Пули выбили в бетоне неровные кратеры. Цементная пыль липла к стеклу маски, скрипела на зубах. И запах… Обугленная плоть и сгоревший порох.
Трупы террористов свалили у стены.
— Плотно засели… и коридор длинный. — Боец-наблюдатель почти не шевелился, устроившись со своей аппаратурой на останках боевого робота.
— Да что вы копаетесь!
Проигнорировав реплику штатского, капитан скомандовал:
— Подствольник!
Не высовываясь, спецназовец выдвинул автомат. Глухой хлопок вышибного заряда и… тишина. Взрыва не было.
— Мавр?
— Сеть поперек коридора. Мне не видно. — Пальцы спецназовца плясали по планшету. — Сейчас подгоню «паука» ближе…
Короткая очередь.
— Дьявольщина! — Боец повернул безглазое лицо в сторону командира. Прибор наблюдения казался монстром, присосавшимся к лицу человека. — Третьего «паука» сбили.
— На рывок возьмем?
Наблюдатель покачал головой:
— Пена.
— Что вы медлите? — Человек в мятом костюме сунулся к военным. Проскрипели гильзы под подошвами. — Капитан! Назар Олегович!
— Клещ! — Спецназовец, удерживающий штатского на месте, обозначил внимание поворотом головы. — Держи спеца за щитами, понял?
Солдат кивнул и взял рвущегося человека под локоть. Тот взвыл:
— Вы не понимаете… Даже если успели включить защиту реактора… С пульта управления они его выведут на закритический режим за…
Сопротивление здоровенному спецназовцу было протестом левретки, что тащат на поводке. Но капитан поднял руку, останавливая усердного подчиненного. Подошел ближе.
— Михаил Евстафьевич, вы бегали в атаку по колено в клею?
— Э…
— Там баллоны с мгновенно застывающей пеной. Мы сунемся, и они зальют коридор. Ясно?
— Но отрицательная реактивность продержится еще максимум четыре часа. Максимум! А потом они с пульта разгонят реактор и…
— Я не пошлю людей на бессмысленную смерть…
Перфоратор, вгрызающийся в стену, взвыл так, что заныли зубы.
— Мы работаем. Не мешайте и не лезьте под пули! Клещ! — И показал рукой: выполняй предыдущий приказ.
Назар понимал: они не успевают. Никак не успевают.
И предотвратить взрыв способно только чудо.
* * *
За четыре месяца до захвата ядерной станции.
«Нехорошо, если в тридцать два тебя все называют Томочкой, — думала учительница, спеша по коридору. — Завалят мне квалификацию, скажут, молодая еще. А еще этот открытый урок… Стрелка на колготках поехала: спецназовец будет пялиться и думать, что училка дура».
Тамара всегда готовилась к худшему.
«Якишина отсадить к окну, пусть там рожи корчит. Девочкам про спецназ не интересно, начнут болтать. Отправить их назад? Антонова возмутится, дескать, не видно, а что тут видеть? Козевич будет читать под партой — отобрать книгу. И сегодняшний сон…»
Чертик под потолком смятой машины. Рухнувшая бетонная ограда, оборванная паутина колючей проволоки. Самолет на земле, крыло нелепо торчит в сторону, как у подбитой птицы. Человек в белом халате перерезает горло толстяку…
«Спецназовец наверняка не умеет разговаривать с детьми: мне придется их успокаивать и его подбадривать. Вдруг он будет ругаться? Или мямлить? Господи, ну почему я не взяла запасные колготки!»
— Томочка, он звонил. Будет через пять минут.
— Он нас найдет? Светлана Михайловна, вы сказали, что от остановки надо за угол…
Завуч ободряюще улыбнулась:
— Конечно. И не нервничай так, ты же умница. Все будет хорошо.
Залился звонок. Цунами из хохочущих и орущих малышей прокатилось по школе и расплескалось по классам. Следом — авианосцем, ледоколом — шагнул в коридор гость. Темноглазый, сильный, обманчиво медлительный. «Тигр в клетке с курами», — подумалось Томочке.
— Здравствуйте, дамы. Я Бахметов. Капитан антитеррористической группы «Стерх».
* * *
«Все хорошо, все хорошо…» — Тамара искусала губы, хотя дети слушали, открыв рот…
— …и слушаться маму и папу. Вот как стать спецназовцем! — Кто-то рассмеялся. — Да, что ты хочешь узнать?
Девочка в круглых очочках поднялась из-за парты. Поправила жакет:
— Папа говорит, что террористов победить невозможно. Слишком много оружия и… технологий, которые… — она запнулась.
«О господи! — Тамара сжалась. — Он обидится…»
Но Назар Олегович улыбнулся:
— Слишком много технологий двойного назначения? Так? В чем-то папа прав. Как тебя зовут?
— Катя…
— Вы уже большие, — спецназовец обвел класс глазами, — Катерина, ты готова услышать сложное объяснение?
Та зачарованно кивнула.
«Сейчас они заснут. Начнут шептаться. Мне влетит, что не подготовила класс к важному занятию».
— Давным-давно все люди охотились, а потом?..
— Стали сажать пшеницу!
Учительница хотела напомнить Васечкину, что надо поднимать руку, но спецназовец, похоже, был доволен.
— Верно! Переход к земледелию. Кто скажет, какие были технологические революции?
Дети загалдели наперебой. Даже привычная Тамара с трудом разбирала отдельные реплики, а Назар Олегович — стоял, улыбался: веселые морщинки у глаз. Посреди бурного моря детского любопытства — непоколебимый, надежный утес, за которым можно укрыться в шторм. «Он, наверное, хороший отец…»
— Ага, — его голос легко перекрыл ребячий гомон, — вы почти все назвали. Повторю: сельскохозяйственная революция, техническая, информационная. Сейчас происходит четвертая: образовательная. Каждая решает свои проблемы. Терроризм, — спецназовец словно имя личного врага произнес, — порождение информационной эры. И мы его победим, когда образовательная революция завершится.
Тамара выдохнула. Даже она все поняла.
— Вот вы сказали… — «Васечкин!» — что революция решает проблемы. А какие проблемы?
— Отличный вопрос! — Назар показал парню большой палец. — Для чего нужен компьютер?
— Играть!
— Смотреть мультики!
— У меня папа на нем работает!
— Все верно. Но… что самое главное?
Дети притихли. Тамара представила: «Вот спросит он меня…»
— С ним любую информацию найти можно. Как сделать бомбу — тоже. Нужно, чтобы человек знал — как, но не стал ее делать. Это и есть образовательная революция.
«Ох… Получается, если из моих учеников кто-то… это я виновата?»
— Еще вопрос?
— Ваш пистолет настоящий?
«Якишин!»
— О да! — Назар оттянул полу кителя и показал кобуру. Ученики повытягивали шеи.
— А если вы его потеряете?
— Да выгонят меня из спецназа к чертовой матери! — Согласное «Ах!» класса. — Поэтому я спать ложусь, не снимая кобуры.
Тамара не выдержала, расхохоталась.
* * *
Она не знала, радоваться звонку или огорчаться.
— Ребята, стойте! Поблагодарим Назара Олеговича за интересный рассказ.
— Спаси-ибо! — нестройно проорали третьеклашки и рванули в коридор.
— Вы извините их. Они маленькие еще…
— Хорошие ребята. И вы замечательно вели урок.
От неловкости Тамара принялась подравнивать стопку тетрадей.
— Боюсь, они ничего не запомнили, а что запомнили — перепутают. Ноосфера, волны технической эволюции, геополитика… Представляете, что они дома расскажут?
Бахметов улыбнулся.
— «Бах-бах!» И тут он падает! А этот из автомата— «Тух-тух!».
— Ох… Наверняка что-нибудь поймут неправильно. Или будут шутить, а ваша работа — вовсе не повод для смеха. А родители потом…
Тамара оборвала себя. «Разболталась!» Но на лице спецназовца не появилось брезгливого недоумения. Наоборот, он будто обрадовался.
— Да вы профессиональный паникер, Томочка. Просто талант какой-то!
Щеки вспыхнули: «Томочка. Никто не принимает меня всерьез».
