– А она сказала, как он выглядит под этой проклятой маской?

Генрих почесал заросший щетиной подбородок. Рейнард не мог припомнить, чтобы видел когда-нибудь Генриха в такой час небритым. Его туника по-прежнему была измята. Волосы были в беспорядке.

Рейнард не на шутку встревожился. Он не знал, хорошо это или плохо, что его господин утратил душевный покой. Он считал Генриха самым уравновешенным человеком на свете. Казалось, Генрих никогда не терял над собой контроль. Но сейчас его словно подменили.

– Он сильно обгорел, – ответил Рейнард, стараясь привести мысли в порядок. – Трудно сказать, как он выглядел раньше, или хотя бы определить его возраст. У него есть кто-то здесь, в Ганлингорне, милорд. Кто-то из приближенных к семье. Думаю, он хочет ввести вас в заблуждение, сделать то, чего вы совершенно не ждете.

В отчаянии Генрих стукнул кулаком по ладони.

– Может, все это игра! Может, он вообще ничего не станет предпринимать!

– Слишком велик риск на это рассчитывать, – произнес Рейнард.

Генрих застыл. Взглянув на него, Рейнард понял, что хозяин в смятении. Он был напрочь выбит из колеи. Ради леди Дженовы он готов пожертвовать собой и ни за что не отступится. Должно быть, он ее очень любит…

Генрих закрыл глаза, и, когда вновь открыл, в них пылал огонь ярости.

– Меня так и подмывает помчаться в замок Хиллдаун и найти этого Жан-Поля. Если он выполнит свою угрозу, у меня не останется ни друзей, ни приверженцев. А всего-то нужно посеять зерно сомнения, Рейнард, чтобы меня повергнуть.

– Леди Дженова останется с вами, милорд.

Генрих невесело рассмеялся:

– Останется ли, когда узнает о моем прошлом, о жизни, которую я вел? Знаю по опыту, что женщины не прощают подобные вещи. Им легче найти другого мужчину.

– Леди Дженова не такая. Она останется вашим другом, что бы ни случилось.

«Останется моим другом? Возможно. Но моей возлюбленной, моей женой? Сомневаюсь».

И как можно винить ее в этом? Он недостоин такой женщины. Не заслуживает ее. Не имеет права на счастливую жизнь здесь, в Ганлингорне, с Дженовой и Рафом.

Сознавая, что Рейнард все еще наблюдает за ним, Генрих прочистил горло.

– Будь у меня армия, мы могли бы взять замок Хиллдаун штурмом. Но Болдессар пока никак себя не проявил. Как же я могу брать в осаду его замок? Пока он только угрожает.

Если бы Дженова согласилась выйти за него замуж! Он смог бы ее защитить. Даже если бы правда выплыла наружу, он смог бы вынести бесчестье, потому что Дженова была бы в безопасности.

Внутренний голос прошептал: «Расскажи ей правду».

Может ли он рискнуть? Это все равно что прыгнуть с обрыва над Ганлингорнской гаванью. Всю жизнь он выбирал женщин, которых не мог полюбить и которые не любили его. Теперь он знал почему. Любая женщина, как бы сильно она его ни любила, узнав о его прошлом, ушла бы от него. Дженова тоже уйдет.

– Милорд?

Генрих с недоумением уставился на Рейнарда, словно видел его впервые. У Генриха болела голова, его тошнило. Когда он ел в последний раз? Он должен взять себя в руки!

– В чем дело, Рейнард?

Секунду поколебавшись, Рейнард выпалил:

– Отец леди Роны плохо с ней обращается. Я хочу, чтобы она ушла от него. Чтобы переехала сюда, в Ганлингорн, где ей ничто не будет угрожать.

Генрих рассмеялся:

– Хочешь привезти сюда леди Рону? Против воли ее отца и брата? Только этого нам не хватало, Рейнард! Хочешь начать войну прямо сейчас?

Рейнард сжал челюсти.

– Если придется.

