Заснуть он так и не смог. В комнате, куда его привели, стоял лютый мороз. Ни камина, ни очага Лэн не обнаружил, как ни старался. Посередине комнаты громоздилась огромная глыба темно-красного камня, застеленная белой шкурой какого-то крупного животного. Предполагалось, видимо, что она послужит гостю ложем. Лэн сорвал шкуру, оказавшуюся, по счастью, толстой и мохнатой, завернулся в нее и до рассвета ходил от стены к стене, время от времени подпрыгивая и приседая.

Когда в узкие окна комнаты потянулись бледные пальцы рассвета, Бар-Аммон окоченел так, что не мог уже даже подпрыгивать. Он доковылял до тяжелой каменной двери и принялся скрести ее замерзшими пальцами. С тем же успехом можно было царапать скалу. Стражники, если они и стояли в коридоре, никак не реагировали на его слабые попытки привлечь к себе внимание. Да и чем коридор так уж отличался от той клетки, куда его поместили? Ясно же, что не наличием камина. «Ледяные демоны не любят огня, — тупо повторял про себя Бар-Аммон, — прав был Озимандия, когда говорил про единственный способ одолеть карлисов… Но откуда же мне взять огонь в этом проклятом городе? Положим, в тюках кое-что было… кое-что, годящееся для устройства небольшого магического фонтана пламени… но тюки забрали слуги Элии…»

Холод парализовал волю Лэна, мышцы одеревенели и перестали слушаться. Он медленно сполз по шершавой плите на пол и прислонился к двери. Засунул потерявшие чувствительность пальцы в полость меховой куртки, где было чуть-чуть теплее от обреченно продолжавшего биться сердца. Лэн слыхал о том, что смерть от холода считается одной из самых безболезненных — вроде бы просто засыпаешь, и все, — но теперь убедился в лживости этих рассказов. Сна не было ни в одном глазу, а тело ломило так, будто оно только что побывало под копытами табуна диких лошадей. Маленькие металлические молоточки изо всех сил колотили в виски, мочевой пузырь пронзало тонкой зазубренной иглой. «Хорош же я буду, — с бессильной злобой подумал Лэн, — когда слуги принцессы придут за мной: завернутый в дурацкую шкуру, плавающий в луже собственной мочи… Нет, нужно немедленно что-то придумать!»

Пальцы сами нашарили висевший на шее заветный кисет и вытянули его наверх из-под ворота накидки. Самым сложным оказалось растянуть шнурок, перетягивавший горлышко. С третьей или четвертой попытки это наконец удалось, и Бар-Аммон, неловко наклонившись, засунул нос прямо в мешочек. Содержимого в мешочке оставалось совсем немного, но на одну понюшку должно было хватить. Он зажмурился и изо всех оставшихся сил втянул в себя воздух.

Обычно порошок холодил ноздри и щекотал небо, но теперь Лэн ничего подобного не почувствовал. Он даже успел испугаться, не вышло ли какой ошибки, и в этот момент порошок подействовал. В голове у Бар-Аммона мягко взорвалось что-то. теплое и обволакивающее; вниз по позвоночнику пробежала приятнейшая вибрация. Боль мгновенно отпустила. Зрение невероятно обострилось; теперь он видел не только мельчайшие трещинки в каменной двери, но и посверкивающие в них крупинки слюды, и темные потеки каменной смолки, и мельчайшие сколы поверхности, обработанной каким-то грубым орудием. Потом он услышал свое дыхание — неглубокое, прерывистое дыхание больного, измученного человека — и ощутил, как слабо и вяло бежит по жилам холодная кровь. Он напрягся, представляя себе медленно пульсирующий в животе горячий, как солнце, шарик. От шарика во все стороны расходились живительные волны, разогревающие замерзшие мышцы и убыстряющие ток крови. Холод постепенно отпускал Бар-Аммона; он поерзал на полу, пытаясь устроиться поудобнее, и обнаружил, что вновь обрел способность двигать руками и ногами.