— У меня приятель был, Пашка, — Бахметов уселся на парту. — Снаряжение проверял по сто раз. Другие пиво пить, а он фильтры в противогазах развинчивает. Патроны вручную шлифовал. «Все, что может сломаться, — сломается!» — не иначе. Ребята звали его паникером, а эта мнительность мне жизнь спасла. Если б он не перепроверил клапан…
Тамара ощутила себя девчонкой: хвалят за удачный рисунок вместо того, чтобы ругать за испачканное платьице.
— Люди стараются не думать об «ужасном», пока не станет поздно. Вы, Тамарочка, уникум. Такой человек обязательно должен быть в любой группе специалистов.
Воздух стал легким, а краски яркими. На секунду представилось: она — ценный спец. Вау! И ужаснулась: как можно доверять чужому мужчине! Да еще такому… тигру. Что бы он ни говорил.
— Спасибо, Назар Олегович. Не буду вас задерживать. Вы, наверное, торопитесь…
И почти выбежала в коридор, спиной чувствуя его задумчивый взгляд — встрепанная клуша со стрелкой на колготках.
* * *
Русик сегодня вернулся раньше нее. Сидел у телевизора, голодный и недовольный. Пока Тамара разбирала сумки, торопливо чистила свеклу, слонялся за спиной и снова читал лекцию:
— …Ты должна ставить глобальные цели и последовательно их выполнять. Просиживаешь задницу в школе, где каждый год одно и то же, одно и то же. Ты плесневеешь в этой дыре.
— Это нужная работа, — неуверенно заметила Тамара и переглянулась с грустным Арлекином — своей первой куклой. Остальных она прятала в шкафу, но Арлекина удалось отстоять, и он жил на кухонном подоконнике.
— Не говори глупостей. Надо менять свою жизнь, ты должна сама измениться.
— Русик, ну как я могу измениться? Мне тридцать два…
— Вот-вот. Старая песня. Мыслить надо позитивно! И не зови меня Русиком.
Тамара вздохнула, куда ей до Руслана: положительный, позитивный. Без недостатков: не пьет даже пива, не курит, не болельщик, не бабник…
— Так и будешь до пенсии шить уродцев и всего бояться, — подытожил Русик и вернулся к телевизору. Арлекин печально блестел глазами-бусинами.
Тамара ссыпала овощи в кастрюлю и уставилась в окно. Русик прав, она лентяйка. И трусиха. Как одобрительно назвал ее Бахметов — профессиональная паникерша.
— Русик, а мне сказали, что предусматривать плохое — это талант.
— Вот поэтому у тебя и зарплата курам на смех. Без конца думаешь о плохом и мне позитив сбиваешь. Слушай больше своих клуш!
Ей бы промолчать…
— Он не клуша, а из спецназа.
— Что?..
Бледный от негодования Русик возник на пороге.
— За моей спиной с мужиками, значит, крутишь?
— Нет, Русланчик, он к ребятам приходил, открытый урок…
— Он к тебе клинья подбивал, а ты и рада!
— Да нет, я…
— Я, значит, о ней беспокоюсь, а она… она… — Не найдя слов, потряс кулаками. — Да ты сама — кукла безмозглая! — Швырнул об пол тряпичного Арлекина и протопал в спальню. Собрал «командировочную» сумку, долго одевался в прихожей. Тамара сидела в кухне, обняв тряпичного человечка, и глядела, как выкипает на плиту борщ.
Вздрогнула лишь, когда захлопнулась дверь.
* * *
— Эй, лежебока! — голос Светика был неприлично весел для утра субботы. — Ты знаешь, кто тебя ищет? Наш воин-красавец!
— Да ну тебя… Разбудила… Ой! — Сон как рукой смахнуло. — Бахметов?
— А то! В восемнадцать ноль-ноль сегодня в кафе на набережной.
— Я не пойду, это же неприлично! Надо отменить…
— По делу хочет встретиться. И не отменишь — предупредил, телефон будет выключен.
— Так внезапно…
— Это не он, это я. Он три дня назад звонил. Ты бы себя измучила глупыми страхами. Марш маникюр делать! — И положила трубку.
Тоже мне — подруга.
Тамара приехала на полтора часа раньше, гуляла по набережной, села за столик: ну и цены! Даже чай…» Как дать понять, что я практически замужняя дама и так нельзя…» Она пожалела, что Русик категорически отказывался расписаться. «Было бы на пальце кольцо…»
— Вам нравится? — Назар словно возник из воздуха. Широким жестом показал на речной простор, на черточки лодок на воде. — У меня это место счастливое, — и мгновенно изменил тон, уловив ее молчаливое неодобрение. — Я вам хочу работу предложить.
— А?..
— Не спешите отказываться! Конечно, профессия учителя — важнейшая, — он пожал плечами, — но моя работа тоже нужна.
— Я — в группу борьбы с террором? В спецназ? — Тамара не знала, плакать ей или смеяться.
«Наверное, он все-таки меня… как Русик сказал? Клеит?» Потянулась за кошельком, чтобы расплатиться и бежать отсюда. «Какая пошлость! А пальцы у него красивые…»
— Нет, конечно, не в спецназ. В группу раннего обнаружения угроз. Туда, где ваша способность предвидеть негативное развитие событий будет в полной мере востребована.
«Он это… всерьез? Мое «негативное мышление», мое паникерство…»
— Я когда выступал, не рассказывал всего, конечно. — Назар продолжал говорить, а она, как всегда, выключилась и прослушала что-то важное. — Образовательная революция — не только воспитание детей; это еще и возможность научить тому, что кажется чудом. Понимаете?
Тамара покачала головой.
— Теракт — резкое и неестественное вмешательство в нормальный ход вещей. Даже факт его подготовки уже будоражит информационное пространство. Согласны?
— Предположим, и что из этого следует?
— Теракты можно предвидеть, если «подключиться» к информационному полю ноосферы.
Тамара не понимала, но готова была поверить на слово. Однако… ведь ее опасения чаще всего не сбываются? Она так и сказала.
— Когда у катастрофы естественные причины — да, ее предвидеть нельзя. Но на авиарейсы, что потерпят крушение, всегда больше людей опаздывают… если беда по вине пилота. Значит, и подготовку теракта можно «считать» из ноосферного поля. — Назар широко улыбнулся. — Вот ваша будущая работа… если пройдете тесты и собеседование.
Эти слова успокоили Тамару. Чтобы она прошла тестирование? Да никогда! Значит, ответ: «Согласна попробовать» — ничего не значит. А Назар обрадовался, даже неловко стало.
За беседой пролетело два часа — незаметно. И только по дороге домой она поняла: тонкий аромат, окружавший спецназовца, не одеколон — запах сгоревшего пороха.
* * *
Тамара размяла в пальцах бумажную кашу, скатала шарик. Появился вздернутый нос, твердый подбородок. Новая кукла обещала быть с характером. «Работать паникершей глупо… но приятно. Может, это — мое? Если не соврали про зарплату, ипотеку смогу сама платить».
Девая щека вышла более круглой. Тамара добавила папье-маше и продолжила размышлять: «У меня, конечно, не получится, но вдруг… Может, тогда папа… все-таки серьезная работа…»
Она уже знала, какие глаза будут у новой куклы: синий и зеленый. «Да нет, не возьмут. Мало ли, что тесты показали? Просто они… ошиблись. Переоценили меня. Я не справлюсь».
Тамара начала кроить из старой футболки кукольное платье. На столе ожидали своего часа: сломанная заколка, россыпь потрепанных жизнью пуговиц и проволока для каркаса. «Слишком большая ответственность, от меня будут жизни зависеть. Я не смогу, тут одной старательности мало. Да и не предчувствия у меня — страхи: врач, перерезающий горло, — бред! Кошмарный сон — не более того».
От воспоминания ее передернуло.
«Полный рабочий день — обед придется готовить с утра. Приходить буду поздно, папа станет требовать, чтобы Руслан встречал у метро, а Русик против. Он по телефону возмущался моим легкомыслием, а что будет, когда вернется? Нет. Нельзя ломать налаженное».
