Мой мир повернулся в новом направлении. В лучшем направлении. А затем неожиданно остановился.

Эллен не утруждала себя тем, чтобы позвонить. Она написала мне смс, и непонятно, почему тихого звука телефона на тумбочке было достаточно, чтобы разбудить меня.

«Ты сейчас вернешься».

Ночь уже почти закончилась, на горизонте за окном темно-синее небо уже распадалось на бесцветные нити, в которых в любой момент мог возникнуть первый по-настоящему голубой цвет дня. Рут тихо дышала рядом, словно ничего не произошло. Дни счастья были такими хрупкими, как ее сон, и так же закончились. Я сжал зубы, чтобы не заорать, что пошлю все к черту. Эллен не может переставлять меня с места на место, как игрушку. Я не дам этого сделать. Особенно сейчас, когда я достиг всего: писал статьи для «Седой леди» и, кроме того, нашел женщину, на любовь которой я мог ответить. Безо всяких усилий.

Я погладил Рут пальцами по волосам, и она смущенно вздохнула:

— Неужели тебе снова нужно уезжать?

— Нет, — сказал я и притянул ее к себе. Я солгал.

Мои апартаменты в Вашингтоне, несмотря на напряженное положение на рынке жилья, были еще свободны. Мне не нужно было никаких иных доказательств того, что Эллен все запланировала. Она послала меня в Нью-Йорк только по одной причине. Чтобы вернуть меня обратно.

Естественно, я попытался бороться, но чтобы достичь успеха, мне нужно было раньше видеть ее насквозь, а не только теперь, когда она дала мне знать: «Малыш, твоя голова торчит в петле, а твои руки связаны».

Она объяснила по телефону, что одного слова ее четырем подругам будет достаточно, чтобы весь город очень скоро узнал, что я не являюсь тем успешным немецким журналистом, за которого себя выдавал — нет, за которого мы меня выдавали.

— Это ведь не преступление, когда у тебя есть женщина-спонсор, — заметил я.

— Ты прав. — Я услышал холодный смех в ее голосе. — Ты подаешь мне более интересную идею. Может быть, мне донести до ушей Билла Карлайсла, что в твоем прошлом, наверное, кое-что было не таким, как утверждаешь ты. Я знаю, Якоб, что Билл постарел. Но поверь мне, к тому же я знаю его лучше, чем ты себе представляешь, — он был любопытным человеком, одержимым тайнами, точно таким же, как ты. Он вспомнит свои инстинкты, особенно если они касаются тайн будущего мужа своей дочери. Разве он не должен выяснить, Якоб, кто ты такой на самом деле?

Ей не нужно продолжать разговор.

Я поднял руки и опустил взгляд.

Эллен тем не менее не удержалась от того, чтобы нанести еще одни удар, со сладкой улыбкой:

— О-о, а что скажет Рут, когда узнает, что жизнь, которую ты хочешь разделить с ней, вся построена на лжи?

Я уже несколько месяцев снова живу в моих старых апартаментах. От тоски я переспал с половиной Вашингтона, но все это время страдал только по одной женщине, которую оставил с разбитым сердцем. Эллен была довольна своей работой, по крайней мере я так предполагал. Она сформировала мою жизнь, чтобы затем раздавить в своем маленьком худеньком кулачке, словно эта жизнь была бумажной фигуркой-оригами. Ее обычное хобби — отнимать у наивных мужчин их состояние — уже давно не удовлетворяло ее. Я предположил, что она заскучала. Теперь она пошла дальше — отнимать у людей счастье и, в конце концов, также остаток их достоинства. Она делала это с восторгом, похожим на эйфорию. С восторгом, который прятала за развлечением.

Именно в таком настроении она пришла ко мне, знающим взглядом окинула мою немногочисленную мебель, да так, что у меня покраснело от стыда лицо. Закинув ногу за ногу, она, как на трон, уселась в изголовье моей продавленной кушетки, провела языком по губам и уставилась на меня не мигая. Все это время я почти без движения лежал перед ней, лишь переворачиваясь с боку на бок.

— Зачем ты появилась здесь? — спросил я. — Есть ли еще какая-то причина? Что-то поважнее твоего садизма?

Она вздернула подбородок и засмеялась, обнажив горло. Затем снова стала серьезной и сказала:

— Я пришла, потому что мне стало тебя не хватать, — похоже, это было сказано всерьез. — Это не было запланировано, и я этого не подозревала.

— Ты ведь врешь.

— Да. Часто. Но с тобой я говорю честно.

— Прекрасно, — сказал Пит через несколько дней, — что ты снова с нами. Тот тип, которого мы временно наняли, ни на что не годился.

— Он пялился на мою задницу, — прошептала Эллен. — И Пит это заметил.

«Что за идиот, — подумал я. — Нет, ему повезло».

Однако мой цинизм быстро прошел. Пит после обеда улегся отдохнуть, а Эллен открыла дверь в ванную своей голой белой ногой — это было приглашение, которое должно было принять мое тело, хотя моя голова протестовала против этого. Она не сказала ни слова, ни когда я дышал у нее между ногами, ни когда целовала меня в губы, в то время как я изливался в нее. Но все ее существо показывало, что я принадлежу ей, ей одной. Те части меня, которые это ненавидели, и те, которые были мне нужны для жизни, беззвучно распадались.

Целый год я жил такой разбитой жизнью.

Затем я решил уйти. Толчком для этого было то, что принимать решения становилось все тяжелее и тяжелее. Я жил в мире Эллен, как собака, которая потеряла все воспоминания о своей настоящей сути и даже не смотрит вслед зайцам. Мои чувства затуманились, и с каждым днем шансы найти повод, чтобы покинуть ее, становились все призрачнее.

В конце концов мне стало ясно, что дни мои сочтены. Я мог бы бросить ее уже сегодня, сегодня еще существовала слабая возможность, что у меня хватит сил для этого. Завтра все закончится. Иначе мне никогда не удастся это сделать, я постарею — и когда-нибудь Эллен потеряет интерес ко мне.

— Необходимая оборона, — объяснил я себе, вынимая деньги и пистолет из сейфа Эллен.

Она как раз сидела и смотрела, как Пит ужинает. Сегодня она приготовила его любимое блюдо — филе с луком, — которого она не попробовала, поскольку потом собиралась заняться бегом, пока еще не стемнело. Пит даже не знал, что я здесь. Через час он отправится в аэропорт и я останусь наедине с ней. Ужин может длиться очень долго, если перебирать возможности и играть в уме в шахматы с самим собой, играть с единственной целью — убить королеву.

В конце концов бедный Пит стал жертвой моей буйной фантазии. Было слишком рискованно отпускать его, иначе мог разыграться сценарий, который я не мог предвидеть. Я беззвучно передвигался по его спальне, где он, наверное, упаковал последние вещи для поездки. К моему удивлению, спальня была пустой, но дверь в его ванную была открыта, и я как раз услышал, как зашумела вода. Я подошел поближе и увидел его в зеркале. Он брился с помощью старомодной опасной бритвы, все его лицо было в пене.

Я не удержался, чтобы не сказать, что дела идут лучше, чем я себе мечтал.

— Что? — удивленно спросил Пит. — Чего тебе здесь надо?

Его спина была такой широкой, что закрывала пистолет в моей руке, когда он взглянул на меня через зеркало. Он не успел повернуться и посмотреть мне прямо в глаза. Я схватил его за руку, в которой он держал опасную бритву, и провел прямую и глубокую линию по его горлу. И одновременно толкнул его так, что он упал под душ. Там он мог барахтаться, хрипеть и умирать, а я схватил вату и его воду для бритья, чтобы стереть несколько капель крови, упавших на кафельный пол. Когда я закончил работу, уже не было слышно ни звука. Душ на целый сантиметр в глубину был залит кровью. Дурак лежал как раз на стоке.

Я уже хотел дотянуться до крана, когда в голове возник вопрос. Я подумал, что мокрая одежда, наверно, горит иначе, чем сухая. Поэтому я оставил Пита лежать на месте и лишь отодвинул его в сторону, чтобы кровь могла уйти в трубу.

После этого я пошел в спальню Эллен и притаился там. Она появилась быстро. Я этого ожидал. Она не хотела упустить возможность заняться сексом еще до того, как Пит покинет дом. Она вряд ли успела далеко убежать: на лбу было всего несколько капелек пота. Зайдя в спальню, она стащила с себя куртку, сдвинула брюки вниз и ногой зашвырнула их в угол комнаты.

— Почему ты еще одет? — спросила она меня, улыбаясь, и потянулась к застежке своего бюстгальтера. Она окаменела, увидев свой пистолет в моих руках.

— Час пробил, Эллен.

В первый раз с тех пор, как я ее узнал, у нее не нашлось слов.

— Ложись на кровать, — приказал я ей.

Она медлила:

— Якоб, ради бога, будь разумным. Что ты творишь?

— Я возвращаю себе свою жизнь.

— Положи оружие. Чего ты хочешь? Денег? Ради бога, Якоб! Просто возьми эти проклятые деньги!

Я медленно подходил к ней, так, что ей пришлось отступать назад, пока край кровати не уперся ей в ноги. Она переводила взгляд с моего лица на ствол оружия.

— Забери деньги себе и начни где-нибудь жизнь сначала. С этой девушкой, с дочерью Билла.

Но мы оба знали, что и эта жизнь уже разрушена.

— Я ведь никогда… я обещаю, никто ничего не узнает! Якоб!

Я толкнул свободной рукой ее в плечо, и Эллен упала, словно костяшка домино. Теперь она лежала на своей постели, чтобы я мог взять ее в последний раз, но мой интерес к ней угас, а ее вопли усиливались.

Так вот что от нее в конце концов осталось: женщина, исполненная страха. Нигде ни тени, ни эха ее власти. Было неприятно слышать, как она умоляла, рыдала и обещала, что я могу все иметь или все забрать, могу исчезнуть богатым, чтобы начать новую жизнь.

— Заткнись, Эллен, — тихо сказал я, но она ничего не слышала.

Я уже не мог выносить этот унизительный поток слов. Это оскорбляло меня, это звучало как насмешка надо мной. Я отложил все свои планы и положил оружие рядом с собой, когда лег на нее. Затем обхватил руками ее шею и с силой сжал их. Сначала она задергалась от страха, совершенно не контролируя себя. Но уже через мгновение она начала бороться, попыталась исцарапать меня, вырвать волосы на голове. Я ударил ее ее же оружием. Одного удара между глаз было достаточно, и она обмякла, впала в беспамятство, из которого уже никогда не вернется. Я был почти разочарован, что так спокойно, без сенсаций, закончилось это дело. Неужели это все?

Я сжимал ее горло до тех пор, пока у нее не затряслись ноги, пальцы ног и рук искривились в судороге, и она обмочилась. Сначала утихло сердцебиение, затем она перестала дергаться. Но у меня все же было такое чувство, что она по-прежнему на меня смотрит. Ее правый глаз время от времени открывался, даже когда я закрывал его. Я решил подстраховаться и сжимал ее горло еще некоторое время. Кожа уже посинела у меня под пальцами, и я спросил себя, понравилось ли бы ей это. Сжимая ее горло, я еще думал, как я после этого буду праздновать траур.

Мне понадобится лечение. Как-никак умерла моя любовница — и я частично был виноват в этом.

Из-за ревности хороший любовник должен чувствовать себя виноватым, должен или нет? Я представил себе очень чутких (и самых прекрасных) женщин-терапевтов, которые будут исцелять мою израненную одинокую душу, прежде чем я когда-нибудь вернусь в Германию, чтобы отдалиться от всего этого.

В конце концов, я был уверен, что с Эллен покончено. Однако она могла бы рассказать еще одну, в этот раз последнюю историю. Хотя я к тому времени уже понимал, что хочу покинуть эту страну, но мне не хотелось, чтобы за мной по пятам шло расследование по подозрению в убийстве.

Я встал с постели, взял синий коврик, который лежал перед кроватью, и отнес его в ванную. Затем завернул в него старого доброго Пита (который стал бледным и синим, как кусок сырого тунца в рисе). Я отволок Пита в комнату Эллен и уложил его рядом с ней.

— Вот видишь, Эллен? Он должен быть в твоей постели. Он, не я. Но к этой мысли ты за это время, наверное, уже и сама пришла.

После этого я очень тщательно вымыл ванную. Ни единая капля крови не должна была отвлекать следователей от нашей милой истории.

