ГЛАВА 10

Льешо наблюдал, как приближается линия берега с яхты господина Чин-ши, рассекающей Кровавый Прилив. Начиная тренироваться, он не загадывал, что из этого получится, как он доберется до континента и будет искать братьев, нанимаясь на разного рода работу. Юноша не знал, пугаться или гордиться, надевая первую в жизни кожаную одежду: тунику, наколенники и манжеты для предохранения запястий. Это был первый шаг на дороге к свободе и к спасению людей его страны. Однако единственное, чем Льешо предстояло заниматься, это драться насмерть с такими же рабами, как и он, ради удовольствия своих хозяев.

Когда-нибудь дойдет и до того, что ему придется убить или умереть за деньги в своем кошельке. Как новичок, знающий только самые азы мастерства, Льешо не мог соревноваться в первом бою, ему предстояло принять участие лишь в показательном выступлении, выполняя фигуры с трезубцем. Он понял, что пришло время проститься со своей прошлой жизнью последних семи лет, с момента продажи гарнами на рынке. Под пятой надзирателя Марко Льешо пережил трудный период, но не такой уж и плохой. У юноши были друзья, и работа, и безопасность благодаря направляющим его людям: сначала министру Льеку и целительнице Кван-ти, затем мастеру Дену и даже Яксу.

Все менялось. Льек давно умер, Кван-ти исчезла. Ловцы жемчуга несколько недель назад были проданы, как неспособные оправдать свое содержание после гибели устричных плантаций. Юноша чувствовал запах гнили, издаваемый дохнущей рыбой и телами более крупных тварей, колыхающимися у поверхности моря. Он выполнил молитвенную фигуру «текущей воды» в память морскому дракону спасшему ему жизнь, казалось, так давно, хотя еще не прошло и полгода.

В полном одиночестве на вычищенной до блеска корме он двигался в фигурах для успокоения: они возвращали его на сушу. Сегодня господин Чин-ши предложит гладиаторов на продажу. Они будут сражаться, и хозяин вернется домой или с полными кошельками денег, или просто потеряет их; в любом случае вернется он один. Льешо думал о том, что часть друзей скоро умрут, а остальные отправятся в разные страны с новыми владельцами. Юношу интересовало, кто же выбросит деньги на нетренированного мальчугана, без перспективы набрать вес и рост. Ему вспомнилась женщина в простых одеждах, которой он открыл слишком много о себе, когда выбирал копье и нож, и Льешо вздрогнул. С какой бы стороны она им ни интересовалась, он надеялся, что ее не занимает его выступление на арене.

— Знаешь, у тебя все будет хорошо. — Мастер Якс поднялся с нижней палубы и взялся обеими руками за защитную перекладину. Глядя вдаль на землю, чтобы не встретить взгляда Льешо, он добавил: — Господин Чин-ши позаботится об этом.

— Я не понимаю его, — поделился юноша. — Он не воспользовался мной в постели, хотя убедил других, что это так.

Льешо украдкой поймал выражение лица мастера Якса: откровение не вызвало удивления.

— Он был добр ко мне. — Бывший узник надзирателя был сбит с толку.

Мастер Якс глубокомысленно кивнул, не повернув головы:

— Насколько вообще может быть добр человек, готовый сжечь ведьму и посылающий своих рабов драться на арене умирать ради собственного наслаждения.

— Я думал, это все делает госпожа Чин-ши, — признался Льешо.

Хозяин Жемчужного острова угощал его вкусной едой, перенес в кровать, когда юноша уснул на полу среди книг. В его лаборатории не пахло смертью, как в доме надзирателя. Разумом Льешо не мог отождествить человека, проявившего столько милосердия к нему, с торговцем детьми на рынке рабов.

Однако Якс покачал головой.

— Госпожа Чин-ши, конечно же, интересуется гладиаторами, — согласился он, — но не боем на арене. Ее супругу, может, и не хотелось бы видеть, как его люди страдают, но, как у многих настоящих мужчин, у него есть слабость к демонстрации сноровки спортивной борьбы, он любит делать ставки.

— Чин-ши действительно так боится ведьм?

Льешо хотел выяснить, что в нем привлекло интерес господина, ведь он был неопытным бойцом и не обладал магической силой. К сожалению, ответ Якса не помог разобраться.

— Думаю, его светлость знает, кто в мире придерживается темного искусства, и должен был защитить свой дом и землю от них. Тебя интересует, верит ли он, что Кван-ти — ведьма. Вряд ли.

— Тогда зачем он меня-то позвал?

Льешо знал, для чего госпожа Чин-ши приглашала к себе Медона и Радия. Скорей всего слуги ее дома считали, что его светлость использует его в тех же целях. Но на самом деле о было не так: хозяин задал несколько вопросов и предоставил юношу самому себе, удалившись в лабораторию.

Мастер Якс наконец отвлекся от моря и изучал озадаченное лицо Льешо.

— Не знаю, — заключил он. — Может, господин догадался, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Но тогда непонятно, почему он не продал тебя врагам или не убил, если ты представляешь опасность.

Льешо ничего не ответил. Он осознавал, что его ожидает, если врагам Фибии станет известно, что он жив и планирует вернуть свою родину. Если бы Чин-ши намеревался причинить ему вред или выжать из него максимальную прибыль, он нашел бы более легкие пути, чем отправлять его на арену. Якс, вероятно, вычислил его, несмотря на то, что за все годы со времен гарнского нашествия юноша ни разу не упоминал, кем является на самом деле. Что бы ни было известно мастерам и хозяину о его происхождении, Льешо не мог отбросить привычку постоянно быть начеку, дабы не выдать себя. Поэтому он молча смотрел на море, которое приближало будущее с каждой волной и порывом ветра. Сто вопросов вертелось на языке: «Как ты попал сюда? Что ты знаешь обо мне? О Фибии? Кем я прихожусь тебе? Кто госпожа, что так пристально наблюдала в оружейной?» Но юноша не стал задавать их. Не имея выбора, он хранил молчание в ожидании времени, когда вопросы можно будет поднять без всякого риска.

— Город называется Фаршо, — сообщил Якс, решив, что разговор закончился. — Шан, главная провинция Шанской империи, находится почти так же далеко от берега, как и Фибия. Много поколений назад, когда император завоевывал территории, он остановился здесь. Место назвали Фаршо, что значит «дальнее побережье». Тогда считали, что у воды заканчивается свет, а само море бесконечно, ведь невооруженным глазом не видно края. Вид на огромное безземельное пространство так напугал армию, что генералам пришлось стоять позади с копьями и мечами, дабы остановить пытающихся бежать солдат. Позже, конечно же, научились строить лодки, отважились пересечь океан. А город до сих пор хранит наследие древних времен в своем имени.

— Как далеко Фибия от Фаршо? — спросил Льешо, на что Якс сердито нахмурился.

— Очень далеко. Даже и не думай бежать.

Юноша не признался, что это занимает все его мысли и ни на секунду не выходит из головы с момента явления духа министра Льека на жемчужной плантации. С того дня обстоятельства странным образом благоприятствовали достижению цели. Льешо и не сомневался, что доберется до дома, ощущал присутствие богов за спиной, как паруса ветер. Его только заботило, сколько времени займет путешествие.

— Словно сон, — отметил он, глядя на многоярусный город.

Отлогие крыши и резные карнизы все четче вырисовывались с приближением к ним яхты.

— Шан еще больше, — сказал Якс, словно читая мысли юноши. — Там стоит дворец, который считается одним из чудес света. Зато Фаршо полон контрастов. Видишь высокие строения? Это храмы. Вон своды, поднимающиеся над городом, как зонты, чтобы предохранить его от гневно волнующегося моря. К западу жители ютятся за стеной, что защищает их от вторжений врагов. Фаршо никогда не ослаблял зоркое наблюдение за западной границей.

Фибия находилась на юге, а Шан — жемчужина империи — севернее. Оба графства прилегали к западной границе, между ними лежала Гарния. Льешо подумал, с какой целью воздвигли стену в Фаршо: чтобы остановить гарнское вторжение или защититься от завоевателей с севера? Кого больше боялся Фаршо?

Яхта приближалась к оживленным докам, и юноша заметил что окружен гладиаторами, вышедшими на верхнюю палубу понаблюдать, как судно входит в гавань. Якса не было видно, зато мастер Ден пробирался среди бойцов, одетый в широкие бриджи до голени и такую же просторную белую рубашку, покрывающую его толстый живот и опоясанную широким тканым поясом цветов владения господина Чин-ши. Мастер Марко в длинном одеянии начал по чину выстраивать гладиаторов для шествия на арену: барабанщики и трубачи впереди, за ними бойцы. Льешо оказался в паре с Бикси.

— Удачи, — пожелал юноша, ступив на сушу.

Бикси одобрительно кивнул, но ничего не произнес.

Он тоже был одет в первую в своей жизни кожаную одежду, и ему предстояло принять участие в настоящем бою с равным противником, до первой крови, к счастью, не на смерть. Оба знали, что во время битвы происходили несчастные случаи: при лучшем раскладе на телах гладиаторов оставались глубокие рубцы. Льешо больше ничего не сказал, он старался напустить на себя суровость, как делают обычно гладиаторы, чтобы даже небогатая аудитория собралась на трибунах. Маршируя, гладиаторы оставляли за собой склады и доки, пробирались по узким улочкам с обветшалыми домами, из окон которых выглядывали местные жители. Наконец бойцы вышли на широкую улицу, стрелой пересекающую город, гладкую и прямую; вдоль нее тянулись деревья с благоухающими цветами. Бикси толкнул Льешо в плечо, чтобы тот не раскрывал так широко рот, но юноша не мог оторвать взгляд от роскоши города. Высокие железные врата огораживали частные владения, находящиеся на значительном расстоянии от Дороги, будто недостойной соприкасаться с шикарной архитектурой. Богачи Фаршо прятались там от жары днем и от нищих ночью.

В самой отдаленной от моря части города магистраль заканчивалась открытой ареной из песка и опилок, с рядами скамеек, возвышающимися по обе стороны, и ложами для рабовладельцев и богачей. Места для правителя и министра в центре длинного северного вала были украшены красно-желтыми флагами и знаменами, вьющимися на шестах, стоящих по стойке «смирно», словно солдаты. Якс провел процессию дома господина Чин-ши на восточные скамейки, там отворялась широкая высокая дверь. Внизу, как заметил Льешо, располагались места для гладиаторов, заставленные бочками воды и кучами перевязочного материала. У стены, рядом с дверью, были свалены носилки из кожи, чтобы уносить раненых и мертвых бойцов с поля. Сердце юноши кольнуло, это напомнило ему, что арена — игра лишь для зрителей, для сражающихся она означает жизнь или смерть.

Сложив собственное снаряжение под скамейками, они отправились на поле, где после обеда состоится состязание. Мастер Ден поднял руки к небесам и начал исполнять молитвенные фигуры. Гладиаторы заняли обычные места и прошли весь цикл: воздух и вода, земля и огонь, солнце и месяц, дождь и снег, лотос, поднимающийся из грязи, улитка на животе и бабочка, священная для бойцов, которые также зрели в отдалении от мира, чтобы в один прекрасный день пробиться на свет к славе и угаснуть.

Сразу же после того как мастер Ден отпустил их низким поклоном, Якс разбил гладиаторов на пары для тренировки с оружием. Льешо прошелся по всем упражнениям с трезубцем, прыгая, делая выпады и сальто с опорой на ось. После разминки мастер собрал всех для благословения перед боем и отвел их снова под трибуну, где на козлах стоял стол с самыми щедрыми яствами для подкрепления сил воинов. У Льешо не было аппетита. Страх перед новым и неизведанным поглотил весь желудочный сок, однако юноша наполнил, как и остальные, тарелку, чтобы никто не заметил его испуга.

Бикси сидел один, рассматривая арену с мрачной решимостью. Льешо хотел было поделиться едой с прежним врагом, но Стайпс уже поднес своему партнеру добавку.

Юноша присел слева, подальше от объекта постоянной ревности парня.

— С тобой все будет в порядке, Бикси. Повар сказал, что сегодня мы состязаемся с домом господина Ю. — Стайпс отправил в рот очередную порцию. — В прошлом сезоне он потерял много хороших бойцов из-за какой-то болезни. Теперь собирается купить нескольких гладиаторов у Чин-ши, поэтому делает ставки на матчах только до первой крови, чтобы не нанести урон торговле. — Он заметил угрюмое выражение лица Бикси и добавил: — Конечно же, как новичок, ты и так будешь драться по смягченным правилам, но хорошо, что мне не придется выигрывать схватку для сохранения головы.

Бикси, грызущий хлеб, вдруг выплюнул его с отвращением:

— Господин Ю не единственный присутствующий здесь покупатель, к тому же ему нужны опытные бойцы, чтобы восстановить ряды, а не свежак, впервые выступающий на матче. — Он глубоко вздохнул. — Еще до того, как господин Чин-ши разорился, я знал, что любой из нас может быть продан или станет свидетелем смерти товарища в схватке. Когда мастер Якс распределяет рабов его светлости, он никогда не ставит сражаться старых напарников друг против друга, а господин Ю частенько это практикует.

— Я никогда не убью тебя на арене, парнишка. — Стайпс положил руку ему на шею и дружески потрепал. — А тебе не достичь такого мастерства, чтобы справиться со мной, поэтому мы в безопасности.

Бикси не принял шутку, отставил тарелку и пошел к двери наблюдать, как арена наполняется людьми. Льешо смотрел ему вслед. Его настолько удивило напряжение, излучаемое каждым мускулом юноши, что он даже забыл о присутствии Стайпса, но тот вдруг опустил руку ему на плечо.

— Все будет хорошо, — уверил он.

По хмурому, задумчивому выражению лица было видно, что гладиатор и сам-то не верит в свои слова. Наверху все росла толпа, рассаживающаяся по местам.

— Господин Ю хочет купить мастера Якса, — сообщил Стайпс. — Он хочет убедиться, что тренеры Чин-ши лучше его собственных, и мы должны доказать, что это действительно так.

С последними словами он опустил тарелку на стол и решил присоединиться к Бикси. Они некоторое время спорили, а потом ушли под навес, в тень. Льешо проследил за ними, отставил еду и побрел наружу посмотреть, как хлынули внутрь люди. Толпа хлопала и кричала в предвкушении боев.

Вдруг все замолчали: дюжина трубачей у входа на арену возвестила приближение правителя. Мастер Марко позвал Льешо занять место для торжественного марша — последнего шанса зрителей взглянуть на соревнующихся до окончания ставок. Льешо повиновался, словно в дурмане. Фибы не проводили подобных игр, и юноша ранее не видел такого скопления народа, пришедшего не с самой благородной целью. Вскоре он станет их частью. Льешо встал в конце линии. С сигналом гладиаторы дома господина Чин-ши вышли на солнечный свет, на опилки арены.

Толпа взорвалась криком и стала размахивать красочными знаменами. По команде мастера Марко все гладиаторы подняли над головой правую руку и затрясли в воздухе кулаками, маршируя по кругу. Состязающиеся дома Фаршо делали тоже самое: часть из них передвигалась параллельно, а часть — навстречу. Две шеренги встали лицом друг к другу в центре арены. Вновь раздался звук фанфар, гладиаторы бросились на землю в низком поклоне. Получилась живая дорожка из спин, словно выставленных для плети хозяина. Правитель, проходя мимо с церемониальной веткой ивы, взмахивал ею в воздухе со словами «отважный», «доблестный», «бесстрашный», призывая к хорошему бою. Так он дошел до своей ложи, супруга следовала за ним.

По традиции самый юный гладиатор, которому предстояло пролить первую кровь, получал благосклонность жены правителя. Поэтому госпожа подняла Бикси на ноги, с улыбкой привязала ленту к его мечу и поцеловала в губы.

— Победи сегодня для меня, — сказала она.

Льешо узнал ее голос. Приподняв голову, опущенную в поклоне, он увидел, как женщина со спокойным лицом и глазами намного старше возраста улыбалась зардевшемуся от внимания Бикси. Это была именно та особа, которая испытывала Льешо в оружейной на Жемчужном острове. Она сделала вид, что не признала его, вернулась к мужу, который повелел аудитории встать в приветствии нового героя — Бикси из дома господина Чин-ши. Правитель великодушно поклонился юному чемпиону своей жены. Она протянула гладиатору руку, и тот дотронулся лбом до кончиков ее пальцев в церемониальной присяге доблестно биться в ее честь. Потом супруги поклонились мэру и гостям и поднялись по ковровым ступеням к ложе, находившейся под многоярусным шелковым зонтом, свидетельствующем об их высоком статусе.

Трубачи вновь задули в фанфары, и руководители боя встретились между двумя армиями, чтобы расставить каждого сражающегося с заранее определенным врагом. Льешо мельком заметил, что Бикси поставили напротив юноши примерно такого же возраста и телосложения, но с пикой. Бейся на близком расстоянии , подумал Льешо, и его позвали присоединиться к своему показательному выступлению.

Он должен будет исполнить все движения схватки, как и его соперница. Они не будут наносить удары оружием, а выполнят их на расстоянии нескольких шагов, чтобы продемонстрировать уровень своего мастерства.

У соперницы был нож и меч, но иные, нежели чем те, которые привык видеть Льешо. Несмотря на это, он скоро поймал ритм и задвигался, отражая атаку трезубцем. У нее получалось прекрасно, и юноша подумал, что зря господин Чинши не тренирует женщин. В следующем выпаде она подошла к нему немного ближе. Ее раздосадовало, что внимание юноши рассеяно. Словно танец, размышлял Льешо и ускорил движения, встретив ее очередной удар приемом, отточенным им до совершенства: оперся на трезубец для прыжка, пронесся высоко над ее мечом и приземлился сбоку. Правая сторона девушки оказалась незащищенной от лезвий его оружия, поднявшегося над ней с молниеносной быстротой.

В этот момент аплодисменты прокатились по арене, и Льешо обернулся посмотреть, кто из опытных бойцов нанес удар, вызвавший такое восхищение. Соперница не воспользовалась промедлением: она поклонилась в уважении к его приему, прежде чем вновь занять боевую позицию. На сей раз девушка подошла совсем близко и задержала нож у его горла.

— У меня не столь восхитительные выпады, — признала она, — но ты бы от него умер, а не просто истекал кровью.

Она надавила чуть сильней, и Льешо застыл в страхе, словно она действительно перережет ему горло, если он пошевелиться.

Но рука соперницы немного расслабилась, и юноша оттолкнул ее в сторону, почувствовав жжение: кончик ножа поцарапал шею. Оказавшись в безопасности, Льешо поднял трезубец, направив на нее три острых лезвия. Он попытался отступить назад, выйдя из ее личного пространства, но девушка последовала за ним, увиливая от его оружия, потом присела и описала круг ногой, сбив юношу с ног. Он прыжком поднялся, до того как она занесла над ним меч, благодарный мастеру Дену за уроки боя без оружия. Льешо понял, что рукопашные фигуры дополняли приемы с трезубцем.

Руководитель дунул в свисток, и их схватка приостановилась. Юноша стал анализировать встречу, как его учили. Противница едва могла отдышаться, а Льешо и не сбился с дыхания, разве что оно стало несколько учащенней. Ясно, что, не останови судья схватку, он вскоре победил бы благодаря таланту фибов. Однако в настоящем бою исход был бы, вероятно, иной. Юноша ранил бы ее первым, застав врасплох прыжком на трезубце, но приз достался бы ей, а Льешо поплатился бы жизнью.

Он решил, что изумил противницу неизвестным приемом, а она сразила его своим полом. Юноша не ожидал, что женщина может сражаться, и не догадался, что ее приемы отличаются от мужских: ей легче заколоть сразу, чем изнурить соперника в долгой схватке после многих ранений. В такой стратегии был смысл, и Льешо понял, что ему предстоит хорошо поработать над устранением своих недостатков, если он не хочет умереть в следующей битве. В его планы входило остаться живым и выйти на свободу.

Они поклонились друг другу в знак почтения перед мастерством. И тут соперница потрясла его, повернувшись к руководителю со словами:

— Я беру его. Пусть господин Чин-ши назовет цену; помойте его и доставьте до начала вечернего банкета.

Тот поклонился, и девушка удалилась, но не на скамейки гладиаторов, а по ковровому покрытию в ложу правителя и села за ним и его супругой. Льешо видел, что она до сих пор тяжело дышит, вытирая рукой лоб от струящегося пота. Правитель ничего не сказал, только поднял бровь и перегнулся через балюстраду, чтобы лучше рассмотреть ее покупку. Онемевший Льешо пялился на них, пока руководитель не взял его за руку.

— Идем, ты здесь мешаешь, — сказал он и подтолкнул юношу в направлении двери, ведущей к подмосткам у восточных скамеек. — Подожди со своими товарищами, скоро кто-нибудь зайдет за тобой.

Запах крови перебивал чад от паров, испускаемых потеющей кожей гладиаторов. Повязка уже обвивала лоб Бикси. Юноша скорчился, когда мастер Ден быстро начал бинтовать рану на бедре.

— Твое красивое личико быстро заживет, — отметил он, — но благодаря вот этому порезу твой новый хозяин сможет насладиться игрой «отыщи мой шрам». Я слышал, он дает неплохие чаевые.

Стайпс, без единой царапины, злобно посмотрел на Дена, но до завершения перевязки в открытую дверь просунул голову стражник, провозгласивший прибытие господ Чин-ши и Ю. Последний зашел внутрь хвастливой поступью человека, который оценивает собственную храбрость и сноровку по успеху гладиаторов, подтверждающих якобы, что он победитель. Господин Чин-ши следовал с выражением отчаяния на лице, как потерявший все, поставив не на ту монету. Он словно вопрошал, как же мог быть столь глуп, чтобы играть на деньги против дома мошенников.

Обе, совершенно непохожие, супруги сопровождали их: госпожа Чин-ши смело оглядела почти голых гладиаторов в повязках, оценивая нанесенный ущерб, в то время как молодая госпожа Ю вся затрепетала, опустив глаза и покраснев от смущения. Она могла бы сойти, подумал Льешо, за рабыню, приведенную на рынок, стыдящуюся своего нового положения и не знающую, что оно в себе таит. Ее муж тыкал пальцем в бойцов господина Чин-ши. Мастер Марко стоял рядом, записывая акты продажи.