Генрих снова захохотал и покачал головой:

– Господи, а мне казалось, что только я спятил!

– Она…

– Знаю, знаю. У нее несчастная жизнь. Ты хочешь ее спасти. – Генрих криво усмехнулся. – Хорошо. Если она согласится, привези ее сюда. Очень даже неплохо подразнить Болдессара. Когда у вас назначена следующая встреча?

– Завтра.

– Встретитесь, посмотришь, как обстоят дела, и примешь решение.

Рейнард с облегчением вздохнул.

– Благодарю вас, милорд.

Уходил он задорным, пружинистым шагом.

«Я сделал его счастливым», – подумал Генри.

Во дворе Ганлингорна шла тренировка гарнизона замка, состоявшего из профессиональных солдат и вилланов, нанятых специально, чтобы раз в неделю нести караульную службу. С разрешения Дженовы и сэра Джона Генрих дал их капитану совет, как наилучшим образом проводить учения. Наблюдая за ними теперь, он мог смело сказать, что его труды не пропали даром. Через месяц или два они смогут отразить удар любой армии, которую выставит против них Болдессар.

Одно он забыл. У него есть всего неделя и того меньше, и, если Дженова не вступит с ним в брак, спасти ее ему не удастся.

Генрих уже давно стоял во дворе замка, не замечая холода и солдат, старавшихся изо всех сил заслужить его похвалу. Со стороны казалось, будто он в ступоре. Дженова вздохнула. Интересно, что сказал ему Рейнард? Почему Генри в таком состоянии?

Дженова расправила ладонью темно-красную шерстяную ткань, по которой прокладывала аккуратные стежки. Это был ее запоздалый подарок к Рождеству. Новая туника для Генри, специальный подарок для ее старого дорогого друга. Теперь она преподнесет ему эту тунику, когда он будет уезжать. На прощание. Она почти закончила шитье, но, глядя на Генри, сомневалась, что сможет вынести этот момент. Она сама велела ему уехать, но знала, что никакой подарок не смягчит горечь разлуки. Она будет страдать. Она будет скучать по нему так сильно, как если бы лишилась частицы самой себя.

Почему их страсть не угасла, а с каждым днем разгоралась все ярче и ярче? И превратилась в любовь – по крайней мере, с ее стороны, – способную затмить солнце?

Внезапно, словно почувствовав, что она смотрит на него, Генрих поднял взгляд. Дженова стояла у окна и испытала шок, когда их взгляды встретились. Между ними будто пробежала искра, от которой Дженову бросило в дрожь. Какое-то время он не двигался, продолжая смотреть ей в глаза, потом у него на скулах заходили желваки, лицо посуровело, и, сорвавшись с места, он устремился к башне.

Неловко спотыкаясь, Дженова попятилась прочь от окна. Что с ним происходит? О чем он думает? Почему ей захотелось запереть на засов дверь своей комнаты, пока он сюда не ворвался? Ибо она не сомневалась, что Генри направился к ней.

Так оно и было. Дверь распахнулась, и Генри шагнул через порог.

Генрих с трудом переводил дыхание, и в его глазах светился какой-то немой вопрос. О Боже, промелькнуло у нее, что теперь будет? Только сейчас Дженова заметила, как сильно он изменился. Небритый, одежда в беспорядке. Дженова прищурилась. На тунике виднелось пятно, сапоги выглядели неряшливо.

И это ее безупречный Генри? Что с ним стряслось?

Страх лишил ее силы, и она выронила из рук багровую ткань.

– Генри!

– Дженова, – сказал он, и его голос прозвучал низко и властно. – Мне необходимо, чтобы ты вышла за меня замуж. Ты была права. Я не рассказал тебе всей правды. Дело в том, что теперь жениться на тебе собирается сам Болдессар. Не Алфрик, Дженова, а Болдессар, и он своего добьется, хочешь ты того или нет. Давай обвенчаемся прямо сейчас. Соглашайся. У тебя нет выбора.

