Родители Мэг и Ларк состояли в «свободном браке» (как принято было в шестидесятые годы называть подобные отношения). Фрэнк и Сара, оба выходцы из небогатых консервативных семей, познакомились и поженились в конце пятидесятых. Когда сексуальная революция достигла апогея, они уже были семейной парой, но это не помешало им без стыда и с большим энтузиазмом присоединиться к движению «хиппи». Мэг родилась в 1963 году. Ее первые воспоминания были связаны с фестивалем «Лето любви». Она смутно помнила, как отец говорил серьезным голосом истинного верующего: «Будем действовать в открытую».

В течение нескольких лет после того позорного фестиваля их семья жила в коммуне хиппи недалеко от Вудстока, штат Нью-Йорк. Фрэнк разрабатывал макеты бредовых плакатов и обложек музыкальных пластинок для маленькой дизайнерской фирмы, офис которой находился в центре города, над магазином для наркоманов. В то время в округе было полно негодяев и хиппи, бродили толпы бездомных подростков, которые искали любовь, а находили вшей и венерические заболевания. Когда Мэг стала взрослее, она поняла, что для всех молодых родителей это было очень сложное время. Общество находилось под влиянием марихуаны и соблазнительных звуков беспорядочного секса, к которым очень быстро привыкали. Но большинство хиппи, в конце концов, взрослели, и, закончив колледж, уезжали на окраину города и воспитывали там детей. Родители Мэг никогда не смогли бы, да и не захотели, перерасти шестидесятые. До конца своих дней Фрэнк носил на правом бицепсе татуировку в виде пацифика.

Подрастая, Мэг старалась смириться с тем, что ее семья отличается от других. Только в ее доме на журнальном столике стоял кальян для курения гашиша. Среди родителей только ее отец носил длинные волосы и собирал их в хвост. Мать Мэг верила в лечебные свойства кристаллов и отказывалась везти дочерей к доктору в больницу. Для Мэг подобные странности стали обыденностью, и она очень скоро научилась с ними справляться не только эмоционально, но и практически. Когда Ларк заболела сначала корью, потом свинкой, а потом у нее развилась пугающая, не проходящая со временем апатия, именно Мэг позвонила в больницу и договорилась насчет обследования. Врачи поставили диагноз — тяжелая форма анемии, причиной которой стал вегетарианский рацион. Сара кормила семью исключительно овощами и фруктами. Помимо этого на столе бывала пицца, бутерброды с плавленым сыром и мороженое.

Фрэнк и Сара вели себя по отношению к детям халатно и безответственно, но нельзя сказать, что они делали это намеренно. В семье царили любовь и смех, в каком бы заброшенном доме или квартире они ни жили. Мэг искренне любила своих родителей. Но шли годы, Мэг взрослела, а ее родители — нет, и наступил момент, когда все это перестало ей нравиться. Захватывающие разум идеалы новой культуры, сформировавшие мировоззрение Сары и Фрэнка, когда Мэг была ребенком, стали всего лишь оправданием эгоистичного и безрассудного поведения. К тому времени Мэг уже была подростком.

«Я не пьяная, — говорила раздраженным голосом Сара, лежа на кровати в затемненной комнате в три часа дня, в то время как в раковине с завтрака лежали немытые тарелки, — я медитирую».

Мэг не удивляли ни наркотики, ни алкоголь: после дозы родители становились сонными и удовлетворенными, а после спиртного — шумными и веселыми. Они были совсем как дети, которые хотели, чтобы их оставили наедине со своими игрушками. Мэг не возражала против ежедневных «гуляний», только бы родители были вместе. Но когда мать или отец тащили домой незнакомца или незнакомку, она сходила с ума.

— Привет, девчонки, это Шерил, — говорил с гордой ухмылкой Фрэнк субботним утром за завтраком после ночной попойки. Напротив него сидела вызывающе одетая полная рыжеволосая женщина с одутловатым лицом, с размазанной тушью под глазом. Позже к ним присоединялась Сара и, улыбаясь, радостно приветствовала подругу Фрэнка.

— Ну и ну, у вас тут такие порядки! — восторгалась Шерил. — Я никогда не видела такой парочки!

