1

Жан-Луи арендовал для торжественного приема ресторан на Эйфелевой башне. Не успев привыкнуть к свалившейся на него известности, он с трудом осознавал, что вся эта шумная толпа собирается праздновать его собственную помолвку.

Знаменитая картина была выставлена здесь же, и многие, несомненно, пришли сюда именно ради нее, это была его самая вдохновенная работа, и критики всей Франции расточали ей щедрые похвалы. Он вдруг сделался модным художником; быть с ним в приятельских отношениях стало престижным, и многие, прежде всего женщины, мечтали быть увековеченными его кистью.

Греясь в лучах славы и не упуская возможности воспользоваться всеми ее выгодами, Жан-Луи пригласил на сегодняшний вечер сливки парижского общества, а заодно и друзей-художников. Эта разношерстная публика представляла из себя экзотический коктейль. Разумеется, всех интриговало неожиданное продолжение, которое получила работа над портретом. Ведь союз художника с его моделью, как правило, не бывает прочным, и отношения прекращаются, лишь только новый прелестный лик воспламеняет воображение творца.

Картина висела на видном месте и была в фокусе всеобщего внимания. Оттуда доносились возбужденные возгласы знатоков. Некоторые из них бесцеремонно оглядывались на Анжелику, сравнивая оригинал с запечатленным на холсте образом.

Вначале от этого холодного внимания и доносившихся до нее обрывков фраз девушке становилось не по себе. Не так уж приятно быть для окружающих не живым человеком, а «объектом». Но она уже успела приобрести иммунитет к раздевающим пристальным взглядам и двусмысленным комментариям.

– ... Они отдавались друг другу с неистовой страстью, когда он работал над этим портретом, – с жаром рассказывала какая-то элегантная дама. – Это же очевидно. Здесь каждый мазок буквально брызжет сексом.

Еще и еще взгляды... Порой изучающие, оценивающие, но в большинстве своем все же понимающие.

Париж он и есть Париж. Понятно, что художнику трудно избежать физической близости со своей моделью. Удивить публику он мог бы, лишь не сделав этого. Или же предложив ей вступить в брак, как сейчас.

Тряхнув длинными золотистыми волосами, Анжелика направилась к шумной хохочущей группе, в центре которой стоял Жан-Луи. Он тут же взял руку невесты и, поднеся к губам, пламенно поцеловал ее. Было видно, что ему все это чрезвычайно приятно.

Ожидание триумфа было долгим, но теперь художник получил возможность выбирать, кого рисовать. Его картины уходили за баснословные цены, а мечта войти в мир высшей богемы наконец осуществилась. Все, что ему требовалось теперь, – это закрепить блестящий успех, и несколько заказов были у него уже в кармане.

Он обнял Анжелику за талию и нетерпеливо привлек к себе.

– Ты счастлива, любовь моя?

– Конечно. Вечер просто чудесный. – В ее парижском произношении едва угадывался какой-то легкий акцент.

– Вы работаете над очередным портретом мадемуазель Касте? – спросил кто-то.

Слово «мадемуазель» позабавило Анжелику. Уважение, с которым гости обращались к ней, объяснялось лишь положением невесты Жана-Луи.

– Еще бы! – Он энергично всплеснул руками. Как же можно перестать рисовать ее? Она просто изумительна. А эти глаза! Боюсь, моя палитра бессильна передать их прелесть.

Его немедленно принялись разубеждать, и не без основания: глаза на портрете были написаны с потрясающим мастерством. Они светились как живые, и казалось, что это сияние исходит из глубины холста.

При первой встрече внимание художника привлекли именно глаза Анжелики – ясные, зеленоватые, с глубокими янтарными бликами. Он преследовал ее с упорством маньяка, пока наконец не убедил позировать ему.

И все же, предвидя подобное развитие событий и не желая становиться частью публичного спектакля, девушка сопротивлялась до последнего. То же касалось и его сексуальных домогательств, которые она отвергала до тех пор, пока Жан-Луи не впал в такую прострацию, что почти потерял способность работать. Почти. Живопись всегда стояла для него на первом месте, и Анжелика не строила иллюзий на этот счет.

Появился фоторепортер с камерой, желая запечатлеть модель рядом с ее изображением. Он просил об этом далеко не первым, но Жан-Луи был сама любезность. Проводив невесту вниз по ступенькам к картине, выставленной в фойе ресторана, и объяснив репортеру, как выбрать наилучший ракурс, он так и не смог дождаться, пока будет отснята вся пленка, и вернулся на верхний этаж. На какое-то время Анжелика оказалась в одиночестве и повернулась к своему портрету, чтобы еще раз оценить его.

Живопись Жана-Луи Лене была не особенно оригинальна. Тем не менее, несмотря на новейшую манеру исполнения с ее характерными колористическими излишествами, ему удалось достичь почти полного сходства с оригиналом. Зато изображенные в качестве фона суровые горы и сумрачные долины при ближайшем рассмотрении оказывались сплетением сладострастно изогнутых женских тел. Безупречная фигура Анжелики в просторном, развевающемся на ветру белом платье давала простор воображению зрителя. Но прежде всего обращали на себя внимание глаза девушки – таинственные, искушающие, исполненные дивной гипнотической силы, они светились юмором.

Легкая улыбка тронула ее губы. Та женщина утверждала, что рукой мастера водила страсть. Пожалуй, но она была в равной степени замешана и на желании, и на разочаровании. Что же касается воображения, то фантазировать пришлось в первую очередь самому Жану-Луи, ибо Анжелика так и не позволила писать ее обнаженной. Быть может, в этом и состояла дразнящая тайна полотна и одновременно секрет его ошеломляющего успеха? Холст излучал желание и одновременно вселял ощущение какой-то хрупкости, нереальности, заставляя работать фантазию зрителя.

Щедрый луч закатного солнца упал на Анжелику, позолотил ее легкую и стройную фигуру и окружил пышные волосы ослепительным нимбом. На девушке было белое платье до щиколоток, и многие отмечали его сходство с тем, нарисованным. Тонкая ткань казалась почти прозрачной, являя взору соблазнительные очертания великолепных ног – таких длинных, что, казалось, они растут прямо из талии. Она была теперь ожившим портретом, а тот – лишь ее бледной копией..

На второй этаж прибыл снизу лифт, и двери его с шумом открылись. Фойе заполнила оживленно галдящая толпа. Гости повалили к входу, предъявляя приглашения. Потом они с восхищенными возгласами подходили к картине и отправлялись на поиски виновника торжества.

– Я, кажется, оставил в номере свое приглашение, но вот... – послышался чей-то низкий голос с английским акцентом.

Говоривший умолк, и Анжелика представила себе деньги, вручаемые в качестве компенсации за забывчивость. Еще один «заяц», здесь их десятка два, не меньше... Девушка легко взбежала по лестнице и смешалась с толпой.

Владелец галереи накрыл для гостей роскошный стол. Шампанское лилось рекой. Шум нарастал, атмосфера становилась все более жаркой.

Огромные окна от пола до потолка позволяли любоваться раскинувшимся внизу Парижем. Солнце тяжелым оранжевым шаром погружалось в городской смог, и окрестные здания проступали черными силуэтами на фоне червонного золота заката. К подножию Эйфелевой башни потихоньку сползались сумерки, пронзаемые пока еще редкими огоньками, которые придавали городу романтическое очарование.

Стоя с бокалом в руке в тени одной из металлических распорок, разделявшей два соседних окна, Анжелика вглядывалась в запрудившую зал толпу. Скоро напитки и яства начали иссякать, и наиболее высокопоставленные гости стали постепенно расходиться. Только друзья-художники намеревались держаться до последнего с тем, чтобы потом всей компанией податься в один из клубов на Монмартре и прокутить там остаток ночи. Но только не Жан-Луи. На сегодня дружеская попойка не входила в его планы.

К Анжелике подходили, заговаривали, пытаясь вовлечь в свою компанию, но вскоре разочарованно отступали.

Тут в зал вкатили тележку с тортом колоссальных размеров, и Жан-Луи принялся искать свою избранницу.

– Анжелика... Анжелика! Где ты?

Она сделала нерешительный шаг вперед и тут же выдала себя. Кто-то тут же схватил ее за руку и громко возвестил, что невеста нашлась и сию минуту будет доставлена к жениху.

Толпа расступалась перед ними. Промелькнули лица – бородатые художники, модели в вечерних платьях, респектабельные владельцы художественных магазинов и галерей... Некоторые гости были ей знакомы, но большинство из них она видела впервые. Все, как один, широко улыбались и легонько подталкивали девушку в центр круга, где, уже завладев всеобщим вниманием, стоял Жан-Луи рядом с гигантским тортом в виде палитры живописца.

Тот шагнул ей навстречу и обнял одной рукой. Он был чуть выше Анжелики, худощавый и жилистый, с длинными, заботливо ухоженными волосами. На его красивом лице выделялись тонкие губы – характерная черта многих французских мужчин. Изысканный костюм, купленный на солидный аванс от галереи, был призван произвести впечатление на потенциальных заказчиков и убедить их, что его владельца можно смело приглашать в лучшие дома. Жан-Луи смотрел на невесту блестящими от возбуждения глазами, явно связывая с предстоящей ночью массу приятнейших ожиданий.

Владелец галереи, вложивший деньги в новоиспеченную знаменитость, выступил вперед и произнес речь, в которой поздравлял Жана-Луи с успехом, предрекая будущие победы, и обещал дальнейшую поддержку. Несмотря на многословие оратора, его слушали внимательно, заполняя аплодисментами каждую паузу. Лишь в конце речи меценат вспомнил, что надо как-то связать сказанное с приемом по случаю помолвки, и отдал должное красоте невесты виновника торжества, пожелав им обоим счастья. В руку художника вложили нож, а слушатели тем временем уже шумно требовали ответного выступления. Жан-Луи не заставил себя долго упрашивать. Его искрометная речь была несколько более рискованной, и друзья многозначительно перемигивались, ловя жадные взгляды, которые тот бросал на девушку. Выслушав аплодисменты, он занес нож над огромным тортом.

– Одну минуту, пожалуйста! – Резкий властный голос с английским акцентом привлек всеобщее внимание. Анжелика узнала того самого мужчину, что «забыл» свое приглашение.

Из толпы выступил высокий человек. На вид лет тридцати двух или трех, он выглядел как истинный англичанин в своем безукоризненно сшитом темном вечернем костюме, не скрывавшем крепкой атлетической фигуры. Его красивое лицо с твердо очерченным подбородком выдавало недюжинное хладнокровие и силу воли. На фоне пестрой, беззаботной толпы он казался белой вороной.

Гул голосов стих, и смутное ожидание чего-то необычного охватило собравшихся. Незнакомец направился к Анжелике и Жану-Луи. В его устремленных на девушку глазах словно застыл немой вопрос, но в ее ответном взгляде блеснуло лишь откровенное любопытство. Мужчина нахмурился, и, обращаясь к Жану-Луи, произнес:

– Боюсь, что эта женщина – не та, за кого себя выдает.

Художник недоверчиво хмыкнул.

– Вы, собственно, о чем? Анжелика – моя невеста. Она выходит за меня замуж.

– Это только осложняет ситуацию. – Незнакомец вновь впился взглядом в девушку. – Потому что тогда ей сначала придется расторгнуть помолвку со мной.

 

2

Наступила звенящая тишина, которую сменил возбужденный шепот. Каждый пытался выведать у соседей что-нибудь о подоплеке происходящего, и в то же время не пропустить ни слова из назревавшего скандала.

Первым пришел в себя Жан-Луи. Подозрительно прищурившись, он спросил:

– А с кем, собственно, имею честь?

– Меня зовут Майлз Кейн. Я англичанин.

– Ты знаешь его? Он говорит... правду?

Художник повернулся к Анжелике, в то время как Кейн сверлил девушку испытующим взглядом, словно пытаясь заглянуть ей в душу.

– Ну, что ты! – беззаботно рассмеялась та. – В жизни не встречала этою чудака. Наверное, у него не все дома. И, конечно же, он явился без приглашения. Так почему бы не выставить его на улицу? – Она с улыбкой взяла жениха под руку.

– Разумеется.

Повернувшись спиной к человеку, который называл себя Мaйлзом Кейном, художник вонзил нож в торт. Вокруг зааплодировали, но без особого воодушевления. Чувствовалось, что все испытывают разочарование от того, что главный сюрприз вечера – скандал – может не состояться.

Вырезав первый кусок, Жан-Луи обмакнул палец в нежную глазурь и нарисовал затейливый вензель на губах Анжелики. Девушка рассмеялась вновь, поймала его палец и слизнула сладкую приманку, с лукавым озорством глядя жениху прямо в глаза.

– Быть может, вам любопытно будет взглянуть вот на это, – вновь прозвучал голос англичанина.

Чувствуя нарастающую злость, Жан-Луи уже собирался сделать знак официантам, но при виде протянутой ему фотографии так и застыл на месте. Это был увеличенный черно-белый снимок, изображавший некую пару. Мужчина крепко обхватил рукой талию молоденькой женщины, глядя на нее с явной гордостью обладателя, а та с напускной безмятежностью улыбалась прямо в объектив. В мужчине легко было узнать Майлза Кейна, а юной особой была, без сомнения, Анжелика.

– А что вы скажете на это?

Кейн извлек из кармана газетную вырезку, тоже с фотографией. Она упала на торт. Затем с ловкостью фокусника он принялся доставать откуда-то все новые фотографии, небрежно разбрасывая их поверх яркого крема. На каждой из них был он в компании с Анжеликой.

Зарычав от бешенства, Жан-Луи взмахнул ножом и пронзил им черно-белую фотографию, пригвоздив ее к торту.

– Как это понимать? – обратился он к невесте. – Может быть, мы выйдем отсюда и спокойно все обсудим, – опередив ее, быстро сказал Кейн.

Художник потряс сжатыми кулаками и заговорил медленно и угрожающе:

– Как вы смеете являться сюда и говорить подобные мерзости в такой момент? По-вашему, меня остановит то, что Анжелика знала вас раньше? Ваш поезд ушел. Это за меня она выходит замуж...

– Но эта девушка – не Анжелика Касте, проскрежетал Кейн, прерывая гневную речь эмоционального француза. – Она даже не чистокровная француженка. Ее настоящее имя – Патриция Шандо.

Оба мужчины разом повернулись к девушке, но та не замечала их пристальных взглядов. Внимание ее было приковано к фотографиям, а на лице застыло ошеломленное выражение. Она медленно протянула руку к одной из них, чтобы рассмотреть подробнее.

Похоже, снимок был сделан давно, потому что лицо ее выглядело по-детски невинным. Дело было не иначе, как на светской вечеринке, об этом свидетельствовало длинное декольтированное платье. Рядом, не дотрагиваясь до нее, стоял Майлз Кейн в строгом вечернем костюме. Он непринужденно улыбался, но его спутница и здесь выглядела слегка подавленной.

Внезапно, будто обжегшись, Анжелика выпустила фото из рук.

– Жан-Луи! – Она прильнула к нему и заговорила со смятением и тревогой: – Ничего не понимаю. Как были сделаны эти снимки? Я не знаю этого человека.

Во взгляде художника смешались озадаченность и недоверие.

– Но ты не можешь его не знать!

– Я действительно впервые его вижу, говорю тебе. Это какой-то фокус. Пусть он уйдет. Выгони его отсюда!

С видом оскорбленного дворянина Жан-Луи повернулся к противнику и приготовился к поединку. Но и англичанин выпрямился, расправив плечи. Он был выше и массивнее художника, а холодный и решительный блеск в его глазах мог остудить чей угодно пыл.

Художник вдруг осознал, что на приеме присутствует несколько репортеров, не говоря уже о богатых и влиятельных фигурах, от которых во многом зависела его дальнейшая карьера. Едва ли стоило устраивать потасовку при таком стечении народа, особенно, если притязания Кейна все же на чем-то основаны. К тому же не исключено, что англичанин выйдет из этой схватки победителем и выставит его, Жана-Луи, в крайне невыгодном свете.

– Так может, все же поговорим где-нибудь в более подходящей обстановке? – вновь предложил Кейн. – Например, в кабинете управляющего рестораном?

Он сделал приглашающий жест, и изнывающая от любопытства публика расступилась перед ними, образовав коридор. Жан-Луи сердито взял Анжелику за руку и первым двинулся в указанном направлении. Майлз Кейн последовал за ними, предварительно собрав все фотографии.

Управляющий вначале запротестовал, но, увидев озабоченные лица всех троих, пожал плечами и вышел из кабинета. Дверь он, однако, оставил полуоткрытой. С едва заметной улыбкой Кейн плотно закрыл ее.

– Что все это значит? – гневно спросил Жан-Луи. – Чего вы добиваетесь?

Англичанин выпрямился.

– Я хочу, чтобы Патриция признала факт нашей помолвки. – Он сунул руки в карманы и хмуро взглянул на Анжелику. – И я добиваюсь внятного объяснения, – продолжал он отрывисто и угрожающе, – почему она исчезла. Как ей могло прийти в голову бросить всех – семью, друзей – и своего жениха в придачу?!

За все время инцидента он впервые выказал признаки волнения, хотя голоса по-прежнему не повышал. Впрочем, Анжелика не сомневалась, что за этой холодной невозмутимостью скрывается неукротимая ярость.

– Вы ошибаетесь, – как можно убедительней произнесла она. – Я вас не знаю. Вы принимаете меня за какую-то другую девушку.

– Всякий, кто видел эти фотографии, – шагнув к ней, резко сказал Кейн, – подтвердит, не колеблясь, что на них изображена ты.

– Ничего подобного! Эта девушка выглядит намного моложе.

– Они сделаны до твоего бегства. Но почему, почему ты поступила так?

Он подошел еще ближе, свирепо выкатив глаза и угрожающе выпятив подбородок. Было видно, что руки, которые он продолжал держать в карманах, сжаты в кулаки.

– Говорю вам, вы перепугали. – Она в испуге отступила на шаг. – Меня зовут Анжелика Касте, я француженка. Спросите Жана-Луи, если не верите.

Но Кейн не обращал на ее жениха ни малейшего внимания. Он бесцеремонно схватил девушку за локоть.

– Ну, за доказательствами дело не станет!

– Что вы хотите сказать? – вмешался художник.

– У Патриции Шандо есть особая примета – след от падения с велосипеда в детстве. Это шрам в форме серпа на левом плече – вот такой... – С этими словами он резким движением подтащил Анжелику к себе и потянул свободной рукой за рукав ее открытого платья.

Она вскрикнула от испуга и возмущения, и Жан-Луи инстинктивно вцепился в Кейна, чтобы оттащить его прочь, но, увидев обнаженное плечо девушки, застыл на месте.

Первым обрел дар речи англичанин.

– Так, так, до чего же... хитро придумано, хрипло рассмеялся он. Взгляд его серых глаз был более чем красноречив. – Такая миленькая кругленькая божья коровка – и дело в шляпе. И когда же, позволь поинтересоваться, у тебя появилась эта татуировка?.

– Она была всегда, – вмешался Жан-Луи. – По крайней мере, с тех пор, как мы знакомы.

– И как же давно случилось это знаменательное событие?

– Несколько месяцев назад.

– Патриция Шандо исчезла уже больше года назад.

Высвободив руку, Анжелика привела платье в порядок и, вся красная от гнева, повернулась к Кейну.

– Я не та женщина, которую знали вы. Вы просто сумасшедший. Я уже битый час твержу, что никогда не видела вас раньше! – Она нетерпеливо повернулась, собираясь уйти. – Почему вы не оставите нас в покое?

– Так ты отрицаешь, что ты Патриция Шандо? – Мне что, повторить еще раз? – Анжелика в бешенстве затрясла кулачками перед его лицом. Вы отлично расслышали, как меня зовут!

– В таком случае, надеюсь, ты не будешь возражать против проверки отпечатков пальцев? – вкрадчиво предложил Кейн.

– Моих отпечатков пальцев? – опешила Анжелика.

– Конечно. Уж их-то не закамуфлируешь. Прежде чем она успела ответить, в дверь постучали и вошел владелец художественной галереи.

– Жан-Луи, – сказал он с нотками нетерпения в голосе, – вас ищет американская миллионерша. Она хочет заказать вам портрет, но только при условии, что вы приступите к работе немедленно и закончите до ее возвращения в Штаты.

– Боже мой! – с досадой хлопнул себя по лбу художник. – Принесло же вас на нашу голову именно сегодня! – Он повернулся к невесте. Придумай что-нибудь. Мне нет дела до того, знала ты его раньше или нет. Но нужно это уладить.

Он шагнул к двери, но Анжелика вцепилась ему в локоть.

– Постой! Как ты можешь оставлять меня наедине с этим...

– Там, за дверью, больше двухсот человек. Жан-Луи стряхнул ее руку, начиная терять терпение. – Ну, закричишь в случае чего.

– Нет, я иду с тобой.

Девушка направилась к выходу, но Кейн удержал ее за руку.

– Тебе нужно еще слишком многое мне объяснить. – Он захлопнул дверь и прислонился к ней, отрезая путь к бегству. Анжелика потерла сдавленную кисть, глядя на него как на опасного маньяка.

– Что за игру вы затеяли? – с вызовом спросила она.

– Именно этот вопрос я как раз хотел задать тебе, Пат.

– Не называйте меня так! Это не мое имя.

– Хватит! – В порыве гнева он шагнул к ней. – Ты прекрасно знаешь, как тебя зовут. Так же как и то, что обещала выйти за меня замуж, – проговорил он с металлическими нотками в голосе. – Какого черта было бросаться такими словами? Отвечай! – Анжелика подняла руки, чтобы заткнуть уши, но ее попытка была решительно пресечена. – Неужели ты не понимаешь, каково было мне? Ты исчезла, не сказав никому ни слова, и всего за неделю до свадьбы! Тебя искали по всей стране, но нашли только твою машину. Я думал, что с тобой...

– Да перестаньте же! – воскликнула Анжелика. – Прекратите на меня орать.Он отпустил ее, и девушка схватилась за голову, надавив пальцами на виски. После некоторой паузы Кейн заговорил уже спокойнее:

– С тобой все в порядке? Может, принести воды?

– Нет, спасибо. Если я успокоюсь, это пройдет.

Англичанин нахмурился, внимательно изучая ее побледневшее лицо.

– И часто у тебя бывают головные боли?

– Теперь уже нет. По крайней мере, днем. Но по ночам порой... – Она запнулась, почувствовав, что взяла слишком доверительный тон в разговоре с незнакомым мужчиной.

– И что же по ночам? – настаивал он.

– Да ничего особенного, – сухо сказала девушка. – Так, скверные сны.

– Что тебе снится? – подался вперед он.

– С какой стати я должна рассказывать вам о своих снах? – презрительно хмыкнула Анжелика.

– Ладно. – Он вдруг перешел на английский. У меня тут, кстати, твой паспорт, не хочешь посмотреть?

Их взгляды на мгновение встретились, и девушка отвела глаза.

– Я не понимаю.

– А мне так не кажется. – Достав из кармана паспорт в красной обложке, Кейн раскрыл его и продемонстрировал ей фотографию. – Она была сделана всего за несколько недель до твоего бегства. Мы собирались провести медовый месяц в Америке.

Медленно взяв документ, она принялась рассматривать фото. Изображенная на нем юная леди смотрела в объектив без всякого энтузиазма.

– Обрати внимание, что описание соответствует тебе до мельчайших подробностей, даже пресловутый шрам упомянут.

– Я не умею читать по-английски.

– Какой вздор! Бога ради, Патриция, прекрати наконец этот идиотский спектакль. – Он решительно шагнул к ней, но Анжелика отпрянула.

– Нет! Пожалуйста! Я не знаю вас. Мне очень жаль, но это так. – Она выставила вперед руки, защищаясь. – Пожалуйста, я вас умоляю, оставьте меня в покое.

Кейн остановился и, уловив в ее словах неподдельное страдание, взял себя в руки. Переходя вновь на французский, он процедил сквозь зубы:

– Извини. Я не хотел напугать тебя. Но почему ты не хочешь признаться, Пат?

– Я говорю чистую правду.

Его серые глаза вновь полыхнули гневом, но он сдержался.

– Хорошо. Допустим. Тогда кто же ты на самом деле?

– Я уже все объяснила. К чему повторяться?

– Ну, имя я слышал. Но мне нужно знать о тебе все. Где ты родилась, сколько тебе лет, кто твои родители, где ты училась – словом, все о твоей жизни.

– Но зачем? – нахмурилась Анжелика.

– Чтобы убедиться раз и навсегда в своей ошибке.

– Нет уж, поищите себе помощников в другом месте, – зло отчеканила она.

– Послушай, в случае твоего отказа я буду неотступно следовать за тобой по пятам, стану твоей тенью и не оставлю в покое до тех пор, пока не добьюсь признания в том, что ты – действительно Патриция Шандо. – Кейн говорил спокойно, но с явной угрозой в голосе. Смерив его изучающим взглядом, Анжелика пожала плечами.

– Что ж, извольте. Мне двадцать три года, я из Нормандии.

– Что ты говоришь! А точнее?

– Э-э... Лизье.

– Я хорошо знаю эти места. В какой части города ты живешь?

– Уже ни в какой. Я там родилась.

– Но ты должна его помнить. Где был ваш дом?

Возле собора? – Он задал этот Вопрос небрежным тоном, но при этом впился в нее таким взглядом, что Анжелике стало не по себе. Она покачала головой.

– Меня увезли оттуда очень маленькой. Я мало что помню.

– И ты туда больше не возвращалась?

– Увы.

– И кто же тебя увез?

– Родители, надо полагать.

– «Полагать»? Разве ты сомневаешься?

– Ну, разумеется, – с раздражением перебила она. – Родители, моя семья – кто же еще?

– И где же они теперь?

В серых глазах Анжелики мелькнуло затравленное выражение.

– Их... нет. Да, они умерли.

– А другие родственники? Братья или сестры? Дяди, тети, бабушка, племянники...

Она вновь медленно покачала головой.

– У меня никого нет. Я не пом... – Внезапно осекшись, она вскинула голову. – Теперь я живу в Париже и собираюсь замуж за Жана-Луи.

– Это мне известно. – Кейн пристально смотрел на нее, что-то соображая. – Ты живешь с ним?

– Отнюдь. У меня своя комната в Латинском квартале, – ответила она с холодным достоинством.

Его плечи как будто слегка обмякли.

– Ты ходила в школу здесь, в Париже?

– О да! – живо закивала Анжелика, ухватившись за подсказку. – Я училась именно здесь. – Что это за школа? В каком районе?

– Это были разные школы. – Она начала нервно расхаживать по комнате.

– Их названия?

– Не помню, – отрезала Анжелика, резко оборачиваясь и направляясь к дверям. – И посторонитесь, сэр! Меня ждут гости.

Но Кейн не двинулся с места.

– Ты не могла забыть такие вещи.

– Повторяю, я не помню! – гневно воскликнула девушка и вновь с гримасой боли поднесла руку к голове.

– Ладно, оставим это. Расскажи мне о своей работе.

На этот раз последовал уверенный и четкий ответ: – Я работаю в «Ла Куполь».

– Что это за место?

– Большой ресторан с танцевальным залом на Монпарнасе.

Его лицо вытянулось.

– Ты танцуешь с клиентами?

– Нет, я обычная официантка. Там мы и познакомились с Жаном-Луи.

– Понятно. У тебя большой стаж?

– Скоро будет год.

– А до этого где ты работала?

– До этого я только искала работу, – ответила она уже с меньшей уверенностью.

– Как долго?

– Я... я не могу сказать точно. Несколько недель. После того, как... – Она проглотила конец фразы.

– Что-что? Продолжай же!

– После больницы, – медленно вымолвила Анжелика, отчаянно массируя пальцами виски.

– Так ты была больна? – Голос Майлза больше походил на шепот. – Боже мой...

– Да. Мне сказали, что я попала в автокатастрофу.

– Кто сказал?

– Врачи в клинике.

– А сама ты...

– Нет. Нет. Я не помню. – Внезапно выпрямившись, она раздраженно бросила: – Итак, теперь вам известно все, что вы хотели узнать. Может, наконец оставите меня в покое? Хватит с меня испорченного по вашей милости вечера!

– Еще минуту, пожалуйста. – Он извлек из кармана мятую газетную вырезку. – Важно, чтобы ты прочла вот это.

Анжелика с неохотой приняла из его рук клочок бумаги и, едва взглянув, равнодушно вернула обратно.

– Здесь написано по-английски.

На этот раз Кейн воздержался от комментариев. – Что ж, придется перевести, – улыбнулся он. – Этo сообщение о нашей помолвке. В заметке говорится, что этот брак скрепит узами родства деловое партнерство, связывающее наши семьи на протяжении уже более двух столетий. «Компания Кейна и Шандо до сих пор управлялась Майлзом Кейном, прямым наследником одного из отцов-основателей». – Покосившись на Анжелику, англичанин обнаружил, что с таким же успехом он мог бы пытаться заинтересовать буддийскую статую. Нимало не смутившись, он тем не менее продолжал: – Итак, половина акций предприятия по-прежнему в собственности семьи Шандо, хотя с момента смерти Джорджа Шандо право наследования стало передаваться по женской линии. Дочь покойного вскоре вышла замуж за некоего француза, но брак оказался неудачным и все акции перешли в собственность внучки Джорджа мисс Патриции Шандо. – Аккуратно сложив вырезку, Кейн выразительно посмотрел на девушку, но та стояла с безучастным видом.

– К чему мне знать об этом? – поморщилась она. – И вообще, странный способ объявлять о помолвке. У вас в Англии светская хроника вся такая?

– Это напечатано не в сплетнях, а в колонке финансовых новостей.

– Так значит, вас связывало с невестой чисто деловое соглашение! – Рассмеявшись, она почти с жалостью взглянула на своего мучителя. – Ну, это я понять могу. Здесь, во Франции, толстосумы тоже любят устраивать подобные браки. – В глазах Анжелики явственно читалось прене6режение. – Неудивительно, что вы так рьяно пытаетесь вернуть ее, что готовы даже прицепиться к другой девушке. Потерять половину акций никому не захочется, – добавила она с нескрываемой издевкой.

– Ты действительно так думаешь? – спросил Кейн, пристально глядя на нее.

– Какое вам дело до того, что я думаю? И прекратите обращаться ко мне на ты!

– Полноте! Ты для меня очень много значишь, Пат, – возразил Кейн с какой-то особенной теплотой в голосе.

– Как это может быть, если вы никогда меня прежде не видели? – прыснула Анжелика.

– Не в этом ли причина твоего бегства? – гнул он свое. – По-твоему, брак с тобой открывал мне путь к полному контролю над компанией? Ты не могла бы заблуждаться сильнее, чем сейчас, Патриция. Потому что мое сердце целиком принадлежит тебе.

Медленно подняв глаза, Анжелика встретилась с ним взглядом и не удержалась от ехидной улыбки.

– Всегда считала англичан беспросветными занудами – и теперь могу объяснить, почему.

– Не пытайся обидеть меня, Пат, – помолчав, сказал он.

– Перестаньте меня так называть, – снова помрачнела она. – Вы теряете время, упорствуя в своей ошибке. Повторяю: я не та, которую вы ищете.

– Все еще выясняем отношения? – послышался раздраженный голос. На пороге стоял Жан-Луи.

– Как у вас с английским, мсье Лене? – задал Кейн встречный вопрос и, получив в ответ утвердительный кивок, вручил жениху злополучный квадратик газетного текста.

– Вы утверждаете, что эта женщина и есть Анжелика? – пробежав глазами заметку, изумленно спросил художник.

– Я в этом абсолютно уверен.

– Если все так, как он говорит, солнышко, то ты превращаешься в богатую невесту. Послушайте, эта... Патриция Шандо действительно наследница миллионов? – Он покосился на вырезку.

– Именно так.

Некоторое время все трое молча изучали друг друга, пока наконец Жан-Луи не опомнился. – Это в самом деле возможно, Анжелика? – Нонсенс! Я...

– Я попросил ее рассказать о себе, – перебил Кейн, не обращая внимания на протестующий жест девушки. – Но, чем конкретнее были вопросы, тем больше она терялась и путалась. Наконец мне удалось выяснить, что всему виной несчастный случай, после которого события прошлого почти полностью стерлись из ее памяти.

– Это верно, – живо согласился француз. Анжелика никогда не рассказывала мне о своем детстве, о семье. И я не встречал кого-либо, кто бы знал ее до нашей встречи. – Подойдя к невесте, он многозначительно произнес: – Если ты действительно та самая женщина, о которой идет речь, то должна немедленно заявить о своих правах на наследство, моя прелесть.

– О чем ты говоришь? – В ее зеленых глазах блеснули льдинки..

– Возможно, ты права, и этот парень действительно ошибается, но что, если... – Жан-Луи развел руками.

– Никаких «если», – оборвала его Анжелика.

– Я хотел бы поговорить с моей невестой наедине, – помрачнев, обратился художник к Кейну.

– Как вам будет угодно. – После минутного колебания кивнул англичанин.

Он вышел, и Жан-Луи взял Анжелику за руку.

– Я дал согласие немедленно начать писать портрет американки. Завтра мы отправляемся в Шато де Гран Мот недалеко от Монпелье, где она собирается пожить у своих приятелей, и мне придется работать там. На это уйдет не меньше трех недель, и взять тебя с собой я не могу.

– И что же?

– Детка, я допускаю, что этот парень порет чепуху и ты никогда не была в Англии. Но ты постоянно уходила от моих вопросов о твоем детстве, о жизни до приезда в Париж. Все, что я узнал о тебе – это то, что ты попала в аварию. Стало быть, ты вполне можешь оказаться этой девушкой. – Подумав немного, он добавил: – Кейн, похоже, не сомневается в этом, но, даже если ты – не она, почему бы не попытать счастья? Оно же само идет нам в руки!

