«Мой возлюбленный Алехандро!

Я молюсь за то, чтобы ты и твоя дочь встретили это утро на свободе и в безопасности. Меня же сегодня слегка подташнивает; знаю, это пройдет, хотя и не скоро.

Де Шальяк подарил Гильому замечательный нож! А вчера привезли прекрасные куски дерева, и он отдал их мальчику для вырезания. Гильом был счастлив получить все это — и вовремя; настроение у него сейчас не самое лучшее, поскольку у нас произошли кое-какие неприятные события. Его товарищ по играм, сын нашего повара, заболел оспой и со времени первых высыпаний остается дома. Поначалу я ужасно боялась за Гильома, каждый день осматривала его сверху донизу, но, слава богу, никаких признаков не обнаружила. На четвертый день во время осмотра он показал мне место на предплечье, где, по его словам, „дедушка поцарапал ему руку, чтобы он не заболел оспой“. Конечно, тебе придется объяснить мне, о чем речь, когда ты вернешься. Молюсь и надеюсь, что это произойдет скоро.

Работа над „Хирургией“ продолжается. Сегодня утром — хвала Господу, дело идет быстро — мы обсуждали изложение отцом Ги его теории относительно нечистого дыхания. Признаюсь, мой дорогой, если бы речь шла не о таком серьезном труде, я хохотала бы от души! Конечно, по возвращении ты прочтешь это место сам, но я не могу удержаться от того, чтобы не переписать несколько строк, просто для поднятия настроения; даже отец Ги смеялся, читая то, что сам написал.

„В исцелении зловонного дыхания есть два правила, одно общее, другое частное. Общее состоит в диете и очищении кишечника. Это делается с целью освобождения от жидкости, от которой исходят зловоние и загрязнение. Известно, что зловонное дыхание, отдающее запахом гнилой рыбы, дурной знак во время сильной лихорадки. И такие вещества, как жидкая овсяная каша, и все супы, и подливы, и чеснок, и лук создают дурное дыхание“.

Приезжай в Париж, со своим свежим дыханием, чтобы оно снова могло смешаться с моим собственным».

* * *

К середине следующего утра жена портного почувствовала себя плохо. В полдень она слегла, и только маленькая дочь ухаживала за ней. На следующий день, открыв дверь Алехандро и Кэт, испуганная девочка выпалила:

— Я делала все, как вы велели, но отцу и матери ничуть не лучше!

Около камина стояло ведро с водой и тряпкой. По грубым доскам деревянного пола дорожка из водяных капель тянулась к тому месту, где на соломенных тюфяках лежали родители девочки. Бубоны были явственно различимы у обоих, Алехандро не понадобилось даже прикасаться к больным.

Он оглянулся на Кэт и увидел, что она согласна с его мнением: дело плохо.

— Ты очень хорошо ухаживаешь за ними, — сказал он, поднимаясь с колен и заставив себя улыбнуться. — Ты храбрая, добрая девочка.

Кэт отвела его в сторону.

— Я слишком хорошо знаю по себе, какие испытания ожидают бедняжку, — прошептала она.

«Не позволяй мне выплевывать лекарство, — сказал он ей когда-то, тысячу лет назад. — Как бы я ни протестовал, заставь меня проглотить его».

Алехандро проклинал неведомую силу, которая лишила воды матушки Сары целительной серы, превратив их в безобидную жидкость. Он оглянулся на девочку, стоящую на коленях между родителями с тряпкой в руке и старательно вытирающую пот с их лиц, — тоненькую, с длинными золотистыми волосами и большими круглыми светло-голубыми глазами, очень похожую на Кэт в детстве. Сердце болело при мысли о том, что ей, скорее всего, не суждено стать взрослой женщиной.

Как будто прочтя его мысли, девочка подняла взгляд и спросила дрожащим голосом:

— Я тоже заболею?

Алехандро понимал, что правда напугает ее еще больше. Кэт мягко прикоснулась к плечу девочки.

— Один Бог знает. Продолжай делать то, что делаешь. Этим ты очень помогаешь отцу и матери.