Эту историю было легко рассказывать. Эллен уже была мертва как мышь, но это ничего не значит — она получила выстрел в упор прямо в сердце. Для этого потребовалось немного ловкости, потому что оружие должно было, конечно, находиться в руке Питера, а эта рука уже остыла и перестала слушаться.

После этого я щедро расплескал бензин и жидкость для разжигания камина по постели и вокруг постели, а также на ковер. Я, наверное, был ясновидящим — и то, и другое я принес заранее и спрятал в комнате Эллен. Пит получил отдельную большую порцию: никому не нужно будет знать, что бедняга застрелил и поджег свою жену в таком состоянии, когда внутри у него уже не было крови, а горло было перерезано.

После пожара никто не узнает о этих маленьких неточностях.

Я глубоко вздохнул. Сейчас все должно произойти очень быстро. Мне нужно было незаметно исчезнуть и вернуться сюда лишь тогда, когда столб дыма от горящей виллы будет виден даже на самой дальней городской окраине. Перед домом я должен буду с криком потерять сознание, может быть, я даже попытаюсь войти в горящий дом и в панике отбиваться от пожарных, которые будут пытаться не пустить меня туда.

— Эллен! О боже, Эллен! Пустите меня — ведь она там, внутри! Я должен вытащить ее! Эллен!

Лучшей возможности для такой огромной драмы никогда больше не представится, значит, мне нельзя было проявлять ложную скромность.

Моим последним действием в главе «Эллен» было то, что я зажег пару спичек и бросил их на посиневшую пару, как цветы.

 

Глава 26

Дерия дрожащими руками кладет лист на тумбочку. Она смотрит на него так, словно он может взорваться или внезапно испустить ядовитые газы и убить ее. Теперь она понимает все. Почему она раньше не поняла то, что было настолько хорошо видно? Якоб никогда не утверждал, что этот текст — роман. Он просто положил его перед ней и предоставил ей самой верить в то, во что она всегда хотела верить. Эта мысль бьется в ее голове, заставляет тело дрожать и через несколько мгновений тихо плакать от ужаса.

То, что лежит перед ней, и здесь, и в первой части рукописи, не роман. Это никогда не было романом.

Это — дневник.

Ее кости становятся тяжелыми, словно наполняются свинцом. Ей с трудом удается двигать руками и ногами. Она добирается до письменного стола, включает свой ноутбук и заходит в «Гугл».

Эллен и ее муж действительно существовали. Статья об их трагической смерти в результате несчастного случая заканчивается фотографией, на которой Эллен выглядит как хищная птица. Она, кажется, смотрит Дерии прямо в душу. Каждая деталь совпадает с дневником Якоба. Фото черно-белое, однако нет никакого сомнения, что на женщине синее платье.

— И что теперь, Дерия? Что ты теперь будешь делать, узнав все это?

Ее сердце должно было бы остановиться, но оно бьется дальше. Что ей теперь делать. Что она может сделать?

«Полиция», — проносится у нее в голове. Она чуть не падает, резко бросившись к телефону, хватает его так крепко, что пластик трещит под пальцами, а затем молча смотрит на аппарат. Она прижимает трубку к уху и слышит тишину. Она так сидит долго-долго, в ее голове царит пустота. Если она о чем-то и думает, то это происходит глубоко в подсознании. Там, где мысли не оформляются в слова и фразы, а лишь передают решения, формируя интуицию. Она снова кладет трубку.

— Не сейчас, — шепчет она коту, который снисходительно смотрит на нее и считает, что она преувеличивает. — Я не должна принимать решение сейчас. В полицию я могу пойти в любое время. Мы не должны спешить. Мне он никогда ничего не сделает.

В этом она уверена, абсолютно уверена.

«Но нужно ли восстановить справедливость в отношении жертв?» — спрашивает что-то в ее душе. Однако за это она не отвечает. Она и дальше может верить, что прочитала роман.

Единственное, что она может сделать — срочно и безотлагательно, — это затребовать рукопись обратно. Руководительница программы не должна прочитать ее ни в коем случае. Никто не имеет права читать дневник Якоба.

Дерия открывает окно своей электронной почты и пишет, что она случайно перепутала рукописи и чтобы ей немедленно выслали ее рукопись «Якоб». Она отсылает это письмо, и ей остается только лишь одно — ждать.

 

Глава 27

— Спокойно, дорогая, спокойно. — Солнце берет руки Дерии в свои и медленно дышит, задавая ей ритм.

Дерия пытается дышать так же, как она, но тело уже не находится под ее контролем. Ее сотрясают приступы судорог, ей кажется, ее грудная клетка становится все уже и уже, и изо рта у нее вырывается крик, который она пытается заглушить, прижав руки к губам. Она не может объяснить себе, что с ней происходит.

Целую ночь она хладнокровно анализировала ситуацию, придумывала планы, отбрасывала их и строила новые. А теперь, когда она уже не одна, наступает разрядка. Рациональная часть ее души считает это смешным и ненужным, и в первую очередь — постыдным. Но эта часть уже давно не управляет ее телом.

— Прекрасно, — медленно растягивая слова, хвалит ее Солнце, когда истерика постепенно утихает и Дерия шаг за шагом возвращает контроль над своим существом. Солнце промокает Дерии глаза носовым платком и вкладывает его ей в руку: — А теперь совершенно спокойно, дорогая, объясни, что случилось.

И опять всхлип вырывается у нее изо рта. Что-то в ней хочет высказать всю правду, словно рвоту, после которой она почувствует себя лучше.

«Он написал не психологический триллер. Это — его дневник.

Он — убийца. Он убил супружескую пару. Я посмотрела в «Гугле», и это правда.

И я сама, наверное, сумасшедшая: несмотря ни на что, не перестаю любить его — и что мне теперь делать?»

Она просто не в состоянии поверить, что он — Якоб, такой нежный и внимательный, мог кого-то убить. Это не может быть правдой. Она закрывает глаза, и в этот миг ей кажется, что на долю секунды она видит его лицо. Лицо, испачканное кровью. Глаза выбиты. Ее трясет от ужаса. Неужели у нее сейчас начнутся галлюцинации?..

Ей нужно с кем-то поговорить, но даже у доброго Солнца могут быть свои пределы понимания. Она позвонит либо в полицию, либо в психлечебницу, если Дерия скажет ей правду.

— Киви, — вместо этого, всхлипывая, произносит она. — Она исчезла.

— Киви, — обескураженно повторяет Солнце. — И из-за этого у тебя полный нервный срыв?

Дерия роется в своем мозгу, ища объяснений.

— Она ведь такая… такая молодая… — с трудом произносит она.

— Ты думаешь, что с ней что-то случилось? Может быть, все совершенно безобидно.

Дерия хватает еще один носовой платок, чтобы высморкаться. И спрятать лицо.

— Я должна найти ее.

— Я могу что-нибудь сделать для тебя? — спрашивает Солнце.

Дерия сморкается и вытирает глаза, трет их до тех пор, пока они не начинают болеть, затем поднимает взгляд на Солнце.

— Да. Да, ты можешь. Ты сможешь сегодня присмотреть за Одином? Я не могу оставить его одного, я боюсь, что преследователь…

— Конечно, — сразу же соглашается Солнце. Она, кажется, испытывает облегчение, что состояние Дерии объясняется не только беспокойством за Киви. Если бы она только знала…

— Вообще никаких проблем.

— Правда? Большое спасибо.

— Конечно, я с удовольствием помогаю тебе, когда могу. Сейчас тебе приходится нести на своих плечах слишком многое… — Солнце вздыхает. — Мимо тебя не пройдет ни одна катастрофа, верно?

— Ловушки как в интернете, — пытается пошутить Дерия.

— Ты хочешь пойти к своему Якобу, как я предполагаю.

И снова Дерия оставляет ее слова без ответа. На самом деле она не уверена, захочет ли снова увидеть Якоба и сможет ли это сделать. Она может его любить — и будет любить всегда, — но сможет ли она выдержать его рядом с собой? Это очень сомнительно.

Но об этом она подумает после. Нет, собственно, она уверена, что он снова возьмет на себя принятие решения. Он либо появится, либо нет. А пока ей нужно заняться другим. Она проверяет свою электронную почту. Из издательства еще никто не ответил. Ей нужно набраться терпения. Сейчас всего половина седьмого. Так рано утром руководитель программы, конечно, еще не появляется в бюро. Да и почта, наверное, еще не поступила к ней.

Около девяти часов она закрывается в туалете для сотрудников кафе «Тони’с» и звонит в издательство. Она сразу же попадает на руководительницу программы.

— Фрау Витт, как хорошо, что вы звоните. Мы уже давно не виделись. Анна сообщила, что вы собираетесь приехать к нам во время ярмарки. Я считаю, что это очень великолепно, фрау Витт. Мы закажем вам гостиницу и…

— Вы получили мою электронную почту? — перебивает ее Дерия и сама вздрагивает от своей невоспитанности. — Извините, пожалуйста, мы вскоре поговорим о ярмарке. Дело в том, что я звоню с мобильного телефона и аккумулятор сейчас сядет.

— Понимаю, — говорит руководительница программы. Где-то позади нее очень громко шумит кофейный автомат. — Я только что получила вашу электронную почту, госпожа Витт, но, к сожалению, вынуждена сказать вам, что хотя ваше письмо было у меня на столе, я его тут же отдала Анне. Разве это было неправильно?

Дерия пытается ходить взад-вперед, чтобы сбросить напряжение, но в маленькой кабине можно сделать только один шаг.

— Письмо… письмо было адресовано вам.

— О, я прошу прощения, но поскольку Анна является вашим курирующим редактором…

Дерия борется с желанием просто отключить телефон. Она с трудом берет себя в руки, объясняет, что это все не так уж плохо, и прощается, чтобы позвонить Анне. На другом конце провода отвечает автоответчик, и Дерия выключает телефон. Чуть позже она снова пытается связаться с Анной, но вместо нее телефон берет другой редактор, которая делит бюро с Анной.

— К сожалению, Анна только что ушла домой, фрау Витт, — щебечет она тонким голосом. — Она почувствовала себя нехорошо и решила, что будет лучше поработать дома.

— Вы можете дать мне ее домашний телефон?

— Хм-м. Фрау Витт, не поймите меня неправильно. Но ей действительно стало нехорошо. Может быть, она хотела, чтобы ей не мешали. — Редакторша делает паузу, но потом, кажется, ей в голову приходит другая мысль. — Напишите ей лучше электронное письмо. Если Анна чувствует себя достаточно хорошо, чтобы работать дома, то, конечно, прочитает ваше письмо.

— Хорошо, так я и сделаю.

«Дерьмо, дерьмо», — думает Дерия. Ей обязательно нужно знать, где находится рукопись. Неужели Анне стало плохо из-за этого письма? Из-за жалобы на нее? «Если бы это было так», — думает Дерия. То, что Анна будет думать о ней, ей все равно. Главное, чтобы она не пошла домой, чтобы спокойно прочитать о жизни Якоба.

— А вы сможете сделать мне одолжение? Я отослала в издательство письмо, сегодня оно должно было поступить к вам или, может быть, уже находится у вас. Вы можете посмотреть, не лежит ли оно, случайно, на столе у Анны? Анна получила его по ошибке.

— Вы говорите, письмо? С пробным текстом внутри?

Во рту у Дерии моментально пересыхает:

— Правильно.

— Да, Анна его получила. Да-да. — Голос собеседницы звучит так, словно это была самая лучшая новость дня. — Она забрала его с собой, чтобы почитать текст дома в постели.

Дерия вынуждена на секундочку закрыть глаза. В коридоре ее уже зовет Тони. Она прощается, посылает своей редакторше короткое срочное сообщение с просьбой перезвонить ей и пытается через интернет и справочную службу получить ее личный номер телефона. Анна, кажется, нигде не указана. Ее нет даже в «Фейсбуке». Тони зовет ее еще раз.

— Уже иду, уже иду, — отвечает она. — Разве не в твоих интересах, чтобы я после туалета вымыла руки?

— Это роскошь, Дерия, — смеясь, говорит Тони. — Они снова будут грязными, когда ты будешь собирать деньги. Ты же знаешь, деньги — вещь грязная. Теперь давай, хоп-хоп, там ждут посетители!

Дерия снова торопится вернуться к работе. Теперь ей не остается ничего другого, как просто ждать. Час за часом проходит без происшествий, и вот это рвет ей нервы.

