошком, но надзиратель не обратил на эти пятна внимания.

— Отнеси в мертвый сад, — сказал он, бросив юноше тряпку.

Льешо съежился. Мертвый сад. Только отходы от самых опасных из эликсиров Марко направлялись туда. Юноша взял другую ткань и тщательно протер ступку и пестик, с помощью которых мастер размельчал ингредиенты, и отставил их в сторону, чтобы проветрились. Он отнес обе тряпки и чашу в ту часть сада, где сникали даже самые стойкие сорняки. Воткнутая в землю лопата с короткой ручкой обозначала место последнего захоронения. Льешо взял ее, сделал два шага и вырыл глубокую ямку. Сначала опустил материю, затем вылил воду. Юноша выскреб чашу выкорчеванной землей, пытаясь снять ржавчину, обезобразившую некогда глазурованную поверхность. Затем тщательно вытер грязью руки и закопал яму. Закончив, Льешо притоптал землю, чтобы разровнять ее.

Из-за ответственной работы юноша задержался и стоял перед выбором: поесть или пойти на тренировку. Такая дилемма вставала теперь довольно часто, и, как обычно, Льешо выбрал второе. Он рванул со всей скоростью и едва успел добраться до оружейной, когда последняя группа гладиаторов выбирала оружие. Юноша знал их всех. Его весьма удивило, когда Стайпс вместо трезубца протянул кусок хлеба. Они не обменялись ни словом; все словно чувствовали, что безопасность Льешо зависит от сохранения этого ужасного молчания. Однако Стайпс явно сердился, и слезы, которые юноша боялся пролить, душили его, пока он пытался проглотить хлеб.

Якс смотрел на него каменным взглядом, но решение было принято; мастер устремил взор к столу с мелким оружием, и Льешо последовал ему. Впервые после того дня, когда учителя испытывали его в присутствии загадочной женщины, юноша увидел среди мечей тот странной формы нож. Он взял его, почувствовав, как подстроилось оружие под тело, став его частью. Якс одобрительно кивнул, но так хмуро, что Льешо испугался.

Бикси удивленно посмотрел на него.

— Тебе давно надо было выбрать этот нож, — сказал он, но Стайпс положил партнеру руку на плечо, с глазами, выражающими сомнение, переходящее в уверенность.

— Здесь его раньше не было, — отметил гладиатор. — Идемте, Медон уже ждет, а сегодня я составлю тебе пару.

— Медон? — начал было Бикси, но замолчал, нахмурившись, так как Стайпс сильнее сдавил его плечо. — Всем известно, что происходит, кроме меня, — проворчал он.

Льешо вздохнул, пытаясь снять напряжение.

— Нет, не всем, — сказал он, — я тоже ничего не понимаю.

Бикси, казалось, поверил в это. Он покачал головой и пробурчал что-то про любимчиков, отчего сразу же покраснел, взглянув на Льешо.

— Садись.

Якс придвинул к нему табурет на трех ножках. Льешо рассеянно сунул нож за веревку, опоясывающую его рубаху. Она порвалась и упала у ног вместе с ножом.

— Извините. — Льешо плюхнулся на табурет и закрыл глаза свободной рукой. — Поверить не могу, что я это сделал.

— А я могу. — Якс не улыбался. — Когда-то давно ты носил подобное оружие в ножнах на поясе.

— Правда? — Юноша откусил хлеб и зажевал, сосредоточив все свое внимание на учителе. Проглотив, он спросил: — Почему же я этого не помню?

Льешо сохранил в памяти забравших его гарнских солдат, умиравших охранников, плач женщин в коридорах, когда завоеватель волок его из дворца. Он помнил отца, убитого попавшим в горло арбалетным болтом. Почему осознание того, что он когда-то имел нож, причиняло большую боль, чем все остальное?

— Ты был совсем маленьким, когда тебя привезли на рабский рынок, да? — спросил Якс.

— Семь лет.

Льешо использовал фибское исчисление времени — торговый год, а не циклы малого солнца. Мастер Якс понял бы его в любом случае.

— Несмотря на это, у тебя был нож, и не просто какой-нибудь, а церемониальный нож фибов. Кто-то обучил тебя умело им пользоваться.

