– Остановиться у тебя? Где?

– В моем доме.

– Ну, что ж, идем. – И Патриция подхватила свой багаж.

– Как? Ты не собираешься устраивать сцену? – Брови Майлза удивленно поползли вверх.

– Нет, а с какой стати?

У него вырвался недоверчивый смешок. Отобрав чемодан, Майлз направился к выходу. Патриция с чувством облегчения захлопнула дверь, и, оказавшись на тротуаре, посмотрела на окна второго этажа. Одна из занавесок шевельнулась, и за ней мелькнуло лицо миссис Дэвисон. Девушка с воодушевлением помахала ей ручкой, но этот игривый жест остался без ответа.

– Представляю, какую сцену она сейчас закатывает бедняге майору, – сказала Патриция, когда они уже сели в машину. – А вдруг они не захотят съезжать? – вслух подумала она, повернувшись к своему спутнику. – В конце концов, ведь это же их жилье!

– Ничего подобного, – отрезал Майлз. – Тебе принадлежит весь дом.

– Вот как? – Патриция с интересом посмотрела на него. – Уж не хотите ли вы сказать, что я поселилась в этих угрюмых апартаментах по собственной воле?

– Нет, – улыбнулся он. – На самом деле этот дом купила бабушка. Она решила, что иметь свой угол в Лондоне тебе не помешает.

– Так я ничего не знала? – Нет, это был сюрприз.

– Слава Богу. А то я уже всерьез начинала опасаться, что мне нравилось жить здесь. – Помолчав немного, она задумчиво произнесла: – Моя бабушка очень любит руководить?

– Совершенно верно, – подтвердил Майлз. – А мой гардероб тоже подобран по ее вкусу? – Думаю, что, пока вы жили вместе, она старалась привить тебе свои эстетические представления.

Этот уклончивый ответ позабавил Патрицию.

– Пожалуй, это можно перевести как «да», – улыбнулась она. – Но Чарльз Ридман ни словом не обмолвился о том, что этот дом мой.

– Разве он не обещал встретиться с тобой еще раз? – Да, через пару дней.

– К этому времени он должен будет детально во всем разобраться.

– Раз это моя собственность, – протянула она, рассуждая вслух, – я могу делать с ней все, что мне заблагорассудится?

– Безусловно.

– А моя бабушка может повлиять на решение этого вопроса?

– Теперь, когда тебе исполнился двадцать один год, нет.

– Тогда я хотела бы продать этот дом. Не хочу возвращаться туда.

– Даже после отъезда Дэвисонов?

– Да. Унылое место.

– Одному Богу известно, какой характеристики удостоится мое жилище, – рассмеялся Майлз.

Его дом был одним из немногих лондонских особняков, которые могли похвастаться собственным садом. Он располагался в Хэмпстеде, на краю вересковой пустоши, а окружавшие сад высокие стены делали его совершенно незаметным с улицы. Это был небольшой, но весьма изящный образец георгианской архитектуры, который не портили даже круглые башенки с коническими крышами, пристроенные по бокам фасада кем-то из прежних владельцев. Интерьер особняка поражал богатством и разнообразием – орнаменты, картины на стенах, мебель являли собой настоящие произведения искусства. И вместе с тем обстановка отнюдь не казалась музейной, а излучала уют и гостеприимство.

Осмотрев комнаты первого этажа, Патриция вернулась к выходу в вестибюль, где поджидал ее Майлз.

– Вы живете здесь один? – спросила она, эффектно прислонившись к дверному косяку.

– Да, один, но можно позвонить экономке и попросить ее пожить с нами, если ты пожелаешь, – ответил он, пряча улыбку.

– Которая из комнат моя? – Я провожу тебя.

Майлз повел ее наверх по широкой деревянной лестнице в заднюю часть здания, где размещалась изысканно обставленная комната с роскошной кроватью.

– Здесь, как правило, жили старшие дочери, пояснил хозяин. – Так что не удивляйся обилию зеркал и размеру платяных шкафов.

– Хотите сказать, что лучшего места для моих обнов не найти? – рассмеялась Патриция.

– Постель еще не готова. Я сейчас все принесу.