Потом в носу у Лэна засвербело, и он оглушительно чихнул. В то же мгновение дверь, к которой он прислонялся спиной, заскрежетала, открываясь, и маг выпал бы в коридор, если бы не чьи-то сильные руки, схватившие его за плечи. Высокий скрипучий голос произнес над ним несколько слов на незнакомом лающем языке. Бар-Аммона рывком поставили на ноги, и он увидел перед собою две закованные в черные доспехи фигуры. В отличие от вчерашних всадников, стоявшие перед ним не носили шлемов с плюмажами; головы их были упрятаны в странные конусы со срезанной верхушкой и узкими вертикальными прорезями для глаз. Мага пронзило мгновенное и донельзя неприятное чувство — будто бы там, под доспехами, скрывались не люди и даже не ледяные демоны, а какие-то вовсе непредставимые и чуждые человеку создания. В следующую минуту один из пришельцев грубо подтолкнул Лэна к выходу, а другой сорвал у него с плеч белую шкуру и кинул себе под ноги.

Что-то было не так. Все органы чувств Бар-Аммона, восприимчивость которого многократно возросла под действием порошка, вопили о том, что происходит какая-то непоправимая, роковая ошибка. «Я найду тебя, когда буду готова», — пообещала Лэну принцесса. Маг не особенно надеялся, что она явится за ним лично, но те, кто вел его по коридору, совсем не походили на ее слуг. В каждом их движении ощущалась непреклонная, жестокая властность. С Лэном они обращались с таким пренебрежением, будто он был безмозглым и грязным животным: стоило ему замедлить шаг, немедленно следовал короткий болезненный тычок в спину, но всякий раз после этого его конвоиры издавали брезгливое шипение, свидетельствовавшее о том, насколько им неприятно к нему прикасаться. В конце концов он приноровился к их мерной поступи и даже стал поглядывать по сторонам, пытаясь понять, куда же его ведут.

Лэн помнил, что накануне слуги Элии привели его к какому-то массивному ступенчатому строению, верхушка которого терялась в ночной тьме. Теперь стражи в черных доспехах вели его бесконечными свивающимися в спираль коридорами, постепенно поднимавшимися все выше под небольшим углом. Стены были облицованы полупрозрачным зеленоватым камнем, цветом напоминавшим изумруд, а фактурой яшму. Порой Лэну казалось, что узоры на стенах образуют сложные перетекающие друг в друга картины, а иногда он явственно различал вплавленные в камень фигуры каких-то существ. По мере того как коридор сужал свои петли, все туже закручиваясь вокруг оси загадочного здания, идти становилось все тяжелее; ноги Лэна заскользили на отшлифованном до зеркального блеска полу, и он тут же получил несколько брезгливых пинков от своих конвоиров. Неяркий свет, лившийся из спрятанных где-то под сводами коридора лампад, потускнел и сделался неживым. Сам воздух впереди как будто сгустился и превратился в плотный вязкий кисель, сковывающий движения. Замурованные в прозрачных стенах фигуры приобрели гротескные, угловатые очертания, их лица — или морды — растягивались в безмолвном крике, трагически чернели глубокие провалы глаз.

Тут с Бар-Аммоном приключилось что-то совсем странное — он почувствовал внезапное удушье, горло перехватило судорогой, ноги подкосились, и он без сил рухнул на скользкий холодный пол. По всему телу мага пробегала крупная дрожь, легкие жгло невидимым огнем. Черные фигуры стражей угрожающе нависли над ним, он ощущал приходившиеся под ребра удары окованных металлом сапог, слышал отрывистые грубые команды, но не мог заставить себя напрячь мышцы и подняться. Наконец конвоиры поняли, что дальнейшее избиение не даст результата. Железные пальцы впились в предплечья Бар-Аммона и с силой рванули вверх.

Сознание ускользало; Лэн чувствовал, что его продолжают тащить куда-то; как сквозь пелену тумана, видел, что коридор обрывается, переходя в большой зал, потолок которого подпирают ряды стройных полупрозрачных колонн, мерцающих слабым синеватым светом. В промежутках между колоннами пролегли глубокие тени; там смутно угадывались чьи-то огромные силуэты, похожие на сидящих великанов с косматыми головами. По залу гулял сильный ветер; он ощутимо колебал тяжелые завесы плотного воздуха и звенел невидимыми колокольчиками, подвешенными к потолочным балкам. Время от времени в поле зрения Бар-Аммона попадали неглубокие круглые резервуары с водой, врезанные прямо в пол; вода в них имела тревожный багровый оттенок разбавленной крови и казалась покрытой тоненьким слоем льда.