Это напугало Льешо больше, чем Марко. Он не собирался задавать сильно волнующий его вопрос: знают ли они, кто он? А вдруг Якс располагает большими сведениями, чем он сам.

— Скорей всего кто-то решил отбить тебе память ради твоего же блага, — предположил Якс. — Когда придет время, ты все вспомнишь.

— А вам известно, что именно я забыл?

Чтобы задать этот вопрос, потребовалось больше смелости, чем на любой поступок его полной событий жизни, но юноша смотрел в глаза учителю, пытаясь понять, в безопасности ли он, если учителю что-то известно.

В качестве ответа Якс взял со стола меч, встал перед Льешо на колено, наклонил голову и, вновь подняв ее, встретил взгляд юноши с пламенем горечи, изумившим юного принца.

— Мы больше никогда не подведем, — пообещал он, опустив ресницы, скрывая что-то личное в своем заявлении.

— Ты был там, — прошептал Льешо, но Якс проигнорировал эти слова.

— Мастер Ден скучал по тебе. Позволь ему взглянуть на тебя. Найди новый пояс и возвращайся сюда, когда он удовлетворится общением с тобой.

Льешо моргнул, пытаясь уследить нить быстро меняющегося разговора, но Якс продолжал:

— Никому не рассказывай, что знаешь или о чем догадываешься. Будь осторожней с Марко.

Этого говорить было и не обязательно. Якс ушел на тренировочную арену, где он велел Бикси взять пику и не обращаться с ней, как с плугом.

Льешо нашел мастера Дена в прачечной. Стирщик взглянул на рубаху, свисающую с плеч юноши, как тряпка с пугала, и вздохнул.

— Ешь свой хлеб, — сказал он и достал из каморки связку ткани. — Оберни это вокруг пояса.

Юноша последовал за мастером Деном на личную площадку, где тот преподавал новичкам рукопашный бой. Широкий меч опирался о забор, учитель взял его и принял атакующую позу:

— Я выше, и мое оружие настигло тебя — что будешь делать?

— Бежать, — отозвался Льешо.

— Попробуй.

Юноша повернулся, чтобы ускользнуть, но и шагу ступить не успел, как меч мастера Дена опустился ему на плечо. Учитель не причинит ему боли. Льешо знал это инстинктивно. Но прикосновение оружия отбросило его в прошлое: сверкание мечей, брызги крови. Он хотел свернуться в кричащий комок, но память взбудоражила его, юноша зарычал, увернулся от меча и поднял нож. Юноша пришел в себя, когда меч лежал на земле, а мастер Ден крепко сжимал его запястье.

— Длинным древком легко воспользоваться, когда противник на расстоянии. — Он одобрительно показал рукой на свою грудь, перед которой застыл нож Льешо. — Чтобы противостоять, подойди ближе.

Смертельный удар. Осознав, что он едва не натворил, юноша выронил нож в опилки и прижал руки к сердцу. Лицо сморщилось, но он уже знал, что плакать при дневном свете нельзя, поэтому лишь стоял с широко раскрытыми, блестящими от шока глазами.

— Все в порядке, малыш.

Мастер Ден нежно обнял его и снял дрожь, словно теплое одеяло.

— Ничего страшного не произошло, — прошептал учитель. — Мне просто нужно было выяснить, чему ты научился до прихода к нам. — Он отстранил от себя юношу, чтобы посмотреть ему в глаза. — Доверься мне. Я не позволю тебе бессознательно причинить кому-либо вред.

Последние слова сопровождались иронической улыбкой, но Льешо подумал, кому учитель хотел, чтобы он сознательно причинил боль. Этот вопрос он оставит на потом. Юноша был слишком истощен, чтобы думать. Ден заметил поникшие плечи Льешо и потрепал его по волосам.

— Почисти нож, — сказал он, — и мы навестим кое-кого.

Ден не обратил внимания, что юноша промолчал в ответ; учитель знал много историй, но когда он выпрямлялся в знак завершения тренировки, лучше было быстренько вернуться обратно, пока тебя не начали искать. Льешо шел в дом надзирателя с легким сердцем.

