Современная норвежская новелла

Беннеке Густав

Берг Бьёрг

Болстад Эйвин

Борген Юхан

Бьёрнсет Финн

Весос Тарьей

Вик Бьёрг

Вингер Одд

Гуннерсен Гуннар Буль

Евер Юн

Кристов Сульвей

Люнде Гуннар

Мюкле Агнар

Недреос Турборг

Нурдро Улав

Омре Артур

Орвиль Эрнст

Рюд Нильс Юхан

Сандель Кора

Сандемусе Аксель

Свинсос Ингвал

Солумсмуэн Одд

Стиген Терье

Стоккелиен Вигдис

Хавревол Финн

Хёльмебакк Сигбьёрн

Холма Лейф Арнольд

Холт Коре

Эйдем Одд

Экланд Эйнар

Юхансен Маргарет

ГУСТАВ БЕННЕКЕ

 

 

Облеченные властью

Перевод Ф. Золотаревской

В комиссии было три человека. Облеченные властью государственные служащие, которым предстояло расследовать несчастный случай с мастером-подрывником на строительстве железной дороги.

В тишине, наступившей после показаний свидетеля, они обменялись быстрыми взглядами. Все трое — сытые, солидные господа, облеченные полномочиями, а такие господа обязаны заботиться о том, чтобы в протоколы расследования не попал всякий неразумный вздор.

— Гм, — начал главный инженер, раздраженно постукивая карандашом по столу. У него был двойной подбородок и презрительно оттопыренные губы. — Последний абзац можете вычеркнуть, — проговорил он, обращаясь к секретарю, который сидел поодаль, у двери, и стенографировал. — Гм, так вы говорите, что услышали взрыв?

— Сперва почувствовал, — еле слышно ответил свидетель. — Пол под ногами задрожал, а после как грохнет — и весь барак зашатался.

— Ясно, ясно, — сказал полицейский инспектор. Голова его походила на грушу. Заостренная лысая макушка пирамидой возвышалась над широким подбородком и мясистыми щеками. — А наушники в это время были на вас. В них, я думаю, сильно трещало?

— Верно, — пробормотал свидетель, — трещало здорово.

— И в ушах раздавался гул, не так ли? — вкрадчиво спросил полицейский инспектор, а остальные члены комиссии впились глазами в свидетеля.

— Да, гул, — пробормотал тот, недоуменно глядя на инспектора.

— Стало быть, не исключено, что голос, который вам послышался после взрыва, был просто-напросто гулом в наушниках? Ведь мог же вам изменить слух из-за шума в барабанных перепонках?

Остальные члены комиссии одобрительно закивали.

Облеченные властью должны придать истине подобающий вид, вылепить ее, точно пластилиновую массу, и подогнать под рамки того, что признано разумным.

Свидетель растерянно посмотрел на членов комиссии. Часы на стене без устали отстукивали уходящие в вечность секунды. Если он сейчас утвердительно кивнет, господа будут довольны. Но разрази его гром, ежели он станет врать только ради того, чтобы на их сытых физиономиях появилась высокомерная улыбка.

— Нет! — он упрямо мотнул головой. — Это был не шум. Я слышал голос. Ясно, вот как вас слышу. Он сказал…

— Да, да, это у нас уже записано, — прервал его чиновник из министерства. Он был тощий и сухой, как трут, но министерская важность, разлитая во всем его облике, свидетельствовала о том, что и он — из облеченных властью, сытых, важных, самодовольных. Он тщательно просмотрел свои записи.

— Вот здесь вы говорите, что услышали слабый и далекий голос. Стало быть, вы не можете с уверенностью сказать, что разобрали слова. Да и был ли это голос вообще?

Члены комиссии снова одобрительно закивали.

— Я слышал его ясно, как… как… — подавленно прошептал свидетель. — Голос был очень далекий, но пронзительный и тонкий, словно нитка, — убежденно добавил он, подкрепляя свои слова энергичным ударом кулака о ладонь.

Члены комиссии вздохнули и безнадежно переглянулись.

