Лэн пересек долину за неделю. Начальник Писцов не обманул — кони действительно оказались великолепные. Путешествовать по безопасным дорогам княжества было сущим удовольствием — постоялые дворы располагались в пределах половины дневного перехода один от другого, и на каждом подорожная грамота Замурру открывала перед магом двери лучшего гостевого покоя. Увесистый мешочек с золотом, полученный от господина Обэ, позволял заказывать в харчевнях лучшие блюда и не разбавленное водой вино. Настроение Лэну портили только горы, неумолимо выраставшие на горизонте по мере того, как он продвигался все дальше на восток. Желто-коричневая плодородная равнина, по которой протекала река, постепенно переходила в каменистые возвышенности, на которых не росло ничего, кроме чахлого кустарника и жесткой травы, похожей на пучки обломанных стрел. Землю здесь уже никто не обрабатывал; кое-где взгляд натыкался на поднимающиеся к серому небу ниточки дыма далеких костров — то были поселения рудокопов, добывавших в этих негостеприимных местах медь и серебро. На душе у Бар-Аммона становилось все тревожнее. На восьмой день он не обнаружил на дороге постоялого двора и был вынужден заночевать под открытым небом. Кони беспокойно всхрапывали, заставляя Лэна каждый раз вскакивать и до боли в глазах всматриваться в окружающий мрак. Ему казалось, что он различает мерцающие во тьме рубиновые огоньки, слышит чье-то приглушенное рычание и шорох земли, осыпающейся под тяжелыми мягкими лапами… но все это, по-видимому, объяснялось простой игрой воображения, К концу следующего дня горы превратились в гигантскую крепостную стену, перечеркнутую длинными закатными тенями; выдававшиеся вперед скалы-контрфорсы нависали над дорогой угловатыми темными громадами, проходить под которыми было страшновато. Лэна не оставляло ощущение, что за ним наблюдают чьи-то недобрые глаза; один раз он заметил, как шевелится кустарник на гребне далекого утеса, хотя в воздухе не чувствовалось ни малейшего ветерка. Чем сильнее сгущались сумерки, тем враждебнее казался магу окружающий пейзаж. Наконец, когда в равнодушном фиолетовом небе зажглись первые колючие звезды, Бар-Аммон увидел сбоку от дороги помаргивающий сквозь наплывы вечернего тумана огонек. Разумеется, это могла быть ловушка — на предгорья власть Замурру почти не распространялась, и лихие люди стекались сюда со всего княжества, — но Лэн предпочитал провести ночь в разбойничьем логове, лишь бы не оставаться наедине с черной, населенной призраками тьмой. Впрочем, подъезжая к спрятавшейся за туманом хижине, он не забыл извлечь из заплечной сумы все свои многочисленные амулеты и талисманы. На не искушенных в магии людей эти побрякушки, как правило, действовали лучше всяких охранных грамот.

Хижина, к которой он подъехал, выглядела такой маленькой, что вместила бы в лучшем случае троих разбойников, причем одному из них пришлось бы служить другим в качестве скамьи. Она была сложена из необработанных камней, кое-как скрепленных черным варом, и крыта соломой. За те два месяца, что Лэн провел в княжестве, он впервые увидел строение, построенное без помощи глины.

Бар-Аммон спешился на достаточном расстоянии от дверей, и, ведя коней в поводу, осторожно подобрался к хижине и заглянул в окошко. Оно представляло собой простую дыру в каменной стене, и Лэн сразу же ощутил сильную вонь прогорклого жира, перемешанную с ароматами кислого пива и давно не мытого тела. За кривым скособоченным столом сидел мощного сложения мужчина, строгавший широким ножом толстую, матово поблескивавшую рыбу. Вторая рыбина, наполовину засунутая в кувшин с узким горлом, служила мужчине лампой — изо рта у нее торчал зажженный фитиль, и света она давала вполне достаточно. В углу комнаты к стене прислонился устрашающих размеров меч, тяжелый и не слишком удобный с виду двуручник, которым при необходимости можно было без особого труда поделить человека пополам. У другой стены в сложенном из крупных булыжников очаге пылал огонь.

