Один.
10.04.2026
Собранная на коленке из всякого хлама рация «уоки-токи» захрипела и затрещала статикой. Громкий и четкий, сквозь помехи пробился вьетнамский акцент бойца сопротивления:
– Торопись, други! Они на подходе! Вижу их. Три, нет, четыре танки! Много-много солдаты. Скорей! Прием!
Неслышно ругаясь, Бен Уокер лихорадочно пихал штекеры в микшерный пульт.
– Келси, подай кусачки! – позвал он, однако ответа не дождался.
Высунув голову из-под стола, он крикнул громче:
– Ты где, Келси?
– На крыше, ставлю антенну, – прокричала та в ответ. Уокер едва расслышал голос сквозь дыру в потолке студии. – Ветер мешает!
– Куда ты, черт возьми, кусачки подевала?
– У генератора смотрел?
Уокер на заднице проскользил по полу к бензогенератору, стоявшему на тележке. Здесь Келси Уилкокс бросила ящик с инструментами. Он пошарил в куче железяк на полу и в конце концов нащупал кусачки.
– Уокер! – захрипела рация. – Вы там готовы? Прием!
– Нгуен, сколько у нас времени? – отозвался Уокер.
Передатчик вновь обрушил на него какофонию звуков:
– Пять, от силы десять минуты! Вижу солдаты, в пять миля на Пятидесятое шоссе.
Проклятье, не успеть!
Уокер оставил рацию на столе и вернулся к спутанным проводам под микшерным пультом. Он резал ненужное и перетягивал нужное, как его учила Келси. А еще со страхом думал, что весь труд последних шестнадцати месяцев может пойти насмарку. Он преодолел пустыню и выжил. Правда, чуть не отбросил копыта, но все-таки выжил. Сумел выжить даже в горниле Лас-Вегаса. Нет, сейчас, после всего, что было, сдаваться нельзя! Теперь, когда он наконец-то понял свое предназначение, нашел цель и смысл жизни. Шульман, профессор журналистики в колледже, как-то сказал ему: «Уокер, ты все время витаешь в облаках. Ты ударился в экзистенциализм, а к жизни надо относиться проще». В две тысячи одиннадцатом, когда он корчил из себя циника, а по сути был просто самоуверенным наглецом, мудрый совет в голове не задержался.
Теперь же, в тридцать пять, относиться к жизни проще он не смог бы при всем желании. В двадцать шестом году американцам было не до легкости бытия. Электросети уничтожены, еды и воды не хватает, нет ни средств массовой коммуникации, ни транспорта, а самое страшное – корейская оккупация.
Корейская оккупация. От этих двух слов его начинало трясти. Даже в дурном сне ему не могло присниться, что чужая военщина может захватить территорию Соединенных Штатов. Нет, не в этой жизни!
Что ни говори, сейчас умирать не время. Он должен передать сообщение, пока эти подонки, вся эта так называемая Великая Корейская Республика, не захватили маленький, но стратегически важный город Монтроуз, штат Колорадо. Необходимо, во что бы то ни стало, оживить заброшенную и полуразрушенную радиостанцию и бросить клич, созывая всех, у кого есть оружие. В этом его долг. Его судьба.
На крыше пристройки Уилкокс сражалась с антенной Яги-Уда, которую сама спроектировала и построила. Антенна радиостанции давным-давно приказала долго жить, хорошо хоть пригодилась на запчасти. Уилкокс была дипломированным инженером-электронщиком. По иронии судьбы, прожив на свете тридцать один год, она ни дня не работала по профессии.
До того как разрушительнейший ЭМИ, электромагнитный импульс, снес практически всю сетевую инфраструктуру США, Уилкокс болталась по стране, не зная, куда приткнуться. До прошлого года сдавала карты в одном из последних казино Лас-Вегаса, превратившегося сегодня в жалкую тень того города, где каких-то полтора десятка лет назад вовсю кипела бурная ночная жизнь.
Поднявшийся ветер сводил на нет все попытки выйти в эфир прежде, чем Корейская народная армия возьмет город приступом. Келси быстренько насверлила отверстий под скобы для крепежа. А вот сунуть антенну в паз никак не получалось.
Она бросила взгляд на другую сторону Роуз-Лейн. На Центральной улице, по сути, участке Пятидесятого шоссе, собрались партизаны. Нгуен Ху Зиап, бесспорный лидер повстанческого отряда из Юты, придирчиво осматривал разношерстную форму своих бойцов и объяснял им, где лучше занять позицию для обороны. Уилкокс знала, что Зиап – родственник какого-то известного вьетконговского генерала времен вьетнамской войны, и тот факт, что сейчас он сражался на стороне Америки, несколько удивлял.