— Это поможет им выжить?

Поколебавшись, Алехандро ответил:

— Могу только повторить: все в руках Божьих. А теперь мы должны уйти.

Девочку охватила паника.

— Пожалуйста, останьтесь хотя бы ненадолго!

— Мне очень жаль, дитя, но у нас вскоре наверняка будет много больных. Нам нужно подготовиться. Мы заглянем к тебе завтра утром.

Она храбро кивнула ему; при виде этого на глазах Алехандро выступили слезы.

Выйдя в проулок, Кэт сжала его руку.

— Ох, père, мне ужасно не хочется оставлять ее одну.

— Мне тоже. Однако тут уже ничего поделать нельзя. И я сказал правду: нам нужно подготовиться.

* * *

Когда они вернулись, все дети Блэкуэлла сидели взаперти в доме.

— Я не выпускаю их наружу, — ответил Блэкуэлл, когда его спросили о причинах. — Клянусь, этих детей я не потеряю.

— В таком случае лучше выпустить их на свежий воздух, — посоветовал Алехандро.

Блэкуэлл, прищурившись, посмотрел на него.

— Не понимаю. В таверне вы говорили, что все должны сидеть по своим домам.

— Правильно, и это верно для тех, кто живет близко друг к другу. Но здесь вы на отшибе, и разумнее позволить им выйти.

— Но чумная влага…

— …прекрасно чувствует себя как внутри дома, так и снаружи. Может, внутри даже еще лучше.

Алехандро чуть было не рассказал Блэкуэллу о том зрелище, которое, наверно, будет преследовать его до самой смерти: крысы, убегающие из горящего дома, где лежали семь покойников. Однако даже такого ученого человека, как де Шальяк, оказалось нелегко убедить; он по-прежнему настаивал, что телесная влага передается от одной жертвы к другой вместе с дыханием. «Мы оба отчасти правы», — вот на чем они в конце концов помирились. И хотя Блэкуэлл был отнюдь не дурак, ему, в самом разгаре всех этих ужасных событий, наверняка было не до ученых рассуждений.

— Если кто-нибудь из членов вашей семьи заболеет, мы позаботимся о нем.

Голос Блэкуэлла задрожал.

— Я буду усердно молить Бога, чтобы этого не потребовалось.

— И я тоже, — сказал лекарь.

* * *

К полудню следующего дня в Эйаме заболели еще шесть человек и у нескольких десятков появились первые признаки ужасной болезни. Алехандро и Кэт трудились всю ночь, стараясь облегчить страдания несчастных. Чувствуя, что силы на исходе, Алехандро в отчаянии обратился к старейшинам.

— Так не может больше продолжаться, — сказал он. — Мы бегаем от дома к дому, оказывая помощь больным. Нельзя ли собрать всех зараженных вместе?

Они коротко переговорили между собой, и один спросил:

— Сколько сейчас заражено?

— Возможно, человек тридцать. Но будут и еще, не сомневайтесь. Люди должны оставаться в тех домах, которых чума не коснулась, но там, куда она уже проникла, она будет так же немилосердна, как в Лондоне, — все, кто живет в этих домах, почти наверняка заболеют. Их тоже нужно изолировать. Те, кто еще не заболел, пусть ухаживают за своими родственниками.

В разговор вмешался другой старейшина.

— По размеру у нас только церковь годится для этого.

— А когда церковь будет полна? — спросил первый старейшина.

Они в ужасе посмотрели друг на друга, и Алехандро подлил масла в огонь.

— Она будет полна, уверяю вас.

Разгорелся жаркий спор; нетерпение Алехандро возрастало с каждым произнесенным словом. Так и не договорившись по вопросу о том, куда девать зараженных, когда церковь будет полна, старейшины перешли к более насущной проблеме.

— Кто сообщит людям, что нужно делать?

И снова они заспорили, не обращая внимания на Алехандро. В конце концов его терпение лопнуло, и он крикнул, перекрывая шум:

— Вы им сообщите!