– У вас есть сестра? Она спала здесь? – расспрашивала девушка, пока они общими усилиями управлялись с постелью.

– Увы, я единственный ребенок в семье. И конечно, такой большой дом не для меня. Думаю, практичнее было бы продать его и при обрести взамен квартиру с гостиничным обслуживанием, но здесь словно царит дух моих предков, так что я пока так и не решился на это.

– О, этого ни в коем случае не надо делать! – запротестовала Патриция, не на шутку перепугавшись. – Это потрясающий дом.

– Тебе нравится? Но он почти такой же старый, как и тот, в Челси.

– Там просто дышать нечем от скуки и затхлости, а здесь очень красиво и уютно, – возразила девушка. – Пожалуй, я снова начну распаковываться, – добавила она, разглаживая последние складки на покрывале. – Мы пойдем куда-нибудь пообедать?

– Конечно. Сколько времени уйдет у тебя на сборы?

– Как насчет часа?

– Сорок минут. Я тоже умираю с голоду.

Патриция решила надеть черное платье. Рассмотрев себя во весь рост и всех возможных ракурсах в огромном трельяже, она осталась довольна. Черный шелк подчеркивал блеск ее тяжелых прямых волос.

Она уложилась в отведенное время, но нарочно заставила Майлза ждать, перекладывая помаду и пудру в маленькую вечернюю сумочку, купленную накануне к платью, и сбрызгивая дорогими французскими духами шею и запястья. Наконец, прихватив легкую кружевную накидку, девушка вышла к Кейну.

Будь все это сценой из фильма, а она – его режиссером, ей не удалось бы достичь большего эффекта. При виде Патриции, на секунду задержавшейся на верхней ступеньке, Майлз так и застыл на месте. Платье доходило ей до щиколоток, но длинные разрезы по бокам позволяли любоваться стройными ногами, а глубокое декольте не оставило бы равнодушным ни одного мужчину.

А Майлз? Испытывает ли он сейчас что-то подобное? Патриция с интересом наблюдала за ним. Но ее спутник, похоже, полностью контролировал свои чувства.

– Позволь, я помогу тебе с накидкой, – только и сказал он.

– Вы всегда экономите на комплиментах женщинам? – Ахнула уязвленная девушка.

Усмехнувшись, Майлз провел тыльной стороной ладони по упругому золотистому каскаду ее волос со словами:

– Тебе идет такая прическа.

– И это все? – с негодованием воскликнула девушка.

– Словно спелый ячмень на солнце.

– Вы говорите, как... художник.

– Да, видимо, так сказал бы в этой ситуации Жан-Луи.

– Возможно. – Она заглянула в его глаза, чувствуя какой-то подтекст, но не в силах разгадать его. Но лицо Майлза оставалось непроницаемым.

Надув губки, Патриция капризно протянула: – Ну, идемте же. Я есть хочу.

Майлз повез ее в ресторан, располагавшийся в старинном белом здании всего в нескольких минутах езды от дома. Хозяин приветствовал их как старых знакомых.

– Желаете занять ваш любимый столик, мистер Кейн? – уточнил он и добавил: – Очень рад видеть вас снова, мисс Шандо.

Он проводил их к нише у окна.

– Здесь тебе должно быть тепло, – про мурлыкал Майлз. – А то, не дай Бог, ты затрясешься от озноба в этом платье – и все мужчины попадают со стульев.

– А, так вы заметили! – улыбнулась Патриция.

Подошедший официант вручил им меню, осведомляясь, какие принести напитки.

– Джин с тоником и рюмку хереса, пожалуйста, – заказал Майлз, но Патриция воскликнула:

– Одну секунду! Кто будет пить херес?

– Это твой обычный заказ, – ответил тот, удивленно подняв брови. – Прости, ты хотела бы что-то другое?

– Вне всякого сомнения. Водку и лайм, пожалуйста.

Майлз кивком отпустил официанта.

– Получается, что твои вкусы тоже претерпели изменения?

– Вам виднее. Но я абсолютно уверена, что не выношу хереса. – Она брезгливо поморщилась. И даже не знаю никого, кто бы употреблял этот напиток.

– Твоя бабушка очень любит его.