Однако перед самым концом дня происходит то, на что она надеялась и что предсказывал Якоб. В кафе появляется Киви. В этот раз на ней другая куртка — грязный серый анорак с вельветовым поясом вокруг талии. Капюшон она так же глубоко надвинула на лицо, однако Дерия сразу узнает ее по походке, по тому, как она держится, и по тому, как старается быть незаметной. Киви садится за стол возле окна, совсем рядом с дверью, и преследует Дерию взглядом.

Дерия подходит. Ей неприятно стоять возле стола и делать вид, что она принимает заказ, однако явное беспокойство Киви тут же ей передается. Она не хочет, чтобы это так явно бросалось в глаза.

— Где ты была? — спрашивает она Киви. — И что произошло?

Киви смотрит на стол:

— Твое предложение помочь мне еще остается в силе?

— Конечно.

— Он меня… — шепчет Киви, — вчера чуть-чуть не поймал.

— Твой отец?

Киви резко поворачивается:

— Не называй его так.

Ее слова звучат тихо, но так жестко, что один из гостей, сидящих за три стола, бросает испуганный взгляд в их сторону. Дерия рисует квадратики на листке для заказов.

— Ты уверена, что это был он? Ты его видела?

— Нет.

— Откуда же ты знаешь…

Киви качает головой, словно Дерия пропустила мимо внимания нечто очень явное:

— Я замечаю это! Кто еще мог искать меня?

— Не знаю, — вынуждена признаться Дерия. — Но я подозреваю, что тот сумасшедший, который преследует меня, может быть ответственным и за это.

— А как это связано со мной?

— Ты — моя подруга, — говорит Дерия и даже вздрагивает, потому что у нее словно само собой получилось сказать такую необычную вещь. — И он хочет меня изолировать, чтобы никто не мешал ему вести свою игру. Это была просто мысль. Возможность, которую я не хотела упускать из виду.

— Может быть, ты права, — говорит Киви. И на губах у нее появляется легкая улыбка. — Это было бы хорошо.

Дерия даже приблизительно не может себе представить, какой страх должна испытывать Киви перед своим «производителем», если даже мысль о том, что ею заинтересовался какой-то психопат, кажется ей более симпатичной.

Они не успевают дойти до квартиры Дерии.

Когда на главном вокзале они делают пересадку, Киви внезапно каменеет и неподвижным взглядом смотрит на группу людей, выходящую из вокзала.

— В чем дело? — спрашивает Дерия.

Киви кажется ей человеком, у которого в душе происходит внутренняя борьба. Одна часть, похоже, хочет убежать. Другая хочет остаться или даже подойти ближе к толпе, чтобы получше рассмотреть кого-то. Киви прищуривает глаза.

— Я что-то увидела, — шепчет она. — Его. Я не совсем уверена. А сейчас он снова исчез.

Дерия берет девушку за руку, чтобы успокоить ее и не дать убежать. Она осматривается. С такого расстояния трудно разглядеть какое-то определенное лицо в толпе прохожих. К тому же Дерия даже не знает, кого нужно высматривать, и ей трудно узнать человека только потому, что он должен выглядеть, как отец Киви.

— Идем дальше, — говорит она Киви, — все выяснится. Ты видишь призраков.

В этом она уже стала разбираться. Чувство, что тебя преследуют и ты ничего не можешь сделать, любого человека превращает в истерика. Она уже даже больше не уверена, держит ли она за руку Киви или это Киви вцепилась в ее руку.

— Нам нужно купить тебе гитару, — говорит она.

Киви нервно смеется:

— С чего бы это?

— Чтобы заставить тебя думать о другом.

— Забудь. Я умею одновременно делать разные дела. Кроме того, я не умею играть на гитаре.

— Но люди у фонтана утверждали нечто иное, — говорит Дерия, однако в следующий момент Киви громко вскрикивает.

— Тихо! — шипит свозь зубы Дерия.

На какое-то мгновение она решает, что лучше рукой заткнуть Киви рот: криком она обращает на себя внимание. Множество людей поворачиваются в их сторону, а затем Дерия видит, что уже слишком поздно. Этот человек обнаружил Киви и бросается к ней. Он отталкивает двух молодых людей и через несколько метров уже будет рядом. Дерия теперь может понять страх Киви. На лице человека написана не забота о своем ребенке, ни капли облегчения оттого, что он нашел свою дочь. Только слепая ярость. Киви что-то кричит и дергает за руку Дерию. «Слишком поздно», — понимает Дерия, все еще держа Киви и тем самым не давая ей убежать. Но неужели бегство вообще может быть успешным?

— Полиция! — кричит Дерия изо всех сил и перебирает в голове все варианты поведения в таких случаях, которые она знает. — Вот вы, в коричневом пальто, вызовите полицию!

Человек в коричневом пальто делает вид, что ничего не услышал, и ей бросается в глаза, что очень многие головы испуганно отворачиваются.

Отец Киви меняет свою стратегию: он внезапно останавливается и на некотором расстоянии показывает руки, словно желая доказать, что он не вооружен.

Киви все еще тянет Дерию за руку. Однако Дерия сильнее и без проблем может удержать худощавую Киви. На какой-то момент она чувствует угрызения совести, когда Киви смотрит на нее, ничего не понимая, и явно думает, что Дерия предает ее.

Но Киви потом поймет, пусть даже сейчас она так перепугана, — поймет, что толпа людей на площади перед вокзалом гарантирует им безопасность. Здесь он ничего не сможет сделать с ней.

— Я знаю, что делаю! — кричит она Киви, но та, кажется, вообще не воспринимает ее слов. Она уже выглядит такой же злобной, как ее отец, — их сходство просто поразительно, — только на лице девушки видна еще и паника.

Человек показывает пальцем на Киви:

— Мария. Все закончилось. Ты сию же секунду вместе со мной вернешься домой!

— Не подходите к нам! — кричит Дерия и отступает на два шага назад. — Оставьте нас в покое. Немедленно прекратите приставать к нам!

Человек поднимает взгляд на нее, и его злоба на лице меняется на другое выражение, которое нравится Дерии еще меньше, — на насмешку. Кажется, что он смеется над ними:

— Вы кто такая? И с чего это вы вмешиваетесь в наши дела?

Дерия представляла себе отца Киви по-другому. Как любителя пива. С пузом и в спортивных штанах. Этот же мужчина худощав, ухожен, и на нем дорогая одежда.

— Вы же видите, что она не хочет идти с вами, — решительно заявляет Дерия. Если он думает, что произвел на нее впечатление своим хладнокровием Джорджа Клуни, то он ошибся. К сожалению, прохожие, кажется, не воспринимают опасность, исходящую от него. Дерия видит, что на них бросили один-другой критический взгляд, но никто не собирается вмешаться.

— Уходите прочь! — говорит она очень громко и решительно, но это приводит лишь к тому, что только одна из женщин, поспешно проходящих мимо, качает головой.

Фальшивый Клуни сухо ухмыляется:

— Наверное, вы не знаете, что Мария моя дочь.

— Может быть, меня все это вообще не интересует, — отвечает Дерия.

Киви наконец прекращает дергать ее за руку. Она стоит на полшага позади Дерии, опустив голову, словно стараясь избегать любого вида зрительного контакта. Охваченная паникой, она, кажется, совсем окаменела, и Дерия даже не может себе представить, что с ней происходило в прошлом.

— Не делайте глупостей. Я несу ответственность за своего ребенка.

— Она достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения, — говорит Дерия и изо всех сил надеется, что удостоверение личности, которое она видела, не подделка. — Девочка не хочет никаких контактов с вами. Если вы этого еще не заметили.

Отец Киви нервно стонет:

— Ее возраст не играет никакой роли. Она — незрелая и не в состоянии позаботиться о себе. Это может подтвердить любой психиатр. Или вы хотите сказать, что она управляет своей жизнью? Она дает себе различные имена. Разговаривает сама с собой, и у нее мания величия. Она — шизофреничка. Посмотрите на нее! — Он делает шаг вперед, а Киви и Дерия отступают назад.

— Мария, — он снова меняет тон, и теперь его голос звучит почти примирительно, — пожалуйста, будь разумной. Ты же не можешь вечно убегать.

— Тогда перестань преследовать меня. — Голос Киви превратился в хриплый шепот. — Исчезни наконец.

— Хоть на минутку подумай о матери. Что ты с ней делаешь?

— Оставьте ее в покое, — говорит Дерия, но мужчина полностью игнорирует ее.

— Мы не допустим, чтобы ты уничтожила свою жизнь, Мария.

— Ты уже давно это сделал! — Киви всхлипывает, и Дерия чувствует, что с нее достаточно.

— Вы сейчас уйдете отсюда! — решает она. — Тут же. Немедленно. Мы обратимся к вам, если Ки…Мария решит поговорить с вами. Вместе с адвокатом или сотрудником социальной службы, только чтобы мы друг друга правильно поняли.

Фальшивый Клуни качает головой и снова подходит ближе. Быстро и решительно. Дерия и Киви чуть не падают назад и сталкиваются. Позади них всего несколько метров до витрин магазинов.

— Исчезните немедленно! — кричит Дерия. — Пошел вон! Я… я вызову полицию!

— Полицию? — Он на мгновение останавливается и безрадостно смеется. — Это прекрасная идея. — Он расстегивает пуговицу своего пальто, запускает руку во внутренний карман и вытаскивает оттуда смартфон.

— Мария вам уже рассказывала, что она при своем отъезде из дому прихватила с собой почти тысячу евро наших денег? Мы подали на нее заявление в полицию — а полиция будет рада любому, даже слабому намеку, где ее можно найти.

Дерии совершенно все равно, врет он или говорит правду, но его слова обескураживают ее, и решительность превращается в колебания. То, что полиция может оказаться на его стороне, кажется не таким уж невероятным делом. Она чувствует, как ее начинает трясти. Она не может придумать никакого выхода и оглядывается, ища спасения, кого-нибудь, кто ей поможет. Придумать бы хоть что-нибудь.

«Якоб, если бы только здесь был Якоб!» — проносится у нее в голове. Она ненавидит себя за то, что она одна, слабая и беспомощная.

— Ну, что теперь? — рявкает мужчина на Киви. — Ты добровольно пойдешь со мной или действительно придется вызвать полицию?

Дерия улавливает взгляд Киви, из которого ничего не может понять. Киви дрожит и так сильно кусает себя за нижнюю губу, что на ней появляется кровь. Она смотрит в землю и проходит мимо Дерии.

— Ну, давно бы так! — Отец грубо хватает Киви за запястье.

То ли так было задумано, то ли произошло спонтанно — Киви моментально реагирует, быстро и ловко, словно змея. Она вскидывает руку вверх, и мужчина издает испуганный крик боли. Судя по крови на его руке, она, наверное, его укусила. Она делает вращательное движение рукой, которую удерживает отец, так, что он вынужден отпустить ее, и в тот же момент бросается бежать. Все происходит так быстро, что ее отец растерянно смотрит на Дерию. Затем он пытается ринуться вслед за Киви. Дерия делает широкий шаг и цепляет ногой его за лодыжку. Вся сила, которую он хотел вложить в свой спринтерский старт, бросает его на землю, и он вытягивается во весь рост.

На какой-то момент она задумывается, надо ли ей самой сейчас убегать или лучше удержать его на месте. В конце концов, она принимает решение не оставаться: она в сапогах на высоких каблуках быстро бежать не сможет.

— Чтобы вы знали, — говорит она, — ваша дочь завтра с утра первым делом пойдет к адвокату. Даже если мне придется ее туда тащить силком. А после этого мы пойдем в полицию. Оставьте ее в покое. В ее жизни для вас больше места нет.

Она поднимает голову и уходит, стараясь изо всех сил не показать, как у нее колотится сердце. Один-единственный раз она озирается назад, чтобы посмотреть на фальшивого Клуни, которому две молодые женщины помогают встать на ноги и, как она надеется, отвлекут его до тех пор, пока она не уйдет. Его дорогие брюки из натуральной ткани порваны на коленях, и на них видна кровь, его подбородок украшает широкая ссадина. Он молча смотрит ей вслед, а у Дерии на каждом шагу холод все больше и больше заползает под одежду.

Следующие два часа Дерия безо всякого плана ездит по городу, пересаживаясь с трамвая в метро и наоборот, и даже ни разу не спрашивает себя о цели поездки.