Тут же воцарилось молчание. Он повел взглядом, посмотрел в глаза каждому сидящему за столом и повторил:

— Вы!

* * *

Никто не встречал воинов с фанфарами, поскольку они вернулись с пустыми руками, если не считать заболевшего человека, которого оставили на попечение смотрителя замка. В его ушах все еще звучали слова де Куси: «Проследи, чтобы о нем позаботились».

Размышляя о том, что имел в виду де Куси, отдавая такой расплывчатый приказ, смотритель медленно, осторожно подошел к волокуше и наклонился над ней. На бледном лице больного выступили крупные капли пота, его то и дело сотрясал жестокий кашель. Не зная, что делать, смотритель бросился на поиски няни, которая, как все знали, хорошо разбиралась в таких проблемах.

Он нашел ее в апартаментах принцессы. Несмотря на свой возраст и хрупкое сложение, старуха трепала за ухо и распекала служанку из прачечной за лень и неумение.

— Пойдем со мной, — сказал смотритель, — мне нужен твой совет!

Он подтянул ее к окну и показал на волокушу. Вокруг уже собрались любопытные, хотя близко никто не подходил.

Няня быстро перекрестилась, отпустила девушку из прачечной, которая тут же со слезами убежала, и повернулась к смотрителю.

— Его нужно изолировать.

— Но что, если это чума? — в ужасе спросил смотритель.

— Как узнаешь, глядя с такой высоты? — закричала старуха. — Я не лекарь, и здесь сейчас нет ни одного. Ты бы лучше послал за астрологом королевы. Пусть он и решает, что делать. Однако вот что ясно: этого человека нужно немедленно изолировать, а не то все мы умрем.

Она легким шагом вышла, и смотритель проводил ее взглядом. Он не знал, что у нее на сердце, зато точно знал, что, прослужив не одно десятилетие Плантагенетам, можно научиться без особого труда скрывать свои истинные чувства.

* * *

Король Эдуард сидел в резном кресле рядом с женой и внимательно слушал ученое мнение ее придворного астролога по поводу состояния заболевшего следопыта. Астролог говорил очень тихо, чтобы не слышали остальные, находящиеся в зале. Король считал его шарлатаном, поскольку были случаи, когда он подталкивал королеву к поступкам, которые Эдуард считал достойными сожаления. Ситуацию усугубляло и то, что у астролога был тонкий, высокий, пронзительный голос. В телесных недугах он разбирался на уровне дворцового лекаря, иногда даже лучше, но ни тот ни другой, по мнению короля, не стоили даже того, чтобы чистить ему сапоги.

— В настоящий момент Сатурн стоит очень близко к Венере; таким образом, две противоположные силы воздействуют на внутренние органы этого человека, используя его подавленное состояние как врата. Самое неудачное сочетание, и, боюсь, он вряд ли поправится. Равновесие его телесных жидкостей полностью нарушено.

— Говори проще, — прошептал король. — Я хочу знать, зараза это или нет.

— Не могу сказать, сир. Мне требуется время, чтобы сделать еще кое-какие расчеты…

— Сколько времени?

— Возможно, день или два — расчеты занимают очень…

Король медленно поднялся; праздник не прошел для него даром — снова разыгралась подагра. Низенький, тощий астролог непроизвольно отступил при виде возвышающегося над ним внушительного монарха.

— Убирайся, — бросил король.

— Эдуард! — запротестовала Филиппа. — Он пришел по моей просьбе, чтобы помочь нам…

— От него никакого толку, — прервал жену король и снова понизил голос. — Я еще больше сбит с толку, чем до того, как выслушал его объяснения. У нас дворец полон гостей. Только представь себе, что случится, если чума проникнет сюда, когда все члены королевских домов Европы собрались в этих стенах на свадьбу нашей дочери!

На какое-то время Филиппа утратила дар речи, а потом прошептала:

— Ты мог бы, по крайней мере, проявить вежливость, позволить ему закончить свои объяс…

— Я король. Мне нет надобности быть вежливым. И я уже выслушал достаточно тарабарщины о всяких там соединениях, разъединениях и воздействиях.