– Вот как? Что-то наша предстоящая встреча вызывает у меня все меньше энтузиазма. Интересно, как она выглядит?

– У тебя будет возможность рассмотреть ее завтра. – Придется. – Она подозрительно покосилась на своего спутника. – По-моему, вы ее побаиваетесь.

– Конечно, – согласился Майлз с таким спокойствием, что несостоятельность этого предположения стала очевидной.

Принесли напитки.

– Знаете, есть еще одна вещь... – осторожно начала Патриция.

– Да? – Лицо его оставалось спокойным, но руки крепче сжали стакан, а плечи едва заметно напряглись.

– Вы сообщили бабушке о том, что я нашлась, но ни словом не обмолвились, знает ли об этом моя мать, – наконец сказала она.

– Нет. – Небрежная раскованность моментально вернулась к нему. – Ты почти не общалась в матерью. По крайней мере, с тех пор, как ты стала жить с бабушкой. Старушка придерживается старых добрых викторианских взглядов на жизнь и так и не простила дочери развода и повторного замужества.

– Вы хотите сказать, что она намеренно препятствовала нашему общению?

– Не знаю, – ответил Майлз после некоторых колебаний. – Ты никогда не просила об этом.

– Так она по-прежнему в Аргентине?

– Да. Узнав о твоем исчезновении, я даже в какой-то момент подумал, что ты отправилась туда.

– Стало быть, она знает о случившемся. Вы написали ей письмо или позвонили?

– Я встречался с ней. В Буэнос-Айресе, – после паузы ответил Майлз.

– Вы летали искать меня в Аргентину? – У Патриции округлились глаза.

– Да. Но у меня не было полной уверенности в том, что она говорит правду. Было подозрение, что она, э-э... прячет тебя.

– От кого? – Она встретилась с ним взглядом. – Вы себя имеете в виду?

– Ни в коем случае, – отрезал он.

– Тогда от бабушки? – не сдавалась она, слегка задетая его тоном.

– Это ближе к истине, – подтвердил Майлз.

– Если я так нуждалась в защите, то почему же не обратилась к вам? – спросила девушка, не сводя глаз с его лица.

– Я не знаю точной причины твоего бегства. – Он сосредоточенно рассматривал дно бокала. – Возможно, если бы автобус уцелел, а ты не расшибла бы голову, то через несколько дней вернулась бы домой.

– Вы действительно так думаете?

– Как ни привлекательна эта версия, предаваться самообману я не могу и не хочу. – Он с достоинством выдержал ее взгляд.

– В чем же дело?

Его губы дрогнули.

– Возможно, наша помолвка каким-то образом расстроила тебя.

– Это как-то проявлялось внешне?

– В последние недели перед исчезновением ты выглядела очень напряженной, скованной, как будто что-то тяготило тебя.

– И вы... знаете причину?

– Нет. – Майлз печально покачал головой. – Я пытался выяснить, в чем дело, но ты отмалчивалась.

– Странные отношения для влюбленной пары, – живо заметила Патриция.

– Мы еще... только нащупывали подход друг к другу. Ты была как испуганная птица – сплошной комок нервов. И не надо забывать о твоем юном возрасте.

– Одним словом, я могла передумать выходить за вас замуж?

– Все может быть.

– Но вы бы не стали меня удерживать?

– Ну, зачем так ставить вопрос...

– И все же?

– У меня бы не оставалось выбора. Но я бы дрался за тебя до последнего, – твердо произнес он.

Глаза девушки стали огромными, но она лишь саркастически хмыкнула:

– А ради чего?! Только потому, что не привыкли проигрывать? Упускать добычу, которую мысленно уже считали своей?

– Потерять тебя было бы для меня совершенно невыносимо. Я хочу... вернее, хотел твоей руки больше всего на свете. – Как бы в подтверждение искренности сказанного, он потянулся к ладони Патриции, покоившейся на столе, но девушка проворно спрятала руку.

– Эй! – протестующе воскликнула она. – Я не позволяю подобных вольностей малознакомым мужчинам.

– Прости, – выдавил он. – Что-то я забылся.

Появление официанта с заказанными блюдами сгладило возникшую неловкость. Некоторое время они просто молча наслаждались едой.