Анна не звонит, не отвечает на электронную почту. Дерия бесчисленное количество раз пытается дозвониться до нее, но все тщетно. Киви так скоро не появится на своем обычном месте — там может оказаться и ее отец. Дерия надеется, что она нашла место, где может спрятаться. К тому же уже стемнело, а температура ночью опускается ниже нуля. Стычка с отцом Киви, словно эхо, отражается во всех извилинах мозга Дерии и заставляет ее нервы трепетать. Некоторые из его слов размножаются в ее мыслях, словно ядовитые плесневые грибы.

Шизофреничка. Так он назвал Киви. Дерия уже занималась исследованием шизофрении для того своего романа, действие которого Анна не посчитала достаточно убедительным. Она знает немало, и потому уверена, что Киви не страдает шизофренией.

Она прислоняется головой к холодному стеклу окна и звонит Ханне.

— Вы можете дать мне совет? — просит она. — В этот раз речь идет не обо мне, а… — Вот черт. Ханна не будет давать ее советы для какой-то подруги. Это было бы абсолютно непрофессионально. Ее рука дрожит, и ей больше всего хочется ударить себя по голове. Это вообще наглость — спрашивать Ханну об этом.

— Дерия? — Голос Ханны звучит так, словно она улыбается. — Скажите, пожалуйста, вы снова пишете?

— Да! — восклицает Дерия с облегчением. Почему она сама до этого не додумалась? — Я пишу. Точно. Вы очень помогли бы мне, и я могла бы заплатить вам за это время.

Ханна смеется:

— Глупости, Дерия. Экземпляра книги с посвящением будет вполне достаточно для меня. Вы ведь знаете, что я жду вашего следующего романа.

Дерия глубоко вздыхает:

— Речь идет об одном персонаже. О девочке. Она пережила нечто весьма тяжелое, травмирующее. Я еще толком пока не знаю, в каком смысле, но она… она дает себе разные имена, понимаете?

— Вы при этом думаете о разных личностях?

— Вполне возможно. — Панк возле фонтана называл ее Феей и описал ее как человека, склонного к истерическим припадкам. Старик, который думал, что ее зовут Лола, говорил о том, что она умеет играть на гитаре. Ничего из этого не подходит к женщине, которую знает Дерия и которую она называет Киви.

— Моей первой мыслью была «шизофрения».

— Нет, — быстро отвечает Ханна. — Их часто путают, но шизофрения — это совершенно иное. Если бы ваша героиня была шизофреничкой, она бы постоянно слышала шум в ушах, который в мозгу формируется в знакомые слова, она слышала бы голоса, но у этой героини, скорее всего, ассоциативные нарушения идентичности. Пациенты представляют себе параллельные личности, которые спонтанно проявляются в телах носителей.

— Это может быть и так, — бормочет Дерия. Она читала о таком заболевании. — Может быть, что нечто подобное вызвано травмой? Например, издевательствами в детстве?

— Непреодоленные травмы из детства и молодости очень часто служат этому причиной, да. Женщин это касается намного чаще, чем мужчин.

Дерия кусает себе губы:

— Эти личности знают о существовании друг друга?

— Трудно ответить сразу… Во многих случаях личности знают, что они находятся в одном теле, но в большинстве случаев не помнят или очень слабо помнят о событиях, которые происходили, когда тело находилось под контролем другой личности. Другие больные даже не допускают такого понимания. А бывают такие, у которых раздвоение личности ведет к тому, что они даже между собой разговаривают. Это подходит к вашей концепции, Дерия?

— Да, — бормочет она и пытается найти параллели. Что, если отец Киви прав и она действительно страдает психическим заболеванием?

— Я вышлю вам по электронной почте информацию, если хотите.

— Спасибо, это было бы очень любезно с вашей стороны. Вы мне очень помогли, Ханна.

— Всегда рада, — отвечает Ханна с улыбкой в голосе, — подумайте о тексте вашего автографа для меня.

Когда Дерия через несколько часов выходит из трамвая на своей остановке, ее пульс моментально учащается. Сначала она не понимает, из-за чего это происходит. Затем она слышит треск — треск доносится из живой изгороди, но он слишком громкий, чтобы его могла произвести какая-то птица. Сначала Дерия ничего не может рассмотреть в темноте. Она знает лишь одно — тут кто-то есть. Все в ней кричит, чтобы она побыстрее бежала, но инстинкт идет на один шаг впереди паники.

Бегство провоцирует охотника.

Она уходит медленно, словно ничего не заметила. «Как страус, Дерия», — думает она. Просто нужно сделать вид, что ты ничего не заметила. Ты постепенно улучшаешь эту технику.

А затем она слышит тихий хриплый голос, который зовет ее по имени.

Дерия оборачивается и еще раз смотрит туда. Между холодными зимними ветвями на первый взгляд все кажется темным, но затем оттуда появляется бледное худое личико. Киви. Она прячется в кустах, словно застряла там.

— Боже мой, — шепчет Дерия, — где же ты была? Я объездила полгорода, разыскивая тебя. Как ты себя чувствуешь?

— Он ушел? — спрашивает она. — Я не знала, куда мне деваться. Но потом я вспомнила, что ты живешь на этой улице. Мне очень жаль, но…

— Все в порядке, Киви. — Сочувствие к бедной девочке вызывает у нее боль в желудке. — Выходи. Иди сюда, я помогу тебе. Он совершенно точно куда-то делся. Тебе не нужно больше бояться.

Киви выбирается из кустов, и Дерия внимательно рассматривает ее. На первый взгляд она кажется не раненой, все в порядке, вот только губы ее посинели от холода.

— Мне пришлось поменять куртку, — шепчет Киви и дергает себя за свою серую куртку. — Та куртка была такой броской, а мне нужно было немного денег на трамвай. Все равно не хватило.

— Сначала ты пойдешь со мной ко мне, — решительно заявляет Дерия. — Там с тобой ничего не случится.

Она понимает, что может взять с собой Киви, но вряд ли сможет прятать ее достаточно долго. Если ее предчувствия оправдаются, Киви понадобится помощь, которую она ей не сможет оказать.

Киви, кажется, думает точно так же.

— Это очень мило с твоей стороны. Спасибо. Я не останусь надолго. Завтра я определенно соберу достаточно денег, чтобы доехать до голландской границы. Там я могу легко исчезнуть на некоторое время.

— Не знаю, — говорит Дерия. — В этом деле я должна согласиться с твоим от… твоим «производителем». Ты же не можешь вечно убегать.

— Но мне приходится, — упорно отвечает Киви. — Он меня не поймает. Скорее я умру.

Дерия сразу верит, что Киви говорит всерьез.

— Ты ведь не фаталистка, верно? Ты же знаешь пословицу «Лучшая защита — это нападение»?

Киви недоверчиво поднимает на нее глаза:

— Ты не обратила внимания, что он в два раза тяжелее меня и намного сильнее?

— Нет, — иронически говорит Дерия. — Совсем нет. Ты очень легко с ним справилась.

Киви делает такой тяжелый глоток, что даже Дерии его слышно:

— Это… Это когда-то было совсем по-другому.

Теперь уже у Дерии застрял комок в горле.

— Киви, я знаю, что об этом, наверное, тяжело говорить, но…

Нет, она не должна расспрашивать Киви прямо на улице о самых неприятных случаях из ее прошлого. Это она сможет сделать позже, спокойно, за чаем.

Однако Киви уже зацепилась за ее фразу.

— Ну что? — восклицает она. — Ты хочешь знать, что он со мной делал? Забудь, это было не так интересно. Придумай себе что-нибудь. Ты же писательница, тебе определенно что-нибудь придет в голову.

— Я просто подумала… как вдруг странно чувствовать себя такой маленькой рядом с маленькой женщиной. Словно ребенок, который сказал что-то не то.

— А ты что подумала? — спрашивает Киви. У нее нервный вид, но маска на ее лице меняется. По ней видно, что она отчаялась и находится в одном шаге от нервного срыва.

Дерия чувствует себя так, словно на нее кто-то давит. Одно неправильное слово, и ее подруга сбежит. Значит, нельзя слишком настойчиво расспрашивать ее. Но Киви, расстроенная и доведенная до отчаяния, не дает ей возможности к отступлению.

— Ну скажи, — она пытается спровоцировать Дерию. — Что ты подумала? Ты сказала, что хочешь помочь мне. Но, собственно, тебе лишь хочется во всех деталях узнать, что он со мной делал, не так ли? Неправда?

— Я действительно просто хочу тебе помочь, — возражает Дерия.

Киви останавливается, скрещивает руки на груди и молча смотрит на нее. В уголках рта собралась высохшая слюна, а на ее губах видна свежая кровь. Она снова искусала губы до крови.

— Но ты не помогаешь, ты просто нервируешь меня, допрашиваешь, вот и все.

Возможно, она права. Может быть, Дерия слишком многого требует от нее, а должна просто дать ей больше времени. Но сначала горячего чаю, ванну и постель.

Может быть, она сейчас находится в таком состоянии, что может превратиться в другую личность. Дерия хотела еще спросить Ханну, могут ли люди с раздвоением личности быть опасными, но не смогла преодолеть себя.

Киви громко шмыгает носом:

— Мне просто интересно, что ты сейчас высыплешь из рукава. Конечно, что-то хитрое, что мне не пришло в голову за сотни ночей, полных мечтаний. Ты, кажется… — Киви замолкает, злость моментально уходит, ее голос становится слабым и тихим, как будто ее отключили от источника тока. — Намного умнее, чем я. Ну да. Ты, наверное, такая и есть.

— Глупости, — говорит Дерия.

Возможно, она опытнее, но это приходит с годами. Киви стоит перед ней, дрожащая, охватившая себя руками, словно она вот-вот распадется на части, — сейчас она болезненно напоминает Дерии ее саму, когда ей было восемнадцать.

Она чувствовала себя такой же раненой, обманутой, брошенной и потерянной. Только она тогда не была настолько же решительной.

Киви при любых обстоятельствах должна сделать все лучше. Помочь ей — это единственный шанс, который есть у Дерии, чтобы исправить свои собственные ошибки.

— Мы должны упредить этого поганца, — говорит она. — Убегать и все замалчивать кажется самым простым решением, но, Киви, поверь, тем самым ты лишь откладываешь конец на позднее время. Каждый день, когда ты убегаешь, делает тебя слабее, а его — сильнее.

— Ты ведь даже не знаешь, что это такое.

— Нет, знаю. Я тоже убегала, от правды, от неизбежного. Долгие и долгие годы. Я тоже выбрала якобы простейший путь. До тех пор, пока не стало слишком поздно и осталась только одна возможность. — Она обрывает себя на полуслове. Она сама не понимает своих слов. Но они, кажется, придают Киви мужества.

Хотя она и кричит:

— Но как же?

Но теперь это звучит уже не безнадежно, а как честный вопрос в поисках решения.

— Мы вместе пойдем в полицию. — Она сама удивляется, что такое предложение сделала она. Нельзя сказать, что она настолько уж доверяет полиции.

— Полиция, — как эхо отвечает Киви, ничего не понимая. — Неужели они смогли тебе помочь?

— Нет, но у меня был совершенно другой случай.

— Почему они должны поверить мне?

— А почему бы нет? — Нужно только посмотреть на нее, на этого ребенка, который так и не стал взрослым, а досрочно постаревшим, и сразу же перед глазами возникают самые плохие вещи. — У меня есть номер телефона одной очень хорошей служащей полиции. Мы обратимся к ней, только к ней. Если ты хочешь, мы можем позвонить Ханне. Это — мой психолог. Она настоящий ангел. Ты поговоришь с ней и сможешь сама решить, как далеко ты можешь идти и что ты можешь сказать. Они тебе поверят.

— А если нет? — Голос Киви опять становится резким. Она проводит рукой по своим коротко стриженным волосам, хватается за них, словно хочет вырвать. — Почему они должны мне верить? Почему? Почему не тогда?

Дерия пытается удержать руку Киви, но она вырывает ее.

— Нет, Дерия! Не притрагивайся ко мне. Ты обо мне совершенно ничего не знаешь, ничего не понимаешь… Они никогда нам не поверят.

Нам? Она имеет в виду себя и Дерию или себя, Фею и Лолу?

— Они верят ему! Только ему!

— Это он тебе такое внушил? — спрашивает Дерия и пытается обнять Киви за плечи.