Она опустилась на подоконник и постаралась успокоиться. Его фиалково-синие глаза горели так, словно в них полыхало пламя. Она никогда не видела Генри в таком ужасном состоянии. Он совершенно не контролировал себя и не имел ничего общего с тем Генри, которого она знала. В этот момент ей следовало с особой тщательностью подбирать слова.

– Генри, мы уже обсуждали это…

– Болдессар хочет заполучить тебя, Дженова. Помни, просто так он не отступится.

– Я и раньше имела дела с Болдессаром. Тебе это известно. К тому же, если он попытается взять меня в жены против моей воли, король его накажет. Даже Болдессар не настолько глуп, чтобы не понимать этого.

– Болдессар считает, что ему все дозволено. К тому времени, когда король вернется в Англию, брак будет заключен.

Она нахмурилась, собираясь возразить, но Генрих продолжил:

– Не думай, что король не любит тебя, Дженова. Любит и всегда относился к тебе более чем великодушно, и не принудил тебя к замужеству, хотя имел возможность десятки раз выдать тебя замуж с учетом собственной выгоды. Но если Болдессар женится на тебе и пообещает вести себя хорошо, король то станет возражать. У него множество других дел. Сейчас в Англии неспокойно, и по возвращении ему придется наводить порядок. У Болдессара достаточно времени, чтобы убедить тебя сказать то, что ему нужно.

Дженова вспыхнула, сжала кулаки, зеленые глаза потемнели от гнева, когда она посмотрела на Генриха.

– Никто не может заставить меня делать то, чего я не хочу, Генри. Тебе это известно. Я не слабая женщина. Я леди Ганлингорн.

– У Болдессара есть шпион в твоей крепости, Дженова. Кто-то, кому ты доверяешь, работает против тебя.

– Не верю. Все мои люди мне верны. Кто тебе сказал об этом?

– Рейнард.

– А кто ему сказал?

Генрих замялся в сомнении, но потом, пожав плечами, решил сказать правду. Гнев Дженовы разрастался.

– Леди Рона.

– А-а.

– Что значит это «а-а»?

– Это значит, что я не доверяю леди Роне. Возможно, она лжет Рейнарду, чтобы помочь брату.

– Скорее она рискует навлечь на себя недовольство отца. Я бы не хотел злить Болдессара, а ты?

Похоже, он не лукавил. Дженова видела это по его глазам. Он стремился обеспечить ей безопасность и считал венчание наиболее подходящим для этого способом. В этом она не сомневалась. Она даже верила, что он относится к ней с нежностью. Если бы и она относилась к нему с нежностью, то не стала бы противиться заключению брака. Они жили бы раздельно и лишь изредка встречались бы. Но Дженова любила его. Любила всем сердцем. Одной дружбы ей было мало.

Дженова похлопала ладонью рядом с собой:

– Присядь, Генри.

Он прищурился и некоторое время пристально смотрел на нее, затем сел. Вблизи он выглядел еще хуже.

– Ты, видимо, не вполне понимаешь мое положение, Генри, – произнесла она. Точно так же она недавно увещевала Алфрика. Эта мысль заставила Дженову устыдиться. – Но меня больше устраивает независимость.

– Ты мне не доверяешь.

Он сказал это спокойно, словно ему было безразлично, но в его глазах она прочла боль и обиду. Генри уязвлен? В это трудно поверить. Самоуверенный, беспечный, улыбчивый, обаятельный. Дженова сомневалась, что смогла бы найти слова, способные пробить его броню. И все же, глядя на него, она не узнавала прежнего Генри.

– Я доверяю тебе гораздо больше, чем ты мне, – сказала она осторожно. – Ты что-то от меня скрываешь. Что-то связанное с Жан-Полем, а может, и с Болдессаром. Поэтому я и не хочу выходить за тебя замуж, Генри. Прости.

