Джинни проснулась рано утром. Свет дня показался ей тусклым и холодным.

Скоро пришла Мария и принесла кофе и булочки пти-пэн. Служанка и обычно вела себя сдержанно, но сегодня она была совершенно замкнута в себе.

Джинни не давал покоя вчерашний разговор с Полом: узнав о нем, Рэй и Беатрис Лэнгдон круто изменили к ней свое отношение.

Джинни подумала, что, возможно, Марии что-нибудь известно об этом и решила спросить.

— Мария, — обратилась к ней Джинни. — Ведь вы давно служите у Лэнгдонов, не так ли?

Служанка, которая успела своими семенящими шажками дойти до двери, остановилась и настороженно обернулась.

— Я служу у них с тех пор, как вышла замуж, — сказала она нарочито безразличным тоном.

— Значит, вы наверняка знаете или слышали все семейные истории...

Джинни заметила, как Мария сжалась, поэтому поспешила продолжить:

— Я имею в виду истории про чудовищ, про монстров... Вам никогда не было страшно?

Мария наконец подняла взор, и Джинни заметила, что ее глаза расширились от ужаса. Служанка выглядела так, словно боялась, что из угла комнаты или из-за занавесок на нее выпрыгнет какой-нибудь демон или вампир.

— Я дала себе слово, что, предупредив вас, больше не буду говорить на эту тему, — сказала Мария очень тихо. — Вам нужно уехать отсюда, мисс. В день вашего приезда взошла кровавая луна. И она отметила вас как свою новую жертву.

— Но чего мне нужно опасаться? — настойчиво переспросила Джинни, чувствуя, что тон Марии исподволь нагоняет на нее страх.

— Запомните мои слова. Страшная судьба и страшный конец ожидает вас, и злой рок ходит за вами из комнаты в комнату, из холла в холл...

С этими словами Мария быстро вышла, и прежде, чем Джинни успела сказать хоть слово, дверь за служанкой закрылась.

«Еще одно предостережение», — в растерянности подумала Джинни.

Она отхлебнула кофе. Ей вдруг пришло в голову, что все эти предостережения, идущие от разных людей, есть плод чьего-то стремления запугать ее и заставить уехать.

«Ну что ж! — сказала она себе. — Одними тайнами да предостережениями меня не испугаешь!»

Джинни почувствовала, что ей стало немного легче. Она улыбнулась сама себе. Действительно злой рок! Несчастная Мария не слышала за всю жизнь ни единого доброго слова, не видела ни единой улыбки. Поэтому весь ее разговор сводится к одним лишь жутким пророчествам. Несчастная женщина! Она прожила бок о бок с Лэнгдонами так долго, что все эти жуткие басни насквозь отравили ее мозги. Ну, значит, того эти люди и стоят, — думала Джинни.

Вчера под воздействием депрессии и плохого настроения, глядя в горящие глаза Пола, она так легко поверила в правдивость старых сплетен! Но сегодня, при свете нового дня, Джинни вдруг увидела, насколько все это было глупо. В самом деле, вампиры! Вот бы сейчас рассказать обо всем этом Лу Беннеру. То-то бы он посмеялся.

Но стоило ей спуститься чуть позже в большую темную кухню, где уже сидела и ждала начала уроков Варда, как старые страхи и сомнения снова возобладали над здравым смыслом. Все то, над чем Джинни смеялась полчаса назад, показалось теперь совсем не смешным.

Что-то однажды уже произошло в этом старинном доме. Что-то, над чем особенно не посмеешься. Сьюзан погибла, и причины ее гибели покрыты какой-то тайной. Да и сами Лэнгдоны были весьма необычными людьми.

Варда росла в неестественных для ребенка условиях, а ее отец прозрачно намекнул Джинни, что в девочке была какая-то странность, что-то жуткое, связанное со старыми преданиями той страны, откуда происходили Лэнгдоны.

