Облеченные властью
Перевод Ф. Золотаревской
В комиссии было три человека. Облеченные властью государственные служащие, которым предстояло расследовать несчастный случай с мастером-подрывником на строительстве железной дороги.
В тишине, наступившей после показаний свидетеля, они обменялись быстрыми взглядами. Все трое — сытые, солидные господа, облеченные полномочиями, а такие господа обязаны заботиться о том, чтобы в протоколы расследования не попал всякий неразумный вздор.
— Гм, — начал главный инженер, раздраженно постукивая карандашом по столу. У него был двойной подбородок и презрительно оттопыренные губы. — Последний абзац можете вычеркнуть, — проговорил он, обращаясь к секретарю, который сидел поодаль, у двери, и стенографировал. — Гм, так вы говорите, что услышали взрыв?
— Сперва почувствовал, — еле слышно ответил свидетель. — Пол под ногами задрожал, а после как грохнет — и весь барак зашатался.
— Ясно, ясно, — сказал полицейский инспектор. Голова его походила на грушу. Заостренная лысая макушка пирамидой возвышалась над широким подбородком и мясистыми щеками. — А наушники в это время были на вас. В них, я думаю, сильно трещало?
— Верно, — пробормотал свидетель, — трещало здорово.
— И в ушах раздавался гул, не так ли? — вкрадчиво спросил полицейский инспектор, а остальные члены комиссии впились глазами в свидетеля.
— Да, гул, — пробормотал тот, недоуменно глядя на инспектора.
— Стало быть, не исключено, что голос, который вам послышался после взрыва, был просто-напросто гулом в наушниках? Ведь мог же вам изменить слух из-за шума в барабанных перепонках?
Остальные члены комиссии одобрительно закивали.
Облеченные властью должны придать истине подобающий вид, вылепить ее, точно пластилиновую массу, и подогнать под рамки того, что признано разумным.
Свидетель растерянно посмотрел на членов комиссии. Часы на стене без устали отстукивали уходящие в вечность секунды. Если он сейчас утвердительно кивнет, господа будут довольны. Но разрази его гром, ежели он станет врать только ради того, чтобы на их сытых физиономиях появилась высокомерная улыбка.
— Нет! — он упрямо мотнул головой. — Это был не шум. Я слышал голос. Ясно, вот как вас слышу. Он сказал…
— Да, да, это у нас уже записано, — прервал его чиновник из министерства. Он был тощий и сухой, как трут, но министерская важность, разлитая во всем его облике, свидетельствовала о том, что и он — из облеченных властью, сытых, важных, самодовольных. Он тщательно просмотрел свои записи.
— Вот здесь вы говорите, что услышали слабый и далекий голос. Стало быть, вы не можете с уверенностью сказать, что разобрали слова. Да и был ли это голос вообще?
Члены комиссии снова одобрительно закивали.
— Я слышал его ясно, как… как… — подавленно прошептал свидетель. — Голос был очень далекий, но пронзительный и тонкий, словно нитка, — убежденно добавил он, подкрепляя свои слова энергичным ударом кулака о ладонь.
Члены комиссии вздохнули и безнадежно переглянулись.
— Минутку, — сказал главный инженер и опять раздраженно забарабанил карандашом по столу. — Вы утверждаете, что слышали голос. А не могло случиться так, что, вспоминая, вы перепутали последовательность событий? Что взрыв, так сказать, отшиб у вас память, а затем вы бессознательно спутали, гм, спутали карты? Вы понимаете, о чем я говорю?
— Но я слышал го…
— Ну да! Ну да! — Главный инженер громко стукнул карандашом по столу. — Однако если мы проследим по порядку все с самого начала, то вы и сами увидите, что по логике вещей этот голос…
Полицейский инспектор решил, что ему пора вмешаться. Он-то хорошо знает строптивцев этого сорта, из которых истину приходится клещами вытаскивать, во всяком случае, ту истину, которую властям хотелось бы занести в протокол. Если уж попадается такой упрямый осел, то первое, что следует сделать, — это разрядить атмосферу. Ликвидировать натянутость, холодную отчужденность между облеченными властью и народом. Приблизиться к свидетелю, стать с ним запанибрата, задеть в нем какие-то человеческие струны. Инспектор заговорщически подмигнул главному инженеру, и тот в ответ едва заметно кивнул головой.
— Ну, друзья, я думаю, нам надо перекурить, — добродушно заявил он и добавил, обращаясь к стенографисту: — Нет, нет, этого в протокол заносить не надо, хе-хе-хе! — А затем заключил потягиваясь: — Заодно и отдохнем немного.