Взгляд зацепился за Буна Карлсона, вожака повстанческой группы из Монтроуза. Келси наблюдала, как тот отдает приказы людям, явно никогда в армии раньше не служившим, однако теперь вынужденным взять в руки оружие, чтобы рискуя жизнью, защищать родную землю. Кажется, они устанавливали СВУ, самодельные взрывные устройства. Уилкокс повернулась на восток. Черный поток корейской солдатни стремительно приближался, готовый в считанные минуты затопить все вокруг. Враги двигались с востока, скорее всего, из Денвера.
Бойцы рассеялись по территории, занимая позиции за стенами домов, развалинами, мешками с песком на дороге. Сколько наших, тридцать? Сорок? Неужели им под силу остановить наступающую армаду?
– Эй вы, любители собачатины! – заорал корейцам Коннор Морган, залегший на противоположной обочине.
Келси улыбнулась: Морган готов был в одиночку разделаться со всей корейской армией. Она взглянула на здание начальной школы, расположенное на другом конце дороги. Перевалило за полдень, уроки кончились, и родители, пришедшие за детьми, столпились у входа.
Проклятье! Их, что же, не предупредили, что корейцы идут в атаку?
Землю сотряс взрыв.
Вопли и суматоха. Мамашки и папашки, те, что еще не забрали детей, бросились в школу. Остальные в ужасе кинулись врассыпную.
– Келси! Ты где, черт возьми! Готова?
– Иду, Бен!
Некогда на гражданских смотреть. Уилкокс слетела вниз по стремянке и юркнула в здание радиостанции, откуда в былые времена вещала на длинных частотах популярная волна с музыкой в стиле «кантри-энд-вестерн».
– Мы-то можем начинать, а вот у них там, внизу, что творится?
Уокер вылез из-под пульта, сел и осторожно постучал пальцем по самодельному усилителю.
– Думаю, мы готовы. Ты действительно думаешь, что наш сигнал отсюда будет бить дальше?
– Бен, не забывай, это длинноволновая станция. Наш самодельный передатчик слышно в лучшем случае в пределах штата. Если крупно повезет, то еще в соседнем. С маломощным радиовещанием хорошего сигнала не добьешься. Но здесь такое оборудование! Можно работать на всю страну. Учитывая, что эфир пустой, у нас неплохие шансы. Поверь мне.
– Как скажешь, дорогая, – успокоился Бен.
Они с Келси собрали портативный передатчик из допотопных радиодеталей и всякого хлама. И он работал! Лампочки тускло мерцали. Бен постучал по микрофону:
– Проверка связи.
Едва пошел звук, стрелки датчиков дернулись.
– Келси, да ты гений. Я хренею.
Они знали, что каждый очаг сопротивления стремится обзавестись радиоприемником. С тех самых пор, как Уокер начал на каждой стоянке крутить в эфире музыку, у них была обратная связь со слушателями. О, как здорово чувствовать, что твоя борьба не напрасна! Нет, далеко не все сложили оружие перед незваными гостями, захватчиками родины. Теперь Уокер знал: в каждом городке, в каждом штате, даже если люди сидят без связи друг с другом, везде есть несгибаемые борцы, готовые противостоять иноземцам.
Еще взрыв. Здание содрогнулось. Уилкокс не удержалась на ногах и повалилась прямо на пульт. На улице раздались выстрелы. Это свои.
М-4 и М-16. Крики, вопли.
– О боже, Бен! – сдавленным голосом воскликнула Келси, упав на колени. – Уроки в школе только что кончились. Там же полно людей. Надо спешить.
– «Голиаф» остановит корейцев, – ответил Уокер.
– Долго ему не продержаться. Я видела, у них танки.
На Пятидесятом шоссе телеуправляемая боевая машина, известная как «Голиаф», поливала корейцев огнем из пулемета пятидесятого калибра и четырехствольного гранатомета. Это был гибрид шестиколесного броневика и песчаного багги в защитном кожухе из усиленных алюминиевых труб и титана. Стальные пластины прикрывали хрупкое нутро от камней, деревьев и вражеской техники. Необычная подвеска плавно несла его по любой пересеченке, позволяла не замечать противотанковые препятствия, траншеи, валуны. «Голиаф» мог нести до четырех тонн полезной нагрузки.
