Дни в буквальном смысле пролетали. Под конец второй недели молодой сокол делал такие успехи, что даже Элен это бросилось в глаза. Теперь нужно было научить его приносить добычу.

Сокол должен уметь по приказу прилетать к сокольничему, садиться на руку в перчатке или на приманку (она называется вабилом), которую используют во время подготовки. Торальф видел, что Элен все это очень интересно, и решил применить методику, когда она могла бы быть не просто зрителем.

Сначала он показывал соколу приманку, которая вместе с шорами является главным инструментом каждого сокольничего. На куске кожи закрепляют два белых крыла, а к этой конструкции подсоединяют длинный шнур. Чтобы помогать Торальфу, Элен должна была научиться держать сокола на руке. Молодой сокол был слишком дикий и резкий в движениях, для этого больше подошел любимый черный сокол Торальфа.

Утром они отправились в соколятник, к Торальф рассказал Элен, что здесь нужно делать каждый день. В дальней части находилось темное помещение с маленькими окнами. Это был инкубатор.

— А как долго соколята здесь находятся?

— Со времени, как они вылупятся, и до момента, когда готовы к самостоятельному полету, проходит около двух месяцев. Но и до этого у меня много работы. Все яйца нужно ежедневно взвешивать. Они должны достигнуть определенного веса, тогда можно наверняка утверждать, что птенцы вылупятся здоровыми. Если яйцо не набирает нужного веса, есть разные методы привести его в норму.

Торальф немного понизил голос, когда они подошли к черному соколу. Он подал Элен перчатку.

— Ты возьмешь черного, а я белого. Ты поучишься держать сокола, а белый пускай к нам привыкает. Но сначала нужно надеть шоры, иначе он спрыгнет с руки и рассердится, если я буду его останавливать. Или, может, сама попробуешь?

Элен помотала головой.

Молодой сокол забрался Торальфу на руку.

— Надеть шоры не так-то просто. Важно не прищемить сокола. Он это навсегда запомнит, и на охоте с ним будет сложно.

Правой рукой Торальф надел шоры соколу на голову, придержал концы завязок и в мгновение ока затянул их зубами.

Элен внимательно смотрела на белого сокола. Сейчас он показался ей намного спокойнее.

— Может, это глупый вопрос, но зачем соколу нужны шоры?

— На начальном этапе это ограничивает его поле зрения. Так он постепенно привыкает к человеку и к охотничьей собаке. Потом шоры надевают только перед охотой, чтобы сокол сосредоточился. Когда шоры снимают, это знак, что он может подняться с руки.

Торальф посмотрел на большого черного сокола.

— Теперь ты. — Он перевел взгляд на Элен и указал па жердь, на которой сидела птица. Когда он заметил, что она не решается подойти, то пересадил белого сокола обратно на жердь, снял перчатку и подошел к Элен.

В этот момент ее телефон зазвонил. Она вытащила его из кармана и увидела на дисплее номер Антонио. Элен решила его отключить, из-за волнения она просто забыла сделать это раньше. Торальф недовольно смотрел на нее. Она понимала, что ее смущение заметно. Слава богу, Торальф решил не заострять на этом внимание. Он взял ее левую руку и согнул в локте под нужным углом.

— Не прижимай руку и старайся не раскачиваться при ходьбе. Держи кулак не ниже уровня локтя. Сокол всегда стремится сесть повыше. Если опустишь кулак, он сразу же переберется к тебе на плечо и станет хлопать крыльями, ведь ты будешь держать его на поводке. — Элен кивнула, и Торальф продолжил: — Нужно, чтобы сокол сидел спокойно. Если он начнет бить крыльями, ты можешь от страха выпустить поводок. Все, поехали. И еще одно. Запомни: никогда не подходи к соколу сзади и следи за тем, чтобы ветер не дул сзади на его оперение. Ему это очень не нравится. Возьми кусочек мяса. Держи его крепко большим пальцем и медленно подойди к соколу.