– Мне не нужны деньги. Все, чего я хочу, это быть твоей женой и моделью.

– Ты останешься и той и другой. Но преимущества богатства очевидны. Подумай, мы сможем вернуть ссуду, взятую у галереи! Я буду выставляться, где мне вздумается. Посвящу себя свободному творчеству, вместо того, чтобы постоянно зависеть от заказов. Наконец я...

– Получишь возможность постоянно щеголять в костюмах от Армани, посещать приемы и пить шампанское круглые сутки, – смерив его ледяным взглядом, ядовито закончила Анжелика. – Особняк на Таити, квартира в Нью-Йорке... Путешествия, визиты и море общения с богатыми людьми, которыми ты так восхищаешься.

– А что в этом предосудительного?! – воскликнул слегка уязвленный художник. – Большому таланту нужна питательная среда. Тебе должно быть приятно, что это ты создашь мне все условия для подлинно творческой работы.

– Приятно? – саркастически усмехнулась она. Знать, что ты в любой момент сможешь отложить кисть в сторону, чтобы насладиться женским вниманием?

– А, вот ты и попалась, моя ненаглядная! – Жан-Луи, рассмеявшись, нежно привлек ее к себе.

– Ты просто ревнуешь. По-твоему, стоит нам разбогатеть, и я начну бегать за юбками! Но ты же знаешь, что с того самого момента, как мы встретились, я не взглянул ни на кого другого. Это была настоящая любовь с первого взгляда. Отныне я твой покорный раб, я – пол под каблучками твоих туфелек. – Чувственные поцелуи сыпались на ее шею, уголки рта, глаза. – Ты же знаешь, что я готов отдать за тебя жизнь. Как я могу смотреть на другую женщину, будучи ослеплен твоей красотой? Каждый миг в разлуке с тобой превращается в вечность. Я просто ненавижу эту американку за то, что она вынуждает меня уехать, но бессилен что-либо изменить, – выдохнул он, с сожалением отпуская ее. – Будь у нас свои деньги, я не отходил бы от тебя ни на шаг!

Анжелика внимала его изощренным комплиментам, невольно сравнивая их со спокойным «мое сердце целиком принадлежит тебе» англичанина. Эти двое мужчин такие разные ... Один холодно-сдержанный, привыкший к строгому самоконтролю, другой же – яркий, необузданный, не стесняющийся открыто проявлять чувства и пользоваться мужским обаянием, чтобы склонить ее действовать в своих интересах.

Она слегка оттолкнула Жана-Луи и назидательно сказала, не сводя глаз с его вдохновенной физиономии:

– Чтобы добиться звания великого художника, нужно много трудиться.

– А разве я не вкалывал как проклятый последние десять лет? – запальчиво воскликнул ее суженый.

– Да, и, в конце концов, получил известность. Зачем тебе плоды чужого везения? Все, чего ты хочешь, вполне в твоей власти, будет, чем гордиться потом.

– Но мне понадобится не меньше пяти лет, чтобы завоевать независимость, – заявил Жан-Луи, начиная сердиться. – А если ты сумеешь получить деньги этой женщины, я получу свободу уже сейчас. Неужели ты так эгоистична, что можешь лишить меня этой возможности, а мир – права любоваться плодами моего выкупленного у нужды таланта?

– Я была счастлива и без этого, – с горечью сказала Анжелика.

– Деньги еще никому не помешали.

– Ошибаешься, они несут одни неприятности. Я против, Жан-Луи!

Но золотой мираж будущего уже застилал ему глаза, заслоняя окружающую реальность.

– Если ты любишь меня, – с жаром сказал художник, – то отправишься с Кейном в Англию и попробуешь добыть эти деньги для нас.

– Погоди, я не понимаю. Ты хочешь, чтобы я получила наследство, которое принадлежит другому человеку?

– А почему бы и нет? – Художник сделал легкомысленный жест. – Если он так хочет подарить тебе это счастье, то почему бы просто не протянуть руку?

– Ты такой же, как все, Жан-Луи, – пристально глядя на него, с отвращением выдавила девушка. – Мне казалось, что ты вылеплен из другого теста, но я ошиблась. Я верила в цельность твоей натуры, по крайней мере, в том, что касается искусства, но у тебя нет даже этого.

– Хватит нотаций, детка. – Он нетерпеливо щелкнул пальцами. – Разве я хочу получить это богатство не для того, чтобы полностью посвятить себя работе? Неужели ты совсем слепая?

Девушка еще внимательнее вгляделась в глаза своего жениха. Жан-Луи отвел взгляд первым, и, резко повернувшись на каблуках, направился к двери.

– Кейн! – позвал он, и англичанин вновь появился в кабинете.

– Слушаю вас.

– Мы все обсудили. Анжелика сказала мне, что не помнит ничего из событий, предшествовавших несчастному случаю, поэтому вполне может оказаться той женщиной, которую вы ищете.

Кейн какое-то время по очереди рассматривал их, после чего сказал:

– Я хотел бы, чтобы она вернулась со мной в Англию.

– Прекрасно, она едет.

– Это и твое решение? – серьезно спросил Кейн, глядя на Анжелику в упор. Поколебавшись, она кивнула. – Может статься, что, вспомнив свою прежнюю жизнь, ты пожелаешь к ней вернуться, – осторожно заметил англичанин.

– Вернуться к роли вашей невесты, вы это имеете в виду? – Ее глаза холодно блеснули.

– Как только все дела будут улажены, Анжелика вернется ко мне, – расхохотался Жан-Луи, с вызывающей самоуверенностью обняв девушку за плечи, легонько ткнулся носом в ее обнаженную шею. Она едва заметно поежилась, но не двинулась с места.

Лицо Кейна оставалось невозмутимым.

– Отлично, только не говорите потом, что о такой возможности не было речи, если она все-таки решит остаться. Обещайте, что в этом случае вы не станете посягать на свободу Патриции, – потребовал он.

– Патриция может поступать, как ей вздумается, – высокомерно улыбнулся художник, – но, уверяю вас, Анжелика будет верна мне.

Итак, перчатка была брошена. Кейн принял вызов, не моргнув глазом.

– Так где ты живешь? – обратился он к девушке и, услышав адрес, заявил: – Я заеду за тобой завтра в десять утра. Постарайся не проспать. – И, отвесив короткий поклон, он быстро вышел из комнаты.

Схватив Анжелику в охапку, Жан-Луи едва не задушил ее в объятиях.

– Золотце мое, нам светит богатство! – пропел он, кружа ее по кабинету. – И ждет сказочная ночь, а?

Собравшись с силами, она двинула его коленкой в пах и уже от дверей бросила:

– Если ты воображаешь, что я после всего этого лягу с тобой в постель, то у тебя точно не все дома!

Длинный автомобиль с британскими номерами затормозил у ее дверей точно в десять часов утра, почти перекрыв движение на узкой улочке. Когда Майлз Кейн позвонил, Анжелика постаралась протянуть время, втайне надеясь, что бдительный дорожный патруль в голубых фуражках успеет поймать нарушителя, но, когда звонок раздался в третий раз, ей ничего не оставалось, как открыть.

Неласково взглянув на хозяйку, он воздержался, однако, от замечаний по поводу ее медлительности, ограничившись лаконичным:

– Ты готова? – Анжелика нехотя кивнула.

– У тебя только этот чемодан?

– А зачем брать больше? Я не собираюсь уезжать надолго, – сухо возразила она.

Шофера, на которого она втайне рассчитывала, в машине не оказалось. Открыв переднюю дверцу, Кейн предложил девушке снять пальто.

– Как вам угодно.

Она высвободилась из длинного – по щиколотку – одеяния и осталась в вязаной безрукавке, туго обтягивавшей грудь, и короткой юбке, открывающей длинные загорелые ноги.

Кейн быстро окинул взглядом ее фигуру, и, хотя выражение его лица не изменилось, Анжелика явственно ощутила неодобрение. Кокетливо подмигнув ему, она демонстративно закинула ногу на ногу, отчего юбка задралась еще выше. Он поджал губы, захлопнул дверцу и перешел на свою сторону автомобиля, так и не сказав ни слова.

– Какие же вы, англичане, чопорные! Не нравятся мои ноги? – рассмеялась Анжелика.

– Ты никогда так не одевалась, – с показным равнодушием заметил он.

– Еще не поздно, – поддразнила девушка. Если мой облик и манеры до такой степени не устраивают вас, самое время выкинуть из головы всю эту бредовую затею. Забудьте обо мне. А вашу беглянку поищите где-нибудь в других краях.

Потемневшее лицо Кейна было единственным свидетельством того, что ее насмешка попала в цель, ибо ответ его прозвучал совершенно буднично:

– Да нет, напротив. Я убежден, что ты как раз та женщина, которая мне нужна. И теперь, когда я нашел тебя, у меня нет ни малейшего желания идти на попятную.

Брезгливо поморщившись, Анжелика отвернулась и зевнула.

– Не выспалась? – тут же отреагировал он.

– А вы как думаете? – Она покосилась на него. – Ведь вчера вечером мне пришлось пережить прощание с Жаном-Луи. На мне словно воду возили.

И опять игра желваков на челюстях Кейна, к вящему удовольствию его спутницы, выдала охватившую его ярость.

Впрочем, «парижских улиц ад» требовал предельного внимания от каждого водителя, поэтому они больше не произнесли ни слова до тех пор, пока не заняли места в поезде, с огромной скоростью пересекавшем Францию в направлении Туннеля, за которым ждала их Англия.

– Ты говорила, что попала в аварию, – напомнил Кейн девушке. – Что это было?

– Я ничего об этом не помню. – На ее лицо словно легла тень. – Знаю только то, о чем мне рассказали. – Поколебавшись, она медленно начала: – Судя по всему, я ехала на автобусе, следовавшем из Лизье в Руан во время сильного шторма. Шедший впереди огромный контейнеровоз внезапно занесло, и произошло столкновение. Большинство пассажиров чудом выбралось из вдребезги разбитого автобуса, который тут же загорелся. Двоих спасти не удалось.

– Ты очень пострадала?

– Нет. Только рассадила плечо и набила здоровенную шишку на голове.

– Как им удалось узнать твое имя?

– В моем кармане нашли клочок бумаги. Там было написано: «Анжелика Касте, место рождения – Лизье». И дата рождения.

– И это все?

– Несколько кое-как нацарапанных цифр и слов, которые мне решительно ничего не говорили.

– Эта бумага сохранилась?

– Наверное. Где-то должна быть.

– А с собой ты ее не захватила?

– Нет, с какой стати?

– Ты в состоянии вспомнить хоть что-нибудь из того, что было до катастрофы? – подавшись вперед и испытующе глядя на нее, спросил Кейн.

– Иногда по ночам мне снятся места, которые я воспринимаю как знакомые, но наутро... Она сдула с ладони воображаемую пушинку. – ...Никаких подробностей!

– А люди?

– Увы, – фыркнула Анжелика, смешно наморщив нос, – вас в моих снах не бывало никогда.

– Да, тебе палец в рот не клади. – На невозмутимом лице Кейна появилось подобие улыбки. – В ближайшие дни нам придется довольно тесно общаться. Я понимаю, что тебе все это не по душе, но, коль уж решение принято – не могли бы мы, по крайней мере, соблюдать элементарные приличия по отношению друг к другу?

– Приличия? Мне жаловаться не на что.

– Ну, а я могу просить тебя о том же?

криво усмехнулся он.

– Меня?!

– Для начала ты могла бы обращаться ко мне по имени.

– Как скажете, мсье Кейн.

– Меня зовут Майлз, – напомнил он.

– Ну и имечко...

– Я и сам не в восторге, но мама бы очень расстроилась, если бы мне вздумалось сменить его. – У вас есть мать?

– Как и у большинства людей.

– У нормальных людей. – Ее лицо помрачнело. – Прости, пожалуйста. – Кейн мягко накрыл ладонью ее запястье. – Но мне бы очень хотелось услышать что-нибудь о твоей семье, Пат.

Итак, для него она по-прежнему близкий человек, его девушка! К тому же потерявшая память.

– Вы по-прежнему намерены называть меня именно так?

– Это ведь твое имя.

Анжелику вдруг охватила злость.

– И после этого вы ждете, чтобы я миндальничала с человеком, который перевернул мою жизнь вверх дном, превратил в скандал мою помолвку и разлучил с женихом?!

– Хватит, – резко перебил Майлз. – Я только возвращаю тебе прошлое, которого ты нечаянно лишилась. И даже если ты, в конце концов, откажешься от этого варианта, никто не смеет лишать тебя права выбора!

Захваченная врасплох этой тирадой, она вглядывалась в его лицо, пока вдруг не сообразила, что от волнения англичанин перешел на родной язык.

В ту же самую секунду Майлз понял, что происходит, и широко раскрыл глаза.

– Ты же все понимаешь, да? Ты понимаешь?!

Патриция долго не отвечала, глядя куда-то сквозь него.

– Как вы догадались, где меня искать? – спросила она на чистейшем английском.

– Портрет! Я купил журнал с репродукциями картин и наткнулся на него. В сопроводительной статье упоминалось о приеме по случаю вашей помолвки с Жаном-Луи. Разве меня могли обмануть твои глаза? – Выдохнул он, откинувшись назад и жадно вглядываясь в ее черты.

 

3

– Зачем ты лгала мне? – Майлз был чернее тучи. – Не хотелось с вами никуда возвращаться, разве не ясно? – Патриция беспечно пожала плечами.

– Стало быть, ты все это время знала, кто ты есть на самом деле! И эта амнезия – только удобная ширма, жалкая уловка? Бог мой, Патриция, если ты...

– Нет! – яростно оборвала она его. – Женщины, о которой вы говорите, для меня не существует. Но, едва я увидела фотографии – те, что вы показывали вчера вечером, как поняла, что вы говорите правду, что между нами... была связь. Себя ведь не узнать довольно трудно, правда? – Ее лицо потемнело. – Но я очень... боялась. Мне не хотелось открывать для себя прошлое. – Их взгляды встретились. – А вы? Почему я должна испытывать к вам интерес? – Отвернувшись, она развела руками. – Вот и пришлось делать вид, что я не понимаю ни слова по-английски. Глядишь, вы бы и убрались восвояси – кто не ошибается!

– От меня не так-то легко избавиться.

– Я никогда не согласилась бы на эту поездку в Англию, если бы не Жан-Луи.

– Если бы не его жадность.

– Что вы знаете о бедности, господин Фунт Стерлингов? – Патриция метнула на него гневный взгляд. – Вы же купались в деньгах всю жизнь!

– Откуда такие сведения? – спросил он, подозрительно прищурившись.

– Да вы же сами просветили меня на этот счет, зачитывая свою газету, – невесело рассмеялась она. – Я узнала, что моя и ваша семьи на паях владеют крупной компанией. Потом вы сообщили, что я очень богата, а стало быть, дело процветает. Так что вы знаете о нужде и голоде? О том, что талантливые художники вынуждены валяться в ногах у богатых заказчиков?

– Да, мне не приходилось бедствовать. Но я никогда не стал бы заставлять женщину действовать против ее воли с исключительно меркантильной целью.

– Разве? – Патриция иронически подняла брови. – А как поступаете вы сами? Используете меня ничуть не хуже, чем мой жених.

– Каким же образом? – Майлз опустил веки, гася беспокойные огоньки в глазах.

– Вы утверждаете, что собирались жениться на мне. Если бы свадьба состоялась, вам достались бы все акции компании.

– Наша помолвка не была финансовым соглашением, – отчеканил он, глядя ей прямо в глаза и, не встретив ни искры доверия, добавил: – В любом случае разве этот вопрос не снят с повестки дня? Ведь все деньги могут достаться теперь Жану-Луи.

– А что, если я действительно отдам их ему? – воинственно заявила Патриция.

– Это твои деньги, и тебе решать, как поступить с ними, – снисходительно усмехнулся Майлз.

Поезд загрохотал по туннелю, уходящему под дно Ла-Манша, и путешественники замолчали, приспосабливаясь к переходу от яркого дня к искусственному освещению и гнетущей тьме за окном. Так и моя жизнь, еще сутки назад простая и ясная, теперь тонула во мраке забвения и тайны, подумалось Патриции.

– Не хочешь ли узнать историю своей семьи? – предложил Майлз, словно угадав ее мысли.

– Честно говоря, не испытываю никакого желания, – вздохнула она. – Но я вижу, что вы все равно не отвяжетесь, так что валяйте.

– Как я уже упоминал вчера вечером, ты дочь англичанки и француза. У тебя двойное гражданство. Вероятно, после исчезновения ты пользовалась французским паспортом. По настоянию отца в доме говорили на двух языках, и ты в совершенстве владеешь тем и другим. Однако после развода твоя мать вышла замуж вторично, и тебя отправили жить к бабушке. Та занялась твоим образованием и...

– Почему? – перебила Патриция. – Почему я не осталась с матерью или отцом?

Майлз на мгновение задумался.

– У каждого из них сложилась новая жизнь, новое окружение. И бабушка рассудила, что в этой ситуации ее опекунство будет для тебя чем-то вроде общего знаменателя, – пояснил он, как бы оправдываясь.

– И моих родителей это устроило? Неужели я так мало значила для них?

Майлз ожидал услышать горечь в ее словах, но не уловил ничего, кроме любопытства.

– Не все так просто. Твоя мать вышла замуж за аргентинца и уехала в Южную Америку. Отец вернулся на родину. Они оба хотели остаться с тобой. Но твоя бабушка обладает исключительно сильным характером, и заставить ее изменить решение почти невозможно.

– Но они могли отстоять меня? Если бы хотели по-настоящему?

– Повторяю, это было нелегко.

Несколько секунд девушка безмолвно смотрела на него, затем уголки ее рта медленно поползли вверх.

– Жизнь вообще сложная штука... Но я перебила вас.

– У твоей бабушки дом в Ланкашире, – продолжал Кейн, – и до окончания школы ты жила с ней там. Потом она взяла тебя с собой в путешествие по Индии и другим странам Азии, которое продлилось почти год. Вернувшись в Англию, она обосновалась вместе с тобой в Лондоне, где, собственно, и начались наши с тобой отношения.

– Разве мы не были знакомы раньше? – удивилась Патриция.

– Да, мы часто виделись еще до развода твоих родителей. Но ты тогда была еще девочкой.

– Сколько же вам лет? – В ее картинно округлившихся глазах запрыгали смешинки.

– Тридцать два.

– А мне?

– Двадцать один. Меньше чем через месяц тебе исполнится двадцать два.

– И когда же наше знакомство переросло в столь страстную связь?

– Ты появилась в Лондоне два года назад.

– Это в девятнадцать-то лет? – Насмешливо скривив губу, Патриция покачала головой. – Да-а, видимо, лишившись папочки, я невольно потянулась к солидным мужчинам. Скажите, я... совершенно потеряла от вас голову?

– Возможно, когда-нибудь ты сама вспомнишь все подробности, – сделав вид, что не замечает нарочитой язвительности вопроса, обронил Кейн.

Француженка, дремавшая в ней все утро, неожиданно вновь напомнила о себе. Состроив недовольную гримаску; Патриция закинула ногу на ногу, задев колено своего спутника и украдкой наблюдая за его – увы – невозмутимой миной.

– Мне так не кажется, – с досадой отрезала она. – Скажите лучше, как сейчас поживают мои любвеобильные родители?

– Жива только мать, она по-прежнему находится в Аргентине.

– Она тоже совладелец компании... как там ее... «Шандо и Кейн»?

– «Кейн и Шандо», – поправил Майлз. – Что касается прав собственности, то все акции, унаследованные твоей матерью, перешли к тебе после ее повторного замужества. Такова была воля бабушки.

– Ничего себе образ вырисовывается – железная старушенция!

– Да, она такая, – невесело усмехнулся Кейн. – И, по правде сказать, я вряд ли доверил бы такому человеку воспитание юной трепетной особы.

Патриция на мгновение нахмурилась, затем расхохоталась так громко, что на них стали оборачиваться.

– Вы имеете в виду меня? Это я-то – «юная трепетная особа»?! Вот уморили. – В ее глазах читалась откровенная издевка. – Вы выражаетесь, как в прошлом веке.

– Ну, по возрасту...

– Да нет, – отмахнулась Патриция, – просто вышло так, что я поумнела раньше срока, – добавила она со значением. Бросив взгляд на моментально помрачневшего Майлза, она подалась вперед и почти нежно, но очень твердо сказала: – Было бы лучше для нас обоих, если бы вы забыли то юное создание так же основательно, как это сделала я. Потому что той девушки больше нет, и никакие силы в мире ее не вернут.

Кейн выдержал ее взгляд.

– Я знаю. Мне придется заново узнавать тебя, – ответил он недрогнувшим голосом.

– Но разве вам по душе я сегодняшняя? – это было скорее утверждение, чем вопрос. Не сводя глаз с его лица, Патриция откинулась на спинку сиденья. – Я же вижу, как вас коробит от моего поведения.

– Мне просто нелегко принять эти внешние перемены в тебе.

– Меняются обстоятельства – и люди вместе с ними.

– Это слова умудренной опытом женщины, – улыбнулся он.

Патриция недоуменно уставилась на него, сбитая с толку неожиданным поворотом разговора, затем отвела глаза.

– Я еще ничего не узнала о судьбе отца, – напомнила она.

– Боюсь, что не расскажу ничего утешительного. Несколько лет назад его сразил сердечный приступ. – Патриция едва кивнула, и Майлз удивленно спросил: – Как, для тебя это пустой звук?

– А чего вы ждали? – Она ответила негодующим взглядом. – Что я буду убиваться из-за того, что некто, кого я не могу даже вспомнить, покинул этот мир? Тем более что этот человек, как вы утверждаете, по сути дела отказался от меня! Разумеется, он для меня ничего не значит.

Вспышка ослепительно яркого света возвестила о скором конце путешествия. Вырвавшись из тесного туннеля, поезд сбавил скорость, словно залюбовавшись живописными сельскими пейзажами Кента. Минуту или две Патриция не отрывалась от окна, пока, наконец, не вспомнила о своем спутнике.

– И это все? – разочарованно протянула она. – Все, что осталось от моего славного семейства?

– В общих чертах да, – кивнул тот.

– Итак, у меня есть мать с отчимом в Аргентине и бабка здесь, в Англии. Больше никого?

– Если не ошибаюсь, у тебя должна быть еще родня по отцовской линии – двоюродные или троюродные братья и сестры где-то во Франции. Здесь тоже есть еще какие-то тетки с бабушкиной стороны. Седьмая вода на киселе. Боюсь, оба наши рода не отличаются плодовитостью.

– Когда я выйду за Жана-Луи, то исправлю эту ошибку, – лукаво прищурилась Патриция. – У нас будет шестеро детей, не меньше.

– А ему ты об этом тоже сообщила?

– Жан-Луи – сам дитя природы, – улыбнулась она. – Он обожает солнце и воздух, краски и звуки жизни. Не то что вы. – Она смерила его пренебрежительным взглядом. – Вы – серый и скучный обыватель, напрочь лишенный воображения.

Девушка очень удивилась, когда Майлз – впервые на ее памяти – расхохотался.

– Если ты так считаешь, значит, не одному мне придется делать открытия!

Вскоре поезд прибыл на лондонский вокзал Ватерлоо, и они вновь оказались в машине.

– А куда мы, собственно, направляемся? – спросила Патриция.

– К тебе.

– Ко мне? У меня в Лондоне есть жилье?

– Да. В Челси.

Они свернули на утопающую в зелени деревьев тихую улочку, которая вела прямо к Темзе, и остановились возле небольшого двухэтажного дома. Потемневшая от времени кирпичная кладка, парадная дверь, аккуратно выкрашенная в черный цвет. Благообразие и респектабельность во всем.

Выбравшись из машины, девушка с явным отвращением разглядывала здание. Тем временем Майлз извлек из кармана небольшую связку ключей и отпер входную дверь.

– У вас есть ключи от моей квартиры? – удивилась Патриция.

– Это то немногое, что у меня осталось после твоего... исчезновения, – пожал плечами он, пропуская ее в коридор.

На внутренней двери красовались две таблички. Одна из них, снабженная литерой «А», гласила: «Майор и Миссис С.Д.Дэвисон». На второй ничего не было, кроме буквы «В». Отперев эту дверь, Майлз отступил на шаг.

Сознавая, что он наблюдает за ней, Патриция вошла в небольшую прихожую, за которой начинался еще один коридор, увешанный старинными гравюрами в позолоченных рамах.

Ни на столике у стены, ни на коврах, устилавших пол, не было заметно признаков пыли. В теплом воздухе не ощущалось затхлости – лишь сладковатый запах восковой мастики. Никаких признаков того, что это жилье опустело год назад. Патриция медленно подошла к ближайшей двери и распахнула ее. Там оказалась парадная гостиная с лепным орнаментом на потолке, обставленная роскошной мебелью. Ноги утопали в пушистом ковре, а тяжелые шторы сбегали вниз пышными складками. Несмотря на стилизацию под старину, диван и кресла выглядели совершенно новыми; похоже, что ими просто никто не пользовался. Книжный шкаф с томами в кожаных переплетах навевал тихую скуку, заставляя предположить, что их поставили сюда скорее для украшения. По обе стороны от него располагались два массивных латунных светильника с кремовыми абажурами. Телевизор, упрятанный в углубление шкафа, и столь же незамысловато замаскированный музыкальный центр, были здесь, похоже, единственными приметами современности.

Патриция сморщила нос и вышла из комнаты, чтобы осмотреть остальные помещения. Она побывала в столовой, где стол-тумба с шестью стульями представляли собой уже явно подлинный антиквариат, заглянула в кухню с буфетами в псевдодеревенском стиле, и наконец оказалась в огромной спальне с окнами, выходящими в сад.

Здесь была кровать с пологом на четырех столбиках, туалетный столик и встроенные гардеробы, занимавшие целую стену. Патриция долго разглядывала спальню, затем нырнула в один из шкафов, чтобы ознакомиться с их содержимым. Вытащив наугад несколько туалетов, девушка обнаружила, что это в основном костюмы с длинными юбками строгого покроя и шелковые блузки пастельных тонов с длинными рукавами. Все они выглядели дорого и отличались отменным качеством, но, Боже, как невыразительны были эти наряды!

– И вы еще утверждаете, что не ошиблись, привезя меня сюда? – повернувшись к Майлзу, гневно воскликнула Патриция. – Никогда не поверю, что я могла носить эти идиотские серые доспехи!

– Уверяю тебя, что могла, – ухмыльнулся ее спутник. – И при этом умудрялась изумительно выглядеть.

– Даже монахиня постыдилась бы влезть в эту... униформу!

– Так, так. – Майлз весело рассмеялся. – Великолепный предлог для экскурсии по окрестным магазинам готового платья!

– Разве я не могу просто так отправиться за покупками? – вежливо улыбнулась в ответ Патриция.

В дальней стене виднелась еще одна дверь, за которой новоявленная хозяйка обнаружила ванную комнату, отделанную плиткой, которая по цвету и рисунку напоминала с детства ненавистный ей сыр «рокфор».

– Эта квартира снимается? – осведомилась она, брезгливо скривившись.

– Нет, это твоя собственность.

– И я сама подбирала интерьер?

– Кажется, твоя бабушка специально наняла дизайнеров, пока вы были в Индии. Хотела устроить тебе сюрприз к возвращению.

– Ей это удалось.

– Если тебе не нравится, всегда можно позвать других.

Это было сказано словно невзначай, но Патриция тут же уловила в его словах глубокий подтекст.

– Мне-то что? Я же не собираюсь здесь жить, – небрежно обронила она.

Майлз не стал возражать.

– Что ж, пойду за твоим чемоданчиком.

Патриция последовала за ним в коридор, и в этот момент в замочной скважине входной двери тихо повернулся ключ. На пороге появилась седовласая дама – худощавая и подтянутая, в шерстяном костюме тускло-голубого оттенка.

– Патриция! – Дама шагнула к ней, раскрывая объятия. – Как славно, что ты снова дома. Когда Майлз мне позвонил, я так обрадовалась!

– Это и есть моя бабушка? – обернулась к Кейну девушка.

В его глазах промелькнуло смущение.

– Нет, это миссис Дэвисон, которая живет наверху. – Он обратился к пожилой леди: – Как я уже упоминал, Патриция страдает амнезией. Боюсь, она не узнала вас.

– Какой ужас! – воскликнула та. – Но тебе не нужно ни о чем беспокоиться. Майор и я – мы позаботимся о тебе до прибытия твоей бабушки. Ты же знаешь, мы ее старые друзья, еще с детства, и в школе мы тоже учились вместе.

– В самом деле? – Патриция взглянула на начинавшие медленно опускаться руки женщины. – Да, я вижу, у вас есть и ключ от моей квартиры.

– О да, мы с мужем следили за ней в твое отсутствие.

Патриция нахмурилась, не в силах представить себе, как это выглядело.

– Вы делали уборку?

– Ну, не сами, конечно, – захихикала миссис Дэвисон. – Но мы следили, чтобы уборщица и садовник не отлынивали от работы, сообщали мистеру Кейну, если что-то было не в порядке, словом, делали все, что требуется.

– Я вернулась, стало быть, ключ вам больше не нужен. – Патриция протянула раскрытую ладонь.

Миссис Дэвисон проворно отдернула руку.

– Будет лучше, если он останется у меня. Соседи всегда должны иметь возможность попасть друг к другу – мало ли что может случиться. И твоя бабушка будет довольна, если ты окажешься под присмотром.

– Вот как?

Девушка не стала перечить, и, не говоря больше ни слова, направилась мимо опешившей соседки прямиком в гостиную.

Из передней до нее донеслись приглушенные голоса, затем в наступившей тишине хлопнула парадная дверь, и вскоре в комнате появился Майлз. Он застал Патрицию за перелистыванием телефонного справочника.

– Телефон работает? – резко спросила она.

– Надо полагать.

– Отлично. – Она набрала какой-то номер.

– Алло? Слесарные услуги? Я бы хотела сменить замок. Как можно быстрее, да. Адрес? – Она выразительно взглянула на Майлз. – Какой у нас адрес?

– Уолтон-стрит, двадцать два, – буркнул тот, исподлобья разглядывая ее.

Патриция повторила адрес и договорилась ждать слесаря в течение часа.

– Так ли уж это необходимо? – пожал плечами Кейн, когда она положила трубку.

– Вы же видели – эта женщина отказалась вернуть мне ключ. Вы полагаете, я стану мириться с тем, что она может заходить сюда, когда ей вздумается? Или ее муж?

– Но можно было, по крайней мере, поблагодарить соседку за то, что она присматривала за квартирой.

– По вашей просьбе?

– Да, по моей.

– Вот вы ее и благодарите, – грубо сказала она. – Вы ведь ей заплатили?

– Так, символически, – неохотно подтвердил Майлз.

– Я в этом не сомневалась. Подобные личности не отличаются бескорыстием. Кто еще может явиться сюда без стука со своим ключом?

– Думаю, только твоя бабушка.

– Вы забыли о себе, – подсказала девушка.

Вместо ответа он извлек связку ключей из кармана и протянул ей.

– Это твои. Я просто хранил их у себя.

– У вас не было собственного ключа даже в ту пору, когда мы были обручены? – Нет. – В пристальном взгляде его серых глаз легко угадывался вызов, приглашение к язвительному вопросу. И таковой последовал незамедлительно:

– А, так у нас не было по-настоящему близких отношений?

– По-моему, сейчас еще рано обсуждать эту тему, и твое излишне агрессивное настроение лучшее тому свидетельство.

Воинственные искорки уже начали разгораться в глазах Патриции, но она решила не вступать в очередную пере палку.

– Кто еще знает, что вы привезли меня сюда?

– Бабушка, разумеется. Мы ждем ее завтра. Она собирается вывезти тебя в Ланкашир на какое-то время.

– Вывезти? И надолго?

– Она не уточняла. Как ты захочешь, надо полагать.

– Мне это абсолютно не нравится. Так, еще кто?

– Твой поверенный. Он, конечно, захочет вначале убедиться, что ты – подлинная Патриция Шандо, а затем, думаю, тебе придется подписать целый ворох бумаг, чтобы вступить в права наследования. Я попросил его быть здесь в три часа.

– Я не ослышалась?

– А в чем дело?

– Как же богата я должна быть, – нервно рассмеялась Патриция, – если нотариус сам приходит в гости, вместо того чтобы принять меня в собственной конторе!

– Мы решили, что тебе будет легче, если вся эта процедура пройдет в домашних условиях... – Майлз взглянул на часы. – Ты проголодалась? Мы ведь еще не обедали. Недалеко есть ресторан с отменной морской кухней.

– Нет, есть не хочу. А потом, скоро придет слесарь.

Патриция неожиданно вскочила и ринулась в спальню, сделав по дороге призывный жест рукой.

– Пойдемте со мной, – позвала она. Майлз устремился следом и натолкнулся в дверях на целую охапку костюмов, за которой едва угадывалась хозяйка. – Отдайте это на нужды благотворительности. – Убедившись, что тяжелая ноша находится в надежных мужских руках, она принялась вытаскивать из гардероба все новые и новые вещи.

– Постой! Э-эй, стоп-стоп! – вскричал Майлз при виде стремительно растущей горы твида и кашемира. – Ты хорошо подумала?

– Никогда еще я не думала так хорошо. Гадкие, мрачные одеяния. Я в этом не легла бы и в гроб! Скорее отнесите их в машину!

– Ты определенно рехнулась, – вздохнул Майлз, когда одежду наконец удалось запихнуть на заднее сидение. Однако вся эта сцена явно забавляла его.

Им пришлось еще дважды навещать спальню, пока гардеробы окончательно не опустели.

