Оливер непонимающе посмотрел на нее. Его волосы растрепались, шейный платок сбился набок, щеки раскраснелись от желания. Он отнял руки от Вивианны и выпрямился.

– Приют. Конечно. – Он тряхнул головой. – Конечно.

Аплодисменты в зрительном зале сделались еще громче – должно быть, второе действие закончилось. Вивианна трясущимися руками принялась приводить себя в порядок. Застегнуть крючки будет трудно, но она прикроет их шалью, которую набросит на плечи. Выглядеть она будет не так безупречно, как раньше, но в толпе это вряд ли кто-нибудь заметит.

Оливер какое-то время наблюдал за ней, затем рассмеялся неестественным смехом, в котором не было ни капли добросердечного юмора, и принялся поправлять шейный платок.

– Я думал... – встряхнул головой Оливер. – Я допустил ошибку, мисс Гринтри. У меня и раньше имелись подозрения на ваш счет, и вот теперь они подтвердились.

У Вивианны неожиданно пересохли губы.

– Вы сказали, что хотите меня, но не желаете понять меня и пойти мне навстречу – продлить аренду Кендлвуда? В таком случае я сомневаюсь в искренности ваших слов.

Он улыбнулся, и привычное выражение его лица сменилось маской чопорной вежливости.

– Удивляюсь тому, как долго вам удалось сохранять девственность, Вивианна. Или я все-таки ошибаюсь? Неужели какой-нибудь проворный малый из Йоркшира опередил меня?

Вивианна, не раздумывая, дала ему пощечину.

Звонкий хлопок утонул в грохоте аплодисментов зрительного зала. Голова Оливера от удара дернулась в сторону, и на его щеке расцвело алое пятно.

Никогда в жизни она не совершала ничего подобного, и ей сделалось стыдно и горько. «Защитите свое сердце!» Слишком поздно, уже слишком поздно...

– Разве вы не такой, как Тоби Рассел? Вы такой же негодяй, как и он, который думает только о себе и своих удовольствиях!

В глазах Оливера мелькнуло удивление. Его губы растянулись в улыбке. Эта была та самая улыбка, подумала Вивианна, за которую любая женщина отдала бы все на свете.

– Но тогда получается, что и вы ничем не отличаетесь от Афродиты, разве не так? Вы продаете себя в обмен на что-то такое, что вам нужно.

– Но приют – это совсем другое!..

– Это то же самое, что рубин или изумруд.

– Можете думать, как вам угодно!.. – рассерженно прошептала Вивианна.

– Вне всякого сомнения, – угрюмо отозвался Оливер. – Можете в этом не сомневаться, буду думать так, как мне угодно.

Вивианна решительно направилась к выходу и резким толчком распахнула дверь. Шагнув за порог, она сразу же смешалась с толпой зрителей.

У нее было ощущение, что вместе с вечером в опере закончилась и ее жизнь.

Оливер проводил ее к выходу, стараясь держаться от нее на почтительном расстоянии. Первой ее мыслью было предположение о том, что он не хочет подчеркивать возникшую между ними близость, однако чуть позже она поняла, что такое поведение продиктовано исключительно неприязнью.

«Неужели какой-нибудь проворный малый из Йоркшира опередил меня?..»

Наверное, она обидела его. Кто бы мог подумать, что такие невинные слова способны так сильно уязвить мужское самолюбие? И все же Вивианне многое стало ясно. «Вы ничем не отличаетесь от Афродиты». Он вознес ее на пьедестал, с которого она сама неуклюже слетела, сопроводив падение грохотом.

Но ведь это была его ошибка, а не ее, верно?

Или все-таки дело обстоит гораздо серьезнее, чем она думает?

Оливер по-прежнему оставался для нее загадкой. Он многое недоговаривает, хранит в себе много секретов и, конечно же, совершил немало ошибок. Он чувствует себя виновным в смерти брата, но отказывается выполнить ее просьбу не трогать Кендлвуд и не лишать несчастных сирот крыши над головой. Однако, даже, несмотря на это, он по-прежнему остается ей симпатичен и ее неудержимо, помимо ее воли, тянет к нему.