Торальф погладил ее по плечу и подбадривающе кивнул. Это было знаком, что дальше она должна действовать сама.

Элен убрала левую руку, которая была без перчатки, за спину и сделала глубокий вдох. Она наклонилась к соколу и протянула ему правую руку. Тот внимательно посмотрел на нее, чуть склонив голову набок. Он уже давно заметил кусочек мяса в руке у Элен.

— Сейчас он попытается достать его клювом. Держи крепко и не волнуйся! — Действительно, сокол; пару раз попробовал вырвать кусок мяса у Элен, а потом осторожно поставил одну лапу ей на руку — так он был ближе к мясу. Элен очень нервничала, но Торальф ее успокаивал.

— Хорошо. Держи крепче! Когда он сядет тебе на руку, возьми поводок большим и указательным пальцами.

Сокол вскочил обеими лапами на ее кулак. Элен не знала, что делать дальше, и растерянно смотрела на Торальфа. Он улыбнулся и сказал:

— Теперь можешь дать ему мясо. Возьми поводок и поднимись.

Элен выпрямилась.

— Не забывай держать руку не ниже уровня локтя! — напомнил Торальф.

Он привычным движением надел шоры на черного сокола, посадил белого к себе на руку, и они вышли во двор. Элен шла немного неуверенно и очень старалась ступать осторожно. Они медленно прошли по дорожке к лесу.

— Ну как?

Элен не могла скрыть довольной улыбки.

— Сложно?

Она покачала головой.

Торальф показал на камни вдалеке.

— Мы пойдем туда и еще потренируемся. Когда ты получше это освоишь, то возьмешь белого.

Они посадили птиц на камни, и Элен внимательно присмотрелась к белому соколу. Он был действительно беспокойнее черного — видно, что он молодой и задиристый.

— А у них есть имена?

— Нет, я не могу придумать столько имен.

— Тогда давай назовем белого Коко.

— Коко? — переспросил Торальф.

— Да, он выглядит так, как будто его зовут Коко.

Торальф положил руку ей на плечи.

— Может, ты и права. Хорошо. Сегодня ты научишься держать Коко на руке.

Было тепло, и они провели на свежем воздухе весь день, пока не стемнело. Черному и белому соколу они дали передохнуть, и Торальф принес сапсана, уже обученного и ручного. Он хотел показать Элен, как птиц учат распознавать дичь.

Элен рассмотрела сапсана. У него были иссиня-черные перья и такие же когти. Вид птицы внушал уважение. Торальф сказал, что это самка.

— Как ты это определяешь?

— Во-первых, по размеру. Самки на треть больше самцов. И они ценнее. Как и у людей.

Элен с интересом наблюдала, как Торальф надевает шоры на голову птицы. Сначала сокол сидел спокойно, а потом устремил взгляд черных глаз вдаль, взъерошил перья и захлопал крыльями. Торальф легким движением, стряхивая, отпустил его в воздух.

— Со временем начинаешь чувствовать, когда сокол хочет взлететь. Он как будто становится легче.

Элен и Торальф наблюдали за соколом, который кругами поднимался ввысь.

— Это называется «садиться на круги».

Его взгляд был устремлен на сокола, лицо омрачилось.

— Если у нас вообще до этого дойдет и сокол не улетит.

Элен посмотрела, чтобы понять, что он имеет в виду.

В этот момент Торальф выругался:

— Черт! Представление отменяется.

— Что?

— Он должен был сразу взлететь вверх и оказаться прямо надо мной. А он продолжает кружить. Это значит, что он уже слишком высоко и до меня ему больше нет дела. Если бы я не так хорошо его знал, то решил бы, что настал самый неприятный для сокольничих момент, когда понимаешь, что сокол — свободная птица. Позже ты его уже никогда не увидишь. Если он начинает вот так планировать, значит, у него нет желания ни охотиться, ни выполнять мои команды. Он просто наслаждается полетом.