Она хочет ее потрясти, чтобы вся ложь, которую ее отец посеял в девочке, выпала из нее. Но еще больше ей хочется притянуть к себе, чтобы спрятать ее под своим пальто и защитить от холода. Однако Киви не допускает ни одного, ни другого.

— Но это правда. — Она совершенно вне себя, слезы текут по ее лицу. — Все это знают! А ты не имеешь ни малейшего понятия.

Дерия должна как-то успокоить ее, она говорит, что все будет хорошо и что она не заставляет Киви ничего делать, но Киви, кажется, больше не воспринимает ее слов. Она начинает бить Дерию. Сначала ладошками, затем маленькими, крепкими как камень кулаками.

— Они нам не поверят! — кричит она. — Они не поверят нам! Они поверят ему, а он говорит, что мы лжем, а затем они отволокут меня к ним назад, а там я одна, и потом…

Мимо медленно проезжает машина, и водитель кричит:

— Ю-ху, битва между кошками! — И сигналит, прежде чем снова дать газ.

У Киви пропали все слова. Она только машет руками. И кулаки попадают Дерии по плечам, в грудь, в подбородок. Дерия не может защищаться, удары слишком быстро следуют друг за другом.

— Прекрати! — кричит она. — Киви, прекрати, приди в себя!

Но ничего больше не проникает в сознание маленькой женщины. Дерия получает очень болезненный удар в нижнюю губу. Она чувствует вкус крови, кровь бежит ей на подбородок. Боль пробуждает в ней ярость. Хватит! Она отталкивает Киви. Не очень сильно. Только для того, чтобы выиграть расстояние. Однако Киви теряет равновесие, и ей приходится сделать несколько шагов назад, чтобы не упасть. На последнем шаге ее нога попадает на бордюр. Она теряет равновесие. Это продолжается мучительно долго, но все же происходит очень быстро. Дерия кричит что-то непонятное, делает прыжок, протягивает руку навстречу Киви, но успевает лишь коснуться кончиков ее пальцев. Киви падает спиной вниз на дорогу. Пока она падает, ее фигура попадает в яркий свет фар и отбрасывает огромную тень. Дерия закрывает глаза, сигналит машина, громко и пронзительно, пронзительный тревожный звук больше не прекращается, пищат тормоза, слышны крики. Наверное, это Киви, Дерия и все.

Затем раздается глухой удар, и после этого наступает тишина. Все, что слышит Дерия, — это ее собственные быстрые удары сердца.

 

Глава 28

Санитары уложили Киви на носилки. Ее руки связаны ремнями, наверное, для того, чтобы она не упала, когда машина «скорой помощи» будет поворачивать, но у Дерии такое чувство, что они хотят не дать ей сбежать. Киви не двигается, но ее взгляд бегает по сторонам. Когда Дерия попадает в ее поле зрения, ее испуганные глаза немножко успокаиваются. Рука Киви дергается, ее пальцы двигаются в сторону Дерии. Та подходит к носилкам и хватает Киви за руку.

— Все о’кей? — спрашивает она. Ее голос похож на скрип, но Киви понимает ее и слабо кивает. Дерия не уверена, простила ли ее Киви или только вспоминает, что случилось. Неужели это Киви, эта девочка, которая лежит на носилках? Ее лицо кажется синим в свете стоящих вокруг полицейских и спасательных машин.

Санитары просят Дерию отойти назад. Они поднимают носилки и несут их к машине «скорой помощи». Дерия видит, как Киви барахтается и поворачивает голову, чтобы не потерять ее из виду.

— Я поеду с тобой! — кричит она вслед.

— Извините, — говорит чей-то голос позади нее, — но это невозможно.

Дерия оборачивается. Она стоит напротив очень молодой служащей полиции с большими оленьими глазами и оливковым цветом лица.

— Что вы имеете в виду? Киви… моя подруга очень боится без меня.

— Я хотела бы услышать от вас, как произошел этот несчастный случай, — говорит полицейская, не обращая внимания на слова Дерии. — Вторая свидетельница сообщила о ссоре на краю дороги.

Дерия чувствует себя так, словно в ней есть какое-то незаметное отверстие, из которого постепенно вытекает воздух. Ей становится тяжело дышать.

— Я ее оттолкнула.

Она с удивлением замечает, что молодая полицейская не арестовывает ее. Она ни в чем не упрекает ее, ведет себя исключительно дружелюбно, улыбается и несколько раз успокаивающе берет ее за руку.

Дерия немного расслабляется, пока указывает свои персональные данные. После этого она сообщает о ссоре, и когда полицейская спрашивает, о чем шла речь, она выкладывает все карты на стол и рассказывает правду. Киви будет ее за это ненавидеть, но, при всем желании, у нее больше нет сил выдумывать разные истории. Пока Дерия рассказывает, молодая полицейская потирает указательным пальцем свою верхнюю губу. Затем она что-то записывает, а после этого задает свои вопросы. Дерия доходит до конца, рассказывает, как Киви била ее и как она от боли оттолкнула девушку от себя.

Полицейская бросает взгляд на подбородок Дерии. Наверное, там еще видны следы крови. Наконец она дает ей подписать протокол, говорит, что если будут дальнейшие вопросы, то они письменно обратятся к ней, и прощается.

Только после того, как Дерия остается одна и никто больше не заботится о ней, она понимает, что теперь ей действительно разрешили уйти. Она оглядывается по сторонам. Машина «скорой» уже давно уехала, и водительница машины, которая, к счастью, лишь зацепила Киви, тоже уехала. Полицейский предлагает ей вызвать такси, и Дерия соглашается, не задумываясь. Она живет рядом, всего в полукилометре, но сейчас она просто не может пешком идти домой. Нет, она должна поехать в больницу, она должна быть рядом с Киви.

Она пишет Солнцу сообщение, чтобы та не беспокоилась, где она находится. Ее пальцы все еще трясутся, как сумасшедшие, и ей нужна целая вечность, чтобы написать каждое слово.

«Это не может подождать до завтра?» — приходит ответ от Солнца.

«До завтра Киви исчезнет», — хочет написать Дерия, но на втором слове уже подъезжает такси. Она бросает телефон в сумку, не дописав и не отправив сообщение.

Водитель такси — человек разговорчивый, но Дерия почти не слушает его, улавливает лишь только обрывки слов, на которые отвечает «хм-м» или вообще ничего не говорит. Ей становится легче, когда звонит ее мобильный и у нее появляется отговорка, чтобы не слушать монолог таксиста. Она роется в сумке в поисках телефона, но звонок затихает, прежде чем ей удается найти телефон. Она смотрит на список вызовов. Надин. И, очевидно, она уже полдюжины раз за последние двадцать минут пыталась дозвониться до нее. Приходит письменное сообщение — тоже от Надин.

«Позвони мне, позвони мне срочно»

Дерия сразу подозревает, что могло случиться. «Феликс!» — это ее первая мысль. Ей приходится несколько раз поспешно нажимать на кнопки мобильного телефона, пока устанавливается соединение. Надин сразу же берет трубку, и единственное, что понимает Дерия, это ее имя и ужасный плач.

— Что случилось? — Она почти кричит. Водитель оборачивается к ней и долго со страхом смотрит на нее, вместо того чтобы смотреть на дорогу.

Надин плачет.

— Феликс? — спрашивает Дерия. — Что-то случилось с Феликсом?

— Нет. — Надин несколько раз вздыхает сквозь плач. — Роберт… Роберт… Он мертв.

— Мертв, — как эхо, отвечает Дерия.

Это слово странно звучит в отношении Роберта. Роберт и мертв — это никак не подходит друг другу.

— Глупости, — слышит она свой голос.

— Нет. — Надин все еще плачет. Где-то на заднем фоне Дерия слышит, что еще кто-то плачет и всхлипывает. Это похоже на Феликса, и от сочувствия у нее сводит желудок.

— Дерия, это так ужасно, — говорит Надин. Плач на заднем плане становится тише и замолкает, наверное, Надин ушла в другую комнату. — Роберта убили.

— Что?

— Это правда. Дерия, я еле могу это сказать. Но он… его труп… Роберт, его труп плавал в Рейне.

«Несчастный случай», — думает Дерия. Может быть, просто несчастный случай. Наверное, он утонул или сам себя…

— Он давно уже был мертв, — продолжает Надин. Ей приходится сделать несколько вдохов, но она продолжает говорить. — Так говорят полицейские. Нам не разрешили даже взглянуть на него. Это невозможно, сказали они. Они опознали его по зубам, потому что… И это было убийство, Дерия, кто-то убил его, его голова… они говорят, что кто-то ему… О боже, Дерия! Что кто-то ему… проломил череп.

Дерия вслушивается в плач Надин. Ей понятно, что она должна что-то сказать. Надин ждет, что она что-то скажет. Но она не знает, что сказать. Она ничего не чувствует, просто не может думать. Что она должна ей ответить? В голове царит пустота. Неужели это ее не трогает? Если она не потрясена и не опечалена его смертью, то, по крайней мере, это должно было бы шокировать ее. Неужели она не поняла, что значат эти слова?

Роберт мертв.

— Тогда это не он, — невольно вырывается у нее. Он не может быть преследователем, если он уже давно мертв.

— Что ты говоришь? — спрашивает Надин.

— Это не может быть ошибкой? — Что за идиотские вопросы она задает. Опознание по зубам — это очень надежно, она это знает точно. Вряд ли можно себе представить, что произошла ошибка. И тем не менее она еще раз спрашивает Надин: — Исключено, что Роберт еще жив?

— Да, Дерия. Он действительно мертв. Я не могу этого понять. Но это действительно так.

Такси останавливается перед больницей:

— Сначала я должна понять все это, — говорит Дерия и отключается, не давая Надин времени на ответ.

Она глубоко дышит. Ее сердце бьется по-прежнему ровно, словно ничего не случилось. Несколько смешных банальных мыслей проносятся у нее в голове. Видимо, от шока.

Водитель такси смотрит на нее с сожалением:

— Я не хотел подслушивать, женщина, но я не мог поступить по-другому. Что бы ни случилось, это звучит ужасно. Разрешите выразить вам мое соболезнование?

— Спасибо, — отвечает Дерия почти беззвучно.

Водитель указывает подбородком на вход в больницу:

— Вам действительно нужно идти туда? Или, может быть, лучше было бы отвезти вас в другое место?

Она сначала вообще не понимает, что он имеет в виду:

— О. Это. Нет. Нет, я должна посетить здесь кое-кого. Свою подругу, сейчас ей хорошо. Я надеюсь.

Водитель кивает:

— Ну, слава Богу, а кто умер, разрешите спросить?

Дерия смотрит на таксометр, вынимает бумажник из сумки и расплачивается. Из отделения для купюр выпадает скомканный листок бумаги. Она даже не помнит, что положила его туда.

— Никто, — говорит она, расплачивается и выходит из машины. У нее даже не дрожат коленки. Словно ей все равно.

Ей не все равно, она не хочет верить в то, что ей может быть все равно, это должен быть шок.

Она ждет, пока такси отъедет. Начинается дождь. Капельки мелкие, холодные и острые, как иглы, за несколько секунд она уже чувствует колющую боль от каждой такой капельки.

Дерия раскрывает листок бумаги, стараясь прикрыть от дождя. В темноте ей очень трудно понять, что там написано. Следующий уличный фонарь очень далеко. Но она сразу видит, что текст на листке напечатан на пишущей машинке. И она узнает кроткую, робкую букву — маленькую «р». Три строчки содержат невероятно много смысла и одновременно не содержат вообще никакого.

Это был я, Дерия.

Я должен был это сделать, наступила пора.

Якоб.

 

Глава 29

Дерия находит Киви в амбулатории. В сопровождении толстенькой медсестры Дерия спешит по длинным коридорам в сторону выхода. У Киви на голове повязка, удерживающая компресс у основания волос. Когда она замечает Дерию, ее облегчение не знает границ. С тихим плачем она бросается на шею Дерии и вцепляется в нее. На какой-то момент Дерия не знает, как она должна реагировать. Затем обнимает это маленькое, все еще или уже опять дрожащее тело. Она бросает взгляд на медсестру и вздрагивает. Ей знакомо это лицо. Но откуда?

Медсестра, кажется, тоже испытывает облегчение, увидев Дерию.

— Вы ее подруга? — спрашивает она и упирает руку в широкое бедро. — Пожалуйста, поговорите с ней. Она хочет, несмотря на предупреждения врача, уйти домой. И отказывается назвать нам свою фамилию.