Теперь же между ними все кончено.

– Оливер! – услышала она чей-то голос, который прозвучал так неожиданно, что даже немного напугал ее. Оливер побледнел, но затем быстро взял себя в руки и улыбнулся. Вивианне он показался актером, прямо на глазах зрителей перевоплощающимся в образ своего героя.

Он обернулся к окликнувшему его человеку:

– Лорд Лоусон, это вы!

Лорд Лоусон оказался пятидесятилетним мужчиной, высоким и стройным, с нитями седины в каштановых волосах, подтянутым и энергичным. У него был вид человека решительного и привыкшего к повиновению окружающих. Вивианну поразили его глаза – светло-голубые, холодные, как льдинки.

– Вы снова пьяны, Оливер, – с улыбкой заметил лорд Лоусон. В его голосе прозвучало не слишком искусно скрываемое презрение.

– Увы, да! Я снова пьян!

– Вы уходите так рано? – задал Лоусон очередной вопрос. Вивианну удивил его тон и недобрый блеск глаз. Лоусон улыбался, однако глаза его оставались холодными.

– У меня назначена одна встреча, – пояснил Оливер, сонно моргая и изображая мимикой человека, в избытке отведавшего бренди. Вивианна прекрасно знала, что он совершенно трезв. Тогда зачем эта игра?

– Понятно, – отозвался Лоусон и посмотрел на Вивианну, явно ожидая, когда Оливер представит его ей. Однако тот не спешил делать этого, видимо, все еще сердясь на Вивианну. Поэтому она решила действовать сама и шагнула к Лоусону.

– Как поживаете, лорд Лоусон? – смело поприветствовала она его, несомненно, удивленного такой непосредственностью. – Я мисс Гринтри, попечительница сиротского приюта в Кендлвуде.

– Я слышал о вас, мисс Гринтри, – ответил Лоусон, пожимая ей руку. – Признаюсь, я удивлен вашим появлением в опере в обществе Оливера.

Оливер разразился неприятным, глуповатым смехом.

– Прошу извинить меня, Лоусон, но нам нужно спешить. Дела не ждут, понимаете ли.

ЛордЛоусон учтиво поклонился, задержав взгляд на Вивианне.

– Прощайте, мисс Гринтри. Буду рад, если когда-нибудь смогу быть вам полезен. Можете смело рассчитывать на мою помощь.

– Благодарю вас, – вежливо кивнула Вивианна. Оливер, взяв ее за руку, потянул за собой.

– Прекратите! – еле слышно прошептала девушка. – И что случилось? Почему вы притворяетесь?

– Это не ваше дело, Вивианна.

Выйдя на улицу, она увидела, что их ждет карета. Оливер проводил ее до самой дверцы экипажа и подал руку, помогая забраться внутрь.

– Мой кучер доставит вас домой, мисс Гринтри. Он знает дорогу.

– Я же предпочитаю пройтись пешком.

Улыбка исчезла с лица Оливера, и Вивианна заметила, как сердито блеснули его глаза.

Он сделал шаг назад и церемонно поклонился:

– До свидания, Вивианна.

– Послушайте, Оливер!.. – вымученно произнесла Вивианна. – Я, видимо, воспользуюсь предложением лорда Лоусона о помощи.

Оливер дал знак кучеру – и карета рванула вперед. Последнее, что увидела Вивианна, была спина Оливера, который двинулся сквозь осаждавшую здание театра толпу цветочниц, мальчишек-посыльных, уличных проституток и бездомных бродяг.

Вивианна совсем не таким видела завершение сегодняшнего вечера, так что не было ничего удивительного в том, что она почувствовала себя почти обманутой.

«Защитите свое сердце».

