Кэролайн прервала рассуждения Тома о том, что костюм следует поберечь для более дождливой погоды, тыча пальцем ему в лицо и говоря, что, раз так, пусть он сам идет в опасную зону в обычной одежде. По ее мнению, сезон дождей вообще был в разгаре.
Один жесткий черный сапог уже стоял на столе; пластик захрустел, когда Джейни разворачивала второй. Она водрузила его рядом с первым, аккуратно свернула мешок, отложила в сторону, взяла сапоги за голенища и поставила их на пол.
— Я уж и забыла, какие они тяжелые.
— Ужасно, — сказала Кэролайн. — Даже не представляю, как можно таскать на себе такую тяжесть.
Она повернулась, сняла с крюка на стене другой пластиковый мешок и благоговейно положила его на стол. Джейни взялась за один конец, Кэролайн за другой, и вместе они расстегнули молнию на мешке. Кэролайн откинула передний клапан и посмотрела на зеленый костюм.
— Помнится, моя мать именно так хранила свое свадебное платье, — сказала она.
— Моя тоже, — с мечтательной нежностью в голосе откликнулась Джейни.
— Сейчас это воспринимается как бабушкины сказки. — Джейни рассмеялась. — Бог знает, какими будут бабушкины сказки сто лет спустя.
«Если вообще будут, дай-то бог», — добавила она мысленно.
— Скорее всего, потрясающими. — Кэролайн тяжело вздохнула. — Ну, мы прямо как самурайские женщины — готовим доспехи для своего воина.
Эти отрезвляющие слова положили конец легкой болтовне. Джейни быстро обошла стол и обняла Кэролайн, почувствовав, как вздрагивают у той плечи.
— Все будет хорошо. С ним ничего не случится.
Кэролайн вытерла слезы.
— Да, конечно! Я даже подумать не могу, каково это — жить без него.
Джейни обняла ее еще крепче, но ничего не сказала. Ей тоже не хотелось думать о том, что их маленькая община может потерять одного из взрослых мужчин.
* * *
Карта, подробно изображающая центральную и западную часть Массачусетса, покрывала почти всю длинную стену большого зала, где когда-то заседала коллегия инспекторов Вустерского технологического института. Над картой тянулся рукописный лозунг:
ДУМАЙ ГЛОБАЛЬНЫЙ — ДЕЙСТВУЙ ЛОКАЛЬНЫЙ
«Глобально, локально», — в который раз раздраженно произнес про себя человек с покрытыми шрамами лицом. Ему не раз хотелось подправить надпись, однако лозунг повесили задолго до того, как человек появился здесь; значит, не ему и трогать. Он снова перевел взгляд на карту.
«Если смотреть на нее, просто бездумно скользя взглядом, — подумал он, — то, может, схема, объясняющая, что происходит, проявится сама собой».
Карту усеивали несколько десятков кнопок с желтыми головками, соответствующие местам, где пробы дали положительный результат. Под каждой кнопкой аккуратными черными буковками была напечатана соответствующая дата.
Глаза у него устали. Он потер рукой лицо и почувствовал под ладонью грубую рубцовую ткань, заменившую гладкую когда-то кожу.
Встал, пошел в ванную, ополоснул лицо и вытер его полотенцем, нажимая не слишком сильно — на новой твердой коже постоянно возникали трещины. Мельком взглянул на себя в зеркало и тут же отвел взгляд. Хорошо, что ему редко приходится иметь дело с детьми — вид его лица определенно испугал бы их; он и сам пугался, глядя на себя.
«Полцарства за хирурга».
Еще больше проникнуться жалостью к себе помешал голос его помощника.
— Эй, босс, как вы там?
— Превосходно, — ответил он, глядя в зеркало.
«Превосходный лжец», — эхом отозвалось в мозгу.
— Я просто проверяю. Не забывайте, вы нам нужны. Вы сердце нашей организации.
Во время их первой встречи Брюс отнюдь не воспринял Фредо как компьютерного гения, скорее тот напоминал телохранителя какого-нибудь байкера — крупный, длинноволосый, мускулистый, с разноцветной татуировкой от запястий до локтей. С такими ручищами только в американский футбол играть, а не управляться с «мышью». Тогда, отправившись в брошенную бостонскую больницу в поисках компьютерных деталей, Фредо облачился в кожаный жилет, украшенный разнообразными кнопками и металлическими побрякушками.
— Есть тут кто-нибудь? — спросил он пугающе гулким голосом.
Брюс из своего укрытия видел, как парень уселся перед терминалом медсестры и начал выдвигать ящики.
