Служанка тянула Кэт за рукав ночной рубашки.

— Просыпайтесь, миледи, — настойчиво твердила она. — Принцесса вас зовет.

Кэт открыла один глаз и с подозрением взглянула в лицо девушки.

— Зачем?

— Понятия не имею. Знаю только, что она приказала вам одеться для верховой езды.

Кэт села на постели; сам по себе вызов раздражал, но одновременно ее окатила волна восторга. Для верховой езды… мало ли какая представится возможность!

— Куда мы поедем?

— Прошу прощения, миледи, но этого я тоже не знаю. Будьте любезны, поторопитесь, пожалуйста, сестра ждет вас.

— Где мои охранники?

— За дверью, как всегда.

Кэт подошла к прикроватному столику, где стоял кувшин со свежей водой, и умылась. Девушка протянула ей полотенце. Кэт вытерлась, подошла к окну и выглянула наружу.

Внизу, сквозь туман раннего утра, она увидела конюхов, державших в поводьях коней, которые взволнованно топтались в предвкушении скачки. Некоторые охранники уже сидели в седле, с рогом под мышкой; гончие нетерпеливо натягивали поводки. Возглавляющий процессию всадник держал знамя с гербом Черного Принца. Кэт пробрала непроизвольная дрожь.

При виде такого количества охранников сердце у нее упало; их слишком много, сбежать явно не получится. Со вздохом смирения она достала из сундука простое платье с широкой юбкой, хотя для езды верхом предпочитала рейтузы, к которым привыкла за время скитаний с Алехандро. На память пришли возмущенные слова Изабеллы, произнесенные, когда Кэт еще в самом начале попросила рейтузы:

— Мы не потерпим, чтобы в нашем присутствии женщины расхаживали в штанах.

Служанка помогла Кэт с пуговицами и завязками, после чего протянула ей расческу. Она расчесала волосы — то, что ее избалованная сестрица, похоже, не в состоянии делать самостоятельно, — и полоской черной кожи связала их сзади в хвост; все это — ни разу не глянув в зеркало.

— Возьмите еще и это, миледи, — сказала девушка, когда Кэт проходила мимо. — Сегодня вдруг так похолодало.

Кэт заметила выражение сочувствия на лице служанки; она часто видела его на лицах тех, кто ей прислуживал. Она взяла предложенный плащ и поблагодарила девушку. В зале уже собрались щебечущие дамы. В центре — окруженная, естественно, квохчущими воздыхательницами — стояла Изабелла, в великолепно расшитой накидке для верховой езды; именно эта деталь ее одежды и вызывала неумеренные восторги.

— Ах! — Изабелла оглядела Кэт сверху донизу. — Моя дражайшая сестра. Как всегда, не слишком озабоченная своим внешним видом.

Кэт ответила ей ледяным взглядом. Изабелла презрительно усмехнулась.

— Ну, пора присоединиться к остальным. Всем известно, что джентльмены терпеть не могут ждать.

Если Чосер рассказал правду, среди этих джентльменов мог оказаться де Куси. Кэт спустилась по лестнице во двор; как всегда, в сопровождении охранников. Она приказала себе спрятать эмоции как можно глубже, поскольку не исключено, что сегодня ей предстоит встреча с человеком, весьма вероятно убившим Гильома Каля. И это произойдет впервые после того рокового дня почти восемь лет назад, когда он прислал Кэт обезглавленное тело ее мужа.

Ненависть к ним обоим наполнила ее сердце, когда она действительно увидела де Куси, подносящего к губам руку Изабеллы.

Она отвернулась.

«Вот пара, прибывшая сюда прямиком из ада».

Она постаралась держаться как можно дальше от де Куси. Кто знает? Может, она не вытерпит и ногтями сдерет с его лица кожу, и тогда ее сын лишится матери.

Потом она заметила невысокого коренастого всадника, затерявшегося в толпе, но не принимавшего участия в разговорах. Он не отрываясь смотрел на Кэт, и это ее сильно нервировало. Когда бы она ни глянула в его сторону, его взгляд был прикован к ней. Один раз он даже улыбнулся, обнажив скверные зубы.

Когда же он кивнул и послал ей воздушный поцелуй, Кэт охватил ужас — наверное, это и есть тот самый Бенуа, ее «жених».

Она отвернулась и сплюнула, нарочито, стараясь сделать это как можно более заметно. Когда же снова взглянула на отвратительного коротышку, он что-то нашептывал де Куси, с таким выражением, точно жаловался.

