«Твой папа — фашист»
(1968–1984)
Марин Анн Перрин Ле Пен, младшая дочь Жан-Мари Ле Пена и Пьеретт Лаланн, родилась в пригороде Парижа Нёйи-сюр-Сен 5 августа 1968 г.
Фамилия «Ле Пен», как всегда утверждал ее отец, на местном бретонском диалекте (Жан-Мари родился в Бретани в окрестностях городка Трините-сюр-Мер) означала «главарь», «босс». Но есть и другая версия, согласно которой древние формы этой фамилии (Le Paen, Le Péen) употреблялись для обозначения «язычников» (по-французски «païen»). Впрочем, в семье Ле Пенов все были добрыми католиками, а традиции, переходящие из поколения в поколение, чтились и соблюдались здесь неукоснительно. Поэтому Жан-Мари, придававший большое значение обрядам, устроил торжественные крестины своей младшей дочери 25 апреля 1969 г. в церкви Св. Марии Магдалины в 8 округе Парижа.
Однако крестного отца для Марин он выбрал весьма своеобразного.
Анри Ботей, известный также под именами Месье Эрик и Император Пигаль, был личностью по-своему выдающейся. Начинал он как скромный ученик пекаря, но довольно быстро сделал карьеру управляющего ночными клубами, барами с сомнительной репутацией и дешевыми отелями для влюбленных. В середине 70-х он был осужден за сутенерство (которое, в отличие от проституции, во Франции запрещено), но каким-то образом ухитрялся вести дела и из-за решетки. Выйдя на свободу, Ботей принял участие в жестокой войне банд за контроль над районом Пигаль. В него несколько раз стреляли, его пытались взорвать — но он выходил из всех переделок живым и невредимым и в конце концов выиграл эту войну. При всем том Ботей вовсе не походил на классического гангстера: это был низенький (1,5 метра ростом, за что его называли за глаза «Rase-Mottes», что можно перевести и как «Недомерок»), очень обаятельный жизнелюб, носивший роскошное пальто из норки и передвигавшийся по городу на белом «Роллс-ройсе». Однако в 1968 г., когда он стал крестным отцом Марин Ле Пен, ни «Роллс-ройса», ни норкового пальто еще не было и в помине: Ботей был просто молодым и веселым парнем, занимавшимся, как все полагали, гостиничным бизнесом.
«Ботей все сделал превосходно, — вспоминала в 1988 г. мать Марин, Пьеретт Ле Пен (к тому моменту уже четыре года как разведенная с Жан-Мари). — Крещение было с большой помпой проведено в церкви Св. Марии-Магдалины. Для тех, кто не верит в „знаки“, приведу только один пример. Капеллан Попо, проводивший обряд, окропил водой лоб Марин и насыпал соль ей на язык… Попо был знаменитостью. Известен он был всей „братве“ как капеллан тюрьмы Френе…»
По словам Пьеретт, когда «Месье Эрика» арестовала полиция, ее муж объяснил ей причину весьма туманно: «Это было предопределено… Он зарабатывал слишком много денег, фискалы его выследили». Но спустя несколько дней Пьеретт прочла в газетах, за что именно был арестован Ботей, и «газеты выпали у нее из рук». Однако Жан-Мари решительно отказался говорить с ней на эту тему; единственное, что он сделал, это строго-настрого запретил маленькой Марин смотреть телевизор, пока не схлынет вся шумиха вокруг ареста «крупнейшего сутенера Парижа». Марин была очень привязана к «месье Эрику». «С ней он был сама любезность и доброжелательность: настоящий крестный…», — вспоминала Пьеретт.
Возникает, разумеется, вопрос, что связывало бывшего «зеленого берета» и ловкого сутенера из парижских предместий? Вопреки распространенному заблуждению Анри Ботей не был родственником Жан-Мари Ле Пена. Зато они оба участвовали в работе Комитета Тиксье-Виньянкура: Ле Пен был руководителем избирательного штаба, а Ботей финансировал избирательную кампанию Тиксье-Виньянкура. Была и еще одна ниточка, связывавшая Жан-Мари Ле Пена и Анри Ботея: Пьер Дюран, журналист, старый друг и компаньон Ле Пена, по свидетельству Пьеретт Ле Пен, был одним из самых доверенных помощников месье Эрика, через которого сутенер руководил своим бизнесом даже из тюрьмы. Но следует иметь в виду, что Пьеретт в своих воспоминаниях все же чересчур пристрастна: позже станет ясно, что у нее были на то причины.