Он повел взглядом по лицам собравшихся в зале, по привычке разыскивая старого друга, но с огорчением вспомнил, что Шандоса здесь нет. Снова опустившись в кресло, он подозвал пажа.

— Разыщи Гэддсдона и пошли ко мне, немедленно.

Паж бросился на поиски королевского лекаря. Собравшиеся расступались перед ним, но потом снова смыкали ряды вокруг короля. Эдуард улыбнулся и жестом приказал музыкантам играть; придворные возобновили свои беседы, как будто ничего не случилось.

* * *

Некоторые жители Эйама добровольно соглашались на изоляцию; другие яростно протестовали, и их приходилось тащить силком. На третий день эпидемии сорок человек заболели точно, и у двадцати пяти появились зловещие симптомы. Церковь была забита почти целиком. К вечеру четвертого дня взаперти оказались более половины жителей деревни, включая четырех старейшин.

По мере того как слух о чуме распространялся по окружающим деревням, люди начали предлагать помощь — в основном криками с дальней стороны того самого кладбища, через которое зараза проникла в деревню вместе с рулонами шерсти. Вскоре из деревень к северу от Эйама стали поступать продукты: снопы пшеницы, караваи хлеба, мешки с чечевицей, твердый сыр; все грудами оставляли на краю кладбища. Раз в день кто-нибудь из здоровых приходил туда и забирал припасы. Единственным человеком, покидавшим Эйам, был возница смертной телеги.

Мор по-прежнему свирепствовал, распространяясь по деревне, словно огонь. Безнадежность и меланхолия саваном окутали Эйам.

Так продолжалось до седьмого дня.

* * *

— Как ты сегодня, маленькая? — спросила Кэт. Вопрос был риторический; она не ожидала ответа от девочки, лежащей на тюфяке, разложенном на церковном полу.

Когда Кэт в последний раз осматривала ее, та, казалось, была на грани смерти.

— Гораздо лучше, спасибо, — ответила девочка.

Голосок звучал слабо, но уверенно. Кэт удивленно склонилась над ней.

— Поразительно.

Она напоила девочку и отправилась на поиски Алехандро. Он был занят с очередным больным. Кэт потянула его за руку, не обращая внимания на протесты.

— Ты должен пойти со мной и своими глазами увидеть кое-что.

Девочка лежала на тюфяке и улыбалась. Кэт пригладила ей волосы и посмотрела на Алехандро.

— Она поправляется, — потрясенно произнес он.

— Вчера она была так плоха, что я не сомневалась — это ее последняя ночь. — Кэт пробежала взглядом по лицам лежащих вокруг и, как предполагалось, умирающих людей. — Я заметила кое-что странное, père. Многие из тех, кто мужественно помогал больным и определенно должен был заразиться, так и не заболели.

Алехандро был так занят, ухаживая за больными, что сам не замечал этого. Но сейчас…

— Ты права, — с удивлением согласился он.

То, что он увидел в церкви, подтверждало это впечатление. Мужья, ухаживающие за женами; дети — дочь портного, к примеру, — заботящиеся о заболевших родителях. И никто из них не чувствовал недомогания.

— Если только не изменилась природа самой чумы, — прошептал Алехандро, — а свидетельств этого я пока не вижу, что же получается? В Эйаме есть нечто, защищающее его жителей.

* * *

Человек из Эйама стоял над грудой продуктов, не так давно оставленных на краю кладбища. Дотащить их будет нелегко, но он с радостью сделает это, поскольку сильно проголодался. Среди продуктов был свежий хлеб; почувствовав его запах, человек начал истекать слюной.

«Кому повредит, — подумал он, — если я возьму один каравай себе?»

Зато как приятно будет набить живот! Для многолюдной деревни, где к тому же полно больных, которые вообще не едят, одним караваем больше, одним караваем меньше — какая разница.

Ориентируясь по запаху, он нашел хлеб в третьем узле — все еще теплый, с незатвердевшей корочкой, наверное, только-только вынутый из печи.