Черный Принц тоже присутствовал здесь, как обычно, в сопровождении сэра Джона Шандоса. Храбрый воин, который всегда был добр к Кэт — даже в ее нынешнем положении пленницы, — направил к ней коня и приветствовал ее вежливым кивком.

— Миледи. — Шандос улыбнулся при виде ее простой одежды. — Вижу, вы снарядились как на охоту.

— Почему бы и нет, добрый сэр? Если человеку предстоит охота, он должен соответствующим образом подготовиться к ней.

Глупость, конечно; ей, безусловно, не дадут никакого оружия. Если она что-то и сумеет поймать во время этой экспедиции, то исключительно голыми руками. Шандос знал, что за годы, проведенные с Алехандро, она научилась использовать пращу и камень, метать нож, орудовать дубинкой и сдирать шкуру с добычи еще до того, как сердце той переставало биться. Однажды он наблюдал, как она, к удивлению своих охранников, посылала стрелу за стрелой точно в центр мишени.

Шандос пристально посмотрел на нее и сказал:

— Желаю вам приятной охоты. — Он бросил взгляд в сторону де Куси и маленького уродца рядом с ним. — У нас сегодня удивительно разношерстная компания. Не беспокойтесь, я лично прослежу, чтобы вы вернулись в замок в целости и сохранности.

С улыбкой, в которой сквозило то ли сочувствие, то ли насмешка, она не поняла, Шандос развернул коня и вернулся к группе мужчин. Кэт с горечью проводила его взглядом. Да, он позаботится о ее безопасности, но, конечно, главным образом ради того, чтобы она снова оказалась пленницей замка Виндзор.

Внешне их отряд выглядел как красочная группа людей, ясным утром покинувших замок, чтобы насладиться охотой и ловлей птиц в королевском заповеднике. Дамы в основном должны были просто смотреть, как мужчины преследуют добычу, умело используя мощные луки и прекрасно сбалансированные пращи. Кэт страстно желала, чтобы у нее тоже было оружие. На нее нахлынули воспоминания о том, как охотились они с Алехандро — не ради развлечения, а в борьбе за существование. Она не раз добывала еду в те опасные, незабываемые годы во Франции; у них никогда не возникало уверенности в том, что завтра будут пища и крыша над головой, вдобавок каждый скачущий мимо всадник мог оказаться врагом.

По сравнению с тем, как она чувствовала себя сейчас, те времена казались райскими.

Она поплотнее закуталась в плащ и мысленно возблагодарила служанку, посоветовавшую надеть его. Они скакали на север, время от времени останавливаясь, чтобы джентльмены, нагуливая «аппетит» для добычи покрупнее, могли поохотиться на мелкую дичь в кустарнике. Чем выше поднималось солнце, тем теплее становилось, и вскоре была сделана еще одна остановка, на этот раз чтобы избавиться от верхней одежды — нелегкая задача для сидящей на коне женщины. Одетая предельно просто Кэт самостоятельно и без особого труда сняла плащ, приторочила его на круп коня и сидела, нетерпеливо ожидая, пока слуги и пажи кончат хлопотать вокруг своих господ, таких важных, что, уж конечно, им не к лицу затруднять себя, самостоятельно поднимая руки.

Внезапно Кэт заметила, что охранников рядом нет; их позвали помочь другим лордам и леди. Быстро обежав взглядом местность, она обнаружила на западе группу тесно растущих деревьев, покрытых густой зеленой листвой; превосходное укрытие. Не делая резких движений, Кэт движением ног развернула коня в сторону рощи и, не спуская взгляда с охотников, стала дожидаться возможности ускользнуть незамеченной.

С каждым вдохом она чуть-чуть продвигалась в нужном направлении, мягко сжимая коленями бока коня. Никто, казалось, ничего не замечал. Она несколько раз повторила этот маневр, и деревья стали заметно ближе. Еще шаг, и, возможно, удастся обрести свободу… но тут Кэт оглянулась и увидела, что сэр Джон смотрит прямо на нее.

Она замерла, словно статуя. Сердце упало, надежда растаяла.

Рыцарь, как бы прогуливаясь, отделился от основной группы и поскакал в сторону Кэт, ни на миг не сводя с нее взгляда.

Приблизившись настолько, чтобы его не мог услышать никто, кроме Кэт, он сказал с легкой улыбкой:

— Не стоит углубляться в лес, миледи. Там может быть опасно.

— Уверяю вас, добрый рыцарь, мне об этом хорошо известно, — тоже с улыбкой ответила она.

— Ну конечно, вы же много путешествовали. И тем не менее будьте осторожны. Меня страшит мысль держать ответ перед королем, если, не дай бог, с вами что-нибудь случится.