Сказать, конечно же, легче, чем сделать. Интересно, удастся ли ей снова увидеть его?

Конечно же, удастся! Ведь вопрос с Кендлвудом еще не решен. Она по-прежнему исполнена решимости спасти приют. Да и лорд Лоусон пообещал ей свое содействие.

Вивианна подумала, что из-за своей неопытности совершила ошибку. Ей показалось, что настала подходящая минута для того, чтобы попросить у Оливера Кендлвуд, но она ошиблась. Может быть, она просто спутала страстное желание спасти приют со своей собственной страстью к Оливеру.

Из ее груди вырвался стон, и она спрятала лицо в ладонях.

Когда она прибыла в Блумсбери, тетя Хелен была уже в постели. Сэр Тоби отсутствовал. Вивианна обрадовалась тому, что можно незамеченной проскользнуть в спальню и поскорее остаться наедине со своими мыслями.

Какое-то время она лежала, вслушиваясь в тишину. Куинс-сквер вряд ли можно было назвать слишком оживленным местом Лондона. Здесь в основном обитали тс, кто, подобно чете Расселов, отчаянно пытался при ограниченных денежных средствах сохранить остатки былой респектабельности, или же те, кто, накопив достаточно денег, был близок к тому, чтобы подняться на очередную, более высокую ступеньку общественной лестницы.

Куинс-сквер не шла, разумеется, ни в какое сравнение с лондонским Мейфэром или парижским бульваром Мадлен.

Подумав о бульваре Мадлен, Вивианна неожиданно вспомнила Афродиту и красную книжечку, с которой та предложила ей познакомиться. История жизни знаменитой куртизанки или, скорее, начало ее жизнеописания.

До сих пор у нее не было возможности даже бегло просмотреть ее, потому что для этого требовалось полное уединение. Девушка встала с постели и, поискав в чемодане, нашла там среди скромных йоркширских платьев и изящную книжечку.

Она не сразу осмелилась открыть ее. А что, если в ней содержится какая-нибудь страшная тайна? Может быть, лучше остаться в неведении? Однако любопытство взяло верх над осторожностью. Вивианна открыла дневник, придвинула ближе свечу и начала читать, решив, что сегодня познакомится лишь с частью записок Афродиты.

«...Сейчас 1806 год, и я выглядываю из окна нашего дома на узкую улочку, заваленную кучами отбросов, которые накопились за жизнь нескольких поколений тех людей, которые обитали здесь, – мужчин, женщин и детей, обреченных влачить жалкое существование в лондонских трущобах. Мне очень хочется поскорее покинуть это жуткое место.

Моя мать работает модисткой на Дадли-стрит и зарабатывает сущие пустяки, и этих денег едва хватает моему отцу, который тратит их в здешних кабачках на эль и разные спиртные напитки. Он работает конюхом в конюшнях на Джордж-стрит и частенько не ночует дома. В нашей семье много детей, у меня четыре брата и три сестры. Мы живем все вместе в одной убогой квартирке. На улице невозможно дышать – воздух задымленный, в нем полно пыли, сажи.

Запахи – как в домах, так и на улице – стоят просто невыносимые.

Наш район называется Севен-Дайалз. Вырваться отсюда невозможно. Только в гробу, как шутит Джемми. Он забавный, часто шутит, заставляя меня смеяться. Он работает вместе с отцом, он тоже конюх. Джемми мечтает купить лошадей и стать извозчиком или грумом у какого-нибудь богатого джентльмена.

Джемми говорит, что я должна держаться его и тогда все будет хорошо. Он утверждает, что мы должны любить друг друга и что самое главное в мире – это любовь. Неужели это действительно так? Но мне кажется, что в Севен-Дайалз даже наша с ним любовь не сможет существовать вечно. Она может со временем перерасти в ненависть, потому что нежному цветку любви не выжить в этих кошмарных условиях. Мне кажется, что мне ни за что не удастся вырваться отсюда, что я попала в ловушку, как муха, угодившая в банку с вареньем. Но мне не хочется когда-либо возненавидеть Джемми».