Спустя несколько минут, не обнаружив ничего стоящего, Фредо решил перекусить. Вытащил из кармана ломоть хлеба и принялся рвать его зубами, громко чавкая, что раздражало Брюса.
— Терпеть не могу есть в одиночку.
Брюс, оставаясь в своем чуланчике, зачарованно наблюдал, как Фредо разговаривает с компьютером, вмонтированным под конторкой терминала.
— Интересно, почему это у тебя нет USB-порта? Он очень бы мне пригодился. Я тащился в такую даль, а ты не имеешь приличного порта? Куда катится мир?
Глядя, как парень уминает свой ланч, Брюс подумал, что он не единственное человеческое существо, истосковавшееся по разговорам. Он даже припомнить точно не мог, когда в последний раз беседовал с человеком. Поначалу он вел календарь, но спустя несколько месяцев сдался, отчасти потому, что не доверял точности своих записей; пока заживали ожоги, он накачивал себя обезболивающими и, находясь под их действием, запросто мог пропустить несколько дней. Однако существовала и другая причина, почему он прекратил отмечать дни: все они тянулись одинаково, в безмолвии и одиночестве.
Он открыл дверь своей каморки, вышел и спросил незнакомца:
— Что вы здесь делаете?
Фредо начал подниматься, но при виде лица Брюса с ошеломленным видом снова рухнул в кресло.
— Ищу кое-какие компьютерные детали. — Он помолчал. — Предполагается, что я не стану спрашивать, что вы здесь делаете? И что за чертовщина приключилась с вами?
— Авиакатастрофа.
Фредо тут же стушевался.
— Ох, простите мою грубость. Господи, хорошо, что моя мать не слышала, как я такое брякнул. Черт побери, это ужасно. Вы летели на одном из тех самолетов, которые разбились под Логаном?
Брюс объяснил, что они уже оказались в воздушном пространстве США, когда диспетчеры покинули аэропорт в Логане. Ведя самолет на посадку, пилот чудом сумел поднять его достаточно высоко, чтобы избежать столкновения с маленьким, летевшим наперерез судном, но из-за этого посадочной полосы не хватило для полной остановки. Самолет проломил бетонное ограждение и рухнул в бостонскую гавань. Погибли весь экипаж и большая часть сидящих впереди пассажиров.
— Я провел по проходу трех ребятишек и собирался возвращаться за их матерью, когда самолет взорвался.
— Дети хоть спаслись?
— Они упали в воду, но там было довольно мелко. Не знаю, уцелели ли они. Надеюсь, что да. Мне претит мысль, что я превратился черт знает в кого без всякого толка.
— А здесь вы как оказались?
— Кто-то привез меня сюда, понятия не имею кто. Они оставили меня у двери пункта первой помощи и уехали.
— А тут никого?
— Они, скорее всего, не думали, что здесь никого нет. И по-моему, считали, что я все равно не жилец. Как бы то ни было, я благодарен им за то, что попал сюда.
В конце рассказа Фредо даже смахнул слезу. Узнав, что сделал Брюс, чтобы выжить, он принялся настаивать, чтобы тот пошел с ним.
— У нас есть небольшая группа. В Вустерском технологическом. Пока мы дезорганизованы, но постепенно начинаем объединяться…
Только попав туда, Брюс понял, насколько прав был Фредо насчет дезорганизации. Никто не возражал, когда он взял на себя роль лидера. Это вернуло его к жизни; теперь у него появилась цель и было чем занять голову, кроме мыслей о своем бедственном состоянии.
— Три новые точки за эту неделю, — сказал он, выйдя из ванной.
— Я видел, — откликнулся Фредо. — Довольно далеко к западу.
— Определенно дальше, чем когда-либо прежде. Что думаешь об этом?
— Не знаю. Может, просто распространяется естественным образом.
— Брось, Фредо, ты ведь и сам в это не веришь, правда?
— Наверно.
— Это хорошо, а иначе я потерял бы веру в тебя. Нет, кто-то сознательно рассылает эту заразу.
— Но зачем? Какой смысл добивать тех немногих, кто остался?
— Мы неверующие, не забыл? Это новый джихад. Второе пришествие, которое должно окончательно смести нас с лица земли.
— Все равно не вижу никакого смысла. Ну, ладно, они разбрасывают эту новую дрянь, но она же может обратиться против них самих — как Доктор Сэм, к примеру. Не верю, что они стали бы делать это, не имея собственных средств защиты.
— Они могут просто залечь на дно и позволить ей делать свое дело. Они и раньше изолировали себя от всего мира, как «Талибан» в Афганистане или «Аль-Каеда»… У них есть возможность дождаться, пока не останется ни одного природного водохранилища.