Кэт с благодарностью отметила, что он не сказал «перед вашим отцом».

«Он понимает, — подумала она. — Он знает, как я ненавижу этого человека. И почему».

— Не беспокойтесь, ничего со мной не случится, — заверила она Шандоса, мягко сжала коленями бока коня, развернула его и поскакала в сторону остальных.

* * *

На третий день путешествия де Шальяк и его отряд добрались до расположенного среди невысоких гор города Клюни. Тамошний монастырь выглядел прекрасно в идиллическом окружении уже заметно пробудившихся к жизни садов. Путники, пыльные и усталые, въехали во внутренний двор, когда солнце уже село.

Де Шальяк, как и в предыдущие вечера, исчез вместе с вышедшим навстречу ему священником. Однако на этот раз остальных тоже пригласили внутрь — отобедать вместе с монахами и монашками, которые предпочли мирской суете жизнь в монастырских стенах. Разумеется, де Шальяк с настоятелем обедали отдельно. Всех прочих провели через аббатство в маленький, но удобный обеденный зал. По центру длинного стола тянулась искуснейшая кружевная дорожка. Мягкий свет канделябров освещал казавшийся бесконечным поток монахинь, вносящих на тарелках еду, над которой поднимался духовитый пар.

Наконец все уселись за стол. Алехандро заметил уголком глаза, что странный солдат-коротышка заговорил с одной из монахинь, когда та ставила перед ним тарелку. Монахиня еле заметно кивнула, и у Алехандро возникло впечатление, что солдатик извиняется или, может, оправдывается.

«Счастье твое, что я далеко, а то английский акцент наверняка выдал бы тебя, шпион, — с горечью думал он, наблюдая за разговором. — Ничего, рано или поздно я вызнаю все твои секреты».

Прежде чем уйти, солдат протянул руку и провел пальцами по прекрасной кружевной дорожке на столе, внимательно разглядывая детали.

* * *

К середине дня с крупов коней свешивались подстреленные птицы, мелкие животные и даже один олень, а в воздухе стоял густой медный запах пролитой крови. В охотничьих угодьях короля всегда было много дичи, и редко кто из его гостей возвращался с пустыми руками, без доказательств своей охотничьей доблести, проявил он ее на самом деле или нет.

Когда отряд уже собирался возвращаться в Виндзор, из леса выехал оборванный мужчина верхом на муле. Охранники мгновенно оказались рядом. Сэр Джон подскакал к человеку и обратился к нему, возможно, чуть грубее, чем сделал бы, не наблюдай за ним столько внимательных глаз.

— Стой, мужик. Это королевский заповедник.

На физиономии мужчины возникло выражение ужаса, но он не остановился; напротив, пришпорил мула пятками и попытался — что было в высшей степени глупо — прорваться сквозь охотничий отряд. Даже издалека было видно, что он грязен, весь в навозе. Леди прикрывали носы и рты затянутыми в перчатки руками и отворачивались.

— Стой, говорю, — повторил сэр Джон и вскинул руку, давая сигнал лучникам.

В мгновение ока бедняга оказался под прицелом дюжины стрел, и ему не осталось ничего иного, как остановиться.

— Пожалуйста, сэр, — плачущим голосом заговорил он. — Я не хотел проявить неуважения и не собираюсь охотиться в заповеднике его величества. Мне нужно лишь проехать через него.

— Всем, кто живет в округе, известно: его величество предпочитает, чтобы путешественники объезжали его угодья.

— Знаю, сэр, знаю, хотя я вообще-то не из здешних мест. И прошу у вашей светлости прощения, но…

— Не мне прощать или не прощать тебя. Это земли короля, а я всего лишь его скромный слуга. Теперь убирайся отсюда, если не хочешь пострадать. Вряд ли стоит напоминать, что королевское правосудие действует скоро и жестко.

Человек оглянулся и снова посмотрел на Шандоса с крайне расстроенным выражением лица.

— Не могу я вернуться, сэр.

— Почему бы это?

— Я боюсь чумы! — выпалил человек. — Говорят, она снова здесь!

— Мы слышали, что она снова в Европе, но о ее появлении в здешних местах ничего не известно, — насмешливо ответил Шандос. — Как и о том, что она пересекла Ла-Манш. Но даже если и так, мы слишком далеко к северу, чтобы стоило волноваться. — Он свесился с седла, пристально разглядывая человека. — Если, конечно, ты сам не заразился.

Кэт подскакала поближе, чтобы лучше расслышать ответ человека.

— Нет, клянусь, я не заразился, но боюсь оставаться там, на севере!