Один из коней — Кусака — громко всхрапнул прямо над ухом Лэна. Мужчина вскинул голову и, развернувшись к окну, выставил нож перед собой.

— Эй, добрый человек, — позвал Лэн, предусмотрительно держась сбоку от проема, — не пустишь ли погреться?

Рыбоед поднялся, отбросив в сторону грубо сколоченную скамью. На стене комнаты заплясала чудовищная горбатая тень.

— Может, и пущу, — прозвучало это не слишком гостеприимно. — Да только скажи сначала, кто ты таков и откуда здесь взялся?

— Зовут меня Тир ар-Валлад, — солгал Бар-Аммон. — Я странствующий повелитель духов и направляюсь прямиком в Снежную Твердыню.

Имя, названное им, принадлежало одному покойному магу из Эпидафнии, но Лэн без зазрения совести пользовался им в своих странствиях, поскольку резонно предполагал, что старику уже все равно, а ему как-то спокойнее.

— Ты один? — подозрительно осведомился хозяин хижины.

— Со мной мои кони. Я бы напоил их, с твоего позволения…

— Колодец за домом, — буркнул мужчина. — Там же и коновязь.

— Благодарю тебя, добрый человек!

Лэн привязал коней хитрым узлом, которому научили его моряки Тидона, — такой узел ни за что не развязать тому, кто не знает секрета, а вот посвященному на это потребуется лишь одно мгновение, — взвалил на спину мешки с подарками для горской принцессы и вернулся к хижине.

— Заходи уж, раз пришел. — Тепла в голосе человека с ножом не прибавилось. — Торбы свои на пол ставь, не бойся, красть здесь некому… Маг, говоришь?

— Повелитель духов, — с достоинством поправил Бар-Аммон, расправляя плечи. — Странствующий.

— Это я вижу. — Мужчина многозначительно посмотрел на нож в своей руке, положил его на столешницу и подхватил из миски отрезанный кусок рыбы. — Есть хочешь?

— Не откажусь. — Лэн огляделся вокруг, пытаясь понять, есть ли в комнате что-нибудь похожее на стул или ему придется сидеть на полу. — А ты не назовешь себя, прежде чем мы преломим хлеб?

Незнакомец диковато взглянул на него и вдруг расхохотался.

— Ты за кого меня принимаешь? За идиота?

— Твоя вера запрещает тебе называть свое имя первому встречному? — предположил Бар-Аммон. Это вызвало новый приступ смеха.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь, куда попал? — икая, спросил мужчина. — Не понимаешь, кого просишь о ночлеге?

В желудке Лэна зашевелился омерзительный холодный червячок.

— Я нездешний, — сказал он, пытаясь придать голосу твердость, — и о местных героях никогда не слышал.

— Героях? — ухмыльнулся хозяин хижины. — Ну, о героях, положим, и я уже давно ничего не слышу… А как насчет чудовищ?

— Чу… каких чудовищ?

— Обыкновенных, — пожал могучими плечами мужчина. — Ты что же, не знаешь, какие бывают чудовища?..

Лэн нашел в себе силы презрительно усмехнуться.

— Не забывай, кто я. Повелители духов общаются с ужасными тварями нижнего мира чаще, чем с обычными людьми. Ты, кажется, что-то говорил о еде?

— Не боишься, значит, — одобрительно кивнул незнакомец. — Это хорошо… Садись, бери рыбу. Я — Озимандия, Страж Предгорий. Что, не слыхал?

Бар-Аммон решил, что может в крайнем случае присесть на один из своих мешков. Он повернулся спиной к непонятному Озимандии и потянулся к мешку.

Что-то холодное и острое коснулось его шеи.

— Голем, — с присвистом зашептал над ухом голос хозяина, — а, голем, ты что же это шалишь? Вот разобью тебя сейчас на мелкие кусочки, чтоб впредь не нарушал договор…

«Сумасшедший, — подумал Лэн отстраненно, — едва ли не худший вариант из всех, что можно себе представить. Разбойники боятся колдовства, а вот сумасшедшего этим не возьмешь…»

— Убери нож, Озимандия, — спокойно проговорил он, нащупывая левой рукой маленький мешочек, привязанный к поясу. — Я не голем и никаких договоров не нарушаю…

Ему уже приходилось проделывать этот трюк, поэтому особого волнения он не испытывал. Пальцы двигались отдельно от Лэна — развязали веревку, перехватывавшую горловину кожаного мешочка, вытащили щепоть его содержимого… Легкое, почти незаметное движение руки от пояса к плечу — так бросают за спину соль, чтобы уберечься от сглаза. Только в мешочке была не соль, а «ведьмин табак» — смесь жгучего перца с измельченными семенами едкого хвоща.