Он обхватил руками каравай, наслаждаясь его теплом; день был прохладный, небо серое и угрожающе низкое. Человек поднес хлеб к носу, втянул сдобный запах и только собрался откусить первый кусок, как каравай взорвался.

Человек пронзительно вскрикнул, выронил оставшиеся в руках куски и перевел взгляд в направлении, откуда прилетела стрела.

* * *

Неподалеку в лесу сэр Джон Шандос рассмеялся. Повесив лук на петлю у седла, он протянул открытую ладонь Бенуа, который с раздосадованным видом положил в нее монету.

— Осторожнее заключайте пари, — сказал Шандос. — Ничего, может, в следующий раз повезет.

Он пришпорил коня и в сопровождении Бенуа выехал из леса. Они подскакали к ошеломленному человеку. Увидев их, он поднял руки, неудержимо дрожа.

— Не смей воровать! — сказал Шандос, остановившись в нескольких шагах от человека.

Тот рухнул на колени.

— Держитесь подальше, сэр, у нас чума!

— Мне известно об этом. Я видел флаг. И меня трогает великодушие ваших соседей, приносящих продукты больным. Я расскажу об этом королю, который, конечно же, вознаградит их. И еще я расскажу жителям деревни о том, что ты собирался сделать. Им это вряд ли понравится. Позор! Ты хотел украсть то, что предназначалось для всех.

— Мне ведь тоже кое-что причитается, сэр, — все еще дрожа, ответил человек. — Я просто взял свою порцию немного раньше, только и всего.

— Гораздо раньше, по-моему.

Конь Шандоса фыркнул и встал на дыбы; человек отшатнулся, чтобы не угодить под копыта.

— Как жители деревни справляются с этой напастью? — спросил Шандос, сверху вниз глядя на него.

— Пока хорошо, сэр, хотя мы по-прежнему в страхе. Многие умерли.

Шандос перевел взгляд на ряд свежих могил.

— Выражаю соболезнование от имени короля и от своего собственного. Но скажи — в деревне есть целитель или цирюльник, чтобы пускать кровь тем, кто заболел?

Мужчина заметно разволновался.

— Ну нет, сэр, ни того ни другого. Но нам повезло — вместо них у нас объявился лекарь… путешественник, который пришел в деревню за неделю до эпидемии. И с ним леди… его дочь, так он говорит.

— Вот уж действительно повезло так повезло… И как это лекарь так кстати оказался под рукой, когда чума дала о себе знать?

Человек, на которого странный рыцарь явно произвел устрашающее впечатление, тем не менее задумался, с чего это тот проявляет такое любопытство.

— Не знаю, сэр.

— Действительно. Вот разве что он принес чуму с собой, чтобы потом заработать славу на ее исцелении.

— Ох, нет, сэр! — воскликнул мужчина. — Старейшины говорят, во всем виноват Ковингтон. Он, вопреки указу, пронес в деревню рулоны шерсти из Лондона.

— Ну, раз старейшины так говорят, значит, лекарь тут ни при чем, это просто совпадение. — Шандос наклонился и понизил голос. — Хочу кое-что рассказать тебе, ради блага вашей деревни. Я слышал о странствующем лекаре, которого видели неподалеку от Виндзора в компании красивой белокурой женщины. Этот человек еврей, а она ведьма. И, говорят, у них при себе тот самый яд, которым отравлены родники по всей Франции.

Человек потрясенно раскрыл рот. Шандос помолчал, давая ему возможность осознать смысл своих слов, потом кивнул и добавил:

— Ну, доброго дня тебе. Не воруй больше. Если я узнаю об этом, то вернусь и отрублю тебе руки. Я буду молиться, чтобы ваша деревня благополучно пережила чуму. И чтобы колдовство этих чужаков не слишком сильно на вас подействовало.

Шандос развернул коня и медленно поскакал прочь в сопровождении Бенуа.