Его настроение мгновенно испортилось. Мастер Марко стоял за спиной тонкого узкоглазого человека в благородном одеянии, занявшего его место за столом. В резном стуле, которого Льешо раньше здесь не видел, сидела женщина намного старше, но в таких же искусных одеждах. Пришли ли они разоблачить его? Марко ухмыльнулся, стараясь выслужиться перед гостями.

— Господин Чин-ши и его супруга пришли, чтобы лично задать тебе несколько вопросов о ведьме.

— Никто не причинит тебе вреда, мальчик. — Господин Чин-ши подался вперед со скрещенными на столе руками, за сунутыми в рукава. — Можешь назвать нам свое имя?

Мастер Марко кивнул головой, разрешая юноше говорить. Льешо подумал, примет ли господин Чин-ши любое имя или заранее узнал, как его зовут и только и дожидается того, чтобы разоблачить его во лжи. В любом случае тут присутствовал Марко, так что врать было бесполезно.

— Льешо, из Фибии, мой господин, — ответил он и низко поклонился сначала мужчине за столом, потом его жене.

Господин ободряюще кивнул.

— Несложный был вопрос, не так ли? — спросил он с улыбкой. — А ты знаешь, что фибы известны своими ведьмами и колдунами, Льешо?

— Это не так, мой господин. По крайней мере, было не так, когда меня увозили. Возможно, гарнские колдуны распространяют про фибов такие слухи.

Госпожа Чин-ши нахмурилась:

— Не будь столь дерзок, мальчик. Тебя все еще могут повесить за предательство.

— Извините, моя госпожа. — Льешо снова глубоко поклонился. — Но я не понимаю, чем могу быть полезен. Мне ничего не известно ни о ведьмах, ни о колдовстве.

Марко тоже поклонился и распростер руки со словами:

— Молю вас о снисходительности, моя госпожа. Я упомянул, что у мальчика не все в порядке с головой. Он маленький, но физически проворный, к тому же фибы славятся выносливостью, что делает его поистине кладом для арены. С ним произошло несчастье на жемчужной плантации, что спутало его мысли. Он не может отвечать на простые, прямые вопросы, но он иногда проявляет некоторое остроумие.

— Если знаешь, что делать с мальчишкой, то занимайся им. — Госпожа Чин-ши нетерпеливо махнула рукой. — Я собираюсь посмотреть тренировку по рукопашному бою вечером и хочу поскорей закончить этот разговор.

— Значит ли это, что мне предстоит провести вечер одному? — спросил господин Чин-ши, и Льешо опустил голову, пытаясь сделать вид, что его вообще здесь нет, но Марко подошел к нему и поднял его подбородок.

— Юноша невинен, — заявил он через плечо. — Проблемы создает неискушенность его ума. Не желает ли его светлость опросить его наедине в удобное время?

— Хорошая мысль. — Господин Чин-ши поднялся со стула и поманил Льешо длинными пальцами. — Идем со мной. Оставим мою достопочтенную жену ее забавам.

 

ГЛАВА 9

Снаружи частокола господина Чин-ши ожидал роскошный паланкин. Шесть носильщиков стояли в каменной молчаливости, пока он не сел внутрь и не поправил парчовые занавески, чтобы не попадала пыль. Затем одним осторожным движением они подняли паланкин на плечи и понесли вверх по холму. Льешо последовал за паланкином: через дикие заросли на склоне, по широкой лужайке, нежной, словно шелковый ковер, в красивейший трехэтажный дом, возвышающийся над островом на вершине холма. Процессия остановилась у входа, обрамленного искусными загибающимися карнизами. Два стражника застыли там с неподвижными лицами, держа наготове оружие. Домашний слуга подбежал отодвинуть занавески паланкина, и господин высадился.

Льешо последовал за своим хозяином в переднюю, украшенную ракушечным нефритом в бледных прожилках, с резным потолком, изображающим человеческие фигуры. Дворец в Кунголе выглядел совсем иначе, но там царила та же атмосфера власти. И похожие стражники. Он хотел предупредить господина Чин-ши, как хрупко это спокойствие: слуги мало что смогли бы сделать, если б его жилище атаковали гарны. Однако опыт, накопленный юношей с момента продажи на рынке, гласил, что никто не станет слушать ребенка-раба и что он находится в безопасности лишь до тех пор, пока его не замечают.

Подошел слуга, одетый с элегантностью герцога, и низко поклонился.