Не дожидаясь разъяренного рева противника, Бар-Аммон рыбкой скользнул вниз, к ногам вероломного Озимандии. Чтобы не поцарапать при этом шею, ему пришлось изогнуться, подобно молодой танцовщице на празднике Возрожденной Истури. Вроде бы получилось — лезвие едва чиркнуло по затылку, но боли Лэн не почувствовал. Оказавшись на полу, он прянул в сторону, потому что знал по опыту, насколько опасно находиться рядом с человеком, ослепленным «ведьминым табаком».

Крепкие пальцы Озимандии пребольно ухватили его за ухо, и Бар-Аммон почувствовал, что медленно поднимается в воздух.

— Ты не голем, — задумчиво произнес Озимандия, глядя на него сверху вниз. Похоже было, что адская смесь не причинила ему ни малейшего вреда. — Нет, ты не голем…

— Разумеется, нет, — прошипел Лэн, страдая от невыносимой боли в ухе. — Отпусти меня, несчастный, если тебе дорога жизнь…

— Не голем, но дурак, — не слушая его, закончил свою мысль хозяин хижины. — Только дурак решит, что какой-то жалкий перец может повредить олбасту…

Он отпустил Лэна и, вытирая руку о штаны, отошел.

— Олбасту? — переспросил маг, с опаской глядя на Озимандию. Тот равнодушно кивнул.

— Хочешь сказать, никогда не слышал об олбас-тах? Что ж, верю… теперь верю. Олбаст на языке горцев означает «хозяин камней». Ты, видать, принял меня за человека?

Бар-Аммон ничего не ответил. Приступ помешательства у странного «олбаста», кажется, прошел, но злить его было бы неразумно.

— Одного не пойму, — теперь Озимандия явно разговаривал сам с собой, — как тебе удалось миновать страну големов? Тут другого пути нет, кроме как через нее… Ну да ладно, садись, рыбу бери…

— Ты мне это уже предлагал, — осторожно заметил Лэн. — А сам с ножом набросился…

— Если б с ножом, ты бы со мной уже не разговаривал, — отрезал олбаст. Тут только ошарашенный Бар-Аммон увидел, что широкий нож по-прежнему спокойно лежит на столе, а из огромного кулака Озимандии торчит наполовину распотрошенная рыбина. — Проверял я тебя. Народишко в долине бестолковый, могут сдуру и договор нарушить…

— Опять ты про договор. — Лэн, стараясь не упускать Озимандию из вида, подтянул тюк поближе к столу и уселся. — Может, объяснишь, в чем дело? И каких големов ты все время поминаешь?

Хозяин Камней поднял упавшую на бок скамью и водрузил на нее свое могучее седалище. Колеблющееся пламя рыбы-свечи отражалось в его темно-зеленых глазах, прячущихся под густыми, похожими на горный кустарник, бровями.

— Договор простой, — ответил он, сделав паузу. — Големы не переходят границы предгорий, олбасты не спускаются в долину, а ледяные демоны не охотятся на землях к югу от Падающих Вод. Любого, нарушившего договор, можно убить, и это не будет считаться преступлением. Впрочем, договор действует уже много сотен лет, и за все время такое случалось не больше десяти раз. Как думаешь, почему?

Лэн пожал плечами. Ни князь, ни Начальник Писцов никогда не упоминали о подобном договоре.

— Потому что все хотят жить, маг! Вот я и подумал: за каким дьяволом ты ко мне заявился? На героя, прости уж, ты не слишком похож…

— На героя? — снова переспросил Лэн. Он уже понял, что такая манера разговора позволяет выудить из Озимандии необходимые сведения, не выводя его из равновесия.