Тесты на птицах показали, что они разносят это новое заболевание, но сами не подвержены ему. Однако они могут погибнуть от множества других вещей — когда исчезнут водохранилища, без которых они не в состоянии обходиться.
Брюс вспомнил о птичьем гриппе и содрогнулся.
— Необходимо предостеречь «дельт», — сказал Фредо. — Если они затевают новый раунд встреч, нужно выяснить, не планируется ли одна из них здесь.
«Да, нужно, — подумал Брюс, снова переведя взгляд на карту. — Это и называется „действовать локально“. Потому что никак иначе действовать мы не можем».
* * *
Майкл пришел, когда Джейни была в главном зале одна, перетряхивала мелкие детали костюма.
— Доброе утро, — сказал он, широко улыбаясь. — Когда я вернусь, хотелось бы получить тушеной капусты с солониной.
— Репы со свининой, — поправила его Джейни.
— Ну, мечтать не вредно, верно? — Он внимательно изучил костюм. — Выглядит вполне прилично. Вы, леди, похоже, немало над ним потрудились. А где сапоги?
— У твоей жены.
Тут как раз вошла Кэролайн с начищенными до блеска сапогами. Поставив их, она чмокнула Майкла в щеку, но лицо у нее было обеспокоенное.
— Хочешь немного перекусить перед выходом? Яйца, к примеру?
Майкл одной рукой обнял жену.
— Нет, спасибо, дорогая. Поем, когда вернусь.
— Но тебе же требуется «горючее».
— Да, но внутри этой штуки жарко. Тебе же не понравится отчищать яйца со шлема?
На протяжении десяти минут они застегивали на нем молнии, клапаны и крючки; осталось лишь надеть шлем. Он стоял, словно астронавт, со шлемом в одной руке и перчатками в другой.
— Ну, как я выгляжу?
Кэролайн сумела улыбнуться.
— Настоящий герой.
Джейни восприняла это как намек, что ей самое время исчезнуть.
— Пойду к детям, — сказала она и оставила Майкла и Кэролайн прощаться.
* * *
Когда она вошла в детскую, Сара и Алекс еще спали на своей сколоченной вручную двухъярусной кровати. Два года назад их пытались поселить в разных комнатах, полагая, что так будет правильнее. Однако после целой серии ночей с ревом, нескончаемыми просьбами попить и кошмарами Джейни напомнила остальным, что Алехандро — согласно его дневнику — спал в одной комнате со своей сестрой, одевался-раздевался при ней, и ничего дурного с ним не случилось, верно? Эти дети тоже фактически были не столько друзьями, сколько братом и сестрой.
Джейни раздвинула занавески на окнах.
— Поднимайтесь и приведите себя в порядок.
Сара, как обычно, проснулась почти сразу и оперлась на локоть. Алекса пришлось мягко потрясти.
— Просыпайся, соня. День уже в разгаре.
Ей нравилась эта часть утра, потому что, едва вынырнув из тумана сна, Алекс улыбался и протягивал к ней руки; тепло его маленького тела согревало ее. Она всегда с неохотой отпускала сына.
— Хватит валяться, — с притворной строгостью сказала Джейни.
Они вылезли из-под одеял в своих пижамах. Сара спустилась по лестнице, но последние две ступеньки просто перепрыгнула, приземлившись с глухим стуком и улыбкой — прекрасная маленькая гимнастка, демонстрирующая свое умение перед восторженной публикой. Джейни поморщилась, но ничего не сказала. Дети выбежали за дверь, а она быстро привела в порядок обе постели. Матери беспокоятся, матери убирают; некоторые вещи никогда не меняются.
Вернувшись в зал, она увидела, что Сара стоит, обхватив ногу Кэролайн, — еще одна привычка, остающаяся неизменной. Выражение личика девочки можно было охарактеризовать как смесь благоговения и страха. Она ведь никогда прежде не видела отца в этом костюме; по крайней мере, в более или менее сознательном возрасте, когда ребенок в состоянии хотя бы понять, испуган он или нет. Сейчас, даже имея весьма ограниченные контакты с внешним миром, она без всяких объяснений осознавала, что такие «доспехи» отец надел неспроста.
Алекс, напротив, стоял рядом с Майклом, прикасался к костюму, щупал его.
«Бесстрашный, как всегда, — подумала Джейни. — В точности как его…»
Его кто?
