В пещеру вошел Туза, и Язон удивился отсутствию Дори. Он был один целый день, и ему не терпелось поскорее обнять ее.

— Где Дори, — спросил он. — Она снаружи?

Туза покачал головой.

— Ее вызвала царица. Это великая честь и ответственность.

Язон встревожился. Почему она сама ничего ему не сказала?

— А она вернется завтра? — не удержался он от вопроса. — После Танца?

Туза смотрел вдаль и, шаркая ногами, очищал грязь с сандалий.

— В общем-то, она просила тебя прийти в гавань и встретить ее там.

— Она рассказала тебе о том, что мы собираемся уйти?

Туза сощурился и посмотрел вверх.

— Смотри, заботься о ней хорошенько, — сказал он вдруг, ухмыльнувшись, — а то я сам за вами пойду.

— Клянусь жизнью, я буду беречь и защищать ее. — Прикоснувшись скрещенными руками к сердцу, Язон почувствовал, что он когда-то говорил эти слова и делал такой жест. Смутное воспоминание еще более придало ему решимости охранять Дори.

— Каждый ли может смотреть бычий танец? — спросил он Тузу.

— Да, это зрелище для всех.

— А пускают ли туда греков?

Туза задумчиво покачал головой.

— Я сам проведу тебя на арену. Я сделаю все возможное, чтобы найти тебе место поближе.

Ика стояла со своими товарищами возле ворот, ожидая выхода на арену. До нее доносились нетерпеливые крики толпы. Она ощущала напряжение, буквально разлитое в воздухе. Для зрителей предстоящее зрелище было событием огромной важности. Они жили ожиданием того момента, когда какой-нибудь удачливый плясун воспарит над разъяренным быком.

Но не ей быть тем плясуном.

Она с негодованием посмотрела на свою неприхотливую кожаную юбочку, сравнивая ее с яркими набедренными повязками прыгунов. Даже у шутов были яркие красно-желтые туники, золотые браслеты на руках и драгоценные камни в волосах. Все выглядели такими праздничными. Все, кроме Икадории.

Пересуба приказал, чтобы она оставалась ловцом — работала на страховке. Когда Ика попыталась протестовать, тренер только возмущенно фыркнул. Пусть она будет благодарна, что вообще выступает, ведь в последнее время она слишком редко посещала тренировки.

Ика понимала, что он прав, но смириться с этим было трудно. Она чувствовала себя обманутой, словно ребенок, которому пообещали леденец, а потом отобрали его. Всем было известно о ее мечте быть прыгуном на предстоящем празднике.

Впереди всех стоял Челиос. «Он-то счастлив», — подумала она с досадой.

— Шикарная вещь, не правда ли? — Рядом с ней неожиданно появился Туза и показал на пояс Челиоса.

— Слишком щедрый подарок для прыгуна.

Руки Челиоса обхватили пояс, украшенный драгоценными камнями; пальцы его шевелились в волнении.

— Такой, какой нужно, — возразил Туза. — Миносу наверняка пришлось порыться у себя в сокровищнице.

Она удивилась и повернулась к Тузе.

— Сам царь подарил пояс Челиосу? Но почему?

— Кто знает чужие мысли? — пожал плечами Туза. — Известно только, что великий Минос ничего не делает просто так.

— Наверное, я понимаю, зачем, — сказала она с горечью. — Ты слышал? Я буду ловцом.

Туза отвел взгляд от Челиоса и задумчиво посмотрел на нее.

— Ты слишком долго отсутствовала; зря думаешь, что Челиос способен на такую мелочную злобу.

Ика понимала это, но давая выход своему гневу, она думала самое плохое о главе прыгунов.

— Я думаю, он не хотел, чтобы я танцевала, вот я и не танцую.

— Богиня скрывает свои планы от смертных. Возможно, она хочет от тебя чего-то иного.

— Я буду благодарна ей, если она перестанет вмешиваться в мои дела, — гневно ответила Ика. — Я — дитя Посейдона. Пусть обо мне заботится мой отец.