* * *

Не пробыв в Эйаме и пяти минут, человек начал рассказывать о своей встрече с грозным рыцарем. Слухи поползли по деревне с быстротой огня, проникая повсюду, в том числе в церковь и таверну. Повторяли — шепотом! — одно и то же: «Ведьма и еврей — они принесли эту напасть с собой».

* * *

Алехандро и Кэт отдыхали на торговой площади, когда к ним неожиданно подошли старейшины.

— Это правда, что говорят? — спросил один, обвиняюще тыча в них пальцем. — Что вы принесли сюда чуму только ради того, чтобы сделать себе имя на ее исцелении?

Алехандро недоуменно посмотрел на него.

— Вы меня ставите в тупик, сэр. Я понятия не имею, о чем вы толкуете.

— У нас не было чумы, пока вы тут не объявились. Может, она проникла вовсе не с шерстью, а через какой-то яд! А теперь вы лечите нас, и некоторые выживают.

— Мы не имеем никакого…

Вперед выступил другой старейшина.

— Нет, это все ваших рук дело!

Алехандро и Кэт в тревоге обменялись взглядами.

— Повторяю, мы не понимаем, о чем вы, — сказал Алехандро. — Однако в результате наблюдений мы пришли к выводу, что в Эйаме есть нечто, препятствующее распространению чумы. Это замечательно, и нам хотелось бы…

— Более естественно было бы, если бы все умирали, — вмешался в разговор третий старейшина. — Вы вмешиваетесь в Божьи планы — словно сам Сатана!

— Течение болезни не обязательно должно протекать естественным образом. Есть средства, ослабляющие…

— Вот видите? Колдовство! — Старейшина ткнул пальцем в Кэт. — Она ведьма. А вы, — он перевел взгляд на Алехандро, — еврей.

Отец и дочь встали.

Старейшина сощурил глаза и прошипел:

— Вы дьявол, а она ведьма, и вы травите нас своими ядами!

Быстро обменявшись взглядами, Алехандро и Кэт бросились бежать. Вслед им летели проклятия и камни.

* * *

Новости потрясли Блэкуэлла.

— У меня были насчет вас кое-какие подозрения, но такому я не могу поверить.

— Главное, поверьте, что мы не приносили с собой чумы.

— Но черный рыцарь сказал, что вы еврей…

Алехандро посмотрел ему в глаза.

— Так оно и есть.

— Но вы ведете себя не как еврей…

Алехандро не задал ему вопроса, рвавшегося с языка: «А как, по-вашему, должен вести себя еврей?» Вместо этого он сказал:

— Все мои действия были направлены на то, чтобы помочь жителям деревни. С риском для себя и моей дочери.

— Да, это я и сам видел. — Блэкуэлл смотрел, как Алехандро собирает свои принадлежности. — Вам понадобятся продукты. Я дам вам то, что смогу, хотя это будет немного… торговля замерла, и запасов у меня мало.

— Не стоит отбирать ничего у ваших родных, — возразил Алехандро. — Мы перебьемся. Нам не привыкать.

Он достал из кошелька и сунул Блэкуэллу в руку две золотые монеты.

— За постой. Спасибо вам и вашей семье за великодушие.

Блэкуэлл во все глаза уставился на золото.

— И вам тоже, лекарь и принцесса. — Помолчав, он добавил, немало удивив их: — Я вас не выдам. Ступайте с богом, пока я не передумал!

Алехандро вскочил на коня и усадил Кэт позади. Они поскакали через кладбище, оставив позади так и не разгаданную тайну Эйама.

* * *

Сэр Джон Шандос ждал у дороги, ведущей от Эйама. Он не сомневался, что жертвы его хитроумного замысла в конце концов покинут деревню — как только посеянные им семена недоверия дадут ростки. Ожидание затянулось на целый день, и Шандос изо всех сил старался не обращать внимания на Бенуа, который без устали жаловался на всяческие неудобства. Он был голоден, его мучила жажда, он отсидел в седле все бока…

Долгое ожидание не было в новинку для Шандоса — человека, прошедшего не одну войну. Он не сожалел, что не увидит турниров и артистов на свадьбе Изабеллы, хотя ему недоставало чудесных голосов певцов, которые там, без сомнения, будут. Внутренне усмехаясь, он спрашивал себя, хватит ли у музыкантов таланта заглушить пронзительный, визгливый голос невесты. Одна надежда, что она будет помалкивать и не сведет на нет усилия своего отца. Хотя это маловероятно.