Вивианну крайне заинтриговало прочитанное. Юная девушка, которая ни разу не названа по имени, – это, несомненно, сама Афродита. Она с тихим отчаянием наблюдала за ужасной жизнью обитателей бедняцкого района Лондона. Ей не хотелось влачить убогое существование, подобно окружавшим ее людям. Вскоре она обратила свои взгляды на нарядных мужчин и женщин, часто приходивших в магазин-салон, занимавшийся изготовлением модной одежды. Это был салон на Монмут-стрит. Здесь шили платья для известных лондонских модисток, перепродававших их состоятельным клиенткам за головокружительные суммы, которые швеи даже не могли представить себе.

Елена относилась к их числу, она была молода и полна надежд. Но если Елену привлекала главным образом шикарная одежда для богатых и она мечтала о том, что когда-нибудь обзаведется таким же салоном, то Афродита больше наблюдала за заказчиками этих роскошных нарядов. Ей очень хотелось стать такой, как они.

«Джемми хочет, чтобы мы как можно скорее поженились. Он скопил немного денег, а больше родственников у него нет – он остался один в пятилетнем возрасте, и с тех пор ему приходится заботиться лишь о самом себе. Накопленное он прячет в своей комнате, в стене рядом с кроватью. Он говорит, что средств хватит на то, чтобы снять для нас жилье и начать новую жизнь.

А еще он считает, что мы сможем выбраться из Севен-Дайалз и переехать куда-нибудь в сельскую местность.

Я, честно говоря, не верю, что где-нибудь жизнь может быть легче. Я видела многих жителей деревень, приехавших в Лондон в поисках работы. Их с каждым день появляется здесь все больше и больше.

1809 год. Сегодня со мной заговорил один джентльмен. Я уже не раз видела его в лондонских салонах. Ходят слухи, что он охотится за молодыми девушками, предлагая им еду и теплую постель, а после этого продает их в публичные дома. Я ни за что не пойду с ним, но мне нравится разговаривать с ним, нравится его голос. Елена всякий раз уводит меня и ругается на него. Я сказала ей, что ничего не боюсь и не возражаю против того, чтобы поговорить с ним.

Однако мне кажется, она не очень верит мне».

Скоро Афродита начинает разносить готовую одежду модисткам. Сама она отличается красотой и обаянием и нравится окружающим. Ей удается вызывать улыбки даже у самых угрюмых людей. Однажды она знакомится с красивым молодым человеком по имени Генри. Он пришел в салон готового платья, чтобы заплатить за одежду своей любовницы.

«Генри сообщил, что он богат и мог бы научить меня сделаться настоящей леди. Для этого мне нужно научиться особым образом вести себя, говорить, одеваться, даже думать по-особому. Он считает, что я способная и легко смогла бы всему этому научиться. Я его забавляю и часто заставляю смеяться. Мне кажется, что он устал от своей привычной жизни и ищет разнообразия. В данный момент для него я и являюсь таким разнообразием. Но это вряд ли будет долго. Наверное, я быстро наскучу ему, и он обратит свой взгляд на какую-нибудь другую девушку.

Если я приму решение, то это случится очень скоро.

У него свой дом в Мейфэре».

Вивианна между строк этих бесхитростных записок уловила искушение, одолевавшее их автора. Афродите хотелось испытать близость с Генри, но случилось ли это? И как стали развиваться ее отношения с Джемми? Она быстро перевернула страницу.

«Я ответила ему согласием. Я сказала, что готова завтра встретиться с ним и отправиться к нему домой. Он сообщил мне о том, что у него есть друзья и что я никогда ни в чем не буду нуждаться. Особенно после того, как я стану настоящей леди.

Я ничего не говорила об этом Елене, моим родным или Джемми. Я не знаю, что нужно им сказать, особенно Джемми. Он возненавидит меня. Я понимаю, что не смогу стать такой, какой хочется ему.