Пьеретт Лалан и Жан-Мари Ле Пен познакомились в 1958 г. — когда ей было 23, а ему 30 — а поженились в 1960. Пьеретт — блондинка-фотомодель — родила мужу трех дочерей: Мари-Каролин, Янн и Марин. Со стороны казалось, что их брак идеален: Жан-Мари окружал жену заботой, и все, что он от нее требовал, — чтобы она всегда хорошо выглядела. В Трините-сюр-Мер, на родине Жана-Мари, она целыми днями загорала в саду, «одетая лишь в собственные волосы», как шутили в семье Ле Пена. «Я для него — как привал для воина», — говорила Пьеретт друзьям. Однако за этим благополучным фасадом бушевали нешуточные страсти, о которых она поведает миру уже после развода. Насколько ее откровения соответствовали действительности — судить трудно; но известно, что впервые о желании расстаться с мужем она заявила еще в 1972 г. — как раз когда Жан-Мари возглавил Национальный Фронт. Но в тот момент все как-то обошлось, и семья Ле Пен, крепкая, словно хорошо сработавшаяся боевая группа, прошла плечом к плечу бурные семидесятые годы. Все пятеро бросали вызов окружавшему их мирку — даже в поездках к морю на уик-энд опускали стекла в «Бьюике» и вовсю горланили песни, эпатируя спешащих на отдых буржуа. Песни были не простые, а военные, например, популярная в годы Первой мировой «La Madelon», а иногда и вовсе боевые марши Иностранного Легиона.
Летом 1972 г., когда Марин было четыре года, сестры Ле Пен проводили каникулы на побережье Средиземного моря в Палава-ле-Фло неподалеку от Монпелье. Однажды старшие сестры, заигравшись с детьми Алена Жаме, одного из друзей отца, принимавшего участие в создании Национального Фронта, попросту забыли Марин на пляже. Только вернувшись домой, они обнаружили, что младшей с ними нет. Были организованы поиски, и через некоторое время малышку нашли. Франс Жаме вспоминала впоследствии, что ее поразила совершенно недетская выдержка четырехлетней Марин: «Хотя она долго оставалась одна, но не впала в панику и не заплакала».
Она росла с сознанием того, что окружающий мир враждебен ей и ее семье.
В школе сестры Ле Пен подвергались постоянной травле. Одноклассники кричали им: «Ваш отец — фашист!», а учителя только отводили глаза. Имя Жан-Мари Ле Пена внушало добропорядочным обывателям страх, но страх испытывали и его дети.
Марин родилась в год, когда Пятую республику сотрясали студенческие волнения, позже названные Красным маем. «Новые левые» правили бал в Сорбонне и Нантере, в моде были Ленин и Троцкий, самые радикальные гошисты самозабвенно цитировали председателя Мао — «винтовка рождает власть!» Правые консерваторы и традиционалисты находились не просто в гетто — они были раздроблены на крошечные партии и движения, которые никто не принимал всерьез. Но шли годы, и усилия отца Марин по созданию единой националистической партии понемногу приносили плоды — и довольно скоро левые, особенно анархисты, увидели в нем своего смертельного врага. В ночь Хэллоуина (во Франции она называется «Ночь всех святых», Toussaint) 1976 г. в окно их дома кто-то бросил самодельную бомбу. По счастливой случайности, никто не пострадал, но взрывом разворотило половину кухни и выбило стекла в доме. Дети — и, прежде всего, восьмилетняя Марин — пережили настоящий шок. «Именно тогда я поняла, что я дочь человека, за которым охотятся, которого хотят убить», — признавалась она много лет спустя журналистам.
Спустя несколько недель семья Ле Пен переселилась из 15-го округа Парижа в более спокойный и безопасный Монтрету. Место было великолепное — считается, что именно из Монтрету (коим заканчиваются Елисейские Поля) открывается лучший вид на Париж. Но и здесь постоянное ощущение нависшей над ними угрозы не оставляло детей. «Там царила атмосфера смерти, — вспоминала гораздо позже средняя дочь Жана-Мари, Янн, которой на тот момент едва исполнилось 13. — Я прятала под подушку зубчики чеснока, чтобы отогнать злых духов».