— Извините, — говорит Дерия почти беззвучно.

У нее ничего не укладывается в голове. Так много вопросов сейчас мелькают в ее голове, и все перемешивается. Когда и как Якоб подсунул ей свое признание? Знает ли она вообще фамилию Киви? Откуда он узнал, что ей сегодня станет известно о смерти Роберта? Откуда он узнал, что она найдет этот листок? Кто был тем преследователем, если не Роберт? И кто, черт возьми, — этот вопрос до абсурда больше всего волнует ее — кто такая эта медсестра и почему она кажется ей такой знакомой?

— Я сама знаю только ее прозвище, — извиняющимся тоном говорит Дерия и поворачивается к Киви. — Как ты себя чувствуешь? Что говорят врачи, и почему ты не хочешь остаться на ночь здесь?

Киви смотрит в пол:

— Я не могу переночевать у тебя? У меня просто чуть-чуть болит голова.

— Болит голова, — почти беззвучно повторяет Дерия. — Тебя сбила машина.

Киви саркастически ухмыляется:

— Со мной был мой ангел-хранитель. О’кей, у меня сотрясение мозга. Но тем не менее я уйду отсюда. Если мне нельзя к тебе, тогда…

— Да, о’кей. — Дерия достаточно хорошо знает упрямство Киви, чтобы сразу же согласиться. — Извините, — говорит она, обращаясь к медсестре. — У нее проблемы с чужими людьми.

Медсестра на какой-то момент выглядит так, словно радуется, что избавилась от трудной пациентки, затем прищуривает глаза. Они у нее холодного, нет, ледяного серо-синего цвета.

— Если я ошибаюсь, то вы меня простите, — говорит она. — Но ведь вы… ты ведь Дерия, верно? Дерия Витт?

И тут наконец Дерия вспоминает, откуда она знает эту женщину.

— Кристина Штальман.

Девочка из класса Якоба.

— Да, правильно. — Кристина Штальман, кажется, внезапно очень обрадовалась. — Я теперь ношу фамилию Швайгер, я вышла замуж. Хорошо, что ты меня вспомнила! Вот это да! Раньше у меня на ребрах было на десять килограмм меньше.

«Скорее тридцать, — мысленно исправляет ее Дерия. — Если не больше».

— Зато ты — боже мой! — ты совсем не изменилась. Я прочитала твою книгу, ты знаешь! Вот так я тебя еще раз встретила. — Она всплескивает руками, и вдруг ее лицо внезапно искажается, словно на последних словах она укусила что-то горькое. — Когда мы виделись с тобой в последний раз… — Она обрывает фразу, тем самым вызывая в памяти Дерии воспоминания о том, что она хотела бы забыть.

Она видит молодую Кристину Штальман, которая обнимает ее плачущего Якоба.

Якоба.

Рука Дерии сама собой залезает в карман пальто, и кончики пальцев прикасаются к листку бумаги. Там всего лишь три строчки, но в этом послании содержится намного больше. То, в чем она себя упрекала, что она пыталась поверить, будто рукопись Якоба была романом. То, что он исчезнет и больше никогда не вернется. То, что он сделал это для нее.

Этот невидимый текст написан между строк.

Дерия замечает, что Киви и медсестра удивленно смотрят на нее. Она быстро качает головой:

— Я помню, это было на выпускном. — Она старается мило улыбнуться. — Я не особенно хорошо относилась к тебе. Но что уж теперь, ведь уже прошла целая вечность.

Новая, толстенькая Кристина Штальман-Швайгер морщит лоб:

— Выпускного вечера я не помню.

— Конечно, ты была там. Я целыми годами не хотела ничего иного, только мечтала убить тебя, потому что ты обнимала Якоба. — Она улыбается, чтобы показать, что это была шутка, но сама чувствует, что ей удается лишь изобразить ухмылку, похожую на маску.

Кристина всхлипывает:

— Дерия, я… я была в классе Якоба, на два класса старше тебя. Когда был твой выпускной, я уже давно училась в училище. Я была здесь. Мы… — Она снова всхлипывает, кажется, ей это удается с трудом. — Мы виделись здесь. Здесь, в клинике…

— Глупости. — Неужели у этой женщины галлюцинации? — Я бы знала об этом. Это был самый плохой вечер в моей жизни. Якоб бросил меня, и…

Что-то во взгляде Кристины заставляет Дерию замолчать.

— Но это же был тот вечер, когда вы попали в аварию, или нет?

— Авария? — внезапно у Дерии начинает кружиться голова и ее сердце, кажется, останавливается. Ее бьет дрожь. Ей нужно быстрее выйти отсюда. Ей срочно нужен свежий воздух. Она должна увезти отсюда Киви.

— Мы можем уйти? — спрашивает Киви, словно хочет прийти на помощь Дерии.

Но она не может предотвратить следующие слова Кристины:

— Вы же вдвоем сидели в машине.

— Ты ошибаешься, — говорит Дерия и берет Киви за руку.

Эта проклятая Кристина Штальман и раньше была какой-то странной. Очень подлой. Наверное, это опять одна из ее уловок.

— Можно подумать, что я это когда-нибудь забуду, — возражает Кристина. — Сюда попали одновременно пять пострадавших, очень тяжелых. Двоих из них я знала. Врачи бегали от одного к другому, но им удалось спасти не всех.

— С кем бы там ни произошла авария, нас там не было. Ты нас с кем-то путаешь.

Кристина фыркает, словно Дерия при всех оскорбила ее. То, как она отбрасывает волосы назад, очень сильно напоминает Дерии девочку из ее школьного прошлого, так сильно, что у нее буквально замирает сердце. Кристина Штальман, которая попыталась отобрать у нее ее Якоба. Ей нужно сейчас срочно уйти отсюда. Она решительно хватает Киви за ее тонкое запястье и тащит за собой. Лишь бы выбраться отсюда.

— Я сейчас же спрошу Якоба! — кричит она ей через плечо, пусть даже сомневается, что он ей ответит. — Посмотрим, помнит ли он ту таинственную аварию.

— Дерия. — Голос Кристины звучит негромко. Вокруг нее на какой-то момент, кажется, стихли все звуки, так что ее слова очень легко проникают в сознание Дерии. — Якоб погиб в той аварии.

 

Глава 30

Дерия бежит, все время ускоряя темп.

Лишь когда Киви почти без сил шепчет «не так быстро» и почти падает, она останавливается.

Мертвые.

Это слово преследует ее. Роберт. Мертв. Якоб. Мертв. Все мертвы.

Она жива. Вдруг она оказывается живой. Ее сердце, как колокол, гремит в груди, в горле, в кончиках пальцев. Земля качается под ногами. Ей нужно взять себя в руки. Киви со страхом смотрит на нее, ее подбородок дрожит. Если Дерия хочет помочь ей, она должна взять себя в руки. Она хочет помочь ей. Она должна ей помочь. Якоба нет, он надолго исчез. Дерия сейчас не может оставаться одна. Ей нужна Киви, Киви — единственная, кто…

Она проводит рукой по лицу. Неужели она сейчас впадет в истерику?

— Извини, — говорит она и прокашливается. — Но мне нужно было уйти оттуда. Эта женщина. Она сошла с ума. Она уже в школе была странная. И завидовала мне, потому что она хотела Якоба, но он хотел только меня. Знаешь, что я думаю? Что она хочет угробить меня. Поэтому вся эта глупая болтовня об аварии…

Киви не говорит ничего, но это уже слишком много. У нее сотрясение мозга, и ей нужно лечь если уж не в больницу, то, по крайней мере, в постель.

В двадцати метрах вниз по улице стоят два такси. Дерия тащит туда девушку, запихивает ее на заднее сиденье и усаживается рядом с ней.

— Скажи честно, — говорит она, ей хочется смеяться, — неужели Якоб выглядит совершенно мертвым?

— Не знаю, — отвечает Киви слабым голосом. — Я ведь его никогда не видела.

«И пусть лучше останется так», — думает Дерия. Она все время забывает, что сделал Якоб, — ведь это так легко забыть, — но время от времени имена и картины возникают у нее перед глазами.

Эллен и ее муж. Роберт.

А затем, еще быстрее, так, что едва можно распознать, картины крови и смерти. Ледяной ужас.

Дерия трет себе глаза и лоб. Она должна запретить себе эти мысли. Позже она сможет подумать об этом. Не сейчас. Нет никаких оснований для беспокойства. Эллен и Рут — это произошло много лет назад. Или это все было только в фантазиях Якоба. Да, такое ведь возможно, разве нет? Может быть, он использовал для своего романа фамилии из газет. Фамилии, касающиеся настоящих убийств. Почему бы нет? Естественно. Как она не подумала об этом? Это очень подходит стилю произведений Якоба, это похоже на его почерк. Честно говоря, ее очень мучило бы, если бы он действительно убил кого-то. Но нет. Только не Якоб. Любой другой, только не он.

У нее возникает воспоминание, мимолетное, как пар от дыхания. Якоб и его проклятый кабриолет. Он ждет ее перед школьным двором, вечером после ее выпускного. Дерия выносит два бокала шампанского на улицу и через дверь перебирается к нему в машину. Он целует ее нежно, отъезжает, а она держит шампанское, чтобы где-нибудь в другом месте чокнуться с ним. Якоб был очень добрым сердечным человеком. Якоб остался добрым и сердечным человеком.

А Роберт? Тот был опасен. Якоб вынужден был защищать ее от него.

Но Якоб никогда бы…

Еще одно воспоминание. Пищат тормоза, раздаются крики. Может, кричит и Дерия. Затем раздается глухой удар. За этим следует тишина. Кровь и… ледяной ужас. Она качает головой, протирает глаза. «Это нервный срыв, — думает она. — У меня нервный срыв». Слишком много всякого произошло сегодня — слишком много для одного дня.

Голос Кристины снова отдается в ее ушах. Как эхо. Якоб мертв.

Кабриолет. Она все время вынуждена вспоминать эту старую глупую машину — кабриолет Якоба. В ее воспоминаниях крыша была разорвана. Но когда это случилось?

Кабриолет.

Смех и громкая музыка. Поцелуй. Поцелуй со вкусом шампанского и чего-то покрепче.

Машина на встречной полосе. Удар.

Кровь и смерть, ледяной ужас. Голова Якоба бессильно свисает на руль. Его лицо вряд ли можно узнать. Дерия рыдает. Минуты. Часы. Вечность. Она уже не может больше остановиться. Ее нога болит, но сама боль — уже другая. Якоб не реагирует на все ее просьбы и мольбы. И где-то посреди гула и крика, поспешных голосов, за которыми следует тишина больничной палаты, появляется она. Кристина Штальман. С белым лицом в белом халате, она, плача, наклоняется над носилками, на которых умер Якоб.

Кровь и смерть, ледяной ужас.

— Я должна… — Дерия поспешно зажимает рукой рот, когда на нее внезапно накатывается волна тошноты.

Водитель такси что-то кричит и прижимается вправо, но все происходит слишком быстро. Дерию выворачивает на ее ноги, руки, на сиденье. Едва такси успевает остановиться, она, шатаясь, выскакивает на улицу. Ее тело содрогается. Ее тошнит. Много или мало она извергла — неясно, но лучше она себя не почувствовала. Она вынуждена уцепиться обеими руками за стенку дома, чтобы не упасть.

Откуда только взялись эти мысли?

Они неправильные, они с самого начала неправильные.

— Все в порядке? — спрашивает Киви и осторожно берет Дерию за плечи, словно она сделана из бумаги.

Водитель такси, скривив лицо, подает ей рулон бумажных полотенец. Они вдвоем вытирают блевотину, как только могут. Дерия не говорит ни слова и все время смотрит вниз. Ко всему волнению, беспомощности и страху от того, что происходит вокруг, присоединяется стыд. За всю свою жизнь она никогда себе такого не позволяла. Ей срочно нужно освободиться из этих грязных вещей. Последние минуты поездки превращаются в мучение.

— Может быть, сейчас не тот момент, чтобы говорить об этом, — шепчет Киви, когда такси поворачивает на улицу Дерии и проезжает место, где немногим менее двух часов назад произошел несчастный случай, — но мне кажется, что ты права.

Дерия с трудом поднимает голову и смотрит на Киви. Она так устала.

— В чем?