— И что же делать?

Торальф наблюдал за соколом в бинокль.

— Уже поздно приманивать его. Надо ждать. Я этого и боялся. Он долгое время не летал, а свежий вечерний воздух соколов опьяняет. Они расправляют крылья, и их несет ветер.

— Случалось, чтобы ты терял соколов вот так?

— Конечно. Это довольно часто бывает. — Он улыбнулся ей. — С ними как с женщинами. Если сразу им не покажешь, что ты как мужчина из себя представляешь, их и след простыл. — Элен на это только улыбнулась, и Торальф спросил: — А ты почему еще здесь?

— По той же причине, что и твои соколы. Потому что ты каждый день кормишь меня.

Он негодующе посмотрел на нее и всплеснул руками:

— Что? Больше я ни на что не гожусь?

Элен отступила на несколько шагов и сказала:

— Откуда мне знать? У тебя же нет для меня времени.

— Врешь и не краснеешь! — Помолчав, он сказал: — А чем бы мы занялись, если бы я нашел для тебя время?

— Я бы точно что-нибудь придумала, — сказала Элен с вызовом. — Что-то такое, чего бы ты в жизни не сделал.

— Например?

— Видишь, ты даже догадаться не можешь. А спрашиваешь, на что годишься!

— Ну и наглость! Сейчас же подойди сюда.

— Не подойду. Зачем? — Элен не могла больше сдержать улыбки.

— Я привык, чтобы меня слушались с первого раза. Иногда и взгляда бывает достаточно.

Элен расхохоталась.

— Да, я заметила. — Она указала в небо, где парил сокол.

Это стало последней каплей. Торальф одним прыжком оказался рядом с Элен и хотел было схватить ее за рукав, но она увернулась и спряталась за деревом. Торальф попробовал ее поймать, но не тут-то было. Они бегали, как подростки, среди деревьев, пока не остановились перевести дыхание и Торальф не заключил Элен в объятия. Он убрал прядь волос с ее лица и спросил:

— Ну а для поцелуя я гожусь?

Ее улыбка, казалось, застыла, и она закрыла глаза. Они исступленно целовались, и им было наплевать, что кто-то может их увидеть. Спустя вечность Элен оторвалась от губ Торальфа.

— Знаешь, что ты замечательная? — прошептал он и приподнял ее подбородок. — А когда ты улыбаешься, на щеке появляется такая соблазнительная ямочка. Меня тысячу раз за день в жар и в холод бросает, когда ты так смотришь.

Она закрыла глаза и еще крепче прижалась к нему.

— Ты особенный! Я восхищаюсь, когда вижу, как ты ухаживаешь за птицами.

Торальф притворно нахмурился:

— Чем же это все закончится?

Элен отстранилась, чтобы взглянуть ему в глаза, и сказала:

— Чем закончится, не знаю. Но надеюсь, что не закончится никогда.

Торальф снова прижал ее к себе и нежно поцеловал. Потом взял за руку и повел к дереву. Он уже давно заметил, что сокол расположился неподалеку. Он приготовил приманку, положив на вабило кусочек мяса, и показал ее соколу. Когда тот стал медленно спускаться, Торальф бросил вабило на землю. Пока сокол лакомился мясом, Торальф приготовил второй кусочек. Он осторожно вытащил вабило из когтей птицы, и сокол перебрался к нему на руку.

Вечером позвонил Антонио. Это была уже не первая попытка, и он был ужасно зол: Элен давно должна была позвонить ему по поводу нового проекта. Но не это было главное. Антонио сообщил, что Элен попала под сокращение в телекомпании, где работала. Причина в том, что решено вообще закрыть передачу о путешествиях. Элен эта новость, конечно, расстроила, но не потрясла. И это еще больше рассердило темпераментного Антонио.

— Ты уже две недели неизвестно где околачиваешься, а здесь все идет кувырком. Ты долго еще собираешься отсутствовать? Где ты вообще? Я не шучу, пора объяснить, чем ты там занимаешься.