Она растопырила проволочные пальчики и начала каждый оборачивать ватой. «Но так хочется попробовать…»
Звонок заставил ее вздрогнуть.
— Томочка, я тут прикидываю загрузку на следующий год. Ты ведь уходишь?
— Я, Светлана Михайловна… не знаю. Нет, наверное.
— Почему это нет?
Тамара, смущаясь, принялась перечислять причины.
— Я как завуч требую: хватит страдать ерундой! Ты умница, у тебя все получится. Соглашайся. Нельзя пропускать такой шанс!
«Шанс. Может быть, единственный. Но родители… и Русик… и…»
— Сейчас самое время, конец учебного года. Не сложится — вернешься в сентябре. Или через год. Ты должна попробовать. Я приказываю!
Тамара вцепилась в недоделанную куклу, словно та могла придать ей храбрости.
— Хорошо. Я попробую.
* * *
Она знала, что на новом месте всегда нелегко, но раз уж решила все вытерпеть…
Сегодняшнее занятие вел Фриманис — «всем Кассандрам он начальник и оракулам капец». Огромный, с пронизывающим взглядом, преподаватель спецкурса внушал Тамаре настоящий ужас. Она ждала: загипнотизирует и заставит сделать неприличное или с треском выгонит.
— Мозгу постоянно требуется новая информация. Если ее мало, мозг генерирует недостающее либо обращается к ноосфере. На практикумах вы заметили…
Тамара вспомнила вчерашний визит родителей. Отец через слово обзывал гадалкой. Мать поджимала губы, когда Тамара рассказывала о научном базисе новой работы. Хорошо Русика не было — родители его недолюбливали. «Какая из меня ясновидящая, я в своей жизни разобраться не могу».
Другой ее проблемой был Стечкин — звезда группы. Юный, нахальный, он остроумно рассказывал о своих успехах и возводил напраслину: «Серафимова, ты ж наушники снимала, я видел», — и смотрит нагло. «Наверное, учительница в школе ставила ему двойки. А на мне отыгрывается».
Фриманис толстым пальцем нарисовал на сенсорной доске два кружочка и идущие от них перекрещивающиеся ниточки — глаза, видимо.
— Восемьдесят процентов информации поступает в мозг через глаза. А сейчас вам предстоит испытать полную потерю зрения. Для этого используется специальный препарат. Через четыре часа вы снова начнете видеть.
— Вольф Ойвович, химия-то небось экспериментальная?
— На себе испытывал.
Членов «группы раннего обнаружения» заставляли обходиться без зрения, слуха, осязания, погружаться в электросон и пребывать в невесомости. Будущие провидцы заполняли мегабайты отчетов и вели дневники сновидений. Разбор полетов им не устраивали, а результаты замалчивали.
— Вы можете оказаться в абсолютной темноте или мозг попытается восполнить недостающие картины. Итак, прошу оставаться на местах. Врач сделает уколы.
Тамара, содрогаясь, подставила предплечье. «Экспериментальный препарат, а вдруг аллергия? Или я ослепну навсегда? Ничего не увижу, засну, не вспомню…»
Свет в комнате померк, в темноте распухали и лопались желтые пузыри. Фриманис превращался в Стечкина и грозил ей увольнением, а Светлана Михайловна сердито кричала, что штат укомплектован и такую бестолочь не возьмут даже в уборщицы…
* * *
Два месяца занятий. И зачем она только сменила работу! Нет, Руслан через неделю ходил гоголем и говорил: «Вот что позитивное мышление делает!» Наверное, новая зарплата как-то повлияла на его мнение.
Не в этом дело.
Вольф Ойвович был группой категорически недоволен. «Почему вы не предвидите будущее? — вопрошал он. — Потому, что боитесь! Страшно увидеть завтрашние катастрофы, вы вытесняете все, что снилось. Значит — страх будем перебарывать ужасом!»
Заставляли ходить по дощечке на высоте, неожиданно взрывали петарды, опускали в бассейн с Натуральными акулами. Акулы были сытые (наверное) и никого из группы не сожрали, но натерпелась Томочка на всю жизнь. И ведь не расскажешь никому! Даже Светику.
А сегодня Фриманис как с цепи сорвался:
— Вы эгоисты! Вам наплевать на других! Пусть террористы убивают людей, вам лишь бы душевный комфорт сохранить!
И всякое такое несправедливое. У Тамары даже слезы на глаза навернулись. Тут Вольф Ойвович выдохнул и уже спокойно говорит: «Для вас страдания людей, которых террористы убивают, — абстракция? Будет вам конкретика». И повел группу в испытательный корпус.
Комната со сновидческой кушеткой, за односторонним зеркалом — две кабинки. В одной — человек в маске за пультом; в другой — татуированный мужчина со злобным лицом привязан к массивному стулу. К стулу подходили толстые провода.
— Это, — Фриманис указал пальцем на зэка, — ваше наказание. Укладываетесь на кушетку и видите будущее. Если нет — его бьет током. Все понятно?
Через пятнадцать минут она уже стояла перед куратором — и молчала. Снов она опять не видела.
— Серафимова, Серафимова… — Вольф Ойвович покачал головой. — Вы, наверное, думаете, что мы тут в бирюльки играем…
— Я… нет, но…
— Предвиденье второго шанса не дает, Серафимова. Смотрите, к чему ваша лень привела.
Тамара зажмурилась, но это ее не спасло.
…Как он кричал!..
Почудился запах гари, но нет, это был нашатырь. Слава богу, в себя Тамара пришла уже в лазарете. Фриманис стоял рядом и молча на нее смотрел.
— Довольны, Серафимова? Между прочим — ваша вина. Не захотели предвидеть будущее? Вот лежите и думайте.
И вышел.
Только тогда Томочка заплакала.
* * *
Тамара стояла посреди коридора, обхватив себя за плечи. «Я не смогу. Я ничего не увижу, и… что будет завтра? Расстреляют?» Вцепилась зубами в губу и стиснула пальцы.
— Тамара? Тамара Игнатьевна?
Бахметов шел по коридору, белозубо улыбаясь.
— Давно не виделись. Скоро нам работу подкинете?
Она всхлипнула и, забыв о приличиях, принялась жаловаться. Назар молча выслушал и сказал:
— Томочка, вы зря боитесь. То есть, конечно, правильно боитесь — вас за этим и взяли. Но беспокоитесь напрасно: начинать всегда тяжело. Когда я пришел в антитеррор-группу, думаете, у меня все сразу получалось?
Тамара смотрела в ярко-синие серьезные глаза: «Почему он ко мне так относится? Внимательно слушает мои глупости, утешает. Русик никогда не… — И мысленно запнулась. — Получается, я сравниваю… мужа и Назара? Ой, как неприлично». И потупилась.
— Обучение здесь жесткое, но ведь с террористами боремся. Тяжело в ученье, легко в бою, а, Томочка?
Она замотала головой:
— Предвидение — это же не вышивка какая-нибудь. Для него талант нужен…
— Эх вы, — разулыбался Бахметов. — И что с вами такой делать? А ну-ка, пойдемте.
Назар потащил ее по каким-то коридорам. И оглянуться не успела, как оказалась в тире.
— Давайте-ка постреляем. Самое милое дело при душевном раздрае, вы уж мне поверьте.
— Я не могу.
— Можете, все вы можете. Просто надо не бояться. А ну-ка, надеваем наушники, берем пистолет, вот так.
— Яне…
— Спокойно. Снимаем предохранитель. Мушку с прицелом совмещаем, мишень видим. Дыхание задержать и мя-агенько давим…
Пистолет дернулся, словно живой. Тамаре показалось, что ее ударило током; как того мужчину! Она швырнула пистолет на стойку и отпрыгнула к дверям.
— Томочка, погодите, давайте еще раз. Очень успокаивающее занятие, я вам точно говорю.
— Нет-нет, меня дома… не могу, извините… в другой раз. — Она допятилась до выхода и припустила почти бегом, краснея от неловкости. Все выходило некругло, все шло наперекосяк.