— Из-за этого ты бросил свой дом и заехал так далеко на юг?

— У меня нет дома, сэр. Я нищий.

Он развел руками, демонстрируя свои лохмотья. Шандос скептически посмотрел на мула.

— Нищие не разъезжают верхом.

— Мул принадлежал моему лучшему другу. Он умер, я похоронил его и сам стал заботиться о муле, как и должен добрый христианин. По-моему, это справедливо. Друг и сам захотел бы, чтобы мул был у меня.

— Очень великодушно с твоей стороны, — усмехнулся рыцарь, — и с его тоже. Но может, ты заразился от своего друга, поскольку едешь на его муле.

— Ох, нет, сэр, нет! Я… Я не заразный. Смотрите! — Он оттянул ворот, демонстрируя ужасно дряблую шею, на которой, однако, бубонов не было. — Последние дни за моим другом ухаживали Христовы братья… Они забрали его к себе, чтобы он умер со словами утешения.

— Но… если он заразился чумой, тогда и братья тоже должны умереть!

Все взгляды обратились к Кэт, которая выпалила эти слова, не сумев сдержать беспокойства. Человек поднял на нее взгляд.

— Прошу прощения, миледи, но на все воля Божья, и тут уж ничего не поделаешь.

Воцарилось гробовое молчание; всем приходилось слышать рассказы о монастырях, где монахи запирались внутри, надеясь, что чума не проникнет к ним, но вместо этого становились ее жертвами.

— Все это глупая болтовня! — сказал в конце концов Шандос. — С какой стати я должен верить тебе?

Человек перекрестился и вскинул руку.

— Клянусь, сэр, как истинно верующий христианин.

Шандос рассмеялся, однако его смех быстро угас.

— Ладно, можешь проехать. В честь свадьбы нашей принцессы.

Он посмотрел в сторону Изабеллы и уважительно поклонился ей. Принцесса выпрямилась в седле, почувствовав, что все взгляды устремлены на нее. Нищий, следуя примеру Шандоса, поклонился в пояс и неразборчиво пробормотал слова благодарности.

— Однако прежде подойди ко мне, — приказал Шандос.

С явной неохотой человек пришпорил пятками мула и оказался рядом с рыцарем. Не успел никто и слова вымолвить, как Шандос выхватил нож и сделал два аккуратных надреза на щеке человека, в форме наконечника стрелы. Потекла кровь, и, пытаясь остановить ее, человек прижал к щеке ладонь. Потом он отдернул руку, с ужасом посмотрел на нее и перевел взгляд на Шандоса.

— По этим меткам я узнаю тебя, если когда-нибудь снова встречу во владениях его величества, — сказал Шандос. — А теперь убирайся, пока я не передумал.

Бедняга неистово заколотил пятками бока мула, тот рванул с места и исчез в густом лесу, который так манил к себе Кэт. Чувствуя, как сердце переполняет зависть, она проследила за ним взглядом. Когда человек скрылся за деревьями, она посмотрела на Шандоса, сидящего на коне с бесстрастным выражением лица.

«И это мой единственный союзник кроме Чосера», — подумала она, глядя, как он разворачивает коня.

* * *

Когда с едой было покончено, монахини поднялись из-за стола первыми и начали уносить пустые тарелки.

— Ну, Гильом, неплохо, правда?

— Да, дедушка.

Мальчик потер глаза.

— Наверное, ты очень устал. День был долгий.

— Да, дедушка, — снова прозвучало в ответ.

— Что-то ты со всем соглашаешься.

— Да…

Мальчик замолчал, улыбнувшись тому, что повторяет одно и то же.

— Давай-ка поищем местечко, где преклонить голову.

Они встали и покинули зал вслед за остальными. Во главе процессии шел монах. Он нес в высоко поднятой руке факел, и в его свете Алехандро заметил в одном из узких темных коридоров аббатства идущую навстречу монахиню. Обеими руками она несла чашу с горячей водой, над которой поднимался пар, а под мышкой сжимала кусок белой ткани, возможно, полотенце, с торчащим из него кружевом.

Она тяжело протопала мимо, ни на кого не глядя, и в конце концов остановилась у какой-то двери и постучала. Послышался приглушенный ответ. Одной рукой придерживая чашу у бедра, другой монахиня открыла дверь и шмыгнула в ярко освещенную комнату. Алехандро услышал, как она сказала:

— Вот ваш кипяток, мадемуазель.

Алехандро резко остановился; они с мальчиком шли последними, так что никто этого не заметил. Гильом тоже остановился, но Алехандро похлопал его по плечу со словами:

— Иди дальше, малыш, я вскоре догоню тебя.