— Минутку, — сказал главный инженер и опять раздраженно забарабанил карандашом по столу. — Вы утверждаете, что слышали голос. А не могло случиться так, что, вспоминая, вы перепутали последовательность событий? Что взрыв, так сказать, отшиб у вас память, а затем вы бессознательно спутали, гм, спутали карты? Вы понимаете, о чем я говорю?

— Но я слышал го…

— Ну да! Ну да! — Главный инженер громко стукнул карандашом по столу. — Однако если мы проследим по порядку все с самого начала, то вы и сами увидите, что по логике вещей этот голос…

Полицейский инспектор решил, что ему пора вмешаться. Он-то хорошо знает строптивцев этого сорта, из которых истину приходится клещами вытаскивать, во всяком случае, ту истину, которую властям хотелось бы занести в протокол. Если уж попадается такой упрямый осел, то первое, что следует сделать, — это разрядить атмосферу. Ликвидировать натянутость, холодную отчужденность между облеченными властью и народом. Приблизиться к свидетелю, стать с ним запанибрата, задеть в нем какие-то человеческие струны. Инспектор заговорщически подмигнул главному инженеру, и тот в ответ едва заметно кивнул головой.

— Ну, друзья, я думаю, нам надо перекурить, — добродушно заявил он и добавил, обращаясь к стенографисту: — Нет, нет, этого в протокол заносить не надо, хе-хе-хе! — А затем заключил потягиваясь: — Заодно и отдохнем немного.

Члены комиссии откинулись на спинки стульев и облегченно вздохнули. Полицейский инспектор протянул всем по очереди пачку сигарет. Чиновник из министерства сказал «нет, спасибо» и вынул из кармана кисет с табаком и короткую английскую трубку-носогрейку. Вычурную, изогнутую трубку, какую обычно солидно покуривают за роскошным письменным столом люди, которым нет надобности спешить.

— Сигарету? — обратился инспектор к свидетелю. — Да придвигайтесь поближе к столу, — демократично добавил он и дружески улыбнулся.

Свидетель, угрюмый и настороженный, придвинулся поближе вместе со стулом и заскорузлыми пальцами неуклюже выудил из коробки сигарету. Полицейский инспектор дал ему прикурить, протянув через стол зажигалку и украдкой разглядывая его. Крепко сбитый парень в рабочей одежде, костистый, рыжеволосый. Бледное, веснушчатое лицо человека, не знающего, что такое солнце и свежий воздух. На вид ему лет 30–35. Инспектор был пехотным офицером запаса и хорошо знал этот сорт людей. Они словно бы созданы для того, чтобы быть нижними чинами в армии и низкооплачиваемыми рабочими в гражданской жизни. Котелок у них не больно-то быстро и хорошо варит, но зато они старательны, исполнительны. И упрямы.

— Сколько вы проработали у нас на строительстве дороги, Лауритсен? — как бы между прочим спросил главный инженер.

— Полгода. Я работаю старшим подручным мастера-подрывника, — ответил свидетель, неумело затягиваясь сигаретой, которую он засунул в рот почти наполовину. Обычно он употреблял трубку и жевательный табак.

— Теперь, после этого, гм, прискорбного случая, вы как будто первый кандидат на должность мастера? — вполголоса проговорил главный инженер. — Может, и не следовало бы упоминать об этом сейчас, но ведь вы знаете: смерть одного — это хлеб другого.

— Кха, — кашлянул свидетель и растерянно заморгал. Слабая краска выступила у него на щеках. Губы полицейского инспектора тронула чуть заметная усмешка. У этих рыжих такая тонкая кожа, что прямо насквозь просвечивает. Парень покраснел, значит, и у него это было на уме.

— Нам нужен надежный, положительный человек, — вкрадчиво сказал главный инженер.

— А разрешение дает полиция, — вставил чиновник из министерства.

— Так что, если вы сейчас расскажете нам все, что знаете об этом деле своими словами… — многозначительно добавил инспектор, и сытые, облеченные властью господа обменялись быстрыми взглядами. Все эти люди занимали важные, высокие должности и были мастера давать обещания, которые им ничего не стоили.