Конечно, ему это только казалось. И все же, увидев Варду, Джинни почувствовала легкий укол страха, и немедленно вслед за этим ей стало стыдно. Стыдно, что она могла хотя бы подумать об этом, глядя на невинную и чистую маленькую девочку.

Варда играла с куклой, которую Джинни купила для нее в городе. Кукла была сделана очень тщательно и остроумно. Девочка держала в руках блондинку с шикарной завивкой, и блондинка эта могла произносить слова, ходить, пить и мочить пеленки. Джинни с трудом сдержала улыбку, подумав, что кукла, вероятно, могла еще распускать сплетни о прошлом семейства Лэнгдонов.

Варда поздоровалась с гувернанткой и помахала ей рукой куколки, и Джинни, отбросив все свои мрачные подозрения, с радостью поприветствовала их обеих.

Ей очень нравились эти утренние занятия с Вардой. Девочка была просто изумительной. Несмотря на странный образ жизни, в ней бил неиссякаемый фонтан радости и оптимизма, и эти благословенные чувства щедро изливались из души ребенка на благодарную Джинни.

Несмотря на угнетенность духа и мрачное настроение, с которым Джинни каждый раз спускалась на кухню, увидев Варду, она чувствовала себя лучше и спокойнее.

Пока они занимались, Мария тихонько работала в другом конце помещения и, казалось, не замечала их присутствия. Один или два раза на кухню приходил Франц и приносил Марии продукты.

Джинни поймала себя на том, что совершенно по-новому смотрит на этого человека. Ее одолевало любопытство. Конечно, он был самый нелюдимый, угрюмый и необщительный из всех, кого Джинни видела на острове. Она в первую очередь была готова бояться именно его.

Неужели ее предостерегали от встреч с Францем? Но это совершенно невозможно, ведь Лэнгдоны хозяева в собственном доме!

Один раз Франц неожиданно повернулся и поймал Джинни на том, что она разглядывает его. Холодок ужаса пробежал у Джинни по спине, когда она встретилась с ним взглядом. На нее будто дохнуло смертью. Взгляд Франца казался колючим и жестоким. И все же она не раз замечала, как этот взгляд смягчается, наполняясь нормальным человеческим чувством, даже преданностью, когда Франц смотрел, — нет, не на жену, — на Лэнгдонов, а особенно на Беатрис. Значит, этому человеку тоже были не чужды человеческие чувства, несмотря на то, что жизнь сделала его жестоким и беспощадным.

Быть может, он страдал от унижений, которым подвергалось имя Лэнгдонов, и будучи их посыльным, часто бывая на материке, был вынужден принимать больше насмешек, и пренебрежения, чем сами Лэнгдоны.

В одном Джинни была уверена. Франц не любил никого и ничего, кроме Лэнгдонов и их острова. В этом была вся его жизнь.

У Джинни вошло в привычку каждый день водить Варду погулять на внутренний дворик, чтобы ребенок мог получить глоток свежего воздуха и побыть на солнышке. К тому же, здесь можно было не следить за каждым своим словом. Вряд ли кто-нибудь в доме мог услышать, о чем они говорят, а подойти незамеченным во дворе было просто невозможно.

До самого последнего времени Джинни старалась не заговаривать с Вардой о матери, чтобы не тревожить ребенка неприятными воспоминаниями об утрате, которые наверняка были еще очень свежи. Но вчерашний разговор с Полом вновь поставил мучительные вопросы, и Джинни теперь понимала, что на них необходимо в конце концов получить ответ, если она действительно хочет помочь племяннице.

— Варда, — начала Джинни самым безразличным тоном, на который была способна. — А ведь ты никогда не рассказывала о своей маме. Ты ведь не забыла ее, правда?

Варда настороженно посмотрела на Джинни, и fa подумала, уж не предупреждали ли Лэнгдоны малышку, чтобы она не смела говорить на эту тему. Но в этот момент девочка сказала:

— Я ее помню. Она была очень красивая.

— И очень добрая? — спросила Джинни.

— Да, — Варда сказала это как-то неуверенно и вдруг быстро добавила:

— Она была очень нервная.