— Но ведь это арена, она принадлежит только одному божеству, — неожиданно жестко сказал Туза. — Мы здесь танцуем только во имя богини.

— Тогда мне бесполезно здесь оставаться. Зачем раздражать отца и служить каким-то ловцом? Если я не буду танцевать, то мне лучше вернуться в пещеру.

И они могли бы незамедлительно уйти вместе с Язоном.

Туза схватил ее за руку.

— Не в твоих привычках, Дори, уходить от ответственности только потому, что ты чем-то недовольна. Подумай, что будет с другими танцорами без твоей поддержки.

Чувство вины утихомирило ее гнев.

— Я не подумала о других. Но я ничего не хочу о них знать.

— Тогда подумай о себе, Дори. Ты когда-нибудь слышала такой шум? Даже здесь, в проходе, слышен гул толпы; представь себе, какой будет рев, когда ты выйдешь на арену. Неважно, ловец ты, прыгун или шут, но тебя встретят аплодисментами, и гордость наполнит твое сердце.

Словно в подтверждение этих слов раздался низкий звук раковины, возвещающий об открытии ворот. Они открылись очень плавно — должно быть, Дедал отладил их механизм, и Челиос вступил на арену, остановившись на мгновение перевести дыхание. За ним Ика увидела замолчавшую толпу — все беспокойно ерзали на своих местах и вытягивали шеи, чтобы лучше видеть происходящее.

Расправив плечи, Челиос вперед, и на арену обрушились громкие крики. Танцоры выходили один за другим, и каждый получал свою порцию приветственных криков. В проходе остались только Туза и Ика.

— Тебя зовут, — прошептал он. — Это твоя судьба, Дори. Встречай ее с поднятой головой.

Кровь застыла в ее жилах. Теперь уже не обида, а страх не пускал ее на арену. Зрители сразу же заметят, что она не готова к Танцу. Ика вспомнила обо всех ошибках и промашках, случавшихся с ней на тренировках. Теперь она понимает, почему Челиос не хотел видеть ее здесь. Она опозорит себя на этой арене. Или, что еще хуже, из-за не пострадают другие.

Ика обернулась, готовая бежать, но Туза толкнул ее, и она вышла из перехода.

Хотя крики были не такие громкие как те, которыми встретили прыгунов, шуму было достаточно. Ошеломленная, она застыла на месте, стараясь вспомнить, какой тихой была эта арена во время осмотра.

Гирлянды цветов украшали барьеры, под ними находились специальные подушки для смягчения ударов. С верхних ярусов свешивались яркие праздничные флаги. Скамьи заняты толпой, составляющей единое тысячеглазое целое. Все следили за гордой поступью Челиоса.

Он двигался в такт тихой мелодии, и так же ритмично колыхалась его набедренная повязка. Его осыпал дождь цветов; они падали в пыль к его ногам, но он не обращал на них внимания. Их поднимали шуты и относили за арену. Мелодия становилась громче, когда он делал прыжок. Теперь он уже крепко вцепился в пояс, и драгоценности на нем так и сверкали в лучах жаркого солнца.

Ика поворачивалась на месте и следила за ним, завороженная каким-то волшебством. Оно подымалось вместе с пылью, усиливалось музыкой, и она поверила, что может стать тем неземным существом, которое отрывается от земли в совершенном прыжке. Она глубоко дышала, позволяя воодушевлению глубоко проникнуть в нее, и наконец, почувствовала себя твердо стоящей на ногах. Руками же она, казалось, способна была дотянуться до неба. Она посланник богов, в этом ее уверяли и небеса, и праздничный воздух, и земля, и весь окружающий мир.

Толпа гудела. В топанье ног, в ритмичных хлопках ей слышалась скрытая молитва. Эти люди пришли сюда, чтобы насладиться зрелищем, и, впитывая их приветствие, Ика наполнилась силой и радостью. Она поняла свое предназначение. До того как зайдет солнце, она должна перепрыгнуть через быка.

Раковина прогудела еще раз. Все остановилось; над ареной внезапно воцарилась тишина. Ика почувствовала себя ребенком, вырванным из материнских объятий.