– Думаю, мне не помешало бы иметь адрес матери, – нарушила молчание Патриция.

– Конечно. Ты собираешься написать ей?

– Может быть. Интересно, что она за женщина. Мы похожи?

– Волосы у вас были совершенно одинаковые, – улыбнулся Майлз. – Не знаю только, какой оттенок она выбрала сейчас.

– Наверное, этот аргентинец здорово вскружил ей голову.

– Так, что она решила покраситься?! – фыркнул тот.

– Так, что она забыла ради него о собственном ребенке, не говоря уже о наследстве.

– Пожалуй. Но я не берусь судить, насколько она была влюблена.

– О, в моем представлении связь женщины с мужчиной обязательно подразумевает горячие чувства. – Патриция пригубила коктейль, глядя на собеседника поверх бокала. – Всепоглощающую страсть. Ни на что меньшее я бы не согласилась, ведь это невероятно скучно, разве не так?

Это был еще один камень в огород Майлза, но тот лишь примирительно кивнул.

– Как же иначе. – Он усмехнулся. – А тебе нравится смотреть на меня, спрятавшись за краешком бокала. Этo что, прием из арсенала французских обольстительниц?

Патриция на миг застыла, глядя на него, и вдруг звонко расхохоталась.

– Чисто английское замечание! Надо будет познакомить вас кое с кем из моих подружек с Монмартра. Вам это явно не помешает.

Впрочем, после этой небольшой дуэли оба сошлись на том, что им лучше избегать темы личной жизни. Девушка принялась расспрашивать Майлза о компании, равноправным совладельцем которой она отныне становилась, и он поведал ей историю о том, как упорство и трезвый расчет превратили когда-то крохотное предприятие в одну из ведущих торговых фирм страны.

– Вы руководите компанией? – поинтересовалась она.

– Я директор-распорядитель, – подтвердил он. – Хотя, разумеется, у нас немало и других руководящих должностей.

– Я бы хотела как-нибудь побывать там.

– Конечно. – Он явно был приятно удивлен. – Разве я никогда не высказывала подобного желания?

– Увы. Дед приводил тебя в офис, когда ты была еще маленькой девочкой, и во время заседаний правления ты сидела у него на коленях. Не скажу, что все были в восторге от этого, но старик считал, что будущая совладелица должна узнавать фамильный бизнес с младых ногтей. Когда его не стало, твоя бабушка быстро положила конец этой практике. – На его лице появилась ностальгическая улыбка. – Там я впервые увидел тебя. Отец тоже нередко брал меня на работу во время школьных каникул, чтобы я потихоньку приглядывался к делу.

– И он не прогадал, – поддразнила Патриция. – Компания явно возглавляет список ваших жизненных ценностей.

– Зачем ты мне это говоришь? – В его серых глазах читался упрек.

– А чему еще вы можете посвятить себя? – Девушка пожала плечами. – Вот только если встретите ту, ради которой стоит жить...

– Ты же сама не веришь в такую возможность. – Майлз метнул на нее затравленный взгляд. – Расскажи лучше, как тебе жилось в Париже, – перевел он разговор на другую тему. – Оказаться в незнакомом городе, без денег и документов, и к тому же не помнить, кто ты такая...

– Мне очень помогли в одной из благотворительных организаций, и вскоре я нашла работу в дансинге. А одна из девушек, тоже официантка, предложила мне снять пустовавшую комнату в ее квартире.

– Интересно, кто такая настоящая Анжелика Касте?

– Я не задумывалась об этом. Как-нибудь надо будет разыскать ее... А впрочем, нет, – рассмеялась она, озорно блеснув глазами. – Вдруг эта дама потребует компенсации за использование своего имени!

– Ну что ты, она должна быть чрезвычайно польщена, – заверил ее Майлз, пряча улыбку.

Это был удачный комплимент, тонкий, но совершенно очевидный.

Воспользовавшись появлением владельца ресторана, который подошел справиться, довольны ли они кухней, Патриция изучающе посмотрела на бывшего жениха.