Гильом послушался, хотя с явной неохотой, и все время оглядывался на дедушку. Алехандро замер, прислушиваясь к разговору за дверью. Две женщины — одна монашка, которую он видел, и другая, неизвестная, с чистым, приятным голосом, — обсуждали всякие женские проблемы. Он подумал, что, может, более молодой голос принадлежит послушнице, которая готовится вступить в орден.

«Как странно, — мелькнула мысль, — что они приносят свою юную жизнь в жертву служению, а ведь могли бы рожать и растить детей!»

Он услышал звук льющейся воды; видимо, молодая женщина мылась. Эта мысль была ему приятна, и он улыбнулся.

Он прислушивался еще какое-то время, но без толку. Наконец вода перестала литься, и он подумал, что сейчас самое время потихоньку удалиться, поскольку монахиня, закончив свои дела, в любой момент может выйти и наткнуться на него.

Однако звук женских голосов действовал странно успокаивающе.

«Еще немного, — сказал он себе. — И если она откроет дверь, я сделаю вид, что просто прохожу мимо».

— Вот ваше полотенце, мадемуазель, — сказала монахиня.

— Спасибо. — Последовала пауза, во время которой молодая женщина, скорее всего, вытиралась. — Кружево просто замечательное. Очень похоже на дорожку на столе.

На цыпочках уходя прочь, Алехандро твердо знал, что еще до восхода солнца будет ждать у этой двери — чтобы посмотреть, кто оттуда выйдет.

* * *

Гильом еще крепко спал, когда утром Алехандро поднялся со своего тюфяка, в темноте нашел одежду, оделся и бесшумно вышел, не разбудив никого. Кем бы ни была женщина в той комнате, рассудил он, она тоже поднимется рано, если ей есть что скрывать. Он прошептал молитву, чтобы не наткнуться ни на кого в этот час, и быстро пошел по коридорам и переходам.

В какой-то момент по дороге им завладело ощущение неловкости из-за того, что он вчера подслушивал. В конце концов, какое ему дело до того, что какой-то леди захотелось помыться? Это здоровое желание, которое он всячески приветствовал, в особенности когда дело касалось неопрятных французов. Испытывая потребность успокоить совесть, он говорил себе, что, возможно, назревает какой-то заговор, что в поведении охранников ощущается некое двуличие и что ради благополучного завершения их путешествия необходимо поставить в известность обо всем этом де Шальяка. Если Алехандро и впрямь обнаружит что-то предосудительное, он найдет способ еще до начала очередного дня пути отозвать своего бывшего наставника в сторону и сообщить ему о том, что разведал.

Внутри послышались звуки движения. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем дверь начала открываться. Отойдя на несколько шагов, Алехандро прижался спиной к холодной стене и замер, во все глаза глядя, как в коридоре появился… тот самый невысокий худощавый солдат!

— Боже милостивый! — воскликнул Алехандро. — Вы… женщина!

Она с удивительной силой схватила его за руку, втащила в комнату, закрыла дверь и повернулась к нему.

— А вы, сэр, еврей, — заявила она на безупречном французском.

На мгновение он утратил дар речи.

— Откуда вам это известно?

— Как вы разгадали, что я женщина?

— Я… Я шпионил за вами вчера вечером, приложив ухо к двери, когда вы мылись. И слышал ваш разговор с монахиней.

— Не понимаю… зачем вам это понадобилось?

— Я думал, что вы…

Он не мог заставить себя произнести «английский шпион», так велико было облегчение обнаружить, что, судя по ее речи, это не так.

— Дорожка на столе, — продолжал он. — Ваше восхищение кружевами пробудило во мне подозрение. Я подумал, вы просто из тех мужчин, которые любят все изящное… знаю, их немало… но это как-то не вязалось с вашим обликом.

— Вы очень сообразительны. Впредь буду осторожнее выражать свое восхищение.

Он сделал шаг вперед.

— Я хотел бы получить объяснение насчет того, что вы говорили обо мне.

— Отец Ги рассказал мне.

Пристально всматриваясь в ее лицо, он пытался понять, о ком речь. В сердце зародилось сильнейшее беспокойство; может, какой-то охранник знает, кто он такой, и рассказал об этом одному из братьев? Конечно, английский король готов заплатить приличную сумму за эти сведения.

— Я так понимаю, вы имеете в виду кого-то из здешних братьев, — сказал Алехандро. — Но как он мог…

— Нет. Отец Ги. Ваш учитель.

— Отец Ги? — Алехандро замолчал, в полном ошеломлении. — Вы же не имеете в виду Ги де Шальяка?