Поместье, в котором поселилась семья Ле Пен, Жан-Мари унаследовал от эксцентричного миллионера Юбера Ламбера, владевшего процветающим бизнесом по производству цемента и строительных смесей. Монархист Ламбер разделял крайне правые идеи и был большим поклонником Жана-Мари, которого считал эталоном француза, мужественным и решительным. Умер Ламбер при странных обстоятельствах: неизлечимо больной, и, по-видимому, страдавший психическими отклонениями, он, по свидетельству родных, был «полностью изолирован» в последние месяцы своей жизни. Единственным человеком, с которым он общался, был Жан-Мари Ле Пен.
Помимо огромных денежных сумм (по разным данным, от 30 до 40 миллионов «тяжелых франков»), Ле Пен унаследовал от цементного короля трехэтажную виллу площадью в 365 квадратных метров посреди роскошного парка почти в пять гектаров. Именно сюда переселилась семья Ле Пен после взрыва в 15-м округе Парижа.
В Монтрету Жан-Мари Ле Пен устроил «свое правительство и свой двор». Он разработал целую систему ритуалов, например, обязательное фотографирование хозяина и его гостей на верхней площадке лестницы, устраивал праздники, костюмированные вечера. Он очень старался, чтобы члены семьи не думали о нависающей над ними угрозе и наслаждались жизнью. А угроза была вполне реальной: в марте 1978 г. сионистскими боевиками из никому до той поры неизвестной группировки «Коммандос Памяти» был убит — взорван в своем автомобиле — друг Ле Пена, историк Франсуа Дюпра. Ему отомстили за ревизионизм — Дюпра доказывал, что во время Второй мировой войны было уничтожено гораздо меньше евреев, чем официально признанные 6 миллионов, а газовых камер в немецких лагерях смерти якобы не существовало вовсе. Вместе с Дюпра в машине находилась его жена — она чудом выжила, но осталась инвалидом на всю жизнь. Жан-Мари вполне мог чувствовать себя следующим в списке — а хуже всего было то, что невидимые враги не щадили и тех, кто находился рядом с их жертвами.
Но удар, обрушившийся на семью Ле Пен, последовал совсем с другой стороны.
В 1984 г. в поместье Ле Пена в Монтрету гостил журналист газеты Le Figaro Жан Марсильи, работавший над биографией Жана-Мари (к тому моменту Национальный Фронт стал уже заметным политическим явлением). Между молодым журналистом и уставшей от жизни в «золотой клетке» Пьеретт вспыхнула симпатия… и 10 октября 1984 г. мать троих детей и жена лидера Национального Фронта со скандалом ушла из дома вместе с несостоявшимся биографом Ле Пена.
Скандал продолжился и после ее ухода: Пьеретт изо всех сил старалась скомпрометировать имя Ле Пена, давала бесчисленные интервью, не жалея черной краски для описания характера и привычек своего бывшего мужа. Впрочем, не жалела она и дочерей, которые остались с отцом, сплотившись вокруг него, как верные солдаты вокруг своего раненого командира. Чтобы уязвить самолюбие Жан-Мари, фотографировалась обнаженной на обложке «Плейбоя». Фотографии, которые до сих пор можно без особого труда отыскать в сети, вызывают смешанные чувства: все-таки экс-модели к этому времени было уже почти под пятьдесят. Янн Ле Пен, которая увидела фотографии во время своего медового месяца, путешествуя по Юго-Восточной Азии, высказалась про них очень грубо: «…наружу, половая тряпка в ж…е». Пристали репортеры и к Марин, но та нашла другие слова: «Мама — это тайный сад, а не общественная помойка». Тем не менее, она очень тяжело переживала разрыв родителей: «Полтора месяца я не могла есть — меня рвало каждый раз, когда я пыталась проглотить кусок», — вспоминала она в автобиографии.
А Пьеретт не унималась. Ее рассказы о «зоологическом антисемитизме» бывшего мужа во многом способствовали формированию легенды о «фашиствующем политике», которая сопровождала лидера Национального Фронта долгие годы. Помимо всего прочего, она наотрез отказалась отдавать Ле Пену запасной стеклянный глаз, который всегда носила в сумочке (в драке на предвыборном митинге Ле Пен потерял глаз и носил искусственный). Жан-Мари был в ярости. «Ты приползешь в Сен-Клу (западный пригород Парижа, где располагалась вилла Монтрету) на коленях», — писал он Пьеретт. И не экономил на эмоциях, описывая, что он станет делать с ней в этом случае. Щадя эстетические чувства читателя, не станем останавливаться на карах, которые Ле Пен обещал бывшей жене.