Едва с этим было покончено, как появился слесарь. Он врезал новый замок во входную дверь и вручил хозяйке два ключа. Отпустив мастера, Патриция посмотрела сначала на ключи, потом на Майлза.

– Один мне, а другой... – Она выдержала эффектную паузу. – А другой Жану-Луи, конечно.

– Почему тебе так нравится издеваться надо мной? – спокойно спросил Кейн.

– Вы думаете, что я делаю это намеренно? – Я знаю, что это так.

Подойдя к дивану, Патриция сбросила туфли и уселась, вытянув красивые ноги.

– Почему бы и вам не присесть? – пригласила она.

Она ожидала застать его врасплох, но произошло нечто прямо противоположное. Уверенно направившись к дивану, Кейн взял ее за щиколотки и, усевшись рядом, перебросил ноги девушки через свои колени.

Какое-то время Патриция таращилась на него в немом изумлении, затем ее рот скривился в понимающей ухмылке.

– Вы никогда не в состоянии устоять перед вызовом, как я погляжу! – констатировала она. – А ты намерена часто провоцировать меня? – Ну, это довольно занятно.

– Стало быть, для тебя это не больше чем игра? – А как же? Вся жизнь – игра.

– В игре не должно быть места жестокости. А ты, похоже, получаешь удовольствие, причиняя мне боль.

Это обобщение не понравилось Патриции, и она попыталась встать, но Майлз удержал ее за лодыжки. Девушка перевела взгляд с его рук на лицо, но его выражение оставалось бесстрастным.

– В чем же это выражается? – спросила она.

– В назойливом упоминании о Жане-Луи при мне – к месту и не к месту.

– Он мой жених.

– Чуть раньше в этой роли успел побывать я. – Трудно поверить, что я вообще когда-либо была обручена с вами, – задумчиво произнесла она. – А как же газета?

– Бумага все стерпит. Я... была влюблена в вас? – В противном случае у тебя не было бы повода соглашаться выйти за меня замуж.

– Это еще бабушка надвое сказала!

Майлз повернул голову, глядя на нее сверху вниз, и девушка уже в который раз отметила, что маска невозмутимости на его лице придает словам тяжеловесную многозначность.

– Почему ты стремишься это выяснить?

– Если я была влюблена в вас по уши, то чем объяснить мое полное равнодушие к вам сейчас?

– Полное?

– Абсолютно.

– Если я тебе и впрямь настолько безразличен, то откуда взялось навязчивое желание побольнее ужалить меня?

Патриция звонко рассмеялась, и, запрокинув голову, сплела на затылке поднятые руки, от чего тонкий свитер натянулся, обрисовывая изысканную округлость ее высокой груди, не стесненной бюстгальтером.

– Вы увезли меня от любимого человека и теперь недоумеваете, отчего я так неласково с вами обхожусь. Хватит темнить, я хочу знать: мы были любовниками?

Взгляд Майлза неохотно оторвался от ее бюста. – Не смею сказать тебе правду, – улыбнулся он.

– Но почему?

– Потому что теперь я не уверен в том, что ты действительно была влюблена в меня.

– Разве я не признавалась в этом? – Глаза Патриции округлились.

– Увы.

– А что, так трудно было поинтересоваться? – Как-нибудь я обязательно расскажу тебе о наших отношениях, но только не сейчас.

– Почему?

– Потому что ты не в настроении, а я не хочу слышать, как ты будешь высмеивать то, что для меня бесконечно дорого. – Весь его вид – сведенные брови, отяжелевший волевой подбородок – выражал упрямую решимость.

– Еще неизвестно, буду ли я когда-нибудь в соответствующем настроении, – заметила между тем Патриция.

– О, – живо возразил он с непонятной уверенностью. – Уверяю тебя, что будешь.

Атмосфера в спальне стала напряженной, и от невысказанных слов становилось все труднее дышать. Заглянув в глаза Майлза, Патриция прочла в них ожидание. Слова, которые он хотел услышать, уже готовы были сорваться с ее губ, но в последний момент она передумала. Почувствовав, как рука, все еще удерживающая ее щиколотку, едва заметно напряглась, девушка поняла, что для Кейна очень важно услышать ее ответ. Для человека с таким самообладанием он выглядел более чем взволнованным, и эта реакция совершенно сбила ее с толку. Рывком высвободив ноги, девушка перебросила их на край дивана и вскочила, отряхивая юбку.

– Я должна позвонить Жану-Луи, – объявила она. – Он волнуется, удачно ли я добралась...

– Разумеется, – согласился Майлз. – А я тем временем отвезу одежду. Ты хочешь, чтобы она попала к кому-то конкретно?

Наградой ему был брошенный через плечо многозначительный взгляд. Патриция сняла телефонную трубку со словами:

– К падшим женщинам, если это возможно.

К ее удивлению, Майлз едва не покатился со смеху. – Нет, с тобой определенно не соскучишься!

Девушка проводила его взглядом, в котором застыло выражение недоверчивой задумчивости.

Незадолго до ее отъезда из Парижа раздался звонок от Жана-Луи. В его голосе звучали раскаяние и нежность, и он тщательно избегал упоминания о несказанном богатстве, ожидавшем девушку по ту сторону Ла-Манша. Помучив его в свое удовольствие, Патриция наконец снизошла до прощения, от чего ее жених был на седьмом небе, объявив об этом не без некоторого самодовольства – верный признак того, что он и не сомневался в результате.

Она набрала номер имения, где Жану-Луи предстояло писать портрет заказчицы, но ей ответили, что художник из Парижа еще не прибыл. Патриция продиктовала телефон квартиры в Челси, но не оставила никакого сообщения. Разумеется, он не замедлит сделать ответный звонок.

Тем временем появился Майлз.

– Сотрудницы благотворительного фонда не поверили своим глазам, – с добродушной ухмылкой сказал он. – А когда разглядели фирменные нашивки на подкладках, радости их не было границ, но они страшно смущались, что не могут скрыть ее, поскольку решили, что кто-то умер.

– А ведь они правы, – заметила девушка. – Патриция Шандо действительно умерла.

– Чтобы возродиться вновь как Анжелика Касте.

– Именно. Возможно, я даже официально сменю имя, – задумчиво произнесла она. – В том случае, конечно, если будет доказано, что я та, кем вы меня считаете.

– Что ж, ждать осталось совсем недолго, – провозгласил Майлз, выглянув в окно. – Встречай Чарльза Ридмана, своего поверенного. – С этими словами он отправился открывать дверь.

Мистер Ридман оказался склонным к полноте господином средних лет в безукоризненном костюме. Человек из фирмы, которая дорого оценивает свои услуги, подумала Патриция. Окинув девушку быстрым цепким взглядом, он едва заметно кивнул Майлзу.

– Боюсь, что мисс Шандо не помнит вас, предупредил тот. – С вашего позволения я поеду в контору. Стоит на пару дней отлучиться, как тут же накапливается уйма работы.

– Вы уезжаете? – вскинулась Патриция, удивляясь непонятному беспокойству, охватившему ее при этой мысли.

Майлз вышел в переднюю, и девушка последовала за ним.

– Не волнуйся, – успокоил он ее, прикрыв дверь в гостиную. – Он тебя не съест.

– Ему потребуются доказательства...

– Само собой.

– Что, если он задаст мне вопросы, на которые я не смогу ответить?

– А что тут такого, – пожал плечами Майлз. – Я уверен, что ему было достаточно взглянуть на тебя, чтобы убедиться в том, что ты настоящая Патриция Шандо. Но, вероятно, он захочет взять у тебя отпечатки пальцев. Это простая формальность.

– Вы... вернетесь?

– А ты хочешь этого?

– Дело не в том, хочу я этого или нет, – раздраженно передернула плечами Патриция. – Вы – единственная живая душа, которую я знаю в Лондоне. Я хочу пойти куда-нибудь вечером, поесть, развлечься, в конце концов.

– Договорились. Я заеду за тобой в половине восьмого. – Он улыбнулся. – Ты даже успеешь сделать покупки.

– Но у меня нет ни пени.

– Скажи Ридману, он все устроит.

– Даже не будучи уверен в том, что я и есть та самая Патриция Шандо? – с сарказмом спросила она. Но Майлз только повторил: – Он обо всем позаботится.

Беседа с поверенным заняла больше часа. Как и предупреждал Майлз, у того не было ни малейших сомнений относительно личности Патриции, тем более что он знал ее еще ребенком. Он попросил показать шрам на плече и рассмеялся при виде божьей коровки.

– Вы всегда его стеснялись, – припомнил он. – Вплоть до того, что долго не хотели надевать открытое вечернее платье. Но я никак не ожидал, что вы пойдете на подобные ухищрения, чтобы скрыть эту особую примету.

– Это не настоящая татуировка – призналась она. – Что-то вроде переводной картинки. Когда она стирается, я приклеиваю новую. – Патриция озорно стрельнула глазами. – Но обещайте, что вы меня не выдадите.

Ридман достал чернильную подушечку, пояснив:

– После вашего исчезновения мы подняли на ноги полицию, и они сняли в доме отпечатки пальцев. Если теперь они совпадут с вашими, то дело будет закрыто. – Он помедлил, ободряюще глядя на нее из-под кустистых бровей. – Какое, однако, невероятное облегчение для Майлза! Особенно если учесть, что вы ничего не помните. Увидев, что Патриция удивленно подняла глаза, он пояснил: – Когда вы пропали, не сказав никому ни слова, мы все очень боялись, что вы стали жертвой похищения, и были готовы к худшему. Все просто места себе не находили от беспокойства, особенно Майлз и ваша бабушка. Но затем была обнаружена ваша машина и...

– Майлз с ума сходил от беспокойства? – перебила Патриция. – Откуда вам это известно?

Нотариус бросил на нее изумленный взгляд.

– Вы же собирались пожениться. Разве он не сказал вам об этом? – Получив в ответ кивок, он продолжал: – Что странного в том, что жених волнуется о своей пропавшей невесте? Ридман помолчал. – Но Майлз не тот человек, чтобы распространяться о своих чувствах даже в узком кругу. – В его голосе послышались мрачные нотки. – Но нетрудно было догадаться, какой ад творился в его душе.

– Вы упомянули о моей брошенной машине, – поспешно вставила Патриция, прерывая его.

– Да, на стоянке в аэропорту. Там было чем поживиться, но ничего не пропало, и это исключало версию ограбления. Полиция пришла к выводу, что решение об отъезде принято вами сознательно, и это, как я полагаю, еще сильнее огорчило Майлза. – Ридман перешел к финансовым вопросам, выдав ей кредитную карточку и солидную сумму наличными. – Этого должно хватить на первое время, – сказал он. – Я встречусь с вами через несколько дней, и мы решим вопрос окончательно.

– После проверки отпечатков? – улыбнулась Патриция.

– Это не более чем формальность.

Он уже закрывал свой портфель, когда ее вдруг осенило:

– Скажите, пожалуйста, мои счета заморожены? – Майлз убедил вашу бабушку не делать этого. – Зачем ей это было нужно?

Поколебавшись, Ридман неохотно ответил: – Она рассчитывала, что деньги рано или поздно заставят вас вернуться к родному очагу.

– Понятно, – бесстрастно прокомментировала девушка. – Со счетов снимались какие-нибудь деньги?

– Только в день, когда вас хватились. Не очень большая сумма. Но этим все и ограничилось.

Проводив поверенного, Патриция отправилась за покупками. Давненько она не позволяла себе так расслабиться! Париж – город дорогой, а на жалованье официантки по магазинам не слишком-то набегаешься, даже если учесть щедрые чаевые, заработанные ее неотразимой улыбкой. Она привыкла экономно расходовать деньги, и сейчас безотчетно следовала своим принципам, чередуя недорогие лавки, пестрящие красочными нарядами, с шикарными магазинами ультрамодной одежды.

В отделе женского белья одного крупного универмага незнакомая юная продавщица воскликнула:

– Как, мисс Шандо!? Но я думала, что вас... – Девушка осеклась и, чтобы скрыть смущение, с преувеличенной радостью защебетала: – Как чудесно видеть вас снова!

Расплатившись за покупки и направляясь к выходу, Патриция почувствовала за спиной любопытные взгляды, а ее ушей достиг возбужденный шепот. Интересно, с горечью подумала «жертва похищения», сколько времени понадобится борзописцам из отделов сплетен, чтобы затаскать мое имя в своих грязных газетенках?

Она гордо вскинула голову, решив быть выше всего этого.

Вернувшись в квартиру, Патриция принялась распаковывать только что приобретенные наряды. Новое белье превосходно, но что надеть вечером?

Вскоре она остановила свой выбор на черном платье с таким глубоким декольте, что при любом резком движении открывалась ее пышная грудь во всей своей красе.

Накинув новый купальный халат, девушка уже начала наполнять ванную, как зазвонил телефон. Закрутив краны, она машинально погасила за собой и свет.

– Они признали тебя наследницей? – это было первое, что спросил Жан-Луи.

– Пока что взяли отпечатки пальцев, – проворковала она. – А как твоя американка?

– Она похожа на всех остальных богатых вдов, – живо ответил жених. – Хочет выглядеть на портрете на двадцать лет моложе.

Жан-Луи рассказал о том, как собирается писать портрет. Патриция слушала с живым интересом, хотя Франция и возлюбленный уже начинали казаться ей нереальными, словно подернутыми дымкой.

Пока они болтали, за окнами стало заметно темнее. Все еще мысленно продолжая телефонный разговор с Жаном-Луи, девушка побрела обратно в спальню и отворила дверь в темную ванную комнату. Она предусмотрительно закрыла жалюзи на маленьком окошке, выходящем в сад, и задернула его занавеской. Но на поверхности воды вдруг мелькнул крошечный блик света. Пока Патриция изучала это непонятное оптическое явление, пятнышко света исчезло, чтобы через пару секунд появиться вновь.

Она подняла глаза вверх. Поскольку ванная располагалась на первом этаже и была, по-видимому, переделана из будуара, ее потолок также украшал лепной орнамент из завитков и розочек. Лучик света, отражавшийся от поверхности воды, явно тянулся оттуда.

Патриция осторожно прикрыла дверь, вернулась в гостиную и набрала номер телефона, который дал ей на всякий случай Майлз. Услышав его голос, она коротко бросила в трубку:

– Вы мне нужны. Срочно! – Его попытки узнать, в чем дело, были решительно пресечены. – Повторяю, приезжайте. Как можно скорее.

В ожидании Кейна она успела натянуть джинсы и свитер и заняла наблюдательную позицию у окна. Завидев подъезжающий автомобиль, девушка сорвалась с места и босиком устремилась к парадному входу. Отомкнув дверь прежде, чем Майлз успел позвонить, она поднесла палец ко рту, схватила его за руку и увлекла за собой в полутемный коридор.

– Ради Бога, что случилось?..

– Тсс! – яростно прошипела она. – Ждите здесь.

Заскочив в квартиру, она вновь зажгла свет в ванной и пустила воду. Майлз терпеливо ждал. Выбрав ключ из полученной от него накануне связки, девушка стала тихонько подниматься по лестнице на верхний этаж.

– Что это все значит, черт побери? – шепотом спросил Майлз.

– Сейчас увидите. За мной, ну же! – бросила через плечо Патриция.

Наверху оказался коридор, очень похожий на ее собственный. Из-за ближайшей двери доносились громкие звуки телевизора. Патриция прокралась мимо, увлекая за собой Майлза. В конце коридора она на мгновение задержалась, собираясь с духом, затем беззвучно повернула ручку двери и толчком распахнула ее.

Судя по обстановке, комнату можно было назвать кабинетом – массивный письменный стол, ряды книжных полок, – словом, здесь не было ничего необычного, кроме мужчины, стоявшего на коленях на полу. Одна из дубовых половиц была вынута и валялась рядом, а хозяин кабинета приник к отверстию, которое он высверлил в потолке ванной комнаты Патриции.

Бросив победоносный взгляд на Майлза, девушка прочла на его лице потрясение, постепенно сменявшееся бешенством.

Он подошел к мужчине и чувствительно пнул его под зад. Скорчившаяся на полу фигура конвульсивно дернулась.

– Это обойдется вам значительно дороже, чем грошовый набор порнографических открыток, зловеще пророкотал Кейн. – Он перевел взгляд на Патрицию. – сходи-ка за его благоверной.

Она с минуту колебалась, но, разглядев холодную ярость в расширившихся зрачках Кейна, без слов отправилась за миссис Дэвисон. Супруга майора, сидевшая в кресле за вязанием, изумленно уставилась на девушку, невесть откуда появившуюся в ее комнате. Пушистый клубок и спицы едва не разжалобили Патрицию, но она забыла о сантиментах, когда женщина с негодованием воскликнула:

– Как ты смеешь входить сюда, не позвонив у парадного входа?

– Вы поступили точно так же, – напомнила Патриция, потрясая связкой ключей, – говоря, что соседи должны иметь в запасе ключи от квартир друг друга. Чему же вы теперь удивляетесь?

– Это на случай непредвиденных обстоятельств! – не унималась миссис Дэвисон.

– Пожалуйста, идемте со мной. Вас хочет видеть мистер Кейн.

– Что там еще... – буркнула соседка, нехотя выбираясь из кресла.

Оказавшись в кабинете мужа, миссис Дэвисон побелела как простыня, но при этом было ясно, что увиденное ее вовсе не удивило.

– Она знала! – вскричала Патриция.

– Я думаю, вам лучше съехать отсюда как можно скорее, – прозвучал в наступившей тишине ледяной голос Майлза. – Даю вам неделю на поиск другого жилья. Если к этому времени вы не покинете дом, скандал будет предан огласке. И я собираюсь немедленно поставить в известность миссис Шандо, поэтому не пытайтесь искать ее заступничества. Вы меня поняли?

Миссис Дэвисон молча кивнула.

– Что ж, отлично. – Не говоря больше ни слова, Майлз взял Патрицию за руку, и они вышли.

– Грязный старый извращенец! – прогремел он, потрясая сжатыми кулаками. – Если бы не его преклонный возраст, он бы получил по заслугам!

– Думаю, впечатлений ему и так хватит на всю оставшуюся жизнь, – отозвалась девушка.

Майлз с изумлением обнаружил, что она вот-вот расхохочется.

– По-твоему, это забавно? – воскликнул он.

– Я просто подумала... – Плечи ее начали мелко вздрагивать. – Ну, я же не знала, как выглядит этот м-майор... – Она скорчилась от смеха. – Но увидеть его в такой позе... – И она сложилась пополам в припадке буйного веселья.

Глядя на нее, Майлз невольно начал улыбаться. – Вообще-то я рад, что ты не расстроилась, – сказал он, постепенно успокаиваясь. – У тебя для этого были все основания. Особенно если учесть, что это я притащил тебя сюда. Будь он неладен, этот мистер Дэвисон! – с чувством добавил он.

– Не стоит переживать из-за этого, – пожала плечами Патриция. – Но я не хочу здесь больше оставаться.

– Нет, конечно же, нет. Я попробую устроить тебя в гостинице. Хотя в это время года найти свободный номер будет нелегко.

Девушка снова упаковала вещи. Когда она вернулась к Майлзу, у того был обескураженный вид.

– Я не смог найти ни одного приличного номера. – Он выразительно посмотрел ей в глаза. – Похоже, выбора у нас нет – тебе придется остановиться у меня.

 

4

– Остановиться у тебя? Где?

– В моем доме.

– Ну, что ж, идем. – И Патриция подхватила свой багаж.

– Как? Ты не собираешься устраивать сцену? – Брови Майлза удивленно поползли вверх.

– Нет, а с какой стати?

У него вырвался недоверчивый смешок. Отобрав чемодан, Майлз направился к выходу. Патриция с чувством облегчения захлопнула дверь, и, оказавшись на тротуаре, посмотрела на окна второго этажа. Одна из занавесок шевельнулась, и за ней мелькнуло лицо миссис Дэвисон. Девушка с воодушевлением помахала ей ручкой, но этот игривый жест остался без ответа.

– Представляю, какую сцену она сейчас закатывает бедняге майору, – сказала Патриция, когда они уже сели в машину. – А вдруг они не захотят съезжать? – вслух подумала она, повернувшись к своему спутнику. – В конце концов, ведь это же их жилье!

– Ничего подобного, – отрезал Майлз. – Тебе принадлежит весь дом.

– Вот как? – Патриция с интересом посмотрела на него. – Уж не хотите ли вы сказать, что я поселилась в этих угрюмых апартаментах по собственной воле?

– Нет, – улыбнулся он. – На самом деле этот дом купила бабушка. Она решила, что иметь свой угол в Лондоне тебе не помешает.

– Так я ничего не знала? – Нет, это был сюрприз.

– Слава Богу. А то я уже всерьез начинала опасаться, что мне нравилось жить здесь. – Помолчав немного, она задумчиво произнесла: – Моя бабушка очень любит руководить?

– Совершенно верно, – подтвердил Майлз. – А мой гардероб тоже подобран по ее вкусу? – Думаю, что, пока вы жили вместе, она старалась привить тебе свои эстетические представления.

Этот уклончивый ответ позабавил Патрицию.

– Пожалуй, это можно перевести как «да», – улыбнулась она. – Но Чарльз Ридман ни словом не обмолвился о том, что этот дом мой.

– Разве он не обещал встретиться с тобой еще раз? – Да, через пару дней.

– К этому времени он должен будет детально во всем разобраться.

– Раз это моя собственность, – протянула она, рассуждая вслух, – я могу делать с ней все, что мне заблагорассудится?

– Безусловно.

– А моя бабушка может повлиять на решение этого вопроса?

– Теперь, когда тебе исполнился двадцать один год, нет.

– Тогда я хотела бы продать этот дом. Не хочу возвращаться туда.

– Даже после отъезда Дэвисонов?

– Да. Унылое место.

– Одному Богу известно, какой характеристики удостоится мое жилище, – рассмеялся Майлз.

Его дом был одним из немногих лондонских особняков, которые могли похвастаться собственным садом. Он располагался в Хэмпстеде, на краю вересковой пустоши, а окружавшие сад высокие стены делали его совершенно незаметным с улицы. Это был небольшой, но весьма изящный образец георгианской архитектуры, который не портили даже круглые башенки с коническими крышами, пристроенные по бокам фасада кем-то из прежних владельцев. Интерьер особняка поражал богатством и разнообразием – орнаменты, картины на стенах, мебель являли собой настоящие произведения искусства. И вместе с тем обстановка отнюдь не казалась музейной, а излучала уют и гостеприимство.

Осмотрев комнаты первого этажа, Патриция вернулась к выходу в вестибюль, где поджидал ее Майлз.

– Вы живете здесь один? – спросила она, эффектно прислонившись к дверному косяку.

– Да, один, но можно позвонить экономке и попросить ее пожить с нами, если ты пожелаешь, – ответил он, пряча улыбку.

– Которая из комнат моя? – Я провожу тебя.

Майлз повел ее наверх по широкой деревянной лестнице в заднюю часть здания, где размещалась изысканно обставленная комната с роскошной кроватью.

– Здесь, как правило, жили старшие дочери, пояснил хозяин. – Так что не удивляйся обилию зеркал и размеру платяных шкафов.

– Хотите сказать, что лучшего места для моих обнов не найти? – рассмеялась Патриция.

– Постель еще не готова. Я сейчас все принесу.

– У вас есть сестра? Она спала здесь? – расспрашивала девушка, пока они общими усилиями управлялись с постелью.

– Увы, я единственный ребенок в семье. И конечно, такой большой дом не для меня. Думаю, практичнее было бы продать его и при обрести взамен квартиру с гостиничным обслуживанием, но здесь словно царит дух моих предков, так что я пока так и не решился на это.

– О, этого ни в коем случае не надо делать! – запротестовала Патриция, не на шутку перепугавшись. – Это потрясающий дом.

– Тебе нравится? Но он почти такой же старый, как и тот, в Челси.

– Там просто дышать нечем от скуки и затхлости, а здесь очень красиво и уютно, – возразила девушка. – Пожалуй, я снова начну распаковываться, – добавила она, разглаживая последние складки на покрывале. – Мы пойдем куда-нибудь пообедать?

– Конечно. Сколько времени уйдет у тебя на сборы?

– Как насчет часа?

– Сорок минут. Я тоже умираю с голоду.

Патриция решила надеть черное платье. Рассмотрев себя во весь рост и всех возможных ракурсах в огромном трельяже, она осталась довольна. Черный шелк подчеркивал блеск ее тяжелых прямых волос.

Она уложилась в отведенное время, но нарочно заставила Майлза ждать, перекладывая помаду и пудру в маленькую вечернюю сумочку, купленную накануне к платью, и сбрызгивая дорогими французскими духами шею и запястья. Наконец, прихватив легкую кружевную накидку, девушка вышла к Кейну.

Будь все это сценой из фильма, а она – его режиссером, ей не удалось бы достичь большего эффекта. При виде Патриции, на секунду задержавшейся на верхней ступеньке, Майлз так и застыл на месте. Платье доходило ей до щиколоток, но длинные разрезы по бокам позволяли любоваться стройными ногами, а глубокое декольте не оставило бы равнодушным ни одного мужчину.

А Майлз? Испытывает ли он сейчас что-то подобное? Патриция с интересом наблюдала за ним. Но ее спутник, похоже, полностью контролировал свои чувства.

– Позволь, я помогу тебе с накидкой, – только и сказал он.

– Вы всегда экономите на комплиментах женщинам? – Ахнула уязвленная девушка.

Усмехнувшись, Майлз провел тыльной стороной ладони по упругому золотистому каскаду ее волос со словами:

– Тебе идет такая прическа.

– И это все? – с негодованием воскликнула девушка.

– Словно спелый ячмень на солнце.

– Вы говорите, как... художник.

– Да, видимо, так сказал бы в этой ситуации Жан-Луи.

– Возможно. – Она заглянула в его глаза, чувствуя какой-то подтекст, но не в силах разгадать его. Но лицо Майлза оставалось непроницаемым.

Надув губки, Патриция капризно протянула: – Ну, идемте же. Я есть хочу.

Майлз повез ее в ресторан, располагавшийся в старинном белом здании всего в нескольких минутах езды от дома. Хозяин приветствовал их как старых знакомых.

– Желаете занять ваш любимый столик, мистер Кейн? – уточнил он и добавил: – Очень рад видеть вас снова, мисс Шандо.

Он проводил их к нише у окна.

– Здесь тебе должно быть тепло, – про мурлыкал Майлз. – А то, не дай Бог, ты затрясешься от озноба в этом платье – и все мужчины попадают со стульев.

– А, так вы заметили! – улыбнулась Патриция.

Подошедший официант вручил им меню, осведомляясь, какие принести напитки.

– Джин с тоником и рюмку хереса, пожалуйста, – заказал Майлз, но Патриция воскликнула:

– Одну секунду! Кто будет пить херес?

– Это твой обычный заказ, – ответил тот, удивленно подняв брови. – Прости, ты хотела бы что-то другое?

– Вне всякого сомнения. Водку и лайм, пожалуйста.

Майлз кивком отпустил официанта.

– Получается, что твои вкусы тоже претерпели изменения?

– Вам виднее. Но я абсолютно уверена, что не выношу хереса. – Она брезгливо поморщилась. И даже не знаю никого, кто бы употреблял этот напиток.

– Твоя бабушка очень любит его.

– Вот как? Что-то наша предстоящая встреча вызывает у меня все меньше энтузиазма. Интересно, как она выглядит?

– У тебя будет возможность рассмотреть ее завтра. – Придется. – Она подозрительно покосилась на своего спутника. – По-моему, вы ее побаиваетесь.

– Конечно, – согласился Майлз с таким спокойствием, что несостоятельность этого предположения стала очевидной.

Принесли напитки.

– Знаете, есть еще одна вещь... – осторожно начала Патриция.

– Да? – Лицо его оставалось спокойным, но руки крепче сжали стакан, а плечи едва заметно напряглись.

– Вы сообщили бабушке о том, что я нашлась, но ни словом не обмолвились, знает ли об этом моя мать, – наконец сказала она.

– Нет. – Небрежная раскованность моментально вернулась к нему. – Ты почти не общалась в матерью. По крайней мере, с тех пор, как ты стала жить с бабушкой. Старушка придерживается старых добрых викторианских взглядов на жизнь и так и не простила дочери развода и повторного замужества.

– Вы хотите сказать, что она намеренно препятствовала нашему общению?

– Не знаю, – ответил Майлз после некоторых колебаний. – Ты никогда не просила об этом.

– Так она по-прежнему в Аргентине?

– Да. Узнав о твоем исчезновении, я даже в какой-то момент подумал, что ты отправилась туда.

– Стало быть, она знает о случившемся. Вы написали ей письмо или позвонили?

– Я встречался с ней. В Буэнос-Айресе, – после паузы ответил Майлз.

– Вы летали искать меня в Аргентину? – У Патриции округлились глаза.

– Да. Но у меня не было полной уверенности в том, что она говорит правду. Было подозрение, что она, э-э... прячет тебя.

– От кого? – Она встретилась с ним взглядом. – Вы себя имеете в виду?

– Ни в коем случае, – отрезал он.

– Тогда от бабушки? – не сдавалась она, слегка задетая его тоном.

– Это ближе к истине, – подтвердил Майлз.

– Если я так нуждалась в защите, то почему же не обратилась к вам? – спросила девушка, не сводя глаз с его лица.

– Я не знаю точной причины твоего бегства. – Он сосредоточенно рассматривал дно бокала. – Возможно, если бы автобус уцелел, а ты не расшибла бы голову, то через несколько дней вернулась бы домой.

– Вы действительно так думаете?

– Как ни привлекательна эта версия, предаваться самообману я не могу и не хочу. – Он с достоинством выдержал ее взгляд.

– В чем же дело?

Его губы дрогнули.

– Возможно, наша помолвка каким-то образом расстроила тебя.

– Это как-то проявлялось внешне?

– В последние недели перед исчезновением ты выглядела очень напряженной, скованной, как будто что-то тяготило тебя.

– И вы... знаете причину?

– Нет. – Майлз печально покачал головой. – Я пытался выяснить, в чем дело, но ты отмалчивалась.

– Странные отношения для влюбленной пары, – живо заметила Патриция.

– Мы еще... только нащупывали подход друг к другу. Ты была как испуганная птица – сплошной комок нервов. И не надо забывать о твоем юном возрасте.

– Одним словом, я могла передумать выходить за вас замуж?

– Все может быть.

– Но вы бы не стали меня удерживать?

– Ну, зачем так ставить вопрос...

– И все же?

– У меня бы не оставалось выбора. Но я бы дрался за тебя до последнего, – твердо произнес он.

Глаза девушки стали огромными, но она лишь саркастически хмыкнула:

– А ради чего?! Только потому, что не привыкли проигрывать? Упускать добычу, которую мысленно уже считали своей?

– Потерять тебя было бы для меня совершенно невыносимо. Я хочу... вернее, хотел твоей руки больше всего на свете. – Как бы в подтверждение искренности сказанного, он потянулся к ладони Патриции, покоившейся на столе, но девушка проворно спрятала руку.

– Эй! – протестующе воскликнула она. – Я не позволяю подобных вольностей малознакомым мужчинам.

– Прости, – выдавил он. – Что-то я забылся.

Появление официанта с заказанными блюдами сгладило возникшую неловкость. Некоторое время они просто молча наслаждались едой.

– Думаю, мне не помешало бы иметь адрес матери, – нарушила молчание Патриция.

– Конечно. Ты собираешься написать ей?

– Может быть. Интересно, что она за женщина. Мы похожи?

– Волосы у вас были совершенно одинаковые, – улыбнулся Майлз. – Не знаю только, какой оттенок она выбрала сейчас.

– Наверное, этот аргентинец здорово вскружил ей голову.

– Так, что она решила покраситься?! – фыркнул тот.

– Так, что она забыла ради него о собственном ребенке, не говоря уже о наследстве.

– Пожалуй. Но я не берусь судить, насколько она была влюблена.

– О, в моем представлении связь женщины с мужчиной обязательно подразумевает горячие чувства. – Патриция пригубила коктейль, глядя на собеседника поверх бокала. – Всепоглощающую страсть. Ни на что меньшее я бы не согласилась, ведь это невероятно скучно, разве не так?

Это был еще один камень в огород Майлза, но тот лишь примирительно кивнул.

– Как же иначе. – Он усмехнулся. – А тебе нравится смотреть на меня, спрятавшись за краешком бокала. Этo что, прием из арсенала французских обольстительниц?

Патриция на миг застыла, глядя на него, и вдруг звонко расхохоталась.

– Чисто английское замечание! Надо будет познакомить вас кое с кем из моих подружек с Монмартра. Вам это явно не помешает.

Впрочем, после этой небольшой дуэли оба сошлись на том, что им лучше избегать темы личной жизни. Девушка принялась расспрашивать Майлза о компании, равноправным совладельцем которой она отныне становилась, и он поведал ей историю о том, как упорство и трезвый расчет превратили когда-то крохотное предприятие в одну из ведущих торговых фирм страны.

– Вы руководите компанией? – поинтересовалась она.

– Я директор-распорядитель, – подтвердил он. – Хотя, разумеется, у нас немало и других руководящих должностей.

– Я бы хотела как-нибудь побывать там.

– Конечно. – Он явно был приятно удивлен. – Разве я никогда не высказывала подобного желания?

– Увы. Дед приводил тебя в офис, когда ты была еще маленькой девочкой, и во время заседаний правления ты сидела у него на коленях. Не скажу, что все были в восторге от этого, но старик считал, что будущая совладелица должна узнавать фамильный бизнес с младых ногтей. Когда его не стало, твоя бабушка быстро положила конец этой практике. – На его лице появилась ностальгическая улыбка. – Там я впервые увидел тебя. Отец тоже нередко брал меня на работу во время школьных каникул, чтобы я потихоньку приглядывался к делу.