Элен, как ни странно, вовсе не задели его обвинения.

— Тебя не касается, где я нахожусь и чем занимаюсь.

— Я не понял, Элен. Речь о твоей карьере, а ты вторую неделю кувыркаешься с кем-то в постели. Очнись!

— Так, хватит уже! Выбирай выражения, Антонио! Я ни с кем нигде не кувыркаюсь. А если даже и так, то тебя это не должно волновать.

— Вот как? Меня это не должно волновать? Мы же сидим в одной лодке. С твоей стороны безответственно бросать меня на произвол судьбы.

— Я не бросала тебя на произвол судьбы.

— А как прикажешь это называть? — не унимался он. — Единственное, на что я надеюсь, так это то, что ты вернешься с новой статьей!

— Антонио, оставь эти мысли. Я здесь по личному делу. — В голосе Элен зазвучал металл. — И думать забудь!

Антонио едва не потерял дар речи.

— Вот оно что! По личному делу! Мадемуазель желает отдохнуть. Была бы от этого хоть какая-то польза! Это же глупо — отсиживаться в углу, когда весь мир стоит на ушах! Что с тобой? Если ты решила продолжать вояж, я с тобой больше не работаю.

— Знаешь, Антонио, ты просто злишься, что я не докладываю тебе о каждом своем шаге.

— Естественно. Это значит, что ты мне не доверяешь! Элен, — сказал он немного спокойнее, — ты же знаешь, что я не принимаю решений без согласования с тобой. Ты могла хотя бы сказать, когда вернешься.

— Хорошо. Только пообещай, что никому не расскажешь.

— Само собой, ты же знаешь.

Элен прервала его:

— Пообещай!

— Я тебе обещаю! Рот на замке. Могила.

— Я на севере страны.

— И чем ты занята? Делаешь себе силиконовую грудь?

— А разве она мне нужна? — Элен пыталась вести разговор в более спокойных тонах, но Антонио продолжал бесноваться.

— Давай, колись!

— Недавно я кое с кем познакомилась. — Элен задумалась, насколько ему можно доверять.

— Я же говорил!

— Это не то, что ты думаешь. Я здесь с сокольничим.

— С сокольничим? — Антонио не хватало слов. — Что еще за чертов сокольничий?

— Антонио! Я знала, что ты неправильно все поймешь. — Элен подозревала, что не стоило ему ничего рассказывать. По правде говоря, она и сама не очень хорошо понимала, почему здесь.

— Хорошо. Сокольничий. Ладно. И сколько ты еще там пробудешь?

Элен рассмеялась.

— Неделю.

— Хорошо. Неделю. Но потом ты мне расскажешь, что все это значит!

— Или не расскажу.

— Элен, не отвлекайся от главного! Я не буду тебе звонить, потому что мне это неинтересно.

— Тогда звонить буду я! — заявила она не терпящим возражений тоном.

Антонио молчал. Он, должно быть, понял, что дальнейший спор бессмыслен.

— Не сердись! Я первый раз за все время немножко подумала о себе. И мне здесь хорошо. Пожалуйста, постарайся меня понять!

— Не могу, Элен. Позвони сразу, как приедешь! И завтра же займись новым проектом, поняла?

— Хорошо. Я пришлю тебе и-мэйл, ладно?

— Да. Спокойной ночи. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь!

«Да я больше в этой жизни ничего не знаю», — подумала Элен. Но вслух сказала:

— Спокойной ночи!

В эту ночь Элен не спалось. Она закрывала глаза и чувствовала, как Торальф прикасается к ее волосам. Она вынуждена была признаться себе, что влюбилась. И вдруг она очень ясно осознала, что быть здесь — единственно правильное решение. Рядом с Торальфом она чувствовала жизнь острее, с ней никогда не было ничего подобного. Она как будто попала в сказку.