Много лет спустя Пьеретт, оставленная всеми своими любовниками и мужьями, без гроша в кармане, действительно вернулась в брошенную когда-то семью — и почти на коленях. Хорошо зная крутой нрав своего бывшего мужа (Жан-Мари уже давно был женат вторым браком на полу-француженке, полугречанке Жани), она попробовала наладить контакты со старшими дочерьми — Мари-Каролин и Янн. Те приняли «блудную мать», сняли ей квартиру и начали планомерную «осаду», целью которой было убедить отца принять раскаявшуюся Пьеретт. И только после того, как Жан-Мари, характер которого с годами смягчился, великодушно разрешил бывшей жене поселиться в садовом домике в Монтрету, младшая дочь Пьеретт, Марин тоже ее простила.
Но это случится только через много лет, а пока шестнадцатилетняя Марин осталась без матери.
«У нее никогда не было матери, это невероятно», — сказал о ней Жан-Клод Мартинес, вице-президент Национального Фронта, исключенный из партии в 2008 г. Это, конечно, преувеличение — все-таки до 6 лет Пьеретт явно имела какое-то влияние на дочь, но можно согласиться с нынешним гражданским мужем Марин Луи Альо, который утверждает, что Марин была воспитана своим отцом. И свидетельство самой Пьеретт, утверждавшей, что «Марин всегда была абсолютным клоном своего отца», окончательно убеждает нас в том, что из Марин всегда была самой преданной «папиной дочкой».
Отношения в семье после ухода Пьеретт оставались очень близкими и доверительными, хотя Жан-Мари воспитывал дочерей в несколько гипертрофированном духе «зеленых беретов». В комнате Марин висел плакат «Война — это черное солнце, под которым люди мужают». В кругу друзей отца сестры распевали песни Иностранного Легиона. Когда они пытались пожаловаться на какие-то неудобства, Ле Пен повторял: «Вы должны уметь выжить голыми на снегу». Сестры обожали отца… и боялись его.
«Фигура отца жутко мешала нашей личной жизни, — вспоминала позже Янн. — Это было непросто для нас… и еще сложнее для наших парней». В автобиографии Марин вспоминала, что «статус дочери Ле Пена» давил тяжким грузом на молодых людей, с которыми она знакомилась. «Разделять мою жизнь — означало брать на себя ответственность за все, что меня окружало… начиная с детства: покушения, сплетни, предвыборные кампании…» И она, и ее сестры привыкли к разделению мира на две части: в одной — семья Ле Пен, в другой — все остальные. «Мы были ежами, — подтверждала Янн. — Более недоверчивыми и подозрительными, чем другие. Мы познали горечь предательства: и со стороны друзей, и со стороны близких».
Приблизительно в это же время Ле Пен-старший в телешоу «Час истины» выскажет свое кредо: «Я люблю своих дочерей сильнее, чем моих кузин, моих кузин — больше чем моих соседей, моих соседей больше, чем незнакомцев». Его услышат пятнадцать миллионов человек, но на самом деле эта максима будет обращена только к троим — Мари-Каролин, Янн и Марин. Особенно к Марин.
Дальнейшая судьба сестер сложилась, естественно, по-разному, но мощное гравитационное поле Жан-Мари Ле Пена и — что не менее существенно — его детища, партии Национальный Фронт, скорректировало жизненный путь каждой из них.
Мари-Каролин, старшая из сестер, которую в семье называли «Каро», в 1998 г. рассорилась с отцом в результате внутрипартийного конфликта. Каро и ее муж, Филипп Оливье, последовали за «предателем» Бруно Мегре, который пытался сместить Жан-Мари Ле Пена с поста президента Национального Фронта. Ле Пен заклеймил дочь позором в эфире TF1 (гневно обрушившись на всех «женщин, которые склонны следовать за своими мужьями или любовниками скорее, чем за своими отцами»), а в частном разговоре заявил ей: «Ты больше не моя дочь». Мари-Каролин не стала унижаться и вымаливать прощения. Они вместе с мужем продолжали партийную карьеру, но уже в движении Мегре. В 2011 г. корреспондент France Soir задал 82-летнему Жан-Мари вопрос о его отношениях со старшей дочерью. Ответ был вполне в духе Ле Пена: метафоричным и выспренним. «Энцефалограмма показывает плато. Она (Мари-Каролин. — К. Б.) поддалась двойному греху неверности и неблагодарности».