* * *
Расстроенная, она прозевала приход Русика, и он застал творческий беспорядок на кухонном столе. Лоскуты, катушки, россыпь пуговиц: она в третий раз переделывала наряд для куклы с разноцветными глазами. Руслан промолчал, посмотрел укоризненно и отправился мыть руки. Тамара в ужасе забегала от плиты к холодильнику: показное благодушие могло означать что угодно.
Впрочем, на этот раз ее страхам было не суждено сбыться: Русик в красках расписывал, как убедил клиента купить большую партию мониторов, а Тамара слушала и не понимала. Он с аппетитом уплетал котлеты, а ей ужин не лез в горло.
— Уйду я с этой работы, — наконец ляпнула она. Русик поперхнулся.
— Сдурела?
— Я ничего не вижу. От меня никакого толку.
Ладно — подписка о неразглашении; но как рассказать об электростуле? Немыслимо!
— Снова-здорово! И не увидишь ничего, пока будешь ныть. Позитивно мыслить надо.
— Но Русланчик… От меня ведь люди зависят…
— Плевать на людей!
— Я не могу…
— Ну, раскудахталась. — Русик швырнул вилку на тарелку. — Где такую работу найдешь, чтоб нормальные деньги платили? Опять будешь за копейки с тетрадками сидеть?
— И буду, — прошептала Тамара, глотая слезы.
— Никогда ничего не добьешься. — Руслан с треском разгрыз сушку. — Непонятны мне эти упаднические настроения. Ты что думаешь, я тебя всю жизнь буду содержать?
— Русик, я…
— Не называй меня Русиком!
Сопя от негодования, он удалился в комнату, задумчиво уставился на шкаф (у Тамары сердце екнуло — «опять?»), но передумал. Назидательно ткнул в нее пальцем:
— Не имеешь права уходить, поняла?
Казалось, она спит под действием лекарства и видит тягостный кошмар, из которого нет выхода. Выяснение отношений затянулось: ночью Русик потребовал ласки, а она расплакалась. Он обиделся, обозвал курицей, все утро не разговаривал и демонстративно не доел омлет. Даже выставил на видное место «командировочную» сумку, и Томочка снова разревелась.
* * *
На работу — как на каторгу. Ночью ей снился давний кошмар о враче с ножом в руке.
Заявление на увольнение Дмитрий Владимирович отклонил: «На данном этапе обучение прерывать запрещается!» Самого шефа Тамара не видела; бумажку с резолюцией секретарша вынесла, словно дохлую мышь: двумя наманикюренными пальчиками.
Перед началом занятия группа была непривычно молчалива. Один Стечкин разглагольствовал: «А я чо? Буду я о всяких уголовниках беспокоиться…» Тамара чуть ему не врезала.
Вольф Ойвович собрал отчеты о сегодняшних снах, быстро просмотрел их. «Ага, — сказал он, — ну хоть что-то. Три автокатастрофы… так… у Серафимовой умышленное убийство, ага… Есть явный сдвиг. Продолжим».
Просьба «А может не…» демонстративно услышана не была. Их снова повели в испытательный корпус.
— Значит, так, Серафимова, сегодня задание сложнее. Будет три оператора. Один из них нажмет на кнопку. — Тамара сглотнула. — Ваша задача — указать, кто именно. Понятно?
— А если…
— Выйдете через вторую дверь. Вперед.
И Томочка на негнущихся ногах вошла. Зеркало наполовину занавешено, три оператора, одинаковые в своих масках, стояли за пультами. «Как же я пойму из сна — кто?» Устроилась на кушетке, выпила лекарство. И тут занавеска отдернулась: к стулу привязан парнишка лет двенадцати. Рыжий, веснушчатый. Губы его тряслись, а на щеках блестели полоски от слез.
— Нет! — Тамара рванулась, но лекарство уже начало действовать, и ее потащило в сон.
Из сна Тамара вывалилась рывком. И сразу закричала, боясь, что не успеет:
— Это он, он! Справа который. Брови сросшиеся. Это он!
Ткнула в будущего мучителя пальцем и…
…из-за ширмы раздался выстрел. Оператора ударило в грудь, и на белом халате расплылось красное пятно. «Господи, да его застрелили!..»
Перед глазами блестела ножка кушетки. Болело ушибленное бедро. Тамара приподнялась с пола и заглянула в пыточную. И не сразу поняла — операторы аплодируют ей, а «расстрелянный» стягивает халат, — это же… маркер с краской!
Мальчишка в кресле хохотал и корчил рожи.
* * *
Тамара не помнила, как собралась, как добрела до остановки и влезла в трамвай. Очнулась, когда здоровенная кондукторша потребовала оплатить проезд. Она полезла в сумку, долго рылась там, и сидящая рядом старушка уже прошлась насчет бестолковой молодежи.
— Обдолбалась, что ли? — рявкнула кондукторша. Томочка вздрогнула и разжала пальцы. Прозвенела по полу мелочь, закатилась под сиденье помада. И выпало удостоверение.
В трамвае повисла тишина, словно не книжечка «ФСБ. Антитеррор» оказалась на полу, а граната без чеки. Тамара бросилась спасать добро и… чуть не столкнулась лбом с мальчишкой. Тот протянул мелочь на ладошке:
— Держите, — и застенчиво: — А вы правда из антитеррора?
— Правда.
— Видишь тетю? Она с террористами борется, — донеслось сзади.
Ей протянули удостоверение, грозная кондукторша разулыбалась, словно старой знакомой. Тамара выросла сантиметров на двадцать: «Я не имею права сдаваться».
— Спасибо, — сказала она, выпрыгивая из трамвая.
* * *
Острый свет брызгал в глаза с хрустальных люстр, и зал расплывался, как в калейдоскопе. А может, виноваты были слезы. Голову стянул железный обруч. Она терзалась: потечет водостойкая тушь, она споткнется на непривычно высоких каблуках, ее забудут внести в список или в последний момент сочтут недостойной диплома.
Хотелось сбежать. Как из художественного училища.
— Сегодня мы приветствуем первый выпуск, первый состав группы предвидения социальных катаклизмов. — Директор был особенно представителен. — Из пятидесяти шести кандидатов, прошедших первоначальный отбор, до сегодняшнего дня добрались лишь двадцать два. Нет, не стоит думать, что остальные пали смертью храбрых…
В зале засмеялись. У Тамары разламывалась голова, она старалась глубоко дышать. «Слава богу, Стечкин оказался среди отсеянных…»
— Когда мы создавали сектор предвидения, многие не верили в результат. Было даже предложение назвать его «сектором ненаучной фантастики».
Зал грохнул. Томочка украдкой вытерла ладони об юбку.
«Жаль, Русик не придет». Она просила, но у него совещание, и вообще «карьера не терпит расхлябанности и несерьезности». И Светланы Михайловны нет — уехала на учительский симпозиум. Зато они не увидят ее позора, если что стрясется.
— Не хвастаясь, могу сказать, что результаты нашей группы в два с лишним раза превышают…
Но родители увидят. Мама выглядела растерянной, отец смотрел скептически. А в третьем ряду стоял… Бахметов. Впервые он появился не в камуфляже, а в бежевой водолазке. Большой, уверенный. «Мне бы его спокойствие». Назар поймал ее взгляд и подмигнул.
«Это здорово — работать рядом с настоящими профессионалами».
— А теперь позвольте перейти к вручению. Диплом ясновидящего не даст нашим провидцам права выступать в суде в качестве метафизических свидетелей. Но судьбы нас с вами будут во многом зависеть от их невидимой работы.
«Да, я готова. Я буду стараться изо всех сил».
Ей предстоит хранить спокойствие родного города. Чтобы все жили мирно и счастливо: папа с мамой, Русик, Светлана Михайловна. И Бахметов, и Дмитрий Владимирович, и его противная Галочка.
— А раз наша группа необычная, то и дипломы начнем вручать с конца алфавита. Диплом вручается Шорину Денису Анатольевичу.
Аплодисменты разорвали духоту. У Тамары глаза ломило, так болела голова. «Сейчас выйду и свалюсь в обморок. Юбка задерется. Все будут вокруг бегать, водой из графина брызгать. Стыдобища».
— …Серафимова Тамара Игнатьевна.