— Мой господин, — мягко проговорил он.

— Я сам покажу гостю дорогу, — сказал Чин-ши. — Мы будем в моих апартаментах, пошли кого-нибудь с подносом и позаботься, чтобы меня не беспокоили.

Он поклонился с ухмылкой на лице, и Льешо почувствовал себя крайне неуютно.

Вверх по широким ступеням, вниз по коридору, снова вверх, на этот раз по более скромной лестнице, на каждом этаже — по паре одинаковых охранников. Наконец господин Чин-ши остановился у комнаты с кроватью такой ширины, что она вместила бы всех гладиаторов барака. Льешо заколебался. Он знал, как мало прав у раба и что произойдет, если он поведет себя неподобающим образом…

Господин Чин-ши прошел мимо кровати к двери в углу комнаты.

— Идем со мной, — сказал он, открыл дверь и поманил юношу рукой.

Льешо повиновался и очутился в мастерской, как у Марко, только лучше освещенной и с более свежим воздухом, который напомнил ему о Кван-ти. Он улыбнулся, сам того не заметив.

— Сядь.

Господин Чин-ши показал на стул в углу около открытого окна с дикими цветами, сохнущими на ветерке. Льешо изучил пол, но не обнаружил металлических колец, чтобы приковывать рабов, поэтому он сел и расслабился в лучах солнца, игравших на его лице; бриз разносил по помещению аромат растений. Господин Чин-ши пододвинул табурет на трех ножках и тоже сел, опершись локтями о колени, а подбородком о дугу, образованную сцепленными пальцами. Он оглядел Льешо задумчиво, хмуро, но не угрожающе, что напомнило ему мастера Якса и их разговор в оружейной. Юноша боялся, что может забыться, сказать что-нибудь не то, а если правда известна господину, то он уже в опасности. Льешо попытался моргать, якобы ничего не понимая, но Чин-ши только рассмеялся.

— Кто же ты? — пробормотал он сам себе, не ожидая ответа. — Раб с жемчужных плантаций, сидящий в лаборатории благородного человека так же вольно, как на гладиаторской скамье. Ты, видимо, считаешь, что притворяться дураком — защита лучше, чем строить из себя мудреца.

— Я не притворяюсь дураком. — Льешо почувствовал, что надо возражать, несмотря на опасность наговорить лишнего. — Люди, которые задают глупые вопросы, не должны винить дающих такие же глупые ответы.

— Довольно справедливо. — Господин Чин-ши встал и прошел к чистому столу, на котором стояла мензурка, наполненная красной жидкостью. — Я постараюсь не задавать глупых вопросов.

Льешо зарделся от смущения и от немалого страха. Он не хотел оскорбить Чин-ши, но понимал, что его светлость вполне мог воспринять это таким образом. Однако господин мягко посмеялся, как над личной шуткой. Казалось странным, чтобы хозяин острова лицемерил перед собственным рабом. Перед тем как перейти к серьезному опросу, господин Чинши подошел к нему с мензуркой. От улыбки не осталось и следа.

— Знаешь, что это?

— Кровь? — Льешо помахал над мензуркой рукой, чтобы пары дошли до его носа. — Нет, не кровь, — поправил себя он. — Пахнет как морские водоросли.

— Недурно, — оценил господин Чин-ши. — В Паралипоменоне это называют Кровавым Приливом. — Он смотрел на мензурку с той суровостью, которой Льешо собирался одарить солдат врага. — Это явление чумой находит на море убивая все живое. Жемчужные плантации уже погибают. Неведомые создания выбрасываются на кровавый берег, чтобы задохнуться на суше.

Голос господина Чин-ши стих, выражая глубокую печаль. Льешо помнил морского дракона, спасшего его жизнь, и представил, как тот лежит мертвым на берегу. Он опустил голову, разделяя горечь с хозяином. Последовавшие слова застали юношу врасплох, как неожиданный нож у горла.

— Мастер Марко клянется, что Кровавый Прилив — проклятие ведьмы, Кван-ти. Он говорит, что мы должны найти ее и сжечь, чтобы восстановить гармонию меж землей и небом. Только тогда море будет вновь давать плоды.