– Значит, моя помощь тебе не нужна? Ты можешь до возвращения короля справиться с Болдессаром, выдержать натиск его армии, обнаружить в своем замке шпиона и защитить свои земли? В таком случае мне незачем здесь оставаться. Я только путаюсь у тебя под ногами.

Ее сердце пронзила острая боль. Но Дженова взяла себя в руки.

– Я надеялась, что ты навсегда останешься в Ганлингорне, – произнесла она едва слышно. – Конечно, мне будет тебя не хватать. Ты сам это знаешь. Раф тоже будет скучать по тебе. Но я понимаю, что твоя настоящая жизнь не здесь.

Настало время сказать ей, что именно его беспокоит. Довериться ей. Генрих пристально посмотрел на нее, но ничего не сказал. Его лицо покрылось испариной. Он откинулся назад и словно окаменел. Дженова наблюдала за ним с грустью, скользя взглядом по его безукоризненному профилю, упавшей на лоб пряди волос, по небритому подбородку и крепкому телу. Его что-то угнетало, но он ни словом не обмолвился об этом. Дженова знала, что не может уступить его желаниям. Он должен сказать ей правду. Как бы она его ни любила, совместная жизнь без этого невозможна.

– Ты очень чуткая, Дженова, – сказал он наконец.

– Мы друзья, Генри. Мы были друзьями и, надеюсь, останемся ими.

Ей стоило огромных усилий сохранять спокойствие. Притворяться, будто у нее не разбито сердце.

– Да, друзьями.

В его тоне прозвучала горечь, но она не придала этому значения. Возможно, он страдает от уязвленной гордости, потому что она отвергла его помощь. Или просто раздосадован, что она загнала его в угол. Но Дженова не могла избавиться от ощущения, что в глубине души он сам отчаянно в ней нуждается.

– Раф ждет, что вы завтра с утра поедете с ним на прогулку, – проговорила она.

Он кивнул, избегая ее взгляда:

– Я не забыл. Он и вправду будет скучать по мне?

В линии его рта была какая-то беззащитность, неуверенность, совершенно ему несвойственная. Дженова почувствовала, как слезы обожгли глаза, и отвернулась.

– Конечно, Генри. Ведь ты для него герой.

– Что ж, я рад, милая, что хоть для кого-то являюсь героем. Если ты не против, я пойду поговорю с твоим писарем. У меня есть кое-какие наброски, которые он должен нарисовать. Для твоей гавани. По крайней мере, это уцелеет.

– Спасибо, Генри.

Он взял ее руку, но к губам не поднес и отпустил. А в следующий миг исчез за дверью. Так лучше, сказала она себе.

Ее сердце разбито, но он никогда об этом не узнает. Она позволит ему вернуться к той жизни, к которой он привык. Это и будет ему подарок ценнее любой туники.

– Жан-Поль?

Рона открыла дверь и нашла в себе силы собраться с мыслями и придать чертам привычную маску, которую обычно носила в его присутствии. То, что он находился у нее в комнате, уже само по себе пугало, но этому факту могло найтись вполне невинное объяснение.

– Где вы были, миледи?

Его светлый глаз разглядывал ее с подозрением, не оставив без внимания измятую одежду, растрепанные волосы и вспухшие губы. Ни одну деталь, свидетельствующую против нее.

Он знал. Откуда-то он все знал. Достаточно искушенная в таких делах, Рона понимала, что нет смысла отпираться. Но в ее власти было извратить правду, заставить работать на себя. Она и раньше это проделывала.

– У меня есть человек в лагере лорда Генриха, который держит меня в курсе того, что там происходит. Я встречалась с ним, Жан-Поль. Во имя интересов моего отца и Алфрика.

Он по-прежнему мерил ее взглядом. Изуродованная половина его лица оставалась в тени.

– Кто он?

– Слуга лорда Генриха, – ответила Рона без колебания. – Он влюблен в меня, – добавила она со смехом и встряхнула головой, словно это ничего для нее не значило. – Он на все пойдет ради меня, если, конечно, я попрошу.