— Ну да! Ходили здесь, помню, всякие…. — Олбаст неприязненно покосился на стоявший в углу двуручный меч. — Похвалялись, что вернутся домой не иначе как с моей головой…

Судя по тому, что голова Озимандии пребывала на месте, а меч выглядел пыльным и заржавевшим, неизвестный герой не выполнил своего обещания, но Бар-Аммон почел за лучшее не уточнять обстоятельств давнего дела.

— Ты так и не объяснил, кого называешь големами, — дипломатично перевел он разговор на другую тему.

— Детей Реки, — буркнул Озимандия, вгрызаясь в рыбу. — Кого ж еще? Ну, знаешь, этих, из княжества…

— Жителей Уммы? — удивился Лэн. — Но почему?…

Олбаст поднял на него свои малахитовые глаза.

— А кто же они еще? Послушай, Тир как-тебя-там, ты прикидываешься или вправду ничего не понимаешь?

Сознаваться в собственной тупости не хотелось, и Бар-Аммон просто пожал плечами.

— А что за дела у тебя в Снежной Твердыне? — Озимандия рыгнул и вытер рот широкой, как доска, ладонью. — Нет, я не то чтобы любопытничаю, просто мне сдается, что первый же карлис превратит тебя в кусок льда. На моей памяти никто еще не возвращался из горных крепостей живым и невредимым…

— Карлис — это жрец, служащий Господину Льда?

Олбаст посмотрел на Лэна так, будто тот был деревенским дурачком.

— Карлис — это ледяной демон. Хочешь сказать, ты и про них никогда не слышал?

Бар-Аммон доглодал свой кусок рыбы, оказавшейся, к слову, удивительно жирной и вкусной, сплюнул на пол застрявшую в зубах чешую и дружелюбно улыбнулся хозяину.

— Спасибо за угощение, Озимандия! Могу ли я ответить на твое гостеприимство, предложив тебе стаканчик вина? Я захватил с собой бутылку превосходной «Скорпионьей Крови»…

— Речная тухлятина? — скривился олбаст. — Тиной отдает… Ну да ладно, ставь свое пойло!

Пока маг рылся в мешке, извлекая завернутую в шкуры бутылку, на столе появились две глубокие чаши из алебастра. Лэн с величайшей тщательностью разлил в них вино: ему случалось бывать в краях, где человека могли убить за одну недолитую каплю. Озимандия схватил свою чашу, поднес ко рту и подозрительно принюхался.

— Точно, — проворчал он. — Воняет тиной и головастиками… И как такую гадость можно пить?

После чего приложился к чаше и выхлебал ее двумя могучими глотками.

— Будь здоров, Хозяин Камней, — торжественно проговорил Бар-Аммон, поднимая тяжеленный сосуд. — Живи долго, и пусть у тебя всегда всего будет вдоволь…

Неизвестно почему, вежливый тост Лэна очень позабавил Озимандию.

— Спасибо, букашечка, — фыркнул он. — Я и так буду жить долго… куда дольше, чем ты. Мы, Стражи Предгорий, рождаемся вместе с камнем. и умираем вместе с ним… А ты хоть представляешь себе, сколько живут камни?

— Полагаю, долго, — кивнул Бар-Аммон. — А позволено ли будет мне узнать, чем ты занимаешься в этих пустынных местах, благородный Озимандия?

На этот раз олбаст не выказал удивления — привык, наверное, что его ночной гость задает исключительно глупые и смешные вопросы.

— Я Страж Предгорий, — повторил он терпеливо. — Что я могу еще делать, кроме как сторожить Предгорья? Как думаешь, кто поставлен следить за соблюдением договора?

— Олбасты, наверное, — наудачу предположил Лэн. Вино теплой рекой струилось по его жилам, делая мир проще и приятнее. Озимандия довольно ухмыльнулся.

— Соображаешь же, когда хочешь! В точку попал, волшебник! Нас тут не так чтобы много, но, пока мы на страже, големы не сунутся к перевалам, а карлисы не спустятся со своих гор! Понял теперь?

— А люди? — осторожно спросил Бар-Аммон. Олбаст отвернулся, пошарил у себя за спиной и извлек на свет странного вида пузатый каменный сосуд, заткнутый каменной же пробкой.