— Именно его я и имею в виду.

— Но он не священник. Мне это совершенно точно известно.

— Сейчас нет, но когда-то был им. Как иначе, по-вашему, между ним и святым отцом могли возникнуть такие близкие отношения?

Алехандро помолчал, переваривая эту поразительную информацию.

— А разве не потому, что он лучший лекарь Европы?

Женщина негромко рассмеялась; смех у нее был музыкальный, удивительно мелодичный.

— Он сказал бы, что это высокое положение по праву принадлежит вам.

Волна гордости окатила Алехандро, однако сейчас было не время забивать себе голову пустяками.

— Он ошибся бы, и, кроме того, в данный момент меня занимает совсем другое. Клянусь душой матери, я никогда даже не предполагал, что он был священником. За все время, что я его знаю, он ни разу не упоминал об этом. — Алехандро подошел ближе. — Как и о том, что с нами путешествует женщина. Говорят, это плохая примета. А раз так и раз наша поездка еще не окончена, позвольте мне, по крайней мере, узнать, откуда исходит опасность.

Он протянул руку и дернул за шнурок, которым крепилась на ее голове фуражка. Женщина не предприняла попытки остановить его. Фуражка свалилась, и волосы рассыпались по плечам; с раздосадованным видом женщина откинула их за спину.

— Я потратила столько времени, запихивая волосы под фуражку! Теперь придется делать все сызнова.

— Зачем, если вы разоблачены? Появитесь в своем естественном виде, как прекрасная женщина, кем вы и являетесь.

При этих словах она слегка отпрянула и сказала, уже без прежнего оттенка вызова:

— Вы меня разоблачили, да, но другие солдаты — так я думаю и надеюсь — по-прежнему не догадываются о моей истинной природе. У меня есть веские основания продолжать этот маскарад, и пусть все так и останется — ради нашей общей безопасности.

Алехандро сделал шаг назад, скрестил руки на груди и с легкой улыбкой на губах смотрел, как женщина с трудом заталкивает светлые локоны под фуражку.

— Я вас не выдам, — сказал он, когда она покончила с этим. — Меня зовут, хотя, возможно, вы это уже знаете, Алехандро Санчес. — Он слегка поклонился. — Счастлив познакомиться, хотя, наверно, время для официального представления уже упущено.

— Филомена де Фелиция. И спасибо за то, что вы не склонны болтать. — Теперь она снова выглядела как солдат. — На время этого путешествия я Филипп. И я, и отец Ги будем очень благодарны, если вы станете называть меня этим именем.

— Как пожелаете, — ответил он.

Однако это будет нелегко — учитывая, что он видел Филомену такой, какая она на самом деле.

* * *

Перед отправлением он сумел улучить момент и поговорить с Ги де Шальяком.

Заняв позицию подальше от него, чтобы никто не мог заподозрить, что они беседуют, Алехандро сказал:

— Я познакомился с Филиппом.

Де Шальяк резко повернул к нему голову.

— В высшей степени интересно, — продолжал Алехандро. — Этот солдат обладает множеством талантов. Точнее говоря, у него множество лиц.

— Так оно и есть, — негромко ответил де Шальяк, — но мы обсудим это в Париже. Смотрите, никому ни слова. Это очень важно, хотя вы не понимаете почему и не поймете, пока не узнаете больше. Сейчас вы должны просто довериться мне.

— Я уже не в первый раз слышу эти слова.

— И пока от этого лишь выигрывали, не забывайте.

— Не забуду, отец Ги.

Де Шальяк бросил на Алехандро негодующий взгляд, развернул коня и поскакал вперед. Алехандро тоже сел на коня и подтянул наверх Гильома. Мимо них один за другим скакали папские солдаты.

— Доброго дня, Филипп, — сказал он, когда девушка поравнялась с ним.

— И вам того же, Алехандро.

* * *

Около полудня они остановились на берегу реки — напоить коней. Алехандро спустил Гильома на землю, чтобы мальчик побегал и размял ноги, и подвел коня к Филомене. Поблизости никого не было.

— Если обстоятельства позволят, можем мы встретиться сегодня вечером? — спросил он и добавил: — Чтобы поговорить, конечно.

Их отражения в воде пошли рябью, когда кони припали к воде. Филомена не отвечала, но выражения неодобрения на ее лице он не увидел.

— Если вы не считаете, что это неосмотрительно.

Она еще немного помолчала.