Хотя «райская» атмосфера царила в доме только до тех пор, пока Шерил наконец-то не убиралась из дома, проблемы часто начинались еще до того, как ночная гостья успевала повернуть ключ в зажигании своего «форда-файр-лайн». Стены дома, который они снимали, были такие тонкие, что даже из спальни на втором этаже Мэг и Ларк слышали, как ругаются их родители.

— Господи, Фрэнк, — кричала Сара, — где ты нашел ее? Под стойкой бара «Сториз»?

— Я хоть кого-то нашел! А что случилось с твоим ковбоем с серебряной серьгой в ухе?

— Как будто ты хочешь это знать! Заметь, что у меня хватило ума не тащить такой мусор в дом, чтобы девочки не ели со всякими мымрами за одним столом.

— Да пошла ты! — Фрэнк хлопал дверью и уходил прочь из дома.

Фрэнк и Сара утверждали, что их отношения называются «свободной любовью». Но, в конечном счете, оказалось, что под шикарной вывеской скрывался дешевый секс, не больше. Что можно сказать о семье, о браке, спрашивала себя Мэг, если приходится все время искать возбуждения и удовольствия на стороне? Она видела, как живут ее школьные друзья. В их семьях здоровые, мирные отношения. Мэг тоже этого хотела. Ей не было дела до того, что Фрэнк насмехался над консервативным образом жизни этих семей, а Сара называла других женщин «второсортными женами». Мэг все бы отдала, чтобы ее жизнь была такой же, как у ее друзей, — скучной, спокойной, контролируемой капиталистическими правилами. Но они жили по-другому, и Мэг делала все возможное, чтобы хотя бы их дом выглядел прилично: готовила обед, водила машину, помогала Ларк с домашними заданиями, ходила за покупками и убирала. Она изо всех сил старалась приукрасить жизнь их семьи в глазах младшей сестры.

— Кто тот мужчина в маминой комнате? — спрашивала ночью Ларк, когда они с Мэг лежали в темноте и прислушивались к звукам, доносившимся из соседней спальни.

— Он ее друг, спи.

— Почему он так кричал?

— Взрослые всегда так делают. Это значит, что им весело.

— Так он не обижает нашу маму?

— О нет, малышка, маме приятно.

Возможно, Мэг перестаралась, стараясь скрыть от Ларк отвратительную сторону жизни родителей. Когда мать с отцом дрались, Мэг отправляла Ларк играть на улицу или наверх в комнату. Впоследствии, когда в дом приходили очередные «друзья», они с Ларк уезжали на машине в кино или просто катались по улицам.

— Почему мы не можем остаться дома, когда Карл приходит поиграть с мамой? — спрашивала Ларк, когда они с Мэг шли к машине.

— Ну, — объясняла Мэг, машинально приукрашивая суровую реальность, — мама же не заставляет твоих друзей играть с ней, правда? Ведь они твои друзья. А Карл — особенный мамин друг. Будет лучше, если они останутся одни.

— Карл лучший друг, чем папа?

— Нет, малышка, папа и мама всегда будут самыми лучшими друзьями. Запомни это, ладно?

Для сестры Мэг приукрашивала все события, и жизнь превращалась в конфетку, все выглядело «так, как надо». Ларк охотно верила, что отношениями их родителей можно гордиться, что к таким отношениям надо стремиться. Мэг понимала, что если бы у Ларк было время, она бы осознала, как много у родителей накопилось проблем. Но… Когда Сара и Фрэнк погибли в автомобильной катастрофе, Ларк едва исполнилось тринадцать. В воображении девочки они так и остались идеальной парой. За это и за многие другие моменты в воспитании Ларк Мэг чувствовала себя ответственной.

Если при жизни Сары и Фрэнка Мэг только заменяла младшей сестренке родителей, то после их гибели она полноправно заняла их место. Как и все люди, на плечи которых упала преждевременная ответственность, Мэг старалась защитить и оградить «свое чадо» от всех неприятностей.