— Что люди? Зачем людям, скажи на милость, соваться в горы? Разве что у героя какого-нибудь в заднице засвербит… да такой мимо меня спокойно ни в жизнь не пройдет! Как начнет мечом размахивать…

Озимандия зубами вытащил каменную пробку и плеснул в опустевшие чаши какой-то зеленоватой жидкости.

— Вот, попробуй, от души советую! Это тебе не големская кислятина — настойка из корней слюдяного молочая, забористая… Ты ж, бедняга, не сегодня завтра в льдышку превратишься, так хоть согреешься напоследок. Давай-давай, не отравлю!

Лэн вздохнул и сделал глоток. Несколько секунд он сидел не шевелясь и боялся выдохнуть — ему казалось, что изо рта у него вырвется столб пламени. Потом раскаленная субстанция тяжело провалилась в желудок, превратив внутренности мага в обугленные головешки — во всяком случае, ощущение было именно такое. Бар-Аммон издал жалобный квакающий звук и кулем свалился на каменный пол хижины.

— Эй, волшебник! — встревожился Озимандия. — Ты что это? Никак нехорошо тебе?..

Он нагнулся, легко, словно куклу, подхватил мага под мышки и усадил рядом с собою на деревянную скамью. Перед глазами Лэна плавали огненные круги и черные пятна. Олбаст чем-то гремел и звякал, потом разжал гранитными пальцами челюсти гостя и влил ему в рот какую-то отвратительно воняющую кислятиной жидкость.

— Пивком осади, — заботливо посоветовал он. — Настойка, она, знаешь, с непривычки не всем легко идет… Я ж и забыл, что ты не из наших…

Пиво попало Бар-Аммону в дыхательное горло, и он мучительно закашлялся, вцепившись в Озимандию обеими руками. Плоть под его пальцами и впрямь казалась твердой, как камень.

— Ну, извини! — В голосе олбаста впервые прозвучало что-то похожее на раскаяние. — Кто ж знал, что ты такой хилый? Лучше стало? Вот и славно…

Лэн отпустил хозяина хижины и подышал носом, все еще не веря в благополучный исход дела.

— Теперь я понимаю, что произошло с теми героями, о которых ты упоминал, — кивнул он в сторону двуручного меча. — Ты просто угостил их этой настойкой…

Озимандия рассмеялся, гулко хлопая себя ладонями по коленям.

— А ты молодец, человечек! Пожалуй, я все-таки пропущу тебя к Перевалу.

Маг снова пересел на свой мешок и на всякий случай стиснул в руке амулет, отвращающий злых духов. Не то чтобы он вдруг поверил в его эффективность, но с амулетом было как-то спокойнее.

— Кстати, о Перевале. Далеко еще до Падающих Вод?

Олбаст пожал квадратными плечами.

— Одна дневная ходка. А, ты же на лошади… Ну, значит, если выедешь с рассветом, к часу Зайца увидишь След Копья. От него в горы идет тропинка… но там уже сам разберешься, что к чему… Советов давать не буду, извини.

— Почему же? — полюбопытствовал Лэн. — Мне бы они не помешали… Ну хорошо, не хочешь давать советов, скажи хотя бы, где начинается страна карлисов?

Озимандия с видимым удовольствием доцедил свою порцию настойки и снова громко рыгнул.

— Сразу за Следом Копья. Но это по договору, а на самом деле они никогда не спускаются так низко. А вот когда пересечешь границу снегов…

Бар-Аммон понимающе кивнул.

— Мне говорили, что в горах лежит снег.

— Лежит снег? — издевательским тоном переспросил олбаст. — Да там и нет ничего, кроме снега и льда — целое ледяное царство. Как ты думаешь, почему карлисы поселились именно в тех местах? Нет, конечно, когда-то там жили люди. Я хорошо помню то время… В горах тогда было куда теплее, и люди выращивали там кукурузу и сладкие клубни… по весне склоны выше Падающих Вод зеленели от новых посевов… Да, человечек, в те дни там еще можно было жить… но зимы с каждым годом становились все суровее… И вот однажды, самой холодной зимней ночью… пришли карлисы.

— Откуда пришли?