— Если ищете проклятия, — огрызнулся Льешо, — приглядитесь поближе к своему дому, а целителям позвольте спокойно работать.

— Мастер Марко также утверждает, что ты отлучался из лагеря в день исчезновения ведьмы и знаешь, где она.

Кончики пальцев господина Чин-ши побелели в тех местах, где прикасались к мензурке с красной смертью. Льешо вздрогнул, а хозяин нахмурился от сосредоточения, осторожно опуская сосуд на пол между ними.

— Скажи мне, куда она ушла, мальчик.

У Льешо закружилась голова от неожиданного приступа страха. Он забыл свое место, одурманенный спокойствием господина и атмосферой благополучия, пронизывающей солнечную комнату. Юноша и не помнил, как опасен человек, сидящий перед ним. Одним словом он мог приговорить его к смерти, и никто не оспорит его право на это. Однако горечь за умирающее море в глазах Чин-ши была искренней. Льешо расставил все по местам: хозяин любит море, оно под угрозой смерти, мастер Марко сказал ему, что Льешо может остановить этот процесс. Единственная проблема — он не может.

— Не знаю, где она, — ответил юноша. — Да, я пытался предупредить ее, но она исчезла еще до того, как я ушел из лагеря. Никто не видел, как она уходила, и не мог сказать мне что-либо о ней. — Льешо выпрямил спину, как тысячу раз делал его отец в Кунголе, хотя он едва помнил об этом сейчас и лишь хотел, чтобы господин поверил ему. — Кван-ти не больше ведьма, чем вы, она не смогла бы причинить вред морю.

Господин Чин-ши виновато съежился от слов Льешо и посмотрел на мензурку на полу. Он ничего не ответил на приведенное сравнение; тогда юноша лишь добавил:

— Кван-ти — целительница. В живой целительнице люди нуждаются больше, чем в мертвой ведьме.

— Сдается, что у меня не будет ни того, ни другого. — Господин Чин-ши подобрал сосуд и поднялся с табурета. Он отвел Льешо в спальню, на резном лакированном столе стоял поднос. — Ты, должно быть, голоден. Бери, что хочешь. Для твоей же личной безопасности ты проведешь ночь в этих апартаментах и вернешься в лагерь утром. Отдыхай — никто не побеспокоит тебя. Ты умеешь читать?

Льешо кивнул и понял, что не стоило признаваться в этом. Господин Чин-ши, казалось, не заметил внезапную неловкость юноши и показал на третью дверь комнаты:

— Там библиотека, если тебе станет скучно.

С этими словами господин Чин-ши вернулся в лабораторию. Льешо остался один с полным столом еды и огромной кроватью.

Сначала он предался соблазну пищи: блинам с начинкой из трав и лука-шалота, холодным и горячим клецкам, рису и просу, свинине, политой полудюжиной разных соусов, фруктам, растущим по всему острову и привезенным издалека. Испробовал чай и спиртной напиток, от которого хотелось кашлять и чесалось в носу.

С полным желудком он прошелся по комнате, изучил деревенские пейзажи, нарисованные на дверцах шкафа и покрытые лаком, пощупал пальцами резные фигуры из нефрита, горного хрусталя и слоновой кости, расставленные кругом на изящных столах. Юноша избегал в своем доскональном осмотре лишь кровати. Заглянув во все ниши и альковы опочивальни господина, он устремил взор к библиотеке.

Льешо решил противостоять ее притягательной силе, потому что воспоминание о книгах было связано с образом его матери, а он не хотел, чтобы господин Чин-ши застал его рыдающим над каким-нибудь философским сочинением. Однако спать было рано, одна дверь осталась неизведанной. Льешо со скрипом отворил ее и зашел внутрь, невидимая рука словно обвила его шею холодными пальцами. В центре, на толстом ковре, стояла парта с низкой скамейкой. Под единственным окном, занавешенным расписным пергаментом, располагалась тахта с подушками, а рядом — стол с керосиновой лампой. Полки занимали стены от пола до сводчатого потолка и шли вплоть до крыши, где вместо черепицы было вставлено толстое стекло. Широкий деревянный шест подпирал люк, он убирался во время дождя, чтобы через небесное окно не намокло содержимое библиотеки. Полки, разделенные на отделы, были заставлены скрученным бамбуком, свитками из пергамента и тяжелого шелка.