— Медон, конечно же, — сказал Ю, указав на гладиатора, облокотившегося на стол. Рана на груди еще не была перевязана, из нее текла красная струйка, но он не обращал на нее внимания. — Он теперь принадлежит мне в соответствии с правилами состязания, — добавил господин Ю с ухмылкой, словно наслаждаясь поражением Чин-ши.

Медон смотрел на нового хозяина с агрессией хищника, выдвинув мощную челюсть. От него разило потом и кровью; Льешо передернуло. Правила гладиаторского боя были четкими. Если сражение не предполагало смертельного исхода, а состязающийся убил соперника, то его конфисковал потерпевший убыток господин, чья собственность пострадала в нечестном бою. В подобных случаях первоначальный владелец имел право наказать гладиатора за поругание чести дома. При этом нарушивший правила боец нередко умерщвлялся, и его тело предоставлялось новому хозяину как плата за долг крови.

В этом не было смысла. Ходил слух, что Медон отказался от боев насмерть с тех пор, как господин, наделав кучу долгов из-за ставок, переиначил последовательность собственных гладиаторов таким образом, что ему пришлось сражаться до последнего вздоха со своей возлюбленной. Они оба были очень хороши в бою. Женщина не сразу умерла от ран. Прошли дни, и Медон понял, что ей не выздороветь. Тогда он пробрался в лазарет на окраине города и перерезал горло бившейся в лихорадке любовнице. Медон вернулся в состоянии полубезумном и, как говаривали в бараках, долго не мог отойти. Он поклялся, что никогда более не станет убивать, и господин Чин-ши почтительно отнесся к этому решению. Хоть Льешо и мало знал Медона, он был уверен, что тот не нарушил бы данное себе обещание. Господин Ю, казалось, нашел способ обманом вынудить его на этот шаг. Теперь гладиатор принадлежал ему.

Его светлость продолжил осмотр вознаграждения за победу.

— Вон тот, — сказал он, показывая на Стайпса.

Ю пропустил Пея и Бикси, а Льешо сначала вообще не заметил, остановившись на Радии задумчивым взглядом. Невероятным образом он отобрал самых опытных бойцов господина Чин-ши, из которых только Медон был ранен.

Чин-ши просмотрел список и кивнул.

— Радию понадобится немалая тренировка, прежде чем он будет готов сражаться на смерть, — отметил он. — Хоть он и взрослый, а на арене недавно. Из Медона получится хороший учитель, он занимался с мастером Яксом и Деном много лет и хорошо знает технику боя. В отношении сноровки он не уступает Яксу, только в рукопашной чуть хуже Дена.

— Я собираюсь выставлять Медона на арене, по крайней мере, ближайшие год или два, если он, конечно, выживет, — сказал Ю с кривой ухмылкой. Он явно ожидал, что Чин-ши убьет человека, который проваливал его шансы на восстановление финансового положения смертельным ударом. — Я надеялся купить мастера Якса на замену тренеру, погибшему от лихорадки.

— Вам стоило позаботиться об этом раньше. — Господин Чин-ши поклонился в знак сожаления. — Другой человек уже сделал мне предложение. Контракт подписан.

— Я пришел в неподходящий момент, достопочтенные господа? — раздался голос незнакомца, который присоединился к ведущим переговоры рабовладельцам.

Он был одет в роскошные одежды, но тонкая золотая цепочка вокруг шеи означала его принадлежность к личным слугам какого-то большого дома.

— Отнюдь нет. — Господин Чин-ши улыбнулся незнакомцу. — Я как раз объяснял господину Ю, почему Якс не подлежит продаже.

Ю низко поклонился и побледнел:

— Мне вполне понятны причины, мой господин.

— Что ж, — произнес пришедший, направив взор на Медона, — вы, кажется, хорошо сегодня выступили, Ю.

— Да, мой господин.

К удивлению Льешо, он опять поклонился, чуть ли не упал в ноги к рабу богатого дома.

— Кто это? — прошептал юноша Стайпсу.

— Если повезет, то ты никогда не узнаешь.

Льешо знал, что когда дело касалось везения — это не для него. Господин Ю, пропустивший юношу при первом осмотре гладиаторов, теперь повернулся к нему с голодными волчьими глазами.

— Добавь мальчишку, и будем считать, что все долги списаны, — сказал Ю. — Он, конечно, того не стоит, но просто мне нравится.

Незнакомец кинул равнодушный взгляд на Льешо:

— Думаю, и он будет принадлежать мне. — Оглядевшись еще раз, он заметил на столе только что перебинтованного Бикси. — И этого я тоже возьму по велению его превосходительства. Мы можем договориться о плате в удобное для вас время.

Бикси начал подниматься, но мастер Ден посадил его обратно и сказал:

— Юношам требуется дальнейшая тренировка, прежде чем они смогут быть вам полезны.

Незнакомец мягко улыбнулся:

— К тому же они недолюбливают друг друга, не так ли?

— Не так чтобы очень.

— Время это исправит.

Незнакомец поклонился мастеру Дену и лишь слегка кивнул головой господам, ответившим тем же знаком уважения.

Господин Ю помедлил, словно надеясь, что незнакомец уйдет первым, но тот терпеливо ожидал. Наконец Ю еще раз поклонился.

— Пришлите мне мою собственность перед заходом солнца, — повелел он относительно своих покупок.

Кинув украдкой последний взгляд на Льешо, он устремился прочь к своей ложе, вынуждая супругу семенить за ним.

Для господина Чин-ши соревнования закончились, его дом был полностью разгромлен, но другие группы гладиаторов остались, ставки росли. Господин Ю славился как любитель смертельных матчей. Когда он ушел, Медон всей тяжестью облокотился о стол, чтобы секунду передохнуть, а затем предстать перед своим хозяином. Гладиатор пал на колени и преклонил голову, ожидая своей участи.

— Знаете, его противнику ввели наркотики, доводящие до безумия, — обратился незнакомец к Медону, который не шевельнулся и не поднялся, чтобы ответить ему. — В общем, — продолжил он, — его превосходительство решил, что жизни двух людей не должны нарушать мир в провинциях.

Господин Чин-ши положил руку на плечо Медону, но обратился к незнакомцу:

— Откуда взялся Кровавый Прилив?

Льешо узнал мягкий тон, увидел проникновенный взгляд хозяина, встреченный иронической улыбкой и пожиманием плечами.

— Причины этого бедствия, как и лихорадки в лагере Ю, нам неизвестны.

— Я к этому не имею никакого отношения, — заверил его Чин-ши, и незнакомец закивал головой.

— Мы так и не думали. Будь это не так, мир бы нарушился, шла бы война, а не увеселительные состязания.

Он говорил добродушно, остановив взгляд на Медоне, но его лживая улыбка была предостережением. Правитель поставил на одну чашу весов жизнь почтенного гладиатора и состояние одного господина, а на другую угрозу войны в провинции и принял решение. Незнакомец протянул руку, и Чин-ши вложил в нее удавку.

— Расслабься, — посоветовал он и положил голову Медона себе на колено. Затем резким движением, за которым Льешо не смог уследить, обвил веревку вокруг шеи гладиатора: треск кости пронзил воздух. — Мне очень жаль, — сказал незнакомец и, когда он отпустил удавку, Медон пал мертвым к его ногам. — Доставьте его господину Ю с моим почтением.

Он зашагал к открытой двери, не обернувшись на тело, распластавшееся на земле, но обратился к мастеру Яксу словно с запоздалой мыслью.

— Приведи юношей, — приказал он и растаял в солнечном свете.

— Кто он? — прошептал Льешо Стайпсу в последовавшей тишине, но ответил мастер Якс :

— Его зовут Хабиба. Он колдун правителя.

Господин Чин-ши дрожал под теплой одеждой. В углу молча плакала его супруга, повиснув на шее Радия.

— Мы разорены, — простонала она в потную кожу его груди, — разорены, и в этом виноват Ю.

— Не Ю, — осторожно поправил ее Чин-ши, глядя на тело у ног, — а судьба. Кто может сражаться против судьбы?

— Настоящий мужчина, — с издевкой ответила жена.

Она отпустила шею Радия, проскользнув нежными пальцами по его руке, пока не поймала ладонь, и повела гладиатора в тень.

Господин Чин-ши не мог оторвать взгляд от мертвого тела Медона.

— Тебе лучше идти, — сказал он мастеру Яксу.

Тот поклонился, хотя его светлость не видел ничего вокруг, и вышел на арену.

— Черт! — охнул Стайпс.

Он помог Бикси подняться и отвел его к двери. Якс распорядился, чтобы двое слуг принесли кожаные носилки. Льешо последовал в тишине, сгущающейся в воздухе словно надвигающийся шторм.

Юноша не успел выйти на солнечный свет, как ему бросилось в глаза яркое цветастое шелковое полотно, смятое в алой луже, быстро просачивающейся сквозь грязь. Господин Чин-ши лежал мертвый, с собственным ножом, всаженным глубоко в сердце. Мастер Якс даже не замедлил шаг, не приостановил свою маленькую процессию, а прошел мимо бывшего хозяина, не взглянув на него. У Льешо в горле застрял ком, он сжал руки в кулаки, но последовал за учителем. Бикси стиснул зубы, но слезы все же полились из глаз. Льешо не знал, оплакивает ли он потерю Стайпса, или смерть хозяина, покончившего жизнь самоубийством, или участь, ожидавшую их под покровительством колдуна правителя.

Юноша почти чувствовал вину, что у него-то был мастер Якс, его учитель, а у Бикси не осталось никого. Министр Льек говорил, что нужно тщательно продумать план и делать за раз только один шаг вперед, полностью сосредоточив на нем внимание, а потом переходить к следующему. Он стал гладиатором, каким бы то ни было, выбрался с Жемчужного острова — это уже два пункта, — но он вдалеке от Фибии. Следующее продвижение требовало выяснения, куда завело его предыдущее. Со смертью господина Чин-ши обратной дороги не было.

 

ГЛАВА 11

Незнакомец, Хабиба, провел их к двери в толстой стене, окружающей арену. Он вручил Льешо факел, щелкнул пальцами, и пропитанный конец загорелся. За ним последовали носильщики с Бикси, затем мастер Якс, который закрыл дверь, перед тем как зажечь свой факел. Они оказались в длинном туннеле с наклонным полом, постепенно выпрямляющимся по мере приближения под арену. Крики толпы были здесь приглушены, хотя топот ног гремел над головами, а на волосы сыпалась грязь. Льешо засомневался, выдержит ли крыша туннеля, но ни Хабибу, ни Якса это не волновало, поэтому Льешо занялся вычислением направления их следования. Ясно, что от главного входа. Поскольку юноша не видел местности за ареной на окраине города, то понял лишь, что дорога все дальше ведет от пути, по которому гладиаторы прибыли на соревнование.

Они минули несколько туннелей, выходящих к общему. Один из них — с тяжелой дверью, преграждающей вход — спускался, как решил Льешо, от ложи правителя Фаршо. Юноша было подумал, что все путешествие пройдет под землей, как пол начал подниматься, и они достигли закрытой двери в конце туннеля. На ней не было ручки. Льешо толкнул, но она не поддалась.

— Заперта, — сделал вывод он, а Хабиба прошел мимо с натянутой улыбкой.

— Разве нам не повезло, что у меня есть ключ? — сказал он, хотя, кроме зажженного факела, у него ничего не было.

Хабиба взмахнул рукой и пробормотал неразборчивую фразу. Затем слегка толкнул дверь, и она открылась наружу. Юноша отпрыгнул в сторону, наткнувшись на носилки Бикси в попытке увернуться от удара.

— Слезь с меня.

В резком голосе Бикси слышалась нотка паники, он толкнул Льешо. Уже достаточно выбитые из равновесия носильщики качнулись, и юноша выпал на мрачный свет малого солнца. Он стоял один в лесу из низких сучковатых деревьев гинкго, кругом смердело от сорванных порывистым сумеречным бризом фруктов. Через минуту вышел Якс, вынесли Бикси. Хабиба был последним. Когда они все собрались снаружи секретного хода, колдун повернулся запереть дверь очередным взмахом руки и тайным заклинанием, но Льешо подумал, не стук ли по туловищу свернутого дракона, вырезанного на ее поверхности, являлся ключиком в туннель.

Якс, казалось, знал дорогу, он провел группу на расстояние около четверти ли к дороге с аркой из загнутых ветвей многолетних деревьев. Глубокие змеистые изгибы пролегали через лес, укрывая их сзади от преследования, но в то же время скрывая из виду ждущее впереди. Сначала Льешо не видел домов и храмов и решил, что они удаляются от города. Затем незнакомец зашел за поворот и исчез между двумя с виду обычными деревьями сбоку дороги. Мастер Якс последовал за ним, носильщики с Бикси не отставали, и Льешо глубоко вдохнул и юркнул туда же.

Он оказался на вычищенной тропе, окаймленной каменными плитами разных размеров, искусно имитирующими течение извилистой реки. Прогулка привела их к ряду строений с низкими крышами. Сеть прудов и водных путей ограждала здания, а изящные мосты-арки соединяли их вновь. Тусклый свет малого солнца окутал все мягким зеленоватым сумраком. Ошарашенный, Льешо обернулся на дорогу, по которой они только что пришли, но увидел лишь каменную стену, возвышающуюся выше его головы. Изнутри она была невидимой, заколдованной, чтобы скрыть тихий сад. Бикси тоже оглянулся и встретил изумленный взгляд. Льешо, пытаясь принять спокойный вид, что ему не удалось.

«Во что же мы вляпались?» — спросил этим взглядом Бикси, и Льешо так же ответил: «В беду».

Оттого что мастер Якс не удивился, им стало еще страшнее. Льешо хотелось знать, что его учителю известно о ведьмах и магии и почему он заставил его месяцами мучиться у надзирателя Марко, чтобы получить ответы, которые мог бы дать просто так. В тот момент они пересекали хрупкий мост над прудом с розово-белыми цветками лотоса, поднимающимися на стебельках над водой, качаясь на ветру.

Затем они прошли под крышей сторожки, ведущей в частный сад, где их встретила холодная бледная женщина. Льешо узнал ее. Она испытывала его копьем и ножом в оружейной на Жемчужном острове и сопровождала правителя, когда тот приветствовал гладиаторов на арене. Мастер Якс невозмутимо поклонился, словно незнакомке, Льешо последовал его примеру. Он доверял учителю, хотя начинал задумываться, в какую же историю попал не по своей воле.

Женщина распростерла руки, чтобы принять их, на лице — хищная улыбка.

— Правитель графства Фаршо приветствует вас, — сказала она. — Вам, естественно, понадобится отдых, в особенности юноше с ранами. Хабиба позаботится о вас и покажет жилье. Он также ответит на возникшие вопросы.

Супруга правителя отпустила их легким кивком головы и удалилась в один из низких деревянных домиков, окружающих сад. Дверь закрылась и словно слилась со стеной.

Хабиба поклонился мастеру Яксу и улыбнулся юношам.

— Сюда, — сказал он и показал на другой мост, ведущий в глубь сада с еще более сложными водными путями и постройками. По нему и далее вниз по дороге между двумя зданиями с двухъярусными загнутыми крышами они попали в маленький дом со стенами из тонкого грязного пергамента. Хабиба отодвинул занавеску в сторону, и они вошли в кабинет надзирателя, коим колдун и являлся. Носильщики опустили Бикси и удалились, оставляя новичков наедине с колдуном правителя.

Хабиба подошел к изящному столу, достал стопку бумаг и спросил сначала мастера Якса:

— У вас есть книга с записью призов?

Якс засунул руку под тунику и вытащил кожаный футляр, свисающий с шеи на веревке. Оттуда он достал маленькую книжку и передал ее надзирателю.

Хабиба открыл ее и изучал с минуту.

— Вы почти выиграли себе свободу, когда господин Чин-ши положил конец вашим стремлениям, мастер Якс.

— Господин Чин-ши забрал меня с арены до получения приза, — подтвердил гладиатор. — Его светлость ценил мое мастерство учителя и не хотел потерять меня.

Мастер Якс рассказывал свою историю равнодушным голосом, но Льешо видел, как напрягаются мускулы на его шее. Освобождение от рабства: выход на свободу. Юноша по собственному опыту невольника знал, какие чувства приходилось скрывать Яксу. Гнев от беспомощности лучше подходит почти еще ребенку, нежели сильному мужчине, владеющим оружием.

— Когда-нибудь расскажешь, как герой с татуировками убийцы-наемника вообще попал на арену, — заметил Хабиба. — Почему так вышло, что твой род позволил столь долго оставаться этому позору.

— У меня нет клана, — отрезал мастер Якс тоном, будто на камень. — Вся моя семья мертва.

Льешо помнил телохранителя, погибшего, чтобы сохранить ему жизнь. Это был твой брат? — хотел спросить он. Твоя семья погибла, сражаясь в Кунголе в неравном бою с толпой завоевателей?

Но юноша не мог озвучить эти вопросы в присутствии Бикси и колдуна правителя, бросившего на него пустой взгляд и вновь сконцентрировавшего внимание на мастере Яксе.

— Я слышал что-то подобное, — ответил Хабиба и потянулся за печатью и мелантеритом, словно разговор шел о вероятности дождя на следующей неделе, а не о клане наемных убийц.

— Семья ее светлости правит по милости императора в графстве Тысячи Озер, где рабство запрещено законом, — сообщил Хабиба спокойным, но строгим голосом.

Он не пытался утешить, воин не признает нужды успокаивать его, но Льешо почувствовал, что мягкость произнесенных слов сгладила обиду, таившуюся в его собственной груди. Мастер Якс наклонил голову в знак принятия поддержки, если не перемирия.

— В соответствии с брачным контрактом с его превосходительством, правителем Фаршо, владение ее светлости всегда будет зеркалом, в котором она может видеть отражение Тысячи Озер. Никто здесь не является рабом.

Он поставил на призовую книгу мастера Якса правительственную печать и торжественно вернул ее:

— Подарок его превосходительства своей жене в форме вашей свободы обошелся ему недорого.

Хабиба протянул контракт с голубой печатью.

— Бумаги вашего освобождения от рабства, — пояснил они добавил: — Ее светлость хотела бы нанять вас, вольный человек Якс, тренировать воинов ее дома. Вот контракт. — Он предложил еще один сложенный пакет. — Если есть необходимость, чтобы вам его прочли, то вам предоставят книжника.

— Я умею читать, — сообщил Якс.

— В таком случае, — поинтересовался Хабиба, — предложить ли мне вам спальню в доме для охранников или для гостей?

— Для гостей, пока я не прочту контракт.

С лица Хабиба не сходила улыбка.

— Если вы решите подписать контракт, — сказал он, — это будет принадлежать вам. — Надзиратель протянул тонкую золотую цепочку, такую же, как висела на его шее. — Это символ служения правителю, который необходимо надевать во время исполнения службы и представляя дом в качестве официального лица. — Улыбка Хабибы показалась более естественной, когда он добавил: — Ее светлость предпочитает, чтобы вы оставляли ее дома, если отправляетесь за удовольствиями в город, чтобы оградить себя от скандала. В остальное время носите ее по собственному усмотрению для защиты, предлагаемой вам домом.

Мастер Якс взял золотую цепочку и положил ее в кожаный футляр с призовой книгой.

— Я приму это к сведению, — сказал он и поклонился в благодарность за бумаги, которые теперь держал в руке.

Значит, Льешо неправильно понял значение золотой цепочки: Хабиба не был рабом этого дома. Интересно, какова в действительности разница между свободным человеком, исполняющим обязанности невольника, и рабом, которым он притворялся. Вид Хабибы не располагал к ответу на подобные вопросы.

— Что касается юношей, — продолжил надзиратель, — ее светлость поставлена перед нелегкой дилеммой и должна обратиться к закону. Его божественность, Небесный Император, предвидел такую возможность, что содержание нежелательных младенцев-рабов может пасть на милость государства. В империи достаточно воров и проституток, и она больше не хочет служить рассадником для оставленных господами подкидышей. Поэтому новый декрет гласит, что дети, проданные в рабство или рожденные таковыми, должны оставаться собственностью хозяина, со всей ответственностью, что влечет таковое владение, до той поры, пока молодой раб не приобретет навыков, чтобы зарабатывать себе на жизнь, не принося лишних трат империи.

— Не понимаю, — произнес Льешо, как бы трудно ему ни было разговаривать с колдуном правителя. — Что это все значит?

Хабиба сфокусировал всю тяжесть своего взгляда на юноше, так что тот весь внутри задрожал, но стоял на своем. Перед Льешо лежала необычная судьба, и ему надо было начинать действовать соответственно, иначе придется провести всю жизнь, прячась, как заяц.

— Это значит, Льешо, что, согласно закону, ты и твой друг останетесь собственностью ее светлости, пока вам не исполнится семнадцать лет. За оставшееся время каждый из вас выберет ремесло по вашим способностям и потребностям, и в конце срока, когда вы докажете правителю, по правилам, установленным империей, что можете обеспечивать себя, вы получите вот это.

Он поднял со стола два пакета, завязанные голубыми лентами. Бумаги освобождения рабов. Свобода. Уже подписаны, иначе на них не было бы правительственной печати.

— Что ты хочешь от своей жизни, Льешо?

Юноша поймал взгляд колдуна. Скажи ему правду, этот человек сочтет его ненормальным, или же шпионом, или предателем. По закону внутренности шпиона вырывались на центральной площади, на их место клали раскаленный уголь и зашивали заново бечевкой. Уголь прижигал рану, горя внутри тела; умирал человек не скоро. Льешо уже раскусил представление колдуна о милосердии (Медон был мертв), поэтому не сказал ни слова о своих поисках.

— Я желаю лишь служить, — ответил юноша.

Хабиба долго изучал его лицо. Он, наверно, заметил, как побледнел Льешо, словно жизнь угасала за его каменными глазами; наконец колдун вздохнул и перевел взгляд на Бикси, подразумевая, что вопросы относятся и к нему.

— Вы умеете читать и писать?

Льешо ответил утвердительно, а Бикси покачал головой.

— Считать?

— Совсем немного, — сказал юноша, а златовласый опять промолчал.

Никто не обучал гладиаторов, предназначенных для арены, искусствам благородных людей, и Льешо понимал, насколько он выдает себя, просто говоря правду.

Мастер Якс поймал его страх и пояснил:

— Один образованный раб, пленник, взятый в той же битве, что и Льешо, заинтересовался мальчиком, когда тот работал на жемчужных плантациях. Научил его немного читать и считать.