— Провод был поврежден, он оголился, и вышло замыкание… пошел ток… — неуверенно начал свидетель.

— Мы знаем, что взрыв был вызван неисправностью. Это случайность, за которую никто не может быть в ответе, — сказал главный инженер. — А вы, значит, были в бараке мастера, когда произошел взрыв?

— Я у телефона был, когда Юн, мастер Юхансен то есть, пошел в выемку, чтобы заложить в скважины динамит. Мы тут, на стройке, никогда не взрываем, покуда народ с работы не разойдется. Мы с Оскаром, гм, это младший подручный, он провода соединяет… Так вот, мы с ним были в бараке. А мастер, значит, пошел в выемку с динамитом. У него на груди висит телефон, и, когда мы ему просигналим, что, дескать, все в порядке, в выемке никого нет, он начинает закладывать динамит.

— Кто это «мы»? — спросил инспектор.

— То есть я, потому как я — старший подручный. Как все из выемки уйдут, я ему сигналю, и он начинает соединять детонаторы с проводами. А Оскар соединяет их с батареей. Только мы ее не включаем, пока мастер из выемки не уйдет. Мы из барака заряды запаливаем, но только после того, как мастер приходит и говорит, что все готово.

— И вы все время поддерживаете связь по телефону? — спросил чиновник из министерства.

— Юн, мастер то есть, ходит с телефоном и тащит за собой шнур. А мы с младшим подручным в бараке сидим, у телефонов, и можем с ним все время говорить.

— Значит, вы и младший подручный поддерживаете с ним постоянную связь, — одобрительно закивал главный инженер. — Что ж, техника безопасности соблюдается безупречно!

— У нас в бараке два аппарата. Когда мастер говорит, что скважина номер один готова, Оскар соединяет этот провод, а потом номер два, и так все остальные.

— Ну а как было в этот раз?

— И вчера вечером так же было. Правда, пяти еще не пробило, но ребята уже все поуходили из выемки. Только один кто-то застрял там, мы видели из окна барака, как он инструмент на дрезину укладывал. Вот эта-то дрезина, видать, и повредила провод. Уже стало смеркаться, и мы видели только, как тень мастера маячит в темной выемке. А потом он зажег фонарь. Огонек сперва вспыхнул, потом пропал в глубине. Скоро мастер защелкал по трубке, сказал, что в выемке никого нет, спросил, есть ли кто снаружи и можно ли начинать.

— Защелкал по трубке? — нахмурив брови, переспросил главный инженер.

— Мы ногтем по трубке щелкаем, когда хотим что-нибудь сказать, — пояснил свидетель. — Звонить-то мы не можем, потому — трубка ведь снята! «Тут полный порядок», — сказал я мастеру, а спустя короткое время услышал, как он пыхтит, возится с первым проводом.

Тук-тук-тук! — застучало в трубке. Это он первый заряд в скважину закладывал, а потом я услышал его голос: «Номер первый готов!» Тут я кивнул Оскару и повторил, что первый номер готов, хоть и знал, что он сам слышал эти слова по своему телефону. И тогда Оскар соединил провод. А Юн тем временем возился с другой скважиной. В аккурат этот самый провод и был поврежден. Я уж привык к этим звукам по телефону и на слух могу сказать, что делает мастер. Слышу — он заложил динамит в скважину, вставил детонатор во взрывчатку. Тут я ему и говорю: поторопись, мол, а то Оскар на свидание с девушкой опаздывает. А он еще засмеялся и отвечает: «Ничего, подождет! Никаких свиданок, пока я не вернулся». Потом, слышу, он опять с проводом возится. И тут чувствую — пол подо мною задрожал, а потом как грохнет взрыв! Весь барак ходуном заходил, а в выемке — через окно видать было — белое пламя полыхнуло. Две вспышки — одна за другой, и два взрыва — один за другим. Я точно окаменел весь, вижу — что-то неладно. Сижу и слова не могу вымолвить. Потом все затихло опять, и тут я закричал в трубку: «Юн, Юн! — кричу я. — Как ты там? Живой?» Сперва в наушниках только треск да шум стоял, а потом… помирать буду, все равно скажу: слышал я голос мастера! Тонкий такой и перепуганный: «Да, да, Вальдемар, вроде живой!»