— В том, что я должна пойти в полицию и бороться. — Киви пытается улыбнуться. Улыбка кажется немножко вымученной, но решительной. — Мне просто нужно дать по голове, и я уже все соображаю.

— Это прекрасно, Киви, — говорит Дерия. Слова подруги придают ей сил. Все равно, каким бы большим ни был страх, — ей нужно что-то сделать.

— Я помогу тебе.

— Спасибо. За все. Я этого не забуду.

Немного погодя Дерия открывает перед Киви дверь в свою квартиру. Солнце ушла, ничего не сказав. Неудивительно, учитывая, который нынче час.

— Чувствуй себя как дома, — говорит Дерия и идет в гостиную. Киви робко следует за ней, осматривается округлившимися глазами вокруг и двигается так, словно боится наткнуться на что-нибудь.

— Может быть, ты хочешь принять ванну, — предлагает Дерия.

— Ох, эх, я не знаю.

— Нет, мне кажется, из-за раны на голове мы лучше подождем с этим до завтра. Сначала садись, я сейчас быстро забегу в душ, а потом сделаю нам чай.

Киви послушно садится на краешек дивана. В квартире она чувствует себя совершенно лишней. Может быть, ей здесь все тесно. Она похожа на зверька, запертого в клетку, с тех пор, как она зашла в четыре стены. Как-то ей здесь все… чужое.

— Киви? — осторожно спрашивает Дерия. Она вообще еще тут?

— Да.

— Ах, ладно. — Дерия бежит в ванную, поспешно принимает душ и, завернувшись в маленькое полотенце, бежит дальше, в спальню, чтобы надеть свежую одежду. После этого она чувствует себя народившейся заново. Что бы ни случилось, все выяснится. Ей только нужно действительно прийти в себя, тогда для всего найдется решение.

Один наблюдает за ней с постели с критическим выражением морды.

— Ты хочешь что-то мне сказать? — спрашивает она его. — Нет? Тогда сэкономь свой взгляд для себя, пожалуйста.

Кот зевает.

В кухне Дерия ставит воду для чая и уже заносит чашки в гостиную.

Киви обнаружила ее старый телефон и с интересом рассматривает его.

— Такой телефон и сегодня еще работает? — спрашивает она, запускает свой палец в диск для набора и немножко проворачивает его.

— Он из моего детства, а не из средневековья, — говорит Дерия и улыбается. — Конечно, он работает. Ты можешь позвонить кому-нибудь, просто чтобы понять, как это бывает.

Она возвращается назад, на кухню.

— Черный или фруктовый чай? — спрашивает она Киви.

— Лучше фруктовый, — сдержанно отвечает Киви. — Если я сейчас напьюсь черного чая, то, конечно, не усну.

Дерия вылавливает чаинки ситечком для чая и заливает его в чайник. Затем она возвращается в гостиную и открывает ноутбук. Киви сейчас, конечно, на первом месте, но тем не менее она хочет посмотреть, не ответила ли ей Анна за это время. Рукопись Якоба должна исчезнуть. Ноутбук запускается долго, целую вечность. Дерия барабанит пальцами рядом с клавиатурой.

— Я спрашиваю себя, как я могу уснуть, — говорит Киви. — Наверное, не смогу, чувствую себя такой напряженной… Может, мне лучше уйти.

— Ни в коем случае. Было бы… безответственно, если бы я тебя сейчас отпустила. Против бессонницы и беспокойства у меня, кроме того, есть самый лучший медикамент в мире. — Дерия приседает и зовет кота. — Один, где же ты, мой котик? Ну, иди сюда. Он глухой, — говорит она Киви, — но каким-то образом он все равно слышит меня, когда я его зову. А если нет, то мне стоит лишь постучать по полу, и он моментально приходит. Он чувствует колебания. Ах, вот он. Привет, Один.

«Дерия, — говорит кот и смотрит в направлении Киви. — Ты считаешь это хорошей мыслью?»

— Конечно, Один, доверяй мне. — Она берет кота на руки и прижимается лицом к его мягкой шкурке. Один тут же начинает мурлыкать. Она относит его к Киви и считает, что он потяжелел, хотя он так разборчив в еде.

— Возьми его на руки, — говорит она Киви, которая очень критично смотрит на нее.

— Ты считаешь это смешным? — спрашивает она.

— Не бойся, ты нравишься Одину, и он тебя никогда не поцарапает. Он моментально успокоит тебя. Нет ничего более успокаивающего, чем кошка, мурлыкающая на колене.

— Дерия, — говорит Киви. Ее голос дрожит. — Мне как-то странно.

— В чем дело? Ты боишься кошек? У тебя на них аллергия — так и скажи.

— Прекрати. — Киви, кажется, слилась со спинкой кушетки, настолько далеко она отклоняется от нее и кота.

«Это была ошибка», — говорит Один.

— В чем дело?

— Дерия, — повторяет Киви. — Т-там… тут нет никакой кошки.

Один моргает: «Я ведь тебе говорил».

— Что? — спрашивает Дерия — Что ты имеешь в виду?

— Тут никого нет. Никакой кошки.

Дерия слышит эти слова, и в этот же момент ее кот растворяется. Он растворяется, словно облако, словно пар от дыхания на холодном воздухе.

— Нет, — шепчет Дерия и прижимает его к себе, стараясь, удержать белую пушистую шкурку, глубоко запуская в нее пальцы, но она лишь впивается ногтями в ладони собственных рук.

— Нет, Один, нет… Пожалуйста… Пожалуйста, не надо… Пожалуйста, моя кошка… Пожалуйста, нет!

Но уже поздно. Ее любимый кот исчез, исчез навсегда.

 

Глава 31

— Дерия? — спрашивает Киви. В ее глазах собрались слезы. Слезы вины.

— Что ты наделала? — шепчет Дерия. — Как ты смогла так поступить? Что я тебе сделала, что ты…

Киви встает и идет к двери. Однако Дерия ни в коем случае не может отпустить ее, не выслушав объяснения, и решительно преграждает ей путь.

— Нет! Ты останешься здесь! Ты немедленно скажешь мне, где моя кошка!

— Но я…

Она знаком приказывает Киви снова сесть. Киви слушается и обхватывает себя руками.

— Посиди здесь, — Дерия должна подумать. Потеря разрывает ее сердце. Якоб. Один. Как мог ее кот просто так исчезнуть? Кто это сделал? Киви? Кто же еще?

Она погружается в хаос. Но сейчас она должна сконцентрироваться и превратить этот хаос в привычный порядок вещей. Трясущимися пальцами она набирает номер Якоба на своем мобильном. Его телефон отключен.

Дерьмо! Он заблокировал соединение! Проклятый подлец! Как он мог так поступить с ней? Он же должен знать, что она всегда на его стороне:

— Я никогда бы не предала его, что бы он ни сделал. Я никогда бы не предала его!

Ярость горячей волной поднимается к ее голове. Она размахивается и бросает мобилку в стенку. Оттуда вылетает аккумулятор и попадает Киви в плечо. Та вскрикивает, словно это был выстрел. Неужели она не может взять себя в руки?

— Замолчи, ради бога!

Дерия трет себе лоб. В одиночку она не может взять весь свой мир под контроль. Но кто теперь захочет ей помочь? Солнце! Нет. Она и без того подозревала Якоба. Ей нужно позвонить Ханне. Ханна ее поймет.

Киви отстраняется от нее, когда Дерия бросается к телефону и набирает номер Ханны. С наборным диском это происходит мучительно долго. Киви что-то говорит, в ее голосе звучит отчаяние, но Дерия не может больше слушать ее: Ханна сразу же берет трубку.

— Хорошо, что я до вас дозвонилась! — восклицает Дерия. От облегчения у нее на глазах даже появляются слезы. Она бросает взгляд на Киви, но та тоже плачет. Но почему? В конце концов ведь не она потеряла кота. Нет, у Киви нет ни малейшей причины плакать.

— Ханна, вы нужны мне. Произошло нечто ужасное.

— Я уже об этом слышала, Дерия. Мне очень жаль. Как бы вы ни относились друг к другу за это время — это ужасно, потерять человека, бывшего когда-то для вас настолько важным.

Она говорит о Роберте. Но Дерия уже о нем забыла. Роберт никогда не был важен для нее.

— Мой кот, — говорит она, и снова из ее глаз течет поток слез. — Один. Он исчез. И Якоб. Эта безумная медсестра утверждает, что Якоб мертв. Она хочет уничтожить меня. За это время я уже стала думать, что это она преследовала меня. Все сходится, но Один… я этого объяснить не могу.

Ханна долго молчит.

— Алло? — кричит Дерия.

Затем Ханна спрашивает:

— Вы действительно хотите поговорить об Одине, Дерия? Вы уже этого хотите?

— Что это значит? — кричит Дерия. — Конечно, я этого хочу. Скажите мне, как его заполучить назад!

Ханна вздыхает так тихо, словно Дерия не может ее услышать.

— Я боюсь, что не могу. Вы были одинокой, Дерия. Более одинокой, чем могли выдержать. Вы создали себе Одина, как создавали героев в своих книгах.

Дерия пытается подавить смех. Киви беспокойно ерзает на диване. Лучше всего ей стать перед дверью так, чтобы маленькая женщина не смогла проскочить мимо нее на улицу. Она не выйдет из квартиры до тех пор, пока Дерия не получит своего кота назад.

— Вы мне не верите, — говорит Ханна.

— Нет! Потому что вы сошли с ума!

Она хочет бросить трубку, но Ханна отвечает. Каждое из ее слов проникает в мозг Дерии невероятно глубоко.

— Скажите, у вас не складывалось впечатления, что иногда ваши герои живут своей собственной жизнью? Что у них есть свои характеры, которыми вы уже не можете управлять по собственному усмотрению? Герои, у которых есть свои собственные планы?

Дерия всхлипывает. Откуда она это знает?

— Разница в том, что вы создавали своих героев, давали им жизнь для читателей и для этого выделяли этим героям совершенно определенное жизненное пространство — книгу. С вашим котом дело несколько иное. Вы создали Одина для себя одной, поэтому у него была возможность двигаться во всей вашей жизни. Теперь я спрашиваю вас: знает ли книжный герой, что он — просто герой романа и что вся его история это фикция?

— Если бы знал, это была бы плохая книга, — шепчет Дерия.

— Вот именно! — В голосе Ханны звучит восторг от того, что Дерия ее понимает. — Вы написали историю одного кота. Причем так хорошо, что для вас эта история стала реальностью. И точно так же реальностью стал Один.

То, что говорит Ханна, звучит ужасно логично. Это — единственное объяснение для исчезновения Одина. Но понимание этого не освобождает Дерию от боли. Все это не должно звучать логично. Она хочет получить его назад, он ей нужен. Срочно, намного срочнее, чем придет понимание того, почему это невозможно.

— Ваша ситуация, — продолжает Ханна, — действительно крайне необычная. Не обижайтесь, если я сейчас скажу, что она великолепна! Ваш мозг и ваше подсознание, особенно подсознание, совершили нечто невероятное. Вы, должно быть, постоянно планировали и организовывали все так, чтобы смочь поддержать эту иллюзию, — и так, что вообще сами об этом не знали. Это удивительно.

— Собственно говоря, нет, — говорит Дерия. — У меня ведь никогда не бывает много гостей. — И вдруг множество мыслей словно стрелы вонзаются в ее голову. Стрелы, которые причиняют ей боль, но с помощью которых она все же может наконец-то защищаться. — Вы говорите глупости, — шепчет она. — Вы врете, Ханна! Вы хотите… вы все хотите уничтожить меня!

Другого объяснения нет. Ханна и Киви пытаются загнать ее в безумие. Может быть, они работают вместе с Кристиной Штальман?

— Я могу это доказать. Солнце видела моего кота. Якоб видел моего кота! Мы видели. Да. Мы делали фотографии. Селфи.

Ее взгляд падает на мобильный телефон, отдельные части которого валяются на полу. Она поднимает самую большую деталь. Трещина проходит поперек дисплея. Вот дерьмо!

Слова Ханны на другом конце провода доходят до нее, словно шорох, она не может понять их смысла, только слышит бормотание и шум, которые еще сильнее разжигают ее ярость.

— Если бы мой кот был только плодом моего больного воображения, — кричит она в трубку, — вряд ли я пускала бы людей в свою квартиру, чтобы они мне потом сказали, что там не было никакой проклятой кошки! Но ничего другого не сделала эта девочка!