— Я не знаю, — ответил Озимандия, подумав. — Кто говорит, со звезд, другие болтают, будто их впустил в мир какой-то могущественный волшебник… но я сомневаюсь, что такое возможно.

— Ну хорошо. — Лэн предпочел сделать вид, что не заметил прозвучавшей в голосе олбаста иронии. — Допустим, они спустились с небес. А откуда тогда взялись вы, Хозяева Камней?

— Это другое дело! Мы были здесь всегда, с тех пор, как боги создали мир и отделили воды от тверди! Потом появились големы… потом люди… а карлисы пришли сюда последними…

— А как они выглядят?

— Кто, карлисы? Да так же, как и мы с тобой. Вот скажи, ты же меня поначалу за человека принял, правда? И карлиса бы принял, и считал бы его человеком, пока он не взглянул на тебя эдак по-своему и не заморозил бы своим взглядом…

— А как ты отличаешь карлиса от олбаста? — не унимался Лэн. — А олбаста от голема?

— Фу, какой ты непонятливый! — Озимандия поднялся из-за стола и вытер рукавом лоб. — Ну нечего здесь делать карлису, понимаешь? Силы у него здесь мало, и со мной ему тут не сладить. Големы, конечно, могут прийти из долины, но с ними разговор тоже будет короткий.

Он так свирепо взглянул на Бар-Аммона, что у того мгновенно пропало всякое желание расспрашивать дальше. Но олбаст, кажется, решил, что сказанного недостаточно.

— Я ведь и вправду думал, что ты из этих, речных. — Он склонился над съежившимся магом и ткнул каменным пальцем ему в шею — туда, где кожа еще помнила прикосновение холодного лезвия, обернувшегося рыбой. — Но у них здесь есть особая отметка, знак «Фагр». Слышал про такой?

— «Дыхание»? — В голове у Лэна шумело, но храмовая премудрость была так надежно вбита в него бамбуковыми палками жрецов, что он ни на мгновение не промедлил с ответом. — Девятый знак Таблиц Лабаваофа! Естественно, я его знаю…

— Он есть у всех големов. — Палец Озимандии продолжал буравить шею Бар-Аммона. — Поэтому они всегда закрывают себе это место особыми повязками. Если стереть знак или разрушить его, с силой ударив по знаку «Фагр», голем умрет. Так вот, когда ты повернулся, я решил проверить, ты уж извини… У тебя нет такого знака, ты ничем не закрываешь шею и не боишься, когда тебя туда тычут острым предметом. Конечно, может быть, големы научились прятать свой магический знак где-нибудь в другом месте… возможно, мне стоило бы заставить тебя раздеться догола… но что-то подсказывает мне, приятель, что ты чист. Я прав?

Он наконец убрал палец. Лэн немедленно отодвинулся вместе с мешком и принялся массировать шею. Олбаст отошел к очагу и наклонился, чтобы подбросить туда еще дров.

— Если у тебя есть что постелить, ложись поближе к огню. Если нет, помочь ничем не могу — гостей я не привечаю и постели для них не держу…

У Бар-Аммона была с собою кошма, притороченная к одному из вьюков. Он развязал веревки, расстелил кошму на полу и улегся, настороженно поглядывая на Озимандию.

— А какое уязвимое место у карлисов? — спросил он, когда повисшее в комнате молчание стало совсем уж тягостным. — Если ты такой мудрый, тебе должно быть хорошо известно, куда нужно ударить ледяного демона, чтобы превратить его в лужицу талой воды?

Олбаст хмыкнул и бросил на него короткий выразительный взгляд.

— У карлисов таких мест не существует, человечек, — сказал он наконец. — Они — самые совершенные создания из тех, что когда-либо жили на земле. Если бы их сила не иссякала вдали от ледяных гор, они уже царили бы над миром…

Озимандия замолчал и некоторое время смотрел на пожирающее ветки пламя. По комнате бродили странные рогатые тени, в углах ощутимо сгущался мрак. Наконец олбаст пошевелился и сказал, не оборачиваясь:

— Тебе не оставят ни единого шанса, но если на секунду допустить, что шанс у тебя все-таки будет, попробуй использовать огонь.