Марин, которая в момент конфликта возглавляла юридический департамент Национального Фронта, вела активную борьбу против Мари-Каролин, однако впоследствии примирилась с «предательницей» — в СМИ писали, что важную роль в примирении сестер сыграла Пьеретт, отдавшая, таким образом, долг своим детям за то, что они помогли ей вернуться в клан.
«Сегодня наши дети регулярно видятся, — говорила Марин в 2011 г. — Что касается меня, я полностью ее простила. Ведь она — моя сестра». Каро полностью ушла из политики и посвятила себя семейной жизни. А вот ее муж, Филипп Оливье, даже был некоторое время одним из наиболее доверенных советников Марин Ле Пен, когда она заняла пост президента Национального Фронта.
Что касается Янн, то она попыталась «соскочить» с подножки семейно-партийного экспресса, едва став совершеннолетней. Самая чувствительная и ранимая из сестер, тяжело переживавшая «атмосферу смерти», сгущавшуюся вокруг Монтрету, она была нонкомформисткой в изначально нонконформистском семействе. «Я — лепеновская хипушка», — говорила Янн о себе. За месяц до получения диплома бакалавра она бросила лицей, не предупредив родителей, и уехала на Маврикий работать аниматором в отеле. Потом быстро — и тоже никого не предупредив, — вышла замуж за стюарда («Это было заманчиво, поскольку он не имел никакого отношения к политике»). Но этот брак оказался неудачным, и в 1993 г. Янн все-таки вернулась во «Вселенную Ле Пен» и вышла замуж во второй раз — за президента молодежной организации Национального Фронта Самуэля Марешаля. С ним она тоже впоследствии развелась, но перед этим родила троих детей — в том числе, Марион Марешаль Ле Пен, которая ныне считается восходящей звездой движения. Впоследствии Янн работала помощником депутата Европарламента, одного из наиболее влиятельных партийных деятелей, Бруно Гольниша. Несмотря на это (Гольниш был соперником Марин в борьбе за пост президента НФ в 2011 г.) Янн до сих пор очень близка с Марин, которая называет ее «моя сестра-близнец».
Что касается самой Марин, то она даже не предпринимала никаких попыток вырваться из силового поля Жана-Мари и его партии. Она — единственная из всей семьи — была предана отцу без каких-либо оговорок. «Ради отца Марин была готова на все», — писал редактор France Soir Тугдуаль Дени. И хотя в детстве Марин мечтала о том, чтобы стать фотографом или, в крайнем случае, сделать карьеру комиссара полиции, судьба ее была предрешена: она должна была стать наследницей своего отца. Не случайно писатель и политик Ален Сораль заявил как-то: «У Жана-Мари Ле Пена есть сын. Его зовут Марин».
«Завсегдатаи клубов»: Марин собирает команду
Несмотря на то, что жизнь в тени харизматичного и скандального политика, каким был Жан-Мари Ле Пен, значительно ограничивала свободу действий молодой девушки, Марин в полной мере отдала дань соблазнам юности. «Она проводила больше времени в ночных клубах, чем на митингах», — свидетельствовал историк Национального Фронта. Тот же историк осторожно упоминает о том, что будущий президент НФ была весьма неравнодушна к «эфебам», меняя смазливых бойфрендов, как перчатки. Однако к серьезным чувствам она явно была не готова.
В отличие от Янн она получила диплом бакалавра в лицее Флорен-Шмит в Сен-Клу и без особого труда поступила в университет Париж Пантеон-Асса (Panthéon-Assas) — лучший юридический университет Франции, преемник прославленного факультета права средневековой Сорбонны. Под сенью этого университета с 1968 г. функционировал студенческий союз «Группа совместной обороны» (GUD). Как и многие другие студенческие крайне правые организации, GUD возник при непосредственном участии бойцов «Запада», группировки, о которой будет подробно рассказано во второй главе.
GUD был крайне правым союзом, члены которого охотно использовали для убеждения оппонентов бейсбольные биты. За это его периодически запрещали, но GUD, меняя названия, регулярно возрождался, как феникс из пепла. Казалось бы, дочери Жан-Мари Ле Пена была прямая дорога в активисты Группы совместной обороны, но ее отношения с GUD складывались непросто. Она принимала участие в вечерних посиделках Группы в барах Латинского квартала, но не афишировала своих связей с GUD и отнюдь не разделяла ее идеологию. По воспоминаниям однокашников Ле Пен, она в то время вообще не имела ни определенных идеологических воззрений, ни какой-либо политической культуры.