— Я не против поговорить. Конечно, есть вещи, которые я предпочитаю не обсуждать, но кто откажется от хорошей компании? — Некоторое время они смотрели, как маленькие волны тревожат спокойную гладь озера. — Учтите, солдаты станут болтать, увидев нас вместе. Они считают меня странным и могут подумать то же о вас.

Он едва не рассмеялся.

— Только представьте, что они подумали бы, если бы узнали то, что знаю я.

— Не сомневаюсь, они сочли бы меня подходящей добычей для утоления своего вожделения, — отрезала она без намека на юмор.

Честный, прямой ответ Филомены расстроил Алехандро.

— Ну, не сомневаюсь, они сочли бы меня подходящей добычей для утоления своей ненависти, если бы узнали то, что уже знаете вы, — ответил он. — Я буду очень осторожен, ради нас обоих.

Остальные начали вновь садиться на коней. Алехандро подозвал Гильома. Отходя от Филомены и ведя коня в поводу, он обернулся:

— Итак, до вечера.

* * *

Капитан английских стражников сунул кошелек в руку вдовы. Она не стала рассыпаться в благодарностях, просто взвесила в руке полотняный мешочек, пытаясь оценить, сколько там денег. Явно гораздо больше тридцати сребреников, когда-то давно полученных за другое предательство. Теперь она определенно сможет перебраться в Англию и с удобствами устроиться там.

«Он в спешке покинул Авиньон и взял с собой мальчика. Да, мальчик золотоволосый, с голубыми глазами. Не знаю, куда они поехали, но это произошло всего несколько дней назад».

Она сунула кошелек в карман фартука и направилась в общественные конюшни.

— Я хочу выехать со следующей группой, которая отплывает в Кале, — сказала она конюху, сунула ему монету и объяснила, как ее найти, когда придет время.

* * *

Большая часть дня ушла на трудный спуск от Клюни к равнине. До Дижона, если повезет, они должны были добраться до заката. Выехав на равнину, отряд снова поскакал тесной группой, а не друг за другом, как среди скал, где дорога была чуть шире тропы. Разговаривая, снова можно было не кричать. День стоял чудесный, солнечный, со свежим ветром, насыщенным ароматом цветов.

Алехандро почувствовал, что напряжение наконец оставляет его, поскольку теперь не требовалось постоянно следить, куда ступает конь. Бремя того, что стояло за этим путешествием, по-прежнему давило на него, но сейчас оно казалось легче, чем в другие моменты. Убаюканный спокойным шагом коня, Гильом привалился к спине Алехандро и задремал. Руки мальчика были такие теплые, их прикосновение такое приятное — как у Кэт, когда она была в возрасте своего сына. Впереди Алехандро видел Филомену; она не отставала от своих товарищей, хотя, похоже, ни с кем не разговаривала.

Он позволил себе подумать о ней, о возможном развитии этой интриги. Мысли о вечерней встрече приятно разнообразили монотонную скачку. Как она будет одета, когда они встретятся? Как женщина? Вряд ли. Филомена ведь здесь в роли солдата и, возникни критическая ситуация, должна будет вести себя как солдат; тут-то она и может попасться, поскольку громоздкие женские юбки быстро снять нелегко. Он попытался вспомнить, сколько лет было Кэт, когда она начала жаловаться на то, как неудобно скакать на коне в женской одежде. В какой-то момент она перекроила юбку на брюки и после этого, нимало не стесняясь, путешествовала в них.

Эти воспоминания в какой-то степени помогли ему понять естественность, с которой Филомена носила солдатский плащ и брюки. Короткий меч у пояса, стрелы в колчане — он видел, с каким энтузиазмом его дочь таскала все это на себе. Добывая для них еду, она часто охотилась в лесу в окрестностях маленького дома, где они жили, пока на его пороге не объявился Гильом Каль, таща двоих раненых товарищей. Алехандро тогда затаился в тени с кинжалом в руке, готовый нанести удар, а шестнадцатилетняя Кэт открыла дверь. Гильом Каль показался им великаном. Один его товарищ скончался, а второму пришлось отнять руку, чтобы сохранить жизнь, но это не спасло его. Раненого пришлось оставить одного в доме, поскольку те, кто пытался помочь ему, вынуждены были бежать. Тогда-то его и нашел Карл Наваррский, со своими людьми рыскавший по всей округе. Издеваясь над беспомощным человеком, Наварра отрубил ему вторую руку, и когда Алехандро удалось вернуться, из милосердия он прекратил страдания несчастного своим мечом.