Так будет лучше для всех нас».

В самом низу той же страницы было написано:

«Джемми поступил на службу в армию и отправился на войну с войсками Наполеона.

Я, наверное, больше никогда не увижу его».

Вивианна растрогалась, слезы застилали ей глаза.

Неужели это та самая любовь, о которой рассказывала Афродита? И с этим мужчиной ей пришлось навсегда расстаться? Иначе непонятно, почему такая женщина, как Афродита, которая так много повидала и испытала на своем веку, живущая яркой и обеспеченной жизнью, сожалеет о том, что случилось в дни далекой юности.

Неожиданно до слуха Вивианны донеслись звуки из комнаты тети Хелен. Сначала она услышала голос тетки, а затем более громкий голос Тоби Рассела, который, видимо, только что вернулся. В следующее мгновение Хелен зарыдала. Вивианна хотела снова вернуться к дневнику Афродиты, но поняла, что читать дальше сегодня не сможет. Утром нужно будет выразить сочувствие тете Хелен и по возможности успокоить ее. Так что каким бы увлекательным ни было повествование о юности знаменитой куртизанки, знакомство с ним можно отложить и до завтра.

Вивианна закрыла дневник и положила его на прежнее место, пообещав себе, что вернется к нему, как только будет возможность.

Оставив Вивианну, Оливер какое-то время шел в случайном направлении, плохо осознавая, куда идет. Его тело все еще изнемогало от страсти к Вивианне, однако он был рад, что между ними не произошло ничего такого.

Она была не той женщиной, какая ему была нужна.

Теперь это стало ему окончательно ясно.

За минувший год Оливер познал много разных женщин. Он пресытился ими и их представлениями об окружающем мире. Он считал, что Вивианна совсем не такая. Ему очень хотелось, чтобы она была другая, непохожая на них.

Однако, помимо разочарования, теперь появилось и еще кое-что другое, что наполнило его тревогой и беспокойством.

Лоусон и Вивианна.

Он не сомневался, что Вивианна попытается встретиться с Лоусоном и непременно примет предложенную им помощь. А Лоусон, Оливер нисколько в этом не сомневался, попытается использовать Вивианну для давления на него.

– Подонок, – прошептал Оливер. – Мерзкий убийца!

Через Вивианну Лоусон скорее всего попробует помешать сносу Кендлвуда и, воспользовавшись ее решимостью, выиграет время.

Он поднял голову и посмотрел на темное, затянутое облаками небо. Лоусон, несомненно, очень опасен. Он убийца, обладающий широким кругом влиятельных друзей. Когда они с Вивианной возвращались из Кендлвуда, Оливер имел неосторожность упомянуть о том, что собирается отомстить за смерть брата. По всей видимости, она запомнила это и может упомянуть о его высказывании Лоусону. Не будет ничего удивительного в том, что она все расскажет ему, поскольку Лоусон станет утверждать, что считался лучшим другом Энтони.

Если это случится, то осуществить задуманное Оливеру не удастся. Напрасными окажутся все усилия, которые он предпринимал для того, что усыпить бдительность убийцы. Рухнут все его надежды и замыслы, однако страшно не это. Страшно, что он окажется во власти опытного интригана Лоусона. А это значит, что он навсегда лишится Вивианны.

От этой мысли ему сделалось не по себе.

Оливер сделал глубокий вздох и огляделся по сторонам. Прямо перед ним находилась колоннада «Уайтса». Он плохо представлял себе, как проделал путь к этому самому месту. Лоусон, наверное, уже здесь, ведь оперная постановка уже окончилась. Надо попытаться сбить Лоусона со следа, заставить его поверить в то, что он, Оливер, совершенно равнодушен к Вивианне.

Поднявшись по ступенькам, Оливер вошел в здание. Комнаты для карточных игр были, как обычно, полны. Те из членов клуба, кто не был занят игрой, оживленно беседовали между собой или же находились в столовой, где вкушали запоздалый ужин.