– И он не прогадал, – поддразнила Патриция. – Компания явно возглавляет список ваших жизненных ценностей.

– Зачем ты мне это говоришь? – В его серых глазах читался упрек.

– А чему еще вы можете посвятить себя? – Девушка пожала плечами. – Вот только если встретите ту, ради которой стоит жить...

– Ты же сама не веришь в такую возможность. – Майлз метнул на нее затравленный взгляд. – Расскажи лучше, как тебе жилось в Париже, – перевел он разговор на другую тему. – Оказаться в незнакомом городе, без денег и документов, и к тому же не помнить, кто ты такая...

– Мне очень помогли в одной из благотворительных организаций, и вскоре я нашла работу в дансинге. А одна из девушек, тоже официантка, предложила мне снять пустовавшую комнату в ее квартире.

– Интересно, кто такая настоящая Анжелика Касте?

– Я не задумывалась об этом. Как-нибудь надо будет разыскать ее... А впрочем, нет, – рассмеялась она, озорно блеснув глазами. – Вдруг эта дама потребует компенсации за использование своего имени!

– Ну что ты, она должна быть чрезвычайно польщена, – заверил ее Майлз, пряча улыбку.

Это был удачный комплимент, тонкий, но совершенно очевидный.

Воспользовавшись появлением владельца ресторана, который подошел справиться, довольны ли они кухней, Патриция изучающе посмотрела на бывшего жениха.

Майлз разговаривал с хозяином легко и непринужденно, словно со старым приятелем, что, впрочем, было естественно для завсегдатая. Они обсудили успехи британской футбольной команды во время турне по Вест-Индии. Ни один из посетителей во всем зале не мог похвастаться столь неофициальным, чисто человеческим вниманием владельца ресторана.

Однако пусть Майлз умеет великолепно ладить с людьми – это не делает его более привлекательным в качестве жениха, сказала себе Патриция. Теперь она знает кое-что об их отношениях, но полученные от него отрывочные сведения никак не складываются в цельную картину. Ей еще нужно многое выяснить, и прежде всего – причины своего бегства. На первый взгляд этот поступок казался нелепой, если не сказать – глупой выходкой. Потому что – опять же, на первый взгляд – Майлз казался идеальной кандидатурой на роль мужа. Статный красавец с прекрасными манерами и солидным банковским счетом – чего еще желать бедной девушке? Да неизмеримо большего, черт возьми, тут же ответила она сама себе. Хотя бы большей эмоциональности, неукротимой страсти, жажды полной близости. Как ни назови это чувство, важно, чтобы оно владело влюбленными, подобно мощной волне, что рвет с якоря дремлющее на рейде судно.

Когда они впервые остались наедине в кабинете управляющего рестораном на Эйфелевой башне и Кейн еще ничего не знал о ее амнезии, он был охвачен – что было, то было – неподдельным гневом. Но его слова о любви показались Патриции совершенно пресными. Какая женщина захочет отдать свое сердце эмоционально ущербному субъекту? Жан-Луи тут вне конкуренции...

Когда они вышли из ресторана, стояла ясная ночь, пронизанная щемящим холодком. Где-то в зарослях вереска неведомая птица протяжно выплакивала душу, и ее заунывное пение заставляло печально перемигиваться изумительно крупные звезды. Пара кроликов выскочила у них из-под ног, юркнув в не видимую нору.

– Весна... – вздохнула Патриция. – А отсюда далеко до вашего дома?

– Около мили.

– Давайте прогуляемся.

– С удовольствием. – Связка ключей звякнула, возвращаясь в карман его куртки.

– А как же машина?

– Здесь на редкость спокойное место. – Майлз беспечно махнул рукой. – Пойдем.

– Расскажите мне о себе, – попросила она, поигрывая ремешком сумочки. – Как вы проводите свободное время?

– Тебе это интересно? – удивился он.

– Конечно, я же ваша невеста... пусть даже бывшая.

– Понятно. Что ж, посмотрим, сумею ли я удовлетворить твое любопытство, – отрывисто сказал ее спутник. – Боюсь только, что в последний год у меня было не слишком много времени для досуга. Но если уж удается расслабиться, то я люблю читать, заниматься спортом, слушать музыку, а больше всего – коллекционировать картины.

– Ну да, искусство! – уцепилась она за его последние слова. – Вот почему вам на глаза попалась репродукция моего портрета, и вы явились на торжество по поводу нашей помолвки с Жаном-Луи. – Она небрежно спросила: – Кстати, это был сам портрет? Не один из этюдов с обнаженной натурой?

На этот раз Майлз молчал дольше обычного.

– Нет, я видел только портрет, – буркнул наконец он.

– А сами живописью не балуетесь?

– Пусть этим занимаются те, у кого есть талант. – Как у Жана-Луи?

– Да, но ему еще есть куда развиваться.

– Почему бы вам не выкупить мой портрет у него? – лукаво предложила Патриция. – Как-никак, память о вашей бывшей невесте.

– И его тоже.

Стоп! Я по-прежнему обручена с мсье Лене.

В темноте невозможно было разглядеть выражения его лица, но девушке почудилась, что Майлз улыбается.

– Ты думаешь, он продаст картину?

– Конечно, нет, – хихикнула Патриция. – Впрочем, он сможет нарисовать меня еще много раз. И в каком угодно виде, – добавила она.

– Ты повторяешься, – заметил Майлз с едва уловимой иронией.

Патриция шла немного впереди. Когда они достигли угла улицы, она уверенно повернула налево.

– А ты, похоже, знаешь, куда идти, – отметил ее спутник.

– Разве мы приехали сюда другой дорогой? – парировала она, не оборачиваясь.

Все еще испытывает на прочность версию потери памяти, подумала Патриция. На долю секунды она ощутила странное беспокойство, граничащее со страхом. Скрытый гнев Майлза мог означать убежденность, что его водят за нос с какими-то далеко идущими целями. Обман при подобных обстоятельствах, безусловно, привел быв ярость любого мужчину, но что-то подсказывало девушке, что ее бывший любовник переживает случившееся намного глубже. Оскорбленная гордость? Или какое-то куда более серьезное чувство? Этo оставалось загадкой. Впрочем, какая разница!.. Со временем его подозрительность пойдет на у6ьть, и он перестанет расставлять ловушки. А может статься, Но Кейн хочет лишь навязать ей собственную версию путешествия во Францию.

Расшалившийся ветер сорвал с плеча девушки ажурную пелерину. С легким вскриком, исполненным шутливого ужаса, Патриция попыталась поймать ее, но ветер высоко взметнул полупрозрачную ткань, грозя увлечь в бездонную синеву ночи. Продемонстрировав молниеносную реакцию, Майлз легко подпрыгнул и схватил накидку. Он уже собирался бережно обернуть ею плечи своей спутницы, но вдруг остановился как вкопанный при виде ее волос, взвихренных все тем же коварным ветром и закрученных вокруг лица в причудливый призрачно-золотой кокон. Она подняла руки, пытаясь убрать ожившие пряди, и лунный свет померк в шелковистом сиянии ее обнаженных плеч. Майлз замер, залюбовавшись этим зрелищем.

Очнувшись, он подошел к девушке, чтобы защитить ее от ветра, и матовый блеск кожи погас под тканью накидки. Теперь они стояли так близко друг к другу, что их тела почти соприкасались. Патриция чувствовала горьковатый аромат его лосьона, мысленно оценивая эти широкие крепкие плечи, сильные руки... Ей хотелось заглянуть ему в глаза, но в темноте невозможно было разглядеть, светилось ли в них желание. Она не отстранилась, и лишь короткий мелодичный смех остался таять среди ночных шорохов как хрустальный аккорд челесты.

Они вернулись еще до полуночи. Майлз отпер дверь, пропуская девушку вперед, но та не пошла к себе, а вместо этого направилась в гостиную со словами:

– А нельзя ли еще чего-нибудь выпить?

– Так ты не устала?

– Нет. – Патриция уселась на диван, грациозно вытянув длинные ноги.

– Прежде ты быстро утомлялась и мечтала как можно скорее попасть домой – или, по крайней мере, утверждала, что дело обстоит именно так.

– Быть может, меня утомляло наше общение? – Майлз вздрогнул, но не смутился.

– Возможно, ты и права. – Он вручил ей стакан, а сам устроился в кресле у потухшего камина. – Ты очень изменилась за время своего отсутствия.

– Внешне?

– Это как раз не так уж заметно. Но характер, образ мыслей... Ты была на редкость застенчивой, скрытной и замкнутой. А теперь – сама раскованность. Ты никогда бы раньше не стала... – Он запнулся в поисках подходящего слова. – ...Испытывать мое терпение.

– Как это понимать?

– Ты постоянно пытаешься меня поддеть. Только, умоляю, не говори, что я заслужил это, разлучив тебя с Жаном-Луи! Причина кроется гораздо глубже... – Он помолчал. – По всей видимости, ты подсознательно провоцируешь меня.

Патриция секунду созерцала его из-под полуопущенных век, после чего решительно сказала:

– Так почему я сбежала от вас? Должна же быть какая-то причина! – Не получив ответа, она одним глотком допила коктейль и вскочила на ноги. – Я должна знать правду, неужели это так трудно понять? Как я могу верить вам, если даже не представляю, что толкнуло меня на этот шаг? Мы что, поссорились? Или я решила вернуть вам слово?

Майлз безмолвно внимал этой тираде, крепко вцепившись руками в подлокотники кресла.

– Если бы я знал, почему ты исчезла... – с горечью перебил он, поднимаясь с места. – Я постоянно задавался этим проклятым вопросом и, кажется, даже во сне продолжал искать ответ. Ты не оставила даже записки – ничего. Этo была жестокая выходка.

– А жестокость была мне свойственна?

– Что ты! Это было так на тебя не похоже. Но в последние недели ты была явно не в своей тарелке, замкнулась в себе. Я списывал все на предсвадебное волнение, но, видимо, существовали более глубокие причины.

– Где и как мы виделись в последний раз? Расскажите мне об этом.

Майлз не заставил себя дважды упрашивать.

– Это было накануне твоего исчезновения. Мы отправились в церковь. Свадебную церемонию организовывала твоя бабушка, и она же настояла на репетиции. – Помолчав, он добавил: – В руках у тебя был носовой платок... Ты стояла и методично рвала его в клочья... Мне оставалось утешаться только тем, что через неделю все будет уже позади, и я смогу увезти тебя куда-нибудь, где мы сможем наконец расслабиться.

– Вы уверены, что не знаете ни о чем, что мешало бы мне чувствовать себя счастливой?

– Абсолютно. – Он выдержал паузу. – Хотя нет, не совсем так. – Патриция тут же впилась в его лицо испытующим взглядом. – Твоя бабушка всегда хотела нашего брака, – медленно продолжал он. – Ее самым заветным желанием было соединить исторические судьбы двух семейств. В прошлом один из Кейнов женился на девушке из семейства Шандо, но, к несчастью, она погибла в родах, и наследник с двойной фамилией так и не увидел свет. Боюсь, что когда бабушка привезла тебя в Лондон, то имела неосторожность поделиться своей идефикс.

– Прямо так взяла и брякнула?

– Нет, она не была столь прямолинейной. Но об этом свидетельствовала масса неприметных признаков. И мне иногда приходило в голову, что она поторопилась осуществить свой план, тогда как ты была еще не вполне готова к этому.

– Но вы продолжали ей подыгрывать. – На лице Патриции отразилось недоумение.

– Мне хотелось освободить тебя от ее... влияния.

– И я попала «из огня да в полымя», – прокомментировала девушка. – Как удачно, однако, что вы изволили влюбиться именно в меня!

– Стоило мне увидеть тебя, и я пропал, – просто сказал Майлз.

Ответом ему был язвительный смех Патриции.

– И вы еще удивляетесь, что у меня пропало желание выходить за вас! – Глядя на побледневшее и разом как-то осунувшееся лицо Кейна, она поняла, что наступила на больную мозоль, и без колебаний решила воспользоваться этим.

Можно узнать, – в ее голосе зазвенело презрение, – вы со всеми женщинами обращаетесь таким образом? Похоже, что для вас и здесь на первом месте принцип «время – деньги».

– В моей жизни не было других подобных прецедентов. – Кулаки Майлза сжались.

– Вот как? Я должна быть польщена? – воскликнула она с ядовитой иронией. – Вы и в самом деле потеряли сон и аппетит из-за маленькой беглянки? Наивной дурочки, которую использовали для объединения капиталов двух домов? А останься я с вами, вы бы, разумеется, продолжали сдувать с меня пылинки и после свадьбы? Ясно, что вам приходилось демонстрировать какую-то видимость чувств, когда женщину пора тащить в постель.

– Никакая корысть не омрачала наши отношения, – яростно процедил он сквозь зубы и, шагнув к Патриции, железной рукой сжал ее запястье.

– Как?! – насмешливо бросила девушка. – Оказывается, такие холоднокровные создания, как вы, умеют выказывать эмоции? Невероятно. С вашим самообладанием...

На Кейна было страшно смотреть. Завладев ее второй рукой, он зарычал:

– Чего ты добиваешься? Хочешь разбудить во мне зверя? Ждешь, пока я физически не смогу выносить эту боль?

– Боль? Вы можете ее испытывать? Честное слово, в это трудно поверить. Скорее, страдает ваша жалкая гордость!

– Черт побери, ты зашла слишком далеко! – проскрежетал Майлз. Рывком притянув ее к себе, он успел еще крикнуть: – Ну как, это то, чего ты добивалась? Ты этого хотела?

В следующее мгновение он схватил Патрицию за плечи и впился в ее губы безжалостным грубым поцелуем.

 

5

Патриция намеренно спровоцировала Майлза на эмоциональный порыв, но сейчас она чувствовала себя как ребенок, не сумевший справиться с костром в лесу. Его поцелуй был наполнен долго сдерживаемым чувством. Голод, сверкавший в его глазах, граничил со звериной похотью.

Майлз жадно пил сладкий нектар искупления за долгие, долгие месяцы бесплодных поисков. Он целовал ее требовательно и грубо, насыщая атмосферу этой жаркой схватки отчаянным желанием.

Патриция рванулась, чуть не задохнувшись в его объятиях, но Майлз принял это за попытку освободиться и сжал ее плечи еще сильнее. Она поняла, что ошибалась, считая его бесчувственным, но в этом порыве не было и намека на нежность. Казалось, он никогда уже не пожелает выпустить свою добычу на волю. Девушка даже не пыталась сопротивляться – это было бесполезно, – но и не отвечала на поцелуй, предоставив первобытному охотнику делать со своей жертвой все, что ему вздумается.

Когда он разжал объятия, Патриция почувствовала нешуточное головокружение, но у нее хватило присутствия духа, чтобы встретиться с ним вызывающе-разгневанным взглядом. Она инстинктивно занесла руку для пощечины, но Майлз, живо разгадав этот маневр, перехватил ее запястье. Некоторое время они пожирали друг друга глазами, обуреваемые слишком бурными чувствами, чтобы говорить. Затем он снова притянул Патрицию к себе и поцеловал.

На этот раз она попыталась сопротивляться. Но его губы уже не мстили. К своему смятению, Патриция вдруг обнаружила, что новая тактика рождает в ней отклик, глубокое влечение к чему-то утраченному и почти безнадежно забытому, затерянному в тайниках ее опустевшей души. И тут она испытала какой-то животный страх. Рванувшись, она сумела оттолкнуть Майлза. Их противостояние возобновилось. Он дышал тяжело и неровно; волосы его растрепались, и темный завиток упал на открытый лоб. Теперь в этом мужчине не было ничего общего с тем немногословным строгим джентльменом, что доставил ее сюда из Франции сегодня утром.

– Как вы посмели?! – в бешенстве воскликнула Патриция. – Вы думаете, мне нужны ваши мерзкие поцелуи?

– Ты не всегда находила их такими уж неприятными, – грубо перебил он.

Немного придя в себя и осознав, что и сама оказалась не на высоте, Патриция хрипло рассмеялась.

– Вы недооцениваете разницу между невинной девятнадцатилетней девушкой и взрослой женщиной. То, что я могла находить приятным тогда, теперь... – Она хотела побольнее ударить его: – ...Кажется мне просто смехотворным.

– Итак, прощай невинность? – нахмурился Майлз.

– А на что вы надеялись? Французы оправдывают свою репутацию. И они не такие пещерные варвары, как вы. В них есть утонченность, изящество; они хорошо знают, как завести женщину. Им в голову не придет душить ее в медвежьих объятиях и впиваться в губы, чтобы убедить в своей неотразимой сексуальности. Они умеют ухаживать и дарить наслаждение на всех этапах общения вплоть до вершины... О, вершины! – ностальгически протянула она.

– Ты пересказываешь какой-то роман или судишь по личному опыту? – мрачно поинтересовался Майлз.

– По опыту, разумеется.

– Так, значит, французы? Все? – Его руки вновь сжались в кулаки. – Понятно.

– Ничего вам не понятно, – сердито сказала она. – Ничего вы обо мне не знаете. Так что хватит стоять и пялиться на меня с видом оскорбленного пуританина. Я сама себе хозяйка и буду делать то, что захочу!

Майлз молча любовался ее вызывающей позой, чудесными глазами, в которых сверкал дерзкий огонь, маленьким вздернутым подбородком...

К удивлению девушки, его лицо как будто прояснилось.

– Ненавижу штампы, но ты поразительно красива, когда сердишься! – услышала она и опешила, но быстро взяла себя в руки.

– Не пытайтесь откупиться неуклюжей лестью. Вы не имели никакого права целовать меня!

– Напротив, мои права очевидны.

Его голос сделался вкрадчивым, пробудив у Патриции неясные дурные предчувствия, но она была не готова размышлять об этом сейчас.

– Если вы ссылаетесь на наши отношения в прошлом, то не забывайте, что в моей новой жизни ваше место куда скромнее, – возразила она. – И я не позволю первому встречному вести себя так со мной.

– В самом деле? – последовал насмешливый вопрос. – А как же все эти бесчисленные французы, о которых ты только что говорила?

– Но ведь они не были мне чужими. – Патриция без колебаний приняла вызов.

– Твоя жизнь во Франции выглядит исключительно насыщенной, – холодно подытожил он.

Она со смехом приподняла бокал.

– Почему бы и нет? Разве это не достойная компенсация за то беспросветно скучное существование, которое я, судя по всему, влачила здесь?

– Оно вовсе не было таким.

– Вам все не дает покоя наш несостоявшийся брак? По-вашему, несколько грубых ласк – и женщина уже только и мечтает, что совокупиться с вами? Вы заблуждаетесь. – Она прищурилась. – В вас нет ни капли романтичности.

– Вот-вот! Сказано на редкость точно. – Майлз пересек комнату и налил себе еще порцию джина. – Знаешь, Патриция, твоя проповедь говорит о том, что ты ни о чем другом и не мечтаешь, как о грубых ласках.

Пренебрежительно фыркнув, девушка допила остатки коктейля и грациозным движением поднялась на ноги.

– До чего же все это скучно... Я отправляюсь спать, – зевнула она.

– Убегаешь? – негромко, но с вызовом бросил ей вслед бывший жених.

– Я сделала это однажды, так почему бы не повторить? – откликнулась она, внезапно переменившись в лице.

Их взгляды на миг снова встретились, но Патриция быстро отвела глаза и, подхватив накидку, проворно взбежала по лестнице.

Трудно сказать, кто из них дольше бодрствовал в ту ночь.

Патриции пришлось изрядно поворочаться, привыкая к чужой постели и осмысливая странную жизнь, которая началась для нее здесь. Девушка пыталась привести хотя бы в подобие порядка хаотическое скопление мыслей и образов, наводнивших ее воспаленное сознание.

Но темные круги под глазами появившегося к завтраку Майлза свидетельствовали о том, что и он провел без сна полночи. Одет он был по случаю субботы по-домашнему: в рубашку с открытым воротом и джинсы. Он уже заканчивал варить кофе, когда на лестнице послышались легкие шаги и появилась Патриция в длинной юбке и просторном свитере с небрежно засученными рукавами.

– Доброе утро. Как спалось? – буднично приветствовал ее хозяин дома.

– Отлично, – солгала она. – Я чудесно выспалась.

– О, это приятно слышать. – В его голосе звучали саркастические нотки. – Значит, ты готова встретиться с любимой бабушкой.

– Вы решили испортить мне настроение прямо с утра? – попыталась отшутиться Патриция.

Лицо Майлза немного прояснилось.

– Чувствуй себя, как дома. В холодильнике есть бекон, яйца и апельсиновый сок, конечно.

– Кажется, вы упоминали об экономке? – поинтересовалась Патриция.

– В выходные она свободна. Я справляюсь сам.

– Мне придется вернуться в Челси для встречи с бабушкой?

– Нет, я позвонил ей вчера и предупредил, что ты здесь.

– Вы объяснили, почему?

– Да, – произнес он будничным тоном, налил себе апельсинового сока и уселся за стол.

– И что же сказала бабушка, узнав, что ее любезный друг майор – грязный старый извращенец? – с любопытством спросила Патриция.

– Ровным счетом ничего. Сдается мне, что миссис Дэвисон уже успела изложить ей свою версию событий.

– Интересно, какую.

– Со мной не поделились.

– Могу спорить, что и не поделятся, – задумчиво обронила девушка.

– Ты, оказывается, неплохо знаешь свою бабушку, – прищурившись, заметил Майлз.

– Если ваш старый друг наврет вам с три короба в подобной ситуации, вы кому-нибудь об этом расскажете? – со смехом сказала девушка. Волосы у нее сегодня были собраны в узел, а на лице – ни следа косметики. Она выглядела значительно более юной и невинной, чем накануне. – Майлз, неужели вы не верите мне?

– Вчера ты сама изволила заявить, что здесь тебе все чуждо. Откуда же мне знать, заслуживаешь ты доверия или нет?

– Вечно вы даете слабому полу сдачи, джентльмены...

– Ты, кажется, не самого высокого мнения о представителях сильного пола. – Он улыбнулся и сменил тему: – Миссис Шандо приедет к обеду. У тебя были какие-нибудь планы на утро?

– Да, хотелось бы осмотреть дом. Можно?

– Конечно. Изучай, сколько душе угодно. – Вы не проводите меня?

– Пожалуйста. Сразу после завтрака, – странно блеснув глазами, согласился он.

Порядок на кухне они наводили вместе. Патриция старалась помочь, но только путалась под ногами. Собрав со стола тарелки, она резко повернулась и налетела на хозяина. Тот инстинктивно подхватил ее. Его рука не была горячей, но это прикосновение заставило сердце девушки учащенно забиться. Воспоминание о вчерашнем поцелуе и судорожных объятиях тут же всплыло в сознании каждого из них.

Патриция резко отстранилась, и Майлз нахмурился.

– Давай-ка их сюда, – с досадой сказал он и, отобрав у нее тарелки, быстро убрал со стола.

– Простите. Я просто не разобралась еще, что к чему, – произнесла она.

– Это заметно, – усмехнулся Майлз.

Нашел, чему радоваться, подумала девушка.

Обнаружив утреннюю газету, она принялась листать ее.

– Вы уже просматривали ЛО? – спросила она.

– Да, – подтвердил Майлз.

– А материал обо мне?

– Это не более чем домыслы, – ответил он.

– Кто посмел с такой безапелляционностью объявлять о моем возвращении, да к тому же ставить наши имена рядом! – возмутилась девушка.

– Все помнят, что мы собирались обвенчаться, чему же ты удивляешься?

– Да. Конечно. – Патриция отбросила газету. – Вот они удивятся, узнав о Жане-Луи!

Повернувшись к ней, Майлз скрестил руки на груди.

– Они могут узнать об этом только от тебя самой, – спокойно кивнул он. – Но не от меня. А уж Чарльз Ридман, третий из посвященных, умеет держать язык за зубами.

– А бабушка?

– Ох, уморила. С трудом представляю ее дающей интервью бульварной газете.

Наклонив голову, Патриция смерила его изучающим взглядом.

– Вы не хотите огласки моих отношений с Жаном-Луи?

– Разумеется, нет. Как и истории с потерей памяти. Найдется множество ловкачей, которые захотят поживиться, пронюхав об этом.

– Каким образом?

– Например, скажут, что ты им должна деньги... что они твои друзья. – Он пожал плечами. – Да мало ли что еще!

– Мне это не нравится.

– В таком случае советую избегать общения с прессой.

– Как удачно, что я переехала. – Лицо девушки прояснилось. – Здесь меня никто не найдет.

– Не зарекайся, – предостерег Майлз с кривой усмешкой. – Когда ты пропала, они мне проходу не давали. И, не получая никакой информации, перемежали известные им скудные сведения о тебе с высосанной из пальца чепухой. А иллюстрировано все это было твоими детскими фотографиями.

– Правда? – обрадовалась Патриция. – Надеюсь, я там хорошо выгляжу.

– Я начинаю приходить к выводу, что ты не исправима, – расхохотался Майлз.

– Конечно, – улыбнулась она в ответ. Напряжения между ними как не бывало. – Я жду экскурсии по дому, – напомнила девушка.

Почувствовав со стороны гостьи живой интерес, Майлз превратил мероприятие в неторопливую прогулку. Дом был красив сам по себе, но к тому же представлял собой настоящий музей живописи.

– Бьюсь об заклад, что основные шедевры вы держите в мрачном подземелье, – пошутила Патриция.

– Нет, я придерживаюсь мнения, что картины созданы для того, чтобы на них любоваться.

Майлз стоял перед голландским натюрмортом, изображавшим вазу с цветами, на лепестках которых уже несколько столетий блестели капли росы. Картина была написана мастерски, казалось, стоит подойти ближе – и почувствуешь их аромат... Счастливый обладатель полотна замер перед этой изысканной красотой.

– Ваши чувства понятны, – подала голос девушка, и что-то в ее тоне заставило его обернуться.

– Но при всем при том картины все-таки вещи. То, что я испытывал по отношению к тебе, было гораздо сильнее и глубже восхищения этими произведениями искусства.

Эта фраза поразила ее своей сумбурностью. Как бы ни относился к ней Кейн, едва ли он сам понимает, что происходит в его душе в эти минуты. Равным образом и ей негде взять уверенность, что бывший жених когда-либо любил ее, несмотря на всю убедительность его слов. Он хотел ее? Очень может быть. Стремился соединить две семьи во имя процветания компании? Определенно. Но любовь? Знает ли он вообще, что это такое? А может, Майлз просто убедил себя, что любит ее? Как удобно, однако! И Патриция отвернулась с блуждающей улыбкой на губах, опасаясь, что новое выяснение отношений может закончиться так же, как и вчера.

В здании имелся цокольный этаж, где был устроен целый спортивный комплекс: бассейн, гимнастический зал и сауна.

– Как здорово! – захлопала в ладоши девушка. – Теперь понятно, отчего вы в такой хорошей форме.

– Тренировки помогают забыться. Особенно, когда дело касается обманутых надежд. – Это был явный намек, но Патриция и ухом не повела.

– Вот что поможет мне перенести разлуку с Жаном-Луи! – дерзко сказала она.

– Сколько можно склонять это имя в моем присутствии? – устало спросил Майлз.

– Вы сами меня к этому подталкиваете постоянным... стремлением выставить меня ответственной за все ваши проблемы. Вам некого винить в крушении своих надежд, кроме себя самого. Ищите теперь другой вариант.

Девушка собралась идти дальше, но он поймал ее за руку..

– Пожалуйста, не оскорбляй меня больше подобными предложениями, – едва сдерживаясь, с расстановкой произнес он.

Патриции стало не по себе под пристальным взглядом его горящих глаз.

– Неужели вы думаете, что я поверю в вашу целомудренность? – воскликнула она.

– Не надо судить меня по французским стандартам, Патриция. Ты единственная, о которой я мечтал. – Он попробовал улыбнуться. – Если чувствуешь, что нашел свой идеал, к чему размениваться на мелочи?

– Идеал мистера Кейна! – недоверчиво фыркнула она. – Нет, я на это не куплюсь. Вы же не мальчик, Майлз. И женщины не раз бросались вам на шею.

– Возможно. В прошлом. Но какое это имеет значение теперь?

– И все-таки я не верю в это.

– Не веришь? – Огонь снова загорелся в его серых глазах. – Да, пожалуй. Разве дано тебе знать, какое опустошение настигает мужчину, его разум и чувства, когда любимая женщина неожиданно уходит из его жизни? Испытывать постоянный страх при мысли, что ей сейчас плохо, что она истекает кровью в плену у какого-нибудь маньяка, если вообще жива... Узнать, что нашли ее машину, и выяснить, что она сама вздумала исчезнуть, не потрудившись даже намеком объяснить свой поступок?.. Как пережить эти ночи, когда ты лежишь без сна, терзаясь единственной мыслью: почему?! – Боль звенела в его голосе. – А каково раздавать обратно свадебные подарки, отменять мероприятия, объяснять все сочувствующим друзьям? Выслушивать соболезнования, как на похоронах? Кожей ощущать шепоток за спиной, слышать краем уха пересуды, замолкающие при твоем появлении? – 3абьmшись, он немилосердно сдавил запястье девушки. – И наконец встретить день собственной свадьбы в полном одиночестве, без всего, чем ты жил все это время? А вынести то, чем обернулась первая брачная ночь? – Он встряхнул ее. – Как тебе нравится все это?!

Побледнев, Патриция смотрела на него. Она и не представляла, какая бездна отчаяния скрывается за обычной сдержанностью этого человека. Ей было, чем крыть, но сейчас не время для взаимных обвинений. Да и наступит ли оно вообще? И девушка только покачала головой со словами:

Я... я не знала, что вы так переживали.

Майлз тяжело вздохнул и отпустил ее.

– Да, конечно, как ты могла знать? Прости...

Он перешел к следующей картине, но Патриция не двинулась с места. Массируя руку, она вглядывалась в его чеканный профиль, в черты лица, все еще искаженного страданием. Сердце ее билось тревожно и неровно, не в силах смириться с его болью, с мучениями, невольной причиной которых ей довелось стать.

Почувствовав неладное, Майлз поднял на девушку вопросительный взгляд. Она немедленно отвела глаза и отвернулась, отпустив какое-то шутливое замечание по поводу портрета. Он потянулся к ее плечу, но вдруг помрачнел, и рука его бессильно упала.

Остаток экскурсии прошел в куда более сдержанной атмосфере, и Патриция была готова поклясться, что ее гид намеренно сократил программу. Сославшись на какие-то срочные телефонные звонки, он удалился в свой кабинет, и девушка сама не заметила, как оказалась в саду. Прогуливаясь по лужайкам вдоль подъездной дорожки, она вдруг услышала, как кто-то громко прокричал ее имя и, приглядевшись, обнаружила по ту сторону ограды репортеров. Нырнув за живую изгородь, она поспешно ретировалась на задний двор.

Впрочем, она и здесь не чувствовала себя в безопасности, и то и дело с беспокойством поглядывала на высокую древнюю стену, которой был обнесен дом, опасаясь, что кто-то из наиболее настырных папарацци сумеет взобраться наверх.

Ей пришло в голову, что и Майлз в свое время должен был испытать нечто подобное. А если учесть, что все произошло накануне свадьбы, ион действительно переживал за нее, в чем она уже успела убедиться...

Сквозь пелену облаков пробилось солнце, и девушка уселась на оказавшуюся поблизости каменную скамью, подставив лицо теплым ласковым лучам. Чувство вины захлестнуло ее, и на глаза навернулись непрошеные слезы. В сердцах она затрясла головой. Этот англичанин – ничто для нее. Пустое место!

– Патриция? – Очнувшись, она увидела Майлза, который бесшумно подошел чуть ли не вплотную. – Ты плачешь, – безжалостно констатировал он.

– Что за вздор, – деланно рассмеялась девушка. – От такого яркого солнца у меня всегда глаза слезятся.

– Интересно, почему я не верю ни одному твоему слову?

– Можете не сомневаться только в одном, насмешливо сказала она. – Если я и плачу, то не из-за вас.

– Конечно, нет, – спокойно согласился он. – Любопытно, однако, что твой образ бесчувственной и циничной особы постепенно утрачивает правдоподобие.

– Верно. Я вообще прелесть. – За игривостью ее тона легко угадывалось смятение человека, захваченного врасплох. – Это как зефир – снаружи твердый, а надкусишь – тает во рту.

– Тебя, пожалуй, надкусишь, – усмехнулся Майлз. – Но я пришел сказать, что приехала твоя бабушка.

– Ох! – Медленно поднявшись, Патриция поплелась вслед за ним обратно в дом.

– Она ждет тебя в гостиной, – сообщил он уже в холле, явно намереваясь отравиться восвояси.

– Куда вы?! – вскинулась она, судорожно цепляясь за его рукав. – Вы ведь не оставите меня одну, правда?

– Но она хотела поговорить с тобой наедине.

Майлз отрицательно покачал головой и удалился.

Ну и черт с ним, сказала себе девушка, и, не колеблясь более, решительно пересекла холл и толкнула дверь в гостиную.

Облик бабушки точно совпадал с портретом, который Патриция успела нарисовать в своем воображении.

Высокая и худощавая, словно проглотившая аршин пожилая дама с аккуратно подстриженными волосами серо-стального цвета стояла у камина с совершенно непроницаемым лицом. Ни радостного возгласа, ни улыбки. Только кивок после быстрой, но придирчивой процедуры осмотра.

– Итак, ты, наконец, решила вернуться, – заявила она вместо приветствия.

После невольной паузы Патриция подошла к гостье, протягивая руку.

– Насколько я понимаю, вы миссис Шандо. Рада видеть вас. Мне сказали, что я ваша внучка. – Она говорила подчеркнуто вежливо, взвешивая каждое слово.