Библиотека его матери тоже была устроена специально для хранения документов. Фибия находилась на вершине мира, где рай и ад соприкасались с высотами гор, вмещающими столичный город Кунгол. Через эту местность проходили все пути, здесь накапливались ремесла и опыт многочисленных народов. Мать Льешо высоко ценила знания. По шутливому замечанию короля, только письмена просила она в подарок от путешественников, останавливавшихся в столице, чтобы передохнуть на пути в чужеземные страны. Как и мать, Льешо любил книги и свитки, привезенные к ним издалека. Любил прикасаться к ним, хотя слуги, чистившие и протиравшие их от пыли, постоянно прогоняли его.

«Наступит день, — обещала мать, — и ты научишься читать их все, как Адар и Минар».

Целитель и поэт, братья сулили юноше сферу математики, поскольку тогда, с матерью жрицей, они составят полный набор ученых. Время, казалось, тянулось бесконечно, и юноша с нетерпением ожидал долгих лет познания в кругу семьи. Затем пришли гарны.

Льешо взял бамбуковый свиток и разложил его на столе. В библиотеке господина Чин-ши, подумал он, слишком много света, и пыли тоже. Может, следует предупредить хозяина, какой ущерб наносят эти частицы хрупкому материалу: изображение уже потускнело. В верхнем правом углу художник изобразил горный водопад в светло-голубых и зеленоватых тонах, у подножия сидело божество, перед которым стоял треножник. В одной руке божество держало волшебную палочку, в другой — пузырек с пилюлями. Древние персонажи заполняли всю оставшуюся часть свитка. Это было настоящее произведение искусства. Льешо подсознательно убрал пальцы с поверхности. Он не мог прочесть текст, но узнал символы алхимиков среди расписного орнамента и счел это за предупреждение: никто не является тем, за кого себя выдает, меньше всего господин Чин-ши. С тоскливым вздохом юноша свернул холст и поставил его обратно на полку. Читал ли хозяин их все, подумал Льешо, или просто хранит, как дракон кучу костей?

Поднявшись вверх по лестнице, он нашел галерею, заваленную старинными рукописями: книги в кожаных и деревянных переплетах с длинными листами бумаги, сложенными как веер. Льешо взял одну, затем другую, но буквы строились в ряд чуждой, непонятной вереницей. Еще одна, и еще. На низкой полке в дальнем углу лежали пыльные книги юноша направился к ним, фыркнув от возмущения. Разве можно так содержать книги? Когда он протянул к ним руки, пальцы задрожали. Оказалось, что только сверху рукопись покрылась слоем пыли, а в остальном она была ухожена: кожаный переплет смазан маслом, станицы почищены.

Страницы. Открыв книгу, Льешо залился слезами. Язык был фибским. Сначала он вообще не мог читать, так как забыл, чему его учили до нашествия, к тому же буквы написанные на бумаге, отличались от тех, которые мальчик выводил на мокром прибрежном песку. Постепенно писание приобрело знакомые очертания: юноша натолкнулся на молитву, которую ему читала мать перед сном в самом раннем детстве.

Мать богиня, наблюдай за этим ребенком,

Защити его глаза от жестокости,

Пальцы от шалости,

Сердце от печали.

Пусть он растет в смелости,

Ищет с мудростью,

Найдет свою судьбу.

В книге было много молитв, которые Льешо читал, водя по строчкам пальцами, прикасаясь к каждой странице с трепетом и любовью. Некоторые он знал, большинство видел впервые, так как они затрагивали проблемы взрослых людей и не подошли бы живущему во дворце ребенку. Молитвы для любовника, для умирающего родителя, для зачатия ребенка, для начала оттепели. Читая каждую, Льешо слышал голос матери, то тихий — для него, то громкий, звонко наполняющий Лунный Храм, где жила богиня. И он помнил ее: в прекрасном одеянии, грациозную, смотрящую через городскую площадь на Дворец Солнца, где ее муж дожидался, когда она придет к нему с наступлением темноты.