Оливер отклонил несколько предложений присоединиться к компании. Вместо этого он сел за стоявший в стороне столик и заказал графин бренди, притворившись, что пришел скоротать вечер за выпивкой.

– Оливер! – услышал он знакомый оклик.

Оливер напрягся, чувствуя, как бешено стучит его сердце. Внутреннее чувство подсказывало ему, что он снова столкнулся с серьезной опасностью. Нарочито медленно он обернулся и встал, заметно покачиваясь. – Лоусон!

Убийца его брата коротко поклонился в ответ на его приветствие. Рядом с ним возник Тоби Рассел, улыбающийся, но все так же внимательно наблюдающий за Оливером.

– Лорд Монтгомери! – с притворной жизнерадостностью воскликнул он. – Удивительная встреча, вы не находите? Я думал, что вы все еще находитесь в опере с моей племянницей. Неужели все уже закончилось? Это ведь обычно продолжается не один час, не так ли?

Лоусон с любопытством посмотрел на Рассела:

– Ваша племянница, Рассел? Неужели мисс Гринтри – ваша племянница?

– Она недавно приехала из Йоркшира. Это дочь родной сестры моей жены.

– Так это вы пригласили ее в оперу, Оливер? – с улыбкой спросил Лоусон. – Одну?

Оливер постарался изобразить полное равнодушие.

– Леди Марш пригласила мисс Гринтри в оперу, но неожиданно приболела. Пришлось мне сопровождать эту юную леди.

Тоби удивленно поднял брови, однако не успел он открыть рот, чтобы сказать что-то, как его опередил лорд Лоусон:

– Насколько мне известно, Оливер, вы начали подумывать о женитьбе. Уж не занялась ли леди Марш поиском подходящей невесты для вас?

– Ошибаетесь, Лоусон. Я пока еще не готов лишиться свободы. Посмотрите на Рассела, и вам сразу же расхочется связывать себя узами брака.

Лорд Лоусон рассмеялся, в то время как Рассел ограничился улыбкой, причем довольно вымученной и неестественной.

– Она очень мила, Оливер, эта племянница Рассела.

– Мне кажется, что ее миловидность носит... э-э... несколько провинциальный характер, – небрежно ответил Оливер.

– Значит, вам не понравилось в опере?

– Не слишком, милорд, – зевнув, произнес Оливер.

– Странно, значит, я ошибся. У меня сначала возникло совершенно другое мнение.

Оливер почувствовала, как в жилах его заледенела кровь, и пытливо заглянул в холодные светло-голубые глаза Лоусона. В них читались удивление, триумф и, что было хуже всего, понимание. Лоусон видел их, или кто-то проследил за ним и Вивианной и сообщил ему. Оливер понял, что допустил ошибку, он должен был предвидеть это. Все обстояло достаточно невинно до тех пор, пока он не поцеловал ее. Затем ситуация быстро вышла из-под контроля.

Как мог он проявить такую неосмотрительность? Сейчас нужно как можно скорее выставить случившееся совсем в другом свете, представив как очередную безрассудную выходку. Он должен был повести себя так, будто ему совершенно безразлично, что случилось у него с Вивианной, и тем самым усыпить бдительность Лоусона.

Однако все вышло совсем не так.

Несмотря на то что он сказал ей, прежде чем выйти из театральной ложи, несмотря на то что она ответила, Вивианна была ему отнюдь не безразлична. И он понял сейчас, что своим поведением навлек на нее опасность.

Заметив, что собеседники с прежним любопытством смотрят на него в ожидании ответа, Оливер дурашливо улыбнулся и покачнулся, нарочито подчеркивая мнимое опьянение. .

– Тогда скажу вам вот что, Лоусон. Мисс Гринтри осталась не вполне довольна мной.

Лоусон понимающе ухмыльнулся, тогда как Рассел удивленно переводил взгляд с него на Оливера и обратно.