Выражение лица старухи не смягчилось. – Ты хочешь сказать, что действительно ничего не помнишь?

– Лично я ничего не хочу сказать, – спокойно возразила Патриция. – Это ведь вы искали нашей встречи, а не я.

– Ты, безусловно, изменилась, – отрывисто сказала миссис Шандо. – Раньше ты никогда не позволила бы себе разговаривать со мной таким тоном.

– Неужели?

– Но у меня нет полной уверенности, что все обстоит так, как ты говоришь. Кажется, Майлз нашел тебя во Франции?

– Да.

– Чем ты там занималась?

– Работала официанткой в одном из парижских ресторанов.

– Я вижу, что твой характер закалился. – Взгляд проницательных старческих глаз пронзил ее насквозь. – Теперь, когда все уже позади, ты, конечно же, захочешь вернуться к прежней жизни. Поскольку вышло так, что квартирой в Челси воспользоваться нельзя, я решила увезти тебя в Ланкашир.

И это все, что она сочла возможным сказать по поводу поведения соседа-майора? Патриция едва не рассмеялась вслух, потрясенная таким философским спокойствием. Неужели ее родственница всю жизнь прожила, заметая мусор под ковер? Стараясь придать своему тону как можно более сухости и деловитости, девушка перешла в наступление:

– Я не намерена отравляться с вами в Ланкашир. Как и в любое другое место, – быстро добавила она, видя, что миссис Шандо открывает рот, чтобы что-то сказать. – Я собираюсь продать дом в Челси вместе с дырой для подглядывания в потолке ванной. И как только будут улажены все формальности с передачей прав на. следования, уеду обратно в Париж.

– В самом деле? Разве работа официантки столь уж привлекательна?

– Вы лучше спросите, что привлекательного я нахожу здесь, в Англии. Догадываетесь, каким будет ответ?

– А Майлз? Он же твой жених!

– Может, он и был им. Но в прошлом.

– Но он не оставил мысли жениться на тебе? – Понятия не имею, – холодно ответила Патриция. – В любом случае меня здесь ничто не держит.

– С амнезией или без нее, ты будешь круглой дурой, если не выйдешь за этого человека.

– Я предпочитаю быть дурой.

Лицо пожилой дамы вытянулось.

– Он без ума от тебя, ты же знаешь.

– В самом деле? – Голос Патриции стал ледяным. Старуха на мгновение задумалась, после чего повернулась к зеркалу в богатой позолоченной раме, украшавшему каминную полку. Казалось, она колеблется, рассеянно созерцая собственное отражение.

– Ты злишься, я вижу это, – начала она. – И, поскольку воспоминания о прежней жизни тебе недоступны, не понимаешь, как себя вести. Но я здесь, чтобы помочь тебе в этом, как только смогу.

– Спасибо. Но вы едва ли... – Патриция не договорила, осененная внезапной идеей, и испытующе посмотрела на бабушку. – Вы это серьезно?

– Я никогда не бросаю слов на ветер, – оскорбилась миссис Шандо. – Она сделала нетерпеливый жест. – Что я могу сделать для тебя?

– Я доверяла вам? – задала девушка вопрос.

– Надеюсь, что да.

– И объяснила причину своего бегства? – После едва заметного колебания миссис Шандо отрицательно покачала головой. – Я не виделась с вами перед своим исчезновением? Не звонила?

Снова заминка.

– Нет, ничего подобного ты не сделала.

– Тогда выходит, что вы не пользовались моим доверием.

– Нет, – после долгой паузы выдохнула, наконец, бабушка. – Ты ничего не объяснила, и все же я знаю причину. Когда в аэропорту нашли твою машину, среди вещей оказался дневник. Он был передан мне как ближайшей родственнице.

Вы скажете мне, что там было написано?

Не сводя глаз с лица пожилой дамы, Патриция подалась вперед и стиснула пальцами спинку стула.

– Ты уехала из Англии по недоразумению. Тебя дезинформировали. – Тон старухи стал нравоучительным. – Но вместо того чтобы, как принято у людей благоразумных, все проверить, ты поддалась эмоциям и предпочла бегство. Во Францию, как теперь выяснилось. Покинув...

– Давайте повременим с обвинениями, – перебила девушка. – Я прошу только рассказать, что вам удалось выяснить.

Миссис Шандо была явно задета ее бесцеремонностью, но продолжила:

– У тебя с Майлзом все было очень серьезно. Ты боготворила его. Все считали вас идеальной парой, ну и я, конечно. Вначале тебя смущало, что здесь замешаны интересы бизнеса, но он сумел убедить тебя, что его любовь чиста и бескорыстна. Пока одному назойливому «доброжелателю» не удалось совершенно бредовыми измышлениями довести тебя до отчаяния.

– Что это за измышления?

– Тебе совершенно не обязательно знать подробности. Главное, что это была ложь, и ты уехала абсолютно зря. Я уверена...

– Хватит обращаться со мной как со школьницей! – возмутилась Патриция. – Так что это было?

Миссис Шандо выглядела растерянной.

– Что ж, – вздохнула она, – если тебе непременно нужно быть в курсе... Тебе сообщили, что у Майлза есть любовница, что это отнюдь не мимолетная связь и она не прервется после вашей свадьбы.. Полная чепуха, разумеется. Но, судя по тому, что было написано в дневнике, ты восприняла это чрезвычайно близко к сердцу. Ты была просто раздавлена.

Так вот оно что, подумала Патриция. После всех сомнений в подлинности его чувства испытать еще и это... В такой ситуации кто угодно помчится, куда глаза глядят, чтобы отсидеться в уединенном месте. Итак, у него в запасе была любовница, наверняка была. И после этого он продолжает клясться в вечной любви. Вот лицемер!

– Почему вы считаете это чепухой? – воскликнула она. – А если все так и есть?

– Исключено, – отчеканила миссис Шандо. – Я сама взялась за расследование. Правда здесь и не ночевала. – Ее тон немного смягчился. – Майлзу, конечно, хватает опыта, как и всякому мужчине в наши дни. Но его чувства к тебе искренни. Он влюбился в тебя практически сразу же, как мы вернулась из Индии. – В ее голосе послышались нотки удовлетворения, приличествующие свахе, которой удалось подобрать клиенту блестящую партию. – Твое исчезновение стало для него страшным ударом.

– Он постоянно твердит об этом.

В глазах старухи сверкнули огоньки.

– Если ты послушаешься моего совета, то... – Нет, – перебила Патриция. – Пожалуйста, приберегите его для кого-нибудь другого. В дневнике названо имя «доброжелателя»?

– Судя по всему, ты получила анонимное письмо.

– Там есть цитаты?

– Оно было вложено в дневник, – с неохотой ответила миссис Шандо.

– Да?! – вскинулась Патриция. – Что же там было написано?

– Приблизительно то, о чем я тебе рассказала.

– Приблизительно? Но неужели я так легко поверила в чьи-то беспочвенные домыслы? – Девушка испытующе вгляделась в одеревеневшее от напряжения лицо старой леди.

– Там было сказано, что ты получишь доказательства, – ответила та, поджав губы, – если в определенное время посетишь некий ресторан, где у них назначено свидание.

– Понятно. И я, надо полагать, пошла туда? – Да. Как я уже говорила, ты была убита горем. Но почему, вместо того чтобы прийти ко мне, ты предпочла спрятать голову в песок, я отказываюсь понимать. Нам ничего не стоило бы вместе распутать эту интригу и...

– Это все в прошлом, – оборвала ее Патриция, проницательно глядя бабушке прямо в глаза. – Первое, о чем спросил меня Майлз при встрече, это почему я сбежала. Значит, вы ничего не рассказали ему о письме?

– Нет. Оно обнаружилось спустя несколько недель после случившегося, и мне нужно было все проверить. Я наняла частного детектива. Развеять эту ложь удалось не сразу. Невиновность в таких ситуациях вообще труднее доказывать, чем вину. Время шло, и постепенно письмо стало терять свое значение на фоне твоего затянувшегося отсутствия. И потом, я каждый день ждала, что ты одумаешься и появишься дома, где сразу же избавишься от своего кошмара.

– Вы сказали, что мое исчезновение было страшным ударом для Майлза. Вам не пришло в голову, что, оставив в машине дневник, я хотела таким образом объяснить свое бегство? Вам не кажется, что он имел право знать?

– Мы с твоим женихом крупно повздорили, когда потеряли тебя, но еще до обнаружения дневника. Он совершенно беспочвенно утверждал, что это все моя работа, что я шагу не давала тебе ступить самостоятельно. А я не могла не чувствовать, что он торопит события, подталкивая тебя к принятию необдуманного решения. Я по-прежнему убеждена в этом.

– Но, насколько я поняла, вы хотели нашего брака, – озадаченно нахмурилась Патриция.

– Конечно, хотела и хочу до сих пор. Но тогда тебе едва исполнилось двадцать, и ты не знала жизни. Я чувствовала, что тебе нужна гораздо более длительная помолвка. Но Майлз настаивал на свадьбе. И я не уверена, что он собирался ее дожидаться, – не без возмущения добавила бабушка.

– Боже мой, вы имеете в виду постель, – засмеялась девушка.

– Именно.

Миссис Шандо вновь грозно засопела, и Патриция внезапно представила себе с убийственной ясностью, какое жалкое существование влачила в детстве ее собственная мать. Стоит ли удивляться расположению этой женщины к иностранцам, особенно таким, как этот аргентинец, что увез ее за тридевять земель?

– Письмо и дневник все еще у вас? – спросила она.

– Они дома, в Ланкашире.

– Я хотела бы получить их.

– Хорошо. Думаю, ты имеешь право знать, что с тобой произошло. – Поколебавшись, бабушка спросила: – Ты поедешь со мной сейчас?

– Нет.

На мгновение остановив на внучке взгляд, старуха произнесла:

– Вижу, что уговаривать тебя бесполезно. Ты собираешься остаться здесь?

– Еще точно не решила.

– Так, так. – Она кивнула на прощание и, слегка прихрамывая, направилась к выходу. Патриция молча наблюдала за ней. В дверях миссис Шандо обернулась. – Что бы там ни случилось, Патриция... Даже если мы никогда больше не увидимся, – ты была и всегда будешь моей внучкой. Этого не изменишь. И твой поступок пустил под откос жизнь не одного Майлза. – С этими словами старуха удалилась, и из холла донеслись звуки ее шаркающих шагов.

Девушка услышала, как она что-то говорит Майлзу. Потом хлопнула парадная дверь, и послышались его быстрые упругие шаги.

Патриция обхватила плечи руками, готовясь выслушать кучу упреков, но он вовсе не выглядел рассерженным.

– Надо понимать так, что ты не уезжаешь вместе с бабушкой?

– Нет. Все это выглядело на редкость скучно. Она уселась на стул, закинув ногу на ногу. – Но лучше мне все-таки перебраться в гостиницу.

– Почему?

– О нас начнут сплетничать, если я останусь здесь.

– Ну и на здоровье, – махнул рукой Майлз.

– Вы не понимаете, – ослепительно улыбнулась Патриция. – Жан-Луи тоже может подумать невесть что.

– Ах, вот в чем дело. – Он скрестил руки на груди. – Знаешь что, Пат? Мне все равно, что он там подумает, и я сомневаюсь, что это волнует тебя.

– Ничего подобного.

– Так позвони ему и объясни что, если ты переберешься в отель, то тебе придется отбиваться от прессы.

– Тогда я лучше останусь. – Бросив на него взгляд из-под ресниц, она с расстановкой произнесла: – Только... мне бы ужасно не хотелось стеснять вас.

Прислонившись спиной к каминной полке, Майлз развел руками.

– Как прикажешь это понимать?

– У вас же должен быть какой-то круг общения, – пожала плечами Патриция. – Я не хочу путаться под ногами.

– Ты никогда не будешь здесь лишней, Пат.

Этот быстрый и решительный ответ немного смутил ее, но она не сдавалась:

– О, я имела в виду как раз такие ситуации, когда наверняка буду лишней.

Шагнув к ней, Майлз опустился на колени и решительно завладел рукой девушки.

– Я по-прежнему без ума от тебя, и так будет всегда. Пожалуйста, скажи, что ты мне веришь.

Она смотрела на него во все глаза, пытаясь понять, можно ли доверять этому человеку. Тут она вспомнила слова бабушки, и выражение ее лица резко изменилось, сделавшись непередаваемо язвительным.

– Ах, друг мой, как романтично! Вы собираетесь предложить мне вновь пройти все круги ада?

– Не надо, Пат. – Майлз поджал губы. – Трудно поверить, что ты настолько изменилась в худшую сторону, что испытываешь удовольствие, издеваясь надо мной.

– Вы мне абсолютно безразличны. – Улыбка не могла скрыть злого блеска в ее глазах. – И это объясняет то, что вы называете жестокостью.

На лицо Кейна набежала тень, но голос его не дрогнул:

– Если я так мало значу для тебя, то почему ты все время пытаешься причинить мне боль?

Откинувшись на спинку стула, девушка разглядывала его, склонив набок головку и слегка прикусив губу.

– Я нахожу это забавным, вот и все, – легкомысленно обронила она и тут же осознала, что допустила ошибку.

Его глаза вспыхнули гневным пламенем.

– Тебя забавляет игра с чувствами человека...

Оттолкнув его, Патриция вскочила на ноги и оказалась с ним лицом к лицу.

– Да, я развлекаюсь! И объясню, почему. Вы настаиваете, что я сбежала от вас, но девушка пойдет на такое в отношении любимого человека лишь в одном случае... – Осекшись, она с досадой махнула рукой. – А, какой смысл объяснять вам...

Она уже собиралась уйти, но Майлз удержал ее.

– Договаривай! – потребовал он.

После нескольких неудачных попыток освободиться Патриция подняла свободную руку в знак капитуляции.

– Хорошо, хорошо. Женщина покидает мужчину, которого любит, лишь будучи уверенной, что он обманывает ее. Я не сбежала. Вы сами оттолкнули меня.

– Что за вздор? – грозно спросил Майлз.

– Это же очевидно! Мысль о браке с вами стала мне настолько противна, что я просто не могла оставлять все как есть. – Окинув его ледяным взглядом, она продолжала: – Быть может, я и собиралась вернуться, придя в себя хоть немного, – кто знает? – Она прикрыла глаза, словно забывшись, а затем заговорила с неожиданной страстью: – Но вы! Вы же прекрасно знали причину моего поступка, не могли не знать. Так что вам мешает прекратить паясничать и честно во всем признаться?

– Я по-прежнему теряюсь в догадках!

– Так поговорите с моей бабкой! – с жаром воскликнула девушка. – Она раскрыла мне глаза на истинную подоплеку событий.

– Что она сказала тебе? – Рука, продолжавшая сжимать ее предплечье, задрожала.

Заглянув в его глаза, исполненные муки, Патриция почувствовала, что уверенность покидает ее. Она ожидала увидеть уязвленную гордость, ярость, но никак не беспросветное отчаяние.

– Миссис Шандо сказала, – изменившимся голосом произнесла она, – что у вас есть любовница, вернее, мне сообщили, что она есть. Что это всерьез и надолго, и наш... наш брак не помешает вашей связи. Как вы считаете, этого достаточно для того, чтобы сжечь за собой все мосты? Отвечайте же!

 

6

Наступившая пауза показалась ей вечностью. Наконец Майлз тяжело вздохнул и отпустил ее.

– Так вот оно что, – прошептал он еле слышно.

– Ну? Так этого достаточно или нет? – нетерпеливо переспросила Патриция.

То, что она услышала, сразило ее наповал.

– Да, более чем достаточно. Коль скоро ты чувствовала себя настолько незащищенной, что смогла этому поверить... Но так или иначе, ты слишком мало любила меня, чтобы доверять. – Он подошел к окну. – Как ты выразилась, «тебе сообщили». Кто это мог быть?

– Бабушка говорит, что я получила анонимное письмо. Оно было вложено в дневник, найденный в моей машине.

– Так она все это время была в курсе? – Да.

– Старая ведьма, – выругался Майлз. – Никак не может удержаться, чтобы не влезть в чужие дела, чтобы перекроить на свой лад жизнь других людей. Он помолчал. – Что именно она тебе сказала?

Патриция воспроизвела бабушкин рассказ, наблюдая, как физиономия Кейна приобретает мрачный оттенок предгрозового неба.

– Примерно за неделю до того, как ты пропала, я тоже получил письмо... от старой приятельницы. Она сообщала, что попала в трудное положение, и просила о встрече. Мне не очень понравилась эта идея, но не было возможности связаться с ней, чтобы отказать. К тому же нас действительно кое-что связывало в прошлом, и с моей стороны было бы свинством, как минимум, не выслушать ее. – Майлз перевел взгляд на Патрицию. – В конце концов, разве любовь, озарившая всю мою жизнь, должна заставить забыть о старой дружбе?

– Дружбе?!

– Ну хорошо. Бывшей любовнице, если угодно. – И много их у вас?

– Во время нашей встречи выяснилось, – продолжал Майлз, пропустив ее слова мимо ушей, что она тоже получила письмо, якобы от меня, с приглашением на прощальный ужин по поводу предстоящей свадьбы. Эдакий ностальгический вечер воспоминаний, – мрачно пошутил он.

– И вы ничего не заподозрили? – удивилась Патриция.

– Я решил, что это часть какой-то интриги. Поэтому постарался не затягивать встречу и просто-напросто улизнул после ужина..

– Как вы думаете, могла она послать анонимку мне?

– Откуда мне знать? – Он сердито передернул плечами. – У меня тоже хватает врагов. Бизнес есть бизнес. Женившись на тебе, я приобрел бы несравненно больший вес в Сити. Стало быть, в интересах моих конкурентов было придумать и разыграть некую комбинацию с целью расстроить наш брак. Что им и удалось, – с горечью добавил он.

– Но как они узнали о вашей связи с этой женщиной?

– Это ни для кого не было секретом. Мы тогда оба были свободны, скрывать нам было нечего. – Он сделал нетерпеливый жест, на мгновение напомнивший Патриции о Жане-Луи. – Но мы порвали задолго до того, как на сцене появилась ты, и больше не виделись.

– Вы расстались друзьями?

– Почти, – не без грусти подтвердил Майлз. – Она начала всерьез привязываться ко мне, а я обнаружил, что не могу платить ей взаимностью.

– Не могла ли она учинить все это из чувства мести? Отвергнутая женщина способна на все.

– Может быть. И я намерен разобраться в этом, – подчеркнул он.

Патриция секунду смотрела на него, размышляя.

– Не стоит, – сказала она наконец. – Какое это теперь имеет значение?

– Тебя довели до отчаяния, я больше года жил, словно в аду, и теперь мы должны оставить все как есть?! – рассвирепел Майлз. – Нет уж!

– Вижу, что из этой переделки вы вышли с потерями. – В голосе девушки звучала насмешка. – Но я извлекла из этой истории большую пользу. Моя жизнь здесь состояла из одних ограничений и была невыносимо скучна. Эта бабка-цербер, жених, которому я не доверяла, подозревая, что нужна ему только как средство умножить свои капиталы и влияние... да к тому же оказавшийся порядочным бабником... – Патриция следила за реакцией Майлза на каждое ее слово и с мстительной радостью предвкушала гримасу боли, которой должно было исказиться его лицо. – Так что, если хотите, докапывайтесь до истины, но оставьте меня в покое.

Она уже собиралась уйти, но он схватил ее за плечи и прижал к двери.

– Откуда в тебе этот изощренный садизм? – в отчаянии взревел он.

Ошарашенная этим грубым натиском, Патриция посмотрела ему в глаза. Впрочем, страха она не чувствовала.

– Быть может, это были вы? – подлила она масла в огонь. – Когда мужчину боготворишь, а в ответ получаешь ложь и предательство – это может многому научить. – В ее зеленых глазах вспыхнул вызов. – Возможно, я и была когда-то кроткой и ранимой, но той девочки больше нет. Я могла благоговеть перед вами, но сейчас избавилась от розовых очков и убедилась, что вы такой же, как и большинство мужчин. Я вижу вас насквозь.

– Я был искренним с тобой. – Его глаза гневно сверкнули. – И не моя вина, что ты сотворила из меня кумира. Я старался говорить с тобой на равных, обеспечить душевный комфорт... Но миссис Шандо постаралась вбить тебе в голову полный комплект замшелых представлений о браке... J1: о мужчинах. Я же человек, Патриция, и многое в жизни повидал.

– В том числе и женщин!

– Да, конечно. Я не святой. – Патриция попыталась оттолкнуть его, но Майлз не отпускал ее. – Нет, ты меня выслушаешь. Ты была очень юной и впечатлительной. Ты ждала принца из волшебной сказки, и письмо разбило твою хрустальную мечту. Я тебе очень сочувствую. Но неужели до тебя не доходит, насколько трусливым был твой выбор бежать, не разбирая дороги, вместо того чтобы побороться за себя? Понимаю, тебе было очень больно, но ты задумалась хоть на минуту, какую боль причиняешь тем, кто тебя любит? – Не дав ей раскрыть рот, он пренебрежительно воскликнул: – Куда там! Ты была слишком занята собой, чтобы вспомнить еще хоть об одной живой душе. Так, может, в тебе всегда дремало это безжалостное эгоистичное существо?

Патриция выслушала этот монолог с каменным лицом.

– Вы пытаетесь достучаться. до моей совести, как будто я помню, что чувствовала в те дни. Но я могу лишь догадываться об этом. Кто знает, письмо ли стало причиной ненависти к вам или что-то совсем другое?

– Но ты точно знаешь, что ненавидела меня.

Голос Майлза стал хриплым.

– Да, – медленно кивнула Патриция. – Не знаю, почему, но с момента нашей встречи в Париже я почувствовала особенную неприязнь к вам. – Помедлив секунду, девушка продолжала: – Вы обвиняете меня в бесчувственности, в том, что я нанесла вам рану, презрев вашу любовь ко мне. Но, не будь у меня сомнений в подлинности вашего чувства, неужели я так легко отказалась бы от вас? Своим безразличием вы подтолкнули меня. А что касается моей бабушки, то ее вообще невозможно ранить.

– Да ты просто слепа! Старуха обожает тебя. Да, была строга к тебе, но делала все, чтобы защитить, уберечь от ошибок. И ее сдержанность не означает, что она не любит тебя всем сердцем.

– Какая странная любовь! Тебя держат на коротком поводке, формируют твою жизнь, как декоративный куст, изолируют от родителей... – В голосе Патриции послышалась горечь. – По-моему, это нелюбовь, а какой-то диктаторский режим.

– Ты успела составить необыкновенно точное представление о том, как тебя воспитывали, – признал Майлз, кладя руку на ее плечо.

– Вас это удивляет? Любой мало-мальски соображающий человек без труда раскусил бы эту женщину. – У нее вырвался короткий смешок. Видимо, я никогда не осмеливалась ей перечить, но сегодня у нее просто челюсть отвисла!

– С тобой не соскучишься, это точно.

Его голос звучал сухо и желчно, рука напряженно замерла на плече девушки, прожигая своим теплом тонкий свитер. В памяти Патриции всплыла минувшая ночь и безжалостный поцелуй Майлза. Полуобернувшись, она долго вглядывалась в это симпатичное лицо с правильными чертами, в красивые очертания рта.

– Пожалуйста, отпустите меня, – слегка заикаясь, попросила она.

– Прошу прощения. – Он с усмешкой убрал руку.

– Мне нужно спросить вас, – не обращая внимания на мрачный сарказм этих слов, продолжала она. – Мы спали друг с другом?.

Майлз, словно окаменев, молча уставился на девушку. Она хотела застать его врасплох и преуспела в этом. Он опустил веки, и прошло не меньше минуты, прежде чем он тяжело выдохнул:

– Да.

Патриция инстинктивно поднесла руку к горлу. Она отвернулась, чтобы уйти от его взгляда, и, едва обретя дар речи, спросила как можно более легкомысленно:

– Правда? Ну и как, вам понравилось? – Майлз осторожно повернул девушку к себе лицом. Его взгляд был пристальным, изучающим.

– Зачем ты спрашиваешь об этом? – вкрадчиво проговорил он.

– Что мне остается делать? – как-то неуверенно усмехнулась она. – Из рассказов о моем прошлом я вынесла впечатление, что была слишком неопытна, чтобы стать хорошей любовницей. – Сердце громко билось у нее в груди, и Патриция уже начинала отчаянно жалеть о том, что завела этот разговор, но любопытство оказалось сильнее дурных предчувствий.

Майлз взглянул на нее сверху вниз, как бы взвешивая ответ.

– Вначале ты была диковатой и трепетной, это правда, – сказал он наконец. – Но отнюдь не холодной. Как только скованность прошла, ты оказалась очень пылкой. За наивной и довольно чопорной внешностью скрывалась чувственная женщина, страсть которой ждет только искры, чтобы воспламениться. – И он демонстративно провел рукой сверху вниз по ее щеке, шее и приблизился к груди.

У Патриции перехватило дыхание, и взгляд Майлза утонул в ее внезапно расширившихся зрачках. Затем она оттолкнула его локоть.

– Если я находила вас неотразимым в прошлом, из этого не следует, что вы можете позволять себе вольности сейчас.

– Конечно, не следует, – кисло усмехнулся он. – Я все время забываю об этом.

Вывернувшись из-под его руки, она отступила на несколько шагов.

– Вы сказали «вначале». Значит, мы были любовниками достаточно долго?

– Нет, не очень, – ответил он после секундного раздумья.

– И, видимо, нам было не так уж хорошо вместе? Меня же это не удержало!

– А что, если все дело как раз в нашем счастье? – Майлз слегка пожал плечами. – И для тебя оказалась непереносимой сама мысль о том, что меня можно с кем-то делить?

Онемев от возмущения, Патриция почувствовала, что ее захлестывает черная злоба.

– Вы, наглый самонадеянный мужлан! Вы в принципе недостойны женской любви. Я не желаю иметь с вами ничего общего, но мне бесконечно жаль дуру, которая влюбится в вас. А сейчас прочь с дороги! – С неожиданной силой оттолкнув его, она распахнула дверь и пулей вылетела из гостиной.

Оказавшись в своей комнате, девушка сменила домашний наряд на более изысканный и накрасилась. Когда она спустилась вниз, Майлз двинулся ей навстречу.

– Ты уходишь?

– Как видите, – сухо ответила она.

– Может быть, тебя отвезти куда-нибудь? – Нет, спасибо.

– Пресса еще там, – напомнил он.

– Я вызову такси. – Патриция ожидала возражений, но Майлз только кивнул.

Как хочешь. Справочник рядом с телефоном.

Патриция попросила шофера подбросить ее до Лестер-сквер и пошла в кино. Было так странно смотреть английский фильм без субтитров. Казалось, она провела во Франции целую вечность, но теперь с таким же успехом можно было вспоминать о пребывании на Марсе. Она подумала о Жане-Луи, мысленно задаваясь вопросом, будет ли он пытаться дозвониться ей сегодня... Но затем все вновь заслонил образ Майлза Кейна и их последний разговор.

Итак, они были любовниками. Патриция была уверена, что ее бывший жених станет отрицать это. Она задала этот вопрос исключительно для того, чтобы прояснить ситуацию, снять напряжение, копившееся между ними. Но эффект получился прямо противоположный. Чего доброго, он решит, что имеет право лапать ее, когда ему вздумается. Это бесило Патрицию. Разве она не дала понять, что его поползновения ей противны? Что бы там между ними ни происходило в той, прошлой жизни.

...На экране шла постельная сцена. Патриция представила себя и Мaйлза на месте героев фильма и залилась краской. Он утверждал, что сумел пробудить ее от сексуальной спячки. Но она не купится на это. А, может, все обстоит иначе, и мистер Кейн просто пользуется ее незавидным положением?

Мужчина на экране провел кончиками пальцев по голой ноге партнерши, и они начали сладострастно корчиться в постели, пока камера выхватывала из полумрака синеватый блеск то обнаженных плеч, то гладких бедер, то мужского торса.

Майлз в роли любовника... Девушка живо представила, как с ней проделывают то же самое, и уже почти чувствовала горячее прикосновение его ладоней. Конечно, ему ничего не стоит завести и доставить неземное наслаждение любой женщине. При этой мысли что-то сдавило Патриции грудь, а в горле пересохло.

Те двое часто и тяжело дышали, осыпая друг друга поцелуями и со стонами предвкушая финал. Патриция ощутила вдруг волну неукротимого, яростного желания, какую-то зияющую пустоту внутри, от которой становилось все труднее дышать. С пылающими щеками она резко поднялась с места и поспешила прочь из кинозала на воздух.

Девушка постояла немного, пытаясь прийти в себя, но понимая, что одной в подобном месте находиться небезопасно, завернула в ближайший ресторан, где заказала ужин, устроившись за столиком в глубине зала спиной к большинству посетителей. Как только она вернется в особняк Кейна, надо будет непременно позвонить Жану-Луи и попытаться снять номер в гостинице.

Заплатив по счету, Патриция купила вечернюю газету и отправилась обратно в Хэмпстэд. Лучше бы она ничего не покупала. С первой страницы на нее смотрело собственное лицо. Видимо, какой-то предприимчивый репортер успел щелкнуть затвором фотоаппарата, когда она покидала дом.

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОИ НЕВЕСТЫ – гласил крупно набранный заголовок, а следовавший за ним текст состоял в основном из домыслов, жидко разбавленных фактами.

Патриция втянула голову в плечи, когда такси затормозило у ворот. К счастью, представители прессы уже разошлись.

Впустив девушку в дом, Майлз бегло осмотрел ее с головы до ног и спросил, не голодна ли она. Услышав отрицательный ответ, он направился было в свою комнату, но Патриция остановила его, показывая газету.

– Зря я отправилась гулять, не дождавшись их ухода, – посетовала она. – Но может быть, теперь, заполучив этот снимок, они оставят меня в покое?

– Сомневаюсь. – Он помолчал. – Уже несколько газет заинтересовались нашей историей и хотят ее купить.

– И что вы им ответили? – поинтересовалась она. – Что моя личная жизнь не продается.

– Вы уже ужинали?

– Я сделал себе яичницу. У меня не было уверенности, что ты вернешься, – признался он.

Обстановка мгновенно сделалась неестественно-натянутой.

– Я хочу позвонить Жану-Луи, – объявила Патриция. – Спокойной ночи.

Однако, дозвонившись до поместья на средиземноморском берегу, она услышала, что все отправились на какой-то фуршет. Интересно, задумалась девушка, как воспринял бы Жан-Луи известие о ее интимной близости со своим соперником? Скорее всего, без скандала, но... Не хватало еще испытывать на прочность чувства жениха!

Патриция приняла горячую ванну, чтобы расслабиться, после чего, розовая и благоухающая, устроилась в постели с журналом мод в руках. Но даже мысль о том, что теперь она может позволить себе любой из этих шикарных туалетов, не могла сейчас захватить ее: девушка напряженно прислушивалась.

Чтобы попасть в свою спальню, Майлзу нужно пройти мимо ее двери, которая не запиралась на замок.

Дом постепенно погружался в сон, и приходилось напрягать слух, чтобы уловить последние звуки замирающей жизни. Наконец внизу тихо закрылась дверь, и на устланной ковром лестнице послышались мягкие шаги. Щелкнул выключатель, скрипнула старая половица, и осторожный шорох стал приближаться.

Чувства Патриции были обострены до предела, как у зверька, почуявшего опасность и притаившегося в траве. Неужели войдет? Неужели он думает, что, рассказав ей об их сексуальном контакте, тем самым получил право на притязания такого рода?

Шаги замедлились и смолкли. Патриция оцепенела, прекрасно понимая, что в доме, кроме них, никого нет, а до ближайших соседей не докричишься. Но вскоре послышался удаляющийся звук шагов, и девушка откинулась на подушки с глубоким вздохом облегчения.

Патриция проснулась рано и тут же поняла, что больше не уснет. Решив освежиться в бассейне, она натянула купленный в городе новый купальник и накинула сверху легкий халат. Осторожно повернув дверную ручку, чтобы не разбудить Майлза, девушка выскользнула из спальни и легко сбежала вниз.

На цокольном этаже почему-то горел свет. Замедлив шаг, она стала осторожно пробираться вперед. До нее донесся слабый плеск, и, выглянув из-за колонны, она увидела, что ее опередили.

Майлз разрезал воду мощным классическим кролем, легко и изящно разворачиваясь у стенки. Плавок на нем не было. Понимая, что надо как можно скорее убираться отсюда, Патриция тем не менее продолжала заворожено разглядывать его великолепно сложенное тело, любоваться игрой воды и света на загорелой коже. Наконец Майлз отплыл в дальний конец бассейна и вышел из воды. Немного постояв спиной к ней, он подошел к полотенцу, небрежно перекинутому через спинку стула.

Вытирался он излюбленным мужским способом – пропустив полотенце за спину на манер жгута и энергично массируя им плечи и торс. Его движения были настолько естественными, а тело таким прекрасным, что девушка не могла заставить себя отвести взгляд. Но отчего его вид вызывает учащенное сердцебиение, ведь она не впервые видит своего экс-любовника обнаженным? Их тела соприкасались раньше, и чувственное наслаждение, которое дарил этот мужчина, должно быть ей хорошо знакомо. При этой мысли кровь бросилась в лицо Патриции и дыхание стало прерывистым.

Майлз повернулся лицом к ее укрытию, и она поспешно ретировалась в свою комнату. Все еще дрожа от непонятного возбуждения, девушка медленно сняла купальник и переоделась в обычное платье.

Спустя полчаса они столкнулись на кухне.

– Сегодня моя очередь готовить завтрак, – заявила Патриция с вежливой улыбкой. – Как насчет омлета?

– То, что надо. Спасибо.

Майлз уселся за стол, наблюдая, как она возится у плиты.

