Часовня в Ганлингорне утопала в диких розах и жимолости. От их густого аромата, пропитавшего маленькое помещение, у Генриха кружилась голова. Хотя, возможно, она кружилась от ощущения счастья. Он венчался со своей настоящей любовью, единственной женщиной, которую любил и будет любить вечно.

С Дженовой.

Рядом с ним переминался с ноги на ногу Рейнард. Генрих скосил на него глаза и увидел, что он обменивается взглядами с Роной. Они обвенчались на Пасху и сразу после свадьбы Генриха и Дженовы уезжали из Ганлингорна. Они не говорили точно, куда направляются, но, влюбленные друг в друга до безумия, видимо, считали это несущественным.

Алфрик после нападения отца выжил и все еще находился в замке Хиллдаун. Узнав о его ранении, Агета пришла в неистовство и потребовала, чтобы ее доставили к нему. Она выходила его, и, ко всеобщему удивлению, Алфрик и Агета сочетались браком.

Болдессар умер от рук Сури. Так что свою тайну Генрих мог при желании похоронить в себе. Но он сознавал, что не исцелится окончательно до тех пор, пока полностью не очистит совесть. Король Вильгельм вернулся в Англию вскоре после Пасхи, разгневанный известием о коварном заговоре графов. Но к этому времени Ланфранк уже подавил попытку мятежа, так и не охватившего широкие массы.

Генрих рассказал Вильгельму правду о себе. Случилось это как-то поздним вечером за бутылкой доброго французского вина. Вильгельм как будто понял все правильно. К тому же он не мог не простить Генриха, потому что последний помог ему накануне разбить две сотни датчан, прибывших с запозданием оказать поддержку мятежным графам. Так что пока все складывалось хорошо.

В дальней части часовни раздался шепот, привлекший его внимание. Генрих обернулся. К алтарю шел маленький мальчик в тунике и штанах цвета зеленого мха с золотой окантовкой. Приблизившись к Генриху, Раф широко улыбнулся, и его лицо засияло от счастья. Генрих улыбнулся в ответ и подмигнул ребенку, но, когда увидел за его спиной Дженову, наряженную в белый бархат, потерял дар речи.

Дороже этой ткани в Англии не было, да и достать ее не представлялось возможным. Красота Дженовы ошеломляла. Она выглядела настоящей королевой.

Бархат, словно кожа, облегал ее роскошную фигуру. Платье с глубоким вырезом подчеркивало полную грудь, стягивало изящную талию и бедра и, ниспадая тяжелыми, переливающимися складками до земли, касалось каменных плит пола. Приблизившись, Генрих увидел, что бархат расшит сотней маленьких жемчужин.

Ее распущенные волосы свободными локонами вились по плечам и спине. Теплые темные пряди также были украшены жемчужными нитями. Ее прелестное лицо светилось счастьем, как и у ее сына, а зеленые глаза были с любовью устремлены на Генри.

Генрих не догадывался, что может испытывать подобные чувства. Но теперь, когда сам все это пережил, больше не будет смотреть на своих друзей с удивлением и завистью. Дженова была его жизнью, и он знал, что никогда не пожалеет, что оставил кичливую пустоту, в которой видел прежде смысл существования. Здесь, в Ганлингорне, он наконец обрел дом.

Дженова поравнялась с ним. Ослепленный ее красотой, он увидел, что в ее волосы вместе с жемчугом вплетены еще и цветы. Гирлянды кремовой и золотистой жимолости. Дженова пахла весной, началом новой жизни. Ему захотелось увести ее в луга, как когда-то, много лет назад, в Нормандии. Только теперь он не ограничился бы одними поцелуями.

– Мне можно поцеловать невесту? – спросил он, и в его голубых глазах появился знакомый лукавый блеск.

Дженова подалась вперед и жарко шепнула ему в ухо:

– Через мгновение ты сможешь поцеловать свою жену.

Он улыбнулся.

Священник, пряча улыбку, начал церемонию венчания.