«Господи…»
Она едва пролепетала «спасибо» дрожащими губами. Зал качался, грохотали аплодисменты, Назар хлопал, подняв руки над головой. «Он тоже за нас рад. Какой хороший человек».
Когда толпа двинулась в банкетный зал, Тамара нашла родителей.
— Ну, поздравляю, дочь, — отец смотрел оценивающе. — Все-таки заработала второй диплом. Немногим лучше, чем картинки малевать, зато будешь считаться сотрудником органов.
Тамара вспыхнула. «Молчи, будет хуже».
— Будь осторожна. Все-таки с террористами ра ботаешь, — вступила мама, поправляя ей воротник, как маленькой.
— Мам, не с террористами, а наоборот.
— Вот-вот, мало ли, во что тебя втянут.
— Это серьезная организация, мам! Пап!
— Понятное дело, работа непыльная, не за станком стоять.
Тамаре хотелось плакать. Диплом жег пальцы.
— Пойдемте, там обещали фуршет.
— Мне на завод пора, — отрезал отец. — Мне в отличие от гадалок за работу платят.
Она надеялась, что подойдет настоящий спецназовец Назар Олегович, он-то непременно реабилитирует организацию в глазах родителей. Но Бахметов растворился в толпе, и почему-то это казалось самым обидным.
* * *
А работа в антитеррористическом центре оказалась рутиной. Пришел, отметил пропуск и сиди двенадцать часов в пустой комнате. Два дня работы — день отдыха. Слушать радио или смотреть телевизор — нельзя, телефонный звонок — необходимо выйти в холл, читать — нельзя. «Чтобы ничто наводок не давало», — так объяснил Вольф Ойвович. Три раза за смену — сон. Заполнение бланков и отчетов.
Никто не требует, чтобы каждый раз было предсказание. О, нет! Когда впервые ничего не «выспалось» — Тамара испугалась… Побежала к Фриманису виниться. Тот ее выслушал, сказал: «Теракты не каждый день затеваются, слава богу. Идите, работайте». Получается — ничего страшного?
Через две недели она решилась: а можно в Чистую комнату взять рукоделие? Тот заинтересовался: какое. Попросил принести, показать… Тамара от смущения чуть не отказалась, но пересилила себя. Принесла Арлекина и еще две готовые куклы. Бывший куратор поцокал, похвалил притворно — разрешил. Так что она теперь на работу — с чемоданчиком.
Через неделю уже все коллеги знали, какая чудачка в отделе работает. Некоторые даже в насмешку стали просить сделать им куклу для подарка кому-нибудь… Томочка не обижалась. Два раза попила чаю с Назаром Олеговичем.
Все устаканилось, кажется.
* * *
Светлана Михайловна откусила от сдобного печенья и зажмурилась.
— М-м-м, невероятное. Как тебе это удается? Я объедаюсь всем диетам назло.
Тамара хихикнула:
— В следующий раз сделаю морковные котлеты.
— Гадость какая, терпеть их не могу!
Томочка любила посиделки со старшей подругой. Даже в вечных Светланиных нападках на Русика было что-то успокаивающее.
— Кажется, моя работа никому не нужна.
— Перестань, Томочка. Ты опять ищешь страхи на пустом месте.
— Я отчеты пишу, отдаю — и ничего. А ведь бывают несчастные случаи или даже катастрофы.
Стрельба по милицейскому посту. Рейсовый автобус с моста упал.
— Ты напрасно нервничаешь. Наверняка принимаются меры, а тебе о них сообщать просто незачем.
— Ну, не знаю…
— Слушай, я твой «Синий сон» на eBay выставила.
Томочка оторопела:
— Зачем?
— Ты сама никогда не соберешься, а знаешь, как люди заинтересовались? Один канадец предлагает двести сорок долларов, а аукцион только начался.
— Русик меня убьет! — вырвалось у нее.
— Насчет твоего Руслана ты знаешь, что я думаю. И пора уже вылезать из раковины. У тебя отличные человечки получаются.
— У меня и платья из обрезков, и краску я китайскую использую…
— А я говорила — надо переходить на хорошие материалы.
— Но ведь дорого.
— Сейчас продашь куклу, и будут тебе средства на пуговицы-булавки.
Тамара приложила ладони к горящим щекам. Поделки, вымучиваемые на работе, — ерунда. А кукла с разноцветными глазами никак не оживала.
— Нет, я не могу. Есть настоящие художники, а у меня просто…
— А у тебя есть я, которая знает, что ты умница и талантливая девочка. И не спорь!
* * *
Один и тот же сон мучил ее.
Он никогда не снился в Чистой комнате. Только дома, когда Руслан сопел под боком и луна заглядывала в окно сквозь ветки дерева, будто сквозь прутья решетки. Она приучила себя не кричать от ужаса — просыпалась молча, долго лежала, унимая дрожь. Слушала, как идут в тишине часы: мерно, безнадежно.
…Ярко-оранжевый мусоровоз со смазанной синей надписью поперек кузова сминает борт легковушки. Пронзительный хруст металла. Стекло, распавшееся на белые кусочки. Человек в очках неподвижно повис на ремне безопасности. И под потолком машины — чертик, сплетенный из трубочки от капельницы.
Когда она увидела этот сон впервые — честно внесла в ежедневный отчет. И забыла. Точнее, постаралась забыть: мало ли какие аварии происходят нынче. Все больше по вине водителей, конечно. Но дело даже не в том, что все повторялось снова и снова: ужас плескался на дне этого сна.
Когда она третий раз вписала сон в отчеты — Дмитрий Владимирович вызвал ее «на ковер»: «Мы как называемся? Антитеррористический центр или ГИБДД,?» — «Но…» — «Нам по вашим предсказаниям план противодействия составлять! Что прикажете писать: взять под контроль все мусоровозы в городе? Или в стране?» — «Я…» — «Идите и работайте! И не морочьте голову».
…Порванная паутина колючей проволоки в жухлой траве. Поваленные бетонные плиты забора. По ним пляшут отблески огня. Искореженный кусок металла и рядом — бесстыдно распахнутый синий чемодан с детскими вещами.
«Это уже лучше, — ворчал шеф на планерке. — Как вы думаете, — обратился он к Фриманису, — авиакатастрофа?» — «Похоже». — Куратор на таких заседаниях был немногословен и, казалось, скучал. — «Ладно, возьмем в работу. Есть у кого-то еще такое?»
Предсказание считалось состоявшимся, если у двоих, а лучше — у троих предсказателей, совпадали детали. Общение между коллегами не поощрялось. И приятельствовать ни с кем не вышло.
Оставалось жаловаться на жизнь Назару. Они гуляли по парку, сидели в памятном кафе на набережной, катались на «чертовом колесе». Она показывала ему своих кукол, Назар называл их «маленьким народцем» и все шутил: дескать, подаришь как-нибудь на память? Даже дал деформированную пулю — пусть будет сердцем у моей.
…Человек в белом халате перерезает горло толстяку, стоящему на коленях, и спокойно едет дальше. Огромный зал с рядами кнопок на пультах. Деловитая суета: щелкают тумблеры. Зарево встает на полнеба.
…Это не три разных сна. Это одно предсказание.
Тамара так и не уснула этой ночью.
* * *
Вечер был… обычным. Руслан дулся, что у нее выходной, а Тамара ничего вкусного не приготовила. А ей просто не хотелось стоять у плиты.
Она закончила куклу, судьба которой — стать подарком Вольфу Ойвовичу; тот все-таки выпросил себе человечка: «Пугать клиентов». Тамара прыснула от воспоминания: прежде чем начать разговор, громадный Фриманис долго усаживался в хрупкое кресло, размещал руки на коленях… Прыснула и испуганно оглянулась на Русика, не принял ль» ча свой счет. Но тот увлеченно щелкал «ленивчикок, выбирая каналы.
«Счет уже 3:0! Сумеют ли…» — «Итак, слово нашему сегодняшнему…» — «Два часа назад произошла автокатастрофа на шоссе…» — «Мы начинаем…»
— Верни назад!
— Что? — Русик смотрел на нее обиженно.