– Вы никогда не читаете, скажем, газет воскресным утром? – бросила девушка через плечо.

– Тебе не нравится, когда на тебя смотрят?

– Готовить омлет, как полагается, – дело тонкое, и тут нельзя отвлекаться, – пояснила она.

– Разве я тебя отвлекаю?

Патриция вспомнила его обнаженное тело и заметно дрогнувшим голосом ответила:

– Еще как. – Она была почти уверена, что Майлз уцепится за ее слова, но этого не случилось.

– Раз омлет тоже можно сглазить, я пошел за газетой, – развел он руками.

За завтраком Патриция поинтересовалась, догадывается ли он, куда бы ей сегодня хотелось пойти.

– Магазины закрыты, – принялся рассуждать он, – что меня, кстати, радует...

– Помните, вы обещали взять меня в офис компании «Кейн и Шандо»?

– Но в воскресенье там нет никого из персонала, – возразил Майлз.

– Вот и прекрасно. По крайней мере, никто на меня не будет пялиться.

– Опять не хочешь отвлекаться? – усмехнулся он. – Что ж, едем сейчас же.

Административное здание компании «Кейн и Шандо» располагалось в одном из старинных кварталов Сити. Каблучки Патриции застучали по мраморному полу, и гулкие коридоры ожили от их веселой дроби. Трогая потемневшие от времени стены, девушка воображала себя в Сити времен Диккенса.

– Мы уделяем большое внимание зарубежным рынкам, – пояснял тем временем Майлз. – И постоянная связь с заказчиками и партнерами просто необходима.

– Компания растет?

– Да, и весьма динамично. Нам посчастливилось устоять во время экономического спада и при этом поглотить ряд разорившихся фирм. В результате многие люди сохранили рабочие места...

Да, дела у Майлза Кейна шли хорошо. А вот личная жизнь не заладилась, и только ли в везении здесь дело? – думала девушка.

Они поднялись по широкой деревянной лестнице на четвертый этаж, где размещались кабинеты руководства. Майлз показал девушке свой офис с простой табличкой «Кейн» на двери, за которой скрывались, однако, настоящие апартаменты: из рабочего помещения можно было попасть в нечто вроде комнаты отдыха с мягкими креслами, кофейным столиком, баром и буфетом.

Еще дальше располагался зал заседаний с огромным овальным столом в центре. Со стен смотрели портреты ближайших предков Майлза и Патриции.

– Наверное, сейчас самое время передать то, что принадлежит тебе по праву, – объявил он после некоторого раздумья и подошел к висевшему на стене пейзажу в позолоченной раме, в котором Патриция не могла не узнать Моне.

– Неужели подлинник? – ахнула она.

– Разумеется, – удивленно обернулся он. – Но дело не в этом. – И картина поехала в сторону, обнажая скрытый в стене сейф. Быстро набрав шифр, Майлз потянул на себя тяжелую дверцу, извлек маленькую сафьяновую коробочку и открыл ее, любуясь изменившимся лицом Патриции.

Внутри оказалось кольцо ошеломляющей красоты и ценности. Огромный бриллиант стоил, наверное, целое состояние. Глаза Патриция лихорадочно блеснули, но, когда она подняла их на бывшего жениха, в них застыл только немой вопрос. Майлз первым нарушил молчание.

– Это твое обручальное кольцо.

– Оно очень... красивое. – Она стрельнула взглядом к левой руке, на которой носила подарок Жана-Луи. Там тоже были бриллианты, правда, совсем крохотные по сравнению с этим. – Но у меня есть другое.

– Конечно, – вкрадчиво согласился Майлз. – И все-таки оно твое.

– Откуда оно у вас? Я его вернула?

– Душераздирающей сцены не было, если ты это имеешь в виду, – усмехнулся он. – Его нашли в бардачке твоей машины вместе с другими вещами. Полиция передала все миссис Шандо, а та вернула кольцо мне.

– И правильно сделала, – не выдержала Патриция, пряча за спину левую руку. – Оставьте его себе..

Майлз примерил кольцо на мизинец своей левой руки.

– Немного маловато, а? – хмыкнул он.

Пряча улыбку, девушка сняла кольцо с его пальца и положила обратно в коробочку, а ту, в свою очередь, – в сейф.

– Настанет день, и оно пригодится вам, – лукаво подмигнула она..

– В каком смысле? – ледяным тоном спросил Майлз.

– Не знаю. – Патриция сделала неопределенный жест рукой.

– Не может быть и речи, – жестко сказал он, – чтобы я вручил кольцо, которым скреплено твое обещание выйти за меня, какой-то другой женщине.

– Я не это имела в виду.

– Ой ли?

– Нет! – воскликнула она с отвращением к себе самой. – Почему бы не отнести его обратно ювелиру, а вырученные деньги пустить на благотворительность? Кольцо ваше. Быть может, оно никогда и не было моим.

– Зачем мне обманывать тебя? Кстати, его прекрасно видно на фотографиях, которые я показывал тебе в Париже, – укоризненно произнес Майлз.

– Вы не поняли. – Патриция беспомощно покачала головой. – Я хотела сказать, что возможно оно попало ко мне по ошибке. – Майлз нахмурился и хотел возразить, но девушка отвернулась со словами: – Мы не закончили экскурсию.

В противоположной стене зала заседаний имелась еще одна дверь, на сей раз с табличкой «Шандо».

Это кабинет твоего деда, – пояснил Майлз. – Комнату сохранили в точности такой, какой она была при жизни хозяина.

Здесь стояло внушительное бюро красного дерева, чья обтянутая кожей крышка была испещрена бесчисленными царапинами и чернильными пятнами от тысяч написанных за ним писем. Патриция обратила внимание на две фотографии в рамках, изображавшие молодых прелестных женщин. В шатенке с высокой прической она с удивлением узнала свою бабушку. С другого снимка улыбалась белокурая девушка, чем-то похожая на нее.

– Твоя мать, – нарушил молчание Майлз. Патриция поставила фотографию на место.

– Почему вы не переоборудовали этот офис? – спросила она.

– Мы ждем, когда у кабинета появится новый хозяин из семьи Шандо, – загадочно улыбнулся Майлз.

– Но откуда ему взяться? – Ее вдруг охватила необъяснимая злость. – Забавно, конечно устроить мемориал из конторы финансиста. Но это непрактично и глупо. Почему бы не передать эту площадь другим директорам или устроить комнату отдыха для женского персонала, – желчно добавила она, – чтобы было, где собраться и перемыть косточки мужчинам!

– К чему столько страсти? – опешил Майлз. Патриция посмотрела на него так, будто видела впервые.

– Я... не знаю, – покачала головой она. – Что-то в этой комнате... Мне здесь не по себе.

– Я же здесь впервые поцеловал тебя! – Он даже присвистнул.

Последовавший за этим изумленный возглас сменился язвительным смехом.

– Ну и местечко выбрали! И как я отнеслась к этому?

– О, тебе очень понравилось. – К досаде девушки, лицо Майлза озарила ностальгическая улыбка. – Я даже был шокирован твоей реакцией. – Держа руки в карманах, он шаг за шагом приближался к ней. – Я считал те6я стеснительной школьницей. – Он был уже совсем близко, и странная улыбка играла на его губах. – Но твое поведение превзошло мои самые смелые ожидания.

– Правда? – спросила Патриция, чувствуя, что добром это все не кончится.

– Да, – подтвердил Майлз, прижимая ее к столу. – Ты завелась с пол-оборота и повисла у меня на шее, страстно отвечая на поцелуй.

– Ума не приложу, что это со мной случилось, – пролепетала она.

– Ты страстно желала этого. – Он уже касался ее бедрами. – Ждала этой минуты. – Он неотрывно глядел ей в глаза и, хотя он не притронулся к ней, девушка не могла отделаться от ощущения, что ее уже ласкают. Каждая клеточка ее тела тосковала по его волшебным прикосновениям. Ей хотелось обвить его шею руками и впиться в губы жадным поцелуем – таким, который он подарил ей недавно ночью.

Что бы он предпринял тогда? Опрокинул на стол рядом со старинным пресс-папье и там взял бы – торопливо и грубо? Занимался бы с ней любовью, пока призраки, обитающие в этом кабинете, не проснулись бы от ее стонов?

Девушка поспешно опустила веки, словно опасаясь, что безумные картины, нарисованные воображением, отразятся в ее глазах.

– Неужели ты не помнишь этого, Пат? – нежно настаивал Майлз, и его теплое дыхание щекотало ей шею. – Не помнишь, как это было чудесно?

– Нет! – Она грубо оттолкнула его, вырываясь из колдовского кокона чувственности, который призраки прошлого успели соткать вокруг нее. Немного успокоившись, Патриция закончила: – Нет, я ничего не помню и не желаю помнить. Наши прежние отношения, судя по всему, не успели зайти далеко. А теперь поезд ушел!

– Ты заблуждаешься, если всерьез считаешь нашу любовь мимолетной интрижкой, – возвысил голос Майлз. – Но если ты сознательно глумишься над нашими чувствами, то это оскорбление для нас обоих.

Язвительное возражение замерло на языке Патриции. Что-то было в его глазах – какая-то угрюмая незащищенность, которая заставила ее промолчать.

– Не обессудьте, – сказала она наконец. – Но вы, кажется, не понимаете, в какое трудное положение ставите меня. Я уже не та женщина, которую вы знали, и не могу вернуться в прошлое. Разве вы не видите этого?

– О, я не отрицаю, что ты изменилась. Но эти перемены поверхностны. Я вижу главное: ты сделана из прежнего теста, а значит, и все глубинные движения твоей души только и ждут возможности проявиться.

– Кажется, вы забыли, что мое единственное чувство к вам – отвращение.

– Прости, не верю. – Он вновь стал приближаться. – И потом, противоположности сходятся, как говорят твои любимые французы.

– Прекратите сейчас же! – взвизгнула Патриция, отскакивая в сторону. – Вы же просто... просто домогаетесь меня.

– А если ты только и ждешь этого? Хочешь снова испытать все чувства, которые владели тобой раньше – восторг, страстное желание, любовь? – вкрадчиво вопрошал он.

– Послушайте, – вспылила она, – я была склонна терпеть вас и ваше... ваше поведение единственно потому, что мне не на кого сейчас больше опереться. Но если вы еще меня хоть раз тронете пальцем, даже просто подойдете близко, я уеду в Париж! Обещаю вам это. Я люблю другого мужчину и собираюсь выйти за него замуж. Наши с вами отношения могут носить исключительно деловой характер. Как мужчина вы меня не интересуете, и никакие ваши ухищрения не изменят положения вещей. Улавливаете?

– О да, мне все понятно. – Его лицо вновь уподобилось загадочной маске. – Похоже, у меня нет выбора.

– Именно. Я рада, что вы поняли. – Она проворно подошла к двери и взялась за ручку. Продолжим осмотр?

В глазах Майлза отразилось разочарование; было очевидно, что он рассчитывал пробудить ее воспоминания. Но Патриция уходила от него столь же решительно, как и в первый раз, когда даже любовь не смогла удержать ее.

Однако весь оставшийся день ей не давала покоя мысль, насколько верными могли оказаться его наблюдения. Реальна ли эта неосознанная тяга к собственному прошлому? По всей видимости, ей не следовало приезжать в Англию. Надо было настоять на своем. Ни экс-жених, ни Жан-Луи не переубедили бы ее, успей она собраться с духом. И вот она здесь – якобы с целью оформления наследства. А ведь то, что ее портрет попался на глаза Майлзу, – чистая случайность.

Девушка вспомнила, каких трудов стоило Жану-Луи уговорить ее позировать ему, как упорно он возвращался к своему предложению, пока она наконец не сдалась.

Ей пришли на память прочитанные где-то строки о том, что все в этом мире предопределено. Быть может, тогда ее согласие стать моделью объяснимо? Что, если откуда-то из глубин подсознания поступил безмолвный приказ – дать Майлзу шанс разыскать свою любовь? От этой мысли ей стало не по себе.

Уже по дороге в Хэмпстэд Майлз порылся в кармане и вручил Патриции визитную карточку.

– Я договорился с этим человеком, что ты навестишь его завтра после обеда.

На карточке было напечатано чье-то имя и адрес: Харли-стрит, 2. Девушка сразу же догадалась, что речь идет о каком-то враче.

– Что это за господин? – холодно осведомилась она.

– Доктор Эпплтон занимается больными амнезией.

– Я не больна! – метнула на него гневный взгляд Патриция.

– Но, возможно, ему удастся вернуть тебе память.

Сжав в руке визитку так, что побелели суставы пальцев, она вдруг разразилась язвительным смехом.

– А вы не подумали, что я этого не хочу? Вы всерьез полагаете, что я мечтаю вспомнить жизнь с моей неподражаемой бабулей? Или обстоятельства нашего с вами скверного романа? – Взяв карточку двумя пальцами, она демонстративно разорвала ее пополам. – Если я сочту нужным, то сама договорюсь с психиатром о встрече.

– Он не психиатр. Он...

– Мне совершенно наплевать, как это называется! Кто вам дал право записывать меня на прием? Я не ваша содержанка. Я вам никто!

Клочки бумаги выпали из ее трясущихся рук. Отвернувшись, девушка не произнесла больше ни слова.

Проснувшись на следующее утро, Патриция обнаружила в доме вместо Майлза его экономку Эйлин – пышную молодящуюся блондинку с цепким взглядом, которая поведала ей, что хозяин уже отбыл в контору.

– Он никогда не задерживается по утрам, трудоголик, знаете ли, – пояснила она, смакуя новомодное словцо.

Эйлин начала работать у Кейна всего полгода назад, но явно была в курсе несостоявшегося брака своего хозяина и испытывала неприкрытое любопытство по поводу его бывшей невесты. Следуя строгим указаниям Майлза, она не донимала гостью расспросами, но постоянно отпускала завуалированные намеки. Патриция с улыбкой лавировала среди искусно расставленных ловушек, пока не пришло время визита к Чарльзу Ридману.

Поверенный сообщил, что отпечатки пальцев совпали, и перешел к описи ценностей, находящихся в ее собственности. Вся недвижимость исчерпывалась особняком в Челси, который теперь был выставлен на продажу. Имущество родителей в Англии было пушено с молотка после их развода, а выручка поделена между сторонами. Однако увесистый портфель ценных бумаг и акций «Кейн и Шандо» делал Патрицию более чем завидной невестой. Кроме того, Ридман подчеркнул, что она является единственной наследницей бабушки.

Последняя весть не слишком обрадовала девушку, но она утешала себя мыслью, что после столь «трогательного» расставания ее родственница скорее оставит все свое состояние приюту для бродячих собак, чем строптивой внучке.

Я смогу приодеть Жана-Луи в костюмы от Армани, подумала Патриция, подписывая документы, связанные с получением наследства. И выйдя из конторы адвоката, она вдруг осознала, что только что собственноручно расписалась в том, что признает себя Патрицией Шандо, а вовсе не Анжеликой Касте.

Мысль о том, что она скользнула в прежнюю жизнь с почти пугающей легкостью, как в какую-нибудь разношенную туфлю, угнетала Патрицию. Что бы там ни говорил Майлз Кейн, она вернулась в Лондон совершенно другим человеком. И, несмотря на уверенность в такой перемене, ее не покидало какое-то странное чувство, побуждавшее как можно быстрее вернуться к Жану-Луи.

Всю следующую неделю или около того она часто звонила ему во Францию, но эти разговоры не приносили радости. Художник был вечно занят, постоянно куда-то спешил, а однажды пожаловался, что американке приспичило возвращаться в Штаты.

– Но я не могу гнать халтуру – втолковывал он. – Лучше поеду с ней в Калифорнию и там закончу портрет: Неплохая идея, а? В Америке можно будет набрать и новых заказов. Если только ты со своим наследством не возьмешь меня на буксир. – И он добавил со своей обычной нетерпеливостью: – Ты все там уладила?

– Не совсем еще, – уклончиво ответила Патриция. Она терпеть не могла, когда на нее давят.

Похоже, оба жениха всерьез занялись перетягиванием каната, используя ее каждый в своих целях. Так пусть катятся к чертям, в сердцах подумала она, и дадут мне возможность распоряжаться собой. В конце концов, в этом Лондоне есть, на что потратить деньги.

Майлз держался с девушкой подчеркнуто корректно, что не помешало ему пригласить ее на выставку живописи. Она согласилась, но за этим последовало посещение балета, ложа в опере, ярмарка антиквариата...

И вдруг оказалось, что появляться в свете в сопровождении такого спутника вовсе не так уж неприятно – разумеется, пока тот держит себя в руках.

Она так и не уступила его настойчивым просьбам перейти на «ты», и их диалоги продолжали производить странное впечатление. Привыкнуть ко всему этому было непросто, и Патриция часто ложилась в постель слишком взвинченной, чтобы как следует выспаться. Чтобы снять напряжение, она взяла привычку перед сном на полчаса забираться в сауну.

Однажды действие пара оказалось настолько дурманящим, что Патриция забылась глубоким сном, лежа на животе и уткнувшись лицом в руки, и не услышала, как дверь в сауну отворилась. Очнуться ее заставило только прикосновение Майлза к ее обнаженному плечу.

– Э-эй! – вскинулась она.

– Лежи спокойно, – прошептал он. – Коснувшись ее шеи и, нащупав сведенные напряжением мышцы, он принялся массировать большими пальцами их тугие сплетения. – Ты очень крепко спала.

Она попыталась встать.

– Я же запретила вам прикасаться ко мне!

– А я и не нарушал запрета, – возразил он, настойчиво укладывая ее обратно на деревянный диванчик. – Это не касается наших с тобой отношений... Почему ты заснула?

– Вероятно, переутомилась, – ядовито ответила Патриция.

– Плохо спишь ночью?

Девушка замялась.

– Мм... не слишком крепко. – Что, кровать неудобная? – Напротив, замечательная.

Майлз тем временем набрал на руку немного масла, и его большие пальцы заскользили сверху вниз по шее девушки плавными расслабляющими движениями.

– Так, может быть, тебе трудно заснуть по той же причине, что и мне?

– Что-что? – насторожилась она.

– Именно это. Когда знаешь, что ты совсем рядом, такая желанная и недоступная, трудно расслабиться.

– Ничего подобного, – возмутилась Патриция.

– Знаешь, радость моя, – тихонько рассмеялся Майлз, – никогда не пытайся обмануть человека, который делает тебе массаж. Напряжение мышц мигом выдает тебя. К тому же ты никогда не умела врать.

Девушка собиралась оттолкнуть этого нахала, но она была совершенно голой, если не считать обернутого вокруг талии полотенца, и боялась лишиться этого единственного атрибута одежды. Пришлось лежать смирно, невольно отмечая искусство, с которым его пальцы, сильные и нежные одновременно, массировали ее напряженные мышцы.

– Где вы этому научились? – не выдержала она. – На тренировках.

Он добавил еще масла и занялся ее плечами. Патриция закрыла глаза, наслаждаясь теплыми успокаивающими прикосновениями. Сейчас она поблагодарит его, выгонит, потом примет душ и отправится спать. Но ей было так тепло и приятно, что спешить не хотелось. Сменив позицию, Майлз принялся массировать ее ноги, начиная со ступней. Патриция захихикала.

– Я боюсь щекотки.

– Прости, я забыл. – В его голосе послышалось шутливое раскаяние.

Он провел пальцем по ее нежной подошве и приподнял согнутую в колене ногу, чтобы тщательнее размять каждый палец. Патриция снова расслабилась, не желая признаваться себе, насколько ей нравится эта процедура.

Сухой жар, стоявший в маленькой комнате, казалось, усиливался. Руки Майлза успели добраться до подколенных ямочек и уже задевали нижний край полотенца. Сейчас он отступит назад и скажет: «Вот и все».

И вдруг быстрым движением он сорвал с нее полотенце. У Патриции вырвался крик протеста, но сильные руки ласково легли ей на бедра.

– Расслабься, – сказал Майлз. – Ведь ты позволила бы это профессиональному массажисту? Так в чем разница?

– В самом главном, и вы это прекрасно понимаете! – Она попыталась снова натянуть на себя полотенце, но быстро поняла, что, лежа на животе, ничего не добьется, а переворачиваться сейчас было полным безумием.

– Неужели тебе не нравится? – Он вновь принялся сосредоточенно разминать ей спину.

–Нет.

Этот ответ явно развеселил Майлза. Он провел руками по ее бокам, почти касаясь грудей. Масло, которым было натерто тело Патриции, содержало пахучие травы, наполнявшие горячий воздух сильным и необыкновенно возбуждающим мускусным ароматом. Расставшись с остатками сна, девушка теперь явственно ощущала чувственную подоплеку его прикосновений, и где-то глубоко внутри нее зарождалась ответная сладострастная волна. Она попыталась расслабиться, но от его рук некуда было деться – они постоянно находили все новые точки, двигаясь теперь уже от талии к бедрам и ягодицам.

Патриция слышала его глубокое и неровное дыхание, обнаженный локоть ненароком касался ее, когда «массажист» протягивал руку за очередной порцией масла... Она лежала в жарком оцепенении, облизывая пересохшие губы и вслушиваясь в глухие и частые удары собственного сердца.

Майлз провел руками от самой ее шеи до щиколоток, и неукротимая дрожь пронзила все тело девушки. Последовал судорожный вздох, перешедший в сдавленный стон, когда его руки медленно двинулись вверх по ее ногам. На талии его пальцы замерли, нежно поглаживая кожу круговыми движениями.

– Пат... – В его ласковом голосе слышалось едва сдерживаемое желание. Не прекращая гладить ее, Майлз наклонился к самому уху девушки. – Повернись ко мне лицом, моя маленькая.

Какое-то мгновение она оставалась безучастной, понимая, чего он хочет, и одновременно отдавая себе отчет, что если сейчас послушается, то вся ее тщательно выстроенная оборона рухнет, как карточный домик. Это будет концом всего – и одновременно началом какой-то совершенно другой, неведомой жизни. Потеряв дар речи, она лежала, словно парализованная, пока очередное волшебное прикосновение не отозвалось в ее душе умопомрачительным фейерверком. Со стоном, в котором смешались отчаяние и страсть, Патриция медленно перевернулась на спину и жадно потянулась к Майлзу.

 

7

Осторожно, едва смея дышать, он наклонился и провел пальцами по ее щеке. В дивных русалочьих глазах Патриции сквозь испуг просвечивало неутоленное желание. Дрожа от возбуждения, он отыскал ее губы и осторожно поцеловал. Руки девушки обвились вокруг его шеи, и в этом плавном движении чувствовался неспокойный голодный огонь, который он сумел разжечь в ней.

Поцелуй изменился, когда Майлз дал волю так долго сдерживаемой страсти. Он собирался ласкать ее долго, чтобы возбуждение росло постепенно, пока естественное желание не выйдет из берегов запретов и ограничений. Но тело Патриции уже чутко отзывалось на многозначительные намеки ласкавших его рук; соски ее стали твердыми, требуя новых дразнящих прикосновений. Застонав, девушка изогнулась навстречу любовнику, и, когда их губы на миг соединились вновь, принялась жадно целовать его. Он прильнул губами к ее груди, и она обхватила обеими руками его голову, изнемогая от наслаждения.

– Майлз! О Боже мой, Майлз. – В этих словах смешались мольба, зов и требование.

Не в силах совладать с собственным неровным и хриплым дыханием, он провел кончиком языка по ее влажной горячей коже. Со вскриком Патриция приподнялась на своем ложе и потянулась к нему, уступая неистовому желанию. Майлз взобрался на стол и стал на колени у нее в ногах. Она и не подозревала, что он тоже обнажен, и теперь смотрела во все глаза на это прекрасное возбужденное мужское тело.

Он тяжело опустился сверху, целуя ее с самозабвенным исступлением, пока она не начала терять сознание от неудержимой тяги к любовному слиянию. И тогда он взял ее – с жадной яростью, которая была отголоском нестерпимо долгих месяцев одиночества, не подозревая, насколько осторожным ему надо быть сейчас.

Патриция закричала, и это был крик боли, а не экстаза.

Последовала короткая борьба, но слишком поздно, – ничто уже не могло остановить ритмичное движение их тел. Боль ушла, сменившись никогда еще не испытанным наслаждением...

Их возгласы и стоны заполнили тесное помещение, отражаясь от деревянных стен. Это были чудеснейшие мгновения в жизни Майлза Кейна. Он так долго стремился обладать своей любимой, так мучительно переживал ее связь с другими мужчинами, – и теперь обнаружил, что она была девственницей! Чувствуя, что рассудок отказывает ему, он мог лишь исступленно благодарить Провидение за такое чудо. Поцеловав Патрицию в губы, он выдохнул ее имя, и они в изнеможении прильнули друг к другу. И тут, осмелев, она снова раздула угасающий огонь нетерпеливыми движениями бедер, так и не выпустив Майлза из себя.

Пережив наивысший пик страсти, они лежали обессиленные, но с выражением полнейшего умиротворения на лицах. Голова Патриции покоилась на руке Майлза, и они отдыхали, вслушиваясь в бешеное биение своих сердец. Едва обретя дар речи, он с восхищением произнес:

– Выдрать бы тебя как следует за вранье!

Она рассмеялась, прислушиваясь к новым ощущениям.

– Ты тоже этого заслуживаешь!

– Ммм. – Он чмокнул ее в плечо. – Прости, если я тебя обидел. Если бы я только знал...

– Я рада, что ты не догадался. Это было... – Ее глаза сияли; – Это было потрясающе.

– О Пат! – Майлз привлек ее к себе и поцеловал. – Я так безумно люблю тебя, моя милая.

Со слезами счастья она легонько коснулась его лица, прежде чем вернуть поцелуй.

– Зачем ты придумала все это про Жана-Луи? – осторожно спросил он.

– Тсс! – Патриция приставила палец к его губам. – Никаких серьезных разговоров. Прошу тебя, не сейчас.

– Ты права.

Он подхватил ее на руки и принес в душевую. Они стояли рядышком, орошаемые каскадами струящейся воды. Он осторожно вымыл ей живот и грудь, и они снова принялись целоваться, забыв обо всем. Наконец Майлз выключил душ, отыскал полотенца и банные халаты и унес Патрицию на второй этаж в собственную спальню.

– Не слишком ли широкая у тебя кровать? – спросила она.

Он снял полотенце, обернутое вокруг ее головы. – Дай-ка я подсушу тебе волосы.

Она села на кровати, откинув назад голову, а Майлз пристроился на коленях сзади. Свободный халатик соскользнул с ее плеч, обнажив роскошную грудь.

– Сейчас же накинь халат, – приказал он. – Зачем? – невинно спросила Патриция, прекрасно понимая, в чем дело.

– Если ты этого не сделаешь, я за себя не отвечаю.

– Неужели? – Она обернулась, скосив глаза. – Так чего же ты ждешь?

– Вот ведьма, – простонал он и начал легонько ласкать ей грудь, но вскоре этого оказалось недостаточно.

Патриция взлетала на головокружительные вершины блаженства, пока они оба не вскрикнули в момент кульминации.

– Теперь у этой кровати появилась и хозяйка, – сказала она чуть позже с сонным смешком.

– Ты станешь моей женой? – спросил Майлз хриплым, срывающимся от волнения голосом.

– Женой... – Она попробовала слово на вкус, улыбаясь с закрытыми глазами. – Звучит неплохо.

– Правда? – Он приподнялся на локте, не веря своим ушам.

Ответом ему был пристальный взгляд русалочьих глаз.

– Истинная правда, – заверила его Патриция.

– Я... я боялся, что этого не случится никогда, – задыхаясь, вымолвил он. – Быть в дюйме от счастья и внезапно потерять все... – Говорить он уже не мог и лишь порывисто прижал к губам ее руку.

– Наверное, мы с самого начала были созданы друг для друга, – отозвалась она хрипловатым голосом.

– Да, все было предопределено. Я знал это с тех пор, как впервые увидел тебя.

– Мы скоро поженимся?

– Очень скоро, любовь моя.

– И будем вместе каждую ночь?

– И каждое утро, – торжественно объявил он. – А утром можно? – усомнилась Патриция, уткнувшись носом в его грудь.

– Если ты замужем, то можно, – великодушно разрешил Майлз.

Она прыснула, но вдруг капризно надула губки. – Пить очень хочется.

– Пойду поищу чего-нибудь. – Он поцеловал ее в ямочку на шее. – Только никуда больше не исчезай!

– Торжественно обещаю навсегда остаться в этой постели, – рассмеялась она.

Пока Майлз ходил в гостиную, Патриция задремала, и ему пришлось лизнуть ее плечо, чтобы заставить очнуться.

– Ух ты, шампанское! – воскликнула она.

– Держи, малышка. – Он откупорил бутылку и наполнил два высоких фужера. – За нас с тобой и за то, чтобы все наши ночи были такими же прекрасными, как эта.

– За это надо непременно выпить, – оживилась Патриция, жадно припадая к напитку.

– Тебе никто не говорил, что шампанское полагается пить маленькими глотками, а не опрокидывать залпом? – с улыбкой глядя на нее, сказал Майлз.

– Учту на будущее, – притворно сконфузилась она, подставляя опустевший фужер для новой порции.

Он спускался в винный погреб в халате, но сейчас одним движением освободился от своего одеяния.

Патриция глядела на него, как завороженная. Его мускулистому стройному телу мог бы позавидовать любой атлет, и ей сразу вспомнился Давид, знаменитое творение Микеланджело.

– Ты великолепен, – прошептала она.

– А ведь ты не впервые видишь меня обнаженным, – усмехнулся он. – Помнишь, как я купался в бассейне, а ты подсматривала?

– Ты меня заметил! – ахнула она.

– Нет, я не видел тебя, но чувствовал, что ты рядом. Я становлюсь настоящим экстрасенсом, когда дело касается тебя.

– Ты всегда им был, – рассмеялась Патриция. – Помнишь, я когда-то спряталась в буфе... – Она в ужасе прикусила язык и, пытаясь сделать вид, что ничего не произошло, поспешно заговорила с напускной небрежностью: – Ведь ты разыскал меня в Париже! – Голос ее задрожал и смолк, когда она перехватила потрясенный взгляд Майлза.

Отшатнувшись, он крепко сжал кулаки. Лицо его потемнело.

 

8

Патрицию выдали глаза. Те самые изумительные глаза, которые так сводили с ума ее возлюбленного и совсем недавно помогли ему отыскать утраченное счастье.

Только ли смятение и ужас стояли сейчас в них? Майлз ясно разглядел и чувство вины. Он словно дочитал книгу со счастливым концом и обнаружил в конце примечание, не оставлявшее камня на камне от удивительно правдоподобной истории. Простые и ясные ответы на вопросы, которые так мучили его, внезапно оказались сплошной ложью.

Почти физически ощутив этот удар, Майлз конвульсивно дернулся и издал не то стон, не то рев – от боли и гнева на судьбу, которой мало показалось его прежних страданий.

И она еще смеет нагло выкручиваться! Так и водила бы его за нос, если бы не проговорилась. Эта мысль наполнила его такой яростью, что у него перед глазами поплыли темные круги. Схватив Патрицию за локоть, он резко и грубо притянул ее к себе.

– Ах ты дрянь! – прогремел он. – Жестокая маленькая стерва!

– Нет! Ты ничего не понял! – Патриция инстинктивно заслонилась, словно от удара, хотя Майлз и не думал поднимать на нее руку.

– Не понял?! – В его голосе клокотало бешенство. – Интересно, чего же я не понял?

Этот вопрос застал ее врасплох, и ему показалось, что он чувствует, как напряженно работает сейчас ее мозг в поисках ответа. Опять станет выкручиваться. или попробует придумать уважительную причину? Насупившись, он ждал объяснений.

С неуверенной улыбкой Патриция поднесла свободную руку к виску.

– Я... я что-то вспомнила, да? Наверное, память начинает ко мне возвращаться...

– Или ты ее никогда не теряла и лгала мне все это время, – перебил он с ледяным презрением. Что, это какой-то особо изощренный вид игры? Для тебя существует хоть что-нибудь святое?

– Да, – хрипло вымолвила Патриция. – Моя любовь к тебе. Она всегда...

– Ложь! – бросил ей в лицо Майлз. – Я сыт по горло твоими небылицами. Мне нужна правда, слышишь?! – рявкнул он, встряхивая ее как тряпичную куклу. – Все, все было ложью, ведь так? Ты никогда не теряла память!

Перепуганная девушка не могла произнести ни слова. Она попыталась оттолкнуть его, но с таким же успехом можно было вырываться из когтей разъяренного льва. Она судорожно всхлипнула и вдруг выпалила:

– Да, черт возьми! Я прикидывалась. Только...

Майлз отпустил ее так внезапно, что Патриция повалилась прямо на него. На мгновение они очутились в объятиях друг друга, и он отчетливо почувствовал прикосновение ее мягкой упругой груди. Воспоминания лавиной обрушились на его мозг. Зарычав, он грубо отпихнул девушку и швырнул ей халатик.

– Оденься!

Он натянул рубашку и брюки, стоя к ней спиной, и обернулся, лишь завершив свой туалет. Патриция стояла по другую сторону кровати. Ее лицо было белее простыни, а в огромных глазах застыл страх. Она снова всхлипнула, подбежала к нему и порывисто ухватила за руку.

– Майлз, пожалуйста, выслушай меня, – взмолилась она. – Я хочу объяснить...

Стряхнув ее руку, он заговорил с холодной яростью:

– Прекрасно. Именно этого я все еще жду от тебя.

Отойдя в дальний угол комнаты, он скрестил руки на груди.

Патриция, кусая губы, начала свой рассказ:

– Я действительно потеряла память во Франции, клянусь! Но когда ты привез меня сюда и я увидела квартиру, а потом... – Кулачки ее сжались. – Когда ты поцеловал меня в первый раз... я многое вспомнила. И с каждым днем картина становится все более полной.