Майлз разговаривал с хозяином легко и непринужденно, словно со старым приятелем, что, впрочем, было естественно для завсегдатая. Они обсудили успехи британской футбольной команды во время турне по Вест-Индии. Ни один из посетителей во всем зале не мог похвастаться столь неофициальным, чисто человеческим вниманием владельца ресторана.

Однако пусть Майлз умеет великолепно ладить с людьми – это не делает его более привлекательным в качестве жениха, сказала себе Патриция. Теперь она знает кое-что об их отношениях, но полученные от него отрывочные сведения никак не складываются в цельную картину. Ей еще нужно многое выяснить, и прежде всего – причины своего бегства. На первый взгляд этот поступок казался нелепой, если не сказать – глупой выходкой. Потому что – опять же, на первый взгляд – Майлз казался идеальной кандидатурой на роль мужа. Статный красавец с прекрасными манерами и солидным банковским счетом – чего еще желать бедной девушке? Да неизмеримо большего, черт возьми, тут же ответила она сама себе. Хотя бы большей эмоциональности, неукротимой страсти, жажды полной близости. Как ни назови это чувство, важно, чтобы оно владело влюбленными, подобно мощной волне, что рвет с якоря дремлющее на рейде судно.

Когда они впервые остались наедине в кабинете управляющего рестораном на Эйфелевой башне и Кейн еще ничего не знал о ее амнезии, он был охвачен – что было, то было – неподдельным гневом. Но его слова о любви показались Патриции совершенно пресными. Какая женщина захочет отдать свое сердце эмоционально ущербному субъекту? Жан-Луи тут вне конкуренции...

Когда они вышли из ресторана, стояла ясная ночь, пронизанная щемящим холодком. Где-то в зарослях вереска неведомая птица протяжно выплакивала душу, и ее заунывное пение заставляло печально перемигиваться изумительно крупные звезды. Пара кроликов выскочила у них из-под ног, юркнув в не видимую нору.

– Весна... – вздохнула Патриция. – А отсюда далеко до вашего дома?

– Около мили.

– Давайте прогуляемся.

– С удовольствием. – Связка ключей звякнула, возвращаясь в карман его куртки.

– А как же машина?

– Здесь на редкость спокойное место. – Майлз беспечно махнул рукой. – Пойдем.

– Расскажите мне о себе, – попросила она, поигрывая ремешком сумочки. – Как вы проводите свободное время?

– Тебе это интересно? – удивился он.

– Конечно, я же ваша невеста... пусть даже бывшая.

– Понятно. Что ж, посмотрим, сумею ли я удовлетворить твое любопытство, – отрывисто сказал ее спутник. – Боюсь только, что в последний год у меня было не слишком много времени для досуга. Но если уж удается расслабиться, то я люблю читать, заниматься спортом, слушать музыку, а больше всего – коллекционировать картины.

– Ну да, искусство! – уцепилась она за его последние слова. – Вот почему вам на глаза попалась репродукция моего портрета, и вы явились на торжество по поводу нашей помолвки с Жаном-Луи. – Она небрежно спросила: – Кстати, это был сам портрет? Не один из этюдов с обнаженной натурой?

На этот раз Майлз молчал дольше обычного.

– Нет, я видел только портрет, – буркнул наконец он.

– А сами живописью не балуетесь?

– Пусть этим занимаются те, у кого есть талант. – Как у Жана-Луи?

– Да, но ему еще есть куда развиваться.

– Почему бы вам не выкупить мой портрет у него? – лукаво предложила Патриция. – Как-никак, память о вашей бывшей невесте.

– И его тоже.

Стоп! Я по-прежнему обручена с мсье Лене.

В темноте невозможно было разглядеть выражения его лица, но девушке почудилась, что Майлз улыбается.

– Ты думаешь, он продаст картину?

– Конечно, нет, – хихикнула Патриция. – Впрочем, он сможет нарисовать меня еще много раз. И в каком угодно виде, – добавила она.

– Ты повторяешься, – заметил Майлз с едва уловимой иронией.

Патриция шла немного впереди. Когда они достигли угла улицы, она уверенно повернула налево.

– А ты, похоже, знаешь, куда идти, – отметил ее спутник.

– Разве мы приехали сюда другой дорогой? – парировала она, не оборачиваясь.