Джинни вспомнила душевное состояние сестры, как его описывал Доктор Моррис, и то, что рассказывал о Сьюзан Рэй. Нужно смотреть правде в глаза: Сьюзан, как мать, не состоялась, это было очевидно.

— Ты, наверно, очень жалеешь, что ее теперь нет? — спросила Джинни. Варда, полностью поглощенная книжкой-раскраской, неопределенно кивнула. Так и не получив ответа, Джинни снова осторожно спросила:

— А ты помнишь, как мамы не стало? Варда отрицательно покачала головой.

— Я тогда уже спала.

— Но, все равно, ты же должна что-то помнить, — настаивала Джинни. Она склонилась над девочкой и посмотрела на нее испытующим взглядом.

Варда подняла глаза, и в них читалось удивление, смешанное с мольбой поверить ей. Словно ей уже не в первый раз задают этот вопрос.

— Я не помню. Правда... Я тогда спала, а ко мне приходили и что-то смотрели и бабушка, и папа, и Мария. Бабушка меня все целовала, а я не могла проснуться. А когда я потом проснулась, они мне рассказали, что мамы больше нет...

Девочка с трудом договорила последние слова и разразилась слезами.

— Моя бедняжка! — воскликнула Джинни, порывисто обнимая плачущую девочку. — Зайка, прости меня, пожалуйста... Я вовсе не хотела тебя так расстроить. Прошу тебя, прости меня. Мы больше никогда-никогда не будем об этом вспоминать.

Джинни с облегчением увидела, как природный оптимизм и жизнерадостность детской натуры быстро берет верх над печалью. Через минуту Варда совсем по-взрослому подмигнула Джинни и, ударив ладошкой по плечу, сказала:

— Мама всегда говорила, что я еще совсем дитя.

— Я вовсе не считаю, что ты дитя, — сказала Джинни. — Я бы сказала, что ты прекрасная молодая дама.

— Я так рада, что ты к нам приехала, — сказала Варда, прижимаясь к плечу Джинни. — Я молилась даже, чтобы ты приехала и мне не было так одиноко.

Теперь настала очередь Джинни сдерживать слезы.

Первое, что резануло по глазам, когда Джинни вошла в свою комнату часом позже, было зеркало, разбитое вдребезги. Его повесил Рэй, и каждый день, приготовившись защищать свое право на кусочек уюта, Джинни ожидала, что кто-нибудь из членов семьи поднимет этот вопрос, но никто не говорил ни слова. И вот теперь зеркало было разбито на множество осколков, которые разбрасывали тысячи искр, преломляя солнечные лучи, падающие из окна на пол. Слишком рассерженная, чтобы чего-нибудь бояться, Джинни резко дернула за шнур, вызывая Марию.

Когда минутой позже служанка вошла в комнату, Джинни спросила суровым тоном:

— Что вы мне на это скажете?

Мария смотрела то на осколки зеркала, то на хозяйку комнаты.

— Ничего не понимаю... Похоже, вы разбили собственное зеркало, — вымолвила наконец женщина.

— Я ничего не разбивала! — Джинни с трудом сдержалась, чтобы не закричать.

На лице Марии было напитано явное удивление.

— Но ведь оно разб... Осколки по всему полу.

— Его разбил кто-то другой, кто заходил, в мою комнату, — отрезала Джинни. — Понимаете? Кто-то зашел в мою комнату, пока я была внизу во дворике, и намерений... — Джинни осеклась на полуслове, поймав себя на мысли, что без всякого на то права кричит на служанку. Одно из двух: или Мария действительно ничего не знает об этом, или, если что-то и знает, говорить не имеет права.

— О, не обращайте внимания, — сказала она, взяв себя в руки. — Я прошу прощения, что так раскричалась. Все это нужно убрать. Где я могу взять метлу и совок?

— Я сейчас все вам принесу, — ответила Мария, и в ее голосе чувствовались нотки облегчения, что допрос наконец закончился.