И это несмотря на то, что в ряды партии своего отца она вступила в возрасте 18 лет (в 1986 г.) Тем не менее, именно на этих совместных «выходах» с активистами GUD Марин познакомилась с Фредериком Шатийоном — известным «заводилой» крайне правых акций, основателем ассоциации боевых искусств « Молот Тора». Впоследствии это знакомство еще сыграет важную роль — когда Марин возьмется за формирование своей команды.
Но в этот период своей жизни, хотя она и согласилась вступить в Национальный круг студентов Парижа (CNEP) — студенческое движение, близкое к Национальному Фронту, — политика интересовала ее гораздо меньше, чем возможность сделать карьеру адвоката. Марин окончила университет в 1990 г., затем поступила в Центр профессиональной подготовки адвокатов, блестяще сдав экзамены.
Даже такие крайне предвзято относящиеся к Марин авторы, как Фуре и Веннер, признают, что многие ее коллеги по адвокатуре, в том числе и левых взглядов, находили ее «симпатичной» и «трудолюбивой». Что, впрочем, не мешало другим коллегам выражать свое негодование тем, что «дочь того самого Ле Пена» учится с ними под одной крышей. Порой Марин приходилось сталкиваться с настоящей обструкцией: в столовой, например, молодые адвокаты могли демонстративно пересесть за другой столик, только чтобы не обедать рядом с ней. Один из ее соучеников вспоминал: когда он в коридоре Центра обсуждал с Марин какую-то профессиональную проблему, экс-председатель студенческого союза подошел к ним и заявил: «Я запрещаю тебе разговаривать с этой шлюхой!».
Травля, которой Марин подвергалась в школе, продолжалась и в адвокатском сообществе (сам университет Париж-Асса оказался счастливым исключением: в нем было много крайне правых студентов из GUD, да и некоторые преподаватели симпатизировали националистам). Казалось, профессиональная карьера для нее закрыта: не случайно ей настойчиво рекомендовали отказаться от участия в конкурсе на место секретаря судебного заседания: «Из-за вашей фамилии у вас нет шансов добиться успеха в этом состязании». Впоследствии мы увидим, что в демократическом французском обществе даже простое членство в такой партии, как Национальный Фронт, могло послужить причиной увольнения университетских преподавателей права (случай Луи Альо). Но в адвокатуре, к счастью для Марин, царили другие законы: здесь более всего ценились ораторские таланты и дар убеждения. И тем, и другим Марин Ле Пен, несомненно, не была обделена. Одним из состязаний, в котором она проявила свои выдающиеся способности, был «процесс»… над Карлом IX — организатором Варфоломеевской ночи. На этом процессе Марин должна была защищать короля, обвиняемого в «преступлениях против человечности» и «нарушении ночной тишины». Это далось начинающему адвокату нелегко. «Когда день настал, я почувствовала, что не могу произнести ни слова — так силен был мой страх», — вспоминала Марин в автобиографии. Но она преодолела свой страх и заняла второе место (из шести).
В январе 1992 г. Марин сдала очередные экзамены, защитила диплом DEA в области уголовного права и получила сертификат, позволяющий заниматься адвокатской деятельностью (CAPA). Став членом адвокатской коллегии Парижа, она некоторое время стажировалась в юридической конторе, где ей порой приходилось защищать права нелегальных иммигрантов и людей без документов, которые не могли нанять своего адвоката. Позже она вспоминала об этом не без гордости: будучи убежденной противницей засилья мигрантов во Франции, свои профессиональные обязанности Марин выполняла безупречно. Недаром ее отец в своих интервью повторял: у Марин много недостатков, но есть у нее одно достоинство, неизменное с детских лет — ответственность.
В 1993 г., в возрасте 25 лет, Марин в первый раз приняла участие в парламентских выборах, став кандидатом Национального Фронта в 16 округе Парижа, вотчине респектабельных правых, симпатизировавших Жаку Шираку. Победить ей, разумеется, не удалось, но и завоеванные 11,1 % голосов стали вполне достойным результатом для новичка. А в сердце Марин навсегда поселился азартный холодок политической гонки.
Марин проработала адвокатом в Париже шесть лет. В 1998 г. она завершила адвокатскую карьеру, возглавив юридический департамент партии своего отца. С тех пор вся ее жизнь была без остатка посвящена Национальному Фронту.