Она посмотрела вверх и увидела, как к тронам под белым навесом подошли два царских стража. Они стали по обеим сторонам, и на арену вышел Сарпедон. Не улыбаясь, он быстро прошел к помосту. Один, как заметила Ика; Дафны с ним не было.

Он строго стоял перед барьером возле тронов, его суровый взгляд ощупывал толпу, пока не остановился на танцорах, на Ике, и тогда первосвященник поднял руки к небу. Громко и отчетливо Сарпедон попросил благословения для новой арены, но Ике показалось, что он испрашивал чего-то еще.

Но вот появился Минос и слегка оттолкнул первосвященника в сторону, оборвав его пристальный взгляд, направленный на нее. Смущенная и немного испуганная, Ика повернулась к царю, вставшему на место Сарпедона. Его торс был обнажен, только с золотого обруча вокруг шеи спускались цепи с драгоценными камнями. Его юбку удерживал пояс, подобный тому, что был на Челиосе. Головной убор был достаточно прост — золотой обруч с павлиньим пером. В правой руке он держал двойной топор, в левой — трезубец.

Широко улыбнувшись, царь поднял руку, удерживающую двойной топор. Толпа заревела, когда он просвистел в воздухе и упал в пыль перед ногами Челиоса. Прямо напротив него распахнулись ворота, ведущие в загон для быков.

Левой рукой Минос послал в воздух трезубец, и тот воткнулся в землю. Челиос встал на одно колено, скрестил на груди руки в молитвенной позе, перед тем как взять трезубец в дрожащие руки.

Теперь стало ясно, какую услугу он сослужил Миносу. Она вспоминала, как царь упрашивал ее посвятить Танец Посейдону.

— Настоящий герой возвышается над простыми смертными и стремится вступить в круг богов, — прокричал Челиос, поднявшись с колен. — Так же и я вступлю в бой с этим существом. — Он посмотрел на Миноса и поклонился ему. — И я сделаю это во имя могущественного бога Посейдона!

Толпа затаила дыхание. «Челиос должен танцевать во имя Матери Земли, — раздался шепот, — так было всегда. Как может Челиос, их любимец, посвящать Танец чужому божеству?»

Минос, сияя от восторга, начал медленно хлопать в ладоши. Толпа нехотя последовала его примеру, но по мере ожидания звук их хлопков становился все громче и громче. Царь и прыгун обменялись взглядами: царь торжествующим, а Челиос — беспокойным, и Ика разделяла его тревогу. Нелегко осмелиться произнести такое богохульство.

Послышался рев, и всеобщее внимание переключилось на дальние ворота. В проходе появился бык, огромный белый зверь, выплывший из темноты, олицетворение смерти. «Мой бык», — подумала она со вздохом. Это был тот самый бык, которого она уступила Челиосу.

Он, подобно Миносу, застыл в позе ожидания, но ждал скорее страха, нежели восхищения, от смотревших на него танцоров. Когда его глаза остановились на Ике, она заметила в них огнь злости. «Иди, — говорили они, — иди ко мне. Покорись мне».

Против воли Ику стала бить крупная дрожь. Она почувствовала призыв к танцу — простереть руки и полностью отдаться бешеной пляске.

Стараясь сохранять рассудок, она отвела взгляд в сторону.

— Танец посвящен Посейдону, — прокричал Минос, наклонившись над барьером, — и его сыну Минотавру.

Он поднял руку и указал на то место, где должен был находиться его сын. Хотя Ика ничего не видела сквозь темные перегородки, она почувствовала чье-то присутствие над ареной. Она почуяла опасность. И кровь.

Челиос воткнул трезубец в землю и громко крикнул. Оружие дрожало, словно отказывалось участвовать в чужеземном празднестве. Толпа насторожилась: угроза висела в воздухе. Бык громко фыркнул и привлек внимание к себе. Ика застыла от страха: он вовсе не был похож на деревянный аппарат для тренировок. Он — живой, он представляет такую опасность, к которой не готов даже сам глава прыгунов.