Благодаря сбережениям покойной бабушки Мэг удалось поступить в Колумбийский университет. Потом она настояла, чтобы младшая сестра также пошла учиться, но для Ларк даже ультрасовременная и свободная атмосфера колледжа Беннингтон была невыносимой и удушающей. Мэг страшно разозлилась, узнав, что на втором курсе Ларк ушла из общежития и стала жить с адъюнкт-профессором художественного факультета, у которого были жена и маленький ребенок.

«И ты веришь, когда он говорит, что разведется?» — кричала Мэг в телефонную трубку из своего офиса в «Y&R». К тому времени она уже закончила университет и была подающим большие надежды младшим сотрудником рекламного бюро. В напряженной атмосфере мира рекламы амбициозная и энергичная Мэг чувствовала себя как рыба в воде. Она действовала ловко и умело, знала, как высказать свое мнение на собрании, легко могла удовлетворить требования клиента. Ее не беспокоило, что личной жизни у нее не было как таковой, не говоря уже о любви.

«Я приеду к вам на эти выходные, — объявила Мэг, — приготовьтесь объяснить мне кое-что, оба».

В феврале Беннингтон, штат Вермут, был похож на картинку в журнале «Courier & Print» — горы покрыты снегом, из заводских труб валит дым. По сравнению с Манхеттеном, жизнь в университетском городке текла так медленно, что Мэг даже показалось, будто она очутилась в другом столетии. Обед с Этаном и Ларк длился около трех часов. Мэг заметила, что в каждом из них было что-то не от мира сего. Хотя Мэг не была романтиком, она почувствовала, что эти двое влюблены — они никак не могли друг на друга наглядеться, держались за руки, постоянно целовались и прикасались друг к другу, как будто хотели убедиться, что это происходит на самом деле.

Их связывало нечто большее, чем хороший секс, хотя Мэг поначалу отказывалась это признать. Никто не знал Ларк лучше, чем старшая сестра, не знал о ее независимости, жажде самовыражения. Ларк всегда была творческой личностью, писала стихи и пьесы, строила уютные дома для любимого кукольного семейства. С раннего детства было понятно, что она станет художником. Ларк поступила в Беннингтон, чтобы раскрыть свой талант. Но, в конечном счете, у нее появился Этан и желание быть больше, чем просто художником. Она поняла, что может всю свою жизнь посвятить созданию творческой семьи.

— Ларк, знаешь, на кого ты похожа, когда говоришь о свободомыслии и самопознании? — спросила Мэг. — На маму.

— Может ли быть что-нибудь хуже? — спросил Этан, разворачиваясь в ее сторону.

Мэг очень не нравилось, когда кто-то смотрел на нее испытывающе — так обычно смотрят психиатры и ревнивцы восточных кровей. В пристальном взгляде Этана было что-то обескураживающее, он вызывал на откровенность и требовал внимания. При этом возникало впечатление, что этот человек все о тебе знает.

— Я не тебя спрашивала.

— Я знаю, но ты пыталась запугать Ларк, и мне это не нравится. Кроме того, твоя сестра тут не при чем, разве не так? Во всем виноват я. Ты мне не доверяешь.

— Ты на десять лет старше моей сестры. Ты женат. У тебя есть приемный ребенок, о котором надо заботиться. Ты адъюнкт-профессор. Сколько ты зарабатываешь? Тысяч тридцать в год?

— Если бы столько! — засмеялся Этан. — Если бы они платили мне такие деньги! Но ты совершенно права. На твоем месте я бы тоже мне не доверял, если бы только не почувствовал сердцем, что на всем белом свете нет лучшего мужа для Ларк, чем я.

— Хорошо, тогда я предлагаю тебе немедленно подать на развод.

— Все намного сложнее.

— Почему? Если я правильно поняла, ты любишь мою сестру, поэтому разведешься и женишься на ней. Я думаю, все довольно просто.

— Ты не знаешь деталей.

— Прекрати, это смешно. Ларк, неужели ты не видишь, что тобой пользуются?

— Нет, я не вижу, я чувствую, что встретила вторую половинку своей души.

— Ради всего святого! — Мэг бросила салфетку и отодвинула стул. — Делай все, что хочешь. Не забудь позвонить, когда он разобьет тебе сердце.