В 1998 г. Марин и Янн, «сестры-близнецы», приняли самое деятельное участие в проекте мужа Янн, Самуэля Марешаля, который задумал создать новую молодежную структуру Национального Фронта.
Самуэль Марешаль, сын пастора-пятидесятника, вступивший в НФ на год раньше Марин (в 1985 г.), женился на средней дочери президента партии в 1993 г. У него сложились прекрасные отношения со свояченицей (la belle-soeur), которая, используя свой юридический опыт, помогла ему оформить новое движение, получившее название Génération Le Pen — «Поколение Ле Пен». На тот момент молодежная организация НФ — Front National de la jeunesse — находилась в полумертвом состоянии. Ее подкосил раскол, произошедший в Национальном Фронте в 1998 г. по вине Бруно Мегре. Среди активистов FNJ оказалось слишком много сторонников Мегре, многие из них ушли из движения вслед за своим кумиром, а лояльность оставшихся была сомнительна. Марешаль, возглавлявший FNJ с 1992 г., по-видимому, пришел к выводу, что в старом формате добиться оживления молодежного крыла невозможно. «Поколение Ле Пен» изначально задумывалось как более широкая и менее скованная партийной дисциплиной организация, к тому же свободная от «мегретистов». В ряды «Поколения» вступали молодые националисты, разделявшие идеологию «Третьего пути», — то есть находившиеся в оппозиции как к либерализму, так и к социализму, отвергавшие «тотальную американизацию» как в сфере политики, так и в сфере культуры. Одной из задач, которую они ставили перед собой, была защита национальной идентичности перед лицом наползающей на Францию глобализационной угрозы. Среди них было немало и тех, кто считал Мегре предателем.
«Поколение Ле Пен» стало площадкой, на которой Марин встречалась и завязывала полезные контакты с людьми, которые впоследствии станут ее верной армией для штурма руководящих партийных высот.
Филипп Руже, казначей «Молодежного Нацфронта», сторонник «Третьего пути». Жан-Эмиль Номе, журналист, писавший в правых и крайне правых СМИ, таких, как Minute, Présent и National Hebdo, о том, какую опасность представляют для французской идентичности «исламизация и американизация». Гийом Вузийо, член центрального комитета НФ и друг Луи Альо, молодого и многообещающего партийного функционера из Тулузы (в будущем он станет гражданским мужем Марин). И несколько выходцев из GUD — Тома Лаган и Фредерик Шатийон, знакомство с которым Марин свела еще в бытность студенткой факультета права университета Париж-Асса. У парней из GUD, в свою очередь, были друзья, которых они «подтянули» к новому движению, например, рок-музыкант Джек Маршал (вместе с Шатийоном и Лаганом написавший очень интересную книгу «Чумные Крысы: история студентов-националистов 1965–1995 гг.»). Отношения и связи, формировавшиеся в этот период вокруг Марин Ле Пен, были замечательны еще и тем, что зачастую выходили за рамки привычного «гетто» крайне правых групп. Например, упомянутый выше Джек Маршал был глубоко интегрирован в среду «рока французской идентичности» (RIF) — течения, которое было несравненно более широким, чем музыкальная субкультура националистов. А Фредерик Шатийон, несмотря на крайне правую ориентацию, поддерживал контакты с Аленом Соралем — известным французским писателем, социологом и кинорежиссером. До 1993 г. Сораль был членом Французской коммунистической партии, но впоследствии разочаровался в ФКП и перешел на консервативные позиции (в 2007 г. Сораль вступил в НФ, где сразу стал членом ЦК). Впоследствии Сораль и Шатийон основали политическую лево-консервативную ассоциацию « Равенство и примирение», неоднократно выступавшую с поддержкой российской политики, в том числе, на Украине и на Балканах.
Отношения Марин с Шатийоном были близкими и доверительными не в последнюю очередь потому, что Шатийон влюбился в подругу детства Марин, Мари д’Эрбе де Тун, впоследствии также работавшую в партийных структурах НФ (в частности, именно она вела видеоблог Ж.-М. Ле Пена «Бортовой журнал»). Вскоре Шатийон и де Тун поженились.