И так он ясно сказал это в телефон, что нас с Оскаром прямо в дрожь кинуло. Тут мы оба поняли, что мастер не погиб. Оскар скинул с себя телефон и побежал поднимать тревогу.

Облеченные властью переглянулись, а главный инженер устало пожал плечами.

— Но мы знаем, что мастера убило сразу. В ту же секунду! Его же в порошок стерло! Стало быть, вы не могли слышать. Вы никак не могли слышать голос в наушниках, Лауритсен! Это совершенно невозможно!

— Да ведь слышал я голос! — вскричал свидетель. — И Оскар тоже слышал!

— Ну ладно, спасибо! Довольно! — холодно произнес полицейский инспектор. — Вы настаиваете на своих словах?

— Да, — прошептал свидетель, растерянно стиснув руки.

— Благодарю вас. Можете идти, — сухо сказал чиновник из министерства. Облеченные властью не могут попусту тратить время и выслушивать всякий бред. Когда свидетель понуро выскользнул за дверь, он сердито переглянулся с членами комиссии:

— Неуравновешенный тип, верно?

— Ненадежен, — кивнул головой главный инженер. — Ему явно недостает твердости, необходимой для ответственной работы подрывника.

— Да и аттестата у него нет, — вставил полицейский инспектор, — придется вам поискать кого-нибудь другого.

Представитель министерства вытащил из жилетного кармана часы. Респектабельный и влиятельный чиновник никогда не позволит себе носить наручные часы.

— Пора кончать, — раздраженно бросил он. — Уже поздно.

— Пригласите второго подручного, — кивнул главный инженер стенографисту.

На этот раз опрос свидетеля шел гладко, без сучка без задоринки. Короткие, ясные ответы. Пока что они полностью совпали с тем, что говорили представители администрации.

«Ну, это человек совсем иного склада, — удовлетворенно подумал полицейский инспектор. — Надежный, уравновешенный. Этот твердо стоит на земле обеими ногами».

Младший подручный был высокий темноволосый парень с резкими чертами лица, в котором было что-то фанатичное. Такой будет пробиваться вверх, чего бы это ни стоило. Сметливый, расторопный, с ясным, звучным голосом.

— И вы оба слышали голос мастера в наушниках, пока не произошел взрыв? — спросил главный инженер.

— Да, — кивнул младший подручный.

— А после взрыва связь, наверное, прервалась. То есть… треск в наушниках исчез?

— Нет, — ответил помощник.

— Не хотите же вы сказать, что слышали что-либо после взрыва? А? — резко прервал его полицейский инспектор. Он уже был по горло сыт всем этим вздором.

— Да, шум мы слышали, — ответил свидетель. — Телефон подключен к трем линиям, к трем аппаратам. И даже когда выключишь его — все равно шум слышен.

— Ах, вон что! — с облегчением протянул представитель министерства. — Но голоса вы, само собой, не слышали!

На минуту стало тихо. Младший подручный смотрел на облеченных властью. Он переводил взгляд с одного на другого… и прочел на их лицах ответ, какого они ждали и добивались.

— Нет, — тихо сказал он. — Мастер-то ведь был уже мертвый, так что…

Члены комиссии перевели дух и удовлетворенно закивали. Вот это ясное и четкое показание! Без всяких глупостей.

— Большое спасибо! — с улыбкой проговорил главный инженер.

— Минутку! — дружелюбно сказал полицейский инспектор. — Сколько времени вы проработали здесь?

— С год, верно, или около того.

— Тогда вы, очевидно, умеете обращаться со взрывчаткой и могли бы занять должность мастера, — улыбнулся инспектор. — Практика ведь у вас есть!