Все еще испытывает на прочность версию потери памяти, подумала Патриция. На долю секунды она ощутила странное беспокойство, граничащее со страхом. Скрытый гнев Майлза мог означать убежденность, что его водят за нос с какими-то далеко идущими целями. Обман при подобных обстоятельствах, безусловно, привел быв ярость любого мужчину, но что-то подсказывало девушке, что ее бывший любовник переживает случившееся намного глубже. Оскорбленная гордость? Или какое-то куда более серьезное чувство? Этo оставалось загадкой. Впрочем, какая разница!.. Со временем его подозрительность пойдет на у6ьть, и он перестанет расставлять ловушки. А может статься, Но Кейн хочет лишь навязать ей собственную версию путешествия во Францию.

Расшалившийся ветер сорвал с плеча девушки ажурную пелерину. С легким вскриком, исполненным шутливого ужаса, Патриция попыталась поймать ее, но ветер высоко взметнул полупрозрачную ткань, грозя увлечь в бездонную синеву ночи. Продемонстрировав молниеносную реакцию, Майлз легко подпрыгнул и схватил накидку. Он уже собирался бережно обернуть ею плечи своей спутницы, но вдруг остановился как вкопанный при виде ее волос, взвихренных все тем же коварным ветром и закрученных вокруг лица в причудливый призрачно-золотой кокон. Она подняла руки, пытаясь убрать ожившие пряди, и лунный свет померк в шелковистом сиянии ее обнаженных плеч. Майлз замер, залюбовавшись этим зрелищем.

Очнувшись, он подошел к девушке, чтобы защитить ее от ветра, и матовый блеск кожи погас под тканью накидки. Теперь они стояли так близко друг к другу, что их тела почти соприкасались. Патриция чувствовала горьковатый аромат его лосьона, мысленно оценивая эти широкие крепкие плечи, сильные руки... Ей хотелось заглянуть ему в глаза, но в темноте невозможно было разглядеть, светилось ли в них желание. Она не отстранилась, и лишь короткий мелодичный смех остался таять среди ночных шорохов как хрустальный аккорд челесты.

Они вернулись еще до полуночи. Майлз отпер дверь, пропуская девушку вперед, но та не пошла к себе, а вместо этого направилась в гостиную со словами:

– А нельзя ли еще чего-нибудь выпить?

– Так ты не устала?

– Нет. – Патриция уселась на диван, грациозно вытянув длинные ноги.

– Прежде ты быстро утомлялась и мечтала как можно скорее попасть домой – или, по крайней мере, утверждала, что дело обстоит именно так.

– Быть может, меня утомляло наше общение? – Майлз вздрогнул, но не смутился.

– Возможно, ты и права. – Он вручил ей стакан, а сам устроился в кресле у потухшего камина. – Ты очень изменилась за время своего отсутствия.

– Внешне?

– Это как раз не так уж заметно. Но характер, образ мыслей... Ты была на редкость застенчивой, скрытной и замкнутой. А теперь – сама раскованность. Ты никогда бы раньше не стала... – Он запнулся в поисках подходящего слова. – ...Испытывать мое терпение.

– Как это понимать?

– Ты постоянно пытаешься меня поддеть. Только, умоляю, не говори, что я заслужил это, разлучив тебя с Жаном-Луи! Причина кроется гораздо глубже... – Он помолчал. – По всей видимости, ты подсознательно провоцируешь меня.

Патриция секунду созерцала его из-под полуопущенных век, после чего решительно сказала:

– Так почему я сбежала от вас? Должна же быть какая-то причина! – Не получив ответа, она одним глотком допила коктейль и вскочила на ноги. – Я должна знать правду, неужели это так трудно понять? Как я могу верить вам, если даже не представляю, что толкнуло меня на этот шаг? Мы что, поссорились? Или я решила вернуть вам слово?

Майлз безмолвно внимал этой тираде, крепко вцепившись руками в подлокотники кресла.

– Если бы я знал, почему ты исчезла... – с горечью перебил он, поднимаясь с места. – Я постоянно задавался этим проклятым вопросом и, кажется, даже во сне продолжал искать ответ. Ты не оставила даже записки – ничего. Этo была жестокая выходка.