Чтобы перепрыгнуть через быка, нужно внимательно следить за его взглядом и рассчитать каждое движение. Пока бык переступает с ноги на ногу, танцор может прыгнуть через его голову и приземлиться позади него. Все это происходит так быстро, что удивленные зрители не замечают момента раздумий.

Главное — уверенность в себе и умение выбрать нужный момент.

На глазах Ики Челиос прыгал множество раз, и каждый прыжок был произведением искусства. Но сегодня, когда бык начал подходить к Челиосу, тот никак не реагировал. Он просто стоял и смотрел на своего соперника, словно был запуган.

Какое-то нехорошее предчувствие зародилось у Ики, когда она посмотрела на все еще колеблющийся трезубец. Она понимала, что Челиос боится. Без благословения богини он не может осмелиться на прыжок.

И лишь она подумала об этом, зверь воткнул свой рог в тело танцора. Брызнула кровь, окрашивая пыль в темно-красный цвет, Челиос упал навзничь. Ика рванулась на помощь, но Туза удержал ее.

— Мы ничем не можем помочь, — крикнул он. — Челиос сейчас в руках богини.

С ужасом девушка увидела, как бык поддел рогом роскошный пояс и поднял тело высоко в воздух. Яростно мыча, он мотал головой и швырял туда-сюда несчастного танцора. Камни с пояса рассыпались, как искры от костра, и наконец пояс порвался. Челиос проделал дугу в воздухе и шлепнулся к ногам Ики, словно мешок с зерном.

Поднялась пыль. Сдерживая кашель, Ика присела и осмотрела рану на груди прыгуна. В отчаянии она попыталась остановить кровь. «Челиос — лучший прыгун на Крите, — протестовала она молча, а толпа шептала вслух. — Если уж он не смог одолеть зверя, то кто сможет?»

Ика схватилась за его плечо, убеждая бороться за жизнь. Одно веко мигало, доказывая, что жизнь еще не окончательно покинула тело, но все ее увещевания были встречены ужасающей тишиной. Никто не двигался на арене.

Никто, кроме быка.

Стуча копытом, он переводил взгляд то на неподвижную фигуру Челиоса, то на Ику. В его глазах горело слепое, безрассудное желание убить, доказать, что они смертны.

Ее колени подгибались: было ясно, что бык собирается сделать еще один выпад. Ика медленно встала, стараясь не смотреть больше на Челиоса. Угловым зрением она видела, что другие танцоры уносят главного прыгуна в безопасное место; пока все были заняты этим делом, и она осталась наедине с быком.

Вдруг бык фыркнул, привлекая внимание к себе; глаза его вызывающе сверкнули. Это невозможно, но неужели зверь приглашает ее к прыжку? Смеет ли она ответить на вызов?

Ика вспомнила, как Челиос поддался беспокойству и страху. «Всем людям нужны свои боги, особенно в тяжелых испытаниях», — говорил ей Дамос. Она по привычке попыталась дотронуться до своего амулета, но вспомнила, что он до сих пор находится у Тезея. Холодок пробежал у нее по спине — трезубец выглядел так одиноко и не к месту. Туза предупреждал, что на Крите Танец принадлежит богине.

В доказательство подул освежающий ветерок.

«Прости, отец», — произнесла она про себя, подойдя к трезубцу. Не замечая, что на нее пристально смотрит толпа, Ика выдернула символ Посейдона из земли и отшвырнула его в сторону.

— Арена принадлежит только одному божеству, — услышала она свой голос. — Здесь мы танцуем только во имя Матери Земли.

Воцарилась мертвая тишина. Все мужчины, женщины и дети затаили дыхание. Даже Минос подался вперед. Его челюсть отвисла.

Один лишь бык, казалось, не удивился. Он косо и злобно глядел на нее. Ей почудилось, что он шепчет: «Идем. Танцуй со мной».

Ике страстно захотелось убежать, но она стояла на месте.

— Давай, зверь, — прокричала девушка на всю арену. — Делай, что хочешь. Богиня не допустит моего поражения.