Механиком и полновластным хозяином «Голиафа» был тридцатилетний американский кореец Хоппер Ли. С пультом дистанционного управления собственной сборки он укрывался за стеной из мешков. При помощи передатчика Ли задавал «Голиафу» координаты, и робот самостоятельно перемещался к месту назначения, круша и сметая все на своем пути.
Рядом с Ли скрючился Уолли Коппл, бывший сержант Национальной гвардии. Пятидесятилетний Коппл был обладателем вспыльчивого характера и китайского автомата, с помощью которых он и прикрывал робота на дороге.
Коппл закашлялся и сплюнул бурый комок мокроты.
– Ты бы врачу показался, – укоризненно покачал головой Ли.
– Да, конечно, – съязвил Коппл, – брошу все и пойду к врачу. Глядишь, конфетку дадут за то, что я такой хороший мальчик. Как думаешь, моя страховка покроет осмотр?
Ли пожал плечами:
– Да ладно, не кипятись.
Коппл снова закашлялся:
– Ты давай за «Голиафом» следи, он нам позарез нужен. Как только Нгуен свистнет, валим домой. Нам с этой лавиной не справиться.
Корейцы были уже в сотне метров. Пехота вышагивала под прикрытием двух БМП «Брэдли», явно трофейных. Коппл увидел в бинокль флаги КНА, Корейской народной армии, натянутые на лобовой броне и бортах машин для поднятия духа и демонстрации силы. То были американские флаги, залитые красным, с северокорейскими звездами и венками их собственного герба. Корейцы уверенно продвигались на территорию противника, готовые в любой момент отважно встретить огонь, зная, что ничего серьезного американцы против них выставить не могут. Автоматы, камуфляж цвета «темная олива», лица, раскрашенные черными полосами.
Коппл поднял свой автомат «Тип-03» и дал очередь по первой линии пехоты. Китайский ствол считался не лучшим, хотя и был весьма неплох, превосходя М-4.
– Только патроны зря переводишь, – заметил Ли. – Подпусти ближе.
Коппл снял палец со спускового крючка и прокашлял:
– Как же бесит, что ты вечно прав.
И тут он увидел горожан. Родители с детьми выбежали прямо на линию огня.
– Какого хера! – заорал Коппл, высунувшись из укрытия. – А ну, бегом оттуда! Живо!
Народ уже успел запаниковать и кинулся кто куда. Папашки посообразительнее к этому времени заметили черную лавину корейцев и принялись гнать остальных обратно к школе.
Но было слишком поздно.
Бун Карлсон, чернокожий командир местных партизан, присел за развалинами заброшенной бензозаправки, разглядывая надвигающегося противника в бинокль. Он знал: недели или даже месяцы после захвата города корейской армией станут пиком его жизни. Еще до ЭМИ Карлсон частенько думал: накроет ли его, как и всех, кризис среднего возраста? Теперь, в тридцать девять, те заботы казались смешными. Кризис не душил людей поодиночке, он пришел ко всем сразу.
Солдаты заполонили шоссе как муравьи. Еще минута, и можно открывать огонь. Но пока надо ждать. Он бросил взгляд на ту сторону дороги. Готовы ли его люди? Вот-вот разверзнется геенна огненная…
Он начал обратный отсчет с пяти. А когда дошел до трех, появилась толпа горожан.
Отставить!
Карлсон вскочил. Надо предупредить их! Не успел подумать, как услышал крик Коппла. Увы, сигнал тревоги лишь усугубил ситуацию – и взрослые, и дети в панике рванули во все стороны.
Корейцы тем временем вошли в зону поражения. Если наносить удар, то сейчас – самое время. Карлсон отдал приказ стрелять поверх голов вопящей толпы. Взрослые услышали приказ, похватали детишек и залегли прямо на тротуаре. Синхронно замолотили автоматы. Партизаны били из укрытий, кося первые ряды корейцев. Хоппер Ли услышал, как вражеский командир отдал приказ продолжать движение. Все это напоминало сцены из старых фильмов о солдатах и битвах времен американской революции, когда армия, вооруженная древними однозарядными ружьями, в боевой шеренге двигалась на армию противника, производя одиночные выстрелы.
А потом ударили танковые орудия. И еще раз.
Снаряды упали в толпу горожан, а заодно снесли и бункер, где укрывались четыре бойца сопротивления.