Члены комиссии откинулись на спинки стульев и облегченно вздохнули. Полицейский инспектор протянул всем по очереди пачку сигарет. Чиновник из министерства сказал «нет, спасибо» и вынул из кармана кисет с табаком и короткую английскую трубку-носогрейку. Вычурную, изогнутую трубку, какую обычно солидно покуривают за роскошным письменным столом люди, которым нет надобности спешить.
— Сигарету? — обратился инспектор к свидетелю. — Да придвигайтесь поближе к столу, — демократично добавил он и дружески улыбнулся.
Свидетель, угрюмый и настороженный, придвинулся поближе вместе со стулом и заскорузлыми пальцами неуклюже выудил из коробки сигарету. Полицейский инспектор дал ему прикурить, протянув через стол зажигалку и украдкой разглядывая его. Крепко сбитый парень в рабочей одежде, костистый, рыжеволосый. Бледное, веснушчатое лицо человека, не знающего, что такое солнце и свежий воздух. На вид ему лет 30–35. Инспектор был пехотным офицером запаса и хорошо знал этот сорт людей. Они словно бы созданы для того, чтобы быть нижними чинами в армии и низкооплачиваемыми рабочими в гражданской жизни. Котелок у них не больно-то быстро и хорошо варит, но зато они старательны, исполнительны. И упрямы.
— Сколько вы проработали у нас на строительстве дороги, Лауритсен? — как бы между прочим спросил главный инженер.
— Полгода. Я работаю старшим подручным мастера-подрывника, — ответил свидетель, неумело затягиваясь сигаретой, которую он засунул в рот почти наполовину. Обычно он употреблял трубку и жевательный табак.
— Теперь, после этого, гм, прискорбного случая, вы как будто первый кандидат на должность мастера? — вполголоса проговорил главный инженер. — Может, и не следовало бы упоминать об этом сейчас, но ведь вы знаете: смерть одного — это хлеб другого.
— Кха, — кашлянул свидетель и растерянно заморгал. Слабая краска выступила у него на щеках. Губы полицейского инспектора тронула чуть заметная усмешка. У этих рыжих такая тонкая кожа, что прямо насквозь просвечивает. Парень покраснел, значит, и у него это было на уме.
— Нам нужен надежный, положительный человек, — вкрадчиво сказал главный инженер.
— А разрешение дает полиция, — вставил чиновник из министерства.
— Так что, если вы сейчас расскажете нам все, что знаете об этом деле своими словами… — многозначительно добавил инспектор, и сытые, облеченные властью господа обменялись быстрыми взглядами. Все эти люди занимали важные, высокие должности и были мастера давать обещания, которые им ничего не стоили.
— Провод был поврежден, он оголился, и вышло замыкание… пошел ток… — неуверенно начал свидетель.
— Мы знаем, что взрыв был вызван неисправностью. Это случайность, за которую никто не может быть в ответе, — сказал главный инженер. — А вы, значит, были в бараке мастера, когда произошел взрыв?
— Я у телефона был, когда Юн, мастер Юхансен то есть, пошел в выемку, чтобы заложить в скважины динамит. Мы тут, на стройке, никогда не взрываем, покуда народ с работы не разойдется. Мы с Оскаром, гм, это младший подручный, он провода соединяет… Так вот, мы с ним были в бараке. А мастер, значит, пошел в выемку с динамитом. У него на груди висит телефон, и, когда мы ему просигналим, что, дескать, все в порядке, в выемке никого нет, он начинает закладывать динамит.
— Кто это «мы»? — спросил инспектор.
— То есть я, потому как я — старший подручный. Как все из выемки уйдут, я ему сигналю, и он начинает соединять детонаторы с проводами. А Оскар соединяет их с батареей. Только мы ее не включаем, пока мастер из выемки не уйдет. Мы из барака заряды запаливаем, но только после того, как мастер приходит и говорит, что все готово.
— И вы все время поддерживаете связь по телефону? — спросил чиновник из министерства.
— Юн, мастер то есть, ходит с телефоном и тащит за собой шнур. А мы с младшим подручным в бараке сидим, у телефонов, и можем с ним все время говорить.
— Значит, вы и младший подручный поддерживаете с ним постоянную связь, — одобрительно закивал главный инженер. — Что ж, техника безопасности соблюдается безупречно!
— У нас в бараке два аппарата. Когда мастер говорит, что скважина номер один готова, Оскар соединяет этот провод, а потом номер два, и так все остальные.
— Ну а как было в этот раз?
— И вчера вечером так же было. Правда, пяти еще не пробило, но ребята уже все поуходили из выемки. Только один кто-то застрял там, мы видели из окна барака, как он инструмент на дрезину укладывал. Вот эта-то дрезина, видать, и повредила провод. Уже стало смеркаться, и мы видели только, как тень мастера маячит в темной выемке. А потом он зажег фонарь. Огонек сперва вспыхнул, потом пропал в глубине. Скоро мастер защелкал по трубке, сказал, что в выемке никого нет, спросил, есть ли кто снаружи и можно ли начинать.