Черные стражи волокли его в дальний конец вытянутого зала, где, полускрытая падающей с потолка завесой из темного тюля, возвышалась какая-то титаническая фигура. Теперь они тащили мага спокойно и деловито, как муравьи, влекущие в муравейник гусеницу, и эта их деловитость пугала Лэна куда больше, чем неожиданная вспышка ярости в коридоре. Внезапно движение прекратилось; Лэн почувствовал, что конвоиры отпустили его, и немедленно рухнул на пол. Тишину разорвал чей-то истошный, похожий на кошачий вопль, в котором Лэн с некоторым запозданием опознал боевой клич. Железо стукнуло о железо, опять коротко пролаяли голоса, и по надвинувшейся буре звуков Бар-Аммон определил, что над ним началась схватка.

Он сжался в комок, закрыв руками лицо и подтянув колени к подбородку. Накатившая на него в коридоре дурнота не позволяла предпринять ничего более эффективного; он не мог ни сражаться, ни убежать, так что ему оставалось лишь дожидаться исхода непонятного столкновения. Вокруг топтались чьи-то закованные в металл ноги, несколько раз в ребра Лэну вонзилось что-то тупое и твердое, а потом прямо на него рухнуло неимоверно тяжелое тело. Голоса продолжали лаять, но теперь в них явно звучали ярость и отчаяние, свойственные обреченным на гибель воинам. Вдруг Бар-Аммона схватили за лодыжки и с необычайной силой выдернули из-под придавившей его неподвижной туши. При этом маг больно стукнулся затылком об пол, и в голове у него помутилось.

Лэн пришел в себя в тот момент, когда некто, облаченный в серебристые латы, взваливал его на плечи, словно куль с зерном. Маг успел заметить, что один из его конвоиров уже лежит на полу, разрубленный от плеча до пояса; крови под ним почему-то не было. Второй отбивался от трех одновременно наседавших на него противников — у тех на шлемах раскачивались пышные плюмажи, придававшие им сходство со слугами Элии. Еще двое воинов в украшенных перьями шлемах лежали бездыханными на отполированных до зеркального блеска плитах — конвоиры Лэна оказались не из тех, кто дешево продает свою жизнь. Впрочем, все это пронеслось перед глазами Бар-Аммона за считаные мгновения — тот, кто схватил его, бросился бежать куда-то в глубь зала, мимо черной завесы. Голова мага болталась на уровне поясницы обладателя серебристых доспехов, поэтому он не смог толком рассмотреть то, что произошло дальше. Может быть, и к лучшему.

Когда они миновали черную завесу, из-за нее раздался громоподобный рев, от которого у Лэна заложило уши. Полупрозрачная ткань содрогнулась, выпячиваясь, будто кто-то или что-то стремилось выбраться из-за нее на свет. Внезапно Бар-Аммону показалось, что фигура за завесой движется — огромное, высотой в тридцать локтей, тело медленно распрямлялось, словно пробуждаясь от долгого сна и протягивая вперед свои исполинские конечности. Потом завеса с треском сорвалась с крюков, и Лэн на долю секунды увидел скрывавшегося за ней монстра — увидел, чтобы тут же зажмурить глаза.

В это время его похититель неожиданно остановился, и маг затаил дыхание, ожидая, что сейчас чудовищное существо догонит их и разорвет пополам или растопчет своими огромными ступнями. Он действительно услышал приближающиеся тяжелые шаги, но в следующую секунду впереди что-то звонко хрустнуло, и похититель Лэна, склонив голову, нырнул в маленькую неприметную дверцу, спрятанную между двумя колоннами.