Младший подручный вздрогнул. Должность мастера оплачивалась неплохо.

— Вроде так, — кивнул он.

— Спасибо, вы можете идти. Мы подумаем об этом.

Когда дверь за свидетелем закрылась, инспектор обратился к остальным членам комиссии:

— Эта стройка имеет очень важное значение. Мы не можем из-за несчастного случая приостанавливать работы дольше, чем необходимо. Лучше взять мастером одного из своих рабочих. Такого, который знаком с местными условиями.

— Уравновешенный, надежный человек, — подтвердил представитель министерства, — не то, что тот… Как бишь его?

— Лауритсен, — ответил главный инженер. — Слишком истеричный тип… На него положиться нельзя.

— Тогда, значит, договорились, — сказал чиновник из министерства и вытащил часы. — Ну, здесь нам больше делать нечего.

Трое важных облеченных властью господ стояли перед бараком, в котором помещалась контора, и дожидались машин, чтобы уехать обратно в город. В серых осенних сумерках их фигуры в пальто казались рослыми и могучими. Вокруг простиралось горное плато, черное и таинственное; выемка зияла в нем, как огромная рана. На бархате неба сверкали звезды, и их далекий мерцающий свет делал все вокруг зыбким и нереальным; пустынное плато казалось жутким, заколдованным царством.

— Слава богу, что есть город, — вздохнул главный инженер. Он чувствовал себя в своей тарелке только тогда, когда перед ним были вещи четкие и ясные, как расчетная схема или светокопия.

«Слава богу, что есть город», — подумал полицейский инспектор. В этой огромной непроницаемой тьме параграфы и инструкции, казалось, теряли свою силу.

«А тут красиво, — подумал чиновник из министерства и поднял воротник пальто, чтобы защитить затылок от холодного ветра. — Да, здесь в самом деле недурно, в своем роде…»

Он был любителем свежего воздуха, членом туристского клуба и потому считал себя обязанным относиться к природе лояльно. Впрочем, такова была и официальная точка зрения министерства. «Но, с другой стороны, неудивительно, что люди в этой колдовской мгле теряют способность рассуждать разумно», — подумал он и вспомнил человека, который утверждал, что слышал голос погибшего мастера.

Неподалеку от выемки черной тенью выделялся приземистый барак. Отсюда производились взрывы. Чиновник из министерства, поглубже засунув руки в карманы, свернул за стену барака, чтобы спрятаться от ветра.

Пронизывающий ветер гулял между бараками, шуршал в зарослях вереска, хлопал отставшими от стен досками. Представитель министерства плотнее прижался к стене барака и с любопытством заглянул через окошко внутрь. Стекло в окне было разбито, осколки его торчали в деревянной раме. Наверное, результат вчерашнего взрыва.

Вдруг кровь застыла у него в жилах и по спине пополз холодный пот. Глаза его привыкли к темноте, и в глубине барака он различил человеческую фигуру, склонившуюся над телефонным аппаратом. На какое-то мгновение ветер затих, и стало слышно, как человек в бараке стучит ногтем по трубке. «Тук-тук-тук! — донеслось до него. — Тук-тук-тук!»

— Юн! — умоляюще шептал человек у телефона. — Юн! Юн! Отвечай, Юн! — тихо взывал во тьме человеческий голос.

Мурашки забегали по телу представителя министерства. Он узнал этот голос.

— Юн! — всхлипывал человек в бараке. — Как ты там, Юн? Ты живой? — плакал младший подручный.

Новый мастер, надежный, уравновешенный человек, стоящий обеими ногами на земле, кричал в мертвую телефонную трубку и звал того, кого уже не было на свете.

Чиновник из министерства быстро и бесшумно отошел от барака. Придя в себя, он решил не рассказывать остальным о том, что увидел. Расследование закончено, документы подписаны, да и притом поздно уже.

Дело было завершено, и он мог с полным основанием сказать, что облеченные властью провели расследование добросовестно и обстоятельно.