За все годы, прошедшие со времени появления сына на свет, Джейни так и не придумала ни одного удовлетворительного термина, характеризующего степень родства Алехандро и Алекса. «Отец» было бы неправильно; его отцом был Том. «Оригинал»? Не совсем точно. «Близнец» — лучшее, что приходило в голову, но по какой-то неясной причине тоже не удовлетворяло Джейни.
«Это не важно», — напоминала она себе.
А важно то, что он здоров, относительно счастлив и является совершенно самостоятельной личностью, независимо от своего происхождения.
Не обратив внимания на появление матери, он продолжал сосредоточенно и восхищенно изучать снаряжение Майкла. Медленно провел кончиком пальца по одному из уплотненных швов, стараясь ощутить каждый стежок. Представив себе выброс адреналина в его мозгу, Джейни попыталась почувствовать то же восхищение, но ее многоопытное сознание не позволяло в полной мере ощутить это как чудо. Правда, она восхищалась своим сыном.
Он повернулся и посмотрел на нее, широко и удивленно распахнув глаза.
— Мама, это так круто!
Интересно, откуда к нему пришло это словечко?
— Папа видел этот костюм?
Все засмеялись; страх ненадолго отступил. Из соседней комнаты вышел Том, тоже смеясь.
— Видел. Потрясающе, правда?
В руках он нес что-то завернутое в темную ткань и сейчас положил сверток на стол.
— Вычищен и готов к действию.
Джейни и Кэролайн знали, что в свертке пистолет, не тот, с которым Джейни в последний раз много лет назад ехала в лагерь, но той же модели.
— Шесть, — добавил Том.
Майкл одобрительно кивнул.
— Просто на всякий случай.
Все смотрели на него, даже Алекс сделал шаг назад. Майкл пробежал взглядом по лицам.
— Ну тогда, наверно, пора открывать парад.
* * *
Женщины и дети стояли парами по обеим сторонам ворот. Том был готов проводить Майкла почти до вершины горы. То, что осталось от дороги — теперь это были просто замерзшие рытвины и булыжные глыбы, — все еще покрывал лед. Весна в горах наступала поздно, хотя эта зима выдалась относительно умеренной.
Они безмолвно смотрели, как Том помог Майклу взобраться на его жеребца, которого назвали Галеном в честь древнегреческого лекаря и целителя, чьи теории и практика оказывали большое воздействие на медицину во времена Алехандро. Это имя они нашли на страницах его дневника. Сам Том скакал на Конфетке; лошадь получила свое имя в связи с тем, что Джейни пришлось прибегать к драже, приманивая и обучая ее, когда они впервые обосновались в лагере. Чтобы проверить ее состояние, Том сделал круг по двору; хромота таинственным образом исчезала, едва на спине Конфетки оказывался всадник — по-видимому, эта ситуация ей нравилась.
Наблюдая за сборами мужчин, Джейни прошептала Кэролайн:
— Как только жены первопоселенцев переживали все это?
Кэролайн медленно покачала головой:
— Не знаю.
Укус ядовитой змеи. Медведи. Камнепады… да мало ли чего можно опасаться. В прежние времена пневмоподушки в машине, копы и супермаркеты приглушали изначально свойственную людям настороженность, зато теперь все с особой остротой чувствовали опасность.
— Постойте! — внезапно воскликнул Алекс. — Нам нужны мечи!
— Что? — удивилась Джейни.
— Чтобы сделать арку!
Видя, что мать по-прежнему не понимает его, он добавил:
— Ну, ты же знаешь, как раньше делали, когда рыцари покидали замок!
Конечно. Арка! Джейни замахала Майклу и Тому, призывая их немного задержаться.
— Что такое? — спросил Том.
— Подождите минуточку!
Она бегом пересекла внутренний двор, ворвалась в дом и вернулась с охапкой швабр и метел. Быстро раздала их и встала на прежнее место. Спустя несколько мгновений Том и Майкл проскакали в большой мир под аркой из сыпавшихся со всех сторон льдинок и пыли, в сопровождении подбодряющих, хотя и не лишенных затаенного беспокойства криков своих семей.
* * *
Дорога — точнее, то, что от нее осталось, — извивалась в соответствии с рельефом горного склона. Вообще-то это было скорее предгорье — по сравнению с настоящими горами Юты и Колорадо — но и здесь путников поджидали неприятные сюрпризы, один из которых обнаружился примерно на полпути к вершине. Скатившийся сверху огромный валун лежал как раз посреди дороги, в окружении миниатюрных гор из собственных осколков.
— Не так давно свалился, — заметил Том. — Грязь вокруг еще свежая. Думаю, вон там будет легче объехать.