За что, спрашивается, пострадали эти люди? Только за то, что хотели иметь собственный клочок французской земли! Почему же Наварра и де Куси, имея обширные владения, отказывали им в этом? Ответ прост: над душой французского короля стояли англичане, и Карл Наваррский хотел воспользоваться этим преимуществом и захватить трон, для этого ему требовались все его земли, чтобы собрать как можно больше сил. Однако его старания — несмотря на учиненную им кровавую бойню и победу над Жакерией — пошли прахом.

Легонько похлопывая Гильома по руке, Алехандро вспоминал тот день, когда весь их мир в одночасье перевернулся вверх ногами. Мальчик не реагировал, дышал глубоко и спокойно. Внимание Алехандро привлекла стрекоза, возникшая не дальше расстояния вытянутой руки от его лица. Трепеща крыльями, прекрасное создание порхало то выше, то ниже, то правее, то левее, пока…

…пролетевшая мимо стрела не сдула ее прочь.

Стрела вонзилась в шею одного из солдат, который скакал в нескольких шагах впереди и слева. Алехандро развернулся в ту сторону, откуда прилетела стрела, и увидел вторую, тоже пронесшуюся мимо. Он закричал, предостерегая остальных; Гильом мгновенно проснулся и вцепился ему в спину. Впереди и чуть в стороне Алехандро заметил высокие скалы.

— Держись крепче! — крикнул он мальчику, и тот изо всех сил обхватил его.

Остальные уже мчались в сторону скал, за которыми можно было укрыться. Алехандро пришпорил коня, догнал того, на котором, обмякнув, скакал раненый солдат, схватил поводья и потянул за собой.

Пролетела еще одна стрела, совсем рядом, и вонзилась в круп коня с раненым солдатом. Тот встал на дыбы, конь Алехандро тоже. Алехандро почувствовал, что Гильом начинает соскальзывать. Схватив мальчика за руку, он припал к шее коня и заставил его опуститься под воздействием своего веса. Когда через несколько мгновений они доскакали до скал, со всех сторон протянулись руки, чтобы помочь снять на землю ребенка и раненого солдата.

Алехандро быстро спешился и несколько мгновений стоял, согнувшись и восстанавливая дыхание. Гильом прошмыгнул мимо него к подножию скалы и съежился там, от страха закрыв руками лицо.

— Свободные отряды, — произнес кто-то.

Сердце Алехандро упало. Он-то надеялся, что время наводимого ими ужаса прошло; выходит, нет. Просто, сидя в гетто, он ничего не слышал об этих мерзавцах, рыщущих по дорогам в поисках легких жертв. В сражении под Пуатье и в последовавших за ним стычках погибли множество французских сюзеренов, в результате чего сотням рыцарей стало некого грабить, а именно таким образом они добывали себе средства к существованию. Они стали сбиваться в шайки — так называемые «свободные отряды», никому не присягавшие на верность, — и превратились в настоящее бедствие для честных путешественников. Тех, кто напал на них сейчас, не остановило даже то, что они путешествовали под защитой Папы.

Четыре охранника осыпали мародеров стрелами, двое закрыли собой де Шальяка. Еще двое занимались лежащим на земле раненым товарищем. Одним из этих двоих оказалась Филомена.

Единым взглядом охватив всю картину, Алехандро наклонился к Гильому.

— Тебя не задели?

— Нет, дедушка…

Чувствовалось, что мальчик очень испуган.

— Я осмотрю того человека, который лежит на земле, а ты держись возле скал. Не отходи от них, иначе окажешься беззащитен. Понял?

Гильом кивнул. Алехандро, подбадривая, быстро обнял его. И склонился над солдатом, руки и ноги которого непроизвольно подергивались. С одной стороны шеи торчало древко стрелы, но острие с другой стороны не выступало.

— Стрела вошла глубоко. Я уже видел такие раны, — сказал Алехандро. — Нужно медленно вытащить стрелу и плотно прижать к шее ткань, чтобы остановить кровотечение.

— Нет, — к его огромному удивлению, ответила Филомена, понизив голос. — Сначала необходимо сместить ее таким образом, чтобы подергивания прекратились. Если этого не сделать, то может оказаться перерезана жила, которая связывает шею с остальным телом. Стараясь помочь, нужно не навредить.

«Прежде всего не навреди».

Эти слова входили в клятву, которую Алехандро давал, закончив обучение в Монпелье.

Он отодвинулся, предоставив Филомене делать свое дело, и оглянулся на де Шальяка, поверх плеча охранника напряженно наблюдающего за действиями так называемого «солдата». Алехандро не раз видел такое выражение на лице своего французского наставника, когда тот смотрел на него самого: требовательное, оценивающее, придирчивое, но одновременно и горделивое. Выходит, Алехандро тут не единственный его ученик.