Разъяснения гладиатора приуменьшили умения Льешо, к тому же завуалировали правду о захвате Льека: то была не битва, а нашествие, после которого выжили только единицы, привязанные к лошадям завоевателей для продажи. Льешо держал и это в секрете. Его кишки устраивали его именно в том месте, в котором сейчас находились. Да и голова лучше, когда на плечах, хотя обезглавливание врагов государства куда приятней, чем смерть шпиона.

Хабиба принял объяснение мастера Якса, скривив в улыбке рот, словно почувствовал кислый вкус сомнения.

— Вы умеете сражаться? — задал он очередной вопрос, Бикси с носилок на полу ответил «да», а Льешо — «немножко».

— Заклинания? Колдовство:?

— НЕТ! — хором прокричали оба: Бикси с обычным страхом перед неведомым, а Льешо, вздрогнув от воспоминания об ужасе нескольких месяцев, проведенных прикованным в мастерской Марко.

Вдруг он не справился с напряжением, и его предательские ноги подкосились. Юноша упал на пол перед колдуном и закрыл лицо ладонями от стыда.

— Я ничего не знаю, — вопил Льешо, — ничего.

Съежившись от унижения, он не сразу почувствовал нежное прикосновение руки к плечу, кто-то потянулся убрать ладони с глаз. Хабиба, колдун правителя, стоял перед ним на коленях, ирония и дистанция пропали, как и не было, очи излучали теплоту, грусть, понимание, даже более глубокое, чем у самого юноши.

— Все в порядке, — сказал Хабиба, — с тобой ранее неправильно обращались, но отныне никто не причинит тебе зла.

Когда колдун поднялся на ноги, он выглядел более уставшим и старым, чем минуту назад. Хабиба покачал головой, и мастер Якс почувствовал себя виноватым, но Льешо этого не видел.

— Когда-нибудь мы завоюем его доверие, — предположил колдун, — посмотрим, что сделает из него Каду, но не исключено, что он вообще не сможет реализовать свои способности.

— Ее светлость расстроится, — отметил мастер Якс, и Хабиба вновь вздохнул.

— Перед тем как принимать решение, нужно посоветоваться с Каду. Что ж, вы достаточно долго размышлял над предложением госпожи, мастер Якс?

— Я еще и не читал контракта, — едко рассмеялся он в ответ, потом задумчиво посмотрел на Льешо. — В общем-то да, я согласен с условиями. Какими бы они ни были.

Он вытащил пакет, открыл его, взял предложенную Хабибой ручку и быстро набросал буквы своего имени. Колдун улыбнулся, обрадовавшись победе:

— Я распоряжусь, чтобы слуги поместили вас в дом охранников. Вашей первой обязанностью будет работа с Каду по тренировке.

Мастер Якс кивнул:

— По всей видимости, теперь я могу оставить цепочку у себя.

— Вскоре вы узнаете, что она не сильно отягощает шею, — ответил Хабиба. — Вас связывают лишь незримые цепи. Для юношей — серебряные.

Он протянул цепочку Бикси, который надел ее словно подарок, а не символ его рабства. На шее Льешо колдун застегнул ее собственноручно, и юноша понял, что слова, сказанные Яксу, распространялись и на него. Не это осязаемое украшение, которое можно было свободно снимать почти в любое время, а невидимые оковы повисли на нем.

— Бикси, подойдет ли тебе жизнь воина? — спросил надзиратель.

— Да, господин, — тотчас ответил юноша, сожалея, что не может встать на ноги, — я боец по профессии, господин.

— Пока еще нет, — поправил надзиратель. — Но со временем, безусловно, станешь. Думаю, ты нашел свое призвание. Доставьте его в палату, — обратился он к мастеру Яксу. — Когда юноша выздоровеет, мы решим, куда его поместить.

— Да, господин.

Якс поклонился не без иронии. Льешо огорчился, что так не умеет, хотя проблем и без этого хватало.

— Что касается тебя, — колдун нахмурился, всматриваясь в лицо юноши, — надеюсь, тебе понравится твое место пребывания. Можешь тренироваться с охранниками, а затем приходить сюда, чтобы учиться письму с секретарями. А как устроишься, посмотрим.

Льешо не понравилось, как прозвучало это «посмотрим». Хабиба не упомянул о возможности поставить его украшением к ложу его светлости или приковать его к мастерской какого-нибудь алхимика, и это значило, что он продвинулся вперед по сравнению с прошлым местом. Поэтому, приложив все усилия, юноша подавил панику с решимостью спокойно ожидать, куда приведет его следующий шаг. Между тем он обучится всему, чему хочет. Но приблизит ли это его к цели?

 

ГЛАВА 12

Хабиба позвал носильщиков и поручил им доставить Бикси в палату. Как только они стали выходить из кабинета надзирателя со своим бременем в лице будущего гладиатора, молодая особа с измазанным грязью носом и каплями пота на висках протиснулась между ними в дверной проем и небрежно поклонилась. Затем она быстренько обняла Хабибу, обвив руки вокруг его шеи. Отпустила, но вцепилась в его ладонь, окинув Льешо взглядом.

— Так, значит, вы нашли его, — взвизгнула она и усмехнулась.

Юноша уставился на нее, как если б у девушки выросла вторая голова. Кровь подступала к его щекам.

— Позвольте представить мою дочь, — сказал Хабиба. — Каду, мастер Якс. Думаю, ты уже встречала нашего нового друга.

— Да, конечно, — согласилась она. — Я поставила бы деньги на его мастерство в бою до первой крови, но в смертельной схватке предпочла бы его противника, даже если б то была моя достопочтенная тетушка Силла.

Как раб, Льешо понимал, что нет ничего необычного в резком переходе со знакомства на оценку навыков боя, но все же было неприятно. Он расправил спину, подняв подбородок в королевской манере, которую припас для унизительных ситуаций. Мастер Якс кинул ему предупреждающий взгляд, а юноша опустил глаза. Пока Льешо еще не решил, находится ли он среди друзей или врагов, поэтому было небезопасным выставлять свое естество на обозрение проницательному колдуну и его дочери. Однако мастер Якс закатил глаза, покачав головой. Слишком поздно: Хабиба все заметил и молча сделал выводы.

— Думаешь, он не опасен? — обратился колдун к дочери, будто Льешо и не было в комнате.

— Я слышу и могу говорить, — напомнил им юноша. — Если вас что-то интересует, спросите меня.

— Льешо, — начал было Якс, сурово нахмурив брови, но Хабиба поднял руку, чтобы учитель замолчал, и устремил на юношу испепеляющий взгляд, словно проникающий насквозь.

Через мгновение ничем не прикрытое изучение внутренней сути юноши скрылось за безмятежным фасадом вежливости. Он неодобрительно цыкнул и спросил:

— Тебе когда-нибудь доводилось убивать человека?

— Нет, но…

— Тогда ты не знаешь, как поведешь себя, когда представится такой случай.

— Так и она не знает…

По безмолвному указанию Хабибы мастер Якс стоял в стороне, не вмешиваясь в устную перепалку. Он скрестил руки на груди, словно чтобы не дать воли кипевшим словам, но тут не выдержал:

— Каду, конечно же, права. По крайней мере, он не станет убивать на играх. Я в этом уверен.

— Мы не готовим здесь гладиаторов, Якс, как тебе должно быть известно. Нас интересует, сможет ли он убивать в честной битве, защитить себя или же спасти жизнь своего подопечного от нападения убийц.

Льешо опять хотел напомнить, чтобы они не разговаривали словно его вовсе здесь нет, но последние слова Хабибы лишили его каких бы то ни было аргументов. Убийства по политическим причинам?

— Не думаю, что он вообще сможет убивать, — продолжила свою оценку Каду. — Тем более для защиты собственной жизни, ему ведь внушили, что она и гроша не стоит. Разве только если надо будет спасти человека… но это его сломает.

— Вы не видели, как он орудует ножом, — отметил Якс. — Он хорошо знает, как обращаться с традиционным фибским лезвием; и я подозреваю, что и в семь лет это оружие смогло быть смертельным в его руках. Не уверен, что он ни разу не убивал в своей жизни, хотя на Жемчужном острове такого, конечно же, не случалось.

— Если ему это и доводилось, то память не сохранила о том ни малейшего воспоминания, — сообщила Каду. — Во время нашей схватки я не увидела ни следа осознания возможности собственноручно заколоть меня.

Без предупреждения мастер Якс достал из ножен за спиной фибское лезвие и бросил его, нацелившись прямо в сердце юноши. Инстинктивно Льешо повернулся боком и отступил с траектории приближающегося ножа. Тем же движением он поймал летящее оружие и послал его обратно. Якс был готов к такому выпаду, но все же острие поцарапало его бицепс и вонзилось в деревянную балку стены. Не увернись Якс, нож попал бы ему в грудь, туда же, куда метил он сам.

Он зажал пальцами ранку на правой руке:

— Его тренировал Ден, но юноша попал к нам уже с рядом смертельных приемов. Насколько мне известно, ножом он только и знает, как убивать .

В ужасе Льешо уставился на кровь, капающую с плеча учителя. Ни разу за все время занятий у Дена он не ранил лезвием человека. Он чувствовал себя в такой безопасности на тренировках, что и не воспринимал их как упражнения с оружием, а обращался с ножом в фигурах чисто для молитвы, доводя навыки до совершенства. Убийства были частью гладиаторского искусства, что Льешо не принял во внимание, когда выбирал путь к свободе. Из-за такого недосмотра мастер Якс мог поплатиться жизнью. Разум юноши отказывался воспринимать очевидный факт, что брошенный учителем нож мог убить его самого. Якс оценил всю опасность своего поступка, тем не менее доверил свою жизнь юноше. И Льешо чуть ли не забрал ее.

— Мне очень жаль, — запинаясь, извинился он и прижал руку ко рту. — Меня сейчас стошнит.

— Ну уж нет! — Каду потащила его из кабинета надзирателя за угол дома, поросший всякой зеленью. — Вот теперь пожалуйста: тебя никто не увидит, к тому же ты будешь не первым, почтившим вниманием эти кусты. Хотя ты, безусловно, осквернишь этот дом. Понадобятся недели, чтобы вновь очистить его, а время стоит нам дорого.

Она разговаривала с ним как с равным, и Льешо дивился, как ему удалось вызвать ее уважение, несмотря на притворство. Он никогда не убивал, от самой мысли об этом его выворачивало в кустах, как младенца. Каду же присела рядом и трясла за руку, чтобы привлечь его внимание.

— Тут нечего стыдится. — Она кивнула головой в сторону зелени, которую он облагородил. — Я никогда не стала бы сражаться с человеком, который, едва не убив друга, сохранил бы спокойствие.

Льешо понимал, что Каду пытается утешить его, однако ее слова возымели противоположный эффект. Мастер Якс был на волосок от смерти по его вине; только знание того, что юноша способен отреагировать смертельным контрприемом, спасло ему жизнь. Льешо затрясся. Зубы застучали от судорожных сокращений челюсти, отчего он даже прикусил кончик языка.

— Нeт! — произнес он, пытаясь ослабить дрожь, не отпуская живот, угрожавший очередным приступом. — Нет, нет, нет, нет, нет!

— Шок, — поставила диагноз Каду и помогла ему подняться.

Юноше удалось последовать за ней, переставляя ноги, которых он не чувствовал. Она подвела его к двери кабинета, но не зашла внутрь.

— Ему нужно теплое питье и десять часов сна, — сообщила она мужчинам.

— Отведи его и посели, — ответил Хабиба. — Я как-нибудь объясню его отсутствие на официальной аудиенции у правителя.

Мастер Якс ничего не сказал, лишь опустил глаза, встретив взгляд Льешо. Он не успел скрыть чувства, и Льешо поймал сожаление, но не извинение в душе учителя. Откуда-то, из далеких осколков прошлого, выплыла фраза фибской мудрости: «Ты не можешь развить самопознание. Ты способен лишь предоставить ищущему возможность понять себя». Был ли поступок мастера Якса именно таким приемом? Учитель дал Льешо шанс осознать, что он убийца, воспитанный таковым с колыбели? Предатель друга? Ему не нужно такое знание, он отказывается принять его. Он не убивал и никогда не станет. Каду так считает, и отец согласен с ней. Только Якс заявил, что юноша способен вероломно забирать жизни людей. Только человек, который тренировал его, наблюдал за ним и знает его.

Будь пруд под мостом, который они пересекали, достаточно глубоким, юноша бросился бы вниз и утопился. Но вода была мелкой и заросшей камышом. Все, чего бы он добился, так это выставил себя на посмешище и испортил единственную одежду. Поэтому он молча следовал за Каду к низкому домику на коротких сваях, с зеленой загибающейся крышей и бумажными ставнями, открытыми тускнеющему свету. В доме была одна комната со скромным убранством: четыре низкие кровати, столько же стульев, маленький очаг для еды, остывший с обеда, и разного рода корзины с бельем и едой.

Когда Льешо вошел, два стула было занято. Сидевшие на них люди оторвались от бодрого спора по поводу штопки и наперебой закричали от радости:

— Льешо!

Сначала подбежала Льинг и обняла его, затем сморщила нос:

— Тебе надо помыться.

За ней вскочил Хмиши:

— На кухне говорят, что с трезубцем ты превзошел сегодня Каду, — сообщил он, и Каду шлепнула его по голове.

— Это потому, что я ему позволила, — заявила она со смешком.

Вовсе не так, — наконец улыбнулся Льешо, — я научил ее паре своих приемов, и мы сошлись на ничьей.

— Да, вообще-то он победил, — возразила Каду. — Но эта победа не должна особо впечатлять вас. Просто случайная удача.

Льешо понимал, что она дразнит его, хочет, чтобы его друзья знали, что он хорошо выступил на арене. Однако юноша устал, чтобы отвечать на подшучивания. Его мысли то и дело переключались на события в кабинете надзирателя.

— Мне нужно лечь, — сказал он. — Какая из кроватей свободна?

— Вон та твоя, — ответила Каду, указав на самую дальнюю от двери.

Юноша кивнул и доковылял до нее, развязал пояс и снял через голову кожаную тунику. Поскольку он не знал, куда деть одежду, положил ее на край кровати и опустился сам, мгновенно погрузившись в темноту, гуще, чем заболонь.

Когда он проснулся, воздух казался сладким. Утро пробиралось сквозь ветви плакучей ивы, колышущиеся на ветерке за окном. В самой атмосфере витало обновление. Пахло мылом: кто-то вымыл его во время сна и покрыл мягким одеялом. Юноша услышал шарканье сандалий, звон глиняной посуды, льющуюся воду и затем уловил пахучие пары чая, поднимающиеся вверх в лучах солнца. Он поднялся на локтях и увидел Льинг, сидящую на корточках рядом с кроватью.

— Он проснулся, — крикнула она товарищу, и когда Льешо простонал «чаю, пожалуйста», девушка улыбнулась и прибавила: — Он живой.

— Мы думали, проснешься ли ты вообще когда-нибудь?

Хмиши протянул ему чашку горячего чая, пришлось помочь, чтобы трясущиеся пальцы Льешо не опрокинули содержимое. Он подождал, пока друг допьет, и с улыбкой облегчения ответил на безмолвный вопрос:

— Ты проспал следующий день и еще одну ночь, не проснулся, даже когда Хабиба мыл тебя. Он здешний лекарь, равно как и надзиратель. Он велел нам не беспокоить тебя, сказал, что тебе нужно время поправиться, хотя мы с Льинг не заметили, чтобы с тобой что-то было не так, по крайней мере, внешне.

— Я решила, что, видимо, болезнь скрыта внутри, — отметила Льинг, — нужен лекарь, чтобы разглядеть ее, так как рана глубока и спрятана за тканью. Хабиба раз десять заходил проведать тебя, и его дочь Каду не меньше.

Голос Льинг словно вытравил имя соперницы в кислоте.

Хмиши прервал ее взглядом, и Льешо подумал, не приказали ли им не беспокоить больного.

— Человек, который назвался Яксом, долго сидел здесь, наблюдая за тобой из угла комнаты. Он почти не шевелился и не говорил, но пробыл весь день и полночи, потом ушел.

— Я думала, он останется до последнего, — добавила Льинг, — но мы дали ему понять, что наблюдаем за ним не менее тщательно, чем он за тобой. Когда взошел месяц, он как-то смешно вздохнул…

— Он смеялся над нами! — прервал ее Хмиши, вспомнив свое негодование.

— И посоветовал нам поспать. Затем ушел, — закончила Льинг, зевая.

— Думаю, он удалился ненадолго, — сделал вывод Хмиши. — Если хочешь одеться до его прихода, сходи в надворное строение.

— Расскажи нам, кто он.

— Я помогу тебе встать.

Льешо понял, что он голый, и вздрогнул, когда Хмиши собрался стянуть одеяло.

— Льинг, я, пожалуй, съел бы свежую булочку из кухни, — слабо улыбнулся юноша, и девушка прыжком встала еще до того, как он закончил фразу.

— Я оставлю вас вдвоем ради приличий, — согласилась она. Льешо знал, что от нее смущения не скроешь. — Но сначала я хочу знать, будут ли у нас проблемы с этим человеком, Яксом.

— Он мой учитель.

Льинг устроил ответ, хотя Льешо понимал, как мало отношения имеет его объяснение к поставленному вопросу. У Якса свои виды на юношу, как, по всей видимости, и у супруги правителя, и у колдуна. Насколько тесно их замыслы переплетутся с его планом, завещанным духом министра отца, он пока не знал.

— Сначала оденься. — Хмиши вернул его к реальности, достав пару широких штанов. — Здесь у каждого есть запасное белье. Это мои, можешь их позаимствовать, пока для тебя не подберут новые. А рубашка принадлежит Льинг. Мы думали, она будет впору, но твои плечи выросли. Кажется, придется остановиться на штанах.

Льешо надел их.

— Надворное строение? — напомнил он, и Хмиши показал ему путь.

Когда юноша вернулся, мастер Якс уже ожидал его, а с ним и Хабиба.

— Ты выглядишь лучше, — улыбнулся ему надзиратель, и Льешо задумался, лучше чего он выглядит.

Юноша не был ранен или болен. Но вдруг он почувствовал, что напряжение между лопатками ушло, и хмурый лоб разгладился. Ему действительно стало хорошо, хотя он и не понял, каким образом произошло расслабление всех мышц тела. Он вздохнул свободней, несмотря на серебряную цепочку правителя вокруг шеи.

— Вчера был праздничный день, — продолжил Хабиба, — ты пропустил его. Ее светлость велела передать, что она дарует тебе этот день для отдыха, чтобы ты полностью восстановил силы. Используй его по назначению, — улыбнулся колдун. — И передай слова ее светлости своей подруге Льинг, когда она подойдет.

Надзиратель вышел, поклонившись Льешо, отчего Якс неодобрительно нахмурился, на лице появилось обиженное выражение. Хмиши с изумлением обратился к юноше:

— Ничего не понимаю.

Льешо пожал плечами, не желая доверять свои секреты стенам и воздуху.

Мастер Якс проследил, как удалился целитель, и перешел к делу:

— Здесь, в садах ее светлости, ты в безопасности, насколько это вообще возможно в провинции Фаршо, но скоро нигде не будет спокойно. Обучись в оставшееся время чему сможешь, но если тебе предоставят выбор, то лекарскому делу.

— Скажи это Каду, — прервал Хмиши.

Тут вошла сама дочь колдуна вместе с Льинг и обезьянкой с мягкой коричневой шерсткой. На животном была тренировочная рубашка, подвязанная бойцовым поясом, а на голове — шляпа. Она схватила пальцами подбородок девушки, длинный гибкий хвост кольцом лежал на ее плече.

— Нет необходимости говорить это мне, — уловила она тему, — Хабиба уже все сообщил.

Обезьяна взвизгнула и запрыгала. Мастер Якс строго посмотрел на Каду, не обращая внимания на обезьяну.

— Хоть это-то тебя остановит? — спросил он, но Каду рассмеялась.

— Нет, я буду давить на него, пока он не позовет дядю или не начнет сопротивляться. У меня работа такая. Кстати, я поймала шпиона.

Каду подтащила Льинг, обезьяна опять заверещала и полезла к ее волосам.

— Я не шпион! — Льинг вывернула руку из хватки Каду и с особым отвращением отпрянула от обезьяны. — Я просто наблюдала, и не ты меня поймала, а это ужасное животное.

— Наблюдатель из тебя не лучше, чем шпион. Дать себя найти Маленькому Братцу! — стала дразниться Каду.

— Если б ты хотела причинить Льешо вред, я б удушила тебя голыми руками, и твою глупую обезьяну тоже.

Обезьяна словно поняла, о чем речь, потому что вновь завизжала на нее и запрыгала на плече Каду в порыве возбуждения. Льешо решил, что Маленькому Братцу не уйти от гнева Льинг.

Дочь колдуна внимательно посмотрела на нее и улыбнулась:

— Вот эта способна на убийство.

— Убийство, — прошептал Хмиши.

Каду с презрением подняла бровь:

— И его превосходительство потратил на него деньги, лучше б оставил Ю.

— Только не в том случае, если вы что-то хотите от меня, — предупредила Льинг и подскочила к Хмиши.

Льешо не понимал, о чем спор, но четко знал, на чьей он стороне.

— И от меня, — заявил он и встал по другую руку Хмиши. — Мы команда.

Кипя от раздражения, Каду посмотрела на мастера Якса в надежде на поддержку, но тот пожал плечами:

— Как говорится, ловец жемчуга по крайней мере на один шаг стоит выше обезьяны.

Улыбка пыталась пробиться сквозь его крепко сжатые губы, и Якс не стал прятать ее. Кивнув товарищам Льешо добродушный взгляд, он вышел из низкого дома, пригнув голову, оставляя Каду с обезьяной испепелять взглядом Хмиши.

— Сделаешь что не так, — пригрозила она, — я скормлю тебя на блюдце людям господина Ю.

Обезьяна выразила свое призрение, спрыгнув с плеча Каду и юркнув в окно. Успокоившись, что последнее слово за ней дочь лекаря удалилась вслед за мастером Яксом.

К удивлению юноши, Хмиши первым пришел в себя и спросил:

— Во что ты нас впутал, Льешо?

Теперь оба смотрели на него. Юноша подумал, не сказать ли им правду: кто он, что о нем думает мастер Якс и даже про клятву, данную им духу Льека в тот ужасный час в Жемчужном заливе. Но в голове еще оставалось много вопросов: почему он попал сюда, что именно знают окружающие, имеющие на него свои планы. Поэтому он бросился на кровать, сел, скрестив ноги, опираясь локтями о колени, и пожал плечами:

— Не имею ни малейшего представления.