— Наверно, ты прав.
Майкл сжал коленями бока коня, и тот двинулся вокруг валуна, сначала осторожно, потом более уверенно. Почва под ногами была влажная, зыбкая, но конь, казалось, понимал, как нужно действовать, и упорно продвигался вперед, несмотря на то что утопал в грязи по щиколотки.
Конфетке, однако, пришлось потруднее. Предприняв несколько безуспешных попыток, Том окликнул Майкла:
— Не думаю, что она справится. Я, пожалуй, привяжу ее и пойду дальше пешком.
— Это ни к чему. Возвращайся. Я поеду один.
Том сначала не соглашался, но в конце концов уступил.
— Я вернусь до заката, — заверил его Майкл.
— Опусти щиток. И если с кем-нибудь встретишься, будь повнимательнее со своим английским.
Майкл рассмеялся, опустил плексигласовый щиток шлема, поднял большой палец в знак того, что все нормально, и снова сжал ногами бока коня.
Жеребец осторожно, шаг за шагом, продвигался вперед, изумляя Майкла своей способностью сохранять равновесие. Обогнув очередную груду камней, они воспользовались естественным разрывом в зарослях кустарника и направились вдоль дороги, но вернуться оттуда обратно оказалось нелегко; кусты, хоть и лишенные листьев, росли плотно, и продираться сквозь них в костюме, который мог от этого пострадать, Майклу хотелось меньше всего. Он похлопал коня по крупу и приглушенно — из-за шлема — сказал:
— Просто нужно добраться до ближайшей оленьей тропы, верно?
Какое-то время они двигались параллельно дороге, а потом Майкл снова заметил впереди слева разрыв в кустарнике. Значит, совсем скоро он сможет вернуться на дорогу. Они уже почти добрались до этой прорехи, когда почва ушла из-под ног коня. Тот заскользил вниз, а Майкл, вцепившись в поводья, отклонился в противоположную сторону, борясь с гравитацией в попытке помочь Галену сохранить равновесие.
Однако гравитация победила; конь упал на бок, и Майкл свалился с него, с такой силой ударившись спиной, что едва не лишился чувств. Гален дико молотил ногами в неистовых попытках подняться. Майкл сел и слегка отодвинулся от него. В конце концов жеребец встал, фырканьем и топаньем выражая недовольство собственным падением.
Майкл со стоном, медленно поднялся на ноги, ощупал руки и ноги; вроде бы ничего не сломано. Он начал отряхиваться, однако в перчатках делать это было затруднительно, и возникло искушение снять их, но он удержал себя от этого.
Пока он отряхивался, палец зацепился за что-то. Выворачивая, насколько можно, голову, Майкл поглядел на бедро.
— Твою мать! — В пластифицированной ткани костюма виднелся разрыв около трех дюймов. — Твою мать, какого черта!
Он поднял щиток шлема, сдернул перчатки и в ярости швырнул их на землю. Теперь, когда уши оказались открыты, в них хлынул поток звуков: птичий щебет, вой далекого ветра. И потом он услышал то, чего никак не ожидал.
— Не двигайтесь!
Он резко обернулся и увидел дуло пистолета: в него целилась невысокая женщина в куртке из овчины. Правая рука Майкла инстинктивно метнулась к бедру, где, не будь на нем костюма, висело бы оружие. Однако свой пистолет он засунул под ремень впереди седла; взгляд устремился к жеребцу, но тот стоял таким образом, что разглядеть, там ли еще пистолет, не представлялось возможным.
— Он на земле, — сказала женщина. — Взять его для меня пара пустяков.
Она уверенно сидела на сером в яблоках коне; к седлу были приторочены обмякшие тела двух или трех лисиц. Весенний ветер вздымал вокруг головы женщины пряди длинных светлых волос. Ее глаза, на одном уровне с дулом пистолета, были неотрывно прикованы к Майклу. Чувствовалось, что она свое дело знает.
Он медленно поднял руки; а что еще оставалось в подобной ситуации? Возможно, впервые в жизни он понял, что это такое — оказаться во власти человека с оружием. Сам он сотни раз стрелял из химического ружья в плохих парней; теперь настоятельно требовалось убедить женщину, что он хороший парень.
— Я… я… я коп! — выпалил он наконец.
К его удивлению, женщина рассмеялась — ни на мгновение не отводя взгляда.
— Я и сама догадалась. — Она слегка опустила пистолет, и Майкл увидел ее лицо; хорошенькая, хотя чувствовалось, что она много времени и в любую погоду проводит на свежем воздухе. — А костюмчик-то какой славный.