– По этой причине вы сегодня утром подслушивали за дверью, миледи? Я полагал, он шпион, а не вы.

– Я… я случайно подслушала, но я не стала бы повторять, что услышала. Зачем? Я осталась за дверью, потому что хотела знать, что у отца на уме, чтобы помочь ему взять леди Дженову в жены.

– Она в любом случае наша, – ответил священник бесстрастно. – Ваш отец ее приручит.

Рона невольно поморщилась и похолодела от ужаса. Леди Дженову, прекрасную леди Дженову, вынудят силой подчиниться воле Болдессара. Рона старалась не думать об этом, но ничего не могла с собой поделать. Еще она поняла, что все это время пыталось сказать ей сердце. Она не может пойти на это. Не может в этом участвовать. Рейнард прав: ее место рядом с ним, в Ганлингорне.

Возможно, Жан-Поль прочел это по ее лицу. Возможно, ее маска давно слетела, позволив ему увидеть, что она думает в действительности.

– Ваш отец все еще нуждается в вас, миледи. Не думайте, что, женившись на Дженове, он перестанет нуждаться в вашей помощи. У нас есть планы на сей счет.

Каким-то чудом ей удалось сохранить присутствие духа. Она даже вскинула подбородок, когда он приблизился к ней, подметая длинным подолом сутаны пол. От него пахло благовониями и чем-то прогорклым, словно он давно не мылся. Остановившись рядом с ней, он уставился на нее своим здоровым глазом, и она отважно выдержала его взгляд.

– Вы очень хорошенькая и очень смелая, cherie, – прошептал он. – Это плохо. Не покидайте больше крепость. Если снова попытаетесь, я буду вынужден вас запереть.

На его обезображенном лице появилось злобное выражение.

– Как скажете, – ответила Рона холодно.

Когда он ушел, она опустилась на кровать и уставилась в одну точку. Она чувствовала себя одинокой, более одинокой, чем когда бы то ни было. Неужели она больше не увидится с Рейнардом?

Все ее надежды рухнули. Она останется запасной стрелой в колчане Болдессара, которой он найдет применение, когда сочтет необходимым. Навсегда. Единственная перемена произошла в ней самой, в ее душе. Благодаря Рейнарду. Она изменилась благодаря ему. Он вселил в нее надежду на лучшую жизнь. Он будет ждать ее завтра в башне Адера, но она не придет.

И он никогда не узнает почему.

Может, она сумеет передать ему сообщение через грума, как делала это раньше? Но они узнают. Жан-Поль и отец будут за ней следить. Они больше ей не доверяют. Записка не стоит порки и не стоит того, чтобы за нее умереть.

По ее щеке скатилась слеза.

Она такая счастливая скакала домой. Мечтала о будущем. Но теперь все погибло. Она вернулась к тому, с чего начинала, кем была; кого можно использовать, с чьими чувствами можно не считаться.

– Рона, ты здесь?

Это был Алфрик. Он легонько постучал в дверь. Его голос прозвучал еле уловимым шепотом, чтобы никто не услышал. Неужели ему сказали не приближаться к ней? Было очевидно, что он не хотел, чтобы отец узнал, что он побывал у нее. Это был смелый поступок с его стороны – прийти. Рона знала, что Алфрик никогда не проявлял храбрости там, где дело касалось Болдессара.

– Да, я здесь, – тихо отозвалась она. Последовала пауза, потом Алфрик быстро проговорил:

– Рона, я боюсь. Я-я-я знаю, ты с-спасешь нас обоих, но все же я очень боюсь.

Спасет их обоих. Она, должно быть, сошла с ума, если вообразила, что это ей удастся. Она в одиночку восстала против объединенного зла ее отца и Жан-Поля.

– Я отдыхаю, Алфрик. Поговорим позже.

– О!

Некоторое время он стоял под дверью, но потом ушел и шаги его вскоре затихли. Рона вытянулась и закрыла глаза.