— Ну, здорово.

Хмиши уселся рядом, обхватив руками лоб. Льинг присоединилась к ним, и они стали походить на трех обезьянок, сидящих в ряд.

— Но если тебе нужно кого-нибудь убить, то я, видимо, для тебя находка.

Друзья фыркнули в негодовании, но не нашли, что сказать.

 

ГЛАВА 13

Когда друзья остались втроем в преддверии выходного дня, Хмиши повернулся к Льешо с широкой улыбкой.

— Ну что, прогуляемся? — спросил он. — Нас защитит Льинг, если на кухне встретятся убийцы-наемники.

Льинг задрала нос с важным видом и последовала за друзьями. Они прошлись по мощенной каменными плитами дороге, вившейся среди папоротника и бамбукового кустарника, вдоль одного из узких каналов, исполосовавших весь лагерь. Сначала Льешо отвели на кухню. Там какой-то тощий тиран палочкой давал указания поварам с точностью военачальника. Друзья-фибы совершили налет на его кладовую за булочками с корицей. Наемных убийц там не оказалось, зато Льешо был под впечатлением от самой личности шеф-повара.

Перекидывая горячие булочки из руки в руку, чтобы не обжечься, Хмиши и Льинг показали Льешо тренировочную арену — маленький островок, окруженный восхитительным прудом с цветками лилий и лотосов. Попасть туда можно было по одному из пешеходных мостиков. Гвардейцы правителя тренировались с копьями. Льешо узнал фигуры, и его мускулы стали синхронно напрягаться в такт сыпавшимся от бойцов ругательствам и проклятиям.

— А вот этот выпад нас учили делать по-другому, — прокомментировал Льешо движение одного из гвардейцев, — хотя я лучше разбираюсь в бою с трезубцем, чем с копьем.

Хмиши фыркнул так, что изо рта полетели брызги липкой булки:

— Каду говорит, что я лучше владею граблями и мотыгой, но пытается обучить меня трезубцу и копью. А вот Льинг стоит опасаться. Она бьется как дьявол.

— Только в сравнении с тобой, — парировала девушка. Затем обратилась к Льешо: — Что это за ощущение драться на настоящей арене?

— Скоро ты и сама узнаешь.

Льешо пытался выглядеть уверенней, хотя не был высокого мнения о своей показательной схватке.

— Нет, не узнаю, — сказала Льинг. — На арену выходят только рабы. Поскольку правитель не держит рабов, то и гладиаторов на арену не поставляет.

— Но я же дрался с Каду на соревновании, — напомнил им Льешо, слизывая с пальцев остатки корицы.

Хмиши пожал плечами:

— То было показательное выступление. Настанет момент, когда она испытает и нас. Я не думаю, что именно проверкой в бою, иначе меня бы здесь не было. Она колдунья, как и ее отец.

Льешо и сам это знал, а сомневался лишь насчет добрых намерений ее светлости. Он приподнял серебряную цепочку на шее:

— А это зачем?

Хмиши пожал плечами, хотя и понял вопрос: на его шее висела такая же цепочка, как, впрочем, и на Льинг.

— Цепочка как-то связана с законом о том, что нам нужен опекун или хозяин, пока мы не достигнем совершеннолетия.

— Когда нас сюда привели, по этому поводу был большой спор, — добавила Льинг, пытаясь поймать ускользнувшую изюминку из булки. — Ее светлость требовала документ об усыновлении или опекунстве на несколько лет. Правитель, конечно, и слышать об этом не хотел. Он сказал что-то насчет недоделанных фермеров и грязных бродяг из Фибии, которые могут запятнать честь его дома. Хабиба был на стороне правителя, ее светлость, кстати, часто прислушивается к его советам.

— Он колдун правителя, — напомнил Льешо. Хабиба не казался таким уж страшным, если б не данная ему сила. — Даже супруга правителя, должно быть, боится, что он воспользуется магией в случае несовпадения мнений.

Юноша не был в этом до конца уверен. Та манера, с которой держала себя женщина, испытавшая его в оружейной, подсказывала, что она не отступит даже перед колдуном. Льинг словно прочла его мысли.

— Я думаю, что на самом деле он колдун ее светлости, — сказала девушка. — Она не боится его, это точно.

Немного подумав, Льинг продолжила мысль:

— Она, видимо, понимает, что рабство на Фаршо — слабость с политической точки зрения. Оно делает ее мужа уязвимым. Хабиба тоже не поддерживает рабство, хотя на словах говорит совсем другое. Между ними происходят дела посерьезнее, чем философские разногласия.

Хмиши смиренно кивнул в знак согласия. Они не знали, что такое месяцы, проведенные в мастерской Марко, или ночь в постели господина Чин-ши, борющегося с уничтожающим Жемчужный остров Кровавым Приливом. Их не испытывал леденящий взгляд ее светлости, они не видели, как Хабиба убил хорошего человека со скорбью в глазах, но без промедления.

— Ее светлость ведет более сложную игру, чем мы можем догадываться, — сказал Льешо друзьям, не зная, вызовет ли этим досаду или поможет им осознать правду. — И Фаршо в ее планах занимает не самое важное место. Я не понимаю, почему мы все же заботим ее и отчего остаемся рабами, если уж наша свобода так ценна, чтобы взять трех почти никчемных ловцов жемчуга под опеку самого правителя.

— Мы рабы лишь формально, — возразил Хмиши. — Его превосходство показал нам подписанные бумаги, заверенные датой, когда нам исполнится семнадцать.

Льешо мог бы возразить, что правитель имеет право порвать их в любой момент. Что бы ни замышляла ее светлость со своим колдуном, он до сих пор жив, что превосходило все его ожидания.

Марко сжег бы Кван-ти на костре на Жемчужном острове с одобрения господина Чин-ши. Теперь же сам хозяин мертв, а Кван-ти исчезла, испарилась, что дано лишь богам. Имей Льешо право, он взял бы колдуна в плен и расспросил обо всем. Хотя что бы это изменило? Серебряные цепочки правителя все равно отягощали бы их шеи, а ее светлость строила свои козни.

— Что бы нас ни ожидало в семнадцать, на данный момент мы рабы, — разъяснил положение дел Льешо. — Они могут использовать нас и даже выставить на арену.

— Только не на арену, — настаивала на своем Льинг. — Каду готовит из нас солдат. Я слышала, как она разговаривала с отцом, когда тебя привели. Правитель выкупил и освободил мастера Якса, чтобы тот подписал контракт о нашем обучении. У Каду нет времени тренировать новичков, она обучает караульных.

Льинг не стала рассказывать, откуда ей это известно, и Льешо решил не спрашивать. Она показала на бойцов, которые разбились на пары и бились на мечах. Некоторые из них, как заметил юноша, были женщинами, но старше его самого. Их оружие загибалось иначе, чем то, к которому привык Льешо. В левой руке они держали по круглому щиту. Выпады и движения были те же, разве что по-другому комбинировались.

Полный любопытства, он поднялся на ноги и юркнул на узкий мостик, обвивающий поле тренировки по периметру. Льешо добрался до цели — подставки с мечами и щитами и небольшим набором ножей. Он подобрал себе парочку и прошелся по основным движениям. Юноша так увлекся, что не заметил, как его обступили опытные гвардейцы. Вскоре на тренировочной арене был слышен только свист оружия, мелькавшего в неистовом танце: удар, защита, сверху вниз, сбоку, снизу вверх.

Он закончил упражнение, застыв на пальцах правой ноги, левая согнута, как у журавля перед полетом, меч — высоко над головой, направленный вниз для удара, а нож, сверкнув в круговом взмахе, остановился, защищая область живота. Льешо замер в апогее приема. Вскоре он заметил тишину вокруг. Полгода назад внезапное осознание, что за ним пристально наблюдает большое количество людей, неимоверно смутило бы юношу, и он убежал бы в какое-нибудь укромное местечко. Или же напустил бы на себя самодовольный вид, наклонив голову и устремив холодный взор вдаль: он нередко делал так в семилетнем возрасте. Шесть месяцев тренировки с Яксом и мастером Деном привили ему новые инстинкты: Льешо осмотрелся вокруг с суровым вызовом истинного воина.

Сначала показалось, что вызов никто не принял, и юноша расслабился. Вдруг сама Каду предстала перед ним, с мечом и ножом, как и Льешо, и с таким же выражением лица. Юноша поменял позу, изогнув позвоночник таким образом, чтобы его живот находился как можно дальше от правой руки девушки. Нож он держал горизонтально, словно забор между собой и противницей. Потом повернул запястье, развернул корпус боком, представляя наименьшую площадь для атаки. Лезвие по извилистой траектории настигло цель и остановилось под ее подбородком.

Каду уставилась на Льешо с широко раскрытыми глазами, правая рука разжалась сама по себе. Юноша кинул взгляд вниз, проследив, как выскользнул ее нож. Только когда девушка осталась безоружной, он убрал нож от ее горла. Внезапно Каду достала потайной нож и взмахнула им, но встретила отпор: Льешо тотчас отреагировал и, не задумываясь, мог бы откромсать ей руку, а затем перерезать глотку. Его остановил мастер Якс, резко схватив юношу за кисть.

— Льешо! — крикнул учитель, и парень услышал, что тишина сменилась низким гулом, увидел, что друзья уставились на него с открытыми ртами, а Якс смотрел ему прямо в глаза, словно пытаясь обуздать его. Тут он заметил, что до сих пор держит нож мертвой хваткой, и разжав кулак, ошеломленно вздохнул.

— Она хотела убить меня, — стал оправдываться юноша, борясь с подступающей тошнотой.

— Я проверяла тебя, — сказала Каду, потирал запястье.

Ее трясло не меньше, чем Льешо. Якс испепелил ее взглядом.

— Я же предупреждал тебя не испытывать его ножом, — напомнил Якс угрожающим тоном. — Он не может преодолеть рефлексы, прочно в нем закрепленные. В лучшем случае ты потеряла бы руку. Возможно, он и на этом бы не остановился.

Каду посмотрела на Льешо, борясь с адреналином в крови. Юноше было знакомо это состояние, оно охватило его самого.

— Что ты сделала со мной? — закричал он, пораженный своим поступком и напуганный возможными последствиями, о которых прямо заявил Якс. Мастер качал головой.

— Это не наших рук дело, — сказал он. — Мы не могли изменить навыки, привитые ему в прошлом, поэтому только оттачивали их. Твои схватки с ножом всегда будут заканчиваться смертельно. Мы лишь хотели научить тебя выходить из них победителем.

— И, кажется, вам это удалось, — сказала Каду более спокойным тоном, чем смог бы Льешо в подобной ситуации. — А меня вы так обучить сможете?

— Я не стал бы этого делать, — ответил Якс, — даже если бы мог. Твой отец убил бы меня, если б я попытался.

— Почему? — почти фыркнула Каду, наткнувшись на такую секретность.

Мастер Якс многозначительно улыбнулся и покачал головой.

— Спроси отца, — посоветовал он, неодобрительно взглянув на гвардейцев, замерших в разных боевых позах.

Каду покорно опустила глаза и поклонилась Льешо, следуя освященной веками традиции выражения уважения.

— Рядом с тобой учитель становится учеником.

Льешо кинул на мастера Якса взгляд, давший понять, что ему не уйти от вопросов. Но сначала надо было успокоить воинов, наблюдавших за схваткой, чтобы они потом не испугались тренироваться с ним в паре.

— Однако, — сказал юноша, — ученик владеет трезубцем и копьем не лучше, чем граблями и мотыгой.

Кто-то в толпе хихикнул, вспомнив оскорбление в адрес фибских ловцов жемчуга. Льешо с напускным шутовством улыбнулся и поклонился тренирующимся гвардейцам и их учителю. Когда он повернулся, мастер Якс уже исчез. Через узкую гладь воды Льинг и Хмиши наблюдали за ним с серьезными лицами. Льешо не посчитал нужным улыбнуться им, утешить их ему было нечем, а его тайны только еще больше напугали бы друзей. Поклонившись вновь, юноша удалился по пешеходному мостику к своим товарищам.

— Где здесь лечебная палата? — спросил он.

— Вон там.

Льинг показала на просторное здание с белыми занавесками на окнах. К нему вела дорога по еще одному маленькому мостику. Льешо подумал, что как бы красиво ни выглядели здешние пейзажи, ему скоро изрядно надоест вода, как неотъемлемая часть любого пути.

— Нам проводить тебя? — спросил Хмиши, встав рядом с Льинг и не скрывая нежелание следовать за юношей.

Было больно видеть, что старые друзья смотрят на него со страхом и непониманием. Однако Льешо не мог придумать, что сказать, чтобы вернуть все на свои места. Он покачал головой и выдавил из себя:

— Нет. Я просто хочу навестить товарища.

Они не спросили, кого именно и когда он успел с кем-то познакомиться в лагере правителя, если находится тут лишь два дня, да и те проспал. Юноша решил, что они просто боятся получить абсурдные ответы, поэтому молча проводил их взглядом и отправился в лечебницу.

Лечебница напомнила ему больницу брата: он почти почувствовал холодный воздух гор, щиплющий щеки, и вес большого веника в руках. Адар слишком уж буквально понимал служение своему народу. В Фаршо, конечно же, не было гор, и ветер дул теплый, полный цветочной пыльцы. Однако каждый уголок говорил о душевной заботе и старании целителей. Пол и стены были из светлого дерева, окна распахнуты для света и свежего воздуха. Терпкий запах лечебных трав и сладких успокоительных лекарств перемешался с парами кипяченого белья. Льешо показалось, что он встретит там самого брата за работой. От осознания невозможности увидеть Адара подступили слезы.

Просунув голову в открытое окно, юноша обнаружил Бикси, сидящего на кровати с обезьяной Каду, свернувшейся калачиком у его ног.

— Наконец-то ты появился! — сказал златовласый. — Я уж подумал, что ты умер.

— Нет, не умер, просто спал.

Льешо запрыгнул через окно, не утруждая себя поиском двери, и вмиг очутился у кровати Бикси, вздрогнувшего от вскочившей обезьяны, которая словно пружина взлетела вверх и теперь выкрикивала ругательства на своем языке с балки под крышей.

— Извини, — сказал Льешо.

— Да ничего, — ответил Бикси. — Тебе, однако, придется попросить прощения у Маленького Братца, если не хочешь, чтобы он по ночам бросался в тебя своими экскрементами через окно.

— Манеры прямо как у хозяйки.

Бикси схватился за повязку. Не дождавшись от Льешо вопроса, он пожал плечами и пожаловался, шмыгнув носом:

— У Хабибы есть девушка-подмастерье. Все ее лекарства пахнут цветами.

— Маловероятно, что она хочет отравить тебя. А это уже хорошо, — сказал Льешо, и Бикси рассмеялся.

— Ее лечение, конечно, не столь болезненно, как у Марко. Однако у нее ужасный характер. Я слышал, как она спорила с мастером Яксом. Он затих, словно ребенок, от ее острого языка. Как она закончила, тотчас ускользнул, посрамленный. Я не доверил бы ей твое лечение, что бы ни произошло.

Льешо понял намек, но не знал, что ответить:

— Я просто спал. За мою жизнь вовсе не надо было сражаться.

— Юная Малышка Феникс, как зовут ученицу Хабибы, сообщила, что над тобой в прошлом сильно издевались и тебе нужна забота. Якс сказал, что тебе не обойтись без своих фибских друзей, если ты хочешь вернуть душевное спокойствие. Мол, они должны быть рядом.

Бикси внимательно ждал, как отреагирует Льешо, но ответной реплики не последовало.

— Так где же они, твои фибские друзья?

— Рядом.

А, черт . Он держал себя в руках, не думал об этом, не позволял себе раскиснуть, но вдруг Льешо оказался не в силах подавить дрожь. Юноша крепко обвил руки вокруг живота и уставился в пустоту, борясь со слезами.

— Что он сделал с тобой?

Бикси, разумеется, имел в виду Марко и месяцы, проведенные в мастерской. Льешо покачал головой: слишком много откровений за один день. Он до сих пор не был уверен, враг перед ним или друг, и поверит ли он ему. В сравнении с последними событиями пребывание у надзирателя казалось ерундой…

Несмотря на стремление сохранить самообладание, Льешо заплакал. Слезы медленно струились по бронзовым щекам.

— Я боялся, что он не рассчитает дозу и убьет меня своими ядами. А если не убьет, то мне опять придется пройти через все это, опять будет выворачивать кишки, а он сделает запись, сколько времени мне понадобилось, чтобы выпрямиться из скрученной позы… Иногда он угрожал, что сожжет меня, если я не выдам ему целительницу Кван-ти. Я даже не знал, где она.

Льешо ни за что не передал бы Кван-ти в руки Марко. Никогда.

— Я подозреваю, — сказал он, прошлое словно прокручивалось перед его глазами, — что мастер Марко сам вызвал Кровавый Прилив для своих коварных целей. Может, это с самого начала была лишь игра, чтобы разорить господина Чинши. Кван-ти никогда не интересовала его, он только хотел перекинуть свои преступления на ее плечи.

— Я тоже побаивался его, — признался Бикси, пытаясь хоть как-то утешить юношу. Глаза его округлились от удивления: он и не думал, что Льешо пришлось так тяжко. — Мы не стали от этого слабее.

Воспоминание о распростертом в грязи арены господине Чин-ши, покончившим жизнь самоубийством, навело Льешо на размышления.

— Это делает нас умнее.

Тут со стороны окна, через которое пробрался юноша, послышался голос Якса, решившего наконец дать знать о своем присутствии.

— Думаю, ты прав, — сказал учитель, облокотившись о подоконник. — Бикси, наверно, опять рассказывал сказки.

— Половина лагеря говорит о твоих пререканиях с Maлышкой Феникс, — парировал Бикси. — Ты так громко орал. Удивительно, что этим криком ты не вывел Льешо из транса.

Яксу стало неловко:

— Транс — это тебе не шутка, так что не упоминай его, пожалуйста.

Бикси повесил голову, то ли послушно, то ли от негодования. Якс в примирение решил сообщить новость:

— Мастер Марко исчез.

— Он был шпионом господина Ю? — спросил Льешо.

— Ю, может, так и думает, — ответил Якс, — но сомневаюсь, что Марко считает себя чьим бы то ни было слугой. Госпожа Чин-ши тоже пропала. Вряд ли она в живых.

Льешо сделал вывод: госпожа была союзницей надзирателя в заговоре против мужа. Мастер Марко не собирался отвечать преданностью хозяйке, ставшей лишь неудобством и препятствием после исполнения задуманного.

— А вот и мой второй больной. Вы все же привели его ко мне, мастер Якс?

Маленькая загорелая женщина с прямыми темными волосами зашла в палату через дверь и цыкнула обезьяне, не умолкающей на высокой балке. На ней была простая накидка ученицы-целительницы, поэтому в представлении она не нуждалась. Все же Якс произнес:

— Это Малышка Феникс. Она помогает Хабибе в приготовлении лекарств в доме правителя.

— Я не причиню тебе вреда, — притронулась она к лицу Льешо и внимательно посмотрела ему в глаза. — Не слышала, чтоб господин Чин-ши пытал своих рабов, — прокомментировала Малышка Феникс, обращаясь к Яксу, явно желавшему уклониться от этой части разговора.

Далее она попросила, чтобы Льешо открыл рот и высунул язык.

Юноша стиснул зубы, вспомнив о черной жемчужине. Мастер Якс с неловкостью сказал:

— Его светлость, к сожалению, поздно понял, что пригревший у себя на груди такую змею, как мастер Марко, подвергает опасности все, что ему дорого.

Льешо навострил уши: Якс знал, какому мучению подвергся юноша при экспериментах надзирателя, хотя ранее об этом не упоминал.

— Если повезет, он запомнит этот урок и перенесет в свою следующую жизнь, что, надеюсь, ему пригодится. Где твой язычок, парнишка?

Она словно улыбалась им обоим, нетерпеливо постукивая ногой. Льешо высунул язык, сжимая зубы как можно сильней. Она воспользовалась небольшим отверстием, вставив деревянный клин и широко открыв ему рот.

— Большое счастье, что мозг и сердце на месте, да и вообще что он на ногах стоит. Судя по блеклому цвету неба, негодяй травил его ядами. — Она указала палочкой в рот Льешо, но убрала ее до того, как мастер Якс успел заглянуть. — У него есть собственная защита. Работа Дена?

Якс помотал головой.

— Тогда кто-то оказал ему хорошую услугу. Доверь он свою судьбу вам с Деном, давно был бы мертвым. Не знаю, о чем думал Марко, но этот парень выжил чудом.

Убрав палочку изо рта Льешо, она приподняла его подбородок, не стала задавать вопросов ни об умыслах надзирателя, ни о происхождении жемчужины между его зубов.

— Ему нужна диетическая еда, тепло и покой, и, может, специальный раствор, чтобы вывести яды из организма. Я хочу, чтоб он находился здесь, под моим присмотром, по крайней мере сегодня.

— Нет, я собираюсь домой.

Льешо даже перестал дышать, замолкнув от удивления. Произнося слово «домой», он не подумал ни о комнате, которую делил на данный момент с Льинг и Хмиши, ни о бараках Жемчужного острова, ни о гладиаторах или ныряльщиках. Ему виделась фибская высокая равнина: низкие деревья гнулись на холодном ветру, снег запорошил крыши разрозненных домов. Погрузившись в воспоминания, он словно выглянул с балкона на город и увидел Дворец Солнца и храмы богам разных вероисповеданий. Самый большой, построенный в честь Богини Луны и переданный его матери, королеве, светился на восходе, пробиравшемся по горным дорожкам на востоке.

Каким-то образом мастер Якс догадался, куда увел юношу его разум.

— По всей видимости, у Льешо свои планы, — сказал он с уверенностью.

— А как же Бикси? — спросил юноша.

— Этот уж точно никуда не пойдет, — настоятельно заявила Малышка Феникс. — Ему нужно менять бинты, раны сами по себе не залечатся.

— Мы не знаем, кому здесь можно довериться, — пожаловался Бикси, заметив, сколько внимания Якс уделяет Льешо. — Кто-то же должен стоять за спиной ловцов жемчуга для безопасности.

Итак, они друзья. Льешо теперь знает это наверняка. Он шутливо нахмурился и пошутил:

— Держись подальше от моей спины.