Маг что было сил вцепился руками в серебристый доспех — и, как выяснилось, не зря. За дверью оказалась то ли яма, то ли очень крутой наклонный спуск без ступенек — во всяком случае, несколько невыразимо долгих мгновений Лэн чувствовал себя падающим с большой высоты. Откуда-то сверху раздавался разгневанный рев чудовища, слабевший по мере того, как Лэн и его спаситель падали все ниже и ниже. Полет завершился падением в ледяную воду, обжегшую Бар-Аммона, словно самый крутой кипяток. Мышцы мага свело судорогой, рот помимо его воли раскрылся в отчаянном крике, и вода немедленно хлынула в легкие. Перед глазами вспыхнули огненные круги, голову стиснул стальной обруч, и сознание вновь оставило Лэна — на этот раз надолго.

… Он не сразу понял, что открыл глаза, — вокруг царила непроницаемая тьма. Тело ломило так, будто его только что вытащили из-под виноградного пресса, но шевелить пальцами Бар-Аммон все-таки мог. Стеная и охая, он ощупал поверхность, на которой лежал, — судя по всему, это были шкуры каких-то животных, на удивление мягкие и теплые. Продолжая свое исследование, Лэн убедился, что лежит на них совершенно обнаженный, прикрытый до пояса такой же шкурой. Шкуры ощутимо попахивали то ли козлом, то ли еще каким-то животным, но сейчас Бар-Аммону было не к лицу привередничать. Он остался жив и наконец-то находился в тепле, а события последних двух дней научили его ценить эти маленькие удовольствия.

Лэн пошевелился и попробовал сесть, но избитое тело отозвалось такой болью, что он со стоном откинулся обратно на шкуры. Мгновение спустя темнота у его изголовья словно сгустилась и знакомый насмешливый голос спросил:

— Ну что, маг, пришел в себя?

— Принцесса? — выдохнул Лэн. Язык с трудом ворочался у него во рту. — Ты?..

— Что за глупый вопрос! Разумеется, я. Теперь ты мой должник, человечек, — я спасла тебя от участи, которая в тысячу раз хуже смерти. Еще минута — и ты попал бы на алтарь Изначального…

— Изначального? — тупо переспросил Бар-Аммон.

Элия хихикнула.

— Карсуя Карлиса, Великого Изначального Духа. Я рассказывала тебе о нем.

Лэн вспомнил огромную фигуру за завесой, и его затрясло.

— Но ты говорила, что он слишком велик, чтобы убивать людей…

— Разумеется, нет! Ты же не убиваешь муравьев, правда? Но ведь это и был не сам Изначальный, а только его здешнее воплощение. Ему приносят жертвы как знак уважения Повелителей Льда к своему прародителю. Ты находился на волосок от того, чтобы стать такой жертвой, человечек…

— Значит, ты спасла меня? — проговорил Лэн, натягивая шкуру до груди. — Зачем?..

Он по-прежнему не видел лица Элии, но готов был поспорить, что, перед тем как ответить, она саркастически ухмыльнулась.

— Я не люблю, когда мою добычу уводят у меня из-под носа, — фыркнула принцесса. — К тому же отец обещал подумать над моим предложением, а сам, видно, решил под шумок избавиться от столь опасного гостя…

— Опасного? — удивился Бар-Аммон. — Чем же я опасен?

— Неужели ты еще не догадался? Да для нашего рода ты хуже целой тысячи вражеских солдат, если бы они каким-то чудом оказались здесь, в центре Снежной Твердыни…

В других обстоятельствах такое сравнение польстило бы Лэну, но сейчас он почувствовал себя крайне неловко.

— Кольцо, — терпеливо, будто разговаривая с ребенком, объяснила Элия. — Кольцо Суббахи, отвратительной водяной твари. Свадебный подарок князя Замурру. Это действительно очень ценная реликвия, человечек. По древней традиции, надевший на палец кольцо Суббахи получает право властвовать над долиной Желтой Реки и народом Уммы. Потому-то я так и удивилась, услышав о столь щедром даре глиняного князя…

— Так что же это выходит? — прервал ее Лэн. — Если бы я вздумал надеть это кольцо, Замурру пришлось бы потесниться на своем троне?

— Для человечка, который тщится быть волшебником, ты слишком нетерпелив. Не хочешь узнать о других свойствах этой вещицы?

— Хочу, — смиренно ответил Бар-Аммон. Зазвучавшие в голосе принцессы ледяные нотки испугали его, и он решил впредь быть повежливее.