– Но почему же? Просветите нас, Оливер, и я скажу вам, способна ли ваша история соперничать с моей. О чем же вы с мисс Гринтри разговаривали в опере?

– Если бы я только мог знать это, черт меня побери! Меня не слишком интересовали какие-либо разговоры, – ответил Оливер.

Лоусон рассмеялся, однако глаза его сохраняли прежнее холодное и презрительное выражение.

– Вы часто совокупляетесь с девушками в общественных местах, Оливер? Довольно неподходящее место для любовных забав, не правда ли? Особенно по причине присутствия ее величества.

Глаза Тоби Рассела вылезли из орбит.

– Так, значит, вы?.. Неужели?

– На сей раз мне это не удалось, – с равнодушным видом продолжил Оливер, как будто речь шла о скачках, а не о женской добродетели. – Я пытался добиться своего, но, увы, все было безуспешно. Пришлось отпустить пташку на волю. Теперь мисс Гринтри вряд ли отважится еще раз пойти со мной в оперу. Или ее дядюшка все-таки позволит ей отправиться туда вместе со мной? Что скажете, Рассел?

На лице Тоби появилось несчастное выражение, которое Оливер отнес на счет того, что родственнику Вивианны было неприятно последним узнать очевидную истину.

Лоусон заговорщически подмигнул Оливеру:

– Даже не знаю, что вам сказать, Оливер. Вы всегда имели репутацию непревзойденного сердцееда. Странно, но, насколько мне известно, вам было интереснее смотреть в ее глаза, чем на театральную сцену. Но как же все-таки вы так оплошали, Оливер? Может быть, теперь вам уже нужен помощник для такого рода дел, или я ошибаюсь?

– Я... я не понимаю, о чем вы говорите.

Оливер почувствовал, что едва не выдал себя. Если Лоусон намеренно провоцирует его, надеясь выведать у него правду, то это ему почти удалось. Оливер с огромным трудом подавил рвущуюся наружу ненависть к этому неприятному человеку и поспешил отвести взгляд в сторону.

– Ну что же, – смягчился Лоусон, явно довольный собой, – значит, вы не будете возражать, Оливер, если я всецело обращу свое внимание на мисс Гринтри? Признаюсь вам, мы могли бы спасти Кендлвуд ради этих несчастных сироток.

Оливер напрягся.

Холодный взгляд Лоусона как будто пытался проникнуть ему в душу и почти парализовал его волю. Оливер не нашелся что ответить. Лоусон снова самодовольно улыбнулся, как будто выиграл пари, заключенное с самим собой.

– Слава Богу. А то я думал, что вы будете возражать.

Оливер понял, что нужно любыми правдами и неправдами сдержаться и не выдать своих истинных чувств. Для этого он засунул руки в карманы, чтобы Лоусон и Рассел не заметили, как у него от гнева дрожат пальцы. Вполне возможно, что Лоусон просто забавляется, полагая, что Оливер все-таки влюблен в Вивианну, и хочет своими насмешками причинить ему боль. Возможно, он тем самым хочет отомстить ему за то, с каким упорством Оливер весь минувший год отказывался помочь ему в поиске писем, оказавшихся в руках Энтони. Впрочем, дело наверняка не только в этом. Просто Лоусон, видимо, замыслил очередное коварство. Он явно что-то заподозрил и теперь строит какие-то злокозненные планы в отношении Вивианны, чтобы она заставила Оливера, что называется, выложить на стол все карты.

– Я присмотрю за вашей очаровательной племянницей, Тоби. Ведь такому ветреному созданию, как Оливер, ее доверять никак нельзя, верно?

Тоби глуповато хихикнул в ответ.

Оливер мысленно поклялся себе, что в один прекрасный день наградит Рассела звучной пощечиной, однако это случится только после того, как он избавится от гнусного негодяя Лоусона и спасет Вивианну.

Если, конечно, она не будет препятствовать этому.