Юноша улыбнулся. С Бикси за плечом и с фибскими друзьями он сможет на время забыть о чувстве преследования враждебными силами.

— В армии правителя сражаются только девушки, — торжественно заявил он.

— Там нет юношей? — удивился Бикси, заметив, что даже мастер Якс кивает.

— Да, там тренируются девушки. И если хотите пройти обучение, сохранив все конечности, вам не стоит об этом забывать.

Маленькая Феникс сжалилась над Бикси:

— Конечно же, среди гвардейцев есть и мужчины, но тебе придется самому назначать свидания. — Она нежно потрепала его волосы. — Правила дома правителя запрещают опытным бойцам пользоваться новичками.

— Я разрешу Каду воспользоваться мной, если она того захочет, — заявил Льешо, чтобы учитель уловил его веселый настрой.

Бикси оставался полным сомнений. Якс, видимо, заметил его нерешимость.

— Я никогда не встречал, чтобы искреннее желание не воплотилось в жизнь, — сказал он, то ли подбадривая, то ли предупреждая.

Бикси уверенно кивнул.

— Ну хорошо. Я готов идти.

Малышка Феникс испепелила Якса взглядом, виня его в побеге своих подопечных.

— Это бессмысленно, напрягите мозги и сами поймете… Ладно, бери его с собой, если в том есть такая крайняя нужда, но приведи утром обратно, чтобы проверить раны. Хабиба головы нам снесет, если в лагере распространится инфекция.

— Безусловно.

Льешо понял, что легко отделался от нее, и поэтому низко поклонился. Даже мастер Якс уважительно кивнул головой.

Нога Бикси сгибалась с болью, и он опустил взгляд, достойно с ней борясь. Опираясь одной рукой о плечо Льешо, он медленно поковылял к домику новичков, который ему предстояло разделить с фибскими ловцами жемчуга, переименованными в гвардейцев правителя.

— Никогда не видел чего-либо подобного, — сказал Бикси восхищаясь водными садами.

Льешо ничего не ответил. Он подумал о садах своей матери: морозоустойчивые растения, бросавшие вызов зиме, и твердая почва, по которой струились ручьи лишь во время оттепели. Якс тоже молчал. Юноше было интересно, какие сады представлял себе учитель и скучал ли он по дому, где жил до рабства.

— Откуда вы? — спросил Льешо учителя, заполнив молчание и отбросив тем самым с полдюжины запретов: рабы не задают подобных вопросов.

Однако здесь ранее невероятные вещи звучали уместно.

— Я с Фаршо.

Бикси открыл рот от удивления, а Льешо спокойно встретил взгляд учителя и ничего более не спросил. К рабству приводило три пути: завоевания, тюрьмы и рождение в семье невольников. Бикси скорей всего принадлежал к последнему. Хотя он пытался улучшить свое положение посредством арены, но его действия не мотивировались тоской по прошлому. Раньше Льешо думал, что мастера Якса, как и его, захватили в плен во время рейда или сражения, но Фаршо был частью империи еще до рождения его прадедов. Оставалась тюрьма.

Тысячи законов могли привести к насильственному подписанию контракта или рабству, среди них предательство и государственная измена. Эти размышления не давали юноше покоя. Он посмотрел на шесть татуировок на руке мастера Якса — броские отметины на теле, предупреждающие любого незнакомца, что на его совести шесть политических убийств. Ее светлость не выразила неодобрения, упоминая об этом, опасные для общества преступники не попадали в рабство.

Что же произошло с мастером? Почему Льешо с первого взгляда понял, что ему можно доверять. Он хорошо узнал Якса, не по личному опыту и не благодаря его умениям мастерски сражаться, а скорей по его одежде и кольцам на плече Король Фибии поручил свою семью и народ людям типа него и потерял все, включая собственную жизнь. Мог ли Льешо поступить так же?

Якс молчал, вынуждая юношу самому задать вопрос. И он сделает это, но не сейчас. Сначала нужно узнать, что заду, мала супруга правителя и какое отношение она имеет к корыстолюбивому убийце-наемнику, ставшему тренером по бою с оружием. Зная это, может, будет легче спросить, хотя довериться, возможно, и трудней. Он решил выждать.

 

ГЛАВА 14

С прибытием Бикси и Льешо фибские друзья стали ворчать, хмуриться, будто чем-то недовольны. Юноша решил выйти из дома, прогуляться на ночь глядя, лишь бы избежать ссоры. Бикси, как обычно, хотел командовать на том основании, что он старше всех на год и выше ростом. Хмиши потакал Льинг. Та требовала, чтобы все замолчали и дали Льешо отдохнуть, но Бикси не собирался слушать девчонку, даже если она права. Льешо оставил их пререкаться, надеясь, что к его возвращению они придут к какому-то согласию. Прогуливаясь по мощенной каменными плитами дороге, ведущей к тренировочной арене, он слышал удаляющийся шум из дома товарищей. Кругом было пустынно и тихо: идеальное место для размышлений.

Схватка с Каду потрясла его. Если бы мастер Якс не вмешался, он бы искалечил ее или даже убил. Она тут была ни при чем, как и ее давшая прокол сноровка. Девушка думала, что они тренируются, и дралась не как в настоящей битве. Эта ошибка чуть ли не стоила ей жизни. До этого случая Льешо и не думал, насколько прочен его настрой на летальный исход, когда он берет в руки нож. Его не раз предупреждали не делать этого. К счастью, рядом всегда оказывались Ден и Якс. Они не позволяли ему одержать победу в тренировочном бою. В решающий момент учителя отбирали у него оружие, не дожидаясь, когда он причинит напарнику вред. Льешо не осознавал раньше, что если будет биться до конца, то результат окажется смертельным. Мастер Якс говорил, что ему приходилось убивать. Если это действительно так, то Льешо радовался, что не сохранил о том воспоминания.

В семилетнем возрасте у него не хватило бы сил проткнуть толстую одежду врага даже таким острым ножом, как фибский. Стул упал, и мальчик покатился с него с оружием в руке. Следуя инстинкту самосохранения, он направил вперед лезвие, вонзившееся гарну меж ребер. Тот человек умер, кровь пузырилась изо рта. Уже не спасешь ни Хри, ни отца, ни сестру. Может, и мать. В памяти все перемешалось, отчетливо предстал лишь Льек в заливе с просьбой найти братьев. Их, видимо, еще не поздно выручить.

Когда Якс сказал, что в прошлом он убивал, Льешо хотел опровергнуть это заявление, чтобы отгородиться от насилия и увечий, заполонивших его жизнь, включая Кровавый Прилив, яды мастера Марко и господина Чин-ши, обращавшегося с ним ласково, но ушедшего по собственному желанию на тот свет. Эти события напомнили об ощущении слизкой крови на ноже, пальцах, об огне гнева, воспламенившемся в его юном сердце. Будь он тогда старше, имей опыт боя настоящего воина, он неистово защищал бы дворец, косил бы гарнов, как пшеницу во время сбора урожая. Спустя все эти годы стремление прорваться в королевскую комнату и остановить бойню вернулось к юноше с такой силой, что он достал нож и неистово замахал им вокруг, представляя шеи врагов.

— Ого!

Льешо остановился, не узнав голоса, пока Каду не добавила:

— Это всего лишь я!

Юноша опустил руку с ножом, словно она была из камня.

— Извини, — сказал Льешо и поклонился. — Я думал, в этот час все сидят по домам.

— Если хочешь, я оставлю тебя одного.

Он покачал головой, и Каду прошла мимо него в центр пешеходного моста, ведущего на тренировочную площадку. Сев на деревянные дощечки, она свесила ноги, чуть ли не касаясь ими воды.

— Где твоя обезьянка?

Каду хихикнула.

— Если б Маленький Братец мог говорить, он сказал бы, что охраняет мои вещи. На самом деле он спит на балке, предается своим обезьяньим грезам.

Льешо подумал, что будет невежливым высказать облегчение по поводу отсутствия животного. Обезьяна не произвела пока на него положительного впечатления. Юноша опустился на мост рядом с Каду, но, увидев, как к ее пальцу подплыл карп, поджал ноги под себя.

— Мне запрещают кормить их, — сказала Каду, бросая крошки хлеба самой большой из рыб. Карп метнулся в сторону корма, как и его товарищи. Льешо молча взял предложенную ему буханку, отломил и отправил пару крошек в воду. Каду игриво упрекнула его: — Тот карп разжиреет, если будешь продолжать в том же духе. Он станет таким толстым, что мне придется вырыть ему новый пруд!

— Твой отец вряд ли поддержал бы эту идею! — фыркнул Льешо.

— Я тоже, — призналась Каду. — Он чаще говорит:«Действия влекут за собой последствия, дочь моя. Реши, сможешь ли жить, сделав последний шаг, перед тем, как ступить первый». А правитель у нас прагматичный, его больше заботит рыба, чем философия.

— Но ты же с ним не согласна?

— Его превосходительство всегда прав. Старый карп все же растолстеет, и придется углублять и расширять пруд, чтобы держать его. — Она улыбнулась Льешо. — Это игра между ними: карпом и правителем. Я на стороне рыбы.

— Ты очень странная, — отметил юноша и кинул еще кусочек карпу, засвидетельствовав свою поддержку.

— Что поделаешь, я дочь колдуна правителя, — объяснила она, хотя Льешо об этом и не забывал. — Что ты делал здесь, когда я подошла?

— Уединялся от товарищей по комнате, — признался он. — Надеюсь, что к моему возвращению рев и битье себя в грудь закончатся. Они решат, кто победитель, кто проигравший, и я смогу уснуть в покое.

— Ты сейчас должен отдыхать, а не бегать от ссор. Если Феникс узнает, им не поздоровится.

— Но этого не случится. Она не узнает. Не так ли?

Каду внимательно посмотрела на Льешо и пожала плечами.

— Не от меня. Да я не об этом спрашивала. Что ты делал с ножом?

— Предавался воспоминаниям. — Юноша вытащил его из ножен и взвесил на левой ладони. — Мастер Якс был прав. Я убил гарна, расправившегося с моим охранником. Хри был очень похож на Якса. Внешне, орнаментом на защитных браслетах. Без татуировок, конечно.

— Мастер Якс опасный человек, — отметила Каду.

Убийства по политическим причинам. Знала ли она об этом?

— Таким был и Хри. Я не мог помочь ему, зато он выиграл для меня время, чтобы я успел сбежать. Он умер за меня. Мне было семь, — добавил Льешо. — Я не мог никого спасти, кроме себя самого. Они напали на отца, убили сестру и выкинули ее в кучу мусора. Остальных разлучили и распродали. Однако, — юноша поднял фибский нож, наблюдая, как месяц скользит по лезвию, — могло быть и хуже. Если супруга правителя сдержит слово, следующим летом я выйду отсюда свободным человеком, воином.

— Кто ты? — спросила Каду.

Льешо покраснел и опустил голову. Восемь лет он держал свои секреты в тайне, но с ней не мог оставаться настороже. Вот и выболтал слишком много; не ясно, как выпутываться после такого откровения.

— Никто, — сказал юноша.

— Не верю, — отмела она эту версию, скептически подняв бровь в ожидании более конкретного ответа.

Поздно. Как говаривал Льек, открывшийся рот можно закрыть, но вылетевшие слова не возьмешь обратно и не выкинешь из головы. Сказанное всегда влечет за собой последствия. У старого министра, казалось, было много общего с Хабибой, колдуном правителя: у обоих лучше получалось философствовать, чем давать практические советы. Например, что делать с симпатичной девушкой, которая могла бы одолеть тебя трезубцем и произносит слова так, словно лепестки роз падают к твоим ногам?

— В прошлом, может, я и был кем-то, — признался Льешо. — А сейчас лишь один из Рыцарей Богини.

Даже в Фаршо было известно об этих людях: священниках, кавалерах, в общем, сумасшедших — бродивших вдоль и поперек империй, совершая странные рыцарские поступки во имя Богини. Считалось грехом не накормить странствующего всадника, но приглашений ему никто не рассылал и все с облегчением вздыхали, когда он уходил своей дорогой. Каду рассмеялась, как и рассчитывал Льешо, но думать не перестала.

— Спаситель Фибии, — сказала она. — Так называет тебя отец. Мастер Якс советует ему не считать своих червей, а назвать их рыбами.

Льешо опустил голову. С того момента как переодетая крестьянкой жена правителя появилась в оружейной Жемчужного острова, его секреты стали принадлежать посторонним людям. Не всем, конечно.

— Возмездие, — заявил юноша, засунул нож обратно и уверенно посмотрел в ее любопытные глаза. — Никому не говори.

— Клянусь.

Она встала и так быстро ушла, что Льешо даже не заметил, в каком направлении. Вздохнув, он поплелся к домику новичков. К приходу юноши мир все же воцарился. Трое друзей ожидали его в тусклом свете печи.

— Мы разговаривали, — сообщил Бикси.

Льешо усмотрел, что под глазом Хмиши намечался синяк, все четче вырисовываясь с каждой минутой, а через бинты Бикси проступила кровь.

На Льинг не было внешних повреждений, но девушка смотрела на Хмиши решительным взглядом, гласившим, что она не собирается слушать несуразицу мужской половины их компании.

— Мы пришли к выводу, что ты единственное, что у нас есть общего, — сказала она не понравившимся Льешо тоном.

— Я не стану, — начал он, но тут в дверь просунула голову Каду.

Она юркнула внутрь с постельным бельем и маленьким узелком тряпья, издающим что-то вроде приглушенного звона колокольчиков.

— Кто это? — спросил Бикси. Льинг и Хмиши обменялись полными ужаса взглядами, будто их никто в комнате не видит.

— Я Каду, — представилась она, развязывая узел. Она вынула оттуда набор колокольчиков и повесила их на открытое окно. — Решила перебраться к вам.

Ветерок качнул связку, на что она одобрительно кивнула перед тем как расстелить свое белье на полу около двери.

— Предлагаю всем поспать. Утро будет тяжелым для малышей.

Она улыбнулась фибам, обнажив чуть ли не все зубы, но никто не шевельнулся. Они лишь взглянули на Льешо, который в ответ недовольно уставился на них.

— Я устал, — наконец сказал он и свалился на кровать, все больше злясь.

Он этого не просил, он этого не хотел, он не знал, почему с ним это происходит. Однако не собирался позволить подобным мыслям помешать ему заснуть. Он закрыл глаза с твердой решимостью. В итоге Льешо единственный остался бодрствовать, несмотря на желание отдохнуть. Угольки в печке давно превратились в серую золу, когда его тело послушалось командам мозга. Юноша заснул под умиротворенный перезвон колокольчиков, колышущихся от ветра в ночи.

Льешо спал неспокойно, преследуемый духами гарнов, чьи тени скользили по коридорам Дворца Солнца волосами, собранными в хвосты. Во сне юноша с окровавленными руками ходил по тем же комнатам в поисках воды. На каждом шагу он наталкивался на трупы знакомых или любимых людей: отца, мастера Дена, стражника Хри, братьев, — и вставал на колени, пытаясь отмыть пальцы, перепачканные их кровью; получался бесконечный ритуал. Льешо не знал, смывал ли он свои грехи или искупал вину как оставшийся в живых. Добравшись Восточных Врат, он увидел своих друзей: Льинг и Хмиши, Бикси и Каду. Все они были мертвы, раны подсыхали на суровом ветру. Супруга правителя склонилась над ними, в глазах ее горел страшный огонь.

Юноша издал стон и проснулся. Он оглядел товарищей, чтобы удостовериться, что они живы, и увидел их лежащих на своих кроватях в холодном утреннем свете.

— Ты выкрикивал что-то во сне, — сказала Каду. Маленький Братец нашел хозяйку и свернулся на ее руках, наблюдая за Льешо глубокими, темными, обвиняющими глазами.

Бикси проницательно смотрел на него:

— На каком это было языке?

— Не знаю, — ответил недовольно юноша. — Я ведь спал.

— Возвышенный фибский, — сообщила Льинг дрожащим голосом.

Хмиши к тому моменту уже пал на колени, касаясь лбом пола; тихие причитания срывались с его уст. Даже Каду поклонилась, а Бикси смотрел то на одного, то на другого с растущим гневом, всегда переполнявшим его от непонимания происходящего.

— Вы, должно быть, ошиблись, — возразил Льешо, однако фибы не подняли глаз.

Каду изогнула бровь, выражая недоверие. Юноша же говорил правду, насколько ему казалось.

Возвышенный фибский. Язык священников и закона. Язык его фибских богов и пророков. Никто не пользовался им в обычной речи, даже во дворце, хотя его друзьям вряд ли это известно. Льешо полностью забыл его за годы, проведенные на жемчужных плантациях. Льек, может, и продолжил бы обучать его на возвышенном фибском, несмотря на то что это было опасно при охотнике на ведьм. Почему же язык нашел выход из его подсознания? Единственный ответ, пришедший Льешо в голову, гласил, что боги недовольны им: он до сих пор не нашел братьев. Не было толку спрашивать, что он говорил: вряд ли кто в комнате понял смысл слов. Интересно как бы отреагировал правитель, если бы Льешо бежал из его владений. А вдруг его превосходительство или колдун умеют читать мысли? Льешо отбросил это предположение. Просто совпадение.

В дверях появился слуга и поклонился присутствующим.

— Его превосходительство желает видеть молодого джентльмена Льешо, — сказал он и терпеливо дождался, пока юноша высунет нос из-под одеяла.

— Я буду готов следовать за вами через десять минут, — уверил Льешо слугу.

Тот поклонился и вышел.

— Не знаю, что вы думаете, — сказал Льешо друзьям, которые до сих пор смотрели на него, будто он в любой момент может выпустить крылья и полететь, — но объяснений придется подождать.

Льешо схватил одежду и направился в надворное строение умыться. Может, он узнает что-нибудь на аудиенции у правителя, что прояснит, зачем он здесь и почему ему вдруг стали сниться сны на возвышенном фибском.

Когда Льешо прибыл в залу аудиенции, Каду уже была там. Она стояла рядом со стулом отца по левую руку от правителя. Мастер Якс расположился правее и был полон внимания, хотя и не принимал участия в разгоравшемся споре. Его превосходительство и супруга пересели с трона на стулья с прямыми спинками перед большим столом, на котором были развернуты карты. Правитель рассеянно поднял голову, когда объявили Льешо, и махнул рукой, чтобы юноша подошел и присоединился к изучению карты.

— Расскажи нам все, что тебе известно о гарнах, — неожиданно попросил он.

У Льешо челюсть отвисла.

— Мужлан, — тихо попрекнул себя юноша и выпрямил спину.

Затем украдкой взглянул на мастера Якса и почувствовал одобрение. Льешо воспользовался шансом проявить свою «королевскую» манеру держаться: распрямил плечи, выдвинул подбородок и растопырил пальцы на карте.

— Что именно вас интересует? — спросил Льешо и добавил, чтобы не выглядеть некомпетентным: — Я был довольно юн, когда произошло нашествие, поэтому не очень хорошо помню увиденное.

На это Хабиба произнес:

— Вспомнишь.

Юноша поймал его прямой взгляд и не смог отвести глаз. Наверно, подумал он, так бывает при встрече с коброй. Указав на карту, колдун словно отпустил его, и Льешо почувствовал, что снова может дышать.

Ее светлость вмешалась легким упреком Хабибе. Она одарила юношу улыбкой, которой он поверил даже меньше, чем выражению лица строгой судьи когда-то в оружейной.

— Начни с того, что знаешь, дитя.

Льешо глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, взял себя в руки и обратился к присутствующим:

— Они злые.

Юноша подумал о зле, с которым ему довелось с тех пор столкнуться: зле на невольничьем рынке, мелком зле Цу-тана, охотника на ведьм, зле загребущего ядовитого паука в лице надзирателя Марко — все они порождали одно и то же ощущение: словно пелена окутывала зрачки при одном взгляде на них.

— Они живут на равнинах, в шалашах и разводят лошадей. Они ненавидят города. Ненавидят красоту. Они меряются своим богатством: у кого больше добра, лошадей, на ком больше смертей. Когда гарны убивают, они срезают волосы жертв и завязывают их в хвост, который пришивают к военной одежде.

Мысли Льешо вышли за пределы залы правителя в Фаршо, он вновь очутился в коридорах Дворца Солнца, в котором раздавалось эхо криков ужаса и проникнутые жаждой власти вопли триумфа гарнов. Они ревели от радости и ликования, забирая очередную жизнь.

— Я видел, как грабитель убил служанку моей госпожи. Он отрезал ее косу, убранную украшениями из камней. Затем сел на трон… — Льешо запнулся, чуть не произнес: «на трон моего отца», но все же вовремя остановился. Присутствующим известно, что он жил во дворце, но, вероятно, они не знают, на чьей подушке лежала его голова. — И он сидел там, пришивая косу на грудь, а госпожа умирала у его ног.

Когда Льешо поднял глаза, правитель вздрогнул, а ее светлость встретила его опустошенный взгляд с холодным задумчивым видом, который был ему уже знаком. На этот раз ее выражение успокоило его: она не испугалась ужасов рассказа, а достойно приняла их и высоко оценила юношу, которому удалось пережить такое и спастись. Ее смелая реакция на смертельную битву напомнила юноше о Хри, стражнике, усадившем его за шторы с наказом сидеть тихо. Как ни странно, в один момент она даже стала чем-то похожа на Кван-ти. Однако целительница осталась в прошлом, как, впрочем, и все, служившие ему утешением в ссылке, ведь нынешние друзья отдалились вновь из-за чуждого языка, предательски прорвавшегося во сне.

Ее светлость догадалась о его потерях, судя по наклону головы, но она не испытывала к юноше жалости, и тот спокойно продолжил повествование:

— Они убивали всякого, пытавшегося оказать сопротивление, а после себя оставили лишь голые, ободранные стены в грязи. Затем собрали всех оставшихся. Младенцев и глубоких стариков, которые не могли самостоятельно дойти до рынка, они убили на площади и свалили тела в кучу, словно мусор. А нас согнали в стадо, как лошадей, и повели на продажу.

Хабиба вскользь задал вопрос:

— Я думал, у фибов не было невольничьих рынков.

— Фибы были свободным народом, — кивнул Льешо, — они правили от имени богов земли и богини небес. Мы пешком дошли до Шана.

— Но это невозможно, — фыркнула Каду, — Шан за тысячу ли от Фибии. Ни один ребенок не способен столько пройти.

