Чу! С двора стучится в ставни: Узнаю богатыря. Здравствуй, друг, знакомец давний! Здравствуй, чадо декабря! Дым из труб ползёт лениво; Снег под полозом визжит; Солнце бледное спесиво Сквозь туман на мир глядит. Я люблю сей благодатный Острый холод зимних дней. Сани мчатся. Кучер статный, Окрылив младых коней, Бодр и красен: кровь играет, И окладисто – горда, Серебрится и сверкает В снежных искрах борода. Кони полны рьяной прыти! Дым в ноздрях, в ногах – метель! А она – то? – Посмотрите: Как мила теперь Адель! Сколько блеску хлад ей придал! Други! Это уж не тот Бледный, мраморный ваш идол: В этом лике жизнь цветёт; Членов трепетом и дрожью Обличён заветный жар, И из уст, дышавших ложью, Бьёт теперь – чистейший пар, Грудь в движении волнистом; Неги полное плечо, Кроясь в соболе пушистом, Шевелится горячо; Летней, яркою денницей Пышно искрятся глаза; И по шёлковой реснице Брызжет первая слеза. Кто ж сей мрамор на досуге Оживил? – Таков вопрос. Это он – не льститесь, други, — Это он – седой мороз! Жадно лилии он щиплет, И в лицо, взамен их, сыплет Пламя свежих, алых роз. Лишь его гигантской мочи Эти гибельные очи Удалось пронять до слёз.