— Защелкал по трубке? — нахмурив брови, переспросил главный инженер.
— Мы ногтем по трубке щелкаем, когда хотим что-нибудь сказать, — пояснил свидетель. — Звонить-то мы не можем, потому — трубка ведь снята! «Тут полный порядок», — сказал я мастеру, а спустя короткое время услышал, как он пыхтит, возится с первым проводом.
Тук-тук-тук! — застучало в трубке. Это он первый заряд в скважину закладывал, а потом я услышал его голос: «Номер первый готов!» Тут я кивнул Оскару и повторил, что первый номер готов, хоть и знал, что он сам слышал эти слова по своему телефону. И тогда Оскар соединил провод. А Юн тем временем возился с другой скважиной. В аккурат этот самый провод и был поврежден. Я уж привык к этим звукам по телефону и на слух могу сказать, что делает мастер. Слышу — он заложил динамит в скважину, вставил детонатор во взрывчатку. Тут я ему и говорю: поторопись, мол, а то Оскар на свидание с девушкой опаздывает. А он еще засмеялся и отвечает: «Ничего, подождет! Никаких свиданок, пока я не вернулся». Потом, слышу, он опять с проводом возится. И тут чувствую — пол подо мною задрожал, а потом как грохнет взрыв! Весь барак ходуном заходил, а в выемке — через окно видать было — белое пламя полыхнуло. Две вспышки — одна за другой, и два взрыва — один за другим. Я точно окаменел весь, вижу — что-то неладно. Сижу и слова не могу вымолвить. Потом все затихло опять, и тут я закричал в трубку: «Юн, Юн! — кричу я. — Как ты там? Живой?» Сперва в наушниках только треск да шум стоял, а потом… помирать буду, все равно скажу: слышал я голос мастера! Тонкий такой и перепуганный: «Да, да, Вальдемар, вроде живой!»
И так он ясно сказал это в телефон, что нас с Оскаром прямо в дрожь кинуло. Тут мы оба поняли, что мастер не погиб. Оскар скинул с себя телефон и побежал поднимать тревогу.
Облеченные властью переглянулись, а главный инженер устало пожал плечами.
— Но мы знаем, что мастера убило сразу. В ту же секунду! Его же в порошок стерло! Стало быть, вы не могли слышать. Вы никак не могли слышать голос в наушниках, Лауритсен! Это совершенно невозможно!
— Да ведь слышал я голос! — вскричал свидетель. — И Оскар тоже слышал!
— Ну ладно, спасибо! Довольно! — холодно произнес полицейский инспектор. — Вы настаиваете на своих словах?
— Да, — прошептал свидетель, растерянно стиснув руки.
— Благодарю вас. Можете идти, — сухо сказал чиновник из министерства. Облеченные властью не могут попусту тратить время и выслушивать всякий бред. Когда свидетель понуро выскользнул за дверь, он сердито переглянулся с членами комиссии:
— Неуравновешенный тип, верно?
— Ненадежен, — кивнул головой главный инженер. — Ему явно недостает твердости, необходимой для ответственной работы подрывника.
— Да и аттестата у него нет, — вставил полицейский инспектор, — придется вам поискать кого-нибудь другого.
Представитель министерства вытащил из жилетного кармана часы. Респектабельный и влиятельный чиновник никогда не позволит себе носить наручные часы.
— Пора кончать, — раздраженно бросил он. — Уже поздно.
— Пригласите второго подручного, — кивнул главный инженер стенографисту.
На этот раз опрос свидетеля шел гладко, без сучка без задоринки. Короткие, ясные ответы. Пока что они полностью совпали с тем, что говорили представители администрации.
«Ну, это человек совсем иного склада, — удовлетворенно подумал полицейский инспектор. — Надежный, уравновешенный. Этот твердо стоит на земле обеими ногами».
Младший подручный был высокий темноволосый парень с резкими чертами лица, в котором было что-то фанатичное. Такой будет пробиваться вверх, чего бы это ни стоило. Сметливый, расторопный, с ясным, звучным голосом.
— И вы оба слышали голос мастера в наушниках, пока не произошел взрыв? — спросил главный инженер.
— Да, — кивнул младший подручный.
— А после взрыва связь, наверное, прервалась. То есть… треск в наушниках исчез?
— Нет, — ответил помощник.
— Не хотите же вы сказать, что слышали что-либо после взрыва? А? — резко прервал его полицейский инспектор. Он уже был по горло сыт всем этим вздором.
— Да, шум мы слышали, — ответил свидетель. — Телефон подключен к трем линиям, к трем аппаратам. И даже когда выключишь его — все равно шум слышен.