Тамара вырвала пульт у него из рук. «Какой же это канал? Так…» На экране: смятое железо, стекло на асфальте. Тело, накрытое простыней. Мусоровоз протаранил «Опель» и практически выбросил его с дороги…
— Отдай, ты чего?
— Отстань! — И пихнула Русика локтем.
…Над местом водителя — чертенок, сплетенный из прозрачных жгутиков.
Тамара бросилась к компьютеру: «Что за авария, где? Раз это были местные новости…»
— Ну, ты со своей работой совсем свихнутая стала! — Русик встал посреди комнаты и упер руки в бока. — Дошла до того, что криминальную хронику смотришь! Ты еще Петросяна послушай! Интеллектуалка!
«Так, где же это… сайт службы новостей… пока ничего нет, выкладывают с получасовым опозданием… Кто же этот погибший, кто?»
— Ты меня игнорируешь! Замечательно! — Русик гордо развернулся и вышел в коридор.
— Редакция, пожалуйста…
Хлопнула входная дверь.
С третьего раза Тамаре удалось, придумывая несусветное вранье, получить информацию, кто жертва. Инженер по технике безопасности Ветлуцкой атомной станции. «О, господи! Шефа нет на месте, рабочий день кончился…»
— Я тут подумал, ты, конечно, не права…
«А это кто такой?.. Русик?»
Руслан стоял посреди комнаты, не сняв ботинки, и произносил прочувствованный монолог. Томочка невнимательная и неправильная, но он готов снизойти к ее нервному состоянию. Он же понимает, как ей сложно, она не привыкла работать по-настоящему…
«Кому же звонить? — Для подобного случая никакой процедуры предусмотрено не было. — Фриманису? Да, наверное, ему…» Но Русик, в завершение своей речи, полез к Томочке с нежностями.
— Руслан! Отстань, пожалуйста!
Но тот, умиленный своим великодушием, не унимался. Тогда Тамара пихнула этого идиота со всех сил — чтобы не мешал… Русик брякнулся на пол, зацепив журнальный стол и раскатив по полу орехи из вазочки.
Томочка отстраненно смотрела, как ее бывший гражданский муж… сожитель метался по комнате, швыряя вещи в чемодан и возмущенно что-то вопя. Звонить в разгар скандала было невозможно, Тамара просто ждала, когда этот человек уберется из ее дома и ее жизни. Снова грохнула дверь.
Фриманис выслушал сбивчивый рассказ, помолчал и сказал: «Приходите на работу как обычно». Повесил трубку.
Ночью ей ничего не снилось. И это было страшнее всего.
* * *
— Галочка, Дмитрий Владимирович у себя?
— Занят, — скучно сказала секретарша. — Ждет важного звонка.
— Я быстро! Это очень серьезно.
— Понятное дело, — согласилась Галочка и демонстративно защелкала мышью. В оконном стекле отражался монитор и любимая игра секретарш — цветные шарики.
— Это касается предсказания. Кажется, террористический акт.
— Да что вы говорите, — протянула она. — Придется подождать.
Тамара куснула губу. Ну почему она не обладает даром убеждения. Или хоть уверенностью. Она заерзала на стуле. «Почему все так спокойно — осталось три дня!»
— Галочка, чаю мне. Лимончик не забудь, лапуля, — бархатно донеслось из селектора.
Тамара подскочила, крикнула отчаянно:
— Дмитрий Владимирович! Катастрофа! Теракт!
Повисла удивленная тишина. Галочка засверкала глазами, выставила гелевые когти — сейчас в глаза вцепится.
— Серафимова, ты, что ли? Зайди, — сказал начальник.
— Дмитрий Владимирович, я два дня назад передавала отчет. Где убийство начальника охраны, и самолет…
Директор смотрел непонятно. Как на диковинную рыбу в аквариуме.
— Ну?
— Дмитрий Владимирович, я четко видела дату: двадцатое. Через три дня.
— Серафимова, а ты чего нервничаешь-то?
Казалось, она бьется в пуленепробиваемое стекло.
— Теракт же!
— Ну да, я понял. Информацию получили, к сведению приняли, кому надо — работает. Ты, Серафимова, не паникуй.
Начальник был благодушен и действительно не понимал ее тревоги.
— Чаю хочешь?
— Нет, я…
— Не хочешь как хочешь. Иди, Серафимова, следующий доклад — через неделю. Иди, смотри сны.
Тамара выскочила как оплеванная. Галочка проводила ее злорадным взглядом.
* * *
Она надеялась, что окажется мнительной клушей. Это — всего лишь ее кошмары, и ничего страшного не произойдет… Но телевизор в квартире не выключала. И приемник на кухне, даже на ночь. И, нарушив все инструкции, пронесла в Чистую комнату маленькое радио.
Самолет рухнул через два дня.
«Господи! — Тамара практически бежала: коридор, лестница, коридор… — Как далеко!» И лишь у самых дверей «предбанника» обнаружила, что недошитая кукла намертво зажата в ее руке.
— А Дмитрия Владимировича не-ет… — лениво произнесла Галочка, хлопая ресницами.
— Как? — Голос был хриплым; не голос — карканье. Секретарша пожала плечами и уткнулась в компьютер.
Тамара стояла посреди присутственного места и не знала: заплакать, закричать, стукнуть дуру по завитой головке…
— Да… конечно, я тебя узнала. Еще трубку не подняла — вижу твой номер высветился… Да, буду.
Томочка решилась. Подошла к двери начальственного кабинета, рванула за ручку, услышала испуганное Галочкино: «Ой!» Дверь не шелохнулась.
— Ты чего? Э…
— Как с шефом связаться?
— Его сегодня вообще не будет! — сказала секретарша ехидно и только что язык не показала.
— Буду тут его ждать! — И уселась на стул.
Минуты текли медленно. Томочка по третьему разу прослушала скупые сводки об авиакатастрофе. «Что делать-то?» Попыталась дозвониться Фриманису — «Телефон выключен или…». Покрутила в пальцах рукоделье.
«Может быть, просто совпадение. Странное. Произошла катастрофа, но не та. И как проверить?»
— О! Не ожидал увидеть…
Назар улыбался. Белозубый мужчина в ладно сидящей форме. С плавными и хищными движениями. «Почему я не замечала раньше, насколько он красив? А главное, это мужчина, на которого можно положиться. Во всем!»
— Назар! Как хорошо, что ты… — Она и не заметила, как выскочила из приемной. — Мне надо рассказать, посоветоваться…
— Ну… у меня свободный день. В кафе?
Тамара подумала о дежурстве, с которого она сбежала. О ненаписанных отчетах. Об экстренных выпусках новостей каждые полчаса…
— А! — она тряхнула головой. — Давай!
До кафе она не утерпела. Начала говорить, и вышло, что рассказывать надо с самого начала, еще до их с Назаром открытого урока. Они шли по улице, она сбивчиво восстанавливала всю цепочку событий, приведших к сегодняшнему дню. Как всегда, спецназовец слушал спокойно и внимательно. «Какой у него редкий талант…» Она уже добралась до сна с аварией…
— Извини, совсем забыл. Мне на секунду заскочить… Вот мой дом. Поднимешься со мной? — Тамара кивнула.
В лифте ехали молча. В железной коробке тонкий запах пороха был особенно терпким. И жар сильного мужского тела. И некуда спрятаться от взгляда его синих глаз. А Томочке не хотелось прятаться. Вот только все мысли куда-то разбежались, и не собрать…
Они замешкались в прихожей — не привыкла, чтобы мужчины помогали снимать куртку, — вывернулась неловко, оказалась прижатой к его груди, подняла голову. Его глаза оказались совсем рядом.
— Глаза… и губы.
* * *
— И с этим барахлом вы явились на экзамены? Ни цвета, ни композиции… Заберите и не позорьтесь. — Мэтр захлопнул папку и поковылял дальше, тяжело опираясь на палку.
В глаза напихали острых льдинок. «Действительно, а чего я ждала? Вся затея с художественной школой — глупость, папа правильно говорил». — Сгорбившись, Томочка побрела к выходу.