— Если бы ты надел кольцо Суббахи, то немедленно превратился бы в комок глины, — сообщила Элия после небольшой паузы. — Такова, видишь ли, его мерзостная сущность, о которой поведал мне старейший советник моего отца, весьма сведущий в тайнах карлис. Более того, кольцо, которое ты принес в Снежную Твердыню, оказалось настолько могущественным, что обратило бы в глину любого, кто продел бы в него свой перст, — и меня, и самого князя Сариуша…

— Сариуша? — пораженно воскликнул маг, забыв о своем намерении не перебивать принцессу. — Неужели повелитель карлисов не погнушался бы надеть кольцо, означающее помолвку с князем Замурру?

Принцесса сухо хохотнула.

— Уверяю тебя, Бар-Аммон, ради обладания Уммой мой отец не погнушается ничем. И твой глиняный князь наверняка рассчитывал именно на это.

— Но зачем ему превращать в глину Сариуша?

— Чтобы обезглавить Снежную Твердыню, глупец! Борьба между Повелителями Льда и големами идет много веков, но договор, подписанный в стародавние времена, запрещает применять грубую силу для достижения своих целей. Поэтому…

— А как же Битва Трех Князей? — снова не удержался Лэн.

— Потому она и оказалась столь разрушительной как для нас, так и для големов. За нарушение договора пришлось платить, а те, кто стоит на его страже, не ведают снисхождения. Короче говоря, Замурру решил нанести удар отравленной иглой — то, чего мы от него никак не ожидали. Признаюсь, я была уже готова принять этот дар, да и отец мой смотрел на кольцо Суббахи с вожделением. И если бы не своевременное вмешательство старого советника…

— Прости, принцесса! — искренне воскликнул Бар-Аммон. — Я не ведал об ужасных свойствах кольца!..

— Не сомневаюсь, — усмехнулась Элия. — Ты слишком глуп, чтобы прозревать последствия подобных шагов. Заметь, я ни в чем тебя не виню. Более того, я даже спасла тебя от неминуемой гибели на алтаре, заплатив за твою жалкую жизнь жизнями трех своих верных воинов. Да и княжеские гвардейцы, которых отец послал проводить тебя к месту жертвоприношения, погибли напрасно…

— Что я могу для тебя сделать? — Сердце Лэна забилось так быстро, будто он только что пробежал десяток фарсангов. — Приказывай, и я буду рад хотя бы отчасти отплатить тебе за твое благородство и доброту!

— Не мели чушь, — оборвала его принцесса. — Доброта и прочие ваши человеческие качества здесь ни при чем. Ты мне нужен, и ты, я надеюсь, мне поможешь.

На руку Лэна, сжимавшую толстый край шкуры, легла узкая холодная ладонь. Маг ощутил, как на безымянный палец скользнуло толстое, немного шершавое кольцо, и страшно перепугался.

— Это кольцо Суббахи?.. — спросил он шепотом.

— Оно самое. — Элия хохотнула. — Не бойся, в глину оно тебя уже не превратит. Это заклятие мы с него сняли. Теперь это вполне безобидное, милое колечко.

Поскольку с Лэном действительно не происходило ничего необычного, он решил, что принцесса ему не лжет. Но и всей правды она ему явно еще не сказала.

— Что я должен с ним делать? — пересохшими губами проговорил маг. — Ты же даешь мне его с каким-то умыслом?

Принцесса потрепала его по щеке, и на этот раз ее пальцы уже не показались ему холодными.

— Мой проницательный маг! — Она игриво ущипнула Лэна за ухо. — Ты наконец-то начинаешь догадываться, что такие вещи никогда не делаются просто так. — Голос ее внезапно стал сухим и строгим, хотя рука продолжала ласково поглаживать шею Бар-Аммона. — Ты вернешься в Умму. Потребуешь встречи с князем и вернешь ему его свадебный дар. Больше от тебя ничего не потребуется. Просто увидишь Замурру и отдашь кольцо.

— И все? — недоверчиво спросил Лэн. — А что я скажу ему, когда он захочет узнать, почему я вернулся один?

