Вот он свистнул… Снова свистнул! Это он – знакомый всем! Щелкнул, щелкнул, – дробью прыснул, И пустился вслед за тем В переливы, в перекаты, В перерывы, в перехваты, Бойко звонко голосист. Что за трели! Что за грохот! Вздохи, стоны, шепот, хохот – И опять знакомый свист! «О милая! Певец в воздушном круге Поет любовь и к неге нас зовет. – Так юноша шептал своей подруге. – Прислушайся! Не правда ль? – Слышишь? – Вот Он просвистал к своей, конечно, милой: Как счастлив я! – Вот замирает он От счастия! Вот с новой, свежей силой Опять поет, блаженством упоен!» И милая на юношу взглянула, К его устам с улыбкою прильнула И с трепетом, под краскою стыда, Склонясь главой, ему шепнула: «Да», – И локонов с чела ее скатился Живой поток разливом темных струй, И соловья под сладкой песнью длился Томительный, протяжный поцелуй. А там – сидел, оставлен и уныл, Уединен, страдалец злополучный. Песнь соловья он слушал и ловил В той песни звук, с тоской его созвучный, – И грустному казалось: соловей, Покинутый подругою своей, Измученный, поет свое страданье. «Вот, – думал он, – несчастного рыданье! Вот горького раскаяния стон, Зачем любви он поддавался плену! Вот злобный свист! – Обманщицы измену В отчаянье освистывает он». Пой, садов, лесов глашатай! Из конца греми в конец! Пой, единственный певец! Песнью чудной и богатой Ты счастливому звучишь Так роскошно, пылко, страстно, А с несчастным так согласно, Гармонически грустишь. Пой, греми, дитя свободы! Этой песни внемлю я – И душа на клик природы Откликается моя. В час безмолвия ночного Слуху жадному звучи И в глуши певца земного Песням неба научи!