— Ах, вон что! — с облегчением протянул представитель министерства. — Но голоса вы, само собой, не слышали!
На минуту стало тихо. Младший подручный смотрел на облеченных властью. Он переводил взгляд с одного на другого… и прочел на их лицах ответ, какого они ждали и добивались.
— Нет, — тихо сказал он. — Мастер-то ведь был уже мертвый, так что…
Члены комиссии перевели дух и удовлетворенно закивали. Вот это ясное и четкое показание! Без всяких глупостей.
— Большое спасибо! — с улыбкой проговорил главный инженер.
— Минутку! — дружелюбно сказал полицейский инспектор. — Сколько времени вы проработали здесь?
— С год, верно, или около того.
— Тогда вы, очевидно, умеете обращаться со взрывчаткой и могли бы занять должность мастера, — улыбнулся инспектор. — Практика ведь у вас есть!
Младший подручный вздрогнул. Должность мастера оплачивалась неплохо.
— Вроде так, — кивнул он.
— Спасибо, вы можете идти. Мы подумаем об этом.
Когда дверь за свидетелем закрылась, инспектор обратился к остальным членам комиссии:
— Эта стройка имеет очень важное значение. Мы не можем из-за несчастного случая приостанавливать работы дольше, чем необходимо. Лучше взять мастером одного из своих рабочих. Такого, который знаком с местными условиями.
— Уравновешенный, надежный человек, — подтвердил представитель министерства, — не то, что тот… Как бишь его?
— Лауритсен, — ответил главный инженер. — Слишком истеричный тип… На него положиться нельзя.
— Тогда, значит, договорились, — сказал чиновник из министерства и вытащил часы. — Ну, здесь нам больше делать нечего.
Трое важных облеченных властью господ стояли перед бараком, в котором помещалась контора, и дожидались машин, чтобы уехать обратно в город. В серых осенних сумерках их фигуры в пальто казались рослыми и могучими. Вокруг простиралось горное плато, черное и таинственное; выемка зияла в нем, как огромная рана. На бархате неба сверкали звезды, и их далекий мерцающий свет делал все вокруг зыбким и нереальным; пустынное плато казалось жутким, заколдованным царством.
— Слава богу, что есть город, — вздохнул главный инженер. Он чувствовал себя в своей тарелке только тогда, когда перед ним были вещи четкие и ясные, как расчетная схема или светокопия.
«Слава богу, что есть город», — подумал полицейский инспектор. В этой огромной непроницаемой тьме параграфы и инструкции, казалось, теряли свою силу.
«А тут красиво, — подумал чиновник из министерства и поднял воротник пальто, чтобы защитить затылок от холодного ветра. — Да, здесь в самом деле недурно, в своем роде…»
Он был любителем свежего воздуха, членом туристского клуба и потому считал себя обязанным относиться к природе лояльно. Впрочем, такова была и официальная точка зрения министерства. «Но, с другой стороны, неудивительно, что люди в этой колдовской мгле теряют способность рассуждать разумно», — подумал он и вспомнил человека, который утверждал, что слышал голос погибшего мастера.
Неподалеку от выемки черной тенью выделялся приземистый барак. Отсюда производились взрывы. Чиновник из министерства, поглубже засунув руки в карманы, свернул за стену барака, чтобы спрятаться от ветра.
Пронизывающий ветер гулял между бараками, шуршал в зарослях вереска, хлопал отставшими от стен досками. Представитель министерства плотнее прижался к стене барака и с любопытством заглянул через окошко внутрь. Стекло в окне было разбито, осколки его торчали в деревянной раме. Наверное, результат вчерашнего взрыва.
Вдруг кровь застыла у него в жилах и по спине пополз холодный пот. Глаза его привыкли к темноте, и в глубине барака он различил человеческую фигуру, склонившуюся над телефонным аппаратом. На какое-то мгновение ветер затих, и стало слышно, как человек в бараке стучит ногтем по трубке. «Тук-тук-тук! — донеслось до него. — Тук-тук-тук!»
— Юн! — умоляюще шептал человек у телефона. — Юн! Юн! Отвечай, Юн! — тихо взывал во тьме человеческий голос.
Мурашки забегали по телу представителя министерства. Он узнал этот голос.
— Юн! — всхлипывал человек в бараке. — Как ты там, Юн? Ты живой? — плакал младший подручный.
Новый мастер, надежный, уравновешенный человек, стоящий обеими ногами на земле, кричал в мертвую телефонную трубку и звал того, кого уже не было на свете.
Чиновник из министерства быстро и бесшумно отошел от барака. Придя в себя, он решил не рассказывать остальным о том, что увидел. Расследование закончено, документы подписаны, да и притом поздно уже.
Дело было завершено, и он мог с полным основанием сказать, что облеченные властью провели расследование добросовестно и обстоятельно.