— Неужели он ожидал, что ты привезешь меня с собой, словно простую горскую девчонку? Ни за что не поверю! Можешь сказать, что я прибуду позже, вместе с приличествующей моему положению свитой. Соври что-нибудь, тебе же не в диковинку…

— Не нравится мне все это, — покачал головой Бар-Аммон. — Ты сама сказала, что князь собирался использовать меня как отравленную иглу. Разве он поверит, что я неожиданно преуспел в сватовстве, которое было придумано для отвода глаз?

— А что ему останется делать? — Рука Элии переместилась ниже, и Лэн почувствовал, как острые коготки медленно скользят по его груди. — В конце концов, разве не к этому он так стремился? И вот что еще, мой драгоценный…

Лэн вздрогнул.

— Кстати, а где мой конь? — обеспокоенно спросил он, пытаясь приподняться на локтях. — И как я выберусь из вашего города незамеченным?

Пальцы принцессы уже обследовали его живот.

— О коне забудь, — равнодушно ответила она. — У нас в горах редко встречаются большие животные с теплой кровью… они считаются лакомством. А вот о том, как выбраться незамеченным, можешь не задумываться. Мы уже далеко от Снежной Твердыни.

— Далеко от?.. — беспомощно повторил Бар-Аммон, смущенный той бесцеремонностью, с которой Элия ощупывала его тело.

— Мы в Башнях Пришествия. К счастью для тебя, из святилища Великого Изначального есть несколько выходов. Один ведет прямиком сюда. Но ты опять перебил меня, несносный! Ты так дурно воспитан, что мне, пожалуй, стоило бы поучить тебя вежливости. Хочешь, мы начнем прямо сейчас?

Ее ногти вонзились в плоть Бар-Аммона в том месте, которое отрезают послушникам жрецы культа Ондолу-Сладкопевца. Лэн приглушенно охнул.

— Мне не составит труда оторвать тебе эти никчемные причиндалы. Веришь?

Маг вспомнил, с какой легкостью латник в серебристых доспехах нес его, перекинув через плечо, и пробормотал:

— Прошу прощения, принцесса… я не стану больше перебивать, клянусь…

— Очень хорошо. — Элия немного ослабила хватку. — Тем более что мне осталось сказать немногое. Я спасла тебя и вывела за стены Снежной Твердыни не для того, чтобы ты сбежал где-нибудь на полпути к Умме. Ты должен принести Замурру это кольцо — что бы ни случилось.

— Я готов поклясться… — начал Бар-Аммон, но, почувствовав, как снова начинают сжиматься пальцы, замолчал.

— Прибереги клятвы для своего князя! — прикрикнула Элия. — Я не верю словам, человечек. Прежде чем я отпущу тебя, ты должен будешь кое-что сделать…

— Хорошо, — торопливо сказал Лэн. — Я же сказал, что готов на все.

Она разжала пальцы. Невидимым в темноте движением откинула край меховой полости и скользнула под шкуру, стремительно обвив Лэна гибкими, невыносимо холодными ногами. Почему-то этот обжигающий холод подействовал на мага, словно мощный афродизиак. Он вскрикнул и ринулся в атаку, забыв о своем избитом теле и не думая о том, кто стонет под ударами его могучего копья — девочка королевских кровей или древний демон-карлис.

— Ты хорош, Бар-Аммон, — прошептала принцесса, опрокидывая его на спину. — Ты действительно хорош для ничтожного существа с горячей кровью… Но это не совсем то, чего я от тебя добиваюсь… Остановись! Вот так, медленнее… Теперь закрой глаза… и лежи неподвижно.

Лэн неохотно подчинился. Он по-прежнему ощущал сильнейшее возбуждение, но теперь, когда первая волна ослепившей его страсти откатилась, не прочь был продлить удовольствие. Что-то маленькое и твердое, похожее на шершавую вишенку, скользнуло по лицу Бар-Аммона, коснулось губ и замерло, словно ожидая.

— Неужели ты не хочешь воздать должное моей груди, Бар-Аммон? Твой приятель Замурру отдал бы всю глину своего княжества за право хоть раз дотронуться до нее…

Лэн разлепил губы и обхватил ими напрягшийся сосок Элии. Тотчас же из соска брызнула тонкая струйка ледяной жидкости, от которой у мага перехватило горло. Он сделал попытку отстраниться, но принцесса крепко держала его за шею.