— Какая девочка? — встревоженно спрашивает Ханна.

— Киви. Так я называю ее.

Киви снова начинает плакать, едва услышав свое имя. Дерия должна избавиться от этого терапевта. У нее вообще нет времени для этого глупого разговора.

— Эта девушка — Киви — она сейчас с вами, Дерия?

— Да.

— Прекрасно. Как себя чувствует Киви?

— Хорошо. Она устала. Я должна позаботиться о ней. Я должна принести ей чаю. — Ей нужно заставить ее, заставить Киви вернуть ее кота.

— Сейчас, Дерия, — мягко говорит Ханна, — пожалуйста, сначала поймите, что нет причины выходить из себя. Расслабьтесь. Вы ведь ко мне приходили, чтобы я вам помогла, правильно?

— Правильно, — резко отвечает Дерия, — и я вам за это плачу.

— К сожалению, боль является частью процесса выздоровления. Понимаете, я просто подозреваю, что Один — не единственный герой, которого вы создали. Он, наверное, был первым. Ваш испытательный объект. Упражнение.

Ей больно слышать такое об Одине. Это не было упражнением. Она его любила.

— Но вы настолько талантливы, Дерия, что определенно не остановились на одной кошке. Нет, это было бы невероятно.

Дерия недоверчиво смотрит в сторону Киви. Она даже решается, закрыв рукой микрофон, произнести фразу:

— Там нет никакой Киви.

Но Киви есть и остается там, сидит на диване, кусает себе губы и смотрит на нее так, словно она сошла с ума.

— Дерия? — очень серьезно говорит Ханна. — Вы только что говорили о Якобе!

— Нет! — кричит Дерия, потому что ей сразу же становится понятно, к чему клонит ее врач. — Нет! Если вы хотите сказать, что… нет!

Ханна что-то отвечает, но Дерия больше не слушает эту сумасшедшую.

— Вы все хотите уничтожить меня! — И вдруг ей все становится таким понятным. Ханна знает все ее тайны. Когда Киви появилась в ее жизни, появился и преследователь. Один из них и есть она и — может быть, они вместе, вдвоем. Как она могла проглядеть все это?

Киви отстраняется:

— Пожалуйста, Дерия, послушай меня хоть секунду.

Ей нужно поговорить с Солнцем. Солнце может помочь ей. Она может уверить ее, что все хорошо и ничего из того, о чем говорит Ханна, не соответствует действительности. Потому что Солнце знает Одина и она может доказать, что он — реальный.

Дерия выскакивает из своей квартиры и бежит по лестнице вверх.

— Пожалуйста, успокойтесь, — слышит она голос Ханны. — Вы позвонили мне, чтобы я помогла вам. Вы хотите знать правду, пусть это даже причинит вам боль. Иначе вы не позвонили бы мне. Пришла пора, Дерия.

— Идите вы к черту!

«Якоб! — думает она. — Якоб, ты был не прав. Ты мне нужен, ты мне нужен сейчас. Не оставляй меня одну. Разреши мне в этот раз уйти с тобой».

Добежав наверх, она бьет кулаками в дверь Солнца. Никто не открывает. Но Солнце совершенно определенно должна быть дома — Дерия чувствует, что она там. Она бьет по двери до тех пор, пока кожа на косточках ее пальцев не лопается. Затем она трогает ручку. Дверь сразу же распахивается — она даже не была закрытой!

— Солнце! — зовет Дерия. Ее голос не слышен. Там нет квартиры.

Дерия закрывает глаза. Она слышит голос Ханны и снова прикладывает трубку к уху.

— Что здесь происходит? — шепчет она. — Солнце. Она исчезла.

— Я этого опасалась, — говорит Ханна. — Значит, Солнце тоже.

Этих немногих слов хватает для того, чтобы сделать из Дерии самого одинокого человека на свете. Она медленно открывает глаза. Она стоит перед чуланом, и там стоит она.

Пишущая машинка Якоба.

 

Глава 32

«Я не часто вспоминал ее, но если уж такое случалось, то мне с трудом удавалось выбросить из головы мысли о ней».

Дерия читает страницы, которые тщательно уложены рядом с пишущей машинкой и ждут ее. Следующая глава романа Якоба. Последняя глава, и Якоб пишет… о ней.

Воспоминания всплывают кусками. Части из них словно закрыты туманом, лишь некоторые детали выглядывают, чтобы снова быстро исчезнуть. Ее руки на пишущей машинке. Робкая маленькая буква «р». Она хотела защитить ее.

Кто теперь защитит ее? Солнце и кот этого не смогут. Якоб. Да, Якобу это удалось. Но Якоб исчез, уже давно. Почему она, собственно, никогда не думала, что он может вернуться? Он снова мог бы возникнуть здесь. Изменившийся. Уже не мальчик. Мужчина, который знает, как можно разорвать оковы.

Он мог бы встать на место Роберта. Роберт никогда бы не решился заставить ее снова сомневаться в себе.

Рядом с пишущей машинкой она находит свою губную помаду, а между кассовыми чеками — квитанцию из приюта для животных. Ей даже не нужно смотреть на нее, она о чем-то вспоминает.

— Подарок, — объяснила она тогда кассирше, — у собаки моего бывшего мужа сегодня день рождения.

— Ну, тогда сочное овечье сердце будет именно тем, что нужно, — сказала ей продавщица, игриво подмигивая.

Дерия холодной, как лед, рукой трет себя по глазам и лбу. В чулане есть еще кое-что. Она видит какую-то коробку и подтягивает ее к себе. В основном там лежит бумага. Несколько очень старых газет из США, но у нее слишком болят глаза, чтобы прочесть их. На одной из фотографий она узнает эту красивую пожилую женщину с всезнающим выражением лица и в платье, которое даже на черно-белой фотографии кажется синим. Пфенниг, который кто-то должен найти, чтобы порадоваться.

Тело Дерии охватывает ледяной холод, когда ее пальцы натыкаются на что-то твердое, тяжелое, лежащее на дне коробки.

Пистолет «Джонс 1911». С лилией на рукоятке.

— Я нашла пистолет, — не веря самой себе, шепчет Дерия.

Ее голова сейчас забита таким множеством воспоминаний, что она с большим трудом может рассматривать их поодиночке. Но постепенно одно отделяется от другого. Роберт и она, совместная поездка. Маленький магазин, в котором они обнаружили оружие. Роберт посмеялся, повертел пистолет в руках и отдал его продавцу назад. Купил он нечто другое. Дерия позже сама вернулась, чтобы купить «Джонс». Только пистолет. Никаких патронов.

— Пистолет вдохновляет меня, — сказала она продавцу. — Дело в том, что я пишу роман, понимаете меня?

Она нашла оружие Мартина и вместе с ним — идею книги «Зеркальные капли».

— Дерия? — спрашивает Ханна. — Вы использовали оружие?

— Нет. Оно использовалось всего один-единственный раз. На странице триста семьдесят шесть. Нет, глупости. Оно никогда не использовалось. Никогда. Знаете почему? Потому что оно нереально.

Однако она ошибается. И в этот раз она это знает.

 

Глава 33

Ее ноги тяжелы, как свинец, когда она с трудом спускается вниз по лестнице. Несколько раз она чуть не падает. Оружие тяжелое.

Ханна уговаривает, но она ее уже не слышит. Ее мысли пусты. Может быть, от нее совсем ничего не осталось. Не осталось ничего после понимания, что все вокруг оказалось просто выдумкой, фикцией.

«Надеюсь, — думает она, — что я сама — тоже только фикция».

Она с трудом заходит в свою квартиру, но от ее порядочного чистого жилья ничего больше не осталось. Везде на полу разбросан мусор. Пустые стаканчики, растоптанные тетрапаки, на шкафах — бумага и картонки. Рядом с ними — пакеты из магазинов, которые никто и никогда не распаковывал, продукты, одежда… Она даже не хочет знать, что там еще находится. На столе в гостиной гора чашек, поросших плесенью, а также огромное количество пустых бутылок. Вонь забивает ее дыхание.

Однако Киви все еще здесь. Она собрала мобильный телефон Дерии. Она хочет быстро спрятать телефон у себя за спиной, но Дерия уже его увидела.

— Это ты все здесь наделала? — говорит Дерия. Она не узнает свой собственный голос, он такой слабый и монотонный. — Ты все испортила. Почему ты вообще еще здесь?

— Я хотела уйти, — говорит Киви со слезами в голосе. Она опустила голову. — Но затем я осталась. Мы ведь друзья или нет?

— Разве? — У нее нет друзей. У нее нет ничего, кроме оружия в руке. Кроме оружия, все здесь нереально.

Киви поспешно кивает:

— Я помогу тебе. Я не имею ни малейшего понятия, что с тобой происходит, но я помогу тебе. Я тебе, ты — мне. Мы не останемся друг перед другом в долгу.

Дерия качает головой. Только что сломалась ее жизнь. Как ей может помочь эта маленькая женщина?

— Уходи. Уходи, я хочу побыть одна.

С другой стороны… Дерия останавливается в дверях. Киви не должна выйти из ее квартиры, она может ее выдать. Она должна раствориться в воздухе, как растворился Один. Как Солнце. И Якоб.

— Зачем я привела сюда Киви? — спрашивает она Ханну. Ее взгляд следует по кабелю, который торчит из ее телефона. — Это она виновата. Без нее все было бы хорошо. Якоб убил Роберта ради меня. Мне он уже ничего не сделает. Я была бы счастлива с Якобом.

Конец кабеля мертвой змеей лежит посреди комнаты.

— Он пообещал мне остаться со мной до тех пор, пока он будет мне нужен.

— Просто настало время, — с сожалением говорит Ханна. — Вы об этом знали. Вы переступили границу, и вам нужна была помощь.

Дерия качает головой:

— Вы врете. Все было в порядке, после того как Якоб…

— Придут сны, — резко говорит Ханна. Впервые за все эти годы ее голос звучит уже не ласково и участливо, а угрожающе. — Рано или поздно они придут, и вы не сможете уснуть. Потом они лишат вас разума и в конце концов — жизни.

Одно мгновение большой камень тяжело лежит в руке Дерии, а на ее пальцах приклеились кровь и вырванные волосы. Прежде чем она успевает вскрикнуть, все снова исчезло.

Затем она наконец замечает, что провод уже давно молчит. На улице слышен звук сирен.

— Я помогу тебе, — резким голосом повторяет Киви, когда Дерия смотрит на нее. — Мне пришлось вызвать полицию, но они знают, что нужно сделать. Они помогут тебе. Все снова будет хорошо.

Дерия без сил падает на стул у письменного стола. Она наталкивается на свой ноутбук, и из-за этого оживает его экран. В открытой странице электронной почты видно новое письмо.

Дерия моргает. Неужели то, что она видит перед собой, тоже плод ее воображения?

— Киви? Иди сюда.

Маленькая женщина медлит. У Дерии нет времени, сирены становятся все громче и громче.

— Иди сюда! — повторяет она и поднимает оружие. — Прочти мне, что здесь написано.

Киви держится на таком большом расстоянии, насколько можно. Однако она читает:

— Входящее письмо. Отправитель — Анна Венигер, Издательский дом «Бюрке».

— Моя редакторша, — объясняет Дерия. Жаль, что именно эта глупая корова является реальной. — Читай дальше.

— Тема: Рукопись Якоба.

— Дальше. — У нее уже нет времени, сирены становятся все громче и громче.

— Дорогая Дерия, — читает Киви и шмыгает носом, — я только что прочитала твой текст одним духом и сразу же показала нескольким коллегам.

— Достаточно, — резко обрывает ее Дерия, — значит, эта электронная почта — настоящая.

Она пробегает ее глазами до конца строчек.

— Мы здесь в издательстве все пришли к одному выводу — Дерия возвращается!

Сквозь окно виден синий свет полицейской машины. В ушах Дерии звучит голос Якоба:

— Ты еще можешь уйти оттуда. Иди ко мне.

Она смотрит на оружие в своей руке. Оно было использовано всего один раз. На самой последней странице. Для этого она его и купила.

— Они хотят продолжения романа, — говорит Киви, — ты это прочла? Вон там написано, смотри…

Дерия кивает, устремив взгляд вниз, на пистолет. Он слишком тяжел, чтобы поднять его, как хочет Якоб. А затем она роняет оружие на пол.

Дерии нужно писать книгу.