– Но ты не сочла нужным сообщить мне об этом. – В его ледяном голосе послышался сарказм. – Наверное, ты решила, что мне будет неинтересно. А, может, просто забавлялась, играя со мной в кошки-мышки и наблюдая, как я страдаю?

Патриция выпрямилась и твердо сказала:

– Ты не поверишь, но я сделала это для тебя.

– Ты совершенно права. Я тебе не верю, – рассмеялся он каким-то неприятным смехом.

– Я не хотела причинить тебе боль! – В глазах ее стояли слезы.

Но попытка тронуть его сердце полностью провалилась. Все последнее время Майлз жил в ядовитом дурмане лжи и только сейчас начал осознавать, насколько глубоко тот изъязвил его душу.

– Ты ждешь от меня благодарности? – спросил он с едкой иронией.

– Да! – с вызовом сказала она, но затем вдруг сникла и медленно покачала головой. – Нет, боюсь, это невозможно...

– Ты поразительно догадлива. – Он с трудом подавлял искушение вцепиться в плечи Патриции и в бешенстве трясти ее.

– Когда ты нашел меня в Париже и показал эти снимки, – дрожащим голосом продолжала она, – я очень испугалась. Инстинктивно я чувствовала, что между нами что-то было, но ничего не могла вспомнить. Факты тонули во мраке, но какие-то смутные чувства обуревали меня. Гнев, ненависть... А потом ты сказал, что я бежала от тебя, и мне стало еще страшнее. – Подступавшие слезы мешали ей говорить. Она делала над собой героические усилия, чтобы не зареветь в голос.

Майлз внимал ее монологу с циничной усмешкой, задаваясь вопросом, как это он раньше не разглядел в своей избраннице такой блестящей актрисы.

– Когда память начала возвращаться, – заговорила она после паузы, – до меня дошло, как много ты значил для меня прежде и как важно вернуть все, что было между нами... – Конец фразы заглушило презрительное фырканье Майлза. Плотно сжав губы, Патриция продолжала:

– Но мы успели наломать столько дров. Я чувствовала себя униженной и оскорбленной, а ты, в свою очередь, должен был ненавидеть меня за то, что пережил по моей милости. Если бы только мы могли начать все с нуля! И тут мне пришло в голову, что, по существу, так и случилось. Мы начали заново узнавать друг друга, и я решила не мешать этому. Но постепенно мое полузабытое прошлое стало все сильнее напоминать о себе. Вот почему я сделала вид, что ничего не происходит, – иначе мой план не сработал бы. В ее голосе послышалась печальная ирония. – И все шло как по маслу, пока...

– Пока не выяснилось, что ты лгунья, – закончил за нее Майлз. – Не верю ни одному твоему слову. Ни единому! Ты только прикрывалась своей «амнезией». По-моему, ты из тех дамочек, которым просто нравится играть с самыми глубокими и искренними чувствами мужчин. Они получают удовольствие, наблюдая, как те с вершины счастья катятся в бездну отчаяния! – Он помолчал. – Интересно, что бы ты еще придумала, если бы все не открылось? – воскликнул он неестественно высоким голосом. – Устроила бы очередную свадьбу и в последнюю минуту снова сбежала? – Он стиснул зубы, борясь с подступающими рыданиями, и клокочущим от ярости, почти неузнаваемым голосом прорычал: – Что, что такого я сделал тебе? За что эта дьявольская месть?

– Я не собиралась мстить. Я... – Патриция безнадежно махнула рукой. – Если бы я не бросилась в эту авантюру, если бы пошла на поводу у тех, кто торопил нашу свадьбу, я сделала бы тебя несчастным.

В ответ послышался презрительный смех Майлза. – Черт побери! Оказывается, я должен благодарить тебя за то, что ты оставила меня с носом. Ну что ж, спасибо, осчастливила! – И он склонился в издевательском поклоне.

– Это правда! Я понимаю, сейчас ты зол на меня. Но когда ты остынешь...

– Размечталась! – грубо оборвал ее он.

Мучительно медленно, словно под тяжестью какого-то невидимого груза, плечи Патриции выпрямились.

– Ты имеешь полное право злиться. Но разве тебе не легче было бы продолжать верить, что я ничего не помню? И если бы все остальные считали так же?

– Смотрите-ка, она взялась меня утешать. От вашей любезности, мисс, просто тошнит!

– Я думала прежде всего о тебе, – упорствовала девушка.

– А сбегая из-под венца, ты тоже думала обо мне? Тебе не пришло в голову, что надо было прийти ко мне и обсудить все проблемы, попросить об отсрочке, наконец, вместо того чтобы исчезать из моей жизни?

– Ты бы не согласился, – просто ответила она. – Ты же так форсировал свадебные приготовления, да и бабушка тоже. А тут до меня дошли слухи о той женщине, я получила письмо и увидела вас вместе. Что, по-твоему, я должна была подумать? – В ее голосе внезапно послышалась злость. – Все это свидетельствовало не в твою пользу. И ты никогда... – Она судорожно вздохнула. – Никогда не давал понять, что хочешь меня, даже не пытался затащить меня в постель.

– Я берег твою невинность, несчастная! – прокричал он, задыхаясь от возмущения.

– Я в этом не нуждалась. Как можно было быть таким бесчувственным? Я все мечтала, что ты сбросишь эту чопорную оболочку, и я почувствую твое безумное желание заняться со мной любовью! – Она всплеснула руками. – Ты можешь понять мое состояние? Родители от меня, по существу, отказались. Бабка не в состоянии была выказывать даже элементарную человеческую теплоту, не говоря уже о таких материях, как любовь. Я грешила на себя, на свою диковатую натуру. Но потом появился ты, и я почувствовала, насколько все серьезно. Ты мне казался совершенством, сказочным принцем. И твое предложение стало настоящим чудом, озарило всю мою жизнь. Но этот не видимый барьер между нами... Когда мы впервые поцеловались в конторе деда, тебя явно позабавила моя самозабвенная пылкость, и мне стало не по себе, словно я совершила ужасную бестактность.

Патриция выжидательно посмотрела на Майлза, но тот молча слушал с каменным лицом, вперив в нее угрюмый взгляд. Поежившись, как на зябком ветру, она сжала ледяные руки.

– Потом до меня дошли сплетни, что тебе нужна не я, а всего лишь полный контроль над компанией. Ты развенчивал их, утверждал, что любишь, но, стоило мне попробовать... разбудить, завести тебя, как ты всякий раз старательно гасил мои порывы, твердя, что нужно дождаться свадьбы. И тут появилась эта твоя любовница...

– И всем возможным путям разрешения этого кризиса ты предпочла позорное бегство, – процедил сквозь зубы Майлз, явно не склонный сопереживать ей.

– Называй это как хочешь. Но мне нужна была передышка, возможность спокойно разобраться в собственных чувствах. Я выбрала Францию, надеясь отыскать там родственников по отцу. Так в моем кармане оказались данные Анжелики Касте. Мне выписали их в церкви из метрической книги. Мой багаж вместе со всеми документами сгорел в автобусе, и, когда я очнулась в больнице, то решила, что это и есть мое имя, потому что врачи и сестры обращались ко мне именно так. По-французски я говорила свободно, так что никаких сомнений относительно моей национальности не возникло. Это было очень сложное время. Мне пришлось строить жизнь заново, учиться заботиться о себе самой, заводить новых друзей... и искать человека, которому я бы оказалась нужна, – с вызовом закончила она.

– И ты остановилась на Жане-Луи, – презрительно скривился Майлз.

– Он хорошо ко мне относился, и уж чего-чего, а страсти в нем хватало. – Она невесело рассмеялась. – Но теперь мне ясно, что мое поведение с ним – это зеркальное отражение твоего по отношению ко мне. Я тянула резину, всячески продлевая его ожидание. – Эта мысль заставила ее нахмуриться. – Твой образ сидел в подсознании, ограничивая мою свободу. Что-то постоянно мешало мне сказать ему ясно и четко «да». Быть может, это была скрытая за семью печатями надежда на то, что ты меня разыщешь? – Она покачала головой, сдавив пальцами виски. – Когда Жан-Луи сделал мне предложение, я держалась до последнего, но в конце концов он настоял на помолвке... И тогда я согласилась позировать ему. Остальное ты знаешь.

– Лучше бы твой портрет никогда не попался мне на глаза, – в сердцах буркнул Майлз.

– Ты обманываешь сам себя, – неожиданно возразила Патриция, гордо тряхнув золотистой копной волос. – Потому что мой расчет оправдался. Мы и в самом деле начали все заново. И на этот раз ты не был бесчувственным манекеном. Ты изнывал от желания, и это было по-настоящему здорово. Попробуй, возрази!

Но потускневшие было переживания годичной давности вновь жарким вихрем ворвались в мир Майлза, и теперь негодование и обида человека, уязвленного в своих лучших чувствах, многократно усилили их. Его подло одурачили, над ним надругались, ему плюнули в душу. Сам вид бывшей невесты был ему сейчас ненавистен.

– Да, я хотел тебя, – злорадно осклабился он. – Кто устоит перед спелой красоткой в сексуальном наряде, которая трется об тебя, как кошка, облизывает губы и томно закатывает глаза? Сколько можно было пялиться на твои мини-юбки и грудь без лифчика? Ну, я и воспользовался твоими услугами – из любви к искусству.

На бледных щеках Патриции вспыхнули яркие пятна.

– Ах ты, свинья!

Она рванулась к нему, но Майлз успел перехватить занесенную для удара руку и тут же ощутил тонкий аромат ее духов. В ужасе от возможной реакции собственного тела он резко оттолкнул Патрицию, но она успела разглядеть мимолетную панику в его глазах. Что-то похожее на триумф на миг отразилось на ее лице и Майлз содрогнулся.

– Убирайся из этой комнаты, – прохрипел он, выпрямляясь. – Утром ты покинешь этот дом.

– И не надейся, – храбро возразила она. – Никуда я не уеду. Я твоя гостья.

– Черта с два! – саркастически хмыкнул он. – Не уйдешь сама – я собственноручно вышвырну тебя на улицу.

В ее зеленых глазах загорелись злорадные огоньки.

– Что ж, газетчики с удовольствием ухватятся за этот скандал!

– Не пытайся меня шантажировать, это бесполезно. Я не желаю даже видеть тебя, не то что жить с тобой под одной крышей!

– А прорепетировать можно?

– Что-о?!

– Ну, хотелось бы знать заранее, сколько у меня времени на сборы. Фоторепортерам эта информация окажется очень кстати.

Майлз сжал кулаки. Никогда еще в жизни ему так не хотелось ударить женщину, и сейчас пришлось призвать на помощь всю свою выдержку.

– Отлично, – вконец рассвирепев, прошипел он. – Оставайся, если нравится. Тогда съеду я.

– Пожалуйста. Но тебя очень легко найти. Вот нагряну в офис и устрою там безобразную сцену. Ты и в самом деле этого хочешь?

– Да что здесь происходит, в конце концов? – взвился Майлз. – Ты еще не насладилась местью?

– Я не пытаюсь тебе мстить! – В ее голосе послышалась неистовая мольба. – Ты же сам сейчас крушишь свое счастье.

– Ну конечно, мне же доставляет удовольствие бередить старые раны... – Мгновенно сообразив, насколько не к лицу ему подобные причитания, Майлз не нашел ничего лучше безрассудной атаки. – На что ты, в сущности, надеешься? У нас с тобой все кончено. И я сыт по горло этой комедией. Ты просто маленькая потаскушка, которая не может смириться с тем, что ее садистский замысел дал осечку. Тебе нравится играть с мужчинами, упиваясь их муками. И, по-моему...

– Но я же отдалась тебе! – простонала она, заламывая руки. – Зачем мне было идти на такой серьезный шаг?

– И что, это, по-твоему, это индульгенция на всю оставшуюся жизнь? Тебе было просто выгодно одурманить меня, не дать докопаться до правды раньше времени.

– Я и так собиралась все тебе рассказать... – Слова ее утонули в раскатах циничного смеха, но Патриция не сдавалась. – Я не сказала тебе о том, что память возвращается, потому что люблю тебя, – начала она срывающимся голосом. – И я всегда была твоей. А теперь я убедилась, что это чувство взаимно. И никуда тебя уже не отпущу. Ты можешь беситься сколько угодно, унижать меня, втаптывать в грязь... Я остаюсь с тобой и рано или поздно вырву у тебя признание!

Цинично осклабившись, Майлз наградил ее аплодисментами.

– Браво-о! – воскликнул он. – Сыграно превосходно. Зря зарываешь свой талант в землю. Тебе место на сцене – публика будет рыдать от восторга. Да вот беда – со мной этот фокус уже не пройдет. – Глаза его сверкнули. – Ты мне больше не нужна. Ни сейчас, ни потом. Так что лучше собирай вещи и проваливай к своему Жану-Луи. Уверен, он соскучился по роли жертвы в твоих садистских развлечениях, и...

На этот раз рука Патриции устремилась к его лицу без всякого предупреждения, и лишь молниеносная реакция спасла Майлза от увесистой пощечины. Но вслед за этим на него обрушился уже целый град ударов. Он пытался перехватить руки девушки, но та кидалась на него, как дикая кошка, и молотила кулачками с такой неистовой яростью, что он успел заработать несколько хороших синяков, прежде чем смог с ней справиться.

Подтащив к себе, он перебросил ее через плечо, придерживая за икры, чтобы не получить ногой по голове, что, впрочем, никак не спасало его от града тумаков, сыпавшихся на спину. Пинком распахнув дверь, он заковылял со своей ношей по коридору и едва не потерял равновесие по дороге, когда два маленьких кулака более чем чувствительно ткнули его под ребра. Оказавшись в ее комнате, Майлз швырнул Патрицию на постель, но в ту же секунду девушка вскочила и с удвоенной яростью ринулась на него.

После нескольких отчаянных бросков она заметно выдохлась и, чуть прихрамывая, поплелась к постели. Майлз уже собирался выйти и прикрыть за собой дверь, но что-то заставило его оглянуться. Патриция лежала очень тихо, обхватив руками подушку, и плечи ее тихо вздрагивали.

С каменным лицом он неслышно вышел из комнаты.

 

9

В эту ночь Майлз даже не пытался заснуть. Сначала он спустился в гостиную, где плеснул себе хорошую порцию неразбавленного виски, но это не помогло.

Как неприкаянный, бродил он по дому, то и дело останавливаясь у любимых картин и пытаясь сосредоточиться на их созерцании, но так и не обрел утешения. Вспомнив об угрозах Патриции сделать их скандал достоянием бульварной прессы, он крепко выругался и стал прикидывать, можно ли избавиться от нее без лишнего шума и огласки..

Конечно, он мог бы сам заявиться на Флит-стрит к газетчикам и представить свою бывшую невесту мелкой мошенницей и аферисткой. Но эту мысль пришлось отвергнуть сразу. Один раз ей уже удалось одурачить его, и он станет посмешищем для всего Лондона, если это произойдет вторично.

Кусая губы от ярости, Майлз сам не заметил, как спустился в цокольный этаж. Сауна все еще работала. Выставив на термостате комнатную температуру, он медленно отворил дверь.

Недавнее прошлое безмолвно обступило его со всех сторон. Деревянные стены, казалось, вместе с паром впитали в себя всю их страсть и желание, все адское напряжение и неудержимую радость чудесных минут слияния. В ушах Майлза зазвучали сладострастные стоны и вскрики, а сердце вновь встрепенулось от беспредельного триумфа обладания. Ожидание этой минуты было таким долгим, что, когда она наступила, он был по-настоящему счастлив.

Но зловредный рок только и ждал случая, чтобы добить свою жертву. Это было непереносимо. Майлз издал мучительный стон и ожесточенно грохнул кулаками в стену. Казалось, неведомая жестокая сила раскроила его сердце на два кровоточащих куска, которые больше никогда не станут одним целым. Следом пришла боль, жестокая и неотвязная. Жить с этим дальше было выше его сил. Инстинкт самосохранения подсказал выход.

Отчаяние можно победить, превратив боль в неиссякаемую подпитку своей ненависти. И тогда, черт побери, он заставит ее заплатить за все сполна!

Затем ему пришло на ум, что выставлять Патрицию за дверь сейчас неразумно. Почему бы не позволить ей остаться? По крайней мере, в этом случае она будет рядом, и он сможет использовать для мести каждую представившуюся возможность. Но нельзя забывать и об оборотной стороне медали – необходимости постоянно видеть Патрицию, обонять запах ее духов, заглядывать в эти дивной красоты глаза, невольно любоваться телом, еще вчера таким доступным. Возможно, она не оставит попыток соблазнить его, будет всячески рисоваться, вертеть перед ним задом, надеясь, что он вновь не устоит перед искушением затащить ее в постель...

Лоб его покрыла испарина, а сердце учащенно забилось. В его ушах вновь зазвучали ритмы и звуки их любовного ристалища. Несколько минут он беспомощно дрейфовал в бурном океане фантазий, вызванных этим воспоминанием, и только усилием воли вернулся к мысли о мести. Оказалось, что и в ее вкусе таится неожиданная сладость, и теперь дело только за тем, как выбрать самое страшное оружие.

Майлз рано отправился в офис и не возвращался до позднего вечера. Он втайне надеялся, что Патриция отбыла восвояси, убедившись, что между ними не осталось ничего, кроме ненависти.

Тем не менее, когда он подъехал к дому, из ярко освещенного окна кухни доносилась негромкая музыка. Майлз медленно двинулся навстречу звуку.

Патриция стояла у плиты, самозабвенно колдуя над кастрюлей. На ней была короткая джинсовая юбка и длинный свитер, поверх которого она повязала один из его синих в полоску фартуков. Он был намного длиннее коротенькой юбки, и это делало девушку похожей на маленькую шалунью, примеряющую бабушкины наряды.

Волна внезапной нежности окатила Майлза и тут же умерла, оставив горький осадок в душе.

Итак, необходимо добиться того, чтобы Патриция осталась. Вместе с тем он не мог не понимать, что она достаточно умна, чтобы раскусить его. Что ж, придется действовать «от противного».

– Я же велел тебе убираться из моего дома! – резко сказал он, входя на кухню.

Патриция испуганно обернулась, словно ожидая нападения. Однако угрожающая поза Майлза, его мечущие молнии глаза отнюдь не произвели на девушку должного впечатления. Она с достоинством выпрямилась.

– Я тебе, по-моему, уже ответила.

– Разве до тебя еще не дошло? Я не собираюсь... – Напрасно стараешься, – перебила она. – Я не стану слушать.

– Черт побери, я тебя заставлю. Я не желаю видеть тебя здесь.

Но Патриция зажала уши ладонями и дерзко уставилась на него. От Майлза не ускользнуло, что она особенно тщательно наложила макияж. Сначала у него мелькнула гневная мысль, что она таким образом пытается привлечь его внимание, но потом он сообразил, что всему виной пролитые накануне слезы. Эта храбрая попытка скрыть их следы заставила его сердце предательски дрогнуть. Но сантименты были тут же с презрением отброшены прочь. Сложив руки на груди, он язвительно спросил:

– Чего ты, собственно, добиваешься своим ослиным упрямством? И этой, – он пренебрежительно указал на плиту, – демонстрацией домовитости?

– Ты знаешь, почему я остаюсь, – сказала она дрогнувшим голосом. – А сейчас просто готовлю для нас ужин.

– В самом деле? – криво усмехнулся Майлз. – Не можешь удовлетворить мой сексуальный аппетит, так теперь решила накормить повкуснее?

– Ты урчал вчера от наслаждения, как объевшийся кот! – гневно воскликнула она. – Зачем поливать грязью то, что было между нами?

– Трудно очернить то, что с самого начала было основано на лжи! – рассмеялся он ей в лицо.

– Я объяснила тебе причину своего поведения и не собираюсь снова обсуждать это, а тем более ползать перед тобой на коленях, если ты добиваешься именно этого, – гордо сказала она.

– Зачем мне это? Все, чего я хочу, – это чтобы ты ушла из моей жизни. Вот так. – И, резко повернувшись, Майлз вышел из кухни.

Когда он вернулся, дверь в столовую была открыта. Патриция накрыла стол белоснежной скатертью, расставила на нем лучший сервиз и поставила в центр композиции приземистую вазу с цветами. Неужели она и впрямь рассчитывает подкупить его с помощью таких дешевых ухищрений?

Тем временем девушка выглянула из кухни, нервно теребя передник.

– Ужин готов.

– О'кей. – И он уселся за стол.

Она поторопилась подать первое блюдо. Это были устрицы по-нормандски. Едва взглянув на них, Майлз оттолкнул тарелку.

– Терпеть не могу моллюсков, – фыркнул он.

Она подняла на него глаза, уже готовая возмутиться, но сдержалась. Майлз отодвинул стул подальше от стола и, заложив ногу за ногу, утомленно зевнул, едва потрудившись прикрыть рот.

Патриция ела, украдкой поглядывая на него. Она проглотила всего несколько кусочков и унесла тарелки на кухню. Вскоре девушка появилась вновь с дымящейся суповой миской.

– Уж от этого ты не станешь отказываться, – с вызовом сказала она. – Как насчет цыпленка по-мэрилендски?

Она сняла тяжелую крышку и уже потянулась за ложкой, но Майлз опередил ее.

– Нет уж, позволь мне, – саркастически усмехнулся он. – В конце концов, это ты у меня в гостях. – Погрузив ложку в густую аппетитную массу, он шлепнул на ее тарелку изрядную порцию, разбрызгивая соус. – А собственно, – злорадно произнес он, – почему бы тебе не съесть все целиком? – И, отбросив ложку, обеими руками поднял суповую миску и опрокинул ее вверх дном.

Жирный соус с кусками мяса, переполнив тарелку, в одно мгновение безнадежно испортил тонкую льняную скатерть. Часть содержимого угодила на пол, но Патриция даже не заметила этого. Ее глаза были устремлены на Майлза, а рот презрительно скривился.

– До чего же дешевая и глупая выходка, сказала она с холодной яростью.

– Ну как, объяснить еще раз? – Опершись руками о стол, он как можно ближе наклонился к ней. – Не нужна мне твоя стряпня. И все остальные услуги. Всё, что от тебя требуется, – это забыть сюда дорогу! – Он резко выпрямился и вышел из дома, хлопнув дверью.

Майлз пошел в ресторан и пробыл там до закрытия, усидев за ужином бутылку вина. Странным образом голова его осталась совершенно ясной. Видимо, гнев был слишком силен, чтобы мысли потеряли свою остроту.

Вопреки его ожиданию, Патриция не заперла дверь. Нисколько не заботясь о том, что сейчас творится в столовой, он отправился прямиком в свою комнату.

Вчерашняя безумная ночь пробудила в нем воспоминание об эпизоде четырнадцатилетней давности. Патриции тогда было лет семь. Родители ее еще не успели развестись, а дед был жив. Старик привел девочку в контору, где ей быстро наскучило, и она улизнула в зал заседаний. Там малышка чинно уселась в председательское кресло и вскоре основательно изрисовала большую торговую книгу. Заслышав приближающиеся шаги, она поспешно спряталась в буфете.

Майлз вошел в зал, и хотя и не заметил никаких признаков беспорядка, инстинктивно почувствовал, где прячется девочка.

– За ушко, да на солнышко, – усмехнулся он со снисходительной интонацией взрослого, который обращается к маленькому ребенку. – Идем со мной, проказница ты эдакая, дедушка тебя ищет.

В ее глазах уже тогда чувствовалось это дьявольское очарование...

Отогнав непрошеный образ, Майлз сорвал с себя одежду и бросился на свеженакрахмаленные простыни. Холод одинокой постели пронзил его до самого сердца. Казалось, тепло уже никогда не вернется в это открытое всем ветрам гнездо. Отчаянно пытаясь вытеснить из памяти все, связанное с последней ночью, с бурной радостью, которую он познал в этой постели неполных двадцать четыре часа назад, Майлз постепенно сосредоточился на последующих событиях и в конце концов кое-как забылся неровным, мерцающим, как пламя свечи, сном.

Рассвет еще чуть брезжил, когда Майлз внезапно проснулся. Он лежал очень тихо, напряженно вслушиваясь в темноту, но слышал лишь оглушительные толчки собственного сердца.

Кто-то явно был в комнате, но плотные шторы не пропускали снаружи даже слабый свет луны, мешая разглядеть ночного гостя. Медленно, стараясь дышать ровнее, он повернул голову и всмотрелся.

Это была Патриция. Майлз решительным движением потянулся к выключателю бра.

Она даже не вздрогнула, не издала ни звука. Ничего не понимая, он смотрел на плавно движущийся силуэт, пока не сообразил, что она не видит его. Как и положено всем лунатикам во время их ночных странствий.

На ней была только шелковая кремовая ночная сорочка. Она нежно обрисовывала округлость девичьей груди, узкую талию и стройные бедра. У Майлза пересохло во рту.

Что же делать? Разбудить ее прямо сейчас или осторожно отвести обратно в спальню? Но, пока перебирал в памяти все, что когда-либо читал о лунатизме, Патриция издала звук, напоминающий приглушенное рыдание, и вытянула вперед руку, словно нащупывая в темноте постель.

С губ Майлза уже был готов сорваться негодующий крик, но она вдруг выпрямилась и с тяжелым вздохом побрела к выходу.

Он долго смотрел ей вслед. Принять все за чистую монету? Или это очередной трюк? Он вновь лег в постель и долго раздумывал, нельзя ли обратить это неожиданное открытие в свою пользу.

На следующее утро он вновь рано отправился в офис и провел все утро у телефона, реализуя несколько идей, которые не имели ничего общего с работой.

Его ждали в Нью-Йорке на деловом совещании, но Майлз направил туда вместо себя одного из сотрудников, предварительно проинструктировав его. В эти минуты ему хотелось только одного – быть дома вместе с Патрицией. Горькая усмешка скривила его губы при этой мысли. Еще позавчера это желание было вызвано самыми прекрасными чувствами, какие только дано испытывать человеку. А теперь...

К концу дня раздался звонок от человека, через которого директор «Кейн и Шандо» обычно приобретал произведения искусства. Тот сообщал, что поручение выполнено.

– Его не просто оказалось убедить, – признался маклер. – Но в конце концов он сдался.

Майлз тихо присвистнул, узнав, в какую сумму обошелся успех.

– Я хорошо помню вашу инструкцию не стоять за ценой, – вежливо напомнил маклер.

– Да, разумеется. Спасибо. Я очень доволен, что вы справились. Деньги будут переведены вам немедленно, и мне хотелось бы, чтобы вы послали за картиной сегодня вечером.

– Сегодня вечером? – изумленно раздалось в трубке. – Но к чему такая...

– Так нужно, – уклончиво ответил Майлз и удовлетворенно прищурился.

В этот вечер он явился домой с изысканной орхидеей и, оставив коробочку с цветком на столе в холле, где ее невозможно было не заметить, отправился переодеться в вечерний костюм. Покончив с туалетом и сбежав по лестнице в холл, он наткнулся на Патрицию, поджидавшую его с воинственным видом.

– Как, ты все еще здесь? – грубо спросил Майлз. – Если пытаешься пробудить во мне ревность, то это заведомо безнадежное предприятие.

– Ничего подобного у меня и в мыслях не было, – рассмеялся он. – Я просто начинаю новую жизнь. 3аполняю вакуум, который остался после тебя.

– Но это ты оттолкнул меня, – напомнила Патриция.

– Сам не понимаю, – небрежно бросил он, заставив ее озадаченно нахмуриться, – зачем я разыскивал тебя с таким упорством? Не лучше ли было оставить тайну твоего исчезновения неразгаданной? Да, я сам во всем виноват, – пробормотал он. – Как можно было забыть старую мудрую пословицу: «Обжегшись на молоке, дуют на воду»? – Он посмотрел на нее в упор. – Ты же не станешь возражать?

Патриция долго обдумывала ответ. Что-то в ее лице насторожило его.

– Мы могли бы обсудить это, – осторожно сказала она.

– Нам нечего обсуждать, за исключением даты твоего отъезда, – холодно улыбнувшись, отрезал он и, поглядев в зеркало, вдруг понял, почему выражение лица Патриции показалось ему таким знакомым. Точно такое же было у него самого долгие месяцы после потери любимой. В ее глазах была невыносимая беспомощность, мучительная боль, гневный протест против несправедливости судьбы наконец. И все это надо было как-то подавлять в себе, скрывать от других... Майлз резко отвернулся. Что ж, так ей и надо, подумал он с ожесточением.

Заслышав шорох шин под окнами, он отворил дверь и вышел на крыльцо.

– Дорогой! – Из машины появилась стройная элегантная брюнетка. – Как чудесно видеть тебя снова! – Она одарила его томным взглядом.

– Заходи. – Чмокнув гостью в щеку, он провел ее в дом. – Выпьешь что-нибудь?

При виде Патриции женщина замедлила шаги и вопросительно посмотрела на Майлза.

– А, это Патриция Шандо, – небрежно махнул рукой тот. – О ней недавно писали в скандальной хронике. – А это Элисон Рейнолдс. – Он повернулся к Патриции. – Думаю, ты ее уже видела однажды – в ресторане. – Он с удовлетворением отметил, как вспыхнули щеки его бывшей невесты, обнял Элисон за талию и удалился с ней в гостиную.

Когда они спустя некоторое время отправились вместе на балет, Патриции не было в доме, и Майлз решил, что ему удалось основательно насолить ей. Однако во время спектакля от этого маленького триумфа не осталось и следа. Это ведь по просьбе Патриции он приобрел дорогие билеты в ложу, и это она должна была сейчас сидеть рядом.

Элисон почувствовала на себе его взгляд и с улыбкой повернулась к нему, прижавшись ногой к его ноге. Эта вкрадчивая агрессия вкупе с самоуверенной искушенностью в глазах вызвали у Майлза мгновенное отвращение. Невозможно было не сравнивать ее с Патрицией – такой чистой и свежей, невинной – и невероятно упрямой.

Он злился на себя самого. Она жестоко отомстила ему за ошибки, существовавшие только в ее воображении, и отняла у него возможность объясниться, спасти их любовь. Будь он проклят, если позволит себе великодушие!

После балета они с Элисон отужинали в ночном клубе. Его спутница без конца щебетала что-то о добрых старых временах, когда им было так хорошо вместе. С тем же успехом она могла бы пересказывать сюжет какого-нибудь второсортного любовного романа или фильма...

Майлз лишний раз убедился, что полноценная жизнь началась для него только с появлением Патриции. Он полюбил ее всем сердцем, но его останавливала юность девушки и почти монашеское воспитание, которое она получила. Подыгрывая миссис Шандо, так старательно оберегавшей невинность внучки, он проглядел в своей избраннице зрелую женщину, жаждущую любви.

Разумеется, обретя ее во второй раз, он не повторил прежней ошибки. Но было уже слишком поздно. Патриция прошла через его жизнь в трех разных ипостасях. Сначала как дитя, потом как наивная доверчивая девушка, в которую он влюбился без памяти, и наконец как великолепная, неотразимая парижанка, преуспевшая в искусстве лжи и обольщения. Это походило на перелистывание книги, где на каждой странице рождался какой-то новый образ.

– Э-эй! О чем призадумался? – раздался рядом мелодичный голос Элисон.

– Прости. Никак не могу забыть о балете, – солгал он. – Как тебе понравилась новая прима?

Она начала что-то говорить, но Майлз слушал вполуха. Он поднес к губам свой бокал и внезапно осознал, что тщательно спланированный вечер обернулся пустой и нелепой выходкой.

Они долго танцевали, почти касаясь друг друга бедрами, и лишь далеко за полночь Майлз наконец вызвал такси и дал водителю адрес Элисон.

В салоне машины она взяла его за руку. Их пальцы переплелись, и женщина еще теснее прильнула к нему, но Майлз не поцеловал ее. Впрочем, ему всегда претили нежности в такси.

Элисон жила все в том же доме, куда он когда-то приходил к ней. Не выпуская его руку, она произнесла нараспев:

– Ты останешься выпить со мной кофе! – это был не вопрос, а скорее утверждение.

Квартира изменилась мало. Та же гостиная, обставленная современной мебелью, где Элисон когда-то кокетливо подставила ему сползающий с плеча жакет и, оказавшись в тонкой блузке, стремительно обвила руками его шею; спальня с необъятной кроватью, куда она вскоре завлекла его...

– Да провались оно все пропадом! – прохрипел Майлз.

Еще через полчаса он вышел из дома бывшей любовницы. Ворот его рубашки был расстегнут, смятый галстук торчал из кармана.

Шел дождь. Улицы были пустынны. Но Майлз и не стремился домой. Он поднял воротник куртки и зашагал по улице, все еще держа в карманах яростно сжатые кулаки. Видит Бог, он пытался выбросить образ Патриции из своего сердца, но тот возвращался снова и снова, неожиданно вставая между ним и Элисон. В конце концов Майлз понял, что не может заниматься любовью ни с одной другой женщиной.

О возвращении домой не было и речи, и он направился прямиком в Сити. Когда Майлз появился у здания своей компании, молодой охранник впустил его, тщательно скрывая изумление при виде угрюмого, промокшего до нитки директора в мятом вечернем костюме.

– Вам доставили посылку, сэр, – сообщил парень.

– Спасибо. Вы мне поможете?

Вдвоем они отнесли тяжелый плоский ящик в кабинет Майлза, и тот бережно распаковал картину, доставки которой ждал с таким нетерпением.

Это был портрет Патриции кисти Жана-Луи, который, по ее глубокому убеждению, художник не продал бы никогда. Вряд ли эта сделка состоялась бы, знай он, кто покупатель. Но Майлз действовал через посредника, и его имя, разумеется, не называлось.