Своей семенящей походкой она вышла из комнаты и через несколько минут вернулась со всем необходимым. Они вместе начали подбирать стекла с пола.

Они сидели на корточках на полу, когда в комнату вошел Рэй.

— Мне показалось, что здесь кто-то кричал, — сказал он. И тут его взгляд упал на осколки.

— Эй, что здесь у вас приключилось? Что с зеркалом? — спросил Рэй, обращаясь к обеим женщинам одновременно.

— Кто-то разбил его, — сказала Джинни, не отрывая глаз от пола, — и я решила... Ой! — Она вскрикнула, наткнувшись пальцем на острый осколок стекла.

Джинни аккуратно вытащила осколок и бросила его в мусорное ведро.

Рэй быстро подошел, присел рядом и взял ее руку в свою. На месте пореза появилась маленькая капелька крови. Рэй, словно зачарованный, смотрел, как капелька растет.

— Согласно семейным поверьям, — сказал он и с усмешкой посмотрел прямо в глаза Джинни, — я должен быть просто очарован этим кровавым зрелищем. Более того, те же семейные поверья предписывают мне испытывать непреодолимое желание слизнуть кровь с вашего пальца.

Рэй снова посмотрел на кровь, и улыбка на его лице стала еще шире.

— Кстати сказать, я и в самом деле испытываю непреодолимое желание поцеловать ваши пальчики, — с этими словами, он поднес руку Джинни к губам и сделал то, о чем говорил.

В другое время и в другом расположении духа Джинни восприняла бы его поступок, как обычное безобидное баловство, но сейчас она невольно поморщилась и неприязненно отодвинулась от Рэя.

— Знаете, — сказала Джинни, бросив быстрый и тревожный взгляд в сторону Марии, которая, казалось, не замечала их, — я ведь только ваша работница, и я не думаю, что вам стоит об этом забывать.

— Уверяю вас, моя прекрасная леди, что теперь, когда я так близко познакомился с вашей сущностью... — В напускной вежливости Рэя зазвучали странные нотки. — Теперь, когда я точно знаю, кто вы на самом деле, я ни за что не забуду, как должен себя вести.

Эти слова Рэй проговорил все так же улыбаясь, и Джинни не могла бы наверняка сказать, что именно он имел в виду. В этот момент Мария, закончив уборку, поднялась с пола и направилась к двери. Рэй тоже встал, словно собирался выйти вслед за ней, но потом передумал и повернулся к Джинни.

— На вашем месте я бы закрыл или забинтовал бы ранку, а то, неровен час, кто-нибудь увидит... — сказал он и, заговорщицки подмигнув, вышел из комнаты.

Ничего не понимая, Джинни молча смотрела ему вслед. Слова Рэя звенели у нее в ушах. Было ли это просто безобидным замечанием? Или Рэй знал, кто она на самом деле? И если да, то что он собирается предпринять? Если Рэй будет молчать, тогда бояться особенно нечего. Но что, если он расскажет обо всем брату... Джинни была уверена, что Пол придет в ярость. Она не сомневалась, что он тут же прикажет выгнать ее с острова, и ей так и не удастся раскрыть тайну гибели своей сестры.

К тому же, огорченно подумала Джинни, она навсегда потеряет Пола Лэнгдона.

Она подошла к платяному шкафу, чтобы чем-нибудь промокнуть ранку. Порез был настолько незначителен, что его даже не стоило бинтовать. Джинни начала осматривать полки в поисках ваты. Внезапно взгляд ее остановился. На самом верху лежала маленькая коробочка спичек из того отеля на берегу, где Джинни встретилась с Синтией Бэрк и взяла ее имя.

Джинни инстинктивно схватила и изо всех сил сжала коробочку. Повернувшись, она посмотрела туда, где на стене висела пустая рама зеркала.

Впервые она почувствовала, что ей действительно страшно. Мария, с ее невнятными угрозами и предупреждениями была права. Права, независимо от того, насколько преувеличены и неправдоподобны были легенды семейства Лэнгдонов. Ей действительно угрожала опасность в этом доме.