– А жестокость была мне свойственна?

– Что ты! Это было так на тебя не похоже. Но в последние недели ты была явно не в своей тарелке, замкнулась в себе. Я списывал все на предсвадебное волнение, но, видимо, существовали более глубокие причины.

– Где и как мы виделись в последний раз? Расскажите мне об этом.

Майлз не заставил себя дважды упрашивать.

– Это было накануне твоего исчезновения. Мы отправились в церковь. Свадебную церемонию организовывала твоя бабушка, и она же настояла на репетиции. – Помолчав, он добавил: – В руках у тебя был носовой платок... Ты стояла и методично рвала его в клочья... Мне оставалось утешаться только тем, что через неделю все будет уже позади, и я смогу увезти тебя куда-нибудь, где мы сможем наконец расслабиться.

– Вы уверены, что не знаете ни о чем, что мешало бы мне чувствовать себя счастливой?

– Абсолютно. – Он выдержал паузу. – Хотя нет, не совсем так. – Патриция тут же впилась в его лицо испытующим взглядом. – Твоя бабушка всегда хотела нашего брака, – медленно продолжал он. – Ее самым заветным желанием было соединить исторические судьбы двух семейств. В прошлом один из Кейнов женился на девушке из семейства Шандо, но, к несчастью, она погибла в родах, и наследник с двойной фамилией так и не увидел свет. Боюсь, что когда бабушка привезла тебя в Лондон, то имела неосторожность поделиться своей идефикс.

– Прямо так взяла и брякнула?

– Нет, она не была столь прямолинейной. Но об этом свидетельствовала масса неприметных признаков. И мне иногда приходило в голову, что она поторопилась осуществить свой план, тогда как ты была еще не вполне готова к этому.

– Но вы продолжали ей подыгрывать. – На лице Патриции отразилось недоумение.

– Мне хотелось освободить тебя от ее... влияния.

– И я попала «из огня да в полымя», – прокомментировала девушка. – Как удачно, однако, что вы изволили влюбиться именно в меня!

– Стоило мне увидеть тебя, и я пропал, – просто сказал Майлз.

Ответом ему был язвительный смех Патриции.

– И вы еще удивляетесь, что у меня пропало желание выходить за вас! – Глядя на побледневшее и разом как-то осунувшееся лицо Кейна, она поняла, что наступила на больную мозоль, и без колебаний решила воспользоваться этим.

Можно узнать, – в ее голосе зазвенело презрение, – вы со всеми женщинами обращаетесь таким образом? Похоже, что для вас и здесь на первом месте принцип «время – деньги».

– В моей жизни не было других подобных прецедентов. – Кулаки Майлза сжались.

– Вот как? Я должна быть польщена? – воскликнула она с ядовитой иронией. – Вы и в самом деле потеряли сон и аппетит из-за маленькой беглянки? Наивной дурочки, которую использовали для объединения капиталов двух домов? А останься я с вами, вы бы, разумеется, продолжали сдувать с меня пылинки и после свадьбы? Ясно, что вам приходилось демонстрировать какую-то видимость чувств, когда женщину пора тащить в постель.

– Никакая корысть не омрачала наши отношения, – яростно процедил он сквозь зубы и, шагнув к Патриции, железной рукой сжал ее запястье.

– Как?! – насмешливо бросила девушка. – Оказывается, такие холоднокровные создания, как вы, умеют выказывать эмоции? Невероятно. С вашим самообладанием...

На Кейна было страшно смотреть. Завладев ее второй рукой, он зарычал:

– Чего ты добиваешься? Хочешь разбудить во мне зверя? Ждешь, пока я физически не смогу выносить эту боль?

– Боль? Вы можете ее испытывать? Честное слово, в это трудно поверить. Скорее, страдает ваша жалкая гордость!

– Черт побери, ты зашла слишком далеко! – проскрежетал Майлз. Рывком притянув ее к себе, он успел еще крикнуть: – Ну как, это то, чего ты добивалась? Ты этого хотела?

В следующее мгновение он схватил Патрицию за плечи и впился в ее губы безжалостным грубым поцелуем.