Как человек преданный, он должен был оставаться здесь, на расстоянии многих миль от Виндзора, в компании с тем, кого презирал, в ожидании того, кем восхищался, и женщины, которую в глубине души не хотел ловить. Невольно припомнилось детство Кэт, то, как он учил девочку играть в шахматы и в результате обрел в ее лице достойного противника.

От этих приятных воспоминаний Шандоса отвлек хныкающий голос его спутника.

— Мне нужна вода, или я умру!

«Жаль, что это счастливое событие произойдет не скоро», — подумал Шандос.

Бенуа спешился, стащил с седла кожаный мешок для воды и побрел к маленькому ручью, текущему вдоль дороги.

* * *

Алехандро скакал через лес, понимая, что нужно как можно дольше оставаться под его укрытием. Однако довольно скоро деревья закончились и дорога вывела их на широкую поляну. На другой ее стороне тоже рос лес, но, чтобы добраться до него, требовалось пересечь открытое пространство.

Они спешились, подошли к самому краю поляны и остановились, внимательно вглядываясь в лес на другой стороне и выискивая признаки присутствия сэра Джона.

— Я ничего не вижу, — сказал Алехандро.

— Я тоже, — шепотом ответила Кэт. — Но нутром чувствую, что он где-то здесь.

Неожиданно стая птиц вспорхнула из леса на поляну, и Алехандро понял, что Кэт права.

— Вон. — Она кивнула на Бенуа, набирающего в ручье воду. — Больше я никого не вижу.

— Однако Шандос наверняка где-то неподалеку.

Затенив глаза, Алехандро зашарил взглядом, всматриваясь в каждую деталь.

Что-то сверкнуло среди деревьев, привлекая его внимание.

— Посмотри направо, шагах в десяти от Бенуа. Тень, не похожая на дерево. Он один.

Кэт напрягла зрение.

— Да, теперь вижу.

— Сможешь сделать выстрел?

— В Бенуа точно, но тогда мы обнаружим себя, и Шандос уберется подальше. Хотя… Он, скорее всего, попытается помочь Бенуа, боясь опозорить себя перед королем. И в эти мгновения окажется уязвим.

— Застрели сначала Бенуа. Мы должны убить обоих.

Лицо Кэт исказилось отчаянием.

— Père, я не уверена, что смогу сделать это…

— Тогда он найдет нас, убьет меня и увезет тебя в Виндзор. Один бог знает, какая там тебя ожидает судьба.

Кэт на мгновение выглянула из-за дерева и снова перевела взгляд на Алехандро. В ее глазах дрожали слезы. Он кивнул с серьезным видом, как бы убеждая ее сделать то, что необходимо. Она с трудом сглотнула и снова повернулась к своей жертве.

Бенуа уже набрал воды и теперь шел по краю дороги туда, где среди деревьев был надежно укрыт его конь, или, по крайней мере, так он полагал. Кэт приложила стрелу к тетиве, тщательно прицелилась, медленно оттянула тетиву и, почувствовав ее напряженную дрожь, выстрелила. Не успела она опустить лук, как Бенуа рухнул со стрелой в груди.

— Попала…

Как она и предсказывала, сэр Джон тут же обнаружил свое присутствие. Кэт снова приложила стрелу к тетиве и прицелилась. Он как раз тащил тело Бенуа в лес и был весь на виду. Она оттянула тетиву…

Однако рука дрожала, и спустя несколько мгновений Кэт опустила лук.

— Не могу. Все внутри восстает против того, чтобы убивать его.

Алехандро не сказал ничего, понимая, что на ее месте поступил бы точно так же.