— Не совсем так. — Хабиба оперся локтями на край карты, закрыв лицо руками, словно чтобы скрыть свое выражение. — Большинство фибских рабов захватывают в провинции и привозят на рынок на телегах или по реке. Для гарнов они являются ценной собственностью и поэтому получают необходимую заботу, чтобы принести прибыль. Однако в тот раз им было безразлично, выживут ли пленники из священного города. Долгий Путь служил своего рода устрашением тем, кто решится восстать против них.

— Нас было десять тысяч, когда мы вышли из Кунгола, священного города, — продолжил Льешо, — а когда добрались до рынка в Шане, осталось меньше одной. Гарны сочли половину людей негодными для продажи и перерезали им горло. Лишь малой части была сохранена жизнь. Они разбросаны сейчас по всей империи.

— Но ты выжил, — направил разговор в иное русло Хабиба, хоть ему и не удалось поймать взгляд Льешо.

— Да, я выжил.

Юноша высоко держал подбородок, как истинный принц Фибии, несмотря на трепет в сердце от невыносимых воспоминаний. Льешо не собирался рассказывать, как ему удалось выбраться из кошмара невредимым. Они и сами догадаются или уже догадались: правитель смотрел в сторону, а мастер Якс полностью ушел в себя. Каду не могла оторвать от него недоверчивый взгляд. Только ее светлость не дрогнула, она прямо взирала юноше в глаза. Льешо словно проваливался в ее очи, плывя в глубине, сравнимой по темноте и бездонности лишь с морем. Она не спросила, а юноша не упомянул, что он выжил за счет других: ел их пищу (его собственного рациона не хватило бы на пропитание и блохе), его переносили на руках, когда охранники отвлекались на других людей в процессии умирающих фибов. Спасение было не его заслугой: за жизнь Льешо заплатил его народ.

Жена правителя не винила юношу, хотя в ее глазах словно отражались все души, отданные за него.

— Если хочешь стать генералом, — сказала она Каду, но Льешо почувствовал, что совет не лишен смысла и для него, — запомни этот урок. Когда все потеряно, вплоть до последней капли надежды в душе, хороший правитель пожертвует жизнью ради своего народа. Он продолжит бороться, чтобы сберечь их от отчаяния, чтобы даровать веру.

Льешо не считал себя достойным похвалы, ему просто не дали умереть. Ее светлость положила руку на плечо мужа.

— Хорошо, — он смахнул с лица слезу, — на сегодня достаточно. Можешь идти.

Льешо глубоко поклонился и собирался удалиться, но ее светлость задержала его.

— Подойди во время обеда в рощу, — сказала она. — Ты будешь обучаться искусству стрельбы из лука.

Льешо не понял, явиться ему до или после обеда. Уловив его замешательство, она улыбнулась и пояснила:

— Мы пообедаем персиками из фруктового сада.

Поклонившись еще раз, Льешо ушел.

 

ГЛАВА 15

В роще, где была назначена встреча с супругой правителя, пахло персиками и сливами, зреющими на вечернем солнце. Не имея ни лука, ни стрел, Льешо пришел с пустыми руками и стал ждать, рассматривая золотые блики солнечных лучей, отбрасываемые сквозь деревья на траву. Вскоре до него донесся перезвон колокольчиков, и госпожа появилась в роще. Ее сопровождали пятеро слуг: один шел впереди, возвещая мелодией колокольчиков о прибытии хозяйки, четверо — позади. Двое из них несли луки, ступая так же величественно, как и ее светлость, двое — расшитые колчаны, в каждом по двенадцать стрел. Госпожа опустила чашу на землю рядом с деревом и улыбнулась Льешо.

— Сегодня мы добудем себе ужин сами, — сказала она и жестом подозвала слуг. — Вместе с луком ты познаешь Путь Богини.

Льешо покраснел до кончиков ушей. Этот Путь священен для его народа и известен только служанкам богини и избранным принцам-консортам. Как представитель святой крови, Льешо принадлежал богине, которая могла принять или отвергнуть его услуги консорта в канун празднования его шестнадцатилетия. День приближался, а Льешо еще не заявил о своей возмужалости, не представил свою кандидатуру в супруги на небеса. Он даже не знал, как совершит обряд, когда подойдет время.

Юный принц не имел права познать раньше срока радость таинства богини, посягнуть на изучение ее Пути. К тому же Льешо немало удивило, что секреты его культуры дошли до Фаршо.

— Я не знал, что жители Фаршо поклоняются богине.

— Мой супруг, правитель, построил мне небольшую часовню на окраине сада. Он стремится удовлетворить любое мое желание, — произнесла ее светлость тоном, дававшим понять, что тяга к прекрасному входит в ее обязанности.

Ее объяснение еще больше запутало юношу. В голове не укладывалось, как она может передавать знание о священном Пути его народа столь же непринужденно, как на обычной гладиаторской тренировке. Поэтому дрожащим от негодования голосом Льешо возразил:

— Если вы действительно поклоняетесь богине, то должны знать, что предлагаете мне запретное занятие.

— Путь принадлежит всем верующим, — уверила она. — Не позволяй невежественным священникам, рвущимся к власти, вводить себя в заблуждение.

В ее взгляде было мягкое напоминание, что раб не имеет права оспаривать желания хозяина.

— Как вам будет угодно, — смиренно поклонился юноша, в душе извиняясь перед погибшими священниками Храма Луны и богиней, которой служит.

Ее светлость кивком головы приняла поклон и начала обучение.

— Лук схож с волей. Если человек несгибаем, никогда не уступает, то он остается один и не может слиться с природой. Могущественным он становится, лишь подчинив свою волю тетиве.

Она взяла в руки первый лук и вытащила из кармана накидки завиток скрученной тетивы.

— Выбирай лук, как если бы покупал боевого коня, — сказала она. — Он должен быть крепким и надежным и в то же время подчиняться твоей воле.

Госпожа показала юноше, как натягивать тетиву. Затем попросила его проделать то же самое.

— Человек должен превратиться в гибкую эластичную струну, укрощающую лук своей силой.

Льешо неумело выполнил задание. На голубом небе не сверкнула молния, которая должна была поразить его насмерть, поэтому юноша расслабился, вверяя свою душу воле богини, как лук доверял себя тетиве.

Затем ее светлость достала стрелу из колчана, протянутого внимательным слугой, и положила ее на ладонь.

— Наконечник, иначе говоря, острие стрелы, — начала она объяснение, указав грациозным жестом на заточенный камень, прикрепленный к древку с одной стороны, — должен быть острым. Его изготовление требует особого таланта. Можешь приспособиться делать наконечники сам, но лучше приобретать у мастера, чем пользоваться вторым сортом, даже собственной пробы. Настоящий лучник никогда не накладывает на свои стрелы заклинания: он доверяет хорошо выбитому камню, меткому глазу и сильной руке.

— Древко, — она провела пальцем по деревянной части стрелы, — должно быть строго прямым. Научись обтесывать его самостоятельно — только в этом случае можешь быть уверенным, что стрела будет следовать полету твоего сердца. Следи за настроем, который передаешь в его древесную плоть; твоя воля должна быть прямой и твердой, как и древко стрелы.

— Оперение, — она зажала стрелу меж двух пальцев и указала на перья, — уравновешивают и направляют ее полет. Изучи его язык: перья ястреба используются для войны, голубя — для мира. Лебединые же говорят о настоящей любви лучника.

Готовая стрела — как яйцо. При рождении птицы задается качество ее полета. Если не сформированы крылья, она не поднимется в воздух. Если ветер легко сбивает ее с пути она никогда не достигает места назначения. Слабый клюв не разобьет семя, и она умрет от голода. Поэтому ты должен убедиться, что каждая твоя стрела совершенна, как яйцо, и тогда ее полет будет естественен, как у птицы.

К счастью, госпожа не требовала от юноши мгновенно научиться изготавливать стрелы. Она перешла к следующей ступени. Вложив лук в правую, а стрелу в левую руку Льешо, она встала сзади и обвила его кисти пальцами, сжимая вместе с ним изогнутую ветвь.

— Ты можешь бороться с луком, — сказала она, — или стать им.

Ее светлость приставила стрелу к тетиве и натянула ее.

— Ты можешь просто пустить стрелу или выпустить вместе с ней сердце и стать ее полетом.

Льешо чувствовал, как ее улыбка бегло коснулась его уха, когда она выстрелила по дереву, под которым была поставлена чаша. В нее упал персик, сбитый стрелой.

— Попробуй ты.

Юноша взял стрелу, натянул ее и почувствовал, что весь его вес давит на тетиву. Она не поддавалась.

— Ты пытаешься вынудить лук, — указала на ошибку ее светлость. — Ты должен ласкать его, а не покорять. Стань луком и найди в своей воле желание прогнуться…

Госпожа не касалась Льешо, но ее голос словно нежно пробежал по его позвоночнику. Он глубоко вздохнул и впустил гладкий деревянный лук и тугую тетиву себе в душу. Как ива , подумал он, склоняется перед ураганом, готовясь слушаться ветра . С этой мыслью юноша натянул тетиву еще раз, стрела встала на одну линию с глазом. Мишень вошла в его сущность, стебелек спелого персика превратился в его нерв.

Лети , повелел Льешо, и его душа устремилась к цели, смело пронзила пространство и зазвенела, коснувшись природной ткани, затем достигла вершины своей траектории и по плавной кривой опустилась на землю.

Когда Льешо пришел в себя, в чаше лежал второй персик, супруга правителя остановила на нем строгий, но одобрительный взгляд.

— Можешь сказать, куда опустилась стрела? — поинтересовалась она.

Юноша кивнул и закрыл глаза.

— Вон туда.

Льешо указал на место, где стрела погрузилась в землю: наконечник полностью скрылся в почве, оперение торчало, словно флаг.

— Повторим? — спросила ее светлость.

Юноша кивнул, слова не хотели строиться в предложение, ведь он жил жизнью грациозной деревянной дуги и дразнящей натянутой тетивы. Осторожно он приставил стрелу и оглядел дерево. Затем закрыл глаза, пальцы сжимали древко, ставшее его сердцем, и пустился в полет. Тело оставалось в напряжении, пока персик не ударился о дно чаши. Госпожа улыбнулась.

— Завтра начнем с езды, — решила она.

Льешо не мог сказать ей, что никогда не взбирался на настоящего боевого коня, а лишь катался на капризном фибском пони, ненавидящем попону не меньше, чем мальчик свои покореженные наколенники.

Завтра он встанет на новый мост неизведанного — такая метафора пришла ему в голову благодаря несметным мостикам, разбросанным по всему владению правителя. Ее светлость подошла к персиковому дереву и опустилась на землю рядом с чашей.

— Расскажи мне о Жемчужном острове, — попросила она, протягивая Льешо фрукт.

Юноша сел рядом, скрестив перед собой ноги, собираясь отдаться воле чар, которые она, видимо, наложила на сад. Но тут ему вспомнилось холодное, строгое выражение, застывшее на ее лице, когда мастер Якс испытывал его в оружейной. Льешо взял персик, однако решил не забывать, что перед ним супруга правителя.

— Что именно вас интересует? — спросил Льешо, откусив сладкий спелый персик, пустивший по подбородку сок.

Пришлось наклонить голову и вытереться рукавом. Госпожа продолжила непринужденную беседу, словно не заметила липкий нектар на лице юноши.

— Расскажи о своей жизни. Как получилось, что ты стал тренироваться с гладиаторами?

Она не спросила о Фибии, за что Льешо был ей благодарен. Вопросы правителя сыпали соль на рану. Он не хотел вспоминать тело мертвого отца и истекающую кровью в куче отбросов сестру.

— Сам не знаю, — пожал плечами юноша, смутившись от вопроса не меньше, чем от заляпавшего его персика. — Сначала я жил в бараке с Льинг и Хмиши, и другими, работавшими на жемчужных плантациях. Мы с друзьями из разных частей Фибии, а общаться стали после борьбы за лидерство между мной и Хмиши.

— И кто в ней победил?

— Льинг, конечно, — рассмеялся Льешо. — Она умней нас обоих и отважно дерется. Победа была важна для нее: Льинг не сдалась бы, пока мы б не признали ее лидером.

— А она молодец, — сказала ее светлость с восхищением в голосе. — Что случилось с жемчужными плантациями?

Льешо пожал плечами, по телу побежали мурашки.

— Не знаю. Меня в то время там уже не было. Я переехал в лагерь гладиаторов. Когда ныряльщик слишком долго находится под водой, он начинает видеть странные вещи. Пережив такое единожды, он хочет вернуть видения снова и снова, пока не утонет…

— И у тебя были эти видения?

Льешо кивнул.

— Как следствие лишенного кислорода мозга? — спросила она, и юноша замер, боясь отвечать.

Госпожа сочтет его сумасшедшим или колдуном, если он скажет правду; а если соврет, она почувствует ложь. Здесь магия не была столь тяжким грехом, как на Жемчужном острове. Все же он не Хабиба и не желает, чтобы она получила представление о нем как о человеке со странностями. Ее светлость уважала его право на личные тайны, поэтому приняла молчание и вернулась к первоначальному вопросу:

— Но в лагерь гладиаторов должны были дойти слухи о жемчужных плантациях.

Она посмотрела Льешо в глаза, и ему вспомнилась фраза о перьях на стреле. Ее взгляд был схож с ястребиным. В какую же войну он ввязался?

— Да, — кивнул юноша. — Говорили, что господин Чин-ши боялся ведьм. Мастер Марко, надзиратель, убедил его, что наша целительница, Кван-ти, — ведьма. Она исчезла до того, как выдвинули обвинение. Вскоре начался Кровавый Прилив, убивший все живое в море. Мастер Марко заявил, что именно Кван-ти вызвала бедствие, чтобы отомстить господину Чин-ши за его подозрения.

— Так Кван-ти исчезла до Кровавого Прилива?

Льешо кивнул:

— Я никогда не видел, чтобы она совершила злой поступок. Не думаю, чтобы она была способна на коварство.

— Скорей всего ты прав. Но если не Кван-ти, то кто уничтожил залив смертоносным заклятием?

— А это обязательно должен быть человек? — удивился Льешо. — Вдруг это причуда самого моря?

— Нет, — нерешительно ответила она, и юноша задумался, не боится ли госпожа напугать его правдой. — Море живет по определенным законам, соответствующим его природе и временам года. Чтобы создать Кровавый Прилив, нужно изменить сущность моря — отравить его всепоглощающим ядом, что и произошло у Жемчужного острова. В чьих, ты думаешь, это интересах?

Льешо вспомнил опочивальню господина Чин-ши, требовательность, с которой он задавал вопросы, и сожаление от того, что юноша не смог на них ответить. Он просто заснул, а его светлость провел ночь в поисках противоядия. Чин-ши потерпел неудачу, потерял все и покончил жизнь самоубийством.

— Мне кажется, его светлость не исключал вероятности, что я колдун и Кван-ти обучила меня заклинаниям, поэтому в моих силах остановить Кровавый Прилив. Но это не так. Я ничего не мог сделать.

— Нет, мог, — возразила госпожа и притронулась к щеке Льешо. — Ты любимец богини. Жаль, что ты не обратился к ней с мольбой.

— Это невозможно, — закачал головой юноша. — Мой единственный дар — выживание; я выхожу невредимым из любого бедствия, но ничего не могу сделать, чтобы предотвратить его. Мне уже кажется, что я навлекаю несчастья. Не преднамеренно, конечно, они просто происходят.

— Выживание — лучший из талантов, мой мальчик. Если не Кван-ти, то кто погубил плантации Чин-ши?

В результате поиска причин прилива разорение господина предстало в ином свете. Ни море, ни прихоть природы не могли нанести подобный ущерб. Кван-ти, вероятно, пыталась остановить бедствие до последнего дня, пока ее пребывание на острове не стало опасным. Более не сдерживаемый ею яд мгновенно распространился. Уж Льешо-то знал толк в ядах.

— Мастер Марко, — наконец ответил юноша. — Его мастерская пропахла отравами и гнилью, и мертвыми существами.

Ему не хотелось вспоминать о надзирателе и комнате, где его приковывали к полу, да и о распростертом на песке арены господине Чин-ши.

— Думаю, его светлость сам был колдуном, — смело предположил Льешо, — но исцеления для жемчужных плантаций найти не смог.

— Не колдуном, — поправила она, — а алхимиком. Это почти то же самое. Кстати, это относится и к твоей Кван-ти.

Ее светлость поднялась и отдала чашу слуге, Льешо вскочил на ноги.

— Мастер Марко перешел к господину Ю, получившему большую часть собственности Чин-ши, — добавила она.

Все сходилось. Непонятным осталось только, почему ее светлость рассказала ему все это, и юноша не замедлил прямо задать вопрос.

— Тебе необходимо это знать, — ответила она, словно сообщив самую очевидную в мире вещь. — Надеюсь, мы не слишком припозднились.

Госпожа оставила его стоять с луком и колчаном стрел. Льешо смотрел ей вслед. Он не мог ни выкинуть из головы их разговор, ни избавиться от страха, охватившего ее в последний миг. Слишком припозднились для чего?

В следующие недели новички стали все вместе тренироваться бою с оружием и рукопашной. Стрельбе из лука их учила сама госпожа, и Льешо обнаружил, что у него превосходно получается. Совершенствуя сноровку, он заметил, что его мысли стали глубже и медленней, а реакция — молниеносной. Каду учила более резкой, быстрой рукопашной, чем мастер Ден. К тому же она включила в план фигуры, переходящие в смертельные удары на тот случай, если встретится крупный противник, нацеленный на убийство.

Мастер Якс взялся за руководство тренировками боя с оружием, но не по правилам арены, а по более мягким, достаточным для достижения хорошего результата при работе в парах и группах. Отдаление и проникновение — умения, не нужные гладиаторам, — были введены в занятия. Здесь шло обучение солдат, умеющих продвигаться на фронте впереди многочисленного войска, а также бегать и драться, отражая партизанские вылазки. Или становиться диверсантами, внедряясь в лагерь противника.

Казалось естественным, что новички должны тренироваться вместе. Вскоре они узнали сильные и слабые стороны друг друга, в центре интересов стоял Льешо. Каду присоединялась к ним, когда освобождалась от своих обязанностей по преподаванию. На занятиях мастера Якса она была и учеником, и учителем. Льешо стал уверенней руководить своей командой как мини-войском: посылал Бикси вперед одним взглядом, когда сила и напор могли заменить кровопролитие, давал волю Каду в тайных маневрах. Она умела бесшумно пробираться сквозь сухой тростник и довела до высокого уровня приемы боя. Льинг он попросил отговаривать остальных от опасных затей и применять силу, если слова не помогали.

Хмиши, как выяснилось, среди них самый лютый боец, хотя его свирепость проявлялась, только когда на карту была поставлена жизнь товарища. Во время же тренировок его движения отличались нерешительностью, постоянными извинениями и переживаниями по поводу боли, которую он причинял сопернику. Когда разозлившийся Якс выставлял его перед войском и приказывал биться или умереть Хмиши тушевался и бурчал что-то, молча снося смешки гвардейцев и ругань учителя. Когда его щеку довольно глубоко зацепил нож, он понял, что мастер Якс настроен серьезно. Это не игра в трезубцы с граблями в руках, и учитель скорей убьет его на месте, чем позволит оставаться бременем команды.

Каду позже высказала мнение, что Хмиши скорей согласился бы умереть в той нелепой схватке, чем ранить мастера Якса. Льешо наотрез отказался терять друга в подобной игре. Он не допустит, чтобы они стали врагами, а с другой стороны, знал, что никогда не сможет доверять учителю, если Хмиши погибнет от его руки. Поэтому он набросился на мастера, схватил его за руку с ножом и крикнул Хмиши, чтобы тот спасался бегством. Якс стряхнул с себя Льешо и повернулся к нему с полным ярости взглядом. Чуть ли не рыча, Хмиши неистово кинулся на него и едва не сбил с ног, поскольку учитель не успел перестроиться для защиты. Началась настоящая схватка между мастером Яксом, с его многолетним опытом и выдающейся ловкостью, и Хмиши, всей своей сущностью настроенным на убийство противника. Первый погиб бы, если бы трое гвардейцев не рискнули скрутить юношу, в то время как четвертый разоружил его.

— Мне плевать, кто ты, — выкрикнул Хмиши, вырываясь из державших его рук. — Тронешь его, я убью тебя. Где бы то ни было. В любое время. Я убью тебя.

Для Льешо время остановилось в леденящей агонии. Все замерло, кроме капель крови из пореза на лице Хмиши и более поверхностной раны под ухом мастера. Льешо мог пройти мимо них незамеченным, как призрак среди мертвых, пробуя их кровь и делая выбор, кто будет жить, а кто умрет. Ему самому хотелось тогда убить мастера Якса, но учитель смотрел на Хмиши с облегчением, словно снял напряжение, мешавшее ему несколько недель тренировок.

— Вы готовы, — сказал он. — Приведите себя в порядок и собирайтесь к походу. Все. Утром мы едем в провинцию Тысячи Озер.

Готовы. Завтра Льешо исполнится шестнадцать. В Фибии он сейчас проходил бы обряд очищения. Накануне дня рождения он молился бы, медитировал, постился, ел только фрукты в полном ладана Храме Луны. Братья рассказывали, что запах фруктов стоял всю длинную ночь, а их пустые желудки бурчали. Льешо слышал, как слуги смеялись над воровавшим сливы Адаром, который пробовал приношения после кануна шестнадцатилетия.

Шутки и церемония лежали лишь на поверхности обряда. Долгой ночью принц становился мужем богини во всех смыслах и получал из ее рук подарки жениху от вселявшегося в него духа. Эти дары приносили ему зоркость и владычество над живой природой. Если же богиня не примет его, то утром он оставит храм, став обыкновенным смертным.

Льешо не ожидал, что богиня выберет его в мужья, однако он не хотел входить в новую суровую жизнь неоперившимся мальчиком. Поэтому сегодня он соблюдет обряд приготовления к обеим дорогам: во взросление и в неизвестность. Юноша оставил друзей, направляющихся на кухню, выбрав одну из многочисленных тропинок лагеря. Он прошел по нескольким словно эфирным мостам в маленькую часовню в глубине садов ее светлости. Низко поклонившись богам храма, он вытащил фибский нож и положил его на алтарь. Край лезвия касался колен сидящей богини. С великим почтением, чтобы она приняла его несостоятельность, Льешо сел, приняв положение для медитации, и в одиночестве начал долгое наблюдение.