Вопли ужаса перекрыли даже грохот канонады. Коппл выругался, встал в полный рост и влепил очередь из своего «Типа-03» по наступающим врагам.
– Сукины дети, проваливайте с моей земли! – заорал он; правда, тут же зашелся в кашле, рухнул на колени, и бурая мокрота частыми комочками полетела на мешки с песком. Восстановив дыхание, сержант проскрипел: – Дерьмо…
Снаряды корейских танков били по улице, вплотную к партизанским позициям. Наконец, когда огненный шквал, унесший кучу невинных жизней, затих, одному из папашек все же удалось собрать выживших и погнать обратно к школе. Десятки родителей с детьми ринулись через дорогу, прямо на линию огня.
Проклиная всех богов, Карлсон в ужасе смотрел, как взрослые и дети падают под пулями. Но толпа не остановилась, и многие добрались до спасительных стен на Роуз-Лейн.
Рация на шее Ли взорвалась треском помех, и голос Нгуена Ху Зиапа перекрыл звуки выстрелов.
– Хоппер, готовность к эвакуации. План мы обсуждать. Дорога домой через старое кладбище и поле для гольф. Прием.
«Домом» называлось убежище боевой группы из Монтроуза, к юго-востоку от городских трущоб, на границе с заброшенным пригородом. Когда из Юты подошла группа Зиапа, в «Доме» стало многолюдно, но они, борцы за общее дело, нормально уживались и помогали друг другу. Делили еду, воду, другие припасы, спали, учились воевать, строили планы атак на врага. Как любой очаг сопротивления, для корейцев они были целью номер один, так что каждый день партизаны ходили под смертью и в безопасности были лишь до тех пор, пока враг не обнаружит «Дом»…
Коппл нажал на кнопку рации.
– Это Коппл, слышим тебя хорошо, ждем сигнала. Со станции какие новости? Прием.
– Дал ему пять минут, прием.
– Лучше бы две, конец связи.
Тут корейцы взялись за автоматы и начали поливать очередями дорогу и дома перед собой. Огонь был такой плотный, что жалкой кучке американцев оставалось лишь прижаться к земле и не высовываться.
«Голиаф» бездушно и бездумно оборонял шоссе, отражая снаряды противника и поливая адским пламенем наступающих огненных муравьев.
В сотне ярдов от места схватки, старое здание радиостанции тряслось от близких разрывов. Радиолампы усилителя вспыхнули ярко-ярко и погасли. Бен треснул кулаком по пульту:
– Келси, черт, напряжение упало!
Та метнулась к чихающему генератору.
– Ничего не понимаю, мы же его заправили. В баке должно быть топливо. Погоди-ка… Ясно, регулятор напряжения разболтался. Сейчас все будет.
Бензин для генератора был на вес золота. Бен и Келси хранили запас дефицитной жидкости и тратили его только на выход в эфир. Бензин превратился в роскошь еще до ЭМИ; уже тогда его могло себе позволить лишь богатое меньшинство. Теперь же за канистру спокойно могли убить. Станций техобслуживания, на которых можно было купить топливо, было немного; стояли они далеко друг от друга, их защищала могучая система безопасности и вооруженная охрана. Тем не менее, процветала подпольная торговля бензином. Топливо везли контрабандой через границу Канады и Мексики, не попавших под ЭМИ. На черном рынке за углеводороды просили меньше, чем на станциях ТО, однако цены все равно кусались. Как говорили в былые времена, бензин был на вес золота. Или наркотиков.
Хрипящая рация разразилась приказами.
– Уокер! Две минута! Как понял? Прием.
– Вас понял!
– Труба горн, да? Беги сразу!
У одного бойца в отряде был горн. И каждый день он выдавал всю программу от «побудки» до «отбоя», не исключая «на обед». Сейчас Зиап имел в виду обычный сигнал «к отступлению», услышав который, Келси и Уокер должны будут бежать со всех ног.
Келси покрутила какие-то регуляторы на генераторе, а затем пнула его каблуком. Мотор взревел, успокоился и вышел на обычный режим.
– Ну что, так лучше?
Бен развернул листок, на котором набросал основные пункты своей речи, постучал по микрофону, и… его как парализовало. Он с десяток раз отрабатывал выступление, а теперь не мог выдавить ни слова. Страх облажаться в такой ответственный момент лишил его сил.
– Бен?
Тот не шевелился.
– Бен! Давай резче!
– Да, да, сейчас, – отмахнулся от нее Уокер.
А потом заговорил в микрофон.