«Ты даже не попробовала!» — «У меня не было шансов». — «Ну, хоть теперь-то решись, подружка!» — «Я такая глупая… Я не знаю, как сделать ему хорошо…»
* * *
— М-м-м… — Назар потянулся всем телом, и Томочка залюбовалась, как у него под кожей перекатываются мышцы. Как у большого зверя.
«Тигр, как есть тигр. Вот прямо сейчас — сытый и довольный!» — Она хихикнула.
— Знаешь, ты мне еще в классе понравилась…
— Да? — Она прижалась к его груди. Сердце Назара билось ровно и размеренно, словно не он только что… Она снова хихикнула и провела ногтем по коже.
— Щекотки я не боюсь!..Так вот, ты мне понравилась. И я тебя Дмитрию Владимировичу порекомендовал в группу. Не сердишься?
— Что ты, глупыш! За что мне на тебя сердиться?
— Ну… денег тут, конечно, значительно больше, но приходится всякой ерундой заниматься.
— Почему ерундой? Знаешь, сколько мне на eBay за куклу… — Томочка запнулась. — Ерундой? Что ты имеешь в виду?
— Э… — казалось, Назар был смущен. — Пашин ваш, Дмитрий Владимирович, знаешь, чей сын? — И мотнул головой, обозначая, чей именно. — Папа ему выбил синекуру. Сын при деле, и ответственности никакой.
— А отбор, тесты, обучение? — Томочка заледенела.
— Я почему это рассказываю, — «тигр» снова потянулся, — чтобы ты не волновалась. Это — игрушки великовозрастного мальчика. Немножко спектакля, немножко имитации деятельности. Ну и распил бюджетного бабла, конечно.
— А как же мои сны?
— Радость моя, бывают и просто сны…
Назар приподнялся на локте.
— У тебя, Томочка, есть замечательное свойство: ты профессиональная паникерша, да! — Он легонько щелкнул ее по носу, Тамара даже не отреагировала. — Треть отчетов группы — твои записи. А чем больше отчетов, тем больше финансирование! Не миновать тебе годовой премии, солнце мое! Ладно, я в душ.
И вышел, насвистывая бодрую мелодию.
Тамара села на краю кровати, обхватила себя руками за плечи. Кожа была липкая, противная. «Дура, дура, дура… Какая же я…» Она бездумно Щелкнула пультом телевизора.
— …Наш корреспондент побывал на месте катастрофы. Это ужасный случай…
Камера скользила по обломкам: жухлая трава, паутина колючки, поваленные плиты забора. Синий чемодан, вывернувший нутро…» Синий чемодан? Так это же мой сон! Мое предвиденье!» — «Это твоя глупость, — голос был до обморока знаком, — тебя используют, как последнюю потаскушку. Хорошо, хоть деньги приличные платят!» — «Заткнись, пап!..это не может быть просто совпадением: чертик в машине, чемодан на месте катастрофы… Мне нужно туда, увидеть все своими глазами. И еще…»
Она взяла трубку стационарного телефона. «Какой бы синекурой должность шефа ни была, его по головке не погладят. Медиумы предупреждали, а он и не почесался. Я, похоже, знаю, в чем дело — в ядерной станции. Ну же…»
— Галя, мне нужен Дмитрий Владимирович, это серьезно!
— Опаньки, сподо-обилась… Поздравляю. Ну и как он тебе?
— В смысле? — Мир вокруг Тамары окончательно свихнулся.
— Назарка. Хорош ведь в постели, зар-раза, правда? Хоть бы с другого телефона звонила… подруга.
Ее бросило в жар.
— Думаешь, ты у него одна такая? Ну, ты наивняк!
Комната качалась перед глазами: «А ты надеялась встретить принца?»
— Шеф на Багамах, я ему вчера срочно билеты покупала. Отвянь! Сучка.
Раздался треск брошенной трубки.
«Какая пошлость!» Томочка обвела взглядом комнату: разбросанная одежда, кобура аккуратно висит на спинке стула. «Я его даже в постели не снимаю!» Недоделанная кукла на полу — сердце из свинца. Она быстро оделась. «Боже мой, какая пошлость!» Вытерла глаза рукавом. Вернулась из прихожей, решительно схватила пистолет. «В мусорку! Пусть тебя из спецназа выгонят… к чертовой матери».
Негромко щелкнул замок.
* * *
Возле помойки она потопталась и пошла дальше. Легко сказать: «Выкину пистолет». А если мальцы увидят? Выудят, начнут играть, будет несчастный случай. Патроны-то вынимать она не умеет. Или бабулька, что смотрит подозрительно, милицию позовет.
«В реку выброшу. С моста».
Она долго топталась на автовокзале, пытаясь вспомнить — какой автобус едет к дачам; там и до моста недалеко. С трудом втиснулась в маршрутку и почти задремала. Очнулась, когда вдалеке показалась изуродованная громада самолета, окруженная военной техникой. «Значит, вот он, сон во плоти?» Томочка прилипла к окну.
— Тамаргнатьна! Здрасьте!
Она автоматически надела «учительскую» улыбку.
— Здравствуй, Якишин.
— А у нас самолет свалился, знаете? Крылья — во! Всю атомную станцию покурочило. Теперь вылезет радиация, и будут хищные растения мутиро-
— Артем, отстань от учительницы, — не оборачиваясь, проворчала бабушка.
— Ничего, мне интересно. Ты, Якишин, не бойся, не будет радиации. А как в школе дела?
— У, вместо вас такая пришла, жаба. Очки — во!
— Артем, не ругайся.
— А я чо? Она правда, как жаба, квакает: «Колов на вас не напасешься». Я в следующем году в виртуальную школу пойду, там на переменах можно в онлайне играться.
У Тамары слезы навернулись. Хулиган и раздолбай Якишин: цыплячья шея торчит из футболки, на щеке царапина. Взорвись реактор — никто не спасет таких якишиных. Потому что о катастрофе знает только она. «Пойти в милицию? Выгонят или вызовут «Скорую». Скажут: сумасшедшая. И начальник уехал. Обратиться наверх? Но к кому? И, главное, как успеть? Осталось несколько часов».
— А вы едете на самолет посмотреть?
«Действительно, куда я еду?»
— Я… по делу. До свидания, Артем.
За остановкой тянулся пустырь, следом лесок, развороченный упавшим самолетом, фургоны с надписями «Министерство чрезвычайных ситуаций». В воздухе висел резкий запах. «Если ничего не делать, через несколько часов полгорода разнесет в пыль. А остальным — умирать от радиации».
В сумке приглушенно запикал телефон. Она машинально поднесла его к уху.
— Куда ты дела пистолет?!
Пьянящее отчаяние ударило в голову. Словно прыгнула с обрыва и ничего уже не страшно.
— Застрелила парочку твоих подружек.
Назар поперхнулся и заорал:
— Твою мать, ты дура! Немедленно…
Она расхохоталась сквозь слезы и оборвала связь. Равнодушно пролистала список: двенадцать эсэмэсок от Русика, восемь безответных звонков. Динамик снова разразился трелью, и она от души швырнула телефон в урну.
«Не верите? Не хотите вмешиваться? Ну и ладно. Я сама».
* * *
Тамара прошла мощеной дорожкой и оказалась возле проходной.
— Здравствуйте. Отдел по борьбе с терроризмом…
Она опомнилась посреди площадки с растрескавшимся асфальтом. Сердце прыгало. Тамара огляделась в растерянности: ей казалось, АЭС — это круглая башня с одним подъездом, а тут россыпь домиков, трубы какие-то, обшарпанные стенды — наверное, доска почета. Куда идти? Она зажмурилась, вспоминая огненный шар из своего сна, ветер, сметающий дома, как горстку пыли.
В зал управления ее провел юный лаборант-недотепа с охапкой картонных папок. Неуклюжий дылда мялся, дергал себя за козлиную бородку и не мог понять, что требует грозная тетка из антитеррора: «Мне нужно помещение со стендами, где много датчиков, кнопок. Светло-зеленые стены, без окон. Там дежурят два человека».
— А, вам в пультовую? — догадался он наконец.
Лаборант открыл дверь своей электронной карточкой.
— По коридору направо, последняя дверь, — и удалился как ни в чем не бывало.