Было очень больно предаваться воспоминаниям, но он не мог поставить книгу на полку. Пальцы ласкали найденные молитвы. Льешо уснул. Ночью он почувствовал, как его подняли чьи-то руки и отнесли вниз по деревянной лестнице. Опустив на толстый матрас, накрыли его шелковым одеялом и исчезли. Комфорт впитал его последние силы, и юноша вновь погрузился в пустоту. Впервые с тех пор, как Марко приволок его из барака на пол мастерской, Льешо спал долго и без кошмаров.

Когда он проснулся, солнце светило в лицо. Такого душевного спокойствия юноша не испытывал очень давно. Затем он понял, что находится в комнате не один: господин Чинши спал на дальнем конце кровати; что хуже, его супруга стояла на расстоянии нескольких дюймов от лица юноши. Вздрогнув, Льешо откатился на середину и привстал, проклиная себя за потерю бдительности. Теперь он увидел Медона с ошарашенным выражением лиц, и Радия, задержавшегося в коридоре, с ухмылкой, с мешочком денег в руках, болтающимся в вытянутой руке.

Все они, видимо, разбудили господина Чин-ши: он перевернулся, едва открыв веки, и уткнулся в Льешо, который снова подскочил, на этот раз на край кровати.

— Не позволяй ему отпустить тебя без чаевых, Льешо, — посоветовал Радий, размахивая своим мешочком, а госпожа Чинши согласилась с ним, взвизгнув от смеха, от чего юноша заскрежетал зубами.

Он повернулся к Медону за объяснениями, но тот отвел взгляд, притворившись, что не заметил.

— Сражаешься и умираешь ты даром, потому что они владеют тобой, — сказал наконец гладиатор, — но за дополнительные услуги платят. Такова традиция.

Система, согласно которой рабу платят за то, что он ест и спит, но не за труднейшую работу, показалась Льешо странной, но Чин-ши потянулся и поднял что-то с пола рядом с кроватью.

— Не задавай вопросов, — произнес он, вручив юноше четыре серебряные монеты. — Просто бери и иди отсюда.

Льешо с трудом слез с кровати, благодарный скорее за разрешение уйти, чем за деньги. Даже направляясь к выходу, он жаждал зайти в мастерскую за дальней дверью. Медон внимательно наблюдал за ним, но отметил лишь, что юноша не позавтракал.

До того как Льешо открыл рот, с кровати донесся голос господина Чин-ши:

— Бери что хочешь.

Медон поклонился.

— Спасибо, ваша светлость, — поблагодарил он и взял кусочки фруктов и хлеба, передал Льешо, и они отправились.

Пройдя полпути по склону, там, где никто не мог их подслушать, Медон спросил:

— Ты в порядке?

Юноша думал несколько минут, перед тем как ответить. В конце концов признался:

— Не знаю. Мне хотелось бы, чтобы Кван-ти была здесь.

— Ведьма? — уточнил Радий, но Льешо покачал головой.

— Не ведьма, — ему начинало надоедать повторять это, — а единственный человек, который может нам помочь.

— Не говори такого в присутствии мастера Марко, если не хочешь оказаться на костре, — предупредил Медон и для большей убедительности отвесил ему подзатыльник.

— Знаю, — ответил Льешо.

Ему все еще нужна была целительница. Благосклонное отношение господина Чин-ши не столь раздобрило юношу, чтобы он поставил заботу хозяина об умирающих жемчужных плантациях выше личного спасения. Будь с ними Кван-ти, она не позволила бы всему живому в море погибнуть. Он не проговорился о Кровавом Приливе, причислив его к колодцу хранимых им секретов.

После обеда Льешо взял трезубец и присоединился к тренировке гладиаторов. Пришло сообщение от госпожи Чин-ши, что школа отправится в Фаршо, на континент, на очередное соревнование. Затем она будет распущена: ее члены и ученики проданы, чтобы выплатить долги их хозяина. Жемчужные плантации, согласно слухам, не приносили дохода, с тех пор как ведьма, Кван-ти, нанесла проклятие на остров и исчезла с ветром.

Льешо отправлялся на континент. Там он добьется свободы, найдет братьев и спасет Фибию, как завещал министр Льек. Он еще пока не знал, как воплотит эти замыслы в жизнь, как доберется до страны, находящейся в конце дороги в тысячу ли. Однако на данный момент у юноши было серебро в кармане, он сделал первый шаг.