Установив картину на столике у стены, он долго молча разглядывал ее. Которая из Патриций послужила художнику моделью? Невинная девушка или мстительная искушенная интриганка? Скорее всего ни та ни другая. Женщина на портрете выглядела отстраненной, хотя композиционно находилась в центре. Она, казалось, со смутной тоской и надеждой ожидала неизвестно чего. На что же она надеялась? Что Жан-Луи потеряет от нее голову и предложит свою руку и сердце? Или где-то глубоко в ее подсознании таилась безумная мысль, что он, Майлз Кейн, найдет и вернет ее?

Эта мысль, словно бич, ожгла его мозг и была с возмущением отвергнута, но глаза девушки неотступно следовали за ним весь день, пока картина стояла в кабинете, словно магнитом притягивая взгляд. Судьба портрета была решена его новым владельцем окончательно и бесповоротно, но сейчас он впервые заколебался. В конце концов Майлз отыскал в книге какой-то телефонный номер, и полотно унесли.

Когда к вечеру он наконец появился дома, Патриция ни о чем не спросила.

Ужин был готов, но Майлз принес с собой еду из китайского ресторанчика и не спеша съел ее в маленькой гостиной перед телевизором.

Бессонная ночь и сытная еда доконали его, и он задремал прямо в кресле. Очнувшись от неясного шороха, он обнаружил рядом Патрицию, которая собиралась забрать остатки ужина. Мaйлз моментально перехватил ее запястье и стиснул с такой силой, что она со вскриком выронила поднос.

Закусив губу, девушка отступила назад. Майлз не произнес ни слова, свирепо пожирая ее глазами, пока она не повернулась и стремительно выбежала из комнаты.

Он отравился к себе в кабинет, чувствуя, что выиграл этот раунд поединка. Сделав несколько деловых звонков, он пошел в спальню. Проходя мимо двери Патриции, Майлз отметил, что там горит свет, но дойдя до своей комнаты, повалился на кровать и почти мгновенно уснул.

Приблизительно в три часа утра он снова проснулся, как от толчка. На этот раз шторы не были задернуты, и в комнату проникало достаточно света, чтобы он мог отчетливо разглядеть стоящую в дверях Патрицию. С большой осторожностью, чтобы не разбудить ее, Мaйлз повернулся на бок и стал наблюдать.

Как и в прошлый раз, девушка подошла к его кровати и замерла, словно выжидая.

– Патриция? – прошептал он.

Она живо обернулась на этот звук и неуверенно протянула руку. Мaйлз взял ее и притянул ближе.

– Ложись сюда, – осторожно произнес он.

Вместо ответа она откинула покрывало и забралась в постель рядом с ним.

Спала ли она в действительности, или это был очередной акт представления? Последнее казалось Майлзу все менее вероятным, и от одной мысли о том, что она лежит под боком, податливая и безропотная, не понимая смысла происходящего, его ноздри сладострастно раздулись, а по коже пробежал возбуждающий холодок. Она никогда ничего не узнает... если только не проснется раньше времени. Но затем он сообразил, что, возможно, именно этого, пусть неосознанно, она и добивается. Майлз угрюмо уставился на ее головку, безмятежно покоившуюся на подушке. После того как его так ловко обвели вокруг пальца, он уже ни во что не верил.

Он положил ей руку на грудь, и Патриция слабо вздохнула, поворачиваясь к нему. Глаза ее были открыты, но смотрели сквозь него, и зрачки не двигались, как у слепого. Майлз стал ласкать ее, и девушка пробормотала что-то невнятное, а затем глухо застонала и приоткрыла сочные губы, как будто в ожидании поцелуя. Он склонился над ней. В серебристом лунном свете, с волосами, живописно разметавшимися по подушке, она выглядела необычайно соблазнительно. Желание пронзило его, поднимаясь жаркой волной. Ему хотелось взять ее прямо сейчас. Его рука неспешно двинулась вверх по ее руке, и Патриция издала довольное мурлыканье, сладострастно выгнувшись всем телом. Майлз уже едва сдерживался.

Но делать этого было нельзя. У него были все основания презирать Патрицию, но он не имел права воспользоваться ее беспомощностью. Он откинулся на подушку, а затем, не оставляя мысли взять с паршивой овцы хоть шерсти клок, дотянулся рукой до ночного столика и нашарил фломастер, который всегда держал рядом с телефоном.

Откинув покрывало, он нежно прошептал ей на ухо:

– Пат, перевернись на животик.

Она послушно подчинилась.

Трясущимися руками Майлз задрал шелковую ночную сорочку и залюбовался маленькой круглой попкой. Он вновь едва устоял перед искушением. Подавив отчаянный стон, более напоминавший рычание, он сорвал колпачок фломастера и размашисто расписался на упругой атласной коже, потом встал и сказал с повелительной интонацией:

– Пойдем, Патриция. Я отведу тебя.

Она невнятно запротестовала, но тем не менее позволила отвести себя в комнату и послушно, словно покладистый ребенок, улеглась в постель. Майлз застыл на месте, созерцая ее умиротворенное лицо, затем резко повернулся и прошел к себе, где сразу же подставил стул под дверную ручку, чтобы Патриция не могла проникнуть к нему снова, и ринулся под ледяной душ. Остаток ночи он спал урывками и вскочил на ноги чуть свет, чтобы размяться в гимнастическом зале и поплавать в бассейне.

Похоже было, что и Патриция поднялась рано. Он застал ее на кухне за приготовлением завтрака – на сей раз только для себя. Под ее глазами легли темные круги.

– Так, так, – вместо приветствия пробурчал Майлз. – Вид у тебя неважный. Не иначе как совесть проснулась! – Патриция метнула на него выразительный взгляд, но предпочла не обострять обстановку, и он с воодушевлением продолжал: – А, может, тебе просто не удается выспаться?

– Я прекрасно спала, – сухо ответила она, усаживаясь за стол.

Майлз налил себе стакан апельсинового сока и расположился напротив. Перехватив ее недоверчивый взгляд, он улыбнулся и покачал головой:

– Сомневаюсь.

– В чем?

– В том, что ты спала крепким сном.

Патриция подозрительно уставилась на него, начиная слегка нервничать.

– Что ты хочешь сказать?

– Дело в том, что ты не всю ночь провела в своей постели, – злорадно ухмыльнулся он.

– Что?! – возмущенно ахнула девушка.

– Ты вышла прогуляться ночью – И оказалась в моей постели.

На мгновение Патриция онемела, затем со звоном швырнула ложку на стол и вскочила на ноги.

– Ах ты жалкий лгунишка! Что за дурацкий розыгрыш?!

– Никакого розыгрыша, – хладнокровно ответствовал Майлз. – Ты, словно сомнамбула, появилась в дверях моей комнаты, забралась ко мне в постель, и мы э-ээ... хорошенько развлеклись.

На щеках Патриции зажглись пунцовые пятна. – Я не верю тебе, – прокричала она. – Я бы узнала, если… Ты все это нарочно выдумал. До чего все это гадко, недостой...

– У меня есть доказательства. – В бархатном голосе Майлза было что-то, заставившее ее прервать фразу на полуслове. – Ты смотрелась сегодня утром в зеркало?

– Конечно. – Она подалась вперед, ухватившись за край стола так, что побелели костяшки пальцев.

– Я имею в виду – во весь рост и, естественно, без одежды.

– Что… что ты сделал? – Глаза девушки расширились от ужаса.

– Так почему бы тебе не пойти и не посмотреть?

Испуг в ее глазах все еще соседствовал с недоверием, но, видимо, написанное на лице Майлза удовольствие убедило ее, потому что Патриция вдруг выскочила из-за стола и понеслась вверх по лестнице.

– Не забудь посмотреть сзади, – крикнул он ей вслед.

Звук ее шагов затих, и Майлзу оставалось только вызвать в воображении сцену, как она влетает в комнату, задирает платье в поисках синяков и, не найдя таковых, поворачивается к зеркалу спиной. Он попытался также представить себе ее реакцию. Не станет ли эта шутка последней каплей? Очень хотелось надеяться, что нет, ибо главный номер программы был еще впереди.

Пять минут спустя Патриция буквально скатилась по лестнице и с отчаянным воплем ворвалась на кухню. Майлз едва успел вскочить, чтобы защититься от града посыпавшихся на него ударов. В конце концов ему удалось схватить ее и развернуть спиной к себе. Затем, прижав руки девушки к туловищу, он оторвал ее от пола и перебросил через плечо.

Патриция продолжала неистово брыкаться, делая отчаянные попытки освободиться, и Майлзу пришлось напрячь все свои силы, чтобы удержать ее.

Через несколько минут сопротивление девушки заметно ослабело, и вскоре она перепуганным зверьком замерла в его руках. Майлз медленно опустил ее на пол.

– Что ты сделал со мной? – спросила она чужим, срывающимся от напряжения голосом.

Развлечения ради он уже собирался сказать, что они занимались любовью. Почему только он должен страдать от ее лжи? Но вместо этого Майлз резко сказал:

– Можешь быть спокойна, я тебя не тронул. Ты меня больше не интересуешь. – Заметив, как она побледнела, он добавил с мстительной жестокостью: – Хотя такая возможность у меня была. Это уже не первый твой ночной визит.

– Отпусти меня. – Высвободившись, она повернулась к нему лицом. В ее взгляде читалось потрясение. – Это... это правда?

– Ну, зачем мне выдумывать. Хватит с меня и твоего вранья.

Если бы ее взгляд мог жечь, то Майлз мгновенно превратился бы в маленькую кучку пепла. Не говоря ни слова, Патриция медленно пошла прочь, с достоинством расправив плечи и высоко подняв голову. Он провожал ее взглядом, стараясь не замечать, как тяжело стало у него на сердце.

Она долго пропадала в своей комнате, и Майлз уже почти не сомневался, что увидит ее на лестнице с вещами, но, когда девушка наконец спустилась вниз, при ней была только сумочка.

Не говоря ни слова, она направилась прямиком к стоянке такси. Была суббота, и Майлз обычно посвящал это время художественным галереям. Можно было сходить на матч по регби ведь сезон еще не кончился. Но сегодня у него не было ни малейшего желания следовать старым привычкам.

Он решил просмотреть бумаги, захваченные из офиса, но никак не мог сосредоточиться и в конце концов бросил это бесполезное занятие. Потом перекусил и вспомнил о Патриции, прикидывая, отправилась ли она искать другое пристанище в Лондоне или подалась назад во Францию к Жану-Луи.

Девушка вернулась домой уже после обеда. Она открыла дверь своим ключом. Майлз в это время находился в гостиной, и, чтобы увидеть ее, ему пришлось бы подняться со стула. Но в последний момент решил остаться на месте.

Патриция не стала заходить в гостиную, а сразу прошла наверх и не попадалась ему на глаза до вечера, когда он пошел переодеться, чтобы ехать в оперу. Билетов было два, но он собирался слушать спектакль в одиночестве, хотя, конечно, втайне от Патриции. Когда он спустился в холл, она стояла у телефона, вызывая такси.

При виде ее беззаботно сбегавший по ступенькам Майлз был вынужден замедлить шаги. Патриция выглядела потрясающе. Видимо, сегодня она совершила поход по магазинам. На ней было черное длинное платье без рукавов с широким белым воротником, окаймляющим глубокое декольте. Девушка была тщательно причесана. Она неуловимо напоминала ту, с которой он был помолвлен, но сейчас наивное очарование юности отлилось в изысканные формы шикарной молодой женщины. Теперь уже окончательно и бесповоротно, мысленно усмехнулся он, вспомнив о своей скромной роли в этом превращении.

Она держала трубку левой рукой, и Майлз только сейчас заметил, что на ее среднем пальце больше нет обручального кольца от Жана-Луи. Его мозг взорвался вихрем предположений. Она расторгла помолвку? Или это сделал сам художник?

Дождавшись, пока она повесит трубку, Майлз спросил:

– Тебе в Вест-Энд? Подвезти?

– Нет, спасибо, – сухо сказала она и вышла. Интересно, куда она отправилась?

В этот вечер давали «Тоску», одну из любимых опер Майлза, но ему так и не удалось не только по-настоящему насладиться музыкой, но и просто сосредоточиться. Слишком много вопросов вертелось сейчас у него в голове. После спектакля он пошел в клуб.

Когда он вернулся домой, Патриции не было. Она появилась около трех часов утра, когда Майлз был уже в постели.

С этого момента она сторонилась его, избегая даже встречаться взглядом. Но он заметил, насколько усталой и измученной выглядит девушка. Не исключено, что она боится крепко заснуть, чтобы снова не оказаться в его комнате, подумал Майлз. Он часто просыпался среди ночи и вслушивался, но Патриция не появлялась, хотя стул, по-прежнему пододвинутый под дверную ручку, немедленно просигнализировал бы о любой попытке попасть в комнату.

По его сведениям, на дом в Челси уже нашелся покупатель, готовый заплатить наличными, и сделка должна была вот-вот состояться. Не этого ли ждала Патриция? Получит деньги и преспокойно вернется к своему Жану-Луи... Но как быть тогда с исчезнувшим обручальным кольцом, ведь это что-нибудь да должно означать? Если она его просто не потеряла, конечно. Майлз пытался выбросить ее из головы и сосредоточиться на работе, но выходило, что он думает о девушке едва ли не больше, чем после ее исчезновения. В некотором смысле это было даже мучительнее, потому что их отношения успели зайти гораздо дальше. Теперь он познал ее тело и не мог забыть наслаждения, которое они испытали вместе.

Еще через неполные две недели весна уверенно заявила о своих правах. В один из теплых благодатных вечеров Майлз привез портрет девушки из офиса домой. Он повесил его в холле вместо зеркала, чтобы тот сразу бросался в глаза.

Вскоре после полуночи раздался шорох шин подъехавшего к парадному входу такси, потом ключ повернулся в замке, и Майлз поспешил в холл, чтобы увидеть реакцию Патриции.

Она застыла перед полотном, сжимая в руке черный плащ. Потом медленно повернула побледневшее лицо к Майлзу, который стоял, небрежно прислонившись к косяку двери. В огромных глазах девушки застыл немой вопрос.

Сунув руки в карманы, он подошел к ней со снисходительной улыбкой.

– Ты ошиблась, Жан-Луи не смог устоять. для твоего жениха деньги все же значат больше, чем какая-то там любовь. – Он сделал ироническое ударение на последнем слове. – Скорее всего он не знал, кто покупатель, но предложение продать работу принял без долгих раздумий.

Патриция слегка вздрогнула, но тут же гордо выпрямилась и саркастически заметила:

– Не слишком ли дорогой способ заработать такое дешевое очко?/

– Ты думаешь, что я приобрел ее только для того, чтобы показать, какое ничтожество твой Жан-Луи? О, у меня была иная цель.

В ее глазах, подернутых пеплом усталости, немедленно зажегся тревожный огонек. Не дождавшись продолжения; она сердито воскликнула:

– Прекрасно, ну и что из этого? Валяй дальше! Тебе ведь не терпится очередной раз уязвить меня!

– Эта картина, – нахмурившись, резко сказал Майлз. – чистейшая фикция. Из тебя тут сделали святую невинность, тщательно маскируя тот факт, что притворство и обман стали смыслом твоей жизни. Ты и Жана-Луи провела – он увидел в тебе то, чего и в помине не было.

На ее смертельно побледневшем лице резко выступили нежные мазки румян, отчего оно приобрело какое-то неестественное выражение.

– Боже мой, о чем ты? – пролепетала она дрожащим от ужаса голосом.

– О том, что если не существует оригинала, то нечего делать и копии.

– Нет! – Ее глаза полыхнули бешенством и отчаянием. – Я не позволю тебе уничтожить портрет!

Она раскинула руки в стороны и загородила собой картину, повернувшись лицом к Майлзу. Но тот только рассмеялся и, схватив ее за руку, отшвырнул прочь, одновременно выхватив из кармана небольшую бутылочку с какой-то жидкостью. В одно мгновение он сковырнул пробку большим пальцем и выплеснул содержимое на портрет, стараясь попасть прямо в лицо.

– Не-е-ет!!!

С отчаянным криком Патриция вырвалась из рук Майлза. Рванувшись к картине, девушка протянула к ней руки, и он испугался, что она собирается вытереть кислоту. Он схватил ее в охапку и оттащил назад, принуждая смотреть, как жгучая жидкость с шипением и бульканьем въедается в холст. Цвета смешивались и блекли, тяжело оплывая на неповрежденную часть полотна и ложась на нее длинными липкими струпьями.

За несколько минут шедевр Жана-Луи превратился в землистую мешанину масляных красок. То, что совсем недавно было лицом ангела, превратилось в уродливую карикатуру.

– Ублюдок! – Патриции наконец удалось высвободиться. – Это была его лучшая работа! Самая великая вещь, какую ему когда-либо удавалось создать. А ты уничтожил ее из какой-то мелочной и злобной гордыни! Как ты мог?! А еще называешь себя ценителем искусства! – Ее трясло. Она закрыла лицо руками, не в силах сдерживать рыданий. – Боже, и я еще верила, что люблю тебя! Ну, хватит. Я была совершенно слепа. Ты же лицемер, жалкое самовлюбленное ничтожество. Надругаться над произведением искусства только для того, чтобы поквитаться со мной!

Ее горе было столь искренне и безгранично, что на сердце у Майлза защемило, и он протянул к ней руку.

– Пат, погоди. Я...

Она презрительно оттолкнула его.

– Итак, ты своего добился. Поздравляю! Я больше не собираюсь мозолить тебе глаза и ждать очередной пакости с твоей стороны. Потому что мне наплевать на тебя. Я сыта по горло. Проваливай к чертовой матери со всеми своими комплексами! – Подхватив свою сумку и плащ, она направилась к двери и стала нетерпеливо возиться с замком.

– Патриция! Выслушай меня.

Майлз попытался помешать ей, но успел только ухватиться за край плаща. Дверь открылась, и несколько секунд они молча тянули ткань каждый в свою сторону, но затем Патриция сердито вскрикнула и выбежала из дома, а Майлз повалился на пол с плащом в руках. Рядом шлепнулась ее сумка.

Он поспешно последовал за ней, но она уже бежала к воротам. Майлзу пришлось задержаться, чтобы запереть дверь, прежде чем он смог продолжить преследование. Когда он достиг ворот, девушка уже неслась по улице. Майлз пустился в погоню и скоро настиг беглянку.

И тут случилось непредвиденное. Услышав его топот, она вдруг свернула с тротуара и опрометью бросилась в хмурую и враждебную тьму пустоши.

 

10

Патриция бежала, не разбирая дороги, через пустырь по направлению к маячившим вдали кустам. На какой-то миг Майлзу показалось, что она одумалась и собирается повернуть назад, но девушка задержалась, только чтобы сбросить туфли. Он уже хотел позвать ее, но тут же сообразил, что его крик может привлечь внимание бродяг, обитающих в зарослях вереска, или разного рода извращенцев, навещающих эти пустынные места с наступлением темноты.

Женская фигурка почти растворилась во мраке, и Майлза охватил внезапный страх. Что, если он не сможет отыскать ее? До него донесся всхлип. Она все еще плачет? Неужели его поступок произвел на нее настолько сильное впечатление? Он двинулся вперед, но неожиданно зацепился ногой за торчащий из-под земли корень и с трудом удержал равновесие.

Вырвавшись из спасительных кустов, Патриция понеслась через участок пустоши, прилегавший к небольшому озеру. Гнев девушки придавал ей все новые силы, и Майлз уже с трудом поспевал за ней.

Он окинул взглядом ряд деревьев и внезапно похолодел от ужаса. Две другие фигуры, явно мужские, появились на берегу озера. Эти люди, несомненно, заметили Патрицию и теперь спешили навстречу, стремясь отрезать ей путь к отступлению. Девушка резко остановилась, и Майлз с невыразимым облегчением увидел, что она вот-вот повернет обратно. Но она, видимо, приняла компромиссное решение, пытаясь уйти и от него, и от новых преследователей. Те немедленно учли этот маневр и бросились ей наперерез. Майлза, который продолжал двигаться вдоль деревьев, они еще не успели заметить.

Патриция явно начинала уставать. Один из мужчин подскочил к ней справа, и она шарахнулась в сторону, но в этот момент второй преследователь одним прыжком настиг девушку. Она развернулась, ожесточенно отбиваясь.

Майлз стремительно пересек поляну. Еще секунда – и он ураганом обрушился на негодяя. Оглушенный, тот выпустил свою добычу и повернулся к неожиданному противнику.

– Пат, беги! – крикнул ей Майлз.

Второй мужчина, худой и сутулый, бросился на помощь своему товарищу. Майлз прикинул, что справиться с ними будет не так уж сложно, но ему не понравилась самоуверенная наглость, с которой они обратились к нему.

– Прочь с дороги! Она наша.

– А вот тут ты ошибся, крысеныш. Это моя невеста, – про скрежетал Майлз и нанес худому молниеносный удар в челюсть.

Тот охнул от боли и сложился пополам, медленно оседая на землю. Стремительно обернувшись ко второму противнику, Майлз увидел, что девушка еще здесь.

– Беги же! – снова закричал он. – Любимая, беги!

В следующую секунду все его внимание оказалось поглощено схваткой. Майлз обрушил на врага град ударов, одновременно стараясь не терять из виду его приятеля, который постепенно приходил в себя.

Неожиданно бродяга вскрикнул и завертелся на месте. Оказывается, Патриция прыгнула ему на спину, вцепившись одной рукой в глаза, а другой обхватив горло, и начала душить. Майлз наконец уложил своего противника и поспешил на помощь девушке, но худой уже успел оттолкнуть ее, и та неподвижно лежала на земле.

Майлз ринулся к ней и на мгновение ослабил бдительность. Бродяга не замедлил этим воспользоваться. Грязно выругавшись, он прыгнул вперед и сделал резкий выпад рукой. Майлз ощутил сильный удар в пах, но, преодолев боль, немедленно контратаковал. Не выдержав его натиска, худой бросился наутек, забыв о своем дружке, который по-прежнему не подавал признаков жизни.

Майлз судорожно ловил ртом воздух, стоя над поверженным противником. И тут Патриция вскочила на ноги и бросилась к нему.

– Майлз! – Обвив его шею руками, она притянула его к себе. – О Боже мой, Майлз! Боже мой...

– Ты цела?

– Да. Но если бы не ты... Я чуть не умерла от страха.

– Надо вызвать полицию, – прохрипел он. – И сказать им, чтобы прислали «скорую», – добавил он срывающимся голосом.

Патриция озадаченно взглянула сначала на него, потом на валявшегося без сознания насильника.

– Зачем? Он что, умер?

Майлз рассмеялся, поражаясь, как странно звучит его голос.

– К черту этого подонка. Просто он порезал меня. – И он рухнул к ее ногам.

У Патриции не нашлось ничего, кроме комбинации, чтобы перевязать его рану. Он сумел продержаться до прибытия полицейской машины, опасаясь, что второй противник может очнуться, и лишь после этого позволил себе роскошь потерять сознание.

Пока машина «скорой помощи» неслась к больнице, Майлз несколько раз приходил в себя и снова проваливался в небытие. В краткие минуты прояснения сознания он чувствовал безмолвное присутствие Патриции, словно слыша слова, которые она сейчас мысленно кричала ему.

Он слабо шевельнул рукой, и девушка вложила в нее свою ладошку. Ему стало несказанно хорошо, и вслед за этим пришло полное забытье.

Придя в себя, Майлз обнаружил, что весь опутан пластиковыми трубками и проводами, и тут же вспомнил кадр из дешевого фильма о Франкенштейне. Он уже собирался пожаловаться на неудобство, но вдруг ощутил непреодолимое сонное оцепенение. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким измученным.

Подошла медсестра и заговорила с ним, но оказалось, что у него нет сил даже на то, чтобы ей ответить. Хотелось увидеть Патрицию, но, по-видимому, ее поблизости не было. Сестра велела Майлзу отдыхать, и он понял, что давно уже не делал ничего с такой охотой...

Патриция прождала в приемном покое почти весь день. Майлза прооперировали немедленно, после чего ей позволили взглянуть на него. Со знание к нему еще не вернулось, и его восковая бледность не на шутку испугала ее.

Но еще большее беспокойство вызывало у девушки то, что никто из персонала не мог дать внятного ответа на вопрос о самочувствии Майлза.

Дежурная сестра убеждала ее пройти в специальную комнату для родственников и прилечь. Но Патриция даже думать об этом не могла. Она продолжала расхаживать взад-вперед по приемному покою, пока ее вежливо, но твердо не попросили уехать домой.

– Выспитесь и приезжайте утром, – сказал врач. – Посмотрите – вы же вся в грязи и платье разорвано. Что подумает ваш муж?

Пришлось подчиниться. Дом без Майлза показался ей огромным и пустым. Даже в худшие времена их размолвки его присутствие несло с собой чувство безопасности, какой-то добротной надежности.

Она бросила печальный взгляд на то, что осталось от картины. Ей было нестерпимо жаль портрета, но не самого Жана-Луи. Патриция расторгла помолвку по телефону на следующий день после того, как они с Майлзом стали любовниками.

Француз, естественно, начал страстно протестовать, восклицал, чуть не плача, что его сердце совершенно разбито, но девушка не поверила ему. Гордость его, безусловно, была уязвлена, но никак не сердце. Патрицию нисколько не удивило бы, если бы она узнала о его романе с американской вдовой.

Она отвернулась от картины и стала медленно подниматься по лестнице в свою комнату, но вдруг заколебалась. Ее сумка лежала на том же месте, где она бросила ее вчера вечером. Девушка достала оттуда сложенный вдвое листок бумаги и набрала длинный телефонный номер. Ей пришлось долго ждать ответа, и когда она заговорила, голос ее прозвучал хрипло:

– Мама? это Патриция.

Они поговорили коротко. Видимо, сказывалось отчуждение, накопившееся за годы разлуки. Но первый шаг был сделан, и Патриция почувствовала себя не такой одинокой.

Она быстро приняла душ и переоделась в нарядное платье, которое, по ее расчетам, должно было поднять настроение у ее героя. Если, конечно, он чувствует себя достаточно сносно, чтобы обращать внимание на такие вещи. Девушку била крупная дрожь, но два заветных слова, все еще звучавшие в ушах, помогали преодолевать тошнотворную слабость. «Любимая, беги», крикнул он ей. Теперь это было своего рода заклятием, заговором, навсегда избавлявшим ее от необходимости убегать от Майлз Кейна.

Она рассчитывала увидеться с ним сразу же, но ошиблась._

– Подождите, пожалуйста. У него сейчас врачи, – строго сказала новая дежурная, указывая ей на кресло.

Что ж, по крайней мере, она сможет наконец узнать, в каком он состоянии. Увидев группу людей в белых халатах, вышедших из блока интенсивной терапии, Патриция вскочила. Но они, тихо переговариваясь, прошествовали мимо, словно не замечая ее. Охваченная тревогой, девушка принялась растерянно озираться по сторонам, ища кого-нибудь, кто наконец смог бы положить конец этому изматывающему ожиданию. Наконец, она заметила в коридоре медсестру в сопровождении мужчины в темном костюме и бросилась навстречу.

– Пожалуйста. Мистер Кейн. Чтo с ним, скажите ради Бога. Доктора мне ничего не говорят. Она умоляюще сложила руки.

Они посмотрели на нее как-то странно, после чего человек в темном костюме извинился и направился в палату, где находился Майлз.

– Кто это был? – спросила она у медсестры, облизнув пересохшие губы. – Почему ему можно туда, а мне нет?

– Это священник, – объяснила та, выпроваживая девушку в приемный покой.

Ноги у Патриции подкосились.

– Он... умер?!

– Нет, он жив. – Сестра помогла ей сесть и принесла чашку крепкого сладкого чаю. – Пойду, попробую разузнать, что там происходит.

Но первым к ней вышел священник. Проницательно посмотрев на Патрицию, он произнес:

– Кажется, вы с мистером Кейном в свое время собирались обвенчаться?

– Да, это правда. – Она нахмурилась. – Вы можете что-нибудь сказать о его состоянии? Я уже битый час безуспешно пытаюсь это выяснить.

– Я только что разговаривал с ним. Он хочет, чтобы вы стали его женой.

– Что вы сказали? – у Патриции вырвался глупый смешок. – Он хочет...

– Вступить с вами в брак, освященный церковью. Сейчас. Немедленно.

Лицо девушки все более вытягивалось по мере того, как до нее доходил смысл слов священника.

– Как сейчас? – пролепетала она.

– Не удивляйтесь. Ведь у Вас уже есть разрешение? – Она молча кивнула. – Тогда нет никаких причин, чтобы откладывать обряд. Разумеется, если вы хотите стать миссис Кейн.

– Хочу ли я... О Боже, да. Да! Но Майлз? Неужели... Неужели ничего уже нельзя сделать?

– Сдается мне, что нет. – На тонких губах священника появилось подобие улыбки. – Похоже, этот случай безнадежен.

Она ошеломленно кивнула, пытаясь хоть как-то осознать происходящее.

Патриция осталась одна в тихой комнате, смутно догадываясь, какая суматоха царит сейчас за ее дверями. Было ясно как день, что больше всего на свете она мечтала стать женой Майлза. И вот этот момент наступил. Отчаяние охватило девушку при мысли о многих месяцах потраченной зря жизни. Причины, толкнувшие ее на побег, казались сейчас смехотворными. Но теперь перед ней открывался новый мир, и она в страхе ждала, что он принесет.

Появилась медсестра, вручила ей большой букет белых роз и открыла заветную дверь.

Палата тонула в цветах. Смертельно бледный Майлз полулежал, обложенный со всех сторон подушками. Кровать была высоко поднята, а трубки и провода исчезли. Священник переоделся в рясу, а медсестры, что должны были стать их свидетелями, украдкой утирали глаза платочками.

Патриции хотелось броситься к Майлзу, обнять за плечи, сказать, как велика, безгранична ее любовь, но вместо этого она робко подошла к кровати и остановилась. Слегка повернув голову, он с усилием улыбнулся ей. Шальная нежность стояла в его глазах. Слова были сейчас не нужны, и девушка просто одарила его ответной улыбкой.

Церемония оказалась простой, но необыкновенно трогательной. Майлз произнес слова клятвы слабым, но твердым голосом и надел кольцо на палец невесты. Патриция чувствовала, что ее собственный голос дрожит, но вид мужественно державшегося жениха придавал ей силы. Священник объявил их мужем и женой, и она, смахнув слезинку, склонилась к Майлзу, чтобы поцеловать его в белую, как гипс, щеку.

Все вышли из палаты.

Майлз издал протяжный вздох и поймал ее запястье со словами:

– Вот ты и попалась. Долго же я ждал этого момента! – Его пожатие было на удивление сильным и даже голос напоминал прежний.

Патриция резко повернулась и увидела на его лице широкую довольную ухмылку. Она непонимающе уставилась на мужа, и в следующее мгновение он притянул ее к себе со словами:

– Ну-ка иди сюда и дай мне поцеловать тебя как следует.

Он крепко обнял Патрицию и начал целовать со страстью изголодавшегося любовника, но она вырвалась и вскочила на ноги.

– Майлз? Ты просто негодяй... Я не сомневалась, что ты умираешь!

– Я же говорил, что будет и на моей улице праздник, – рассмеялся он. – А как еще прикажешь жениться бедному парню, если его суженая все время норовит куда-нибудь сбежать?

– Я никогда не прощу тебе этого! Ты хоть понимаешь, что я пережила? – Она вдруг прикусила язык, сообразив, что Майлзу тоже пришлось пережить подобное.

Муж насмешливо, хотя и слегка настороженно следил за ее реакцией. При виде неуверенной улыбки, появившейся на лице Патриции, он с явным облегчением откинулся на подушки. Майлз отыскал ее левую руку и дотронулся до кольца, которое совсем недавно надел на ее средний палец.

– Видишь ли, сложилось так, что я в последнее время постоянно носил его во внутреннем кармане. Кольцо отклонило нож, и он не задел жизненно важных органов. Я только крови много потерял.

– Так сколько же нам придется ждать медового месяца? – Патриция задумчиво подперла ладонями подбородок.

Глаза Майлза сверкнули.

– Тебе не терпится? – быстро спросил он. – Почему бы и нет? – Она кокетливо повела плечом.

– Что ж, если ты придвинешься чуточку поближе...

Патриция повиновалась, и в ту же секунду Майлз прильнул к ней поцелуем, а затем скользнул рукой к ее талии и резким движением втащил на кровать.

– Что ты делаешь? Тебе же нельзя!

– Вот выдумала! Ну, поможешь немного в случае чего. – Он занялся длинной молнией на ее платье.

– А если кто-нибудь войдет?

– Посетителей не будет. В этом ты можешь быть абсолютно уверена, – отрубил он.

– Ты подлый и гнусный развратник, и... я просто схожу от тебя с ума.

Он наградил ее жадным поцелуем. Но вдруг Патриция резко отстранилась, будто освободившись от невидимых чар.

– О нет, не смей! Как я могла забыть... ты же погубил картину!

– Вот дуреха! – Майлз вновь уложил ее рядом. – Это же была только копия. Неужели ты и впрямь могла поверить, что я способен уничтожить подлинник портрета женщины, которую ждал всю жизнь, единственной на Земле, которую любил и люблю?

– Это правда? – прошептала она с замиранием сердца.

– Чистая правда. А теперь... – Он нежно поцеловал трепещущую жилку на ее горле, погладил такую выразительную в сладострастном ожидании грудь. – Какая умная девочка. – В глазах его зажглись озорные огоньки. – И компания станет моей!

Патриция возмущенно фыркнула, но тут же залилась счастливым смехом, понемногу переходившим в череду легких всхлипов и стонов.

– Знаешь, что? Это просто чудесно, что ты будешь жить, – выдохнула она и принялась за самую важную работу в своей жизни.