— Пей, человечек, — приказала она. — Ты должен причаститься моего молока. Это успокоит меня лучше всяких клятв.

Молоко, подумал маг, значит, у нее наверняка есть дети… Интересно, знает ли об этом Замурру?..

— Глупец, — промурлыкала принцесса, словно прочитавшая его мысли. — Мы не люди, ты все время об этом забываешь… Пей, пей, не останавливайся… Чем больше ты выпьешь, тем спокойней я буду ждать известий из Уммы.

С Лэном творилось что-то непонятное. Он послушно глотал молоко Элии, чувствуя, как внутри у него растет тяжелый ледяной ком с острыми, царапающими внутренности шипами. Сопротивляться он не пытался: принцесса была куда сильнее его, а кроме того, возбуждение, владевшее им, становилось невыносимее с каждым новым глотком, и добровольно отказаться от этого удивительного ощущения Лэн не мог. Так продолжалось неопределенно долго; потом Бар-Аммон ощутил, что некая сила выгибает его тело дугой, и пронзительно закричал, услышав, как хрустит позвоночник. Последние капли обжигающе холодной жидкости упали ему на лицо. Элия, по-прежнему невидимая в темноте, отодвинулась от распростертого на шкурах мага и тихонько захихикала.

— Ты всегда так оглушительно орешь в этот миг, человечек? Раньше здесь, в горах, водились такие смешные животные — похожие на лошадей, но меньше и с длинными ушами. Они кричали почти как ты…

— Спасибо, — с трудом проговорил Бар-Аммон. — Это самая изысканная любезность, которую я слышал от девушки после… — Тут он запнулся. — После такого…

— Теперь ты принадлежишь мне, — перебила его Элия. — Мое молоко у тебя внутри. Ты не сможешь избавиться от него до тех пор, пока не отдашь кольцо князю Уммы. Если ты вздумаешь убежать или даже просто свернуть с прямой дороги, тебе придется очень и очень плохо. Молоко превратится в лед и разорвет твое тело на куски. Можешь попробовать проверить, но я бы не советовала — слишком уж ты хлипкий. Зато когда выполнишь мой приказ, оно само тебя покинет…

— Нет! — прошептал ошеломленный Лэн. — Ты не можешь… не можешь такое со мной сделать!.. Это неправда!!!

Она засмеялась.

— Почему же? Ты считаешь, что магия доступна только вам, человечкам?

— Нет никакой магии! — закричал Бар-Аммон, отчаянно пытаясь нашарить в темноте ее руку. — Все это сказки для легковерных! Пожалуйста, скажи, что ты пошутила…

Элия выскользнула из-под меховой полости.

— Но ты же сам — маг, — с легким укором произнесла она. — Как ты можешь говорить такое о занятии, которому посвятил жизнь?..

— Послушай, это разные вещи! Я зарабатываю на жизнь, показывая чудеса и делая вид, что общаюсь с духами. Глупцов достаточно везде, и ремесло мага считается довольно доходным. Конечно, надо многое знать и многое уметь… но магия… все эти заклинания… все это чушь собачья!

— Как прискорбно, — вздохнула принцесса. — А я-то надеялась, что ты настоящий волшебник… В любом случае выхода у тебя нет. Если ты вздумаешь скрыться или пойдешь в Умму окольным путем, молоко убьет тебя. Боюсь, когда ты поймешь, что магия все же существует, будет уже поздно. Поэтому на твоем месте я поспешила бы к Замурру с первыми лучами солнца…

Лэн затряс головой, как ярмарочный боец, пропустивший сильный удар по уху.

— Но если он не захочет? — пробормотал он. — Если князь не захочет принять кольцо назад?

— Святыню Уммы? — Голос Элии донесся до него словно бы издалека. — Я очень удивлюсь, если он сделает это, человечек…

Шорох легких шагов. Тихий скрип отворяемой дверцы. Слабый порыв затхлого подземного ветра.

— Элия! — взвизгнул Лэн. — Не уходи! Я должен… — Он замолчал, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли. — Я должен убедиться, что ты не солгала мне… Как я могу быть уверен в том, что ты сказала мне правду? Никто в этом мире не говорит правды, Элия! Никто…

Слова упали в пустоту.