 

ГЛАВА 16

Когда спустилась темнота, сомнения Льешо расползлись о углам часовни, подсматривая за ним жаркими глазами. Священники умерли, не было никого, чтобы молитвой зазвать богиню к жениху. Размеры храма ее светлости не сравнить с вратами небес, где обитает богиня. Как же она отыщет нареченного? Да и станет ли она искать его, заброшенного так далеко? Нет предвестников, которые напомнили бы, что пришло его время.

Приложив огромное усилие, Льешо отставил в сторону дурное предчувствие. По углам шарят лишь крысы, привлеченные прохладой каменного алтаря. Как и они, юноша должен довериться богине и ждать ее решения. Сидя, скрестив ноги, перед мраморным изваянием, Льешо предался размышлениям о прошлом, о том, что он прошел достаточно длинный путь, чтобы стать мужчиной. Ему вспомнилась мать, держащая его на коленях в библиотеке Храма Луны, отец, возвышающийся на троне во Дворце Солнца. Перед ним сменялись картины жизни: Долгий Путь, рабство, Льек, говорящий с ним с того света, и господин Чин-ши, отчаянно пытающийся вылечить умирающее море и проливающий кровь раскаяния на песок арены; ее светлость, наблюдающая за ним в оружейной, опрашивающая его в присутствии мужа, обучающая его запретным секретам Пути.

Погрузившись в воспоминания, Льешо стал анализировать свои поступки. Что ему не удалось? Приложил ли он все силы на службу Той, которой поклонялся? Доказал ли свою преданность? Будет ли богиня благосклонна к нему?

В полночь юноша заметил в часовне чье-то присутствие: ее светлость принесла свежие персики.

— Мир — самый большой дар, которым может осчастливить нас богиня, — сказала она, поднимая кусочек фрукта; золотую кожуру осветили свечи. — Говорят, люди понимают, как он ценен, только с тоской оглядываясь на годы его войны. Другие считают, что этот дар ничего не стоит, он награда за вражду. А что думаешь ты, Льешо?

Она протянула персик, сочный и нежный, столь непохожий на нее саму.

— Я думаю, — ответил он, — что любой дар — испытание, а с каждым испытанием мы приближаемся к Пути Богини. Нам не дано познать их назначение, пока не достигнем самого конца дороги.

— Даже мира? — спросила она.

Вспомнив нашествие гарнов на Фибию, Льешо кивнул и подтвердил:

— В особенности мира.

Ее светлость внимательно посмотрела на юношу взглядом острым, как его фибский нож, затем вздохнула так неслышно, что Льешо усомнился, не показалось ли это ему.

— Знай, богиня любит тебя, — сказала госпожа и приложила холодную руку к сердцу юноши. Он поклонился, встал и вышел, погруженный в себя.

Опять наедине с ночью и крысами, сверкающими красными глазами, он пытался размышлять, но слова ее светлости не давали ему покоя. Может, богиня и любит его, как и всех тварей своего владения, но время шло, а она не являлась.

В кромешной тьме, когда зашел месяц, медитация привела к смешению временных пластов: прошлое и настоящее сплелись в неспокойных картинах. Он был взрослым юношей, но находился в священном городе Кунголе, один, заблудившийся в лабиринте Храма Луны. С каждой стены ему улыбались изображения богини, лицо которой принимало очертания ее светлости, жены правителя. Где-то вдалеке раздался крик матери. Льешо побежал к ней, но голос стал только отдаляться. Рисунки на стенах становились более холодными. Смешавшееся со сном воспоминание наполнилось стонами умирающих, с рынка города повеял запах дыма.

— Нет, — прервал видение собственный голос Льешо.

Он пришел в себя, но звуки остались. Крик, зовущий гвардейцев, и топот бегущих ног были настоящими. Здесь, сейчас, в саду правителя — все повторялось вновь.

Льешо с трудом поднялся на ноги, мышцы не слушались после нескольких часов статичного напряжения. Схватив нож с алтаря богини, он захромал к выходу.

Огонь охватил крыши домов у дороги. Пробегая мимо Льешо, солдат с цепочкой вокруг шеи и с браслетами на запястьях остановился и пихнул его обратно в часовню.

— Иди внутрь, — крикнул он, — нас атакуют.

— Я могу сражаться, — засопротивлялся Льешо и поднял нож, показывая, что он вооружен.

Мимо его уха просвистела стрела. Юноша пригнулся, и она вонзилась в широкую притолоку.

— Тогда отыщи свою команду, — сказал солдат и помчался дальше.

Льешо, пригнувшись, выскочил из часовни, крепко сжимая нож в уверенном кулаке. На этот раз он уже не ребенок; он располагает и навыками боя, и силой, чтобы защитить себя. Стражник был прав: нужно найти команду. Мастер Якс обучил их сражаться вместе, и юноша чувствовал себя без друзей словно обнаженным.

Скрываемый тенью тростника и других невысоких растении, окаймлявших лужайки и каналы, Льешо поспешил к дому новичков. Только он собирался преступить порог, как услышал рядом голос, которого так боялся.

— Обыщите все вокруг. Мне нужен фибин! — раздался из тьмы в нескольких шагах от юноши требовательный крик надзирателя Марко, и на фоне разгорающегося пламени появился его силуэт. — Он где-то здесь.

Льешо застыл, парализованный этим голосом. Мастер Марко перешел к господину Ю после смерти Чин-ши, но что заставило армию Ю атаковать владение правителя? Зачем Марко ищет его? Чтобы убить на месте? Или снова приковать? Что им известно о подлинном происхождении Льешо, чтобы вот так разыскивать его посреди битвы?

У юноши не было времени обдумывать все это: отголоски сражения приближались. Вдруг из окна дома протянулась рука, схватила его за руку и втащила внутрь. Бикси, Льинг и Хмиши стояли спина к спине в центре широкой комнаты с ножами наготове. Не хватало только Каду.

— Где ты пропадал? — прошипел Бикси.

— В часовне в саду, — ответил шепотом Льешо. — А вы думали, я открывал врата господину Ю?

Бикси промолчал; судя по выражению лица, обвинение обидело и потрясло Льешо. Товарищи переглянулись: у каждого имелись важные вопросы. Вооруженные гвардейцы господина Ю не стали бы разорять владение правителя в поисках простого раба, а они слышали, что мастер Марко приказал войску поймать Льешо.

— Кто ты? — потребовал ответа Бикси, несмотря на всю опасность положения. — Чего хочет Марко?

Льешо чертыхнулся по-фибски. Его не интересовали распространившиеся слухи.

— Поговорим об этом позже. — Если «позже» не наступит, объяснения не понадобятся. — Если хотим остаться живыми, нужно сражаться или бежать отсюда.

Войско прошло через большие ворота — единственный вход и выход, известный Льешо.

— Где Каду?

В этот момент с крыши свесился Маленький Братец, зацепившись хвостом, и ввалился в окно. Он сразу же выразил за медлительность. Хозяйка появилась вслед за обезьяной.

— Я тут. Идем, Якс приготовил лошадей.

Она вновь исчезла. Льешо подбежал к окну, собираясь выпрыгнуть первым, но Бикси остановил его.

— Вдруг там засада, — объяснил он.

Льешо последовал за ним, обернувшись проследить, как из дома вывалились Льинг и Хмиши. Каду ничего не сказала, лишь жестом велела пригнуться, пробираясь вдоль дома за тростником и кустами.

Каду двигалась так тихо, что Льешо удивила тяжелая поступь Бикси, тщетно пытающегося сымитировать сноровку Каду. Зато Льинг и Хмиши крались так неслышно, что приходилось время от времени оборачиваться — не пропали ли они. Вдруг Хмиши споткнулся обо что-то и поднялся с мечом в руке. Сражение уже прошло по этим местам: кругом валялись трупы и оружие. Льинг осмотрелась и отыскала себе меч, взяв в левую руку нож. Бикси поднял копье и прикрепил к поясу кинжал.

Сжимая фибское лезвие, Льешо осознал — черт! — что оставил ножны в доме у кровати вместе с другими вещами, добытыми за время пребывания в лагере правителя. Опять он начинал путь ни с чем. Зато живым. Тогда он тоже порылся среди мертвых и нашел короткое копье. Льешо уже решил, что они спокойно улизнут, когда справа что-то громыхнуло и засверкали огни факелов.

Вспыхнули масленые пергаментные занавески маленького дома. Изнутри раздался крик, вокруг замелькали тени, пламя осветило солдат. Черные силуэты людей Ю на фоне красного пожара заметили группу Льешо и побежали навстречу, размахивая оружием. Первый из них напоролся ребрами на копье Бикси, быстро крутанувшего оружие прикончив врага.

Льинг и Хмиши встали по обе стороны Льешо, направив мечи вверх, ножи вниз. Началась битва, засверкали мечи Побежденные противники с криками разбегались, словно на них напали демоны. Льешо громко захохотал, хотя и понимал, что это еще не победа. Из темноты появился конь. Высокий всадник поднял его на дыбы, чтобы тот сбил фибов мощными передними копытами.

С яростным воплем Хмиши отскочил и всадил меч во врага. Оружие прошло насквозь, но всадник отшвырнул юношу и разразился пронзительным смехом. Мастер Марко — Льешо узнал его даже в темноте — не был даже ранен, хотя удар Хмиши мог разрезать его на две части.

— Ты мой, фибин!

Маг направил на Льешо короткое копье. Холодный ужас сковал юношу. Заледенев, он не мог пошевелиться, но чувствовал, как излучается тепло от его копья. Он поднял оружие, которое поймало серебряные лучи луны и словно засветилось.

— Как бы не так, колдун! — крикнул Льешо, и копье Марко воспламенилось и рассыпалось в пепел.

Маг зарычал от гнева и повернул коня для атаки, но животное встало на дыбы и упало: из его бока торчало копье.

— Бежим, — скомандовал Бикси.

Льинг вытащила нож из живота солдата, чьи пустые мертвые глаза смотрели в небо.

Каду указала в направлении, где мастер Якс дожидался с лошадьми. Они быстро очутились в персиковой роще: запах спелых фруктов стал приторным до отвращения, смешавшись с вонью крови и поджаривающейся плоти, парами пота и страха. Наконец беглецов скрыла темнота деревьев.

Когда добрались до места назначения, солдаты вскакивали на коней. Людей было много, хотя точное количество не поддавалось определению во тьме. Видимо, весь лагерь готовился к побегу. В тени листвы ожидал мастер Якс. К счастью, боевые лошади были хорошо обучены; они беспокойно вздрагивали от запаха крови на руках и одежде команды, но не заартачились, когда всадники взобрались на них и взяли поводья. Льешо обрадовался, заметив, что кто-то пристегнул к его седлу короткий лук, специально для езды верхом, и колчан со стрелами. Ее светлость сдержала слово: его команда научилась скакать и стрелять как стоя на земле, так и находясь в седле. Нынешней ночью им это пригодится.

Каду взяла на себя командование, разместив группу ближе к центру длинной вереницы лошадей и стада других животных, медленно идущих сквозь рощу. Льешо повел коня за Каду, затем выстроились товарищи. Когда юноша разглядел, что они направляются к стене с многочисленными тенями, то решил, что вот-вот попадут в ловушку.

— Мастер Якс!

Льешо повернул голову и прошептал свои подозрения в темноту, но не получил ответа. Шестой лошади не было, Якс остался где-то позади. Юноша почувствовал запах крови и увидел лицо учителя, склоненное над мертвым телом охранника. Льешо знал, что если Якс тотчас не последует за ними, то его жизнь окажется в опасности. Сам того не желая, он передал свое отчаяние коню, который вздрогнул под ним, испугавшись теней в ночи и волнения своего наездника. Льешо погладил гриву, пытаясь утихомирить его. Мысли метались в беспорядке. Он кожей чувствовал, что видение было истинным. Время вышло из-под контроля, прошлое и будущее столкнулись, создав образ мертвого мастера Якса. Охрана дома не смогла сдержать натиск нападающих с огнем, и мастер Якс отдал жизнь, чтобы задержать их и спасти команду Льешо.

— Не так просто, — пробурчал себе под нос юноша и повернул коня, направившись обратно к горящим домам на фоне водного пространства.

— Куда ты собрался, мальчик? — Солдат схватил коня за уздечку и остановил его, внимательно всматриваясь в лицо, пока не узнал Льешо. — Запасные врата с другой стороны!

Он повернул коня, чтобы отвести обратно, но юноша дернул за поводья.

— Где мастер Якс? — спросил он, подражая голосу отца.

Солдат кивнул головой в сторону охваченного огнем лагеря, настоятельно пытаясь погнать коня Льешо в глубь сада. Юноша впился в стремена и отказался ехать туда.

— Я не уеду без него, — выдвинув подбородок, заявил Льешо в надежде, что гвардеец не заметит в темноте его трясущиеся руки.

— Ее светлость голову мне оторвет, — проворчал он, но отступил. — Он поехал в том направлении. Я покажу тебе путь.

Они помчались обратно к хаосу и огню, к своре кричащих людей и сверкающих мечей. С высоты седла солдат быстро разделался с попавшимися ему пешими врагами. А затем пошел в атаку с душераздирающим боевым криком, стал резать и топтать солдат противника. Он подъехал к мастеру Яксу, соскочил с лошади и протянул ему поводья.

— Его превосходительство не хочет, чтобы юноша оставался здесь, а тот отказывается ехать без вас.

С этими словами он удалился, пропав из виду в очередной схватке. Якс забрался на лошадь, ругаясь и тяжело дыша.

— Куда теперь, ваше высочество? — спросил он с сарказмом, хотя слова подействовали на обоих отрезвляюще.

Льешо наклонил подбородок в соответствии со своим титулом, давая мастеру Яксу понять, что уловил и гнев, и покорность его слов. С другой стороны, если юношу собираются использовать в тайных планах, им придется учитывать его положение, а не просто считать пешкой в игре. Он не пойдет молча под нож.

Мастер Якс опустил голову.

— Я знаю, — сказал он, и Льешо подумал, что и сам все понял.

Вместе они нагнали тени на краю персиковой рощи и прошли через замаскированные врата, выходившие на северо-запад города. Всадники галопом проносились туда и обратно. Когда последний человек вышел наружу, последовал приказ скакать во всю прыть. На мгновение Льешо потерялся во времени: он снова ощутил себя мальчиком, на Яксе была одежда его мертвого охранника, заляпанная кровью и перепачканная от длительного похода.

Конь Льешо встрепенулся, напомнив, что он не один и не беспомощен. За его спиной армия. И если они и бежали от смертоносной ночи, то впереди было спасение, а не опасность. Льешо ударил коня по бокам и нагнал свою команду.

— Мы едем в провинцию Тысячи Озер, — сообщила Каду. — Молись, чтобы мы не опоздали.

Для удобства защиты беженцев постепенно собрали в более плотную группу, медленно передвигающуюся в глубь провинции. Льешо беспрестанно жаловался по поводу скорости. Раз уж приняли решение бежать, так надо как можно больше увеличить расстояние между их неотесанным караваном и войском господина Ю. Эскорты держали шаг с пешими слугами и охранниками. Постепенно усталость сменила отчаянное стремление бежать, курсировавшее по его кровяным сосудам.

Фаршо лежал на песчаной равнине, но за городом кругом простирались предгорья на север и юг. Льешо почувствовал, что дорога идет вверх по склону, и пригнулся к своему коню, чтобы уравновеситься при подъеме. Ноги натерло от езды, а конь ступал с тяжелым равнодушием, что выражало его усталость лучше, чем смог бы описать словами любой наездник.

— Как далеко до провинции Тысячи Озер? — спросил он Каду.

Она покачала головой с серьезным выражением лица и обняла одной рукой Маленького Братца, восседавшего рядом с хозяйкой, держась за седло.

— Слишком далеко. Больше пяти сотен ли.

Льешо огляделся: медленно шаркающая толпа вновь растянулась в длинную линию на горной тропе. В носу зачесалось от теплой влаги, исходящей от животных и людей: страх, смешанный с дорожной пылью. Он вспомнил другой длинный переход, как он шатался в ночи, пока незнакомые руки не подхватывали его, передавали дальше. Дорога простиралась в бесконечной смене света и тьмы, голода и жажды. Из воспоминаний, которые Льешо давно пытался подавить, всплывали образы тел, валившихся на обочине, вдавливаемые в грязь копытами гарнских лошадей. Давние чувства были так сильны, что юноша подпрыгнул в седле, словно его конь наткнулся на человеческую преграду.

Я не смогу совершить это вновь , подумал он и сказал:

— Когда Ю поймет, что правитель ушел, его армия пустится за нами вслед.

— Но правитель остался в лагере, — сказала Каду, прерывающимся голосом. — Он задержит Ю в столице. Нас ведет ее светлость.

Льешо было интересно, где сейчас ее отец. Отрешенное выражение лица Каду не располагало к вопросам, к тому же на него удивленно оглянулся Бикси.

— Почему ты считаешь, что нас атаковал именно господин Ю?

— Я слышал, как мастер Марко выкрикнул…

Тут в разговор резко вмешалась Каду:

— В конце этого пути есть место для перевала. Там мы найдем траву для лошадей и ручей, чтобы напиться. Холмы скроют нас от разведчиков и шпионов Ю. Ее светлость остановит нас на ночлег. Тогда и обговорим все.

Льинг ехала рядом с Льешо, внимательно слушая их разговор. При упоминании остановки на отдых она вздохнула, не ослабляя наблюдения за дорогой и холмом, возвышавшимся по правое плечо юноши.

— Когда он обнаружит, что некоторые из людей правителя бежали, пошлет ли он за нами погоню?

— Вероятно, — допустила Каду.

Она не высказала вслух то, что было известно Льешо по прошлому опыту: с таким темпом передвижения им не уйти. Самые юные и слабые уже устали от пути.

— В лагере осталось достаточно много гвардейцев. Ю поймет, что нас нет, только когда пересмотрит все мертвые тела. Мы сэкономим время, чтобы перегруппироваться и наметить план действия. Если наши разведчики сообщат о преследовании, не исключено, что нам придется бежать, но пока есть возможность, ее светлость хочет, чтобы мы не перенапрягались.

Если дело дойдет до ночной перепалки, то у конных еще был шанс спастись, но Льешо помнил, каково быть пешим, слабым и напуганным. Большинство спящих сегодня на перевале завтра умрут, или послезавтра, или еще через день. Спасаясь от плена, они попадут в когти голода, жажды и истощения. Войско не знает, что такое совершать переход с детьми и больными. Вряд ли они смогут уйти от опытных тренированных бойцов.

Когда эскорты сообщили, что собираются остановиться на привал, Льешо хотел убедить друзей продолжить путь, чтобы оторваться от армии Ю, выйдя за зону досягаемости. У юноши имелись свои цели, возложенные на него на жемчужных плантациях: найти братьев и спасти страну. Идущий рядом ребенок споткнулся, Льешо поднял девчонку и посадил на коня перед собой. Эскорт указал на низину, затерявшуюся среди холмов, наполненных запахом сосен. Льешо отдал ребенка матери, последовавшей за ним в травянистое местечко, выбранное для отдыха. Товарищи сошли с лошадей и отвели их в середину низины, обнаружив там обещанный ручей. Хмиши взял поводья и последовал за остальными к воде. Когда лошади напились, он расседлал их и отвел пастись.

Молча проследив, как старается Хмиши, Льинг вздохнула и предложила собрать хворост для костра. Бикси заставил себя подняться и последовал за ней в ближайший лесок. Каду засунула обезьяну в специальный мешок, подвязанный к ее шее, и стала искать камни, чтобы обустроить ямку для костра. Льешо сел на землю и задумался. Он глубоко ушел в себя, пытаясь сообразить, как спастись, когда его побеспокоила Каду:

— Могу быть чем-нибудь полезной, ваше высочество?

— Нет, спасибо, — спокойно ответил Льешо, так погруженный в свои мысли, что даже не уловил ни ее иронии, ни намека, что пора бы ему подняться и помочь обустроить лагерь.

— Ты не мог бы объяснить, что это значит? — спросил Бикси.

Каду почувствовала себя неловко, но все же села рядом с ним на траву. Льинг и Хмиши тоже завершили свои дела и наблюдали за происходящим с большим страхом, чем во время схватки с мастером Марко и гвардейцами господина Ю.

Только не сейчас! — взмолился про себя Льешо. Он слишком устал, чтобы отвечать на вопросы. Не было сил встать и смотреть им в глаза, а объяснять снизу вверх не хотелось — слишком символически это выглядело.

— Я никто, просто Льешо, — сказал он.

— Где ты находился, когда началась атака? — жестко спросил Бикси, но Льинг остановила его, положив руку на плечо.

— Явно уж не продавал правителя моему злейшему врагу, — не без сарказма ответил Льешо.

Он уставился на траву под ногами, поднял листок и обернул его вокруг пальца, думая, как быстро исчезала дружба при появлении секретов.

— Сегодня канун моего шестнадцатилетия, — попытался непринужденно произнести юноша, — согласно обычаям, это время принадлежит богине.

В Кунголе королевская семья выставляла напоказ самые интимные детали своей жизни, оказывая таким образом знак почтения народу. Служанки вывешивали простыни принца и принцессы на балконе спальни именинника. Королевские пары осуществляли брачные сношения под пение хора монахов, стоящих рядом с кроватью и воспевающих счастливый союз в молитвах небесам. Если бы Льешо подошел к совершеннолетию во Дворце Солнца, как его братья, то все представители мужского пола королевской семьи со священниками и вассалами собрались бы, чтобы проводить его в Храм Луны. Они пели бы непристойные песни о его искусности с богиней. Утром протрубили бы начало веселья, танцев, свадебного празднества. Льешо проехал бы торжественно по улицам, а потом завтракал, сидя по правую руку отца. Вся Фибия признала бы его мужем богини или подшучивала бы над удачей теперь свободного мужчины, не скованного брачным союзом, но все же мужчины.

Решение Льешо совершить священный обряд взросления в часовне сада ее светлости казалось глупым и самонадеянным. Конечно же, богиня не явилась к нему ночью, не приняла его как мужчину и наследника королевской семьи. Раз уж Кунгол находится за тысячу ли, а Фибия под игом врага, юноша не хотел посвящать чужих людей в церемонию медитации и поста, да и в свою неудачу. Ему стало стыдно от попытки произвести ритуал в одиночку, в далеком краю, где его до сих пор считали мальчиком, к тому же чьей-то собственностью. Неудивительно, что Льешо не нашли: тело, которое он предложил богине, ему не принадлежало. Он и так сказал уже слишком много. Для фибских друзей обряд доказал, что он принц королевского дома, лучше, чем любые слова. Льинг и Хмиши сразу же поняли значение его фраз и пали на колени, склонив головы. Только этого ему не хватало в момент кризиса.