«Вот из-за таких террористы и проникают на охраняемые объекты. Хорошо, это я была, а если бы злодей!» Негодуя, она открыла дверь и очутилась в собственном предвидении: зал, стены выкрашены масляной краской. Толстяк в белом халате жует бутерброд. Над пультом в полстены склонился блондин с торчащими в стороны вихрами. Стало трудно дышать: она столько раз видела, как толстяку перерезали горло…
«Прекрати паниковать! Все зависит только от тебя».
— Отдел борьбы с терроризмом, — звонко выкрикнула она и подняла удостоверение над головой. — Вы должны выключить реактор.
Дежурные переглянулись. Толстяк положил бутерброд на бумаги с графиками.
— Чье распоряжение? — деловито спросил блондин.
— Угроза безопасности. Распоряжение генерала Пашина.
«Игори оно…»
— Нет, ну так не делается. Что они там думают, в вашем управлении? Мы три области питаем. Начальник в отпуске, хоть бы за неделю распоряжение прислали…
Грохот сердца заглушал слова.
— Глушите реактор!
Толстяк дрогнул, но лохматый смотрел с недоверием. Загудел зуммер. Не отводя глаз от Тамары, блондин схватил трубку:
— Пульт. Что?» Скорая»? Кому? Петрович, «Скорая», говорят…
В глазах обоих читалось облегчение: «Да она сумасшедшая!»
«Это они, террористы, притворились врачами. Я не справилась!..Я еще могу успеть». Она рванула из сумки пистолет:
— Глушите немедленно.
Толстяк отвалил челюсть. Блондин шагнул было к ней с самым решительным видом, но Тамара вздернула ствол и рванула спусковой крючок. В замкнутом помещении выстрел грохнул оглушительно. Она перевела дуло с одного дежурного на другого. Лохматый отпрянул, толстяк с грохотом сел мимо стула. Кресло, которое он толкнул, закрутилось на колесиках по полу, словно исполняя балетные па.
— Давай аварийное отключение. Срочно!
Опасливо косясь, лохматый набрал сложную комбинацию на кнопках пульта.
«Подтвердите блокировку реактора личным кодом оператора», — высветилось на экране.
— Давай!
«Аварийное отключение. Реактор блокирован».
Тамаре показалось, здание ощутимо дрогнуло.
— Чего вы добьетесь? — пробормотал блондин. — Его запустят через сутки.
— Откуда? С этого пульта?
Грохнуло, брызнуло стекло, запахло горелым пластиком. Лохматый шустро пополз в угол.
— Не надо… пожалуйста… — лепетал толстяк, забившийся под стол.
Тамара выстрелила в панель еще и еще раз. Она жала на спусковой крючок, пока пистолет, щелкнув, не замер, нелепо выпятив какую-то деталь над ее рукой. Вчерашняя учительница дернула ее несколько раз — железка вернулась на место. Казалось, эхо выстрелов никак не смолкнет. И она не сразу поняла: стреляют на улице.
«А-а-а!» — надрывно заорали снаружи, и что-то взорвалось. В помещение повалил черный дым. В ватной тишине, не понимая, что делает, Тамара вывалилась в задымленный коридор. Она бежала, как зверь в поисках убежища, без мысли, без чувства. За гранью страха.
* * *
Плакать сил не было. Она сидела, втиснувшись между швабрами и ведрами, и мучительно прислушивалась к шуму в коридоре. Если стучали тяжелые ботинки или раздавались гортанные голоса, Тамара подхватывала пистолет и ждала, держа его обеими руками. В конце концов террористы ее найдут, но она не собиралась сдаваться просто так.
«Спать нельзя… Нельзя! Я могу не услышать, как они…» Мысли путались. «Вот-вот рванет ядерная станция…» Одно точно — она совершенно разучилась бояться. Ужасы, которыми она себя пугала, выцвели и скукожились. Оказывается, паниковать из-за продуманных бук — хорошая защита от реальной боли и страха. «Меня посадят в тюрьму за порчу государственного имущества…» — Мысль вышла совершенно не жуткой, скорее смешной. «Камера в тюрьме больше этого чуланчика. И там не надо воду с трубы слизывать…»
Тамара доделывала куклу. Словно не было четырех месяцев косноязычия пальцев. Она распотрошила обмотку трубы и натаскала оттуда странной, скрипящей и колющей пальцы ваты. Ножниц не было, и ткань приходилось скусывать. Проволока в каморке нашлась. Нитки можно было натаскать из футболки или выдернуть из джинсов. А сердце у куклы уже было — из кусочка свинца.
Она застывала, прислушиваясь к голосам, грохоту или шагам. Иногда бралась за пистолет. И снова шила: стежок за стежком. «Злая ворона, не каркай тут…» Шуметь нельзя, Тамара напевала колыбельную беззвучно. «…И не буди нашу детку». Сорокаваттная лампочка начинала потрескивать: последний страх — остаться совсем без света. На второй день она дошила куклу, и этот страх ушел. «В джунглях на ветках сливы растут…» Томочка укачивала дитя, а за тонкой фанерой двери грохотали выстрелы. «Тс-с-с! Не бойся, — молча уговаривала она крошку, — все будет хорошо».
Детям нельзя врать, они чувствуют и фальшь, и глупость, и трусость взрослых. Когда на коленях ребенок — надо быть сильной и бесстрашной: «…сливы растут, целый мешок за монетку». Где-то вдалеке — хлопки взрывов и скороговорка выстрелов. «Они могут не успеть?» — спросила ее кукла. «Могут, — ответила Томочка (детям врать нельзя), — но мы сделали все, что могли. Подпевай: «…целый мешок за монетку».
Она спала, и страха не было. По высокой траве бежала смеющаяся девочка, безоблачное небо обнимало их. Будущее было прекрасным.
Проснулась Тамара внезапно.
Шаги. Уверенные, злые шаги по коридору. «Не бойся, солнышко. Ничего страшного, просто: «Целый мешок, огромный мешок…» Она перехватила пистолет. За три дня его тяжесть стала родной, знакомой.
— Нам просто повезло. У них после выхода реактора из ксеноновой ямы еще сутки были, чтобы заново его запустить.
— Ага, с раскуроченного пульта?
— Да уж… — смешок, — кое-кто сделал за нас половину работы… А этот коридор мы проверяли?
Она слушала звуки чужого голоса, как нечто инородное, не имеющее смысла. Как хруст веток в темноте ночи. Шаги остановились напротив двери. Тамара прикусила губу и подняла пистолет, совмещая мушку и прорезь. «Это совсем не страшно, поверь». Дверь скрипнула, в проеме — две фигуры.
Тамара плавно потянула за спусковой крючок…
* * *
Фотография облетела все новостные агентства. Автор, говорят, мог получить миллионы, но сдуру выложил ее в Сеть. Среди развороченных бетонных блоков, сквозь дыру в разрушенной ограде атлет в камуфляже выбирается с девушкой на руках. Спасенная крепко обнимает куклу с тревожными глазами: синим и зеленым.
Только ленивый блогер не запостил современный вариант «Девочки и солдата». Но никто не упомянул: спецназовец поставил девушку на землю, и та отвесила ему оплеуху. Да так удачно, что пустила юшку из мужественного носа.
Окружающие списали инцидент на постстрессовый синдром.
* * *
ЧЕРЕЗ ТРИ ГОДА ПОСЛЕ ПОПЫТКИ ВЗРЫВА РЕАКТОРА
«Эта оптимистичная девушка заражает энергией каждого, кто имеет счастье общаться с ней. Ее история — это не только история бизнес-успеха, но и история невероятного личного мужества. Кажется, что в каждой ситуации она способна найти новый шанс, увидеть вызов своему таланту. Сейчас Tamara Serafimova, вдохновитель нескольких мировых художественных проектов, руководитель международной школы и куратор ежегодной выставки «Вернуть надежду!». Сама Tamara утверждает, что ее цель — через творчество влиять на ноосферу, на мышление людей. И это, безусловно, ей удается.
Ее куклы стали художественным открытием прошедшего года и общепризнанным символом сопротивления человека разумного, человека чувствующего безумию терроризма…»
Журнал «Time»