Вся эта разношерстная компания держалась вместе не только благодаря организаторским способностям Самуэля Марешаля, но и благодаря харизме Марин Ле Пен. Довольно скоро ядро «Поколения Ле Пен» стало заметной политической силой внутри «Вселенной Национального Фронта» — и далеко не всем ветеранам движения это понравилось. В штаб-квартире НФ в Сен-Клу (довольно уродливом здании, неофициально звавшемся «Пакетбот») компанию Марин и ее друзей снисходительно именовали на английский лад «завсегдатаями ночных клубов» (night-clubbers). Один из старых соратников Ж.-М. Ле Пена, Жан-Клод Мартинес, отзывался о них так: «Люди, сплотившиеся вокруг отца (Марин. — К. Б.), знали, что такое война, у них было свое видение мира… А эти не знали ничего, они были бессмысленными мальчишками и девчонками, маленькими негодяями».
Нравы в компании «завсегдатаев ночных клубов» царили весьма свободные. «„Фронт“ — это контробщество, где все спят со всеми», — язвительно замечал барон Лоран де Сент-Африк, автор знаменитой книги-разоблачения « В тени Ле Пена» (Dans l'ombre de Le Pen, Paris: Hachette Littérature, 1998). Так это или нет, но браки среди партийных активистов действительно были делом не просто обычным, но само собой разумеющимся: удивление, скорее, вызывали единичные случаи, когда кто-то из обитателей «Вселенной Национального Фронта» выходил замуж или женился на человеке со стороны.
В 1997 г. Марин вышла замуж в первый раз — за предпринимателя Фрэнка Шоффруа, поддерживавшего НФ (в том числе, и финансово). Брак этот продержался недолго — до 1999 г., но в нем у Марин родилось трое детей (в мае 1998 г. Жеанна, а в следующем году близнецы Луи и Матильда) — все они были крещены в традиционалистской католической церкви Святого Николая в Шардонне. Шоффруа был, мягко говоря, сложным человеком, всегда державшим под рукой пистолет и легко выходившим из себя. Инициатором развода была, по-видимому, Марин — по крайней мере, существует версия, что в семейную ссору, разгоревшуюся после того, как она объявила о своем намерении уйти от Шоффруа, вынуждена была вмешаться полиция, прибывшая, чтобы «успокоить разъяренного мужа».
В 2002 г. Марин вновь вышла замуж, за Эрика Йорио, советника НФ в регионе Па-де-Кале. Этот брак продержался чуть дольше — до 2006 г. После развода Йорио ушел со всех постов в Национальном Фронте и исчез с политического горизонта.
За фасадом довольно бурной личной жизни Марин протекала и другая, не менее динамичная и наполненная событиями. Она пыталась продвигаться по карьерной лестнице в партии своего отца — но это получалось у нее с переменным успехом (во всяком случае, в начале). В 1997 г. ее не избрали в состав ЦК партии на съезде в Страсбурге. Но тот съезд вообще был неудачным для Ж.-М. Ле Пена: в партии набирали силу сторонники Бруно Мегре, который уже не особенно скрывал свое желание сместить старого вождя и самому стать во главе НФ. Именно «мегретисты» забаллотировали кандидатуру Марин: впрочем, возможно, в данном случае к стремлению ограничить всевластие семьи Ле Пен примешивалась еще и ревность. Как утверждают Фуре и Веннер, за кулисами съезда ее избранию активно противился Филипп Оливье — муж старшей сестры Марин, верный сторонник Мегре. По его мнению, лишь одна из дочерей Ле Пена была достойна занять место в ЦК партии — жена самого Оливье, Мари-Каролин.
Результаты голосования стали для Марин настоящим ударом. Партия, которую она привыкла воспринимать как одну большую семью, повернулась к ней другой, неприглядной стороной, представ настоящим «террариумом единомышленников» — конгломератом борющихся за власть и влияние групп и фракций, в котором против нее готовы были выступить даже близкие родственники. Впрочем, история эта повлияла не только на нее, но и на ее отца, Жан-Мари Ле Пена, который со все большим подозрением наблюдал за эволюцией своей старшей дочери. Нет никаких оснований считать (как это делают Фуре и Веннер), что Ле Пен-старший до событий 1998 г. прочил в свои преемницы Мари-Каролин. Но то, что раскол, произошедший в партии в 1998 г., заставил его пересмотреть свое отношение к младшей дочери, — не вызывает сомнений.
Впрочем, прежде чем повести речь о расколе 1998 г. и попытке Бруно Мегре захватить власть в партии, необходимо рассказать о том, что же представлял собой Национальный Фронт. А для этого придется заглянуть на тридцать лет назад, в то время, когда в Нейи-сюр-Сен родилась героиня нашей книги, а на улицах Парижа гремели выстрелы и пламенели огненные цветы «коктейлей Молотова».