Льешо позволил себе издать вздох и приказал:

— Поднимайтесь! Теперь гарны правят Фибией. У меня нет оснований принимать присягу.

— Что они делают? — сморщился в недоумении Бикси с твердым намерением понять то, что всем было уже известно.

— Он король Фибии, — ответила Каду и посмотрела на Льешо.

— Я был принцем, — раздраженно уточнил Льешо, — в последнее время — раб, а в скором будущем — труп, если люди Ю поймают меня здесь.

— Но ведь говорят, что старый король умер, — отважилась возразить Льинг; у Хмиши все еще тряслись колени.

— У меня есть шесть братьев, все они старше меня, — парировал Льешо, обрадовавшись, что Бикси приземлился рядом.

Златовласый, казалось, не собирался принять все на веру, однако слушал внимательно.

— И любой из них может быть избран богиней, — сказал Льешо, умолчав о том, что ему не повезло.

Бикси жег в пламени ветку:

— Хворост достаточно сухой. С костром проблем не будет, — сказал он и, когда Льешо уже решил, что разговор позади, добавил: — Это правда? Насчет того, что ты король?

— Принц, — поправил Льешо, — до семи лет, а сейчас раб, как и все остальные.

— Это могло быть правдой, — неодобрительно нахмурилась Льинг, что напомнило юноше мать, хотя они были совсем непохожи. — Когда-то жил принц Льешо, седьмой сын короля и госпожи-богини столицы. Половина детей, рожденных в том году, были именованы в его честь.

— Она права, — уверил Хмиши Каду и Бикси. Последний все еще с опаской смотрел на Льешо, будто тот мог превратиться в дракона и улететь. Поскольку все пока было спокойно, Хмиши решился продолжить разговор: — Я всегда знал, что Льешо — распространенное имя. Он может запросто быть как фермером, так и принцем.

— Именно поэтому Ю преследует нас? — спросил Бикси. — Ему известно о существовании принца?

Каду пожала плечами:

— Может быть. Марко, вероятно, об этом подозревал. Льешо засветился, как маяк на Фаршо, своими видениями на дне залива и прошением стать гладиатором. Что-то было не так, и он решил прибрать Льешо к рукам, а потом разобраться.

— Думаешь, мы захватили еду? Я умираю с голода, — поставил Хмиши перед товарищами непосредственную проблему. Он порылся в снятом с лошади мешке и обнаружил плоский рогалик. — Еда. Кто-то знал, что нам предстоит долгий путь.

— Этот кто-то — ее светлость, — сообщил Льешо.

Хмиши нахмурился, не совсем понимая сказанное:

— Она знала, что Ю нападет на владение правителя?

— Думаю, да, — подтвердил Льешо. — Она, видимо, раньше всех догадалась, кто я. Она приплыла на Жемчужный остров, чтобы присутствовать на моей первой пробе оружия.

— Правда? — У Бикси расширились глаза.

— Все сходится, — кивнула Каду. — Отец сказал, что она настояла, чтобы Льешо не попал в руки Ю. Ее светлость очень хитра, когда нужно что-то держать в секрете.

Льешо не стал оспаривать последнее замечание. Супруга правителя была многолика, с чем согласился бы не только он.

— Якс тоже ожидал нападения. Он велел мне приготовиться к поездке.

— Правитель догадывался, что Ю что-то замышляет, — сказала Каду, — его превосходительство просто не думал, что он предпримет первый шаг так быстро. Отец считает, что господин Ю подкупил мастера Марко много лет назад и дожидался лишь удобного случая забрать его. Господин Чин-ши наделал долгов на играх, и Ю требовал уплаты. Охота на ведьм послужила прикрытием для Марко: он сам сотворил бедствие, уничтожившие жемчужные плантации, чтобы у его хозяина не оставалось выбора.

— К господину Ю перешел весь остров с его обитателями, но Хабиба опередил его, сделав несколько покупок от имени правителя перед соревнованием.

Бикси все еще был встревожен:

— Никто не начал бы войну из-за раба, пусть даже бывшего принца какой-то страны, о которой я и не слышал.

— Я не знаю, почему он так дорог ее светлости, — сказала Каду, — но она не отдаст его Ю.

— Это не имеет значения, — со всей серьезностью возразил Льешо, которому не понравились сделанные выводы, хотя скорей всего они были верны.

— Если это не имеет значения, — продолжил Бикси, — то помоги ставить палатку.

— Ты не понял, — возмутился Льешо. — Я ранее совершал долгие переходы. Я знаю, с какой скоростью мы можем идти, даже если движение ускоряют плети и в наличии имеются ослы. Нам не уйти от тренированной армии, и я не понимаю, почему ее светлость устроила своим людям мучительный поход, в конце которого смерть.

— Но если правитель все еще в Фаршо… — начала Льинг, вспомнив разговор по дороге.

— Ю не позволит ее светлости достигнуть провинции Тысячи Озер. Там она сообщит о его государственной измене, и ее отец выделит собственных гвардейцев, чтобы спасти мужа дочери. Оттуда она сможет послать гонца к императору и попросить его прислать помощь правителю.

Льешо оглядел товарищей, чтобы убедиться, что каждый слушает его с должным вниманием:

— Господин Ю не будет чувствовать себя в безопасности, пока мы живы или же пока не попадем к нему в плен. Я не намерен вновь попасться в руки мастеру Марко.

— Что мы можем предпринять? — спросил Хмиши.

Бежать , подумал Льешо, бежать сейчас же, со всей скоростью, не останавливаясь, никогда . Однако опустил голову, оперся о седло и закрыл глаза.

— Не знаю, — сказал он, не в силах признать трусость, шептавшую в ухо: «Беги». — Я не знаю. Мне выпало совершить Долгий Путь, второго не будет, я скорей заставлю убить себя.

Льешо не открыл глаза, но чувствовал растущее напряжение товарищей.

— Лучше остаться в живых, — возразила Каду.

Каду, дочь колдуна, которая не знала, что такое рабство. Если мастер Марко приложит свою руку, то ее отца сожгут на костре на том же рынке, где продадут ее тело.

Тут Льешо открыл глаза, тоскливые от мрачных воспоминаний:

— Вовсе не лучше.

Он отгородил свою душу, притворяясь спящим. Пусть думают, как считают нужным, пока он не понадобится им для построения планов действия. Однако друзья замолчали, и треск огня с запахом ночи, травы, лошадей, хвои, человеческого пота убаюкал Льешо. Усталость притупила острое чувство страха.

 

ГЛАВА 17

Он, должно быть, спал: небо стало серым, а трава мокрой.

— Льешо, — разбудил его мастер Якс, — приведи себя в порядок и следуй за мной.

— Что? — переспросил Льешо спросонья.

— Ее светлость просит у тебя аудиенции, — серьезно сообщил мастер Якс, словно отвечая на поставленный вопрос.

Не почувствовав ни ноты иронии в голосе учителя, Льешо решил, что совсем не соображает по утрам.

— Минуточку.

Льешо перевернулся, продрал глаза и убедился, что его друзья все еще крепко спят. Льинг и Хмиши придвинулись во сне близко друг к другу, и, как ни глупо, Льешо забеспокоился. Поначалу из-за скромности, зарождающейся между ныряльщиками, он старался скрыть от Льинг свои чувства. Затем, когда появился дух Льека и напомнил ему об обязанностях, юноша решил подойти к совершеннолетию с чистым сердцем, чтобы предложить себя богине. Теперь же, когда он оказался свободным от каких бы то ни было ограничений, Льинг сама ускользала к другому.

Мастер Якс догадался, о чем думает Льешо, и насмешливо скривил губы. Юноша ответил испепеляющим взглядом. Может быть, когда он достигнет возраста учителя, то станет относиться к таким вещам философски, но не сейчас. К тому же ему не хотелось подниматься раньше времени. Даже Маленький Братец еще спал, сложив под подбородок крохотные лапки; хвост слегка загнулся на шее хозяйки.

Удивляясь, почему за набиванием желудка и хорошим ночным отдыхом всегда следует катастрофа, Льешо, шатаясь, отошел от спящего лагеря окропить кусты. Вскоре он вернулся и последовал за мастером Яксом к палатке ее светлости меж спящих, свернувшись калачиками, беженцев.

Кто-то, понял он, подготовил все к их побегу еще до того, как они вышли из Фаршо. Шатер был размером с залу аудиенции правителя с желтыми стенами из шелка и навесом в красно-синюю полоску. Внутри пол был покрыт толстым ковром. Изящные занавески отделяли личную часть шатра от общественной, где ее светлость восседала на высоком стуле, окруженная генералами. Льешо не удивило, что возглавлял их мастер Якс. Приспешники, занимающие менее видные посты, ютились по темным углам, бросая косые взгляды. В правой руке ее светлость держала древнее копье, которое Льешо видел на Жемчужном острове.

Как и в тот раз, от вида оружия у него пошли по коже мурашки, и юноша почувствовал легкое недомогание — тошноту, словно на маленькой лодке в шторм. У ног ее светлости Льешо увидел карту, которую он первоначально принял за ковер. Он попытался сконцентрировать свое внимание на карте и обнаружил, что желудок утихомирился.

Высокие узкие столы, хаотично расставленные вокруг, сохранили следы завтрака: чайник, чашки и различные украшения, которые ее светлость задумчиво крутила пальцами перед тем, как пронзить Льешо взглядом.

— Чаю? — спросила она.

— Да, пожалуй.

Госпожа отложила короткое копье и собственноручно налила чай в две разные чашки. Одна из них была из нефрита такого тонкого, что утренние лучи просвечивали через замысловатый резной рисунок, отбрасывая на стол темные и светлые пятна. Другая из искусно литого фарфора с позолотой по кайме и картинкой, изображающей девушку в саду.

Ее светлость замолчала, словно чего-то ждала. Льешо поколебался, притронулся к фарфоровой чашке. Нефритовая же вызвала при прикосновении старые, но принадлежащие кому-то другому воспоминания. Нерешительно он поднял ее и нежно пощупал кончиками пальцев резной рисунок.

— Мне знакома эта чашка, — сказал Льешо.

Появившаяся на лице улыбка казалась чужой. Он не знал, что человек, который складывал губы подобным образом, давно мертв. Ее светлость посмотрела ему в глаза и печально вздохнула, словно увидев в нем что-то близкое.

Когда юноша выпил чай, она приказала слуге завернуть нефритовую чашку в дорогу. Затем вручила ему получившийся сверток.

— Возьми ее с собой. Сохрани для будущих детей.

— Не могу, — сказал Льешо и не дотронулся до лежащего на ее протянутой руке сосуда.

— Она принадлежит тебе. И всегда принадлежала. — Ее светлость аккуратно засунула чашку за ворот его рубахи. — Правитель мертв, — сообщила она, и Льешо восхитился самообладанием женщины, пьющей чай с доморощенным принцем, несмотря на свежую рану на сердце от смерти мужа. — Ю направляется в провинцию Тысячи Озер с мастером Марко по правую руку. Хабиба обогнал нас, чтобы предупредить моего отца о надвигающейся буре. Жаль, что у нас так мало времени, но так уж распорядилась судьба, и нам ничего не остается, как повиноваться ей.

Подняв отставленное в сторону копье, она посмотрела на Льешо холодными глазами, полными зловещей тайны. Юноша сжался, словно уменьшившись в размере. Только когда ее светлость повернулась к карте, он немного расслабился.

— Расскажи мне еще раз о гарнах.

У Льешо пересохло горло. Он думал, что ее светлость спросит его о господине Чин-ши, или Ю, или мастере Марко, а она стала изучать карту, желая узнать про какую-то отдаленную угрозу. Юноша кинул взгляд на мастера Якса, но тот ничего не сказал и не подал виду, что удивлен вопросом. Придется отвечать.

— Я был тогда ребенком. — Что мог он знать полезного для вдовы правителя? — Не понимаю, что вы хотите от меня услышать.

— Ты принц, к тому же фаворит богини.

Ее светлость дотронулась пальцем до его груди, и юноша закипел, проваливаясь в глаза огромные и черные, как жемчужина, подаренная Льеком в заливе.

Воспоминание словно пробудило жемчужину, запульсировавшую во рту в попытке принять свой первоначальный размер. Слабая боль отвлекла его от взгляда ее светлости, и Льешо отвернулся, раздосадованный, как легко он попадает под ее чары.

Госпожа кивнула, будто реакция юноши отбросила все ее сомнения.

— Когда придет время, ты будешь вести себя в соответствии со своим происхождением и природой.

По ее поведению Льешо понял, что ее светлость знает, о чем говорит. Она обращалась не к ловцу жемчуга и не к гладиатору, а к потомку рода такого же благородного, к какому принадлежала сама. Несмотря на усталость, юноша выпрямил спину, выдвинул подбородок и спокойно встретил ее прямой взгляд. Боль в челюсти утихла.

— Они вербуют людей в шпионы обещаниями богатства и власти.

Льешо не знал, почему именно это первым пришло в его голову. Госпожа закрыла глаза: этого она и боялась. Ю. Все совпадало. Гарны были народом равнин, чаще ездили верхом чем ходили пешком, им не подходила городская жизнь. Они правили через посредников, ставя предателей захваченного народа на высокие посты в других завоеванных странах, чтобы между порабощенными и их надзирателями не возникло хороших отношений. Гарны приходили в любое время, забирали, что хотели: жизни, богатства и возвращались в гладкие круглые палатки, растущие как грибы с их прибытием.

Ее светлость указала на карту у их ног. Льешо встал на колени, чтобы изучить ее более детально. Он ощущал дыхание мастера Якса, склонившегося рядом с его плечом, чтобы проследить движение пальцев юноши. Льешо вспомнил ее местами благодаря обучению в фибской школе, что было давно: многое из того, что юноша не забыл, уже изменилось.

— Фибия. — Она указала острием копья на темно-оранжевое пятно на карте, едва большего размера, чем два кулака Льешо. — Гарния.

Широкая зеленая полоса обозначала равнины, покрытые травой. Она обвивала Фибию с севера и тянулась до желтого квадрата на востоке. Желтый цвет доминировал на восточной стороне карты, потом сменялся голубым, где, как решил Льешо, начиналось море.

— И империя Шан, — вставил он.

Столица носила то же имя, что и страна. Торговые пути, насколько было известно юноше, проходили по всей длине империи Шан, далее шли через Фибию в западные государства, обозначенные красным цветом. Купцы активно использовали три летних месяца, затем торговля приостанавливалась на десятимесячную зиму: горные переходы в Фибии заносило снегом. Льешо провел в Кунголе, столице и священном городе, семь лет и до сих пор считал годы своей жизни по воображаемому потоку и отсутствию караванов на перевалах.

Шестнадцать лет, и большинство из них прошло вдалеке от дома. Однако запахи и одежда странствующих купцов, оживленный шум торговых центров сохранились в его памяти. Благодаря горным путям Фибия была богатой страной. Все резко изменилось с появлением гарнов. Теперь западную границу контролировали всадники. Льешо уяснил для себя, что город Шан находится за сотню ли от границы с Гарнией. На таком же расстоянии к югу от империи Шан, как и к западу от Фаршо, лежала провинция Тысячи Озер. Выделенная красной линией на карте, она походила на переливающуюся жемчужину над горами Тысячи Вершин, которые граничила с зеленой Гарнией.

Льешо услышал шелест шелка за спиной: слуги, ворча, снимали и складывали шатер, сворачивали ковры. Солнце уже, должно быть, взошло. Эта мысль ворвалась в сознание Льешо вместе с пониманием, что нужно скорей отправляться в путь, иначе их ждет смерть. Однако юноша не мог оторвать взгляда от карты. Он взял ее в руки и положил на колени, прослеживая пальцами цепь горных вершин, расположенных полумесяцем вдоль западного края империи Шан. Он замер, притронувшись к темно-оранжевой Фибии. Здесь не было отображено, как высоко горы врезались в облака и какой разреженный воздух их окутывал — никто, кроме фиба, не мог находиться там. Они называли себя детьми небес, единственными, кто может добраться до садов богов, чье семя пало на почву Фибии. Чужестранцы оставались в относительных низменностях столицы, проходя по трем основным горным дорогам. Высоты притягивали Льешо.

— Ты выглядишь, как будто встретил бога, — прошептала ее светлость.

Юноша едва ей улыбнулся и поведал секрет:

— Я сам бог.

Или должен был им быть. Юноша не выдержал ее взгляда при этой мысли: ритуал провалился.

Мастер Якс скептично фыркнул, а госпожа кивнула, будто слова Льешо не удивили ее.

— Ты можешь спасти нас? — поинтересовалась она.

Льешо отрицательно покачал головой.

— Я и себя-то спасти не могу. Богиня не явилась ко мне.

Юноша не ожидал, что она поймет, о чем он говорит. Однако госпожа приподняла его подбородок изящными пальцами и поцеловала оба века, закрывшихся от ее пронизывающего взгляда.

— Нет, — сказала ее светлость, — она явилась. Ты жив.

Холодная, словно богиня, госпожа ужаснула его. Но ее поцелуй разжег огонь в его душе, прикосновение губ пробудило желание. Льешо протянул руку погладить ее кожу и покраснел от смущения, когда она отпрянула.

— Извините, — после длинной паузы сказал юноша. — Я не мужчина. Я не знаю, что делать.

Он сожалел об уйме вещей: о смерти ее мужа, о том, что не может спасти госпожу от ее участи. Раскаивался, что потянулся к ней и что представления не имел, как себя вести, если бы она не отвергла его.

Льешо представлял, как армия господина Ю подбирается к предгорью в погоне за уставшими беженцами, слышал топот отдаленных копыт по траве и понимал, что беспокоило ее светлость. В Фибии все начиналось точно так же. Путники разоряли земли, делали мелкие налеты на лежащие близ дороги фермы, шпионы подкупали народ обещаниями. Натиск Ю с востока, гарнов с запада, а между ними — провинция Тысячи Озер, мирная, плодородная, свободная. Ничто не вечно. Льешо собрался оставить ее светлость наедине с мыслями об обреченности, но она задержала его.

— Возьми это. — Она протянула короткое копье. — Оно принадлежит тебе, как и чашка.

— Оно когда-то убило меня, — объяснил Льешо, хотя сам не знал, откуда у него это знание. Его руки инстинктивно обвились вокруг живота, он нащупал нефритовую чашку в складках одежды. — Мне кажется, что оно хочет убить меня снова.

— Я не могу больше хранить его для тебя. — Ее светлость посмотрела на него безнадежным, но расчетливым взглядом, и юноша взял копье, хоть и подумал, что безопасней было бы принять из ее рук гадюку. Затем ее светлость даровала ему то, чего он желал больше всего на свете; — Отныне ты свободен, свободен совершить свой поиск. Найди братьев.

Льешо не задал естественного вопроса, но она прочла его по лицу юноши и, не прося взамен никаких обещаний, сообщила:

— Летопись хранится в Шане, где находится и Адар.

Адар . Льешо поклонился. Адар . Имя врезалось в его мозг вместе с миром и солнечным светом. До боли хотелось вернуть прошлое, но он скрыл свои чувства.

Слуги сняли шатер, упаковали почти все ковры и ожидали, когда ее светлость закончит аудиенцию, чтобы собрать последнюю утварь.

— Здесь наши пути расходятся. — Она спрятала кисти в рукава, физически отдаляясь от него. — Иди. Возьми с собой мое благословение и захвати генерала, мастера Якса. Он покажет дорогу и защитит тебя.

Мастер Якс выразил свое несогласие низким поклоном и просьбой поговорить с ее светлостью с глазу на глаз. Льешо оставил их. Лагерь все еще копошился, собираясь в путь. Когда юноша подошел к друзьям, они уже свернули его одеяло и оседлали коня.

— Мы готовы отправиться, как только дадут сигнал, — сказал Бикси, но Льешо покачал головой.

— Мы едем прямо сейчас, — скомандовал он и обратился к Каду. — Ты можешь провести нас к Шану?

— Я никогда не была так далеко, — возразила девушка. — Отец надеялся, что мастер Якс будет сопровождать нас в дороге.

— Я не намерен брать его с собой.

— Почему? — удивленно посмотрела на него Каду. — Мастер Якс поклялся своей честью, что доставит тебя домой. Правитель закрепил этот долг чести в контракте. Отвергнуть Якса будет равносильно позору.

— Правитель умер, — сообщил Льешо товарищам. — Мастер Якс обязан его светлости позаботиться о безопасности скорей его вдовы, чем моей. Что бы ни выбрал учитель, ему придется пожертвовать своей честью. Мы же можем взять его решение на себя.

Каду закрыла глаза, чтобы скрыть грусть, но слеза все же скатилась по щеке.

— Понятно, — кивнула девушка и взобралась на седло.

Хмиши преградил Льешо дорогу, взял поводья его коня и спросил:

— Зачем нам в Шан?

— За принцем Адаром.

— Принцем-лекарем? — с круглыми глазами уточнила Льинг.

— Он мой брат. Я еду найти его и остальных.

Хмиши посторонился и сложил пальцы в замок, чтобы помочь Льешо взобраться на коня. Льинг села на лошадь без возражений, только Бикси не двинулся с места.

— Я не могу ехать с вами, — сказал он. — Стайпс…

— Понимаю, — согласился Льешо. — Ю купил Стайпса для арены, но он наверняка воспользуется каждым опытным бойцом при вторжении в провинцию Тысячи Озер. Бикси не мог бросить друга среди врагов. — Передай мастеру Яксу, что если он доставит ее светлость отцу, то все его долги по отношению ко мне списаны. Моя же судьба в руках богини. Удачи.

Льешо прикрепил короткое копье сбоку, хотя ему было страшно притрагиваться к этому оружию, и повернул коня. Каду встала во главе отряда.

— Сюда, — сказала она и повела их в глубь просеки.

Маленький Братец догнал хозяйку у ручья, неистово вереща, чтобы его взяли с собой. Каду достала повязку и накрутила ее вокруг плеча, чтобы обезьянка устроилась в образовавшейся петле. Когда Братец вскарабкался, они пересекли ручей и зашли в лес, возвышавшийся по другую сторону.