Бык медленно двинулся, затем убыстрил движение и наконец застучал копытами по земле, издавая звук, подобный грому Зевса. В последнее мгновение Ика увернулась от него, ее только обдало вонью звериного тела. Он пролетел мимо, но развернулся и приготовился к следующей атаке. «Давай потанцуем, — продолжал он дразнить ее. — Давай спляшем танец смерти».

Опять послышался стук копыт, отдававшийся эхом в ее сердце. Она снова в роще, завороженная звуками флейты. Она в священном зале, очарованная поцелуями змей. «Танцевать — значит любить, — шептал чей-то голос. — А любить — значит умирать».

Ика внезапно очнулась и поняла, что бык хочет отвлечь ее внимание. Загипнотизировав ее, он может поработить ее волю, как он раньше сделал это с Челиосом. Нет, никакой зверь не подчинит себе ее волю. И в любви, и в смерти она будет хозяйкой своих чувств.

Итак, Ика уже оценила повадки и размеры быка, теперь она не должна ошибиться. «Мать Земля благословила меня, — повторяла она упрямо, — ты не можешь причинить вред одному из ее детей».

Запахло свежим сеном. Ика глубоко вздохнула и почувствовала облегчение. Теперь она ощущала себя на равных со всеми стихиями — крепкой, как земля, легкой, как ветер. Она уверенно встретила яростный взгляд быка.

Он замешкался, засомневался в своих силах, будто стал постепенно догадываться, кто здесь хозяин, а кто вскоре будет отдан жертвенному ножу. Он все еще ярился напоказ толпе, но понимал свое бессилие.

Ика почувствовала сострадание к нему — такое сострадание испытывают к бывшим возлюбленным. «Если уж тебе суждено умереть, — подумала она, — то давай разделим вместе почет и славу. Славу героя».

Зверь будто услышал ее слова. Когда девушка подбежала и ухватилась за рога, такие гладкие и холодные, словно они принадлежали уже мертвому животному, бык резко поднял голову, придав ей дополнительный разгон. Она опустилась не на спину, как это часто делал Челиос и другие. Она пролетела высоко над быком и опустилась далеко позади, крепко встав на обе ноги.

Бык тяжело и неуклюже пошел в загон, погоняемый другими танцорами. Восторг придал Ике невиданную силу. Она простерла руки, вспомнив победный жест критян; ее тело было посредником — оно соединяло небо и землю.

Торжествующий покой пробежал по всему ее телу, и она поняла, что была права, будто Лара гордо и с достоинством положила ей на плечо свою руку.

Перед ней вырос Туза и вывел ее из мечтательного настроения. Внезапно Ика услышала крики толпы. Шум был оглушительным и восхищенным. Туза увлек ее в центр арены и предложил пройти по ней гордой поступью победителя.

Это было великолепное ощущение — испытывать восторг и поклонение толпы. Но к нему быстро привыкают и впадают в зависимость. «Бедный Челиос, — подумала она, внезапно погрустнев, — он, как и царица, пал жертвой своих собственных страстей. Минос обнаружил их слабости и использовал в своих целях».

Ика оглянулась — царь все еще пристально смотрел на нее. Он отрывисто отдал приказ одному из стражей и разгневанно покинул арену. Она повернулась к Тузе. Туза нахмурился.

Ика торопливо направилась к воротам, желая поскорее уйти. Дурные предчувствия не покидали ее. Сейчас она думала только о пещере, о Язоне и о том, когда они вдвоем покинут этот ужасный остров.

Ика не заметила, как путь ей преградили два стража.

— Царь требует, чтобы ты пришла к нему, — передали они зловещий приказ.

Замерев от страха, Язон наблюдал за тем, как Дори осталась наедине с быком. Он понимал, что его возлюбленная намерена сделать: отвлечь внимание зверя от пораженного товарища, но неужели она не видит, что бык охвачен только одним желанием — убивать?

И когда она, как голубь, легко и красиво, перепорхнула через страшного зверя, Язон подумал, что его сердце разорвется от гордости. Стоявшая в центре арены с поднятыми руками, она казалась необыкновенным существом, и он подумал, что недостоин ее любви.

И его голос был одним из самых громких среди приветствовавших ее торжественное шествие. Хорошо, что Туза предложил ей насладиться успехом, а то его Дори не сразу бы поняла, что заслужила восхищение публики.

Язон больше других удивился, когда Танец так неожиданно закончился и Дори побежала к выходу. Беспокойство переросло в страх. Поднявшись, чтобы последовать за ней, он заметил, что многие придворные также покидают арену.

В это мгновение он заметил златовласую красавицу возле царского трона.

Его словно громом поразило — он узнал ее! Это была Ика из его снов!

Голова его закружилась, но он старался сохранить способность рассуждать. Красавица скоро уйдет. Если он не догонит ее, не остановит и не поговорит с ней, он никогда не узнает, почему она так неотступно преследует его во сне.

Язон побежал за ней, выкрикивая ее имя, но она, казалось, не слышала. Преследуя ее, он все больше углублялся во внутренние помещения дворца. Она так и не услышала его криков, но они привлекли внимание двух царских охранников.

Чья-то рука сжала его плечо, и он понял, что поступил как-то не так.

— Эй ты, грек, — прокричал охранник прямо ему в ухо. — Что тебе нужно в царских покоях?

Язон оглянулся и только теперь заметил, что находится где-то далеко от арены.

— Вы не понимаете. Это — Ика. Мне нужно поговорить с ней.

— Тебе нужно, ему нужно — всему Криту нужно поговорить с ней. Ты должен знать, что Прорицательница не обязана принимать каждого бродягу. Всякие тут шляются и просят ее благословения, но всех их мы отправляем в тюрьму.

— Но мне просто необходимо с ней поговорить.

Страж покачал головой и кивнул своему товарищу.

— Ну, если ты не хочешь ничего слышать и убраться отсюда подобру-поздорову, то ночь в тюрьме тебе не помешает. А если и потом будешь настаивать на своем, задержишься там и дальше.

Первосвященник Сарпедон стремительно вошел в тайные покои. Посвященные жрицы насторожились, ведь даже сам царь не смел вмешиваться в священнодействие.

— Бычья танцовщица, — сказал он, подойдя к совершающей возлияние главной жрице, — я хочу знать о ней все.

Отложив в сторону ритон, сделанный в форме бычьего рога, Наора с достоинством посмотрела на него.

— Что вы хотите знать, мой господин?

— Кто она? Почему она провела прошлую ночь в покоях царицы?

— Я не могу ответить. — Отблески от колышущегося пламени свечей на ее лице скрывали ее истинные чувства. — Мне кажется, вам лучше расспросить обо всем вашу мать.

— Спросить мать? Зачем? Чтобы получить ответы такие же скользкие, как и ее змеи? Танцовщицу зовут Икадория, и это не простое совпадение. Оказывается, она тоже была в священном зале, когда богиня избирала новую. Прорицательницу.

Наора сжала губы и отвернулась от него.

— Проклятье! Выходит, моя мать скрывала правду? Она скрыла от меня истинную Прорицательницу?

— Вы слишком многого от меня требуете. Не забывайте, что я подчиняюсь вашей матери, царице.

Гнев выплеснулся на поверхность.

— Ты забываешь свои обязанности по отношению к богине. Моя мать все принесет в жертву ради того демона, который женился на ней. Ты же знаешь, что Дитя — единственное спасение Крита!

Сзади них жрицы обменялись беспокойными взглядами.

— Мы больше не можем зависеть от царицы, — продолжал он. — Мы должны объединиться и закончить дело, начатое Ларой.

Жрицы снова беспокойно поглядели друг на друга, и он понял смысл их молчаливого разговора.

— Итак, она на самом деле Дитя, — сказал он, почувствовав огромное облегчение. Разве он не знал, что спасение Крита придет однажды с бычьей арены? — Наконец-то мы избавим наше царство от этого чудовища.

Наора посмотрела на своих подруг и кивнула.

— Да, мой господин, мне кажется, мы должны поделиться с вами своими планами.